Политика США в отношении Японии и Потсдамская декларация
Во время второй мировой войны точка зрения союзников на окончание войны с державами оси была пронизана принципом безоговорочной капитуляции. Вполне понятно, что такая точка зрения была обусловлена тем, что эта война, помимо других многочисленных факторов, в своей сущности носила антифашистский характер. Цели, которые преследовались демократическими силами мира, могут быть выражены следующими словами: «Задача состоит не только в том, чтобы выиграть войну, но и в том, чтобы сделать невозможным возникновение новой агрессии и новой войны, если не навсегда, то по крайней мере в течение длительного периода времени»{411}. Эти цели были впервые официально определены в декларации четырех государств — (США, Великобритании, Советского Союза и Китая, принятой в октябре 1943 года в Москве, и затем были вновь ясно подтверждены в Каирской декларации и на Ялтинской конференции.
Но с другой стороны, эта война была войной между империалистическими государствами. В войне против Японии американский империализм стремился свалить японский империализм и унаследовать его приобретения в Азии и особенно в Китае. Эти цели обнаруживались[190] в течение всей войны и особенно явно, как указывалось выше, в политике по отношению к Китаю. Когда же стало очевидным поражение Японии, американские империалисты с особой откровенностью стали преследовать эти цели в решении вопроса об отношении к Японии во время окончания войны и после нее.
В Америке уже с давних пор проявлялся интерес к тому, какова будет судьба послевоенной Японии, но конкретно этот вопрос был поднят Государственным департаментом в 1943 и особенно в 1944 году. Вопрос об отношении к Японии вызвал дискуссию в самом Государственном департаменте, а также между ним и военным министерством. В мае 1944 года Государственный департамент закончил составление основного проекта послевоенной политики в отношении Японии и передал его военному министерству. Основными положениями этого проекта были: а) Япония не будет подвергнута разделу. Однако она должна будет возвратить территории, захваченные ею в результате агрессивных войн; б) в период военной оккупации японское правительство прекратит свое существование как политическая единица, а его функции по установлению политической линии будут приостановлены. Тайный совет, кабинет министров, парламент, военное и морское министерства, министерство по делам Восточной Азии и другие будут ликвидированы. Министерство внутренних дел, министерство финансов и другие министерства, несущие административные функции, будут продолжать свою деятельность под руководством военной администрации союзников; в) союзные державы, принимавшие участие в войне против Японии, будут участвовать в оккупации Японии и ее управлении. Это убедит японцев, что агрессия Японии порицается всеми странами мира, и ненависть японцев не будет направлена исключительно против одной страны. К оккупации присоединятся также армии Китая, Индии, Филлиппин и других стран Азии. Это создаст впечатление, что война не была войной только одних белых против Японии{412}. [191]
Вопрос об императорской власти явился сложной проблемой, «немало занимавшей наши мысли» (Хэлл). Было решено проявить в этом вопросе гибкость; окончательная точка зрения относительно самого существования императорской власти так и не была определена. В Государственном департаменте, так же как и в других учреждениях, по этому вопросу существовали разногласия. В общих чертах их можно охарактеризовать как разногласия между «японской партией», которая рассматривала императора, дзюсинов, крупных капиталистов как «умеренных» и настаивала на сохранении императорской власти, и «китайской партией», которая указывала, что император и «умеренные» играли роль второй скрипки в агрессивной политике, и рассматривала ликвидацию императорской власти как необходимое условие демократизации и демилитаризации Японии.
В мае 1944 года Грю — бывший американский посол в Японии и ведущая фигура «японской партии» — был назначен на пост руководителя дальневосточного отдела Государственного департамента, а после ухода в конце того же года Хэлла с поста государственного секретаря и назначения на его место Стеттиниуса Грю получил повышение, став заместителем государственного секретаря. Вследствие этого в Государственном департаменте усилилось влияние «японской партии».
В 1945 году все более очевидным становился исход военных действий, но правящие круги США считали, что сопротивление Японии будет продолжаться до 1947 года. Опасаясь дальнейших жертв, которых потребует от Америки продолжающееся сопротивление Японии, американские правящие круги желали, чтобы Советский Союз как можно скорее вступил в войну против Японии. Однако, когда после смерти Рузвельта 17 апреля в Японии был сформирован кабинет Судзуки, Грю и его единомышленники решили, что это создан кабинет капитуляции. Они пришли к выводу, что необходимо уточнить содержание понятия «безоговорочной капитуляции» и предложить Японии капитулировать. 8 мая, в день капитуляции нацистской Германии, новый президент Трумэн выступил с заявлением по поводу Японии, в котором призывал к [192] безоговорочной капитуляции японские вооруженные силы, тем самым несколько ограничив содержание самого понятия «капитуляция».
В этот период обращения США к Японии с требованием о немедленной капитуляции уже не определялись только желанием избежать кровопролития. В процессе крушения гитлеровской Германии между Советским Союзом, с одной стороны, США и Англией — с другой, возникли разногласия по вопросу о политической власти в Польше, наблюдались трения между этими государствами и в ходе учредительной сессии Организации Объединенных Наций (апрель — июнь 1945 года); в самой Америке смерть Рузвельта послужила сигналом для оживления деятельности антисоветских сил.
Таким образом, единый фронт союзных государств против фашизма постепенно рушился. Америка стала рассматривать как угрозу для себя Советский Союз и антиимпериалистические силы, выраставшие в Европе и Азии. Закончить войну с Японией, прежде чем Советский Союз вступит в нее, лишить Советский Союз права голоса при решении дальневосточных проблем, предотвратить слияние национального движения в Азии с вступлением Советского Союза в войну против Японии — подобного рода нелегкие задачи, которые должны были обеспечить интересы американского империализма в послевоенное время, встали перед американскими правящими кругами.
После выступления Трумэна начались организованные полковником Захариасом радиопередачи на Японию, которые призывали Японию капитулировать. Эти передачи, повторенные до 4 августа 14 раз, были обращены к дзюсинам, дипломатам и другим представителям японских правящих кругов, которых считали «умеренными». Хотя по своему содержанию эти передачи соответствовали заявлению Трумэна, они подчеркивали возможность заключения «почетного мира» и делали скрытые намеки на то, что для японских правящих кругов было бы выгоднее капитулировать перед одной Америкой, не дожидаясь вступления в войну Советского Союза.
В конце мая 1945 года заместитель государственного секретаря Грю поручил своему подчиненному Доумэну, [193] так же как и Грю, являвшемуся центральной фигурой «японской партии», составить документ, который ясно определял бы политику США по отношению к Японии после капитуляции и рекомендовал бы Японии немедленно капитулировать. Документ, представленный Доумэном, лег в основу Потсдамской декларации. Этот проект состоял из 13 статей и, будучи составленным в несколько иных выражениях, в общих чертах совпадал с Потсдамской декларацией за некоторыми исключениями. Так, в статье 12 после текста, содержащегося в окончательном варианте декларации (несколько перефразированного), в ее проекте были записаны следующие слова:
«...сюда может быть включена конституционная монархия при (сохранении) существующей династии в том случае, если миролюбивые нации будут убеждены в том, что такое правительство действительно стремится осуществлять политику мира, которая сделает невозможным распространение в будущем агрессивного милитаризма в Японии».
(This may include a constitutional monarchy under the present denasty, if the peace-loving nations can be convinced of the genuine determination of such a government to follow policies of peace which will render impossible the future development of aggressive militarism in Japan.)
Вполне понятно, что наиболее «важной» (Грю) в этом проекте является та часть статьи 12, которая говорит о сохранении императорской системы.
Как рассказывает Грю, этот проект 28 мая был представлен Трумэну. Грю говорил по поводу этого проекта: «Японцы фанатичны, поэтому они будут сражаться до конца. В таком случае трудно предсказать, сколько будет потеряно жизней американских солдат. Препятствием для безоговорочной капитуляции японцев является вопрос об императорской власти. Следовательно, Япония капитулирует, если будет сделано какое-либо указание на то, что после полной капитуляции Японии и полной утраты ею военной мощи выбор формы политической власти будет предоставлен самим японцам». Далее Грю подчеркнул, что для американской политики в отношении [194] Японии наиболее приемлемой формой политической власти является конституционная монархия. Трумэн согласился с мнением Грю, но сказал, что необходимо посоветоваться по этому вопросу с военным командованием. На следующий день, 29 мая, этот проект обсуждался в Пентагоне, в кабинете военного министра Стимсона. В обсуждении приняли участие Грю, военный министр Стимсон, морской министр Форестолл, начальник Генерального штаба Маршалл и начальник Бюро военной информации Э. Дэвис, а также ряд других лиц. Представителя военного командования в общем разделяли взгляды Грю, и большинство их было согласно с этим проектом. Однако было решено, что по военным соображениям нецелесообразно немедленно опубликовывать этот документ, и в конечном счете его публикация была отложена. Эти «военные соображения», как стало известно позднее, заключались в том, что в то время шли бои на Окинаве и подобное заявление могло быть расценено как проявление слабости США{413}.
Вскоре после этого, 2 июля, Стимсон направил президенту Трумэну меморандум относительно призыва к капитуляции. Этот меморандум был составлен им на основе совещаний с Грю, Форестоллом и другими. В нем высказывались мысли, близкие к содержанию упомянутого проекта. В меморандуме говорилось о сохранении императорской власти. «Что касается меня, — писал Стимсон, — то я считаю: если указать, что мы не собираемся ликвидировать конституционную монархию при сохранении существующей династии, то это значительно увеличит вероятность принятия капитуляции»{414}.
Вскоре государственным секретарем стал Бирнс. Грю убеждал Бирнса в необходимости сделать заявление, в котором содержалось бы предложение Японии капитулировать, но какой-либо новый проект не был составлен, и Бирнс повез в Потсдам старый проект, о котором говорилось [195] выше. Эта декларация была одобрена в Потсдаме Черчиллем и Молотовым; Чая Кай-ши выразил свое согласие телеграммой, после чего 26 июля декларация была опубликована.
Остается неясным — когда из проекта декларации было исключено то место, где говорилось об императорской системе. По этому поводу Хэлл рассказывает, что перед самым отъездом в Потсдам Бирнс пришел к нему посоветоваться. Хэлл высказался в том смысле, что будет нехорошо, если это заявление покажется слишком примиренческим и будет понято таким образом, что речь идет не только о сохранении императорской власти, но и о поддержке связанных с нею феодальных правящих классов. Потом Бирнс сказал, что то место, где упоминается император, будет исключено{415}. Стимсон также отмечает, что в то время Трумэн и Бирнс считали, что не следует придерживаться позиции, которая может показаться излишне примиренческой{416}.
По всей вероятности, пункт о сохранении конституционной монархии оставался в американском проекте вплоть до Потсдамской конференции, и, лишь перед тем как представить проект советской делегации, американцы по собственному почину вычеркнули его. Во всяком случае, в статье 12 Потсдамской декларации ничего не говорится о конституционной монархии.
17 июля 1945 года в пригороде Берлина Потсдаме открылась последняя конференция с участием глав союзных держав, на которой обсуждались вопросы, связанные с ведением войны. С американской стороны в конференции участвовали президент Трумэн, государственный секретарь Бирнс, военный министр Стимсон, начальник Генерального штаба Маршалл, главнокомандующий американскими войсками в Европе Эйзенхауэр и другие, с английской стороны — премьер-министр Черчилль, министр иностранных дел Иден и военные руководители, с советской стороны — премьер-министр Сталин, министр [196] иностранных дел Молотов, заместитель министра иностранных дел Вышинский и военные руководители.
Основным вопросом повестки дня Потсдамской конференции был вопрос о будущем Европы после капитуляции Германии. На конференции рассматривались такие вопросы, как процедура подготовки мирных договоров с бывшими государствами оси, характер послевоенного режима, принципы оккупации Германии. Конференция продолжалась до 1 августа; 2 августа были опубликованы принципы обращения с Германией и восстановления порядка в послевоенной Европе.
Потсдамская декларация, обращенная к Японии, была опубликована в ходе конференции 26 июля от имени США, Великобритании и Китая. Советский Союз в то время не находился в состоянии войны с Японией и присоединился к декларации 8 августа одновременно со вступлением в войну против Японии. В дни работы Потсдамской конференции в Англии проходили всеобщие выборы. На выборах победила лейбористская партия; Черчилля на посту премьер-министра сменил Эттли, поэтому под Потсдамской декларацией стоит подпись Эттли.
Потсдамская декларация, состоящая из 13 статей, будучи призывом к капитуляции, в то же время знакомила мир с отношением Объединенных Наций к Японии. Первые 5 статей декларации имеют значение своего рода преамбулы. В них содержались требования немедленного и полного принятия условий декларации: «Мы не отступим от них», «Мы не потерпим никакой затяжки», а также подчеркивалось, что дальнейшее сопротивление приведет Японию к быстрому и полному разгрому. Статья 6 настаивала на полном искоренении милитаризма, статья 7 говорила об оккупации территории Японии, чтобы гарантировать осуществление целей декларации, статья 8 ограничивала суверенитет Японии ее территорией, статья 9 провозглашала разоружение японской армии. В статье 10 по поводу обращения с японским народом говорилось, что страны, подписавшие декларацию, «не стремятся к тому, чтобы японцы были порабощены как раса или уничтожены как нация». В ней также говорилось[197] о наказании военных преступников, о возрождении и укреплении демократических тенденций среди японского народа, о том, что будет введена свобода слова, религии и мышления и будут уважаться основные права человека. Статья 11 содержала разрешение Японии иметь мирную промышленность и запрещала военные отрасли промышленности. В ней упоминалось также о «справедливых репарациях натурой». В статье 12 содержалось обещание вывести из Японии оккупационные войска, как только будет создано демократическое правительство. Как уже указывалось выше, вопрос об императорской власти был исключен из этой статьи. Статья 13 требовала безоговорочной капитуляции всех японских вооруженных сил.
Потсдамская декларация, требовавшая демилитаризации и демократизации Японии, ярко отражала демократический характер второй мировой войны. Она требовала выполнения ее условий со стороны капитулировавшей Японии, но в то же время и уважения со стороны победивших союзников.
Составляя эту декларацию, американцы с самого начала руководствовались политическими соображениями, характер которых ясен из вышесказанного. Однако сам антифашистский характер второй мировой войны поставил Америку в рамки, ограничивавшие ее возможности предстать перед побежденной Японией в качестве империалистического завоевателя.
Итак, Потсдамская декларация была опубликована. В случае ее отклонения «Японию ждал быстрый и полный разгром». День вступления Советского Союза в войну против Японии в соответствии с Ялтинским соглашением приближался, но японский народ оставался в полном неведении относительно этого. В США закончились испытания атомной бомбы.
Игнорирование декларации Японией
Все эти перипетии, связанные с подготовкой и опубликованием Потсдамской декларации, немедленно оказали влияние на японских правителей. От своих информаторов [198] за границей и через радио они получали сведения о разногласиях, существовавших между США и Советским Союзом, а также об оценке императорской власти в Америке.
Правители Японии, стремившиеся использовать разлад между США и Советским Союзом для сохранения императорской власти, все более отчетливо осознавали тот факт, что «среди американцев, которые сохраняют веру в военные цели Объединенных Наций, но не доверяют Советскому Союзу и боятся его, довольно сильны настроения в пользу примирения с Японией»{417}.
Да и в самой Потсдамской декларации они угадывали скрытые в ней «истинные устремления» американского империализма, которые стали для них лучом надежды.
Когда министр иностранных дел Того прочел Потсдамскую декларацию, он почувствовал в ней нотки умиротворения, которых не было в прежних требованиях союзников к Японии. В таком случае если и нельзя было безоговорочно принять Потсдамскую декларацию, то и отклонять ее категорически не имело смысла. В первой половине дня 27 июля на аудиенции у императора Того сказал: «Мы должны очень осторожно подойти к этой декларации и в своей стране, и за ее пределами. Особое беспокойство вызывает то, что всякое заявление, отклоняющее эту декларацию, может привести к серьезным последствиями»{418}. Своими опасениями Того поделился с премьер-министром Судзуки и министром хранителем печати Кидо, которые согласились с ним. Поэтому на состоявшемся в тот же день совещании Высшего совета по руководству войной было в конце концов решено действовать сообразно тому, какую позицию займет Советский Союз. Правда, начальник Главного морского штаба Тоёда придерживался противоположного мнения и настаивал [199] на том, что в целях поднятия боевого духа следует издать манифест, который отклонял бы Потсдамскую декларацию как неприемлемую.
Тот факт, что японские правящие круги не решались сделать какого-либо заявления по поводу Потсдамской декларации, объяснялся исключительно их пониманием «истинных устремлений» близкого им по духу американского империализма, которые были закамуфлированы за текстом декларации, чтобы не быть разгаданными простыми людьми.
Другое дело антифашистский, демократический дух, составляющий основу Потсдамской декларации, — его они отвергли с самого начала.
Заседание кабинета министров во второй половине дня 27 июля целиком было посвящено обсуждению мер, которые следовало принять, во-первых, для предотвращения распространения среди японского народа основных идей Потсдамской декларации в том случае, если она будет опубликована и, во-вторых, для предупреждения недоверия и беспокойства, которые могли возникнуть главным образом среди правящих классов в случае, если декларация не будет опубликована. (К попыткам добиться мира имела отношение лишь небольшая кучка представителей правящих классов, их верхушка, остальные же не были в состоянии разобраться в сложной обстановке. Они были подобны зрителям галерки, которые не могут расслышать то, что говорится на сцене.)
В результате этого обсуждения Информационное управление при кабинете министров дало указание газетам опубликовать декларацию с большими купюрами. Так, было предложено исключить те выражения декларации, которые были непосредственно обращены к народу: «Японским вооруженным силам после того, как они будут разоружены, будет разрешено вернуться к своим очагам с возможностью вести мирную и трудовую жизнь», а также: «Мы не стремимся к тому, чтобы японцы были порабощены как раса или уничтожены как нация». Так как правительство не высказалось по поводу этой декларации, у народа могло создаться впечатление, что в правительстве [200] царит растерянность. Поэтому газетам было дано указание в комментариях к тексту декларации намекнуть, не указывая источника, на то, что правительство, по-видимому, оставило без внимания декларацию.
На этом японские правители завершили первый этап мероприятий, связанных с Потсдамской декларацией. Теперь они только ожидали, что предпримет Советский Союз. По крайней мере так считал Того. Ему даже в голову не приходило, что состоявшееся 28 июля очередное заседание кабинета министров и верховного командования для обмена информацией сведет на нет всю ту большую работу, которую ему пришлось проделать в связи с появлением декларации. Занявшись другими делами, он даже не присутствовал на заседании.
Однако, в отличие от Того, для военного командования не все было так просто. Японские правители все более убеждались, что, сколько бы они ни цеплялись за «истинные устремления» американских империалистов, им не удастся спасти всю императорскую систему, если они не принесут в жертву военную касту. К тому же военщина была ведущей силой в войне и теперь находилась между двух огней. Военщину собирались принести в жертву, и поэтому ее стремление продолжать войну все больше приобретало характер истерии, за которой скрывалось отчаяние.
В таких условиях вражда двух группировок — «сторонников мира» и сторонников продолжения войны — особенно обострилась. Если раньше приготовления к решительному сражению на территории собственно Японии и маневры, имевшие своей целью достижение мира, осуществлялись параллельно и дополняли друг друга во имя «национального государственного строя», то теперь эта фаза была уже пройдена. Обе группировки вступили в новую фазу борьбы, где они уже двигались каждая своим путем. Теперь эти группы просто стремились устранить друг друга, и каждая из них прилагала усилия доказать, что только она руководствуется интересами страны. (Прекратить этот хаос могло лишь «высочайшее решение».) [201]
Военный министр Анами и его сторонники еще накануне, на заседании кабинета министров, настаивали на том, что при опубликовании Потсдамской декларации следует одновременно выступить против нее и тем самым направить общественное мнение по надлежащему пути. В конечном счете тогда было принято компромиссное решение. Однако «нерешительная позиция» по отношению к Потсдамской декларации (она была опубликована 28 июля в утренних газетах) лишь усилила раздражение у сторонников продолжения войны из среды военщины. Это заставило Анами и его последователей пойти дальше. 28 июля во время заседания по обмену информацией, происходившего в императорском дворце, военный министр, морской министр и начальники Генерального штаба и Главного морского штаба отозвали премьер-министра Судзуки в отдельную комнату. Они подчеркнули, что отсутствие заявления об отношении к Потсдамской декларации отражается на боевом духе армии. Им удалось убедить Судзуки. Во второй половине дня на пресс-конференции Судзуки заявил по поводу позиции правительства в отношении Потсдамской декларации следующее: «Мы игнорируем ее. Мы будем неотступно продолжать движение вперед для успешного завершения войны».
Заявление Судзуки вызвало большую сенсацию. На следующий день газеты поместили его под большими заголовками, а радиовещание на заграницу разнесло по всему миру известие об «игнорировании» Японией Потсдамской декларации. Для Того и его сторонников это означало, что все их усилия лопнули как мыльный пузырь. Но этого следовало ожидать. Ведь они с самого начала игнорировали основной дух Потсдамской декларации. Их политика выжидания, что предпримет Советский Союз, свидетельствовала о недооценке демократических сил мира и игнорировании их требований. Пока они закрывали глаза на страдания народа и понапрасну теряли время, заботясь исключительно о сохранении императорской власти, они упустили последнюю возможность капитуляции, что обошлось Японии еще в один миллион человеческих жизней.[202]
