Сформирование полицейского резервного корпуса
8 июля 1950 года, спустя всего две недели после того как американская и южнокорейская армии начали военные действия на Корейском полуострове, главнокомандующий вооруженными силами ООН Макартур направил правительству Иосида директиву о создании 75-тысячного полицейского резервного корпуса и об увеличении штата Управления морской полиции на 8 тысяч человек. В этой директиве Макартура говорилось, что «Япония сохранила спокойствие и выдержку и не оказалась ввергнутой, подобно соседним странам, в состояние хаоса, насилия и беспорядков благодаря эффективной, хорошо организованной полиции и присущей японцам дисциплинированности. Для того чтобы подобное положение сохранилось и впредь, для обеспечения политики, которая не дала бы возможности активизироваться малочисленной группе противозаконных элементов, имеющих обыкновение [278] нарушать законы, мир и общественный порядок, необходимо расширить и укрепить полицейскую организацию Японии в той степени, в какой это необходимо для поддержания порядка в демократическом обществе». 10 августа правительство, минуя парламент, опубликовало указ о сформирования полицейского резервного корпуса. А 23 августа первая группа добровольцев в количестве свыше 7 тысяч человек уже была зачислена в корпус.
Статья 1 правительственного указа, опубликованного на основании директивы Макартура об образовании полицейского резервного корпуса, гласила: «Этот указ принят в целях усиления государственной и муниципальной полиции в размерах, необходимых для поддержания мира и порядка в нашей стране и для обеспечения общественного благосостояния». В пунктах 1 и 2 статьи 3 указывалось, что «полиция должна действовать в чрезвычайных случаях, когда необходимо поддержать общественный порядок», «ее действия должны ограничиваться рамками задач, возложенных на полицию». Хотя в директиве Макартура и в правительственном указе неоднократно повторялось, что резервный корпус формируется в целях укрепления полицейских сил внутри страны, на самом же деле он с самого начала представлял собой колониальную армию, используемую как орудие господства американского империализма на Дальнем Востоке. После того как началась война в Корее и оккупировавшая Японию американская армия, оставив в Японии 3 тысячи солдат, была переброшена на Корейский полуостров, непосредственной обязанностью полицейского резервного корпуса было «поддержание порядка» внутри страны. Но 18 июля премьер-министр Иосида, выступая во время 8-й сессии парламента на пленарном заседании палаты советников, отметил, что, «учитывая корейскую проблему, укрепление полицейских сил осуществлено, чтобы (подготовиться ко всяким неожиданностям, поскольку существуют опасения, что коммунистическая армия может вторгнуться в Японию и создать хаос в стране». Tax, наряду с пропагандой, будто Северная Корея «напала» на Южную, японское правительство выдвигало [279] в качестве причины создания полицейского резервного корпуса необходимость «обороны» Японии от «угрозы коммунизма».
Но полицейский резервный корпус был сформирован не только в целях «обороны» Японии, но и для обеспечения позиций Америки на Дальнем Востоке, для осуществления агрессии против народно-демократических государств, созданных в Корее и Китае. В 1950 году в новогоднем приветствии Макартур подчеркнул, что японский народ имеет «право на самооборону». Но еще в 1948 году штабом оккупационных войск начал изучаться вопрос о сформировании японской армии в целях использования «людских ресурсов» Японии. Планы возрождения японской армии составлялись, как говорят, высшими чинами старой японской армии, из которых при штабе оккупационных войск была создана Комиссия по составлению истории войны на Тихом океане, вернее истории военных подвигов Макартура.
В то время Хэнсон Болдуин писал: «Для ведения военных операций в различных районах земного шара Америка должна рассчитывать на людские ресурсы Западной Германии и Японии. Поэтому США должны в кратчайший срок заключить сепаратный мирный договор с Японией, возложить на Японию ответственность за самооборону, добиться вместе с тем предоставления Японией Соединенным Штатам военных баз и под флагом ООН создать армию, состоящую из японских солдат и солдат других иностранных государств»{573}. Америка использовала в своих интересах все. Даже Организация Объединенных Наций была превращена в орудие утверждения господства американского империализма. Поэтому, когда во второй Белой книге, опубликованной 19 августа министерством иностранных дел Японии, говорилось о «сотрудничестве с Организацией Объединенных Наций», это следовало понимать как «сотрудничество с Америкой».
Вопрос о ремилитаризации вызвал оживленную дискуссию в стране. 21 июля генеральный прокурор Охаси [280] Такэо, выступая в комиссии по иностранным делам палаты депутатов, заявил: «Поскольку при осуществлении права на самооборону не установлено ограничений, у нас нет никаких препятствий и для сформирования добровольческой армии». Это заявление означало, что вопрос о создании японской армии уже стал предметом обсуждения среди господствующих кругов Америки и Японии. Но премьер-министр Иосида отрицал этот факт, очевидно, опасаясь протеста со стороны общественного мнения. 18 января 1951 года командующий полицейским резервным корпусом Масубара Кэйкити заявил, что отряды резервного корпуса будут вооружены легкими пулеметами.
Вооруженные силы полицейского резервного корпуса приравнивались к четырем легким пехотным дивизиям.
В связи с увеличением отрядов морской полиции до 18 тысяч человек число судов, находящихся в ведении управления морской полиции, было доведено до 200 с общим водоизмещением в 80 тысяч тонн. Кроме того, для обеспечения управления кадрами создавалась новая академия морской полиции. Управлению морской полиции, получившему вооружение от американской армии, вменялось в обязанность обращать особое внимание на контролирование водных пространств близ островов Кюсю, Хоккайдо и в других районах, граничащих со странами коммунистического лагеря.
Увеличение полицейских вооруженных сил и отрядов морской полиции проводилось в интересах американского империализма и при его материальной помощи. Американские оккупационные власти и японское правительство в короткий срок сформировали полицейский резервный корпус, воспользовавшись войной в Корее. Обстоятельства, при которых он создавался, в значительной степени придали ему характер наемных войск, находящихся на службе у иностранного государства. Непосредственное руководство резервным корпусом со стороны американских военных властей проявлялось во всем, начиная с американской теории военной тактики и методов военного обучения и кончая американской военной [281] терминологией. Несмотря на то, что добровольцам, вступавшим в резервный корпус, обещали ежемесячную плату в размере 5 тысяч иен, 60 тысяч иен выходного пособия после двух лет службы и питание в 3600 калорий в день, к июлю 1951 года свыше 10 тысяч человек, или 14 процентов всего наличного состава корпуса, ушли со службы. Согласно заявлению генерального прокурора, сделанному им в парламенте в конце ноября 1950 года, уже в то время свыше тысячи добровольцев, поступивших в корпус, заболели туберкулезом и были уволены со службы. Этот факт еще раз подтверждал, что в полицейском резервном корпусе существовала американская концепция договора. Эта концепция заключалась в том, что, если человек, добровольно вступивший в армию, перестал соответствовать предъявляемым требованиям, его немедленно увольняют.
Тем временем среди народных масс усилились опасения, что полицейский резервный корпус будет отправлен за пределы Японии и использован в качестве заслона американской армии. В результате опроса общественного мнения, проведенного газетой «Асахи» в сентябре 1950 года, за создание добровольных вооруженных сил в стране без права отправки их за пределы Японии высказалось 42,7 процента, а за отправку их за границу — только 14,8 процента опрошенных. С целью ослабить протест со стороны широких народных масс правительство разъяснило, что сделанное им ранее заявление означало «сотрудничество в осуществлении мирной политики с Организацией Объединенных Наций и ничего не говорило об участии Японии в войне»{574}, тем не менее каждому уже было ясно, что сформированием полицейского резервного корпуса было положено начало для возрождения колониальной армии, армии японского империализма.
Одновременно с формированием полицейского резервного корпуса японское правительство приступило к укреплению собственно полиции. В соответствии с пересмотренным [282] 13 июля законом о налогах, чиновникам, ведавшим сбором налогов, выдавалось оружие. 1 августа было принято решение о расширении полномочий железнодорожной полиции, в силу которого железнодорожные полицейские на железной дороге уравнивались в правах с судебной полицией. Им также были выданы пистолеты.
30 сентября было создано управление по контролю над въездом и выездом, которое занималось изгнанием из Японии нежелательных для правительства иностранцев, в особенности корейцев. Наконец, особый следственный отдел расширил свой штат к августу 1950 года до 1200 человек и усилил борьбу и репрессии против «опасных» мыслей.
Сформировав полицейский резервный корпус, кабинет Иосида приступил к изучению вопроса об изменении полицейской системы. При этом он ставил своей целью упразднение муниципальной полиции и подчинение ее государственной полиции, с тем чтобы правительство могло в любой момент использовать все полицейские силы по своему усмотрению.
В феврале 1951 года был опубликован новый закон о полицейской системе, согласно которому вся муниципальная полиция могла быть упразднена и заменена государственной полицией, если за это проголосует местное население. В результате применения этого закона к июлю 1951 года по всей стране муниципальная полиция была почти на 80 процентов включена в государственную полицию.
В свое время Макартур в письме на имя премьер-министра Катаяма писал: «Учреждение и поддержание централизованной полиции, возглавляемой административным чиновником, стоящим вне контроля со стороны широких народных масс, является характерной особенностью современного строя тоталитарной диктатуры, так же как и феодального строя старой Японии». Несмотря на это заявление и реорганизацию полицейской системы, которая была проведена по приказанию Макартура, новый закон свидетельствовал о том, что началось возрождение старой полицейской системы. [283]
«Японо-американское экономическое сотрудничество»
Начало войны в Корее привело к тому, что Японию стали рассматривать как важное звено антикоммунистической системы. Это сказало большое влияние на всю оккупационную политику США. Осуществление выдвинутого в 1949 году «плана Доджа» и утверждение «9 принципов» направляло экономическое развитие Японии по пути создания так называемой «самостоятельной экономики». Но война в Корее окончательно превратила экономику Японии в исполнителя заказов американской военной промышленности.
Превращение Японии в базу снабжения и экипировки американской армии и вооруженных сил ООН в Корее означало, что японский, капитализм был включен в число исполнителей американского плана гонки вооружений. Такое положение Японии определилось еще до появления редакционной статьи в журнале «Форин полиси бюлетин», которая отмечала, что Япония «со стратегической точки зрения имеет крайне важное значение» и «как база снабжения армии ООН и как база, с которой авиация ООН могла бы совершать свои налеты». Американский империализм, прикрываясь лозунгом о «японо-американском экономическом сотрудничестве», приступил к реализации своего основного политического курса, который заключался в расширении военного производства, в использовании японской промышленности для укрепления антикоммунистической системы.
В конце января 1951 года в Японию прибыл советник государственного секретаря США Даллес. В Японии Даллес имел беседу с Макартуром. Во время беседы обсуждался вопрос о составлении списка товаров, которые Япония могла бы произвести для осуществления плана милитаризации Западной Европы. 10 марта на состоявшейся в США конференции по обеспечению государственной безопасности было принято решение о «производстве в Японии вспомогательных военных материалов при неограниченном снабжении ее сырьем». Этот план «японо-американского экономического сотрудничества» был [284] конкретизирован в заявлении начальника отдела науки и экономики штаба оккупационных войск Марката от 16 мая. Маркат сообщил, что установлено пять видов продукции, в зависимости от которых определяются размеры денежных субсидий и предоставляемого сырья: 1) военные материалы для американского правительства; 2) военные материалы для находящейся в Японии американской армии; 3) военные материалы для японского полицейского резервного корпуса; 4) экспортные товары, необходимые для приобретения сырья; 5) товары, идущие для внутреннего потребления. Одновременно Маркат указал на необходимость расширения торговли со странами Юго-Восточной Азии взамен фактически запрещенной торговли с Китаем и Советским Союзом.
Отсюда видно, что японская промышленность прежде всего должна была снабжать военными материалами американское правительство и лишь в последнюю очередь обеспечивать японский народ товарами широкого потребления. Далее, в связи с запрещением торговли с Китаем Япония вынуждена была покупать американское сырье, которое обходилось ей втрое дороже. Развитие же торговли со странами Юго-Восточной Азии делало неизбежным ее столкновение с Англией. Короче говоря, план «японо-американского экономического сотрудничества», какой бы аспект его мы ни взяли, вел к подчинению японской промышленности американской военной системе. Больше того, этот план был составлен так, что обеспечивал постоянные сверхприбыли для монополистического капитала Америки. При этом стоимость производства на предприятиях японских монополий, получавших заказы от военной промышленности Америки, целиком зависела от воли последней, что наносило серьезный удар даже по монополистическому капиталу Японии.
Подчинение японской промышленности американской военной промышленности происходило и по линии многочисленных «специальных военных заказов» и «новых специальных военных заказов», которые Америка делала в Японии в связи с войной. Благодаря этим заказам [285] в Японии начался бурный рост военных отраслей производства, которые бездействовали со времени окончания войны на Тихом океане. Был создан целый ряд так называемых «военных компаний», которые занимались главным образом выполнением американских военных заказов. Такими компаниями были: в области самолетостроения — «Тюнихон дзюкогё» (бывшая «Мицубиси дзюкогё»), «Фудзи когё» (бывшая «Накадзима хикоки»), «Кавасаки кикай», «Синмэйва когё»; в области производства артиллерийского вооружения и бронированных плит — «Нихон сэйкогё», «Нихон токусюко», «Хитати сэйсакусё», «Синдайдо сэйко», «Кобэ сэйко», «Нагасаки сэйко» и др.; в области военного вагоностроения — «Хигаси нихон дзюкогё», «Хитати сэйсакусё», «Нитино дизэру» и др. Производством винтовок и снарядов занимались компании «Хитати коки», «Нитихира сангё», «Нихон сэйкосё», «Кобэ сэйкосё», «Синфусо киндзоку». Компании «Токио кэйки» и «Токио сибаура дэнки» специализировались на производстве электроизмерительных приборов, компании «Нихон каяку» и «Нихон каритто» — на производстве различных видов пороха и взрывчатых веществ. Наконец, производством судов для американской армии занимались компании «Кавасаки дзюкогё», «Нисинихон дзюкогё», «Тюнихон дзюкогё», «Хитати дзосэн» и др.{575} Президент компании «Нихон каяку» Хара, восхваляя американскую помощь, говорил: «Шесть лет мы были в больнице и Америка платила за наше лечение. Теперь мы окрепли и начали двигаться вперед». В таком же духе выступал президент Промышленного банка Кавакита, который призвал «активно содействовать укреплению сотрудничества с оборонной промышленностью Америки и расширять практическое участие Японии в развитии стран Юго-Восточной Азии» {576}. Этими словами японские монополисты выражали свою готовность преданно служить Америке в деле реализации ее планов, сущность которых была откровенно изложена в заявлении государственного секретаря Ачесона [286] на заседании сенатской комиссии по иностранным делам (26 июля 1951 года) и в речи начальника отдела экономического планирования штаба оккупационных войск на встрече, организованной американской Дальневосточной торговой палатой в Ныю-Йорке (22 октября 1951 года). В своем заявлении Ачесон подчеркнул: «Крайне необходимо, чтобы свободный мир оказал помощь Азии, которая является районом, обладающим значительными стратегическими ресурсами. В этом отношении особую роль играют потенциальные производственные возможности японской промышленности... Совершенно ясно, что Азии необходимо оказать срочную военную помощь. Крайне необходимо в этих целях восстановить суверенитет Японии». Начальник отдела экономического планирования в свою очередь отметил, что «Япония занимает важные стратегические позиции на Востоке и превращается в промышленный центр Азии. Поэтому она неизбежно должна оказывать непосредственное и серьезное воздействие на этот район земного шара».
Для того чтобы ускорить милитаризацию экономики, в Японии были значительно увеличены различные ассигнования на оборону и на полицейский резервный корпус. Банковский капитал стал проводить по отношению к капиталистическим монополиям инфляционную политику чрезмерного выпуска займов и резко сократил кредит мелким и средним предприятиям. Для снабжения оборудованием и субсидирования таких ключевых отраслей, как производство электроэнергии, морской транспорт, сталеплавильная промышленность, машиностроение и др., стали широко использоваться средства эквивалентного фонда, Управления по реализации денежных фондов, Банка реконструкции, Банка долгосрочных кредитов и других финансовых организаций и учреждений. Наряду с этим в декабре 1951 года Америка издала указ о контроле над экспортными операциями, наложив тем самым запрет на японскую торговлю с Китаем.
Таким образом, Америка, предоставив Японии специальные военные заказы, получила взамен возможность дальнейшего подчинения японской экономики и [287] принудила Японию покупать у стран долларовой зоны дорогостоящие продовольствие и сырье (каменный уголь, железную руду и особенно хлопок). В результате в торговом балансе Японии появился такой колоссальный дефицит, что его едва удавалось покрывать за счет доходов от специальных военных заказов и заработков проституток. Прибыль от всего этого получали только капиталистические монополии, подчинившиеся Америке и старавшиеся получить максимальную прибыль путем милитаризации экономики. А мелкие и средние предприниматели, рабочие и крестьяне, подвергавшиеся жестокому ограблению из-за проводимой монополистическим капиталом милитаризации экономики, все решительней стали требовать заключения всестороннего мирного договора и полного восстановления японо-китайской торговли.
«Обратный курс»
Наряду с сформированием полицейского резервного корпуса и милитаризацией экономики американские оккупационные власти и японское правительство провели ряд мероприятий с целью укрепления реакционных сил Японии. Этот комплекс мероприятий получил название «обратного курса». Чтобы превратить Японию в прочную военную базу, нужно было повернуть вспять политику «демократизации» Японии, которая была принята пятью годами раньше с целью ослабить японский империализм и подчинить его Америке. Этот «обратный курс» лишь внешне выглядел как какой-то поворот. В действительности же, поскольку сама «демократизация» не была демократизацией в истинном смысле этого слова, то фактически не могло быть и никакого «поворота» от нее, никакого обратного курса. По существу, этот «обратный курс» означал, что американский империализм, проводивший политику колонизации Японии, решил возложить на Японию новую роль военного характера.
Указ об отстранении от государственной и общественной деятельности и принятый против милитаристов [288] и фашистов, которые ввергли японский народ в войну на Тихом океане и навлекли на него разруху и несчастья, стал применяться против коммунистов и лидеров рабочего движения. В то же время подвергшиеся раньше чистке милитаристы стали вновь допускаться к активной общественной и государственной деятельности.
К маю 1948 года под указ о чистке подпало около 200 тысяч человек. А в феврале 1949 года был вновь создан Апелляционный комитет, который занимался расследованием жалоб в связи с чисткой, и в него сразу же поступило 32089 жалоб. В октябре 1950 года с санкции и одобрения штаба оккупационных войск японское правительство объявило о реабилитации 10090 человек из числа лиц, отстраненных от службы в государственных и общественных учреждениях. Среди них было 3072 кадровых военных, 107 представителей правых организаций, 2268 членов Ассоциации помощи трону, 114 представителей колонизационных учреждений, 539 представителей деловых кругов, 221 представитель печати, 48 бывших рекомендованных членов парламента, 3456 деятелей Союза резервистов, 221 член общества «Бутокукай» и т. д.
8 ноября был условие освобожден один из главных военных преступников Сигэмицу Мамору, отбывавший срок заключения в тюрьме Сугамо. 21 ноября он покинул тюрьму, 30 ноября была проведена очередная реабилитация 3297 кадровых военных, причем большинство из них заняли руководящие посты в формировавшемся в то время полицейском резервном корпусе.
Последствия реабилитации сказались в период, когда на повестку дня встал вопрос о заключении мирного договора, когда американские оккупационные власти (вначале для вида отстранившие от службы в государственных и общественных учреждениях виновников войны) и господствующие круги Америки открыто встали в связи с войной в Корее на путь возрождения японского милитаризма.
Реабилитация в значительной степени содействовала укреплению реакционных сил в политических кругах. В Демократическую партию возвратились 30 реабилитированных [289] ее членов. Возвратился в партию и бывший ее генеральный секретарь Тидзаки Усабуро. 12 бывших членов Демократической партии из числа реабилитированных (Цуруми Юсукэ, Накадзима Ядандзи, Нода Такэо и др.) создали свою фракцию («Дзикёку конданкай») и не спешили откликнуться на предложение со стороны партийного руководства о возвращении в партию. Тем не менее это стремление создать новую партию сочеталось с полным признанием ими за Демократической партией «прав первородства». Руководство Либеральной партии также настойчиво предлагало своим бывшим и реабилитированным ныне членам вернуться в партию. На это предложение откликнулись Андо Масадзуми, Макино Рёдзо, Окубо Рюдзиро, Канэмяцу Цунэо, Хирацука Цунэдзиро и др. В Социалистическую партию вернулись многие ее члены, которые подверглись чистке за сотрудничество с военщиной в Обществе Великой Японии для служения отечеству через производство и других организациях. Они значительно усилили правое крыло этой партии.
Процент реабилитированных представителей политических кругов был ниже, чем процент реабилитированных представителей экономических кругов и печати. Всего было реабилитировано только 30 процентов политических деятелей, подавших прошения о реабилитации. Эти лица, имевшие широкие связи и мощную опору, в значительной степени содействовали дальнейшей ремилитаризации и поправению государственной политики. Бывшие государственные чиновники из числа реабилитированных возвратились в свои учреждения, а те из них, кто обладал крупной экономической базой, возобновили свою деятельность в качестве депутатов парламента от консервативных партий.
Реабилитация представителей политических кругов содействовала усилению «обратного курса».
Но еще большее влияние оказала реабилитация бывших военных. Одно время кадровым военным, за исключением тех, кто сотрудничал с американской армией в ее учреждениях, не разрешалось даже устраивать традиционные [290] встречи выпускников военных школ. Но как только был сделан первый шаг на пути к ремилитаризации и сформирован полицейский резервный корпус, для руководства корпусом потребовались кадровые военные. После реабилитации многие представители молодого офицерства стали открыто говорить о необходимости вступить в полицейский резервный корпус, чтобы «внести в него дух Ямато». Вернувшиеся к активной деятельности кадровые военные начали создавать различные общества, а в августе 1952 года организовали объединенный военный клуб «Кайкокай», который издавал свою газету. В сентябре 1952 года моряки тоже организовали свой клуб («Суйкокай»).
При наборе в полицейский резервный корпус был установлен принцип предпочтения гражданским лицам. Но в действительности американские военные советники, осуществлявшие, по существу, руководство корпусом, естественно, больше ценили кадровых военных. В результате число кадровых военных в резервном корпусе все время возрастало. Вскоре кадровые военные стали мощной движущей силой ремилитаризации.
1 мая 1951 года новый главнокомандующий оккупационными войсками Риджуэй издал приказ, разрешавший японскому правительству пересматривать и изменять все так называемые Потсдамские указы. Сразу же после этого правительство начало проводить реабилитацию в широких масштабах. В июне им было реабилитировано около 70 тысяч человек, в августе — 103 тысячи, среди них — около 4 тысяч бывших военных. К апрелю 1952 года, то есть к тому времени, когда вступил в силу мирный договор, из 202 082 лиц, подвергшихся чистке, были реабилитированы 201 577 человек. Были реабилитированы также бывшие чиновники тайной полиции и чиновники управления полицейского надзора. Наконец, 16 июня 1951 года штаб оккупационных войск принял решение о реабилитации 73 человек, которые были лишены права заниматься государственной и общественной деятельностью на основании специального меморандума оккупационных властей. Среди них были Хатояма Итиро, Коно Итиро, Йсибаси Тандзан и др. 19 июня был изменен [291] приказ об отстранении от педагогической деятельности и утверждено положение о реабилитации педагогов. После соответствующей подготовки 20 июня правительство объявило о реабилитации 68 960 человек, в том числе бывших членов Ассоциации помощи трону, министров, государственных чиновников, чиновников тайной полиции, чиновников цензурного управления, представителей печати и деловых кругов, рекомендованных депутатов парламента, деятелей Союза резервистов и др. Тем самым правительство ясно определило свой курс на реабилитацию. Ко времени открытия мирной конференции реабилитация уже оказала большое влияние на ход милитаризации Японии и усиление политики «обратного курса». Это с особой силой проявилось в возрождении многочисленных правых организаций. Наряду с организованными вскоре после окончания войны Японским революционным братством знамени хризантемы (март 1947 года) и партией Ямато (май 1947 года) в мае 1951 года появился Новый союз японского народа (Синсэй нихон кокумин домэй), в августе — партия Согласия (Кёвато). Затем были созданы Общество верного служения императору (Кинко макото мусуби), Промышленная партия Великой Японии (Дайниппон сэйсанто), Лига патриотов (Айкокуся), группа Новое национальное движение (Миндзоку синсэйундо). Наконец, в феврале 1952 года, незадолго до вступления в силу мирного договора, Акао Бин создал Центральный штаб всех антикоммунистических организаций, число которых достигло к тому времени 270.
Прежде в Японии правые организации были связаны с военщиной и бюрократией и при их покровительстве раздували фашистские настроения. Но их деятельность только этим и ограничивалась, ибо они не могли придать своему движению массовый характер. То же самое можно сказать и о правых организациях, созданных в послевоенный период. В настоящее время они существуют благодаря подачкам монополистического капитала, сменившего военщину в роли их покровителя. Но у них нет достаточных сил для того, чтобы противостоять массовому движению, и в первую очередь профсоюзному. [292] В этом отношении следует сказать несколько слов о так называемом «патриотическом рабочем движении», которое возглавлял организованный в июле 1949 года на государственных железных дорогах Независимый союз молодежи. Главная задача этого патриотического движения, которое развило свою деятельность совместно с правыми социалистами и такими враждебными компартии деятелями, как Набэяма Садатика, состояла в разгроме профсоюзного движения и провоцировании различных инцидентов. Но его деятельность потерпела полный провал, натолкнувшись на сопротивление поднявшихся на борьбу за мир народных масс, которые жестоко страдали от интенсификации труда и инфляции, усилившихся в ходе войны в Корее. Происки Независимого союза молодежи не имели успеха даже в Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог, которая одно время была цитаделью так называемого «патриотического рабочего движения».
«Чистка красных»
Когда вспыхнула война в Корее, во всех отраслях промышленности, в газетах, учреждениях связи и на радиостанциях начались широкие увольнения активных рабочих, проходившие под лозунгом чистки от красных. Наряду с запрещением членам ЦК Коммунистической партии заниматься общественной деятельностью и закрытием органа компартии «Акахата» оккупационные власти начали преследование коммунистических ячеек на всех предприятиях, стремясь тем самым изолировать компартию от широких народных масс, ослабить рабочее движение, которое вспыхнуло с новой силой в связи с вызванным войной ростом цен и интенсификацией труда. Они рассчитывали таким путем подавить борьбу рабочих против войны.
В июле 1950 года, в разгар войны в Корее, состоялся учредительный съезд Генерального совета профсоюзов Японии. Съезд заявил, что он «против вооруженной агрессии северокорейской армии, перешедшей 38-ю параллель, [293] но не будет вмешиваться в войну, учитывая современное положение Японии, находящейся в условиях оккупации». Съезд принял программу, которая призывала к «международному объединению рабочих через Международную конфедерацию свободных профсоюзов», к борьбе «против создания на территории Японии военных баз, против ремилитаризации, за мир и независимость Японии». Подобная программа, очевидно, не вполне удовлетворяла оккупационную армию, считавшую Генсовет своим детищем. Однако руководство Генсовета не считало возможным принять более правую программу, учитывая настроения, которые царили в низовых профсоюзах, входивших в Генсовет.
Жестокие бои 1949 года воочию раскрыли перед рабочими истинную сущность военной оккупации. После этого широкие рабочие массы стали решительней требовать предоставления Японии полной национальной независимости.
На крупных предприятиях угольной, химической и металлургической промышленности, на частных железных дорогах и электростанциях, которые подверглись частичной чистке в 1948 году (на этих предприятиях были сосредоточены главные силы Генсовета), по-прежнему сохранялись сильные коммунистические ячейки. И хотя их влияние несколько ослабло из-за фракционных споров внутри компартии, гегемонию Генсовета на этих предприятиях никак нельзя было считать окончательно установленной. Рабочий класс своим классовым инстинктом понимал, что принесет ему война. И Генсовет учитывал, что более решительное, чем в программе учредительного съезда, одобрение войны породило бы разногласия в самом Генсовете между добросовестными представителями руководства, которые по крайней мере субъективно стремились защитить интересы рабочих, и недобросовестным руководством так называемых «импортированных лиг демократизации»{577}. При этом существовала серьезная [294] опасность, что эти разногласия ускорят падение последнего. Исходя из всего этого, оккупационная армия решила как можно быстрее расправиться с коммунистическими ячейками на предприятиях, поскольку они, организуя требования рабочих и повышая политическую сознательность последних, создавали серьезные препятствия в ведении войны в Корее. В 1949 году оккупационная армия смогла изгнать многих коммунистов и рабочих-активистов, воспользовавшись для этого увольнениями в связи с застоем в производстве. Однако промышленный бум, возникший в связи с войной в Корее, лишил оккупационные власти возможности вновь применить этот же метод. На этот раз они были вынуждены, попирая записанные в конституции политические свободы, пойти на непосредственное проведение «чистки красных», цель которой состояла в увольнении коммунистов и сочувствующих им лиц.
Как обычно, оккупационная армия и здесь применила метод косвенного воздействия. Представитель отдела труда штаба оккупационных войск созвал предпринимателей и заявил, что они лично обязаны изгнать со своих предприятий «красные элементы». Оккупационные власти стремились создать видимость того, что никаких нарушений законов и конституции в этом нет. Предприниматели «свободны» решать, проводить им чистку или нет. Штаб оккупационных войск и правительство в свою очередь «свободны» решать, поставить ли им в невыгодные условия в отношении субсидий, материалов и заказов «безответственных предпринимателей», которые не проводят чистку. Профсоюзы, подстрекаемые «некоторыми агитаторами», «свободны» проводить борьбу против чистки, хотя в случае отказа они и навлекут на себя жестокие репрессии. Оккупационные власти подчеркивали также, что и апелляции рабочих об отмене приказов об увольнении и их требования об отмене запрещения появляться на территории предприятия рабочим, включенным в списки увольняемых, как нарушающие конституцию не должны приниматься во внимание.
Чистка началась с органов печати, связи и радио. Правительству сравнительно легко удалось начать чистку [295] с запрещения органа компартии «Акахата» и газет, ставших ее преемниками. Но не так легко было провести чистку на крупных предприятиях, где рабочие решительно поддерживали коммунистические ячейки. В этом смысле следует несколько подробнее остановиться на ходе чистки среди рабочих Федерации профсоюзов предприятий «Хитати», которая составляла ядро Всеяпонского профсоюза рабочих металлургической промышленности, входившего в Конгресс производственных профсоюзов. 15 мая Федерация профсоюзов предприятий «Хитати» получила уведомление об увольнении 5555 рабочих. Федерация призвала рабочих к решительной борьбе против увольнений. Особенно острый характер борьба приняла на трех заводах в районе Хитати. Местные власти сказались бессильными противостоять этой борьбе. Но в связи с тем, что борьба затянулась, а профсоюзы, входившие в генсовет, отказались оказать какую-либо помощь рабочим Хитати, последние стали испытывать серьезные финансовые затруднения и заколебались. Этим воспользовались местные власти. 1 июля, стремясь одним ударом покончить с конфликтом, они арестовали боевое руководство федерации во главе с заместителем председателя федерации Кобаяси, обвинив их в незаконном проникновении на территорию предприятий. Возмущенные подобными действиями, рабочие и горожане провели стихийную демонстрацию, в которой приняло участие свыше 20 тысяч человек. Демонстранты потребовали освобождения арестованных. Но в связи с арестом руководства федерация не смогла по-настоящему организовать борьбу рабочих и 10 августа была вынуждена в конце концов согласиться на проведение чистки. Поражение рабочих Хитати в значительной степени облегчило правительству проведение дальнейших репрессий. Вслед за Федерацией профсоюзов предприятий «Хитати» потерпел поражение профсоюз предприятий компании «Фудзи сангё» в Митака. Этот профсоюз входил во Вееяпонский профсоюз рабочих металлургической промышленности и под лозунгом защиты мирных отраслей производства вел длительную борьбу против увольнений. [296]
30 августа 1950 года оккупационные власти приказали распустить Национальный совет связи между профсоюзами, запретив руководящим членам совета (бывшему председателю Всеяпонского профсоюза работников связи Добаси и др.) заниматься общественной деятельностью. Этим был нанесен удар по главному центру, направлявшему борьбу рабочих против «чистки красных».
Среди членов Всеяпонского профсоюза рабочих электроэнергетической промышленности чистка происходила следующим образом. На электростанции под предлогом охраны их от коммунистов были направлены вооруженные карабинами молодчики из группы махрового фашиста Танака Сэйгэн (впоследствии возник вопрос о незаконных ассигнованиях для их вознаграждения). Они окружали территорию электростанций колючей проволокой, и только после этого была проведена чистка. В связи с чисткой председатель Лиги демократизации Всеяпонского профсоюза электриков Фудзита издал специальное распоряжение, в котором полностью одобрялось проведение чистки.
В результате чистки с предприятий Японии было уволено 12 тысяч активистов. Компартия Японии пыталась организовать борьбу против «чистки красных», но большинство лиг демократизации не поддержало ее. Часть из них выступила против чистки и запугивала массы, утверждая, что борьба против чистки означает сопротивление оккупационной армии. Многие рабочие также не решались открыто протестовать против чистки, опасаясь, что они сами как сочувствующие станут объектом чистки. В результате компартии не удалось организовать борьбу против увольнений до начала чистки. Когда началась чистка, подлежавшие увольнению коммунисты и рабочие-активисты, несмотря на то, что после опубликования специального указа незаконное проникновение на предприятия угрожало им арестом, под защитой рабочих приходили на заводы, разъясняли рабочим классовую сущность «чистки красных» и призывали их на борьбу против увольнений. Большего сделать они не могли. Но эта борьба подлежавших увольнению коммунистов [297] и рабочих-активистов, несмотря на большие жертвы (многие из них были арестованы), дала возможность там, где она проводилась правильно, в короткий срок нелегально восстановить коммунистические ячейки и соединить инстинктивно питаемую рабочими враждебность к оккупационной армии с недовольством, которое они выражали в связи с корейской войной и сопровождавшим ее ухудшением условий жизни и труда. Эта борьба впоследствии во многом содействовала полевению Генерального совета профсоюзов Японии.
Инфляция и усиление эксплуатации рабочих
Наряду с широким проведением «чистки красных» в Японии под предлогом необходимости «сотрудничества с Организацией Объединенных Наций» осуществлялось наступление на жизненный уровень рабочих. 3 сентября крайне правый профсоюз моряков принял решение об активном сотрудничестве с армией ООН.
Посмотрим, во что практически выливались лозунги «сотрудничества с Организацией Объединенных Наций» и «борьбы за производство». Война в Корее принесла колоссальные военные прибыли японским предпринимателям. Источником этих прибылей был рост цен и усиление эксплуатации трудящихся, осуществлявшееся путем снижения заработной платы, усиления интенсификации труда и удлинения рабочего дня. В феврале 1951 года оптовые цены на товары возросли по сравнению с июнем 1950 года на 35,7 процента, цены на средства производства увеличились на 52,8 процента, а цены на предметы потребления — на 17,6 процента. За тот же период номинальная заработная плата возросла только на 10 процентов. При этом в военных отраслях (металлургия, химия) она была выше, чем в мирных отраслях производства (текстильная, лесообрабатывающая, пищевая промышленность). Реальная заработная плата возросла за это время всего лишь на 1,2, тогда как производительность труда в связи с его интенсификацией увеличилась на 13,3 процента в добывающей и на 31,3 процента в обрабатывающей промышленности. Продолжительность [298] рабочего дня на предприятиях машиностроения и приборостроения увеличилась на 22,5 процента, а число несчастных случаев на производстве возросло с 576204 в 1949 году до 692242 в 1951 году, то есть на 20 процентов. Из них число случаев со смертельным исходом возросло на 27 процентов, а количество увечий, которые полностью лишали рабочего возможности вернуться на работу, — на 58 процентов. Таким образом, военные прибыли предпринимателей Японии увеличивались за счет снижения жизненного уровня трудящихся, за счет их физического истощения и даже жизни. Просперити, вызванное специальными военными заказами и расширением экспорта, проявлялось в росте прибылей и дивидендов. Так, в первом полугодии 1951 года средняя прибыль по всей промышленности составила 16,96 процента (в первом полугодии 1950 года — 6,77 процента, во втором полугодии — 10 процентов). В текстильной промышленности прибыли составили 33 процента, в химической — 30, в бумажной — 29,85, в горной — 18 процентов. Соответственно средний уровень дивидендов возрос с 8,72 процента в мае 1949 года до 17,39 процента в апреле 1951 года.
Под предлогом утверждения дисциплины в цехах было проведено укрепление низших слоев надсмотрщиков и проведена дальнейшая интенсификация труда. Предприниматели создавали на предприятиях различные группы фашистского типа, называя их «пожарными отрядами», «отрядами обороны» и т. п. Значительно расширилась в цехах шпионская сеть. В ряде случаев на предприятия направлялись в качестве начальников отделов труда работники специального бюро расследований. Регламентировалось даже время, необходимое рабочим для мытья рук и принятия душа. Надсмотрщики строго следили за тем, чтобы рабочие во время ночных работ ни минуты не дремали. Рабочих стремились использовать каждую минуту, каждую секунду. Профсоюзная деятельность была строго ограничена. На груди у каждого рабочего должно было висеть удостоверение с личной карточкой. Рабочим запрещалось даже входить в соседние цехи. Всякое недовольство, выраженное [299] рабочим, немедленно отражалось на его заработной плате. Всякий протест приводил к снижению квалификационного разряда рабочего, а в дальнейшем к увольнению. Существовал несправедливо большой разрыв между заработной платой надсмотрщиков, квалифицированных рабочих и неквалифицированных рабочих. Усиливалась тенденция к закреплению заработной платы в соответствии с системой служебных категорий. В связи с быстрым ростом производства возникла нехватка в кадрах, которую восполняли за счет временно нанимаемых рабочих. Эти рабочие выполняли почти ту же работу, что и постоянные рабочие, причем внешне казалось, что их непосредственно нанимала на работу компания. На самом же деле они принадлежали к «группам» различных поставщиков рабочей силы и только через них могли устроиться на работу. Поскольку временные рабочие обычно соглашались на низкую заработную плату, это вело к ухудшению материального положения постоянных рабочих. Итак, с одной стороны, происходило все большее ухудшение условий труда, а с другой — колоссальный рост прибылей капиталистов. В это время значительно сократилось число забастовщиков. Так, во второй половине 1950 года оно составило всего 510 тысяч человек, а если исключить декабрь, когда обычно возрастает число забастовок в связи с требованием новогодных пособий, то на каждый месяц приходилось только 60 тысяч забастовщиков, то есть в 6 раз меньше, чем в 1948 году. Все эти факты как нельзя более ясно свидетельствовали о том, в каких масштабах проводилась «чистка красных», как жестоки были последовавшие за ней репрессии и насколько ослабела воля к борьбе у рабочих и профсоюзного руководства.
Наступление реакции в области культуры
После того как вспыхнула война в Корее, в Японии стали в таких масштабах насаждать реакционную культуру и правую идеологию, что это поразило даже людей, привыкших к политике утверждения колониальной культуры. Эти явления, получившие название «духа возрождения [300]старины» и «обратного курса», в данном случае свидетельствовали не о восстановлении самостоятельности Японии, а о дальнейшей ее колонизации и превращении в военную базу для ведения войны в Корее. В августе 1950 года премьер-министр Иосида и министр просвещения Амано сообщили через членов Педагогического совета Такахаси Сэйитиро, Коидзуми Синдзо и Вацудзи Тэцуро мнение правительства о необходимости воспитания людей в духе «истинного патриотизма, который является основой государства». Эти указания проявились прежде всего во введении с сентября 1950 года в начальных и средних школах обязательного исполнения гимна «Кимигаё»{578} и «церемонии поднятия флага».
Наряду с этим проводилась пропаганда по обожествлению императора, временно превращенного в человека. В этих целях очень умело были использованы похороны императрицы (июнь 1951 года), а также церемония формального присвоения сана наследному принцу и его заграничное путешествие. Этому способствовал также документ под названием «Практическая сущность национальной морали», разосланный в октябре 1951 года министром просвещения Амано всем директорам школ. Фактически этот «рескрипт Амано» представлял собой обновленное издание императорского указа об образовании, в котором подчеркивалось, что «император является средоточием национальной морали». Этот документ вызвал резкие протесты и критику во всех слоях населения, поэтому правительству пришлось отложить его практическое осуществление.
В то же время правительство с каждым днем усиливало репрессии против всех, кто препятствовал расчистке почвы для наступления реакции и утверждения «обратного курса». Так, в июне 1950 года был запрещен роман Лоуренса «Любовники супруги Чэтелей», а его переводчик Ито Сзй и издатель Ояма Кюдзиро были привлечены к суду по обвинению «в распространении порнографической литературы». Несколько раньше такая [301] же шумиха была поднята в связи с романом Исидзака Едзиро «Записки учителя Исинака» и романом Нормана «Обнаженные и мертвые», однако под давлением общественного мнения дело до суда не дошло. Но переводчик и издатель романа «Любовники супруги Чэтелей» были привлечены к суду, несмотря на сопротивление общественного мнения. Эти меры составляли одну цепь с мерами по запрещению издания в связи с войной в Корее таких массовых политических и литературных газет некоммунистического характера, как «Бунка таймс», «Минею Нихон», «Дзио», «Хэйва-но коэ» и др. Это запрещение мотивировалось тем, что данные газеты являются преемниками органа японской компартии — газеты «Акахата».
«Чистка красных», направленная вначале против компартии и профсоюзов, стала распространяться и на высшую школу. Для подавления свободы научной мысли и образования применялись самые разнообразные методы репрессий. Когда в мае 1950 года ректор Токийского университета Намбара выступил с лекцией по поводу всестороннего мирного договора, премьер-министр Иосида заклеймил его, назвав «ученым-низкопоклонником». Это послужило началом для проведения «чистки красных» в высшей школе, причем она угрожала не только коммунистам, а всем, кто выступал за мир, независимость и свободу. Как только появились слухи о проведении «чистки красных» в высшей школе, студенты под руководством Всеяпонской лиги студентов развернули мощное движение протеста. В результате правительство было вынуждено отложить чистку. После этого против студенческого движения были обрушены жестокие репрессии, усилилась раскольническая деятельность в профсоюзе учителей.
1950 год был периодом наибольшего застоя и растерянности в области послевоенной культуры Японии. В этот период один за другим закрылись журналы «Нихон хёрон», «Тэнбо», «Сэкай хёрон» и «Тёрю», сыгравшие свою роль в послевоенной «демократизации» Японии. Их заменил журнал «Бунгэй сюндзю», публиковавший разнообразную литературную смесь. Демократическая [302] литература и так называемая «послевоенная литература», переживавшая вначале период расцвета, вынуждены были в значительной степени уступить место квазибеллетристике и бульварному роману. Эта тенденция, особенно выпукло проявлявшаяся в «новом направлении романа» и в серии «книга для массового чтения», отвечала требованиям уставшего от послевоенных трудностей обывателя, который в связи с несколько стабилизировавшейся обстановкой стал искать отдохновения от невзгод. Эти произведения уводили обывателя от повседневных трудностей в легкомысленную атмосферу вина, женщин и т. п. Темой подобного чтива были только женщины и вино. В них, как показали произведения Дадзай Осаму и Сиина Риндзо, нельзя найти коллизий, вызванных современным кризисом. В них не отображены страдания человека, разлагающегося в атмосфере хаоса и беспорядка.
Начиная с романа «Линкор Ямато», всполошившего читательский мир, появлялось все больше военных хроник, в которых при наличии некоторой тенденции к критике в целом восхваляется война. В это же время получили широкое распространение всевозможные воспоминания и мемуары, в которых по существу идеализируется период стабилизации, предшествовавший фашизму (в действительности же этот период породил фашизм). К ним можно отнести публиковавшиеся газетой «Асахи» мемуары Хара Кэй и газетой «Ёмиури» — воспоминания Сидэхара.
