header left
header left mirrored

3. Последствия изменения военной обстановки в Китае

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: История войны на Тихом океане (в пяти томах). — М.: Издательство Иностранной литературы, 1957, 1958.

Установление режима военного бремени

Когда были прерваны японо-китайские переговоры о мире и исчезла возможность скорейшего завершения войны, японское правительство стало перед необходимостью установления режима военного времени во всех областях жизни — политике, экономике и культуре. Что касается расходов на войну, то сразу же после возникновения инцидента было объявлено о чрезвычайных ассигнованиях на сумму в 90 миллионов иен, а в августе было дополнительно ассигновано еще 420 миллионов иен. В качестве одного из источников этих ассигнований был учрежден специальный налог на сумму в 120 миллионов иен в связи с событиями в Северном Китае. Дальнейшее расширение масштабов военных действий потребовало новых колоссальных расходов. Возникла необходимость в переводе экономики страны на военные рельсы. 4 сентября открылась 72-я внеочередная сессия японского парламента, на которой в качестве дополнительного бюджета были утверждены чрезвычайные расходы на сумму в 2 миллиарда 75 миллионов иен. Эту сумму целиком предполагалось покрыть за счет государственных займов. Такие военные расходы влекли за собой огромные капиталовложения, что в свою очередь вело к неустойчивости внешнеторгового баланса, резкому скачку цен на товары внутри страны и глубокой инфляции. В связи с перспективой дальнейшего увеличения военных расходов возникла крайняя необходимость в усилении контроля над экономикой. Перевод экономики Японии на военные рельсы осуществлялся на основе [169] законов «О чрезвычайных мерах в области экспорта и импорта», «О регулировании чрезвычайных капиталовложений» (оба закона были опубликованы 10 сентября), а также принятого еще в 1918 году закона «О всеобщей мобилизации военной промышленности». В качестве руководящего центра, осуществлявшего контроль над экономикой военного времени, 1 октября правительством было создано Плановое бюро, образованное путем слияния Планого управления и Департамента национальных ресурсов. Плановому бюро как генеральному штабу, руководившему военной экономикой, были предоставлены полномочия, превышавшие права всех министерств, связанных с экономикой. В бюро были собраны чиновники, лояльно относившиеся к армии, и оно действовало при полной поддержке военщины.

Одновременно с укреплением режима военного времени в сфере экономики военный режим устанавливался в области политики и в области руководства военными делами. Как только начались военные действия, Коноэ стал испытывать серьезные затруднения из-за отсутствия единства между верховным командованием и правительством. Кабинет министров, например, не только не имел возможности быть в курсе планируемых военных операций, он не мог даже получать информацию, выходящую за пределы газетных сообщений. Вот что писал по этому поводу Кадзами Акира:

«Когда население узнавало из газет, что на заседании кабинета военный и морской министры сделали сообщение о ходе военных действий или какое-либо другое сообщение, оно, очевидно, предполагало, что эти министры сообщали такие секретные факты, о которых положено знать только членам кабинета. На самом же деле, если, например, вопрос касался военных действий, военный и морской министры официально сообщали членам кабинета информацию, идентичную газетным сообщениям, и ни слова больше. Воистину в этом отношении кабинет находился в крайне глупом положении»{158}[170]

17 ноября было принято решение об учреждении императорской Главной ставки, и 20 ноября впервые после русско-японской войны Главная ставка была создана. Следует при этом отметить, что Коноэ выразил желание включить в состав Главной ставки премьер-министра, но ему было отказано под тем предлогом, что это нарушает независимость верховного командования. Таким образом, связь между верховным командованием и правительством практически обеспечивалась лишь через Совет связи между Главной ставкой и кабинетом министров. При таких условиях нечего было и думать о политическом руководстве войной. Урегулирование же взаимоотношений между правительством и верховным командованием, по существу, сводилось лишь к подчинению первого второму.

Закон «о всеобщей мобилизации нации»

Решающую роль в переводе Японии на военные рельсы сыграл закон «О всеобщей мобилизации нации». 22 января 1938 года открылась 73-я сессия японского парламента, задача которой заключалась в завеошении милитаризации страны в целях подготовки к войне на ее новой стадии. Главной осью военизированного государственного строя явился закон «О всеобщей мобилизации нации», представленный на рассмотрение 73-й сессии парламента. Проект этого закона был составлен в Плановом бюро под руководством военных кругов и предусматривал всеобщую мобилизацию экономики и жизни народа в интересах войны при установлении над ними реакционно-бюрократического контроля. Закон «О всеобщей мобилизации нации» охватывал не только все отрасли экономики, но распространялся также на сферу обучения, науки, слова, печати, собраний, трудовых конфликтов и т. п. Согласно этому закону, любая сфера деятельности могла быть поставлена под контроль правительства с помощью одного лишь императорского указа. Большинство последующих постановлений военного времени и законов о мобилизациях военного времени было принято на основе закона [171] «О всеобщей мобилизации нации». Следует отметить, что сам Коноэ вынужден был признать, что этот закон ввиду его крайней реакционности «вызовет серьезное беспокойство среди народа». В парламенте он был подвергнут резкой критике со стороны некоторых партий. Поэтому правительство перед представлением проекта этого закона на официальное обсуждение парламента вынуждено было исключить из него пункты, предусматривавшие запрещение собраний и издание газет, поскольку эти пункты вызвали особенно много нареканий.

Тем не менее было бы неправильно считать, что правительство обеспечило одобрение закона «О всеобщей мобилизации нации» только благодаря уступкам, сделанным им в парламенте. Утверждение военного режима в стране началось с фашистских репрессий, с планомерного разгрома народных организаций и подавления оппозиции. Аресты среди представителей так называемой «группы сторонников народного фронта», происходившие с декабря 1937 года по февраль 1938 года, запрещение Японской пролетарской партии и Национального совета профессиональных союзов Японии и ряд других фашистских мероприятий заранее подготовили почву для утверждения военного режима в стране. Жертвами репрессий стали социал-демократы и даже либералы. В связи с запрещением Японской пролетарской партии и Национального совета профессиональных союзов Японии министерство юстиции заявило: «В настоящий момент существует серьезная опасность, что демократические, либеральные и тому подобные идеи станут источниками, порождающими коммунистические идеи». На 73-й сессии парламента член палаты пэров Ида Баннэн подверг резкой критике работы профессоров Токийского университета Каваи Эйдзиро, Ёкота Кисабуро, Танака Котаро, Миядзава Сумиёса и Яутибара Тадао. Ида обвинил их в том, что «на юридическом и экономическом факультетах императорского университета создано настоящее гнездо народного фронта». И вот в условиях таких репрессий Социалистическая массовая партия, полностью переродившаяся в социал-фашистскую [172] партию, стала преклоняться перед правительством и военщиной даже в парламенте. Эта партия заявила о своей безоговорочной поддержке закона «О всеобщей мобилизации нации» и, выражая стремления военщины, стала даже настаивать на одобрении этого закона без обсуждения. Подобная крайне реакционная позиция Социалистической массовой партии вызвала враждебное отношение к ней даже со стороны старых политических партий. Дело дошло до того, что, когда Нисио Суэхиро, выступая от имени партии в защиту закона «О всеобщей мобилизации нации», открыто призвал к установлению в стране диктатуры, представители старых политических партий потребовали лишения его депутатского мандата.

Такова была атмосфера, в которой происходило обсуждение закона «О всеобщей мобилизации нации». Правительство и военщина с помощью угроз и насилий, репрессий и давления на партии хотели насильно провести через парламент этот закон. 17 февраля около четырехсот хулиганов из числа правых, называвших себя «антикоммунистическим обществом защиты родины», атаковали и заняли штаб-квартиры партий Сэйюкай и Минсэйто. Полагают, что часть денежных средств, имевшихся у этого общества (всего у них было около 200 тысяч иен по тогдашнему курсу), поступила от Коноэ. Кроме того, как выяснилось из запроса, сделанного одним из депутатов палаты представителей, этому обществу оказывали поддержку такие лица, как Хаяси Сэндзюро, Мацуока Ёсуко, Акияма Садаёко и др. 3 марта закон «О всеобщей мобилизации нации» был, наконец, принят без поправок. На той же сессии парламента был принят другой чрезвычайно важный закон: «О государственном контроле над предприятиями, вырабатывающими электроэнергию». Таким образом, 73-я сессия парламента заложила необходимую основу для полной милитаризации государственной системы.

73-я сессия парламента безоговорочно приняла закон «О всеобщей мобилизации нации». Это было равносильно передаче правительству большинства важнейших прав, которыми пользовался парламент. Практически это означало отрицание парламентаризма. Однако [173] нельзя считать, что одобрение парламентом этого закона было осуществлено только благодаря давлению со стороны правительства и военщины. Мы не будем касаться позиции Социалистической массовой партии, полностью перешедшей на службу правительству. Но даже внутри партий Сэйюкай и Минсэйто, занявших в какой-то степени критическую позицию в отношении данного закона, было очень сильно движение за сотрудничество с правительством и военщиной. Это движение, называвшееся тогда «движением за новые партии», было начато с целью доказать необходимость участия партий в строительстве фашистской политической системы. Оно породило целый ряд группировок с различными концепциями и крайне усложнило положение внутри партий. Так, в партии Сэйюкай возникли близкие к военщине фракции сторонников «движения за новые партии», возглавляемые Миэда и Накадзима, а также руководимая Кухара группировка сторонников однопартийной системы. В партии Минсэйто появились две противостоящие друг другу фракции: фракция сторонников единства действий с партией Сэйюкай и возглавляемая председателем партии Матида фракция «соглашения (с военщиной) и блока (с партией Сэйюкай)». Подобные тенденции и противоречия делали невозможным превращение партий Сэйюкай и Минсэйто в единую политическую силу и еще более углубляли их преклонение перед военщиной. Кадзами Акира писал: «Веской причиной одобрения закона «О контроле над предприятиями, вырабатывающими электроэнергию», была действенность пропаганды о том, что этот закон поддерживает военщина. То же самое можно сказать и об одобрении закона «О всеобщей мобилизации нации».

Возобновление переговоров о мире

Несмотря на создание режима военного времени внутри страны и установление более твердого курса в отношении Китая, правящие круги Японии никак не могли покончить с войной в Китае. Как раз в этот трудный для Японии период в международном положении [174] произошли обнадеживающие ее изменения. Прежде всего эти изменения заключались в усилении в начале 1938 года угрозы войны в Европе. В марте Германия присоединила к себе Австрию и уже посматривала на Чехословакию. В январе 1938 года Гитлер произвел замену кадров в армии и министерстве иностранных дел. Готовясь к войне, он укреплял руководящие органы государства. Затем Германия, естественно, должна была поставить вопрос об урегулировании взаимоотношений с Японией, так как это являлось одним из звеньев подготовки к войне. Прекращение японо-китайских переговоров о мире и затягивание войны на Дальнем Востоке заставило Германию отказаться от тесных экономических и военных связей с гоминьдановским правительством. При создавшейся ситуации Германия с целью обеспечения своих рынков в Китае считала более выгодным пойти по пути сотрудничества с Японией. Германский посол в Японии Дирксен в донесении своему министерству иностранных дел от 26 января писал: «В своей политике в Китае мы должны обратить основное внимание, как в экономическом, так и в политическом отношении, на Северный Китай. Мне думается, что при утверждении наших интересов в Северном Китае первоочередным требованием должно явиться установление тесных связей с военными кругами и гражданскими властями Японии».

Итак, с одной стороны, в интересах завоевания китайских рынков, а с другой — в целях форсирования подготовки к войне в Европе Германия избрала путь установления более тесных взаимоотношений с Японией. Признание 20 февраля Маньчжоу-го, отзыв германских военных советников, находившихся при гоминьдановском правительстве, отказ от поддержки режима Чан Кайши — все это означало резкий поворот в германской политике в Китае. В это время вновь назначенный министр иностранных дел Риббентроп уже начал с японским военным атташе в Германии Осима переговоры о заключении военного японо-германо-итальянского тройственного союза. Дальнейшая подготовка Германии к войне все более активизировала английскую «политику умиротворения» [175] фашистских государств. Эта политика особенно усилилась после ухода в феврале в отставку английского министра иностранных дел Идена. Такая позиция Англии вела к укреплению положения Японии на Дальнем Востоке. Английское правительство, например, отказалось предоставить Чан Кай-ши заем в размере 20 миллионов фунтов и в то же время дало Японии понять, что оно готово урегулировать конфликты, которые часто возникали в Шанхае, где особенно серьезно сталкивались интересы Японии и Англии. Америка по-прежнему ограничивалась красивыми фразами и не собиралась предпринимать активных действий в отношении Японии. Был, правда, случай, когда правительство США заняло решительную позицию: при захвате Нанкина японская армия на реке Янцзы подвергла бомбардировке американскую канонерку «Пэнэй». Эти действия вызвали возмущение в Америке, и правительство США даже приказало своему послу в Токио непосредственно доложить императору об этом инциденте. Однако японская дипломатия проявила в данном случае исключительную поспешность. Немедленно были принесены извинения и возмещены убытки. Инцидент был исчерпан, и правительство США вновь вернулось к своей «политике умиротворения». Как раз в то время мировое демократическое общественное мнение было потрясено известиями о зверствах японской армии после захвата Нанкина. Прогрессивные люди всего мира решительно потргбовали от Америки прекращения поставок в Японию военных материалов, ибо эти материалы в значительной степени способствовали успешному ведению войны Японией. Однако Америка отказалась предпринять какие-либо меры в этом направлении.

Итак, международное положение к началу 1938 года сложилось выгодно для Японии. Благодаря этому у Коноэ вновь появилась надежда «разрешить инцидент», не прибегая к вооруженной силе. Неожиданно быстро сложилась ситуация, которая обеспечивала возможность реализации формулы «мирных переговоров», не давшей результатов в период, непосредственно последовавший за захватом Нанкина. Но для того, чтобы воспользоваться [176] этой возможностью, необходимо было прежде всего отказаться от заявления «о непризнании в качестве партнера» гоминьдановского правительства. Кроме того, надо было сконцентрировать все силы, противостоявшие основному течению армейских кругов, активно выступавшему за расширение войны в Китае, и захватить прочные политические позиции. Осуществленные в мае 1938 года изменения в составе кабинета Коноэ представляли собой вынужденную политическую авантюру, поскольку при создавшейся ситуации Коноэ пытался таким путем решить вопрос о том, «как можно исправить» ошибочное решение об «отказе рассматривать в качестве партнера» гоминьдановское правительство. Из кабинета заставили уйти военного министра Сугияма и министра иностранных дел Хирота, которые отказались считать гоминьдановское правительство партнером в переговорах. При этом в целях ослабления протеста со стороны военщины Коноэ прибег даже к помощи императора. Император оказал через принца Канъин давление на армию и заставил Сугияма уйти в отставку.

В реорганизации кабинета Коноэ помогали император, дворцовые круги, монополистический капитал и часть военщины «Генеральный штаб и остатки сторонников «императорского пути»). Благодаря этой поддержке политическая авантюра в значительной степени удалась, и 26 мая Коноэ завершил обновление кабинета, осуществив тем самым соответствующую политическую подготовку для реализации выработанной формулы «мирных переговоров». На пост министра иностранных дел был назначен Угаки. Икэда Сэйхин, крупнейший представитель концерна Мицуи, получил пост министра финансов и торговли, на пост министра просвещения был назначен Араки, известный фашистский генерал и лидер группировки сторонников «императорского пути». Несколько позже на пост военного министра был назначен Итагаки, которого считали «сторонником локализации инцидента». В то время данный состав кабинета можно было считать наиболее приемлемым для реализации формулы «мирных переговоров». Угаки согласился войти в кабинет, поставив условием «переговоры с Китаем» и «аннулирование в [177] случае необходимости заявления об отказе иметь дело с Чан Кай-ши». А тесно связанный с Угаки Икэда требовал соответствующих «позитивных мероприятий в отношении Англии и Америки». Икэда стоял на позициях японского монополистического капитала, который осуществлял перевод экономики на военные рельсы, используя поставки военных материалов из Англии и Америки. Араки упорно настаивал на необходимости «сосредоточить внимание дипломатии на Советском Союзе». А Итагаки впоследствии говорил: «Моя позиция, как военного министра, заключалась в следующем: я подчеркивал, что наряду с превращением китайского инцидента во всеобщий конфликт следует учитывать, что Советский Союз, который в огромной степени умножил свои силы в результате нескольких пятилеток и полностью завершил свои военные приготовления на Дальнем Востоке, угрожает нам с тыла. Поэтому необходимо устранить японо-китайский антагонизм и пересмотреть нашу дипломатию под более широким углом зрения»{159}. В связи со вступлением Итагаки на пост военного министра Генеральный штаб, а также Мадзаки, Араки, Янагава и другие представители группы сторонников «императорского пути» начали закулисную деятельность с целью обеспечить для себя руководящее положение в армии. Интриги этой группы и Генерального штаба означали, что внутри господствующих классов обострилась борьба за право быть инициатором в военной политике. Сторонники «императорского пути» стремились перехватить эту инициативу у группы, представлявшей основное течение в армии. А для того, чтобы удержать инициативу в военной политике, необходимо было и после реорганизации пойти дальше по пути усиления кабинета. В этих целях был создан Совет пяти министров, который фактически и решал важнейшие вопросы. В состав Совета пяти министров входили премьер-министр Коноэ, министр иностранных дел Угаки, военный министр Итагаки, морской министр Ионай и министр финансов Икэда. [178]

Одновременно с успешным завершением политической авантюры с реорганизацией японского кабинета со стороны Китая были сделаны шаги, форсировавшие поворот в японской политике в Китае, который замышлял Коноэ. Прежде всего «из Китая поступил крайне радостный отклик на назначение министром иностранных дел Угаки, а именно поздравительная телеграмма от Чжан Цюня, занимавшего важный пост в гоминьдановском правительстве в Ханькоу. Чжан Цюнь имел большой вес в группе Чан Кай-ши, был старым знакомым Угаки и хорошо знал Японию. И если такой человек посылал пусть даже частную, неофициальную поздравительную телеграмму новому министру иностранных дел вражеской страны, то надо полагать, что за этим что-то скрывалось. Тем более, если учесть, что Угаки был также хорошо знаком и с Чан Кай-ши»{160}.

Телеграмма Чжан Цюня послужила началом для неофициальных переговоров о мире с председателем Исполнительного юаня гоминьдановского правительства Кун Сян-си. Условия мирного договора в основном оставались прежние, то есть те, которые были выдвинуты во время предыдущих переговоров. Но, как писал Ватанабэ, в ходе переговоров «выяснилось, что точка зрения китайской стороны одинакова с мнением Угаки»{161}. По требованию Японии переговоры велись непосредственно между японским и гоминьдановским правительствами. Но Кун Сян-си выразил пожелание, чтобы вначале в качестве посредников использовать Англию или Америку. Угаки также намеревался воспользоваться посредничеством третьей стороны на определенном этапе переговоров. В связи с этим наряду с переговорами о мире он совещался с английским послом Крейги и американским послом Грю относительно разрешения конфликтов, которые возникли вследствие войны.

24 июля Советом пяти министров было принято следующее решение: «Сконцентрировать силы страны на [179] непосредственном разрешении инцидента; в течение текущего года достигнуть целей, поставленных в связи с войной; при соответствующих условиях воспользоваться добрыми услугами третьей стороны». 27 июля заместитель министра иностранных дел Батлер заявил в английской палате общин, что Англия «готова при согласии китайской и японской сторон выступить единолично или совместно с другой страной в качестве арбитра в мирных переговорах».

Это заявление свидетельствовало о смягчении английской позиции по отношению к Японии. В то время Англия, добиваясь изоляции Советского Союза, стремилась мирным путем разрешить агрессивные требования Германии относительно Чехословакии. Поэтому было вполне вероятным, что английская политика на Дальнем Востоке также будет направлена на то, чтобы, заставив Чан Кай-ши пойти на соглашение с Японией, толкнуть японскую агрессию против Советского Союза. Из вышеизложенного становится ясным, что выдвинутая Коноэ формула «мирных переговоров» вполне отвечала подобному политическому курсу Англии. Что же касается тройственного союза, то, в то время как предложение Германии о заключении союза предусматривало подготовку к войне, направленной, конечно, и против Англии и Франции, Совет пяти министров считал, что тройственный союз должен развиваться как военный союз, от начала до конца направленный только против СССР. В своей внешней политике Угаки учитывал антисоветскую направленность политики империалистических держав, особенно проявлявшуюся в дипломатии Чемберлена, и стремился добиться выгодного разрешения военного конфликта с Китаем, эффективно используя для этого стремление империалистических держав избежать войны между собой. Подобная политика Угаки становилась все более откровенной и давала определенные перспективы для разрешения японо-китайского военного конфликта в пользу Японии. В июле состоялось совещание между Коноэ и Кидо, в результате которого, казалось, можно было с уверенностью считать, что конфликт будет разрешен уже к концу года. [180]

Инцидент в районе высоты Заозерной

Одним из результатов политики «разрешения китайского инцидента» явилось сосредоточение усилий на подготовке войны против Советского Союза. В то время Советский Союз был целиком занят чехословацким вопросом и всеми силами стремился избежать столкновения с Японией на Дальнем Востоке. Еще весной 1938 года народный комиссар иностранных дел СССР Литвинов обратился к японскому правительству с предложением разрешить спорные проблемы, существовавшие между Японией и Советским Союзом. Но японская сторона не проявила особого энтузиазма в этом вопросе. Такая позиция Японии была весьма многозначительной, если учесть готовность Угаки пойти на уступки при переговорах с Англией и Америкой. Мало того, как раз в этот период в самой Японии в широких масштабах развернулась антисоветская пропаганда. Не было, пожалуй, ни одного дня, чтобы японские газеты не писали о «кризисе японо-советских отношений». Например, в майских номерах газеты «Токио асахи симбун» (как раз в мае происходила реорганизация кабинета) часто помещались статьи, намекавшие на необходимость войны с Советским Союзом.

Подобная антисоветская политика достигла своего апогея в июле, во время инцидента в районе высоты Заозерной. С 15 июля по 11 августа Япония сосредоточила в районе высоты Заозерной на маньчжуро-советской границе около 10 тысяч солдат — дислоцированную в Корее дивизию, а также дивизион тяжелой артиллерии и около двух тысяч солдат Квантунской армии. Япония начала военные действия против Советской Армии, использовав танки, самолеты, тяжелую артиллерию и другие виды современного оружия. Во главе двинувшихся против Советского Союза японских войск стоял полковник Нага Исаму, член Общества сакура и участник агрессии в Маньчжурии и Китае. 22 июля Совет пяти министров принял следующее решение: «Осуществлять подготовку так, чтобы обеспечить себя от всяких случайностей, ввести в действие вооруженные силы по императорскому указу после согласования между представителями [181] соответствующих органов». 26 июля японское министерство иностранных дел опубликовало заявление начальника Информационного бюро о якобы имевших место попытках ущемления советскими властями японских интересов на Северном Сахалине. Одновременно министерство намекало на возможность войны против Советского Союза. В связи с тем, что пограничные инциденты между Советским Союзом и Японией превратились в настоящие военные столкновения, появилась версия, будто Советский Союз начал эти военные операции в целях нейтрализации японского наступления в районе Ханькоу. Но, если бы у Советского Союза и были такие намерения, он не смог бы их реализовать, ибо положение в Европе в связи с чехословацким вопросом не позволило бы ему пойти на такой шаг. К тому же высота Заозерная являлась крайне неудобным для Советского Союза местом для организации подобного военного столкновения. Эта точка зрения подтверждалась также «Японским экономическим ежегодником» (т. 33), в котором анализировался рельеф района высоты Заозерной и отмечалось, что «для советской стороны район Заозерной не представлял какой-либо ценности как плацдарм для вторжения в Маньчжоу-го или Корею». В то же время посол Японии в СССР Сигэмицу, утверждавший, что Япония не собиралась нападать на Советский Союз, говорил: «Нельзя отрицать, что офицеры армии, дислоцированной в Корее, оказались неосмотрительными и ухудшили положение»{162}.

Начатые таким путем военные действия против Советского Союза длились до 11 августа и закончились полным поражением Японии. 12 августа открылись переговоры о прекращении военных действий, и Япония вынуждена была прекратить войну, признав суверенитет Советского Союза над высотой Заозерной. Япония пыталась скрыть свое поражение, но об этом вскоре узнал весь мир. Несколько позже, когда один американский корреспондент во время организованной японским министерством иностранных дел пресс-конференции сказал, что на вершине[182] сопки Заозерной развевается советский государственный флаг, представитель министерства иностранных дел вынужден был с горечью заметить: «Не на самой вершине, а чуть-чуть в стороне»{163}.

Провал внешней политики Угаки

Поражение Японии в районе высоты Заозерной со всей очевидностью показало, как трудно вести войну против Советского Союза. Оно нанесло сильнейший удар по всей внешней политике Угаки, которая строилась с учетом нанесения главного удара против Советского Союза.

Основное течение армии критически относилось к внешней политике Угаки. Еще во время реорганизации кабинета в обмен на согласие выдвинуть Итагаки на пост военного министра она протащила на должность заместителя министра Тодзио Хидэки в качестве своего соглядатая. С тех лор эта группа стала активно выступать против внешней политики Угаки. Летом 1938 года близкие к военным кругам правые организации провели уличную демонстрацию, проходившую под лозунгами: «Покончим с политикой заигрывания с Англией!», «Долой переговоры между Угаки и Крейги!», «Долой Угаки!» и т. д. К сентябрю наступление военщины стало оказывать серьезное воздействие на кабинет министров. Военные круги требовали отказа от сотрудничества с Англией и расширения войны в Китае. Наступление военщины ставило своей целью изъять из компетенции министерства иностранных дел вопросы, связанные с внешней политикой в Китае, установить над ними прямой контроль со стороны военщины и пресечь всякие попытки Угаки к мирным переговорам. Наряду с этим военные круги указывали на необходимость расширения целей тройственного союза, считая, что он должен быть направлен не только против Советского Союза, но и, как того желала Германия, против Америки и Англии. Разногласия по вопросу о внешней политике в Китае еще более осложнились в связи с проблемой создания центрального органа по вопросам Китая. Военщина считала, что руководящим центром [183] японской политики в Китае должен быть орган, находящийся в непосредственном подчинении кабинета министров. Министерство же иностранных дел настаивало на том. чтобы подобный орган был создан при нем. В конце концов победили военные круги, и при кабинете министров был создан так называемый Совет по делам процветания Азии. Наряду с этим военщина активизировала военные действия в Китае. В августе началось наступление на Ханькоу, а в октябре — на Кантон. Эти операции привели к распространению военных действий на Центральный и Южный Китай, где особенно велики были экономические интересы Англии. Они не только срывали мирные переговоры с Чан Кай-ши, но фактически означали также отказ от политики сближения с Англией, которая проводилась японским правительством.

Крупным успехом военных кругов явилась отставка министра иностранных дел Угаки.

Угаки ушел в отставку 27 сентября, выдвинув в качестве причины разногласия по вопросу о Совете по делам процветания Азии. Уход Угаки свидетельствовал о провале попыток группы Коноэ захватить в свои руки инициативу в развертывании войны. После ухода Угаки Коноэ назначил на его место Арита и продолжал возглавлять кабинет вплоть до 1939 года, но «в глубине души он уже тогда решил, что в недалеком будущем его кабинет вынужден будет уйти в отставку. Другими словами, Коноэ уже подыскивал удобный случай для ухода в отставку. Поэтому не удивительно, что с того времени влияние кабинета вдруг резко ослабло»{164}.

Захват Кантона и Уханя

В октябре 1938 года японские войска заняли Кантон и Ухань. Сравнение этих операций с наступлением, предпринятым во второй половине 1937 года, когда японская армия, заняв Тяньцзинь, Пекин, Шанхай и Нанкин, развернула военные операции вдоль железнодорожных линий провинции Шэньси, свидетельствует о том, что в [184] 1938 году темпы наступления японских войск крайне замедлились. В самом деле, установившаяся в конце 1938 года линия фронта не претерпела каких-либо серьезных изменений. Японская армия ограничивалась лишь тактикой удержания «пунктов и железнодорожных линий» в пределах этого стабилизировавшегося фронта. Начался тот период войны, который Мао Цзэ-дун назвал «этапом стратегического равновесия». Факты свидетельствовали о том, что Япония все больше увязала в войне с Китаем. При такой военной ситуации японский кабинет, лишенный возможности реализовать формулу «мирных переговоров», был вынужден согласиться с выдвигавшимся военными кругами предложением о создании в Китае марионеточного правительства. 3 ноября японское правительство опубликовало так называемую «Декларацию о новом порядке», в которой заявляло, что «империя не вложит меча в ножны, пока не разгромит национальное правительство, если последнее будет по-прежнему придерживаться антияпонской прокоммунистической политики». В декларации указывалось, что «конечной целью нынешней военной акции является строительство нового порядка, долженствующего навечно обеспечить стабильность в Восточной Азии». Именно в этой декларации впервые официально было употреблено выражение «новый порядок». В то время декларация о «новом порядке» была воспринята как неприкрытое намерение Японии изгнать Англию и Америку из Китая и, в частности, как провал английской «политики умиротворения». Англия воспользовалась этой декларацией, чтобы сблизиться с Америкой. После этого Англия и Америка несколько усилили свою помощь Чан Кай-ши. Следует отметить еще одну особенность декларации, которая заключалась в изменении формулы, гласившей, что «национальное правительство не может быть партнером Японии». В декларации по этому поводу говорилось следующее: «Мы, конечно, не будем отвергать и национальное правительство, если оно откажется от своих прежних руководящих принципов политики, обновит свой состав, продемонстрирует плоды своего обновления и примет участие в строительстве нового порядка». Сам Коноэ истолковал [185]это заявление как «смягчение» формулы национальное правительство не может быть партнером Японии»{165}. Но это заявление само по себе ни в коей мере не означало, что правительство придерживалось прежней формулы «мирных переговоров». Судя по выдвинутой военным министерством 24 ноября программе мероприятий для создания нового центрального правительства в Китае, главный упор японской политики делался скорее на то, чтобы рассматривать гоминьдановское правительство как одно из местных правительств, которое наряду с местными марионеточными правительствами, созданными Японией на оккупированной территории Китая, должно явиться одной из составных частей центрального марионеточного правительства Китая. Этот план был, безусловно, связан с действиями, направленными на выдвижение Ван Цзин-вэя.

Вопрос о применении закона «о всеобщей мобилизации нации»

Декларация о «новом порядке» свидетельствовала о том, что руководство военной политикой по-прежнему оставалось в руках основной группировки военщины.

После того как военщина заставила Угаки уйти в отставку, она направила свой удар на Икэда, который был тесно связан с Угаки. Разногласия между военщиной и Икэда возникли в связи с так называемым «вопросом о применении статьи 11 закона «О всеобщей мобилизации нации». При обсуждении этого закона в парламенте премьер-министр Коноэ заявил, что «данный закон не будет непосредственно применен в связи с японо-китайским инцидентом». Но, несмотря на заявление Коноэ, закон «О всеобщей мобилизации нации» частично был введен в действие уже с мая. При вступлении на пост министра финансов и министра торговли Икэда заявил: «Усиление контроля над экономикой представляется вполне естественным в случае, если этого требуют интересы войны». И действительно, после вступления Икэда на пост министра реорганизация экономики Японии на военный [186] лад пошла быстрыми темпами. Для этого, собственно, и понадобилась кандидатура Икэда — представителя монополистического капитала, который являлся основной движущей силой военной экономики. Развитие военной экономики, естественно, осуществлялось в интересах монополистического капитала за счет рабочих, крестьян, а также мелких и средних торговцев и промышленников в мирных отраслях производства. В текстильной промышленности крупнейшие текстильные компании были поставлены в привилегированные условия, тогда как мелкие текстильные предприниматели терпели банкротство. В то время когда военная промышленность процветала, в отраслях легкой промышленности, работавшей на экспорт, наблюдался застой. Введение так называемой системы круговых связей обеспечивало преимущественные выгоды концерну Мицуи и другим крупнейшим внешнеторговым компаниям.

18 июля на заседании кабинета министров было решено ввести в действие статью 6 закона «О всеобщей мобилизации нации». Согласно этой статье, вопросы найма, увольнения, заработной платы, продолжительности рабочего дня и другие переходили полностью под контроль государства. В результате подобной политики, которая приносила в жертву интересы народных масс ради выгод монополистического капитала, прибыль в промышленности увеличилась в первом полугодии 1938 года почти на 20 процентов по сравнению с тем же периодом 1937 года. Одновременно в связи с застоем в мирных отраслях производства резко увеличилось число безработных. Предполагалось, что к осени 1938 года число безработных в Японии достигнет 1,4–1,5 миллиона человек. Быстрый рост цен на товары в связи с военной инфляцией привел к дальнейшему ухудшению условий жизни японского народа. Такова была обстановка перед 11 августа, когда должна была быть введена в действие статья 6 закона «О всеобщей мобилизации нации». Как раз в этот период стали выдвигаться решительные требования о том, чтобы в случае введения в действие статьи 6 ввести в действие также и статью 11 закона, которая предусматривала ограничение выплаты дивидендов владельцам акций. [187]

Внутри кабинета особенно решительно настаивал на введении в действие статьи 11 закона «О всеобщей мобилизации нации» министр внутренних дел Суэцугу. Он заявил: «Если мы оставим владельцам акций прежние дивиденды, рабочие с этим не согласятся, и это может повлиять на общественную безопасность». Суэцугу требовал введения в действие статьи 11, учитывая позицию полиции, опасавшейся, что в результате ухудшения жизни народа может резко усилиться рабочее движение. В ответ на это Икэда сказал: «С точки зрения позиции капиталистов, я считаю неправильным ограничение дивидендов в момент, когда мы говорим о необходимости увеличения производства и поощрения экспорта»{166}. Совет пяти министров поддержал Икэда, и статью 11 закона «О всеобщей мобилизации нации» было решено в действие не вводить. Но на следующий день в поддержку Суэцугу выступил начальник информационного отдела армии Сато, который заявил: «Нельзя смотреть сквозь пальцы на то, как представители некоторых сфер хотят избежать бремени закона «О всеобщей мобилизации нации» путем отказа ввести в действие некоторые его статьи». Это заявление вызвало в то время большой шум. Заговорили о «проблеме введения в действие статьи 11». Но все это ограничилось лишь неприятным заявлением в адрес Икэда. Тем более, что вскоре начальник военного управления военного министерства Кагэса принес извинения Икэда и инцидент был исчерпал. Однако этот инцидент свидетельствовал о том, что внутренние противоречия в связи с перестройкой экономики на военный лад стали настолько явными, что вынудили министрество внутренних дел заговорить, например, о введении в действие статьи 11 закона «О всеобщей мобилизации нации». Итак, 1938 год завершался для Японии неблагоприятными перспективами в отношении захватнической войны. Это был период стабилизации фронта в Китае, тупика во внешней политике и обострения противоречий внутри страны. Близился момент, когда кабинет Коноэ должен был уйти в отставку. [188]

                              

Top
 
 

© Материалы, опубликованные на сайте, являются интеллектуальной собственностью и охраняются законодательством об авторском праве. Любое копирование, тиражирование, распространение
возможно только с предварительного разрешения правообладателя.
Информационный портал по Китаю проекта АБИРУС

Карта сайта   "ABIRUS" Project © All rights reserved
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 Яндекс цитирования