Послесловие, ч. 2, тетр. 1

Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm

ИСТОРИЯ ЖЕЛЕЗНОЙ ИМПЕРИИ

[ИСТОРИЯ ДИНАСТИИ ЛЯО]

ЛЯО ШИ

М. Н. Суровцов.

О владычестве киданей в средней Азии: историко-политический обзор деятельности киданей от начальных известий о появлении народа и основании им династии Ляо до падения сей последней на западе ¹

«Тени минувших веков прошли предо мной в отдалении...»

Тетрадь I.

Введение

Немало найдется людей в нашем обществе, которые как-то узко-педантически относятся к Востоку и его изучению. Они не находят там ничего, что бы могло занять внимание Европейского ума, считают его сборищем каких-то варваров, не имеющих никакой доли участия в общечеловеческой работе, не ознаменовавших себя ничем, что носило бы на себе печать развития и высших человеческих стремлений.

Но такой узкий взгляд не оправдывается ничем и есть плод их тупоумия и крайнего невежества в том, на что они так строго кладут печать презрения. Считать Восток не стоящим внимания, его вековую деятельность — ничтожною с Европейской — менее чем жалко.

Во-1-х, нет ничего в мире, что бы не было достойно изучения, ибо наука — вечное стремление человека к истине — охватывает все, что только имеет жизнь или жило.

Во-2-х, очень глубокий интерес представляет нам Азия в научном отношении как колыбель европейских народов, откуда они вынесли основные формы миросозерцания, оразнообразившиеся только под влиянием других географических условий.

В-3-х, изучение переходных форм, встречающихся нам в Средней Азии, столько же важно, как и изучение установившихся.

В-4-х, изучение китайского мира, правда, однообразного по своим формам, но зато много способствовавшего развитию благосостояния самой Европы, важно как нельзя более.

В-5-х, для нас, русских, вынесших на своих плечах иго Монголов и, может быть, на долгие времена поставленных в историко-политические связи с Средней Азией и Китаем, изучение этих стран, и изучение самое широкое, компетентное во всех отношениях, становится неизбежным и час от часу ощутительным.

Не указываю на значение Китая и важность его изучения для будущих политических комбинаций при наших современных событиях, стремлении к расширению политического и торгового горизонтов, для которого мы предпринимаем постройку железных дорог и пр. Этими постройками, связующими разнообразные национальности и интересы, конечно, в недалеком будущем мы свяжемся еще прочнее с Китаем и Индией, естественные богатства которых превосходят другие страны. Что произойдет дальше — ответ на это в будущем, а я не пророк. [196]

Чтобы не показались несколько темными мои слова, я объясню их примерами и начну с третьего положения, потому что первые два не требуют особых пояснений: они понятны для каждого, кто хоть сколько-нибудь знаком даже с одним Европейским миром.

Среди Европейских вопросов был один, наделавший много шуму в ученом мире, вопрос о бытовой форме наших предков, т.е. русских — славян: в чем отличие родового быта от общинного?

На решении этого вопроса некоторые останавливались целую жизнь и все-таки не могли понять окончательно за неимением у себя под рукой каких-нибудь руководящих основ, которые указывали бы на различие общинного от родового быта. А стоило только обратиться к Средней Азии, и они увидели бы, что там в кочевом быту испокон веку народы живут с родовой формой управления, главное отличие которой от общинной заключается в том, что здесь власть безусловно сосредоточивается в старшем рода, а в общинном она передается достойнейшему по личным заслугам и выбору общины.

Не менее важный интерес представляет и Китай со своей ранней цивилизацией. Есть мысль у некоторых из наших ученых ², что знаменитый путешественник венецианец Марко Поло, долго живший в Китае во время [197] династии Юань (1271-1368), привез в Европу мысль о многих изобретениях Китайского гения и познакомил с ними и самую Европу через тех лиц, именами которых Европа гордится несколько веков. Я говорю о книгопечатании, писчей бумаге и компасе, изобретение которых европейцы приписывают себе, совершенно не подозревая того, что все они были известны в Китае еще до Р. X. и перенесены в Европу знаменитым венецианцем. Этот вопрос, впрочем, еще только начинает обращать внимание на себя нашего ученого мира и, надо думать, будет доведен до блистательных открытий, которые поставят наш Западный мир в фигуру восклицательного знака.

Не малую услугу человечеству и особенно нам, русским, оказал бы Китай своими тонко-дипломатическими изворотами в сношении с кочевниками Средней Азии, оседавшими у его стен, если бы мог покороче познакомиться с ним. Это говорю потому для нас, для наших дальнейших видов в Средней Азии, что некоторые из «власть имущих» институтов нашего отечества наделали много ошибок при сношении с этими кочевниками, при установлении у них форм европейской администрации. Я разумею бунт Киргизов по поводу введения у них русской администрации, мысль о которой создалась в одном из наших высших присутственных мест. Между тем Китайское правительство никогда не делало таких ошибок и, если не всегда умело справляться с кочевыми ордами дипломатически, то, по крайней мере, действовало естественным, более надежным путем: поселением между ними своих подданных, как-то: торговцев, ученых, жрецов, ремесленников и пр., таким образом, втянув их в свои сети, окончательно смыв их индивидуальные черты, превращало кочевника в оседлого китайца.

Кроме этой, чисто практической цели изучение важно для нас и с другой стороны, со стороны чисто научной, как открывающее перед нами замкнутый, узкий мир огромной части человечества, жившего и доселе живущего на одних и тех же основах, на глубокой привязанности народной массы к заветам древности и на небольшом нравственно-политическом кодексе «уважения к старшим». Тут, в оной вековой привязанности народа к известному строю, в неизменяемости его, в отчуждаемости от посторонних элементов, обусловленной историческими и географическими причинами, мы можем почерпать ту замечательную идею, что развитие народа, прогрессивность в его деятельности обусловливаются не только известными климатическими особенностями, вызывающими ум к работе, но и общением с другими посторонними элементами, из которых он может почерпнуть новую энергию и обновление своим силам, способным без этого к однообразию или даже прекращению деятельности.

Этот же самый Китайский мир своим тысячелетним существованием доказывает нам, что государство тогда только может жить долгие времена, когда оно будет обладать высшей перед другими — соседними — цивилизацией и не будет бессмысленно стремиться к восприятию чужих элементов, часто разлагающих самый состав государственного строя. Подтверждение этой мысли мы можем видеть в истории древней Греции и Рима, которые, несмотря на свою высшую культуру, пали под давлением чужих элементов, принятых ими.

Иго Монголов лежало на «стороне Европы» в продолжении почти двух с половиной столетий. Доселе еще идут разноречивые толки о том, оказал ли этот народ влияние на нас и в какой степени, или совершенно не оказал. Последнее, конечно, невероятно, потому что народ, особенно завоеватель, — какой бы он ни был — всегда может и должен передать некоторую часть своих национальных черт другому, над которым он властвовал и с которым имел торговые связи.

Но тот век, в котором мы встречаем грозные полчища Монголов, двинувшихся в Европу и поработивших Россию, век Чингисханидов, был подготовлен в глубине Азии собственными историческими событиями, исходная точка которых лежала у Великой стены, в двух Маньчжурских народностях, сменивших одна другую. То были Кидане, первые исторические выходцы с Юго-Восточной окраины Сяньбийских гор, жившие политически 200 с лишком лет у великой Китайской стены и порабощенные, под конец, другими выходцами из глубины Маньчжурии, — Чжурчженями. При них-то и явился всемирный завоеватель Чингис-хан, который, разрушив их государственный строй, передал своим преемникам мысль двинуться на Запад ³.

Цель этого труда и будет заключаться в том, чтоб прояснить знаменательный век Чингиса, конечно, настолько, насколько это можно сделать через обзор деятельности первой маньчжурской народности — КИДА-НЕЙ, смененных Чжурчженями, защищавшимися против ополчений сказанного Завоевателя.

Ко всему этому не могу не прибавить: 1) что единственным источником для моего труда была «Ляо ши» на Китайском языке, из которой, притом, я должен был переводить, выходит, все то, что мне досталось, не допуская мысли прямо ответить на тему т.е. рассмотреть собственно акт владычества народа, почему в моем труде можно заметить: а) односторонность, происшедшую от скудости источников, и в) пожалуй, уклонение от темы, [198] непрямоту ответа на нее, происшедшую от второй вышесказанной причины; 2) срочность работы заставила меня пройти молчанием многие вопросы ⁴, и даже не обработав всего, что было добыто и собрано как материалы. Это последнее более всего, конечно, произошло от первоначального дебюта в подобной работе и мало-опытности в распределении времени, оставшегося от других занятий.

Все это мне казалось нужным высказать, дабы установить ту точку зрения, с которой следует смотреть на мой первый дебют в труде, нисколько не претендующим, впрочем, на научное значение.

Историко-политический обзор деятельности киданей

«Ши-бяо» (свид. веков)

Цз. 63 Ляоши

Дом Дун-ху (Восточные Монголы), предки Киданей, разбитый первым среднеазиатским завоевателем Мао-дунь-хань (Мо-до-хань)'ом, осел у Сяньбийских гор ⁵, отчего впоследствии и стали называться Сянь-би.

В правление Цинь-лунь 233-237 (Вейской династии) Бинын, глава Сяньбийского поколения, был убит цы-ши ⁶ (воеводой) в Ю-чжоу (Пекинского округа) Вань-Хюном, почему народ, крайне слабый тогда, уклонился в местность на юг от Шара-Мурени (Хуань-шуй) и на север от Хуан-луна ⁷.

При Цзиньской династии в Китае (263^-20) мы встречаем известия, что Сяньбийские Ге-у-тусцы после назывались по имени владетеля: Похуй. Этот Похуй имел сына Мона, жившего сначала в Ляо-си в продолжении 9 веков (?), и затем перешедшего на юг от Иньшаньского хребта ⁸.

Когда же Мужунь Хуань (333-348) разбил Сяньбийский Союз (т.е. поколение), то он распался, а остальные части его получили разные наименования, между которыми встречаешь записанные историей: 1) Юй-вень-цев, 2) Ку-мо-цзи и 3) Ци-дань (Кидань). Одно из них, а именно Юй-вень-цы, было покорено Мужунь-Хуаном в 344 году.

При Юань-вейской династии (Тобасской, 386-557) мы встречаем более обильные известия о Киданях, уже окончательно отделившихся от Кумохи и живших отдельно, своими собственными силами. Киданьское государство, говорится в истории, находится на востоке от Кумохи (Хисцев). Они были различны с ними по роду (цзу), но одинаковые по происхождению (лен ⁹). Кидане — отделение Восточных Сяньбийских аймаков. Когда Мужунь Хуань разбил Сяньбийские поколения, то все они укрылись в Сунь-Мо (Сунгаритскую) область. В правлении Дон-го (386-396) они, т.е. Кидане, будучи совершенно разбиты Тобою Гуй, бежали вместе с Кумохи и жили раздельно. По прошествии нескольких десятков лет мало-помалу размножились и расселились на нескольких стах ли от Хо-луна ¹⁰ на север и начали производить набеги и грабительства. Со времени правления Чжень-Цзюнь, с 441 г., представляли ежегодно в дань ¹¹ превосходных лошадей. В царствовании Сянь-вэнь, 471, прислали Мей-фо-хе-ле-чень'я ко Двору с дарами. Ему на дворцовом пиру дали место в конце влиятельных лиц. Он остался очень доволен приемом и благодарил государя за милость. Киданьские поколения Сивань-дань (бу), Хедахе, Фо-фон, Юй-линь, Лянь, Цзе (бо-ся), Ту-лу (Тулугань) и Ли поочередно представляли в дворцовое казначейство превосходных лошадей и лучшие меха; после чего просили дозволить им продолжать это навсегда. Они получили дозволение иметь торг (рынок) между Хо-луньи Ми-юнь ¹², и представление дани не прерывалось. В третий год Тай-хо (479) Гао-гюй-ли (Корейцы) тайно замышляли с Жужаньцами овладеть и [199] разделить Киданьское поколение Доу-юй (Ди-деу-гуань у Иакинфа). Киданьцы давно жаловались на их притеснения. Их Фо-Мохе У-юй (У-гань) со всеми своими поколениями, состоявшими из 3.000 кибиток и 10.000 душ и с разным скотом, просил принять его в подданство. Он остановился на Восточной стороне реки Бай-лань-шуй ¹³ («Белого волка»). С сего времени ежегодно представляли двору дань.

Однажды донес о голоде. Сяо-вэнь дозволил ему закупать хлеб на рынках внутри Китая. В правление Си-нин (500-525) при отъезде киданьского посланника Жинь-чу-жень'я с 30 другими вдовствующая императрица Линь-тай-хоу пожаловала каждому из них по 2 цин-мана (т.е. темно-красных кафтана), которые они обыкновенно надевали в день свадьбы. Это была награда за их искреннюю преданность.

Известия об них при Бей-ци (550-577). Представление дани к китайскому двору не прерывалось и после передачи престола Бей-ци (Северной Цинской династии), в истории которой мы уже читаем, что Кидане начинают бунтовать и сильно беспокоить, но несмотря на свою активность, они, видимо, еще слабы, потому что сильно разбиваются китайскими властями и переходят в вассальную зависимость от других, более сильных соседей. Дело было таким образом. «В четвертый год Тянь-бао (560, в 9-й луне) Киданьцы напали на границу. Царствовавший тогда Вынь-ди (династии Бэй-ци) лично выступил на Север для усмирения их и прибыл в Пинь-чжоу ¹⁴, откуда отправился по долгому каналу (Чань-цянь), предписав министру финансов Нань Сянь-ло с 5.000 отборной конницы идти восточной дорогой к горам Цин-Шань (Северным), Инь-де Вану Хань-гуй с 4.000 отборной конницы идти на Восток, чтобы отрезать неприятелю обратный путь. Сам, перейдя через горы, стремительно ударил на Киданьцев и совершенно разбил их; в плен взяв 100 тысяч обоего пола, в добычу получив несколько сот тысяч (!) голов разного скота. Министр финансов Нань Сянь-го разбил Киданьское поколение, жившее у гор Цинь-шань. Пленные были размещены по округам. Вследствие такого жестокого поражения со стороны Китая, к которому присоединились (напали вслед за ним) Ту-кюе, Кидане должны были подпасть в зависимость от последних, а частично уйти в Гаоли (Корею)». Дальше рассказывает об их обыкновениях и обрядах при похоронах. «Обыкновения их, говорит источник, сходны с Мохесскими (поселились на Востоке). Имеют наклонность к набегам и грабительствам. Кто горько плачет по кончине отца или матери, тот считается слабым. Трупы их ставят на вершине нагорных деревьев; по прошествии трех лет их собирают и сжигают; после сего, налив вино, говорят: "В продолжение зимних месяцев кушайте, обращаясь к югу ¹⁵; во время звероловства помогайте (нам) добыть побольше кабанов и оленей"». Нравы их крайне неблагопристойны, превосходят в этом (прочих) всех восточных иноземцев.

При Суй (581-619, 38 лет), в четвертый год правления Кай — (Хуан) Киданьский Мофохе приехал ко двору. А в следующем весь его народ пришел к границе ¹⁶. У-дай (Суйский император) принял их и, сделав строгий выговор, позволил жить на прежней территории. Кидане просили извинения, послав для этого особенного посланца. Впоследствии Киданьские поколения, не ужившиеся в Гаоли, ушли оттуда (Чи-фу) и поддались Китаю. Тот же Вэнь-ди сжалился над ними и, боясь потерять приверженность отдаленных иноземцев, приказал снабдить хлебом и отпустить к своим поколениям. Дугасцам предписано ¹⁷принять их с кротостью. Но эти Корейские беглецы решительно отказались от возвращения к Дугасцам. Поколения их мало-помалу размножились, и они, смотря по достатку в траве и воде, переселились на Север. Они занимали тогда места в 200 ли прямо на север от Ляоси, Могечень ¹⁸, на 100 ли пространство от Востока к Западу. Они разделились на 10 поколений, из коих большие имели до 3.000, а малые до 1.000 войска ¹⁹. И в морозы, и в тепло они бродили со скотом с места на место, смотря по достатку в траве и воде. При открытии военных действий старшины съезжались на Совет; собирали войско с народа и налагали условия. Дулгасский Шоболе-хань (581-587), иначе Ша-бур-хань, послал к ним для заведывания Те-тунь'я (от тур. Тумань — «держава») Нань-де (То-чжи), но они убили его. Прав[итель] Да-е (суйского императора Яньси; 605-618, 7-й год) представил дань, состоявшую из товаров, вещей.

Из всех этих отрывочных известий, оставшихся в китайских летописях, мы можем только заключить, что до времени Танской династии (к обзору известий которой мы сейчас перейдем) Кидане были крайне слабы, не [200] могли жить собственными единоличными силами, а как склонные к ограблениям часто терпели от других сильных соседей, особенно Китая и Тукюе. Из отношений их к этим сильным соседям видно, что общего между вассалом и сюзереном было мало: «Китай держит их при себе подарками и ласками, Дулгасцы — силой и поставлением (ту-шуй), которых они, однако, убивают». Жили они тогда еще в пастушеском быту, разбитые на 10 аймаков, которые заведовывались старшинами. Видимо, в начальное время (при Мохе-фо Угань и Ачень) у них еще не было высших правительственных сеймовых начальников, потому что не было разделения на аймаки. Да и при этом разделении вначале мы не встречаем известий об этих сеймовых начальниках, ибо в истории прямо говорится, что старшины сами собирались для обсуждения плана войны, а после, как известно, сборами стали заведовать поставленные да-жень, которые посылали к ним особенных посланцев с приказанием явиться в назначенное время. Нравы их тогда были грубы, умственное развитие также стояло на низкой ступени. Влияние Китая было незначительно. При Танской династии, сменившей Суйскую (629-901), известия о Киданях становятся подробнее: видимо, они тогда обращали на себя внимание знаменитой династии, т. е стали выказывать стойкость и силу в борьбе с ней. Владения их, говорит история, лежат за 5.000 ли (2.500 верст) от столицы²⁰ прямо на Северо-Восток; на Востоке было смежно с Гаоли, на Западе с Хи (Кумохи прежде), на Юге достигало области Иньчжоу, на Севере граничило с Мохе и Шивей. В этом пространстве, занимаемом ими, проходил хребет Лынь-хинь-шань («Холодные горы»), который служил им естественной защитой. Занимаясь звериной охотою, не имели постоянного местопребывания. Их государь ²¹ Да-ху-эр (Дахе) имел 40.000 отборного войска, разделенного на 8 аймаков (т.е. набиравшегося из 8 аймаков). Он был вассалом Дулгасского (Турецкого) дома и имел титул Сыгиня (Цыгинь, правители у Турок 5 цыгиней в Западном Дулгасском ханстве). Перед нарядом войска на войну все аймаки собирались вместе. На звериную ловлю каждый аймак ходил по своей воле отдельно.

С сильными тогда Хисцами они не ладили и после каждого проигранного сражения уклонялись к Сяньбийским горам. Нравы их, замечает история, были несколько сходны с Дулгасскими ²². Покойников не погребали (не зарывали в землю), а на телеге, запряженной лошадью ²³, отвозили в горы и полагали их на вершину дерева ²⁴. Если сын или внук умирал, то отец и мать утром и вечером плакали, а если отец или мать умирали, то сыновья не плакали. Я сделаю поэтому маленькое отступление. Спрашивается, откуда этот странный обычай? Во всяком случае, он не из Китая, потому что, видимо, отмечен как редкостная, как отличительная черта, показавшаяся странной для историка, иначе он не занес бы ее. Если мы согласимся, что это чисто среднеазиатский обычай, то должны думать, что обычаи Киданей диаметрально противоположны с Китайскими, где уважение к старшим, траур, плач по их смерти мы встречаем с самых начальных времен основания государства. Но едва ли это даже чисто Среднеазиатский [обычай], не занеслось ли оно откуда-нибудь? За неимением времени, придется ограничиться только постановкой этого вопроса.

Дальше говорит история: «У траура тоже не было срока (т.е. определенного времени для ношения траура по умершим родителям, также постановлялось, кто вечно мог носить его, сколько может и как ему заблагорассудится). В начале годов правления У-де главный старшина Сюань-ао-цао и Мохесский старшина Тудиш прислали своих лошадей ко двору и в тоже время произвели набеги на границу (чисто Среднеазиатская тактика). По прошествии двух лет они отправили своих посланников ко двору с превосходными лошадьми и пушистыми соболями. Во 2-й год Чжень-гуань (Танского Тай-цзуна Ли-ши-мыня, знаменитого своими победами и хорошим управлением, 628 [г.], Киданьский Мохой) поддался Китаю, перейдя из зависмости Дулгасцев. Почему Дулгасский Хань Хела, переживавший, что иностранцы имели сношения с Китаем, отправил к последнему посланца с предложением взять Лянь Ши-ду (китайский бунтовщик) и возвратить за это Киданей. Танский Тай-цзун ответил ему на это довольно сухо: "Кидань и Дулгане одного происхождения. Киданьцы уже покорились мне. Можно ли требовать их? Лянь Ши-ду есть подданный дома Тан, разбойнически взял у меня округи и поколения. Дом Дулга должен содействовать мне в поимке его; а променять его на покорившихся нельзя"». [201]

Как располагали Киданями сильные государства! Ясно, что они и теперь не обладали большой силой и совершенно зависели то от тех, то от других. К Китаю же они тянулись потому, кажется, что тот щедро награждал их. Но и с ними они жили не всегда мирно и часто делали нападения на его границы. В случае поражения они переходили в зависимость от другого сильного государства, основавшегося тогда в Монголии и Чжунгарии, к Дулгасцам.

В 629 году Мохой опять приехал ко двору и на этот раз был награжден знаменем и литаврой: это сблизило его с Китаем. Когда император воевал с Кореей, то всех старейшин и Сиского главу присоединил к своему войску. На возвратном пути в проезде через Инь чжоу ²⁵ император пригласил к себе всех старейшин. Куге (один старшина Киданьский) и старики по заслугам награждены шелковыми тканями, а Куге еще получил военный чин: цзо-у-вэй-цзянь-чжень (охранный главнокомандующий). Главный Киданьский старшина Жучечжу поддался со своим улусом, почему он и был переименован в округ Хуань чжоу, в котором сам поставлен в зависимость от пристава в Инь чжоу.

В непродолжительном времени и Куге со своими поколениями поддался Китаю, почему и учреждена Суньмосская область, где Куге поставлен правителем с полномочным управлением военными делами 10 округов, заполучив княжеское достоинство (У-цзи-нань ²⁶) и прозвание Ли (фамильное имя: Синь-ань). Поколение переименовалось: Даги (Дэнь?) в округе Цзяло-чжоу, Ге-бянь — в Жа-ло-чжоу, Духо — [в] У-фынь-чжоу, Фынь-вень — [в] Юй-линь-чжоу, Тубянь — [в] Жи-лянь-чжоу, Жуй-хи — [в] Тухе-чжоу (на реке Лоха-Мурень), Чжуй-гинь — [в] Вань-дань-чжоу; из поколения Фу сделано 2 округа: Пили-чжоу и Чи-шань-чжоу (Красного хребта). Как округи подчинены сунмоскому правлению, Жучечжу поставлен правителем над ними.

На самом-то деле тут особенного ничего не произошло, потому что правители остались туземные, а к этому бумажному фокусу Китай прибегал довольно часто, и мы могли бы, пожалуй, подумать, что, например, Западное Дулгаское ханство и его вассальные владетели, поддавшиеся вместе с ними Китаю, сильно ошибались, потому что там после этого тотчас предпринято было бумажное раздробление на округа (чжоу), но, на самом-то деле, поддавшиеся вассалы крайне не хотели этого разделения, а по-прежнему называли своих отчасти их туземными именами и не следовали Китайской администрации. Тоже самое мы видим и тут — все ограничивалось только бумажным разделением на округа, но ничуть не более: правители те же самые и с той же туземной обстановкой. Конечно, это тоже было из мер, к которым прибегало Китайское правительство, в виду привлечения Среднеазиатцев в сети своей обстановки и окончательного уничтожения национальных черт, но мера эта же приводила к желательным результатам. Другой путь, иные приемы — торговля, поселение, частью призывы ко двору — достигали своей цели и почти всегда блистательно.

По смерти Кугэ, говорит история, Кидане соединились с Хисцами и открыли бунт. Ашиде, главноначальс-твующий походного корпуса (синь-цюань) и Чу-бинь захватили Суньмосского наместника А-бу-ку (Амбагянь?!) и представили в Восточную столицу (Китай, Тан). У Куге остались два внука: Кумохи, получивший военный чин (цзо-вей-цзянь-цзюнь) и поставленный даньханьским правителем с княжеским достоинством, и Цзинь-чжун, получивший титул у-вей-да-цзянь-цзюнь и должность главноуправляющего в Сун Мо. Внук Аоцао, Ваньюнь, получил правительство округа Гуй-чен-чжоу. Высокое положение правителя в Иньчжоу Чжао Вень-хоя со своими подчиненными вызвало взрыв бунта, главными коноводами которого явились Вань-юнь, знавший хорошо тогдашнее состояние Китая в бытность свою заложником при дворе, и Цзинь-чжун, принявший даже титул (самовольно) У-шань-ке-ханя (У-шань-хана) и назначивший Вань-юна главнокомандующим войска. Прежде всего, они напали на Чжао Вень-хоя и, убив его, взволновали Инь чжоу. Бунт принял громадные размеры, и в очень короткое время (24 дня) войска набралось до нескольких десятков тысяч, которое ворвалось в Юньчжоу ²⁷ и захватило там Хей-цинь-цзи, помощника предводителя Китайских войск. Царствовавшая тогда императрица У-хоу («Воинственная») страшно рассердилась на это и указала полководцам Цао-жень-исы, Чжан-сюань-юй, Ли-до-цзо, Ма-жень-цзы (всего 28 полководцам) идти на усмирение бунтовщиков. Лянь Вань У Саньсы назначен главнокомандующим, а Ма Жень-цзы — его помощником. Вань-юня (Киданьский предводитель) переименовали в Вань-чжа «10 тысячам отрубил голову», а Цзинь-чжуна — Цзинь-ли («все-истребляющим»). Войска встретились с Киданями при Западной защите ²⁸ в долине Хуан чжаньгоу. Китайская [202]армия была совершенно разбита. Полководцев Сюань-юй и Жень-цзы взяли в плен. Кидане после такой славной победы, может быть, первой, бросились на Пиньчжоу ²⁹, но здесь им не посчастливилось, и они должны были отступить. Императрица, однако же, не упала духом и приказала Цзянь-ань-Вану У-юй-и набрать войска и снова идти на киданей. Но войска строевого было мало, почему прибегли к найму невольников за высокую плату, которую передали их господам, и всех снарядили в поход. Видимо, это удачное восстание Киданей, вызванное притеснениями высокопоставленных китайских приставов, дорого обошлось Срединному государству. Покуда собиралось снова ополчение, Вань-юнь ночью нечаянно нападает на Тянь-чжоу ³⁰, его встретил помощник полководца Чжан-цзю-цзи с отборным войском в несколько сотен (!) и вступил в рукопашный бой. Вань-юнь, не выдержав, был разбит и бежал в горы. Между тем Цзинь-чжун, начальник Вань-юня, умер, а Дулгаский хан Мо чжо, воспользовавшись этим, напал на его аймак и разбил. Вань-юнь не унывал: он собрал многочисленные полчища и послал двух предводителей — Ловучженси и Хеасяо на Цзи-чжоу ³¹, где они, убив тамошнего правителя Лу Гао-цзи, забрали несколько тысяч чел. Между тем, У-Хоу, узнав о смерти Цзинь-чжу-на, вновь приказала полководцам Вань Сяо-цзы и Су Хунь-юнь с 170 тыс. двинуться на Киданей. Войска сошлись у Восточной защиты (см. выше), и китайская армия была разбита. После этой вторичной блистательной победы Вань-юнь вошел в Ючжоу (округ) и начал там опустошения. Китайский главнокомандующий By Ю-и послал против него один корпус, но он не имел успеха. Императрица снова назначила 3-х полководцев: Хе-эсей-цзюн Вана By И-цзюна, Лоу Ши-де и Шаньюского Чжуньи с 200 тыс. войска. Вань-юнь действовал со страшным натиском: он пошел на юг, опустошил несколько уездов в Иньчжоу и страшно своевольствовал. Хиский корпус, приглашенный для помощи Китаем, под начальством Янь Сюань-цзи ударил в тыл киданьских ополчений. Теперь кидане были разбиты наголову. Полководец Вань-юня Хеасяо покорился. Сам Вань-юнь, бросив войско, бежал. Рассыпавшиеся войска снова соединились было, но, будучи разбиты Хисцами, пришли в совершенное смятение. А между тем Вань юнь бежал на Восток. Китайский Вань Цзю-цзы поджидал его засадой в 3-х местах. Беглец с несколькими невольниками ускакал на Восточную сторону р. Лу-хе (Лохе). В крайнем бессилии от побега он лег в лесу, и невольник отсек ему голову, а Чжан Цзю-цзи препроводил ее в Восточную столицу. Остальные войска рассеялись, и By Ю-и с торжеством возвратился ко двору. Императрица обрадовалась и обнародовала амнистию по империи, переименовав правление на Шень-гун («Свящ. заслуги», 697 [г.]).

Итак, мы видим, что китайский двор празднует свою победу, которую ему удалось получить в 1-й раз (или во 2-й) в эту эпоху, а Кидане, совершенно деморализованные после своих блестящих побед, не могут держаться и приходят во власть Дулгасцев (в 3-й раз).

Здесь во всей полноте выступает перед нами тот знаменательный факт, который так часто встречается на Востоке и особенно в Ср. Азии, а именно, значение вождя, полководца, энергия одного лица, объединяющего железной волей и быстротой в натиске, потому что мы видим: кидане, истребившие несколько армий У-хоу, с потерей храброго Ваньюна совершенно падают, ниспускаются моментально на самую низкую ступень значения и передаются дулгасцам. Если же согласие с ними, то победы Чингис-хана, предводительствующего незначительными доселе родами (монголов), но обладавшего той же смелостью и быстротою действий, какие мы встречаем в киданьце Ваньюне, то его победы, охватившие весь мир, будут для нас понятны.

«Их переход к Дулгасцам совершился в 697 г., а через 2 года, в 699 г., они, видимо, начинают снова борьбу с Китаем, потому что кит. двор командирует для их усмирения двух полководцев: Ли-цзяй-гу и Лову-чжена. Кидане снова были разбиты».

Во 2-е лето правления Кай-юань (714 г.), когда Дулгаский Мочжо пришел в бессилие, Цзинь-чжун, следуя за своим дядей, главнокоман. Шихо (Шихе) со своим аймаком и Цзю-ли-хо И-цзянь-чжо, покорился Китаю. Тогда царствовавший в Китае Сюань-цзун пожаловал ему железную грамоту с красивыми буквами. По прошествии 2-х [лет] (в 716 [г.]) Цзинь-чжун (Шихо) пришел с хиским старшиной Ли-Даную, почему вслед за этим китайский император издал указ о восстановлении Суньмоского правления, где Шихо был поставлен главнокомандующим и облечен в княжеское достоинство (сунь-мо-цзюн-вань). В его же правление был организовал корпус Цзинси-цзюнь, и Шихо был назначен начальником корпуса. Кроме того, ему в управление поручены 8 поколений, в которых старшины их поставлены правителями, а приставу Сю Тай указано быть предводителем (стерегущим начальником) поколения и командовать корпусом. За Шихо была выдана дочь Янь [203] Юань-цы Юнь-ло-гунь-чжу (царевна), но он вскоре умер в 717 г. Ему дали посмертный титул де-цзинь и отправили посланника для жертвоприношений за него и утешения родственников. Младший брат Согу наследственно, по указу кит. двора, в 718 г. получил титул и место. В следующем году Согу с царевной приезжал ко двору и был отлично угощен.

Казалось бы, что кидане под сенью милостей Танского двора заживут припеваючи, но не тут то было. Выступают новые элементы, разыгрывается честолюбие киданьского вельможи, помощника начальника сказанного Цзинь Си-цзюнского корпуса Гетукень'я, в сообществе которого действует и дядя будущего основателя династии Хань, старшина Дельского аймака. Гетукень пользовался отличной репутацией в народе, поэтому распоряжался в орде по-своему. Согу хотел избавиться от него, но не решился. Гетукень, напротив, напал на Согу, поэтому [тот] принужден был бежать в Иньчжоу, под покровительство кит. пристава. Тогдашний главнокомандующий в Иньчжоу Хей Цинь-дай с 500 окружных войск, соединившись с войсками Хиского старшины Ли Дану, напал на Гетукень'я, но без успеха (бу-шен). Согу и Дану были убиты в той стычке, Цинь-дай ушел с корпусом Юй-гуань ³². Он, видимо, не принял к сердцу смерть киданьских правителей (т.е. одного киданьского, другого хиского) и не старался наказать Гетукень'я, что доказывает уже его 500-й отряд. Гетукень, между тем, поставил правителем двоюродного брата Согу Юй-юй'я и отправил посланца извиниться перед китайским двором. Китайский двор посмотрел на смерть Согу тоже сквозь пальцы и указал дать новому правителю княжеское достоинство (Суньмо цзюнь Ван) и простил Гетукень'я. Юй-юй явился ко двору и получил начальство уже официальным путем, причем испросил себе и невесту из царского рода. Гетукень также приехал ко двору и получил военный чин (Цзо юй-линь-вей-цзян-цзюнь). По смерти Юй-юй'я его младший брат Ту-юй получил начальство, но, рассорившись с Гетукенем, бежал в Китай, и там был оставлен при дворе с титулом Ляо-янь-цзюнь Вана. После сего Гетукень поставил правителем младшего брата Цзинь-чжуна Шаогу, а китайский двор снова утвердил его в княжеском достоинстве, совершив этот акт совершенно хладнокровно, даже наградив Гетукень'я. Однажды император отправился для жертвоприношений к горе. Шаогу с прочими старейшинами следовал за императором. В следующем году, т.е. в 719, он получил титул при дворе с переименованием княжеского достоинства. В жены ему дали дочь императорского родственника под названием Дунь-гуань ³³ гунь-чжу. С лишком сотня старейшин из его поколения получила чины от китайского двора. Шаогу, так обласканный Танским двором, отправил даже своего сына к этому двору на службу, туда же отправился и Гетукень. Тогдашний китайский министр Ли Юань-хун, промахнувшись в расчетах, принял Гетукень'я слишком холодно, поэтому Гетукень уехал недовольным. Они хором отучили сильного сановника от частых приездов ко двору и не знали, что он готов на все, чтобы народ был привязан к нему. Сейчас высказанное предположение о неудачном шаге китайского министра основывается на словах Чжанъюе, сказавшего о пользе удаления оскорбленного Гетукень'я: «Гетукень имеет зверское сердце и смотрит только туда, где видит выгоды. Сверх того, он теперь имеет силу в государстве, и подчиненные повинуются ему. Если не оказать ему чести, он больше не приедет».

Гетукень действительно не приезжал, а спустя 3 года (в 730 г.) после этого осерчал, убил Шаогу, поставив правителем некоего Ку-ли (Кюй-ли) и порываясь с Хисцами поддаться Дулгаскому дому. Китайская царевна бежала из орды, а Танский двор предписал набирать войско для похода против киданей. Чжи Фань-Янь, правитель (цы-ши) округа Ючжоу, и Чжоу Хань-Чжан, главноуправляющий в Фань-янь, должны были идти против бунтовщиков. Пей-Куань и Сю Куань занимаются набором ратников (значит, поход принял снова грозные размеры); Чжунь Вань Цзунь должен был принять верховное начальство над Хискою действующей армией, а Юй-ши-да-фу (императорский историограф) Ли Чао-инь и оберполицмейстер столицы Пей Чжей-сянь определен помощником ему. Они должны были вести войска 8 корпусов, при которых, кроме того, состояло 18 корпусных полководцев: Чень Бо-сян, Чжан Вен-янь, Сун Чжи-ти, Ли дунь-мышь, Чжао Вань-гун, Го Инь-гой и пр. (всего 18). В связи с сим князь Цзунь назначен верховным вождем над войском в Хедун (на Востоке от р. Желтой), но он не поехал, а посему (Тай) Цинь-тайчань-сы Синь-ань-цзюнь Ван Вей назначен с бунчуком помощником верховного вождя, действующего в Хебее (на севере от Желтой реки наз. провинции). Вей выступил с главнокомандующим Чжао Хань-чжан и совершенно разбил кочевья. Гетукень бежал, а Хисцы покорились. Об этой победе было объявлено в храме предков. Однако же Гутукень не переставал беспокоить границы и в 733 г. (т.е. следующем) сделал нападение на них. Китайские предводители Сю Чу-вань, Го Иньгай, У Ке-цзинь, УЧжи-ии ЛоШоу-чжунс 10.000 конницы вместе с Хисцами дали сражение у гор Ду-шань ³⁴. КГетуке-ню подошло Дулгаское войско. Хисцы начали колебаться и отступать в крепкую позицию. Китайская армия [204] была разбита. Иньгай и Ке-цзинь — убиты. Всех войск погибло в Китае около 10.000 чел. Вся неудача китайских войск заключалась в том, что полководцы их не отличались стратегическими способностями; император сознал эту ошибку и отправил искуссного Шеу-гуй'я, который привел в замешательство войско Гетукеня. Этот последний ложно просил о принятии в подданство, а между тем поджидал Дулгаской помощи. Один из его чиновников, Госи (Го-чжэнь), был недоволен им, и Китайский полководец прибег к подкупу, отправив для этого некоего Ван Хуэя. Госи согласился на измену, а когда китайское войско окружило Гетукеня, он отрубил ему голову. Кули и др. передали его принадлежности. Это событие относится к 734 г. Оно важно для нас потому, что здесь мы видим, если верить кит. летописям (Ляо-ши, ц. 63), акт прекращения владычества фамилии Дахуры. Собственно, оно совершилось еще раньше, с постановлением Кули, но, во всяком случае, мы здесь видим поворот к новым владетельным элементам, новым фамилиям, из которых одна, наконец, преодолевает и основывает династию. Дело в том, что поддерживаемый кит. полководцем Госи, получивший даже княжеское достоинство ³⁵ и главноначальствование в Суньмо, жил недолго. Сообщники убитого Гетукеня, в числе которых «Ляо-ши» называет дядю Няли ³⁶ (Я-ми), убили самого Госи вместе с семейством, только один сын убитого бежал в Ань-дунь ³⁷ и получил там титул от китайского правительства — Цзо-цзяо-вей-цзянь-цзюнь. Вслед за этой катастрофой Нел, как говорит история, поставил правителем Да-нянь-чжень-ла, впоследствии названного Су-у-вей-ханом (Цзу-у-ке-хан) и получившего от Танского двора нас. имя (синь-мин) — Ли-хуай-сю. Сверх того, он принял себе др. фамилию — Яо-нань (-ни), смененную затем Елюйской (фамилия основателя династии Ляо).

Вот что рассказывается дальше о судьбе новой фамилии: «В 4-й год правления Тянь-бяо (745 г.) Киданьский главный старшина по фамилии (Синь-линь) Ли Хуан-сю, а по нац. имени Да-нянь-чжа-ли покорился, посему и поставлено Суньмоскому дуду (главноначальствовавшему) облачить в княж. достоинство ³⁸, а девица-сирота из императорского рода по имени Цзинь-ло царевна (гунь чжу) выдана намуж за него. Но в сем же году, после смерти ее, он взбунтовался. Ань Лушань, главнокомандующий Фань-ян, усмирил его ³⁹.

После смерти Да-нань-чжа-ли княж. достоинство перешло Цзи-ло (Гяй-ли), а также и главноуправление над Суньмо. Тогда Ань Лушань предложил кит. двору войну с Киданями. Двор послушался его и выставил 100.000 войска из Ючжоу, Пиньлу и Хе-унь с вожаками из хисцев. Большое сражение завязалось на юж. берегу Шара-Мурени. Ань Лушань был разбит и потерял несколько тысяч человек убитыми. С сего времени Ань Лушань и кидане приезжали ко двору с дарами до 20 раз. Главноуправляющий в Фань-янь ⁴⁰ определен приставом над хисцами и киданями. Ему со времени правления Чжиде (756 г.) позволено полновластно распоряжаться в своем округе ⁴¹, посему он разместил гарнизоны и караулы и старался больше не заводить дел на границе. Кидане также редко производили набеги. Старшины их ежегодно десятками отправлялись в Чанъань, где представлялись двору и получали милости, соответственно достоинствам, а из подданных их некоторые жили в Ючжоу на иждивении правительства. В период правления Чже-дэ и Гао-нин (Су-цзуна, 756-762 гг.) приезжали с данью (гунь) 2 раза; в правление Да-ли (Дай-цзуна, 766-779) — 13 раз; в правление Чжень-юаня (Де-цзуна, 785-804) — 3 раза; в правление Юань Хо (Сянь-цзуна, 806-820) — 7 раз; в правление Тай-хо и Кай-чень (Вень-цзуна, 827-840) — 4 раза. Но кит. император был недоволен тем, что они поддались Ойхорам ⁴² (Уйгурам Хой-гу, Хой-хор), посему не давал старшинам ни достоинств, ни чинов. В 2-й год правления Хой-чань (У-цзуна, 842 г.) Уйгуры разбили киданей, и кид. старшина Ци-су (Цюй-сюй ⁴³) поддался Китаю, за что и получил титул ю-у-вей-цзянь-цзюнь. Главноуправляющий в Ючжоу (Пек. округ) Чжан-Чжунь-у переменил (или предложил своему двору) печать Ойхоров и, давая ему новую, сказал: «Печать на княжение в Кидании».

В правление Сянь-Тун (У-цзуна, 866г.) кид. владетель (князь) Ши-ле ⁴⁴ (Сире, Силицзы, Си-эр-чжи) дважды отправлял посланника ко двору. Его аймак Демоский нечувствительно усилился. Причины усиления этого [205] аймака, знаменитого своим первенствующим участием в возвышении Амбагяня в качестве его родового аймака, заключались в том, что улусы Дахус и Яо-нань'я (т.е. 2-х фактов) составляли 6 кочевий, а улусов рода Си-ли было меньше. Это и было причиной того, что Дамоский аймак, принадлежавший к этому роду, усилился на других в конце царствования фамилии Яо-нань (730-907).

По смерти Си-эр-цзы наследовал родственник его Киньде (Циньде, Хень-де-цзинь-кехань). В правление Гуань ци (885-887) возникли беспокойства в Китае, на границе также было много хлопот. Кидане между тем успели ограбить Хисцев и Шивеев ⁴⁵ и покорить мелкие владения тунгуского (маньчжурского) и монгольского племен. Все это создалось под шумом и благодаря непорядкам в Срединном государстве, Танская династия боялась за свое существование в борьбе разнородных партий, выступивших тогда на политическую сцену Китая: военных, ученых, евнухов. Все эти партии оспаривали друг у друга значение и гибли, увлекая за собою сотни жертв междоусобной войны. Наконец, партия военных (цзе-ду-ши, провинциальные) берет первенство, и Чжу-цюань-чжун основывает новую династию Лян.

Но посмотрим, что делалось у киданей раньше основания новой династии в Китае, сменившей долговечную блестящую Танскую. «Кидане, усилившись за счет других, делают нападение на Ючжоу и Цзи-чжоу⁴⁶. Кит. полководец Мо Жэнь-гун со всем войском перешел через горы Ди-синь-шань для усмирения и не допустил их пасти скот на траве под границей Ляо, отчего у киданей погибло множество лошадей. Опасаясь еще худшего результата, они предложили дать клятву: представлять хороших лошадей за пастбища. Мо Жень-гун согласился, но они нарушили договор и произвели набег. Лю-Шоу-гуан стоял гарнизоном в Пиньчжоу, куда кидане вступили с 10.000 конницы. Лю Шоу-гуан обманул их, ложно заключив мир, и, упоив в палатках, захватил главного предводителя. Весь народ зарыдал и предложил выкуп за него 5.000 лошадей. Лю Шоу-гуан не согласился. Киньде удвоил выкуп (10.000 [лошадей]) и получил свободу. Кроме того, кидане дали клятву: 10 лет не приближаться к границе. В последние годы кидане стали терпеть физические невзгоды: поветрие на скота, снега и пр. Кроме того, сам Киньде не отличался твердостью в управлении. По праву начальников 8 поколений, главу народа (сеймового прав-ля) сменяли через каждые 3 года, посему народ, недовольный Киньде, передал его власть другому Да-жень'ю — то был Елюй Амбагянь, который, пробыв начальником в продолжение 9 лет, не хотел сменяться, несмотря на просьбы всего народа и старейшин. Наконец, просил отделить его с одним улусом; потому, созвавши старшин прочих поколений, коварно предал их смерти, после чего сделался единственным повелителем Киданей» ⁴⁷.

Итак, из всего этого обзора жизни народа до возвышения Амбагяня мы видим, что кид. старшины при Танской династии пользовались вниманием кит. двора. Но народ, видимо, не хотел жить пассивно, под сенью кит. милостей, ему нужен был простор, деятельность, что вызывалось иногда физич. недостатками, он бросается на богатые провинции Китая для грабежа. Это подает повод кит. правительству отправлять против него 100 тыс. армии, которые, однако, по большей части «задуваются» кид. полчищами, особенно когда между ними явл. храбрый коновод вроде Вань-юня. В случае неудачи кидане передаются др. сильным г-вам, основавшимся тогда бок-о-бок с ними: Дулгасцам и Уйгурам. Щедрые награды и пожалования, исходившие из кит. Двора, и строгая дисциплина у новых сюзеренов ⁴⁸ выражаются в разных пожалованиях со стороны Китая и предоставлениях дани со стороны киданей.

Хотя Китай и не вмешивался в их управление, предоставив себе только номинальное право утверждать правителей, постановлявшихся их народом, но он, видимо, старался действовать на них своими неизменными и всегда удачными путями, а именно: заведением торговых связей, поселением самих киданей в кит. провинциях (в Ючжоу, см. выше), внутри Великой стены, выдачей за владетельных лиц кит. царевен, которые способствовали скорейшему проникновению кит. элемента в орду, частыми призывами ко двору, где делались для них великолепные угощения, посылкой к ним кит. мастеровых, художников, ученых, жрецов и пр., что все в совокупности, очевидно, имело целью: большее ознакомление с удобствами кит. цивилизации и оседлой [206] жизни, а через это — привлечение самих кочевников к кит. образу жизни и, следовательно, уничтожение в них воинственных наклонностей, страсти к грабежам.

Жили они тогда более или менее цивилизованно, не поражая китайцев своей непристойностью, что прежде так сильно бросилось в глаза кит. историку и он даже счел нужным занести это на страницы истории. Кит. гений, видимо, уже парил над молодым и начинавшим слагаться народом и тянул его в благословенные страны юга, на привольные пастбища Ляоси и Яньской территории, к оседлой жизни. Отец Амбагяня, Силицзи, уже начинает выливать деньги (об этом будет сказано ниже, в отделе внутр. обзора: об («эк. быте»), старается собирать естественные богатства, строить города, заводить более широкую торговлю с Китаем. Усложнявшиеся отправления народной жизни требовали и лучшей организации в правлении, правильного развития народной культуры и отношения к верховной власти. Правление было избирательное на срок, и это уже указывает, что народ не был устранен от участия в интересах государства, а для выражения своей воли на одних собраниях, очевидно, должен был иметь некоторое понятие о гос. управлении: т.е. был цивилизованным, знакомым с механизмом самого управления, от которого прежде всего требовал стойкости и силы в борьбе с внешними врагами.

Борьба партий в Китае, его междоусобные неурядицы, открывшиеся под конец Танской династии, не давали возможности следить за севером: кидане пользуются счастливым обстоятельствами и забирают мелкие владения (Шао Хуань, Шивей, Юайву, Угулуши Бисачжун), что еще больше увеличивает их силы, как физические, так и моральные, потому что они теперь видят себя обладателями других возможностей в будущем, еще больших приобретений. Слабость Циньде, вступившего в управление после Силицзы, не обещает расширения владений, и народ, потерпевший тогда еще от физических невзгод и победы китайца Лю-Шоу-гуан'а, сменяет Циньде и передает власть старшему сыну Силицзи Амбагяню, отличившемуся еще при жизни отца победами и завоеваниями мелких владений.

Познакомимся покороче с этой личностью.

Он родился в 872 г. в своем родовом Аймаке Де-ли от вышесказанного Си-ли-цзи (Шиле, Си-ре, Си-эр-чжи). В молодости показал он необыкновенную силу и стойкость с необузданною храбростью. Участвуя в походах отца, он завоевал народцы Шао-хуань и Шивей, поколения Юай-ву, Чизлеши и Тисачжу. По смерти отца и перехода власти к его младшему брату Циньде, Амбагянь получает разные должности в государстве: он сначала имел чин тамажуна, потом ачжусали, а при правлении своего дяди (Циньде) сделался и-ли-цзинь (эр-ци-му, эльчи, посланник) с правом полного распоряжения военными силами в государстве. Как нельзя лучше воспользовался он данной ему властью: походы его против Юй-гуай и Шивей (поколение) совершенно ослабляют последних, дают ему возможность присоединить покоренных к своим войскам. Но кроме этих побед над разными мелкими владениями он знаменит еще и своими дипломатическими переговорами, которыми привлекает Си-ского (Кумохи) владетеля Чжули на свою сторону, и в 905 году, в самый разгар междоусобиц в Китае, вспомоществуемый своими союзниками, открывает опустошительный поход к Хэдун и Хэбэй во главе 400.000 войска, берет 9 больших городов в этих местностях и забирает громадную добычу. Не один Китай испытал на себе всю опустошительность нового полководца: Нюйчжени в следующий за этим год (т.е. 906-й) также подвергаются опустошительному набегу Амбагяня и теряют 300 семейств, захваченных им в неволю. Назначенный пой-пое (канцлером) над Дела и Си, разделенными на 13 уездов, он в 907 году идет на Хечецзы-Шивеи, а по опустошении их территории возвращается к кит. границам и завязывает дело с войсками Лю-жень-гун'а, правителя Лу-лунья ⁴⁹, вскоре там остается победителем. Победы шли одна за другой: он забирает Шивейские поколения, все поколения Си си ⁵⁰ (Куможи) и Нюйчжисцев, живших на северо-востоке, заключают союз с кит. правителем Ли Кеюн'ом, помогавшим Танской династии против бунтовщика Хуан Чао и за это получившим княж. достоинство с уделом Тай-юань-фу, против китайского же правителя Лю-жень-гуна, заславшего[?!] в Чжили. Вся эта энергия, многообещаемость Амбагяня уже показывают нам, что можно ожидать от него в дальнейших военных предприятиях. Его союз с Ли-Кэюном показывает нам, что он не только не мог подпасть в линию кит. политике, сделаться ее орудием, но даже сам не прочь оказать на нее влияние и явиться установителем того или др. претендента на трон в Хуаньде.

Посмотрим же теперь, что могло служить его возвышению? Где он мог найти поддержку в деле установления нов. порядка вещей, единодержавия, безграничной, наследственной по прямой линии монархической власти? «Амбагянь 9 лет (3 трехлетия) пробыл бессменно сеймовым правителем, несмотря на неудовольствие [207] народа и старшин, и, наконец, вынуждаемый всеобщим негодованием, отказался от власти, но с условием на отделение его с особенным улусом (лучше быть 1-м в деревне, чем вторым в Риме). Старшины согласились на это, и Амбагянь получил управление над одним аймаком (вероятно, своим Деле саинь)».

В это время в Китае происходили неурядицы: китайцы толпами бежали с родной земли к киданям, между которыми уже и прежде селились их соотечественники. Эти новые пришельцы основывают города ⁵¹, занимаются добыванием соли и железа в Таньчжоу. Отделившийся Амбагянь привлекает их на свою сторону, а они являются главными помощниками ему в деле получения верховной власти над народом. Дело в том, что беглецы, не имевшие на своей родной территории никакого значения, здесь, обласканные сильным владетельным лицом, очевидно, должны были подумать о большом значении для себя, особенно если их патрону удастся разрушить существующий порядок и водворить кит. монархизм: тогда эти нищие и голодные беглецы могут сделаться министрами, иметь значение, могли действовать против тех лиц, которые были причиной их удаления, т.е. окончательно направить киданьскую политику на ту дорогу, на которую она уже ощупью начинала выходить с появлением Амбагяня. Тут, конечно, встречается некоторое затруднение в объяснении их желания руководить киданьской политикой во вред Китаю, своей родной стране, но, если мы примем во внимание то обстоятельство, что эти лица могли принести всё в жертву своим личным целям, то это устраняется легко. А что другое могло иметь значение для не имеющих ничего и обреченных, бог знает, какой судьбе на новой родине? Посмотрите, что сделал один из этих беглецов-китайцев, некто Хань-янь-хой: построил города, поощрял земледелие, торговлю, учредил присут. места, распределил чины (кодекс чинов), изобрел Киданьское письмо, составленное из 3000 иероглифов, заменявших китайские, и пр.

Итак, могущественная Киданьская династия, первая владевшая китайской территорией без особенных правовых пожертвований, вызвана была на историко-политическую сцену тою же самой силой, за счет которой она возросла и которой была задавлена в период своего владычества за Великой стеной, в период развития китайской гражданственности и ее усыпляющей обстановки!

Я возвращаюсь к рассмотрению др. причин возвышения Амбагяня.

б) Как я уже говорил, отец Амбагяня — Силицзи — стал лить деньги и заниматься собиранием естеств. богатств, которые он оставил в наследство своему сыну, «и Амбагянь, воспользовавшись этими богатствами, мог свободно открыть императорские дела (ди-ши) (цз. 66). История ясно говорит, что эти богатства послужили ему как средства для найма войск, подкупа (где можно) и, следовательно, возвышения».

Кроме того, если принять во внимание родовую месть Амбагяня к цзайсянам (старшинам?) фамилии Яо-нянь за свою убитую мать, то его поступок с этими старшинами, их умерщвление, будет для нас понятным, и самый акт единодержавия тогда становится неизбежным. Впрочем, последнему я не придаю особого значения, так как это добыто только мной, а я могу легко ошибиться.

в) Не нужно прибавлять ко всему этому личную храбрость и честолюбие Амбагяня, его удачные походы еще во время молодости, слабость Китая, обуреваемого междоусобицами, удачные походы против него и пр.

г) Не могу пройти молчанием значение в этом возвышении Амбагяня его жены Чунь-цин (поем. Тульце, соб. имя Юе-ли-до ⁵²) из фамилии Шуру, которая, если верить легенде, была его советником касательно захвата старшин других аймаков. Но это только легенда. Мы увидим после, что она принимает самое горячее участие и во внутренних, и во внешних интересах новоутверждавшегося государства, оказывая на самого Амбагяня сильное влияние своими советами, клонившимися к разумному улаживанию дела более мирным путем, без захвата и насилия.

«Итак, продолжает история, Амбагянь, отделенный от др. родов, задумал, наконец, захватить власть над др. аймаками. Пригласив их старшин, перепоил их в палатке, а затем убил. Физическое прекращение власти других было поводом к принятию Амбагянем единодержавия. Но это единодержавие на этих же порах было у него и оспариваемо. Дело вот в чем. Второй сын Де-цзу (т.е. Силицзи), Люче (Лагу), сделанный Эрциму илицзинь невеликого аймака после его покорения, задумал возмущение в сообществе со своими младшими братьями Торке (3-й сын) и Аньту (5-й сын). Сначала замысел их был открыт; последовали допросы и пытки. Тай-цзу (т.е. Амбагянь) приказал им клясться (дать клятву) и простил, сказав Люге: "Ты совещался об этом деле, оно не пройдет. Радуйся, что ты дорог моему сердцу (как родственник)". Назначенный Эрциму Делхаского аймака Люч(г)е снова стал совещаться о бунте в сообщества с Торке и другим младшим братом. Тай-цзу узнал об этом и удалился в городок Чи-шунь-чень (Красноводск). Люче поносил его бесстыдными словами, сжег многие [208] местности (Шень-шу, Минь Вань-лоу). При реках Букжарло и Хе-р-цзи он сразился с посланными против него войсками, полчища его были разбиты и бежали к р. Ялихе, где Ний-гу (Мельгу) переимали и связали их. Сам Люче с его конницей бежал к Юйхе (р. Юй-хе — Яшмовая река) и там был схвачен Даху. Тай-цзу подумал: "Он имеет одинаковый дух с моим, не буду употреблять жестокость и только прикажу наказать палочными ударами (не жестокость!)". После эвакуации он простил его. В годы пр. Шень-це (2-й год, 918 г.) Лагу убежал на юг и в этом побеге был убит.

Справившись, таким образом, с внутр. врагами, усмирив и успокоив все, на что только он мог простирать власть, Амбагянь в 916 г. принимает императорский титул: Тянь-хуан Ван (Небесный великий Ван, г-рь)».

Я прошел бы молчанием это событие, если бы не казалось мне очень стоящим внимания то, не как принятие титула, а как власти, с которой очень много связывается любопытных вопросов. Я укажу только на некоторые.

Прежде всего, я поставлю вопрос: чтоже такое императорская власть (или титул) Амбагяня, что она пересоздала, чем отличалась от предшествовавшей под контролем народа? Мне кажется, что тут совершилось очень много, а именно:

1) народ окончательно был устранен от управления, п. ч. хотя в аймаки и поставляют Эрциму, введенные тогда же, но они совершенно зависели от императора, начальной функции всех дел в государстве;

2) мир чиновников-бюрократов, органов правительственной власти увеличивается;

3) всюду проводится принцип единства интересов для большего сплочения массы и след. ее силы;

4) является вассальная зависимость других ⁵³. Важно, что мы не видим при избирательном правлении, несмотря на силу народа, и при такой форме правления;

5) из-за этого (т.е. вассальной зависимости других) завязывается борьба с монархическим Китаем, который претендует не столько на принятие титула и власти, равной себе (т.е. китайскому императору), сколько на эту зависимость других государств, которые прежде зависели от него и след. доставляли ему возможность, кроме получения дани, иметь влияние и на их политику;

6) управление усложняется письменным производством (значки, однако же, не изгоняются) и вызывает изобретение нац. письменности, для чего прибегают к китайским иероглифам, приноровив их к выражению звуков Маньчжурской силабической речи и т.д.

«После принятия императорского титула Амбагянь принял, по обитаемой им земле, фамилию Ше-ли (Шерий), что у китайцев превратилось в Елюй (Елюйцы, Хень чжан, потомок; весьма вероятно тоже, что теперешнее монгольское слово широй — земля). Место своего жительства нов. император назвал Верхней столицей (Шаньцзинь, Линь-хуанфу), построил в ней башню (дворец), отчего она названа еще Зап. башней (Си-лоу), от Ючжоу находилась она в 3000 ли прямо на север. На Восток от нее была основана в 1000 ли Дунь-лоу (Восточный), на север в 300 ли — Северная (Бей лоу), а на юге, у горы Муешань ⁵⁴— Нань-лоу (Южная). Династия (г-во) получило название Ляо, по имени реки, впадающей в Бохайский залив. Достигнув единодержавия и приняв императорский титул, Амбагянь стал заниматься внутренним устройством новообразовавшегося государства. Заботливость его простиралась на все, что только мог знать и признать необходимым для установления, кроме заведения городов и оседлой жизни уже на более широкую ногу ⁵⁵ у Шара-Мурени (об этом в экономич. обзоре, тетрадь 3-я). Новый хуан-ди вводит строгую дисциплину в войске (уголовное наказание, что ниже), полагает начало сбору пошлин, не исключая для этого даже и войска, с которых, впрочем, он взимает в незначительном количестве; относительно земледелия делает разделение на ху и коу (семейства и души), утверждает ведомства, разделяет Даникский аймак на 2, чтобы они служили образцом для других в деле ведения землепахания, занимается обработкой руд, литьем металлов, обращает внимание на производство соли, железа в Манчжурии (Те-ли-фу изменил на Тели-чжоу-ни), для торговых целей строит пункты (рынки), городок Янь у горы Тань (Тань-шань), проводит дороги для удобства сообщения по всем делам, скотоводство ⁵⁶ находится в блестящем положении, увеличиваясь от захвата на войне. Одним словом, как основатель династии и гос. строя он выказал [209] необыкновенную энергию и заботливость, успев положить начало всему, что только было ему известно о Китае, что он считал нужным ввести. Не менее энергичной помощницей явилась его жена императрица Шуру, уйгурка по происхождению, и китаец Хань-янь-хуй (Хай-янь-хой) и Лувень-цзинь. Последний, впрочем, создал только высшую организацию: хаду городов по китайскому способу, разделение войска на корпуса и т.д.

Вообще при рассмотрении его внутренней деятельности мы можем вынести очень благоприятное впечатление: видим, что все это делалось живо, умно, (конечно, иногда не без недостатков), свежо, с ясным сознанием утвердить новый начавшийся строй, вести народ к славе и материальному обогащению.

Я продолжу рассказ о его деятельности. «Кит. этикет (или даже вековое правило, созданное Китаем) требовал просить какой-нибудь высший, императорский двор об утверждении в новом достоинстве. Амбагянь знал этот порядок и не забыл послать Гоюль Мейрень'я (имя его посланца) к Лянскому двору, сменившему Танскую династию, с просьбой (?) об утверждении в императорском достоинстве, но это была простая формальность, которую Лянский двор, как ожидавший от него помощи, поспешил исполнить, согласно воле просителя. Если бы он не утвердил его, то Амбагянь, конечно, не снял бы с себя ранг принятого достоинства (или звания), а стал бы по-прежнему величать себя Хуан-ди'ем. Кроме того, в нем замечается двуличность в политике: он солидарничает с Ли Кэюном и враждебным ему Лянским двором, тогда царствовавшим в Китае, но, занятый внутренними делами, он приостановил на время военные действия. Когда же Ли-цунь-сюй ⁵⁷, сын Люкэюна, начал неприятные действия против Лянской династии, Амбагянь, воспользовавшись этим, посылает, по совету Лувань-цзина, войска в Шаньси и Чжили, где они осадили Пекин (10 чжоу), и хотя город оказал сопротивление, кидане захватили множество пленных, которых привязали веревкой к палке за голову. Это событие относится к 917 г. (т.е. 2-1 год после принятия императ. титула). 4 года прошли спокойно для Китая, но в 922 г. Амбагянь снова вторгся в Китай, где встретил неудачу и стал искать союза с Ли-цуй-сюем, который, по завоевании Лянских земель, основывает нов. династию: Хоу-тан («задняя Танская, последующую»). Не получив тут успеха, неутомимый полководец устремляется на Бохай, где берет столицу этого государства Фу-юй ⁵⁸, с помощью сына Бей'я (Ду-юй'я) захватывает новую значительную крепость Ху-хань (Ху-хань-чэнь) (Чжун-цзинь Бохайского государства с 742-758 гг.) и почти в один удар покоряет себе целую территорию. Правителем он поставляет своего старшего сына Ту'юй'я (Бей'я) с титулом дунь-дань-го-Ван ⁵⁹. На возвратном пути из похода он умер (927 г.). Знаменитая жена его, императрица Чунь-цинь, возвратилась с его трупом в Си-лоу (Зап. Башню) и, приняв опеку над своим сыном О-ку-чжи, провозглашает его императором под именем Тай-цзуна (титул в храме предков в 927-947 гг.), соб. имя коего Окучжи (изменил по-китайски в Де-гуан). Почему же она устранила своего старшего сына Ду-юй'я? Дело в том, что еще при жизни Тай-цзуна однажды затеяли разговор о наследнике престола, и Тай-цзу при этом заявил, что если передать престол Окучжи, то он непременно возвысит дом династии ⁶⁰ (цз. 71 «Императрица Шуру»). Посему на семейном совете и было положено: просить Дуюй'я избегать ссоры с братом и не претендовать на кандидатуру престола. Всем делом должна была заведовать Шуру, которая, как известно, отличалась сильным влиянием на дела. Она передала эту волю мужа Ду-юй'ю, и тот после смерти отца удалился в уединенный уголок в Ючжуской провинции, к морю, где стал заниматься охотой, живописью, музыкой, литературой (во всем этом он был замеч. знаток, единств. в династии ⁶¹). Хоу-Танский двор, зорко следивший за событиями у северного соседа, думал воспользоваться этой размолвкой, поехал звать Дуюй'я к своему двору. Посланцы нашли его охотившимся у берега моря. Они высказали ему мнение кит. императора (Минь-цзуна с 927-933 гг.), и Бей в торжественном шествии направился к столице китайского императора. Но Минь-цзун, очевидно, не успел поссорить Бей'я со св. братом, властвовавшим под руководством своей влиятельной матери. Бей, кажется, слушался советов Чунь-цинь больше, чем Минь-цзуна (хотя об этом история ничего не говорит, но это ясно из хода китайской политики). Здесь он жил, ласкаемый двором, который ему представил даже управление некоторыми отраслями, до самой своей смерти, последовавшей в 937 г. от руки убийцы, посланного Цзунке, который, вслед за сим, сжег и себя. Эта размолвка со старшим в роде и по-настоящему долженствовавшим вступить на [210]престол, как видим, не повлекла за собой печальных междоусобиц, а все благодаря деятельности и влиянию императрицы Шуру (о ее характере ниже).

Чтоже между тем предпринимает новый Хуанди? «Первые его натиски на Китай кончились неудачей, и многие полководцы были убиты, вследствие чего воинственный Тай-цзун (с 927-947!=20) уже готов был отказаться от новых покушений на Китай и, таким образом, не оправдал ту репутацию, какую он составил себе в глазах отца как отличный воин. Но обстоятельства вдруг изменились: по смерти Минь-цзуна на китайский престол вступил Цзун-Хоу, брат которого Цзунке взбунтовался против него и согнал с престола в 934 г. Тогда Ши Цзинь-тан, китайский полководец, стоявший с корпусом в Тай-юань-фу на стороне против киданей, боясь за свою участь, отделился от двора и пригласил на помощь киданьского Тай-цзуна. Этот как нельзя лучше воспользовался предложением и, проникнув через знаменитый Янь-мынь-гуань (проход Я-мынь в Великой стене в пр. Ланьей), соединился с войсками Ши Цзинь-тана и разбил Хоутанские войска у Тай-юань'я (фу). Он провозгласил Ши Цзинь-тана кит. императором нов. династии Цзинь, за что последний признал его «своим отцом» (т.е. себя сыном, посланным, вассалом). Ши Цзинь-тан взял Ло-ян, столицу Хоу Тан, где Цзунке сжег себя. Прежде этого кидане отняли у Китая 2 провинции: Нинь-чжоу и Инь-чжоу (Инь-чжоу — Мо-чень, Холунь, теперь Гуобань Субурга хо — город 3-х Субурганов, а Нинь-чжоу по соседству с ней), лежавшие в Монголии и около ее нынешних границ с Китаем. За услугу, оказанную Ши Цзинь-тану, киданьский г-рь, кроме вышесказанной зависимости (отношение как сына к отцу), получил от своего сына еще 16 округов (Чжоу) внутри Великой стены, лежавшей в губ. (теперешних Чжили и Сань-си; у Иакинфа — в Чжили и Саньси, у других — в Чжили и Шань-си, Шень-си), которые были следующими: 1) Ю-Чжоу (Пекинский), 2) Цзи-чжоу, 3) Мо-чжоу, 4) Ин-чжоу, 5) Чжо-чжоу, 6) Тань-чжоу, 7) Шунь-чжоу, 8) Синь-чжоу, 9) Вей-чжоу, 10) Жу-чжоу, 11) У-чжоу, 12) Юнь-чжоу, 13) Шо-чжоу, 14) Ху-ань-чжоу, 15) Инь-чжоу, 16) Юй-чжоу. Ючжоуский округ тотчас был обращен в столицу Янь-цзинь (Нань-Цзинь), значение которой он удерживает до сих пор.

С этого момента начались самые широкие сношения с Китаем: Ши Цзинь-тан присылает к Киданьскому двору Пень-дао и Лю-сюй'я для организования разных императорских принадлежностей (го-у ⁶²): колесниц, носилок, платья; введения церемоний, установления прис. мест (по кит. Образцу), где, однакож, киданьский Тай-цзун не допускал первенствовать кит. образцу (элементу), а главных вельмож, президентов назначал из киданей, помощников им — из китайцев. С этого момента мы должны считать начало раз-я кит. элемента при дворе Ляо, конечные результаты мы увидим на последних страницах династии: кит. элемент ужился при этом дворе, вытеснив почти все национальные, и, превратив сильные когда-то народы в беспечных обитателей Срединного государства, убив в нем воинственный дух, привел к тому печальному концу, который мы увидим на последних страницах его истории, в борьбе со свежими народами Северо-Восточной Маньчжурии, кончившейся окончательным падением политического существования государства (династии) и порабощением народа игу новых завоевателей.

Деятельность Де-гуана на сцене внутреннего устройства государства, достигшего при нем апогея своего территориального притяжения, заключалась в развитии тех зачатков, которые были положены его отцом. Новый государь, под руководством своей матери, заботился о земледелии, для успешного ведения которого он делал переселения из неудобных местностей в более плодородные, раздал земли рек Цзяли и Лу-цзюй (Керулен). Некоторым ведомствам Северного и Южного департамента для обрабатывания назначал из казны вспомоществование для земледельцев волами и семенами для посева, запрещал строгими указами военным чиновникам производить охоту на полях, т.к. это оказывалось вредно для земледелия. 3 восточных области, разрушенные войной, приказал снабдить необходимыми принадлежностями для обработки полей; относительно податей и пошлин (фу-шуй), установил подать ху-динь (тягловую), что было нововведением; в виду успешного ведения торговли был основан рынок в северной части новой столицы (Пекина), для надсмотра за которым был приставлен особый чиновник; товары других столиц стягивались сюда сухим путем. Для той же цели основал рынок в Дунь-нинь-цзюй-чень'е (в Маньчжурии), разделенный на две половины: северную и южную, к которым подходили товары с тех же сторон. Один рынок назывался Юй-чжунь-цзяо-и-ши (для товаров, шедших с южной стороны). Вообще торговые операции при нем усложнились, и г-во (или двор Ляо) явилось складочным местом многих товаров, шедших с севера, северо-запада, востока и юго-востока (Нюйчженей, Гао-ли, И-цзи, Тели, Мохе и пр.) Производство соли поднялось на высшую точку с приобретением морского побережья с междуречьем (хе-цзянь), для чего основали гвё-янь-юань («соленый департамент») в уезде Сянь-хе (Я Сянь-хе-сянь, «Пахучей речки»), и Пекинская территория явилась важным торговым пунктом в этом отношении с Севером. В Маньчжурских городах (Бохайских): Чжень-чен, Хай-янь, Янь-хо-чень (в Фан-чжоу), Гуань-цзи-ху [211] (озере) шло производство соли в обширных размерах. В литье металлов (гу-чжу) поставлены 5 правителей (е-Тай-ши), которые заведовали производством и литьем рудных материалов во всех частях империи; на них же лежала обязанность и распространять отчеканенные деньги. Кроме того, Ши Цзинь-тан позволил киданям собирать богатства (медь) по его границам, что также увеличивало материальные силы государства. На получаемом таким образом богатстве содержались отборные войска. Скотоводство было на такой же высокой степени, как и при Тай-цзу. Касательно сферы законодательства, при нем была введена китайская администрация в Бохае, прочее взято у киданей, т.е. из постановлений Тай-цзу, а именно: Чжунь-юань (колокольный департамент), куда народ приносил свои жалобы на чиновников и пр. В войске держалась та же дисциплинарная система, что и при Тай-цзу ⁶³.

Обратимся теперь к его дальнейшей деятельности на политической сцене. В 943 г. Ши Цзинь-тан умер, оставив престол своему воспитаннику (по другим — сыну) Ши-чень-гуй'ю (Чу-гу). Этот последний не захотел ⁶⁴ быть в таких же отношениях к киданьскому императору, как его предшественников, т.е. на правах вассала, подданного, и отказался платить договоренную дань. Это дало повод к войне с Ляо. В 944 г. кидане бросились в пределы Китая, война продолжалась с равным с обеих сторон упорством, и кидане везде находили сильное сопротивление. Но в 945 г. китайские войска, неизвестно почему, отступили на Юг и через это лишились многих выгод. Несмотря на это, около Хе-цзянь-фу (см. на карту) они одержали над киданьскими войсками, под начальством самого Тай-цзуна, блистательную победу, заставив его бежать к Пекину. В 946 г. Тай-цзун снова открывает военные действия против Северного Китая. Китайская армия, под предводительством Ду-чжунь-вей'я, переходит на его сторону. Тай-цзун, подбирая передающихся и сопротивляющихся, идет на тогдашнюю столицу Китая Да-лянь. Китайский император с матерью вышел ему навстречу из города, а с наступлением 947 г. цзиньские граждане отворили ему ворота своей столицы, и Де-гуан торжественно вступил в столицу, вошел в цзинский дворец, низвел императора, которого он отправил в Хуан-лунь-фу ⁶⁵, асам расположился царствовать, как настоящий китайский Хуаньди. Дворец его оберегался киданями, сам он сначала принимал чинов в национальной (т.е. киданьской) одежде, но потом перешел на китайскую. Однако же прочая обстановка — монгольские лошади, ейские телеги и пр. — остались при дворце нового императора, который, как видно, имел намерение навсегда остаться на этом месте и послал своих чиновников-старшин для управления провинциями. Новые властители оказали страсть к грабежу, и против них составляются сильные оппозиции под начальством Лю Чжи-юань'я, основавшегося в Тай-юань'е. В других местах также начались волнения, и кидане были избиты. Наступление летних жаров принудило Д-гуана идти обратно на север; в новой столице правителем (наместником) был оставлен племянник его матери Або, которому китайцы дали фамилию Сяо-хань, отчего все родственники династии Ляо с женской стороны с этих пор носили одну фамилию Сяо ⁶⁶. Возвращающийся на север, Тай-цзун умер (947 г.). Восставший против киданей Лю-чжи-юань, между тем, завладевает частью Китая и основывает династию Хань, почему Сяо Хань должен был удалиться в Монголию. Оставшаяся в это время в орде жена Амбагяня, воспитанная на началах старого порядка престолонаследия, хотела ввести на престол своего младшего сына Ли-ху; но сын Бейя, умершего в Китае, У-юнь (У-юй) ⁶⁷ явился претендентом на кандидатуру наследника престола и в сражении с войсками императрицы под начальством Ли-ху разбил их наголову (по другим Луху сдался, но это несправедливо). Шуру собрала другое ополчение и встретила неприятеля у берегов р. Хуанхе (Желтой, Шара-Мурени). Бывший при ней Елюй У-чжень (родст. Тай-цзу) советовал императрице уступить, говоря: «Верховный император (т.е. Уюнь) уже провозглашен, надо согласиться». Луху, стоявший в стороне, начал смеяться и сказал: «Я — Уюнь и хочу получить трон!» На это Учжень сказал ему: «Князья свирепы и заносчивы, почему всегда теряют привязанность массы (жень-ань, чел. сердце), можно ли так поступать?» Знаменитая Шуру, видевшая, что все кончено, с гордостью посмотрела на своего сына (Луху) и сказала: «Я с Тай-цзу любила тебя предпочтительно перед всеми сыновьями и пословица говорит: "Милый сын без дела — не хозяин в доме". Я вовсе не делаю так, чтобы не доставить тебе престол (т.е. я с радостью готова), да сам-то ты не можешь достигнуть». Войска поворотили обратно, и торжествующий Уюнь занял престол. Императрица, все еще надеявшаяся достигнуть своей цели, вместе с Луху и некоторыми из своих [212] приближенных удалилась в Цзу-чжоу ⁶⁸, в пределы Верхней столицы. Есть мелкое известие, что и в этом удалении она заботилась о доме, о том, что было для нее дороже всего на свете, т.е. провести тот принцип в престолонаследии, который был в ее времена и с которым она сжилась, т.е. разрушить существующий порядок, прогнать своего внука с престола и возвести на него Луху. Но, как видно, замыслы ее остались на степени иллюзии, и старая идея не нашла себе сочувствия в окружающем. Это тем более странно встречать со стороны этой действительно редкой женщины, что в др. случаях (ниже) она превзошла даже самого Тай-цзу, не отличавшегося, как известно, слишком гуманистическими приемами. Была ли заключена она или нет, — во всяком случае с восшествием Ши-цзуна она потеряла всякое политическое значение и, пережив своего внука-врага, умерла на 75-м году от рождения, в 3-й год Ши-ли (т.е. Му-цзуна, 954 г.).

Я остановлюсь несколько на сейчас высказанном о несообразности со стороны императрицы проводить и узаконить старый принцип о престолонаследии, т.е. от брата к брату, к старшему в роде, а не от отца к сыну. Эту приверженность к старому порядку вещей в передаче престола со стороны императрицы я считаю потому несообразностью, недостатком, что историч. доказано вековою жизнью всех народов превосходство нового порядка в престолонаследии по прямой линии, от отца к сыну, над тем, который мы встречаем так часто в Средней Азии (да и в других странах), т.е. от брата к брату, не по прямой линии, что необходимо влекло за собой разделение власти, неурядицы, протест племянника и след. ослабление самой верховной власти. Тут играет важную роль то обстоятельство, что наследник-сын никогда или редко поднимал руку на отца, на свержение с престола, ранее его смерти, между тем как наследник-брат скорее решится на это, что доказывает нам история всех Среднеазиатских государств, которые держались такого порядка престолонаследия, отчего и самое значение их было кратковременно. Знаменитая кид. императрица, видимо, держалась этой старой идеи, не сознавая всей несостоятельности ее, но, как я уже сказал, проводимый ею принцип не нашел себе сочувствия в императорской семье, и последующие г-ри окончательно восторжествовали (с Цзинь-цзуна), проводя до конца существования династии новый порядок в престолонаследии, без перерыва и особенного протеста со стороны приверженцев старины (если исключить бунт Чжун Юань'я при Дао-цзуне). Надо заметить, что эта идея всецело принадлежит соседнему г-ву, Китаю, где она пользуется значением почти с самого утверждения монархической, единодержавной (после уничтожения удельной системы) власти, конечно, не без исключения.

Обратимся теперь к рассмотрению деятельности нововступившего императора Ши-цзуна (947 — 951 = 4). По вступлении на престол, он тотчас открывает поход против Китая, но войска его терпят поражение от китайских полководцев.

В 951 г. один из китайских генералов тогдашней династии Хань, основанной Лю-чжи-юань'ем, некто Говей взбунтовался против двора и умертвил преемника основателя династии Инь-ди (949-951), основал новую династию Чжоу. Родственник убитого Лю-Чунь также принял титул императора и обратился с просьбой о помощи к нему, но в это время вспыхнул бунт, коноводом которого явился Елюй Чагэ (по-другому Шуя), и Ши-цзун был убит вместе со своею матерью (Тай-хоу, женою Бей'я). Царствовавшая императрица, жена Ши-цзуна, Сяо Хуай-цзе, мало, впрочем, вмешивавшаяся в управление, в носилках лично явилась к бунтовщику и просила его прекратить неистовство. При похоронах она просила похоронить себя вместе с мужем и радостно встретила смерть (минь-жи-юй-хай) (о ней подробнее в статье «Роль и положение женщин в императорской семье и династии Ляо», т. 4). Та же печальная участь постигла и вторую жену (фей) Ши-цзуна из ф. Чжень.

Из его постановлений касательно внутреннего управления замечательно: изменение постановлений св. бабки (подобно Павлу I, отменившему постановление Екатерины II) касательно закона конфискации (мо-чжи-фа), при котором, по постановлению императрицы, должно было делать донесение дворцовому казначею (чжань-лан-цзюнь'ю), а теперь это было отменено касательно высших слоев общества (наследственных) и оставлено только для простых граждан (об этом подробнее в ст. «О законодательстве»). Во всем остальном он следовал постановлениям Тай-цзу и Тай-цзуна.

После смерти Ши-цзуна некоторые князья бежали с Елюем Шуру, сыном Тай-цзуна, в горы и, провозгласив его императором, напали на Чагэ и, умертвив его, возвели на престол Шуру, известного под именем Му-цзуна (титул в храме предков с 951-968). 17-летнее его царствование замечательно особенно важным обстоятельством: потерею киданями части тех земель, которые были им уступлены Ши Цзинь-таном. Тотчас по вступлении на престол новый император, следуя общекиданьской политике, поддерживает междоусобицы в Китае, отправляет 50.000 армию на помощь вышесказанному Лю-чуну, обращавшемуся за помощью еще к Ши-цзуну. Но эта армия не имела успеха, и Го-вэй с успехом отражает нападение киданей. Преемник его — Ши-цзун [213] (с 954-959), усиливши свои владения присоединением многих, до сего времени независимых уделов, выступает против киданей (в 959 г.) и отнимает у них 3 области (пограничные): Ин-чжоу, И-чжоу, Мо-чжоу. Видя, что ему так повезло в борьбе с сильным северным соседом, Чжоуский Ши-цзун выступает в поход против Южной киданьской столицы Пекина. По дороге он заболел и повернул назад. Вступивший после него Гунь-ди, благодаря возмущению своих войск, посланных против Бей-Хань (Северной Хань в Северном Китае) под начальством Чжао-Куань-инь'я в звании генерал-адьютанта (дань-цянь-ду-цзянь-дянь), должен был передать престол последнему, который и есть основатель знаменитой Сунской династии (Чжао-Куань-инь). Столкновений с киданями не было, и Му-цзун мог свободно предаваться своим оргиям и охотой за зверем. И в самом деле, этот г-рь представляет собой образец Восточных деспотов-сластолюбцев: он страшно привязался к охоте, разведению оленей и ночным пиршествам, совершенно оставив управление государственными делами. Его законодательная деятельность (будет ниже) не имела ничего разумно-справедливого, клонившегося к пресечению зла для блага народа, и была, скорее, личною прихотью самого законодателя, безумною страстью к крови, которая всегда является результатом дурного воспитания и развращенной среды. Впрочем, мать его, императрица Цин-ань, была женщина мудрая (цунь-хуй), как говорит положительный голос истории, и любила только внешний блеск: наряды и охоту. След., она могла оказать на него только доброе влияние. Жена императора (имя неизвестно) отличалась также мягкостью и снисходительностью характера и, совершенно не вмешиваясь в управление, вела скучную жизнь: видимо, она не могла оказать вредное влияние на характер мужа, так что мы должны искать причину его страшных безумных поступков в тех лицах, которые были при восшествии его на престол и которым он под конец передал все управление государством. Его крайняя небрежность относительно нужд народа лучше всего высказывается в уничтожении им Чжун-юаня (колокольного центрального Департамента), основанного еще при Тай-цзу, что, конечно, имело своим основанием то обстоятельство, что Му-цзун, предавшийся своим личным интересам, не хотел и слушать о каких-либо жалобах на чиновников и управление со стороны общества, потому что, как я уже объяснял, в этот институт народ приносил свои жалобы на несправедливость правителей-чиновников, и, значит, он, с одной стороны, напоминает собой колотушку и барабан императора Яо (2357-2255), а с другой, наши прокурорские суды и т.д. Некоторое внимание к земледелию, высказывавшееся в обласкании Юнь-чжоуских земледельцев, представивших ко двору отличный сорт ржи, еще искупает мрачную эпоху этого царствования.

Однажды, убив медведя, император пил всю ночь и к рассвету был убит своими слугами (су-жень), которым уже надоели его безумства. После него на трон Хуан-ди вступил сын Ши-цзуна Цзинь-цзун (968-983).

Царствование Цзинь-цзуна

Он заключил дружественный трактат с Сунским двором (975 г.), но в сие время Китай, после долговременного раздробления, снова крепко сплотился под владычество династии Сун. Посему китайский (Сунский) Тай-цзун (с 976 г.) (имя его Чжао-гуань-и), желая окончательно объединить Китай, начал войну с незначительным владением в Северном Китае, Бей-Хань. Киданьский двор поддерживал эти владения, и посему в 979 г. послал свою армию под предводительством князя (Вана) Елюй Ша против Сунских войск. Неудачный маневр со стороны киданьского войскового надзирателя (ду-цзянь-дянь) Сяо Дали едва не погубил всю армию, но подоспевший корпус под начальством Елюй Сечжэнь'я спас его от совершенного поражения. Пользуясь сей победой, Тай-цзун окружает Тай-юань-фу, где восстал Лю-цзи-юань; владетель Бей-Хань Лю-цзи-юань должен был сдаться на капитуляцию, а Тай-цзун (с 977-997), одобренный таким поворотом дела, отправляется на Пекин, делая попытку отнять его от Киданей. Стоявший лагерем по Северную сторону Елюй Сили завязал битву с подступившими Китайскими войсками, но был обращен в бегство. Тай-цзун обложил Пекин (Ю-чжоу). Корпус Елюй'я Ша, стоявший по западную сторону столицы, также вступил с императором в сраженье, но также был разбит и уже готов был удалиться, как Елюйцы Сюгэ и Сечжэнь, предводительствуя своими войсками, подоспели на место военных действий и в упорном сражении с императорскими войсками (китайскими) обратили их в бегство. Киданьский двор, оскорбленный таким натиском со стороны Китая, в том же (979) году отправил туда сильную армию под начальством Хань-Куан-се и, таким образом, сами перешли к наступлению. Китайский полководец, видя превосходство неприятельских сил, предложил Хань-Куань-се, что он сдается, но это был только военный маневр с его стороны, и поэтому, несмотря на совет Елюй-Сюгэ, бывшего также при войске при приеме армии, стоять в боевом порядке, Хань-Куан-се, пренебрегший этим советом, был совершенно разбит китайскими войсками. В 980 г. 100.000 конная армия киданей отправилась в Янь-мынь, но знаменитый китайский полководец Ян-Е с несколькими стами конницы разбил ее наголову. Такие чудеса храбрости со стороны Китая, его наступательное движение, привело киданьский двор в страшное смущение. Но Цзинь-цзун, имевший таких замечательных полководцев, как Елюй Сюгэ и Сечжэнь (их родовая нить будет показана ниже), [214] не прекращал военных действий и в тоже время сам лично начал осаду и блокаду китайской крепости Ва-цао-гуань ⁶⁹, а Елюй Сюгэ с отборными войсками, переправившись через речку И-шуй, разбил шедшие сюда войска. Тай-цзун, между тем, снова хочет открыть наступление и отправляется к армии в Да-линь-фу (в Чжили) Елюй Сюге и разбивает его. Киданьский г-рь поворотил назад и в 982 г. (или 983), во время путешествия в Да-тун-фу (Зап. столицу), скончался, оставив наследников — сына Вень-шунь'я и регентшей, за его малолетством, императрицу — жену Жуй-чжи (соб. имя Янь-янь). Несмотря на тревожность этого царствования, мы встречаем в нем много постановлений касательно внутр. управления, отличающихся разумностью и направленных на благо народа. Земледельческие силы г-ва в это время находились в цветущем состоянии, что ясно доказывает заем хлеба, сделанный Сунским двором в количестве 200.000 ху (2 мил. доу). Разработка руд, литье новых денег — все показывает, что правительство Цзинь-цзуна, избравшее своей советницей такую императрицу, каковой была Жуй-чжи, несмотря на обширность военных операций с Китаем не забывало внутр. управления. Его законод. деятельность также представляет нам очень светлую черту возобновлением Центрального (чжухо, колокольного) департамента, уничтоженного Му-цзуном. Мягкость в применении уголовных наказаний, доходившая даже до слабости, лучше всего гов. нам, что влияние женщины в эту эпоху стояло в апогее. Эта женщина — жена императора, императрица (Хули хой) Жуй-чжи, которая оставалась преемницей (регентшей ше-чжень) престола, воспитала замечательного г-ря династии Шэнь-цзуна (Вень динь'я Ю Лунь-сюй) ⁷⁰, явившегося продолжателем политики отца относительно соседних государств и самым лучшим государем династии на поприще государственного управления.

Перейдем к обзору его царствования (с 983-1031). После смерти Цзинь-цзуна императрица Жуй-чжи приняла управление государством как регентша (же-чжень). Но боязнь пасть при смутных обстоятельствах, окружавших тогда трон, грозные натиски со стороны Сунского Тай-цзуна, недружелюбное настроение северных границ, т.е. Бохайских и Маньчжуров, выказывавших это недружелюбие благодаря той же политике посылавшего к ним большие подарки, чтобы привлечь их на свою сторону для совместного действия против киданей, малолетство сына, слабость рода императрицы — все это вызвало у нее следующие знаменательные слова, имевшие не менее знаменательные результаты: «Я теперь сирота (му-гуа-цзы), — говорила она со слезами на глазах окружающим, — род мой слаб, границы оказывают сопротивление и находятся во враждебных замыслах... Что делать?». Игравший при Цзинь-цзуне весьма видную роль как замечательный полководец Елюй Се-чжень представил на суд чинов сказанные слова императрицы и просил у них совета: как действовать при данных обстоятельствах. Чиновники, посоветовавшись, решили так: «Власть, относительно внутреннего управления, представить императрице и Се-чжень'ю, а заведование военными делами и дальнейшую борьбу с Китаем (с южными границами) — Елюй Сюгэ, в звании юй-юе (канцлера)». Такой был приговор совета чинов, и так, в тоже время, хорошо сошло это с рук для единодержавия киданьских государей, потому что можно было опасаться, что следствием такого разделения монархической власти могли быть внутренние неурядицы и интриги вельмож, которые по этому случаю могли рассчитывать на больший захват власти и даже престола. Этот, без сомнения, важный фактор у трона киданьских Хуанди, явившийся следствием заявлений Жуй-чжи о ее слабости справиться с обстоятельствами, должен, по необходимости, лечь на нее как профанация, забывчивость, которая могла повести за собой такие результаты, если бы во главе управления не стояли такие честные деятели, каковы Елюй Сечжень и Сюге. Это, по-моему, единственное пятно в деянии знаменитой женщины, которое, однако же, исходило из чистого источника заботы о благе народа. Я перейду к обзору политических деяний этого царствования.

В 986-м г. китайский император (Тай-цзун), по настоянию некоторых из своих чинов, решил обратно взять у киданей свои северные земли и выставил 2 армии, из которых одна пошла к Пекину, а другая — к Западной Киданьской столице, Да-тун-фу. Первые действия на Запада были счастливы для китайского оружия. На Востоке киданьская армия, предводимая Елюем Сюге, искусно удерживала Пекин за собой и не давала перевеса китайской армии в сражении на берегах Ша-хе (см. на карте г. Чжили). У Чжи-гоу («Прямой канавы») Сунский полководец Цао Бинь-ши был разбит Сюгэ. В тоже время и войска в Шаньси потерпели поражение. Окончательный перевес киданьского оружия в этот год высказался только тогда, когда Шэнь-цзун вместе со своей матерью и Елюем Сюгэ во главе многочисленной армии вступил в пределы Китая: китайские генералы должны были отступить к югу для защиты столицы. В 1000 (999) году (на другой год после вступления Сунского Чжэнь-цзуна (998-1023)) Киданьский император с огромными силами снова вторгся в Китай и произвел опустошение. Но Чжэнь-цзун сам выступил против него, а на другой год китайский полководец Фань-Тин-чжао [215] нанес им поражение у Мо-чжоу (отнятой у киданей Чжоуским Ши-цзуном). В следующий год нападение киданей также было отбито, но в 1003 и 1004 гг. они повторили св. вторжения и в последний год с таким натиском, что некоторые министры Чжэнь-цзуна (Ван Цинь-жо и пр.) советовали удалиться из столицы в Цзинь-лин, Чэнь-Яо-соу в город Сы-чуань (пров.) Чень-ду-фу; но китайский император не последовал этому совету, а благодаря просьбе своего сильного министра Коу-чжун, сам принял начальство над войсками и прибыл в Шань-чжоу, где сосредоточивает все армии. Когда он переправился через Хуанхе, то войска, завидевши издали императ. зонт, пришли в восторг, радостные крики раздались на пространстве в несколько ли и достигли кид. армии, посему последняя потеряла бодрость и приступила к заключению мирного трактата. Впрочем, известие более чем сомнительно и есть плод кит. фантазии и хвастовства: скорее, можно думать, что китайский император сам приступил к переговорам (как это мы встречаем у Иакинфа), а кидане приняли его предложение о прибавке 100 т. лан серебра и 200 т. кусков ткани к ежегодной дани, так как они ясно видели, что если им удастся брать перевес в борьбе с неустающим соседом, то завоевание земель, которые они грабили, не так-то вечно. С этого времени мир не нарушался до самой смерти Лунь-сюй'я (Шэнь-цзуна, 1031 г.) и кит. Чжэнь-цзуна (1023 г.), дав широкий простор соблюдениям любезностей и присылке подарков с той и другой стороны. Китайский двор, однако ж, дозволил себе считаться равным с киданьским. Неприятные столкновения северо-западного государства с Ганчжоускими уйгурами начались из-за того, что последние возмутились против св. князя (Вана) И-лу-ле, которого поддерживал киданьский двор, считавший этих уйгуров вассальным государством (шу-го). В 12 луне 26-го года Тунь-хао (1009 г.) некто Сяо То-юань, инспектор северо-западной дороги, донес, что он, по случаю сказанного возмущения уйгуров, усмирил их и возвратился. Но дело этим не кончилось. В 28-й г. тех же годов правления (1011 г.) он снова доносит, что необходимо открыть военные действия против них, так как оказывается сопротивление. Указом императора он был отправлен туда с значит, силами и сделал нападение на Сучжоу (Уйгурский тогда городок), взял шень-коу (проходы), потому императорским указом ему и дан был титул (его, укрепление) «побеждающий проходы». А на следующий год он уже был назначен цзедуши Чжуньбуского ⁷¹ аймака.

В 6-й г. Тай-пин (1026 г.) по неизвестным причинам снова было приказано двинуться против тех же Тайджоуских уйгуров инспектору северо-западной дороги Сяо Хуй-ло, но в 8-й луне того же года он донес, что возвратился из похода, так как не смог ничего сделать с неприятелем. Эта неудача киданьской армии вызвала бунт в Чжуньбу (Цзубу), видимо, принявший сильные размеры, т.к. первые усмирители их — Ни-легу и Эбуле — не имели успеха. Елюй Хунь-Гуань, сменивший их, успел подавить мятежников, которые, однако, снова взбунтовались, но были усмирены Сяо Хуй-ло. Одновременно с военными операциями против Т.-чжоуских уйгуров кид. ввор вынужден был вести войну с Гаоли ⁷². Война длилась в продолжение 10 лет с переменным успехом (1010-1020). В 5-й год Кай-тай (1017 г.) Елюй Шилань и Сяо Шань-нин-дунь («успокаивающий восток») одержали над ними блистательную победу, а в 9-й г. того же цар. был уже заключен с ними мир.

В предпоследний год царствования Шэнь-цзуна в 9-й год Тай-нин (1029 г.) вспыхнул бунт в Восточной столице (Дунь Цзинь, Ляо-янь'е), руководимый синь-ем Да-янь-лином (Да-лянь, по другим) и вызванный, насколько это удалось узнать, отменой жителям привилегий в деле торговли и платеже пошлин. Значит, это был чисто социальный взрыв, вызванный экономическими нуждами народа Ляо и не имеющий ничего политического. Для усмирения, однако, должны были двинуть войска, и неудовольствие погасло.

Но не смотря на такое обилие фактов из военно-политической жизни государства в это царствование, мы все-таки можем сказать, что оно отличалось мирным характером, и более всего было проведено на устроение управления, путем издания законов и улучшения быта граждан, рядом разумных постановлений касательно различия отраслей промышленности.

Здесь, в этих постановлениях правительства, лучше всего высказывается то направление характера Шэнь-цзуна, которое создавалось под благотворным влиянием его матери. Истинное понимание нужд народа, заботливость, мягкость в применении уголовных наказаний, желание правительства довести граждан до возможного совершенства путем пресечения распрей и тяжб между его членами, облегчение участи заключенных в тюрьмах — вот отличительные черты всей деятельности императора, черты, которые мы отчасти видим при Цзинь-цзуне и после, при преемнике Шэнь-цзуна, сыне его Синь-цзуне, который явился поборником тех же начал, когда окончательно вышел из-под опеки своей матери — императрицы Цзинь-ай.

Вот что мы видим в эпоху Шэнь-цзуна касательно внутреннего управления. По донесениям некоторых правителей округов (Ханьде, Ши-фан) о плохом положении земледелия вследствие побега работников, прихода [216] войск и голода в некоторых местах император издал указ 3-м старшинам (цзю), заведующим сбором пошлин, приказав употребить пошлинные деньги на покупку хлеба и цену объявить умеренную (бу-ши). Уменьшение податей, переселение жителей с неудобных на плодородные земли, амбары «и-цань» (запасные, «справедливости»), прощение недоимок, постановление касательно обрабатывания пустопорожных мест, пиры для бедных по случаю урожаев, снаряжение судов в Ляо Дун для закупки провианта, наконец, личный обзор императором самого производства работ (в г. Тао-чень), отправка команд для уничтожения саранчи, «чтобы бедный народ не бедствовал» — все эти постановления касательно земледелия, несомненно, указывают нам на светлую личность постановителя. Касательно сбора пошлин: назначение особенных чиновников (чень-хоу (исследователя), чжи-гун-тянь'я (прав, казенных полей) — и др. надзирателей за собиранием пошлин и усиленной обработкой полей, обращение пограничных войск (бянь-шу) в хлебопашцев и взимание с них подати натурой для прокормления армии, точное разграничение податных полей на частные (сы-тянь) и досужные (сянь-тянь), представление Ляо Дуну прежних привилегий касательно взноса податей, а также взимание первых с товаров. В деле торговли: доставление жителям свободного пропуска в Шаньси для производства торговых операций, конвоирование торговцев, основание торговых пунктов, облегчение народа дозволением торговать бракованными баранами и их шкурами в Южной столице. В разработке руд: эта сфера в его царствование достигла самого высшего процветания, потому что теперь работа шла на пространстве от Хуан-хе и Иньшаньского хребта до истоков р. Ляо, т.е. по всей юго-восточной Монголии и части Манчжурии. Относительно литья металлов: сравнение мужчин и женщин в зарабатываемой плате от правительства по 10 вень. Скотоводство находилось в самом блестящем положении ⁷³.

Его законодательная деятельность: ограничение прав господ над рабами, одинаковое применение закона как для киданей, так и для китайцев, улучшение закона о наказании за 10 смертных грехов, наказание более моральное, назначение ревизоров для разбора приговоров судеб, мест (судей), совершенное прощение вины во многих случаях (за воровство у значит. лиц, правит. органов...), относительная снисходительность к ворам, усиленная работа в деле решения тяжбы и дела преступника, вследствие чего опустение тюрем и отсутствие дел, разделение империи на 2 департамента ввиду устранения столкновений между киданями и китайцами, указ о родственниках императорского двора для парализирования их страсти к подкупу и недобросовестности, указ об исправлении кодекса для успешного и более справедливого применения наказаний — и многое другое ясно указывают нам, что царствование Шэнь-цзуна, более всего отличавшее себя на сцене разумных постановлений для блага народа, может встать в ряду значительных царствований на Востоке. Такие личности заслуживают глубокого внимания ⁷⁴ как хорошо доказывающие Западному миру, что на пресловутом Востоке могут родиться и действовать такие же люди, как и на Западе. Посмотрим текст, что делалось после него.

После смерти Шэнь-цзуна в 1031 г. императорская власть должна была перейти к его сыну, но за малолетством последнего снова образовалось регентство в лице матери будущего императора — императрицы Цинь-Ай (соб. имя И-му-цзинь). Вышедшая, Бог знает, из какой среды, необыкновенно честолюбивая императрица совершенно забрала в руки все управление и окончательно овладела своим сыном. Жаждавшая как можно более широкого распространения своей власти, она, прежде всего, хотела удалить все, что только могло мешать ей или даже влиять на ослабление ее власти. Прежде всего, нужно было удалить императрицу Жень-дэ, 1 -ю жену Шэнь-цзуна, не имевшую никого из детей и поэтому воспитавшую Синь-цзуна, когда На-му-цзинь (Цинь-Ай) была еще «Дворцовой служанкой» (гуань-чень). Помощниками ей в этой интриге явились ее брат Фынь-цзя-ну, Цзи-сунь и пр., которые открыли обвинения на некоторых приверженцев вдовствующей Жень-дэ Чубу, Бита и пр., будто они вместе с императрицей совещались о свержении существующего порядка. По расследовании, которым руководила сама Цинь-Ай, Чубу и Бита с императрицей были призваны виновными, 14 чел. подвергнуты казни, а Жень-де сослала в Шань-цзинь ⁷⁵. Благодаря такой счастливой вылазке против императрицы, Цинь-Ай, отуманенная своим успехом, стала совещаться касательно возведения на престол своего младшего сына Чжунь-юань'я (у ней — 2 сына и 2 дочери), т.е. стала интриговать уже против своего сына-императора, что можно объяснить не иначе, как только болезненною страстью к разным новым комбинациям, силой привычки и инерцией. Но этот замысел ее не удался, п. ч. Чжунь-юань, видимо, предчувствовавший его конец, сам передал об этом императору, и тот окончательно поссорился со своей матерью, отобрал у нее все печати, значки, регалии власти и удалил ее в Инь-чжоу. Там она, впрочем, прожила недолго и была возвращена во дворец, [217] но уже, как говорит история, «ее жестокость не встретила себе отголоска в окружающем (т.е. империи)». Она после даже явилась пособницей тех же принципов гуманности, которые проводил ее сын, наследовавший их от своей воспитательницы-императрицы Жень-де, живущей и воспитывавшейся в ту самую эпоху, когда они были в широком распространении, т.е. при Шэнь-цзуне. Цинь-Ай жила после того уже без всякого вмешательства в управление (кроме некоторой совещательности, которой она еще пользовалась). Таким образом, после 11-летней опеки, Синь-цзун (1031-1055) в 1042 г. задумал путем дипломатии приобрести от Китая земли 10 уездов, лежащие к югу от Ва-цяо-гуань ⁷⁶, почему и отправил к Сунцам требование указанных земель. Царствовавший в это время Сунский император Жень-цзун, отличавшийся «мудростью», как говорит история, и имевший таких министров, как Хань-ци, Фань-чжун-янь, Фуби и пр., не испугался таких требований киданьского двора и, перенеся свою столицу ближе к неугомонному соседу в Да-минь-фу (Чжили), послал Фуби вести переговоры и чем-нибудь удовлетворить желание Синь-цзуна, только не уступая уездов. Фу-Би, отличавшийся замечательным даром урезонивать, уговорил и киданьского императора довольствоваться только прибавкой ежегодной дани на 100 лан серебра и 200.000 кусов шелковой ткани (1077 пудов серебра всего, если оценивать и материи), и вместо «по требованию» писать при присылке дани «взношу» (со стороны китайского императора).

Этим дело и кончилось, т.к. обе стороны, видимо, жаждали отдыха от прямых столкновений, не имевших в себе ничего разумно-основательного. Киданьский двор, считавший себя сюзереном 60 (?) вассальных государств (шу-го), считал себя также в праве вмешиваться во внутренние дела своих вассалов, часто требуя от них беспрекословного повиновения своей политике. Так, это мы видим и в актых столкновений Ляоского двора с не менее сильным Сяским королевством, основавшимся в Ордосе и его окрестностях. Дело в том, что в 11-й год Чжун Си (1042) было донесено коренному государству (бень-го), что его вассалы Тансян и Тохуальцы, жившие по соседству с Ся, отправили туда множество лошадей. Император издал указ об укреплении границ ввиду возможного нападения со стороны Сясцев, а между тем эти последние не переставали предоставлять ему дань из отличных лошадей и даже перед этим отправили одного Сунского генерала, взятого ими в плен у Жень-коу (проходах) (1041). Но вот в 10 луне 12 года Чжун Си (1043) приходит известие, что Сясцы напали на Тансянов и ограбили у них скот, почему заведовавший двором «янь-чань» (привлекающий изящных, Шуру) отправился к ним за спросом о причине такого поступка. Сясцы ответили уклончиво. На следующий год (1044) Тансяны взбунтовались и передались на сторону Ся, это, наконец, окончательно поссорило его с вассалами, и война сделалась неизбежной. Посланный для возвращения тансянов от Ся некто Ао-хань-ку не имел успеха, и 2 киданьских армии по разным дорогам вступили в Ордос. Вначале перевес оружия был на стороне киданей, и Сяский государь Юань-хао, возвращая Тансянов, просил мира. Кидане, однако ж, почему-то не соглашались на это и продолжали опустошение. Вскоре Юаньхао, оправившись после нескольких поражений, сам начал действовать наступательно, разбил обе киданьские армии и принудил их к заключению безусловного мира. Последняя половина 13-го и весь 14-й г. (1045) прошел в переговорах.

В 1049 г. (18-й г. Чжун Си) снова открылись военные действия со стороны киданей, но сначала им не везло: они были разбиты. Но затем захватили мать Сяского государя и в 1053 г. (22-й г. Чжун Си) заключили с Ся мирный трактат, в котором восстанавливались прежние отношения, т.к. Ся должны были снова признать себя вассалами Ляоского двора. В этой войне со стороны киданей особенно отличились: полководец Сяо Хуй и брат императора Бугуде ⁷⁷, из которых последний, однакож, умер от ран, полученных в битвах во время возвращения из похода. Кроме того, не могу пройти молчанием одного обстоятельства, кажущегося каким-то странным, а именно, когда двор отправил войска в Сяское государство и уже вел там ожесточенную борьбу (1048 г., 17-й г. Чжун Си), одно из вассальных государств Ту-бу-те (го) прислало с предложением св. услуг для совместного действия с двором против Сясцев, но кидане отказали ему в этом и не приняли его услуг! Чем это объяснить? Восточным тщеславием, самодовольством — не иначе, а между тем, в др. случаях мы видим, что это самое тщеславие унижается до последнего градуса...

Перейдем теперь к рассмотрению постановлений касательно внутреннего управления. Как я уже говорил, это царствование представляется нам продолжением тех же начал, какие встречаются в предыдущее; оно является, так сказать, отзвуком прошлой славной эпохи, включая в тоже время в себя и зародыш разложения, ибо, как говорит история, под конец Синь-цзунского царствования, дух Шэнь-цзунских начал (фынь) несколько омрачился.

Касательно земледелия. Тотчас по вступлении на престол он отправил чиновников-ревизоров для осмотра рисовых полей по всем провинциям и снова приступил к изданию (новой редакции) закона о семействах и [218] душах (ху и коу), что было установлено еще при Тай-цзу. В изданном по этому случаю приказе говорилось: «Я с малых лет приучался узнавать о состоянии земледелия, притом много справедливых постановлений было забыто, почему теперь должно следовать истинной строгости в распределении земледельцев на ху и коу, соразмерно и одинаково всюду. Запрещаю чиновникам брать у народа рис для приготовления вина. При свадьбах должна приноситься жертва, чиновники должны заботиться о просвещении».

Касательно других сфер эк. быта, он следовал постановлениям отца и мало изменил их: в его царствовании все государственное хозяйство (го-цзя) в удовлетворительном состоянии.

Касательно законодательной деятельности мы можем сказать, что она отличалась той же гуманностью, что и при Шэнь-цзуне: он, по возможности, избегал наказаний смертью, а осужденных к ней ссылал на арестантскую работу (каторгу). Правда, сначала под влиянием своей матери он казнил многих лиц (44), обвиненных в соучастии в заговоре Чубу, Бита и императрицы Жень-де, но такой приговор составляется, скорее, его матерью, чем им самим ⁷⁸.

А высвободившись из-под ее опеки, он тотчас пошел по светлой дороге своего отца, издавал указы о пресечении наказания за преступления касательно казны (государства): чтобы они искупались обыкновенным частным путем (пеней, потерей жалованья и пр.), о смягчении закона о воровстве казенных вещей (остатков металла, употр. для выплавки сосудов, поддерживавших номинальную ценность денег), распространив такой на 20 связок, тогда как прежде наказание полагалось за воровство 5 связок. Относительно закона клеймения лица преступника он расходился со своим отцом, допускавшим это: между тем, как новый государь установил только клеймение плеч и затылка, ибо, говорил указ: «...клеймо на лице человека делает ему бесчестие на всю жизнь, а я ведь очень сострадателен». Ввиду скорейшего распространения закона (постановлений императора), чиновникам предписывалось ежедневно утром делать распоряжение о пересылке таковых постановлений к важным дао. Мягкость в применении закона проглядывает касательно воровства братьев, из которых только старшие подвергаются смертной казни, а уже при вторичном акте преступления наказываются и младшие. Но если у них нет сыновей, то они освобождаются от казни. За обман и воровство чинов, печати, обмен их на лошадей — также следовало прощение. Императрица Цинь Ай, под влиянием окружающего, стала высказываться в пользу тех начал, которые проводил ее сын. В 2-х случаях она высказалась таким образом: «В 1-й раз, когда раб Молодцы обвинял своего господина Цзюнь Вана Тебу — и по бездоказательности обвинения в неверности своего господина двору, должен был повергнуться смерти, Цинь Ай подала совет простить его, а также не лишать доверия и его господина, который едва не подвергся по этому закону конфискации. В др. раз, когда Сябо похитил жену у Сянь-гуао, а Далу сделал ее своей наложницей, за что также должен был подпасть наказанию батогами, Цзинь Аи и тут подала свой голос против наказания и советовала только отнять власть (управления), т.к. преступник был из чиновных» — цзедуши войска нинь-юань («успокаивающее отдаленное»). За шпионство также следовало прощение на предварительном расследовании.

Но под конец его царствования изданные законы, касательно наказаний палочными ударами за стрельбу на запрещенных местах оленей, где мог охотиться только император, по которому (т.е. закону) все чжань-линь-цзюнь'и (двор, казначей) подвергались за нарушение сказанного закона 300 палочными ударами, а младшие цзянь-цзюньи (сяо-цзянь-цзюнь) — 200 ударами, такие постановления несколько затемняют, без сомнения, светлого деятеля-законодателя, который и не был чужд некоторых недостатков, явившихся в нем от первоначального влияния матери, но, в общем, он представляет блестящее продолжение прошлого царствования.

Ко всему этому не могу не прибавить, что в это царствование мы видим уже последние активные действия со стороны киданьского двора против Китая, последние столкновения с этой державой, и в тоже время, начало интриг, разложения женских нравов (т.е. чиновники искали серали), падение его влияния на дела государства. Следовательно, мы не без оснований можем думать, что с этого момента началось и склонение величия династии Ляо (как говорит история). Его преемник Дао Цзун делает последние усилия для поддержания того величия, но из-за слабости воли, при всем благожелании самого императора, благодаря уже быстротечному разложению общества (высшему, что доказывает интриги И-сунь'я и пр.). Это ему не удалось, и династия пала при его преемнике. Что было в среде низших слоев общества, какие фазисы развития прошла низшая среда, — об этом мы ничего не можем сказать категорически за недостатком источников, но что она была не в здравом состоянии, — в этом нельзя сомневаться, т.к. в издававшихся указах Дао Цзуна и Синь Цзуна ясно указывается на это расслабление.

Перейдем теперь к рассмотрению предпоследнего царствования, замечательного не своими деяниями на военной сцене, а внутренней работой, знаменательной идеей пересоздать общество и отвратить его падение. [219]

Царствование Дао Цзуна (с 1055-1101 = 46)

Я рассмотрю внутренние волнения разных подвластных улусов в это царствование. Первое десятилетие прошло спокойно (1055-1065), но в 5-й г. Сянь-Юнь (1069) было донесено двору, что Чжуньбуский улус взбунтовался.

Бунт в Чжуньбу. Но это первое внутреннее волнение вассального аймака сначала не имело большого значения: посланный для его усмирения Можоу (комендант) южной столицы Цзинь Ван Жень-сянь, с правом занять управление Северо-Западной дороги, в 1070 (т.е. на другой год) уже прислал донесение, что бунтовщики усмирены. А через 2 месяца старшины бунтовавшего улуса уже пришли к Двору с повинной. Двор, державшийся всегда политики мира и действительно жаждавший его, простил их, и они не прерывали представлений дани до самого 1091 г. (8-й г. Да-Ань). В этот период к ним был назначен один киданьский правитель в звании цзинь-у-тегусы'я. Сильный Чжуньбуский старшина Мо-гусы поссорился с ним и, окружив его юрту (кибитку) своими клевретами, зверски умертвил. Это было сигналом к восстанию. Могусы набрал большую толпу недовольных и вышел на разбой, как говорит история. Киданьский двор, услыхав о смерти поставленного им правителя, выставил войска против бунтовщиков, грабивших уже во многих местах.

Посланный против них Елюй Холомусаге не имел значительного успеха и воротился обратно. Другой киданьский полководец Сяо Чжень-цзи-те встретился уже со значительными силами неприятеля, дал сражение, но без успеха. Многие со стороны Киданей пали в этой схватке: 2 Шивей'я И-ла, правитель Северного департамента Те-мынь и др. Бунт охватил уже громадный район, и силы Могусы увеличивались с каждым днем. Но он не хотел действовать в открытом бою, а завязывает дипл. переговоры с правителем (чжао-тао-ши) Северо-Западной дороги Елюем Тобуцзя, ложно объявив ему, что он сдается. Тобуцзя поддался этому и прибыл к нему с незначительным отрядом. Могусы воспользовался его оплошностью и тотчас же убил. Это еще больше испугало слабого Дао Цзуна, но он, однако ж, не хочет дать первенство грабителям и посылает против него новые силы.

Бунт Угуча, Даледа и Босомо. Между тем другой Чжуньбуский же старшина Угуча, после убийства Тобуцзя, также взбунтовался и пошел на грабеж. Удар следовал за ударом: по его примеру восстают сильные поколения Да-ла-дэ (Татары?), и Босомо и начинают грабить у хребта Дао-жа-линь. Но в 1093 году, т.е. на следующий год, последние 2 улуса были усмирены Фу-бу-ши (волостной старшина) Сяо Алу-дай'ем. Между тем другой отдел Чжуньбусцев также начал грабить у Дао-та-линского хребта, отнимая у тамошних кочевников скот, а затем перешел на север от р. Хунь, где также ограбил всю местность. Обстоятельства, наконец, стали склоняться на сторону стройных войск киданьского двора, и Чжуньбуские старшины Бо-сань-хо и Фулу и пр. были взяты в плен и представлены перед управлением Северо-Западной дороги. Чжуньбуский старшина Дили сам пришел с покорностью. Наконец, в 12 луне того же года (1093) пришло донесение от войскового управления Северо-Западной дороги, что и Могусы взят в плен.

Этим делом, однако ж, не кончилось.

В 1094 г. Босомо снова начал грабеж. Тот же фу-бу-шу Сяо Алу-тай снова отправлен был против них, и хотя имел удачное дело, но усмирить бунт окончательно не мог. В 1095 году (2-й год Шоу-лун) войсковое управление Северо-Западной дороги снова разбило Босомо, но это не повело еще к окончанию мятежа: разбитые снова соединились и продолжали делать грабежи. Видя такую стойкость со стороны грабителей, киданьский двор, наконец, обратился за помощью к Сяскому Вану Ли-цянь-шунь'ю, прося его принять участие в усмирении мятежа, и только вспомоществуемые этой силой кидане успели «задуть» мятежников. Это было уже на закате царствования Дао Цзуна, и слабый император, огорченный притом потерею единственного сына Жуй'я, убитого интригой И-сунь'я, ясно видел, что разнородные элементы, входившие в состав государства, начинают составлять оппозиции и сильно расшатывать подгнивший ствол когда-то сильной империи.

На Севере также были довольно сильные столкновения. Так, в 8-й год Сянь-юнь (1072) Уэру-Дельский Ояньгунь Елюй Чжао донес правительству, что на северной границе (с кем?) были столкновения, в которых погибло много людей, доставлявших пропитание монахам и монахиням (сень-и-ни) в Южной столице ⁷⁹. В 4-й год Шоу-лун (1099), т.е. в последние моменты царствования Дао Цзуна, некто На-янь доложил, что на севере снова было столкновение, но оно окончилось в пользу наших войск и Север усмирен. Другие незначительные, впрочем, бунты Этекер, Морухи, Деле, убивших своего сянь-гуань'я и правительство, в общем, однакож, придают темный отпечаток этому царствованию. Видно, что все уже начинало как-то рассеиваться, отпадать от ослабевшего Коренного государства и предвещать его близкое падение.

Бунт Чжун-юань'я. Не менее грустное явление представляет нам и самый двор, где вспыхнуло открытое восстание некоторых лиц, руководимых императорским дядей (хуан-тай-шу) Чжун-Юань'ем и его сыном [220] Ни-лу-гу. Восстание это еще относится к начальному времени царствования, к 1063 (9-й год Цинь-нин). В усмирении этого мятежа отличилась женщина — мать императора Хуан-тай-хоу Жень-и. Дело в том, что еще раньше открытия самого бунта Жень-и узнала об этом от одного приближенного чиновника Елюй'я Лянь и передала об этом императору. Этот последний, отличавшийся крайней снисходительностью и добродушием, не хотел принять строгих мер к разъяснению дела и, таким образом, дал ему возможность созреть и перейти в исполнение. Когда император был однажды на охоте, бунтовщики в числе 400 с лишком человек напали на его походный дворец (сян-гунь), но императрица Жень-и, следовавшая за ними издалека, напала на них с войсками и с первого же раза рассеяла все скопище. Ни-лу-гу, сын Чжун-Юань'я, обратился в бегство, но был достигнут бохайцем Асу и Ху-вей'ем (гвардейцем) Су-ше и убит. Отец же его бежал в Дамо ⁸⁰ и там лишил себя жизни. Все бунтовавшие пришли к покорности и были водворены на местах прежнего жительства. Кроме того, не могу не заметить и того обстоятельства, что когда Чжун Юань бежал в Дамо, то перед своей смертью сказал окружающим: «Все это затеял мой сын Ни-лу-гу, а я вот из-за него поплатился». Значит, если верить этому известию, всем делом заправлял не отец (Чжун Юань), который уже и прежде выказал свое благоразумие, объявив Синь-цзуну о замыслах своей матери Цинь-Ай, а его сын Нилугу, которого, конечно, не мог не поддержать его отец.

Как я уже говорил, это царствование отличается мирным направлением касательно заграничных дел с Сунцами. Прежние киданьские Хуан-ди, хотя и неохотно, вызываемые только враждебным настроением самих китайцев, но все-таки не уклонялись от случая помериться силами со своим сильным соседом. Синь-цзун действует несколько наступательно, задорно, требуя от Сунцев уступки земель, но все уже показывает, что сила и энергия когда-то сильного киданьского двора подломлены, что он уже действует как-то сонно, апатично, по старой привычке. Царствование Дао Цзуна не отличается даже и малейшим желанием столкнуться с врагами «Южной границы» и даже выказывает желание видеть такой же мир и у своих соседей. Поэтому, когда Сунский двор, руководимый проектами Вань-шао, которого поддерживал знаменитый социальный реформатор Китая Вань-ань-ши (1066-1086), открыл военные действия против Ся, и те, теснимые китайскими армиями, обратились к посредничеству Дао Цзуна для заключения мира, то киданьский император не задумался послать к Сунцам Яо-ши-лу с указом (!) о прекращении нападений на Ся. Благодаря этому посредничеству Сясцы избавились от совершенного истощения, т.к. Китай, не имевший тогда нигде военных операций, собирал все силы для окончательного уничтожения сильного королевства. Благодарные Сясцы в 11 луне 5-го года Шоу-лун (1100) прислали чиновника благодарить за оказанную помощь в деле столкновения с Сунцами. Такова была политика добродушного Дао Цзуна (1055-1101 = 46).

Лучше всего это добродушие, заботливость императора проявляется в его постановлениях в политико-экономической и законодательной сферах. Частые неурожаи, саранча, пожары и др. физические бедствия, постигавшие империю в царствование, вызывали со стороны правительства ряд мер и постановлений для облегчения нужд народа. Благодаря этим мерам экономические силы государства были в более или менее удовлетворительном состоянии, так что, говорит история, «если Ляосцы не были в то время в особенно цветущем положении в материальном отношении, то и не были бедны».

Касательно земледелия. В 1-й год царствования (1056) были благотворные дожди, особенно в Северо-Западной части государства (т.е. Шамо?), почему цена на хлеб в Чунь-чжоу была на 6 цянь (чохов, связок). В тоже время Западные фани (Си фани) бунтовали, император желал усмирить их и, за недостатком провианта, приказал Елюй'ю Тангу набирать народ для усиления производства хлеба (обработки земель). И этот последний с большой толпой народа поселился по обеим сторонам реки Лу-цзюй (Керулен) для усиленной обработки полей в этой плодородной местности. Эта мера повела за собой хорошие результаты: хлеба было достаточно, и он был размещен в округе Тунь-чжен ⁸¹ (чжоу) и других четырнадцати; запасного же хлеба считалось 100 тыс. ху (1 млн доу), и каждый доу стоил не больше нескольких цянь (чохов). Для продовольствия народа и скота и на будущее время была установлена должность ду-чжи-нань' гуань'я (мерителя) в Южной столице, заведывавше-го казенными и частными интересами. Принем же был пересмотр закона о ХУ и КОУ, который мотивировался очень снисходительными постановлениями. В Средней столице (Чжун цзинь, Да-дин-фу ⁸²) был поставлен ду-чжи-ши (правитель мер), заведывавший казенными делами. В половине года он должен был сделать сбор хлеба на 500 тыс. ху (5 млн доу) для снабжения летучей конницы (цзо-синь-ци-чан-ши). Вообще, земледелие в царствование Дао Цзуна достигло цветущего состояния, а Восточная столица (Дунь Цзинь, Ляо-ян-фу) [221] уподоблялась местности Синь-еу (воскресенье верности, рай?). В горах Хай-тун, Инь, У, Суй-чжоу, Тай-чжоу (Тай-чжигуты?) Чунь-чжоу и других 50 внутренних и во всех пограничных чжоу были основаны хо-ди-цань (амбары спокойствия, запасные). Основываясь на внутренних узаконениях Цзу и Цзунов, старый хлеб был выпускаем и заменяем новым; народ вообще не имел отвращений от плохих продуктов (?), почему для продажи таковых получали (на каждый мешок) барышу 2 фын (цянь, доля), что в общем итоге составляло 200-300 тыс. мешков. На такой барыш, получаемый от продажи правительством не очень хороших продуктов (хлеба), оно нанимало войска, и недостатка все-таки большого не было; а когда он и случался, то надеялись на хорошую жатву в будущем (помощь неба).

Относительно сбора податей и повинностей (фу-шуй), производства соли, касательно коммерции (чжень-шань) и разработки руд правительство Дао-цзуна руководилось старыми постановлениями и не предпринимало ничего для изменений.

Относительно же литья денег (металла, гу чжу) в его царствование были издаваемы указы и довольно часто касательно запрещений торговли медью и железом, дабы воспрепятствовать частной отливке монет. Руководясь мыслью: как можно более иметь денег внутри государства, правительство Дао Цзуна запрещало выпускать таковые за границу, а также медь и железо к Уйгурам, и закон этот применяли со всей строгостью. После, однакож, он был смягчен, особенно когда настали урожаи (в последние годы). При нем были 4 родов деньги, по годам правления: 1) сянь-юнь (1065-1075), 2) тай-кань (1075-1083), 3) да ань (1083-1092) и 4) шоу-лунь (1092-1101). Самый состав монет делался из хорошей меди, которая употреблялась: 1 шу = 1/24 унца, и счет денег также отличался от древнего. Сверх всего этого правительство получило старого долгу с ху-бу-сы (улусной палаты) 400.000 связок, да-чу-ши чжи-сё-ши (секретарь Сената военного) Мо-шень, сделанный ху-бу-ши (правителем этой палаты ху-бу) ежегодно вносил по 200.000 связок, которые и назначались в распоряжение чу-ми-ши (правитель) Северного департамента (юань'я), который должен был выдавать субсидии народу по случаю разных физических бедствий. Кроме того, со всех дворцов (гун, храмовых) шли деньги для пограничной стражи (бянь-шу-жень-ху). Кроме того, правительство, не очень жаловавшее таковых (об этом ниже), брало субсидию от одного монастыря (хай-юань-фо-се), ассигновавшего 1.000.000 связок на покрытие народных нужд. Эта последняя черта, практичность Киданьского правительства, особенно выказавшаяся в век Тянь-цзо, собравшего собор духовных для выработки закона об их прокорме, ставит это правительство наряду с более или менее разумными; но, с другой стороны, эта последняя мера, некоторое стеснение духовенства и особенно буддийского ⁸³, не могли не отозваться дурно на его экономическом и социальном положении, и тем еще скорее вели к тому печальному концу, который мы встречаем на последних страницах истории, потому что народ, и без того индифферентный в деле единства религии, мог еще осязательнее видеть падение духовенства и потерять всякую веру в него.

Не могу не прибавить ко всему этому, что эпоха Дао Цзуна была не бедна разными физическими бедствиями, постигавшими народонаселение, и поэтому выдача от правительства субсидии особенно бедным, избавление от податей многих местностей (южную столицу около 10 раз), назначение команд для уничтожения саранчи, часто налетавшей на поля, особенная поливка полей во время засух: орошение искусственное посредством направления целых каналов воды на известную местность — что иногда способствовало немедленному выпадению дождя! ⁸⁴ — было необходимым следствием положения дел.

Замечательно, что деятельность китайского реформатора во времена Сунского Шэнь-цзуна (1066-1085) ВАН-АНЬ-ШИ не нашла себе отголоска у Киданей, потому что, как мы ниже увидим, ни в отделе экономических постановлений, ни в законодательстве мы не находим указаний на это заимствование. Это как-то несколько странно, потому что сношения с Китаем все-таки были, благодаря мирному настроению с той и другой стороны и, надо думать, что Кидане знали о том, что совершалось на Юге и, может быть, даже и заимствовали нечто, что могло соответствовать их нуждам, но самые известия об этом или не были обнародованы самими заимствователями, отличавшимися крайнею скрытностью характера, или затеряны сменившими их Чжурчженями. Может быть, заимствования были только в военной сфере (бао-цзянь), а так как я не успел ее обозреть, то и не могу ничего представить на суд читателя.

Касательно законодательной деятельности этого царствования мы можем сказать, что в это время совершился значительный акт возвращения к древним законам (фа) Цзу и Цзунов по причине обилия существовавшего кодекса (с лишком 1.000 статей), трудно понимавшегося самим народом, и злоупотребления чиновников, [222] назначаемых для объяснения его массе. С другой стороны, нельзя не видеть тут и желание правительства возвратить самое общество, уже клонившееся к совершенной деморализации, к прежним славным временам начала династии, когда военная дисциплина Тай-цзу и Тай-цзуна создала закаленность характера граждан-воинов и служила немалой причиной возвышения государства. Теперь, в эпоху Дао Цзуна, осозналось, что народ заснул под качкой сияющего Китаизма, подошел на край пропасти разлагающих пороков, и правительство взялось за неосуществимую мысль: возвратить его к прежней, строгой обстановке, устранив влияние всеохватывающего Китайского усыпления. Такова моя мысль при виде факта введения старых узаконений Цзу и Цзу-нов: не иначе, как этим руководилось правительство Дао-Цзуна, а трудность понимания закона народом была только предлогом к этому. Не в одном законодательстве видим мы это: и в других сферах (что будет подробнее ниже) замечается тоже ясное желание ослабевшего двора возвратить утраченное величие. После, когда Кидане сошли с политической сцены, передав ее новым выходцам из Маньчжурии, Чжурчженям, из сих последних является один Маньчжурский государь Ши-цзун (Улу, китайское имя Юн, 1161-1189), который стремился также, подобно Дао Цзуну, поднять национальный дух, засыпавший под влиянием окружающей Китайской обстановки; он также, подобно своему предшественнику, собирает народные песни, вводит широкое изучение Маньчжурского языка, заставляет чиновников сочинять для дворцовых пиршеств (обедов) стихи на маньчжурском языке, но, как и его предшественник, не достиг своей цели. Китайский гений был сильнее его, и Чжурчжени пали под ударами новых Среднеазиатских Завоевателей, оставив по себе только память в акте сожжения неустрашимого Ай-Цзуна, осажденного Татарами в Цай чжоу, да в славной небесполезной защите «последних» маньчжуров против всемирного завоевателя. Между этими двумя лицами немало сходных черт. Как тот, так и другой, оба стремились поддерживать мир и не вызывать воинственных выходок со стороны Китайцев. Только в одном Дао Цзун расходился несколько со своим последователем, а именно, что первый, страстно любивший просвещение, не мог довольствоваться одной национальной литературой, которой собственно и не было, кроме разве народных песен, легенд и пр., и поэтому прибег к умственным сокровищам своего образованного соседа, т.е. Китая. Но я в другом месте поговорю об этом пространнее, с пояснением, что это нисколько не расходится с тем национальным направлением, какие я заметил в царствование Дао Цзуна. Я могу сделать только одно замечание, что, несмотря на неудачу в предпринимаемых поворотах общества как Киданьскими, так и Чжурчженьскими государями, которая, естественно, должна была вытекать из всего окружающего и прошлого, нам отрадно все-таки встретиться с этим желанием возврата к прежним, утраченным формам быта, как указывающим, что Маньчжурские народности хорошо понимали причину печального положения дел в государстве, стремились устранить от себя совершенно другие, чуждые им начала в Китайской жизни и, таким образом, предотвратили тот печальный результат, который всегда является следствием такого антинационального сближения ⁸⁵.

Я перейду к обзору самих постановлений в законодательной сфере. Я буду, по возможности, краток в своем настоящем изложении, так как оно более подробно будет представлено ниже.

Касательно ведения дел в присутственных местах, указом в 1-й год Цинь Нин (1056) было постановлено, что если встретятся какие-нибудь неясности в них, то должно представлять лично императору, а то, что не требует разъяснений, должно исполняться немедленно и с должною справедливостью. Во 2-й год тех же годов правления (1057) был издан указ, каким приказывалось всем улусным правлениям и подведомственным им чиновникам в решении дел следовать приказам, установленным одинаково для всех родов (бу-цзу). Ввиду пресечения медленности и проволочек в делах, определено разбирать дела на самом месте совершения преступлений, в ближайшем суде, без представлений двору для положения решения. Тут еще имелась в виду и скорость наказания дерзких воров, появившихся тогда во множестве. Но так как правительство боялось недобросовестности со стороны судей — чиновников, то указом 1060 года (4-й год Цинь Нин) определяло назначать особенных ревизоров, близких честных лиц для ведения допроса, которым также строго наказывалось действовать по справедливости. Когда тюрьма избавлялась от преступников, следовали награды Mo-шоу (коменданту) и низшим чиновникам. Недостаточных арестантов правительство содержало на свой счет, прочие содержались на своем иждивении. В 6-й год Сянь-Юнь (1071) последовал указ об организовании кодекса на началах единства как для Китайцев, так и для Киданей (тоже указывает на желание слить китайский элемент с национальным и таким образом парализировать его влияние), живших в пределах государства. Таким образом, последовательным и постоянным прибавлением статей был составлен кодекс из 1000 с лишком статей (прежде 547); но это [223] повело за собой то неудобство, что народ не мог понять и узнать всей сферы запрещений, а с другой стороны, чиновники недобросовестно растолковывали закон, и в 1075 году (1-й год Тай Кан) было издано постановление о введении прежних, старых узаконений Цзу и Цзунов; все же прочее, с некоторой выборкой, должно было быть оставлено. Первое приложение таких законов было при наказании членов императорской семьи: императрицы Сюань-и, оклеветанной по проискам И-сунь'я какой-то служанкой, сына Дао Цзуна Жуй'я (Илахань'я), приговоренного к заключению также по проискам И-сунь'я, и некоторых других лиц: Саба, Сусе, Тобуцзя и пр., кажется, также благодаря интриге сильного министра ⁸⁶.

Век Дао Цзуна, благодаря страстной привязанности самого императора к просвещению, мы можем считать представителем самого высшего образования: при нем в 1060 (9-й год Цинь Цин) основан в Средней столице (Дадиньфу ⁸⁷) го-цзы-цзянь (высшее государственное училище) и только с неизменной Китайской обстановкой: жертвоприношениями древним св. мужам и учителям, так что храм науки был, в тоже время, и храмом религии, жертв. Этот институт был преобразован из Ми-шу-цзянь (академии наук, ныне хань-линь юань), основанной в сем городе в 1054 году, т.е. в последний год царствования Синь Цзуна, отца Дао Цзуна. В училище для воспитания чиновников должны были читаться классические книги, а для обучения был организован особенный штат чиновников, приставляющихся к каждому воспитаннику. Докторов выпускали ежегодно в 10, 11 и 12 лунах, вообще, в зимнее время, средним числом 80 человек, с разными эпитетами: чжань-сяо-цзе (гениальный и с великим послушанием), лян-юань, ван-динь, мо-гуань и пр. Сам император любил заниматься толкованием классических книг, которые он поручал распространять чиновникам, сочинением поэм (стихов), напр.: фу-инь («о кречетах»), заставлял и чиновников сочинять таковые к дню рождения Синь и Шен Цзунов, собирать народные стихи (фынь-ши, указ: 8 луне 3-го года Цинь Нин, 1058), которые чиновники должны были приводить в систему и представлять императору, который уже сам дарил ими свою мать (Хуан-тай-хоу, императрицу Жень-и). Стихи сочинялись иногда и по случаю, например, таких важных событий, как удачная охота императрицы за медведями или тиграми (!) (10 луна, 1-й год Сань Юнь, 1065). Когда раздача толкований на классические книги, составленных самим императором, происходила скоро, следовали награды чиновникам и т.д. Но, как видно, за недостатком своей собственной, национальной литературы, должны были прибегать к Китайской, особенно исторической: ши-цзи (Сымацянь'я) и пр., указ о раздаче и распространении которых в народе последовал в 10-й год Тай-Кан (1074) 10 луне.

Такое внимание со стороны Дао Цзуна к делу просвещения также закрепляет мою мысль о желании со стороны императора поддерживать в народе начала нравственности и национальности, так как образованный человек не стремится жадно воспринимать чуждые элементы и, конечно, идет более сознательной дорогой на пути нравственности и служения целям государства. Чтоже касается того, что мы здесь встречаем Китайский элемент, то объяснение этого будет дано ниже, в отделе Законодательства.

Не лишним считаю присовокупить к этому заключительное слово (цзань-юе) самой истории, представить, так сказать, ее собственное суждение об этом, без сомнения, замечательном государе. Вот что говорится в цзань-юе: «Дао-Цзун, по получении престола, требовал прямоты, вникал в пути управления, поощрял земледелие, возвышал науку, старался об обрабатывании пустопорожних мест, был милостив и внимателен к порядку (чистоте). При таком направлении как бы можно было встретиться с тем фактом, что этот человек снисходил к клевете, награждал доносы (жалобы) и недостойных чиновников, которые возвышались посредством темной интриги и ей проникали до костей и мяса (всюду)? Император хорошо понимал опасность грубой толпы и искуссно уничтожал возмущение улусов посредством войск, и поэтому не имел ни одного спокойного года. Ежегодно он кормил 360.000 монахов и в один день иногда постригал по 3.000 (!), к которым, однакож, не питал особенного благоволения и часто уничтожал (их монастыри), оставляя только великое и большое (замечательное, важное) и то, что вспомоществует в деле развития государственного управления».

Царствование Тянь Цзо (с 1101-1125)

Теперь я перейду к рассмотрению последнего царствования, эпохи Тянь Цзо, знаменитого не своими гражданско-военными доблестями, а той Китайской трусостью, с какой он действовал против усилившихся Чжурчженей, тем поразительным отсутствием энергии, которая так часто встречается на Востоке и, в тоже время, своими жестокостями и безумством.

Но я в другом месте укажу на те причины, которые создали в Тянь Цзо такой характер, его нерадостную молодость, смерть отца, гонения от И-сунь'я, первоначальное воспитание в чужом доме, серальные интриги и [224] пр., что, конечно, объясняет в нем вышеозначенные черты характера и, в тоже время, заставляет смотреть на него как на сына своего века, пассивное орудие окружавшей его обстановки и, след., относиться к нему несколько снисходительнее.

Первое десятилетие (1101-1112) прошло более или менее спокойно. Тотчас по вступлении на престол император в 3 луне 1-го года Цянь-тун созывает собор духовных (монахов) для выработки Закона о своем прокормлении, а также постановлении обетов (цзе, заповедей) для двора. Но неизвестно, к каким результатам пришел этот собор, что признал он за источник своего пропитания? Во всяком случае, здесь лучше всего высказывается практичность Киданьского двора, желавшего освободить народ от тягостных повинностей в пользу духовенства. Но эта же самая практичность, как я уже выше замечал, могла иметь то неудобство, что, во-первых, подрывала основное правило Буддийского духовенства питаться милостыней; во-вторых, порождала в народе еще большее игнорирование религиозной сферой, которая и без того не оказывала должного влияния на него и таким образом уничтожала в нем крепкий цемент, основывающийся на единстве и привязанности к религии, а след., способствовала скорейшему разложению самого общества. (Об этом я поговорю подробнее ниже, в отделении «о религии».) На следующий год был издан указ о наказании И-сунь'я и его товарищей, уже умерших: трупы повырыли из земли и наказали отрублением головы; жен и все домашнее имущество, оставшееся от них, конфисковали и раздали в награду тем домам, которые подверглись преследованию «правой руки» Да Цзуна; всех, сосланных И-сунь'ем, возвратили обратно; разжалованных произвели снова в чиновники, все конфискованное имущество было возвращено старым владельцам и т.д. Затем начались бунты. Бунтовавший еще при Дао Цзуне Этекер (Эдигер?) был теперь окончательно усмирен. Но Чжуньбусцы снова нападают на границы: тот же Этеле, который усмирил Этекера, разбивает и их. Взбунтовался также какой-то Сяо Хе-ли (подданный Киданьский, родственник с женской стороны императорскому дому), ограбил кладовые в Гань-чжоу и, набрав значительную толпу людей, начал своевольствовать. Посланный против него Линь-я (академик) Северной стороны (мянь) Хе-цзяну не успел захватить его, и Хели бежал к чжурчженям, где уже в это время правил Агуда после смерти Уяшу и приведения всех маньчжурских родов в зависимость. Хе-цзяну за свой неуспех был лишен власти, а голова Хели была представлена Чжурчженями на другой год. Теперь Агуда еще сохраняет мирное и даже зависимое отношение с «коренным» двором. Между тем, между Ся и Китаем снова начались несогласия: Сунцы напали на Ся, и эти обратились к посредничеству и помощи Киданьского двора. Тяньцзо, подобно своему деду, также не вмешивается слишком в иностранные дрязги и приказывает только через чумичжи сё-ши Гао-дуань-ли Сунцам прекратить свои домогательства насчет уступки земель со стороны Ся. Это было в 1 луне 5-го года Цянь Тун (1106), а в 5-й луне Сунцы уже прислали уведомление о прекращении войны с Ся, а в след. луну и Ся послали благодарить за посредничество. Покуда дела шли все еще хорошо, то и двор имел значение в глазах других. Но в том же в 12 луне Сясцы снова просили помощи против нападающих Сунцев. Эти последние, видимо, трусили Киданей и тотчас же в Ся прислали сказать, что они готовы вести переговоры, касательного мирного договора с Ся; но это было, видимо, только на словах, и в 6-й год (1107) Киданьский двор снова должен был послать своего посланца Талатая с указом к Сунскому двору о немедленном прекращении военных действий с Ся и возвращении отнятых земель. Ся, тронутые подобным заступничеством, прислали Ли-цзао-фу благодарить Киданьский двор за участие в их деле с Сунцами, а в след. 6-й луне и Сунцы прислали Мо-чжень-фу и Цзао-му с уведомлением, что они покончили наступление на Сяское государство. Этим дело и кончилось, хотя Сясцы через 3 года (1109, 9-й год Цянь Тун), в 3 луне, и присылали сказать, что Сунцы не возвращают занятых мест, но Киданьский двор ничего не ответил на это и предоставил их собственному произволению, поддерживая, однакож, с последними самые дружеские связи.

Но вот начинаются первые столкновения уже со значительно усилившимся Чжурчженьским правителем (цзеду-ши) Агудой. Столкновения эти начались при следующих условиях. Во 2-й луне (весною), во 2-й год Цзянь-цинь (1111), император со свитой отправился в Чунь-чжоу и, заметим, пировал на Кунь-тун-цзян (Сунгари, Сун-мо), куда отправился для уженья рыбы. Старшины Нюйчженьских непокорных (тень, серый) родов в пространстве 1.000 ли (500 верст) все пришли к ставке императора для объяснения по некоторым делам. При дворе был устроен по этому случаю праздник, пировали и пили на славу. Среди пира император вошел в палатку (пиршества) и приказал всем, там бывшим, стать по степеням (в разряды) и поклониться. Один только Агуда, бывший при этом, сказал, что не может сделать по приказанию Государя... Это озадачило слабого Тянь Цзо, но он смолчал в данную минуту и только на следующий день стал совещаться по этому случаю со своим приближенным — родственником Фынь-сянь'ем ⁸⁸, высказав ему следующее: «При торжестве вчерашнего дня Агуда [225] смотрел, видимо, гордо (цюнь-хао) и был тревожен, поэтому нельзя положиться, чтобы пограничные дела не беспокоили его; после этого он непременно причинит неудобства». Фынь-сянь сказал на это: «Грубые люди не знают церемоний: нет большого греха и убить их. Можно бояться только перемен к худшему: ложное сердце имеет различные намерения. А, впрочем, что может статься от его младших братьев Угуная (Укимай'я), Не-мань (Нянь-хань), Хуши и пр., как только вознамерятся отправиться на охоту? Может ли быть, чтобы олень разрывал тигра и бросался на медведя?». Во всем этом темном предложении Фынь-сянь'я нельзя не видеть желания убить Агуду, а так как его младшие братья без него, то след., враждебная сила будет уничтожена совершенно. Император обрадовался этому проекту и наградил Фынь-сянь'я почетным титулом. Между тем беспечный Киданьский император не переставал заниматься охотой: в 9-й луне (осенью) того же года была большая охота на медведей в Яньской территории. Весь штат и сам император играли поэтому на ПИ-ПА (монг. муз. инструмент) и встречали охотников при звуках музыки. Между тем Агуда, по возвращении с праздника у Куньтунцзян, находился в натянутых отношениях к Двору. Император почувствовал эту размолвку и приказал всем войскам собираться к родам (бу-цзу). В числе организаторов различных отрядов были и 2 Нюйчженьца, перебежавшие со своей территории: Чжо-ке-суань и Агуци, почему Агуда напал на их дома и увел 2 человек из их рода. Об этом уведомили Сянь-чжоуского Сянь-гуань'я (правителя), который донес об этом императору. Но последний не обратил на это внимания и приказал по-прежнему заниматься следующими делами, а между тем отправил чу-ми-ши (военного президента) Фынь-сянь'я (того же самого, что и выше) разузнавать о новостях (!) и несколько раз посылал к Агуде с приказанием явиться к границе, но тот сказался больным и не явился. Все это совершилось еще в 1111 году (2-й год Тянь-цинь). На следующий год (1113) Агуда с 500 конных нападает на местность Да-ли-ку (Дароки, Бодуке (Сянь Чжоу)), где народ жил разбросанно в разных местах, и страшно испугал жителей. Но на другой день он ушел. Сянь-чжоуский Сянь-гуань с помощью Чжо-ке-суан (Нюйчженьца) и др. лично разрушил дворец Агуды и прочие строения. Агуда, однакож, не смирился, почему и послан был прокурор (сы-вень-чжуань) для снятия допроса, но Агуда тайно ночью убежал. Отправили одного посланца с извещением об этом государю, который дал ответ Сянь-гуань'ю, что он очень желает видеть Агуду убитым, почему и не должно оставлять дальнейших попыток к этому. В силу этого снова призывали Агуду, но тот снова не явился.

Между тем войска, собранные для борьбы с Агудой, на левом фланге (дао, дороге) подняли бунт, но их простили и разослали по пяти столицам.

И у чжурчженей на следующий год (1113) происходит тоже нечто вроде бунта или, скорее, оппозиции одному лицу. Дело в том, что Агуда, видя, что борьба с Коренным государством становится неизбежной, стал организовывать свои силы, собирать войска. Один из офицеров этих войск Асу, принадлежавший к Хешелийскому улусу, не хотел почему-то повиноваться приказаниям Агуды, почему последний отправил некоего Сагая наказать бунтовщика. Видя это, младший брат провинившегося Духубу бежал ко двору Ляо и просил заступничества. Двор, считавший себя вправе вмешиваться во внутренние дрязги заграничных вассалов, отправил к Агуде указ: не наказывать Асу. Но Нюйчжени уже не послушались прежнего повелителя и намеревались захватить бунтовщика, но этот спасся к Ляоскому двору. Вслед за ним тотчас приезжает посланец от Агуды с требованием: выдать бежавшего, но двор, видимо, еще не потерявший бодрость, отказал в этом. Прошло 6 лун, в 7-й луне снова является уполномоченный от Агуды с требованием выдать Асу, но Киданье кое правительство и на этот раз отказало ему, а между тем отправило ши-юй (рынду) А-си-бао для приведения в известность пограничных цитаделей. Драма завязалась. Агуда, впрочем, посылает сказать, что если возвратят Асу, то он будет представлять дань по-прежнему; если же нет, то цитадели не могут существовать. Благодаря такой угрозе Киданьский двор двинул войска на север от реки Хунь-хе ⁸⁹ и этим увеличил состав войск СВ дороги. Между тем и Агуда не сидел, сложа руки. Он держит совет со своими младшими братьями Угунаем, Не-мань и Хуши касательно назначения Ничуке, Ила, Лосо, Дуньма и пр. для организования войск со всех нюйчженьских улусах, дав им (т. Ничуке и пр.) титул: или-цзи («собирающие войска»). Приведя, таким образом, в порядок свои военные силы, по примеру Ляоского военного управления (чжан-цинь-гуань), он двинулся на Нинь-цзян-чжоу (городок, см. на карте, лежал на правом берегу реки Сунгари). Войсковое правление (тунь-цзюнь-сы) Северо-Восточной дороги дало знать об этом императору, который занимался в это время стрельбой оленей в Цин чжоу. Пришедшее известие не очень встревожило его, но он все-таки послал Хайчжоуского цы-ши (воеводу) Гао-сянь-шоу заведовать бохайскими войсками и идти на помощь Тобуцзя, стоявшему против Нюйчженей. Сей последний встретился с войсками Агуды на востоке от Нинь-цзянь (Нинь-цзянь-чжоу), дал битву, но был разбит (4-й г. Тянь Цин). [226]

Такое поражение вызвало со стороны правительства новое организование войска: брат министра Фынь-сянь'я, Сяо Сы-сянь (по другому Сяо Фынь-сянь) был назначен дутуном (главноначальствующим) сев.-зап. дороги, цзедуши войска цзинь-цэянь Сяо Тобуцзя — помощником ему. К войску из киданьских и Сиских улусов в числе 3.000 чел. присоединили еще гвардейцев Средней столицы 2.000 и волонтеров со всех дорог 2.000. Кроме того, юй-хоу-цуй-гунь-и назначен ду-я-гуань'ем, кунь-хао-чжи-хуй Син куань — фу-инь-у'ем ⁹⁰. Оба войска, киданьское и чжурчженьское встретились у Тунь-че-хе (впад. в Сунгари) и стали друг против друга, окопавшись рвом. Чжурчженьские войска скрытно переправились через Кун-тун-цзянь и, напав на Ляоские, совершенно рассеяли последние. Цуй Гун-и, Синь-куанъ, Елюй Фоли, Сяо Гекаши и мн. др. были убиты. Всего разжаловать за эту неудачу нужно было 17 чел. Но Сяо Фынь-Сянь испугался за своего брата (значит, его брат был главнокоман., а не он сам), думая, что и он подвергнется той же участи (т.е. лишится чинов), и послал донести об этом императору так: «Все отправленные на Восток и разбитые там войска находились в крайне стеснительном положении, почему не следует их наказывать, а скорее простить, т.к. можно опасаться, что вследствие строгих мер откроется много неудовольствия». Г-рь последовал этому совету и только устранил Сы-сянь'я от управления (гуань). Вследствие такого распоряжения все цзюнь'и (войска) стали говорить: «Кто сражается, тот получает смерть и не получает наград, а ушедший без дела (победы) с поля сражения, как видим, получает жизнь и остается безнаказанным». Отчего войска стали выказывать нерасположение к сражению и стали дезертировать.

Ввиду вторичного поражения войска в открытом бою, прав-во Тяньцзо думало защищаться окопами и послало дутуна Сяо Дали стать лагерем на Восток от озера Яо-линь (Хань-линь) ⁹¹. Здесь он был атакован чжурчженями и потерял много людей (солдат и офицеров: цзу-ши), за что и был лишен звания чиновника. На место его был назначен Чжао-тао-ши (инспектор) сев.-зап. дороги Елюй Хань-лидо, а фу-дянь-цзянь (вице-адъютант) Сяо И-ши и тун-чжи нань-юань (Южного департамента) чу-ми-ши-ши Елюй Чжан-ну — помощниками его. Это случилось в том 4-м г. Цянь Тун (1113), в 11 луне, зимой.

В следующую затем луну округи (чжоу) Сянь, Тин и Сян, а также Тели и Уше (улусы, сопредельные с нюйжчженями) взбунтовались и перешли на сторону неприятеля. Такой поступок со стороны вассально-подданических уездов инородцев вызвал со стороны Ляо желание возмездия и усмирения. Но посланные для этого И-ши в Тинь-чжоу, а Шила, Туле и др. к Сяньчжоу были совершенно разбиты Чжурчженьскими войсками, которые уже успели занять сказанные местности.

1114 — 5-й год Тянь Цинь

Видя такие неудачи, император, надеявшийся сначала задавить врага, может быть, под влиянием советов свой жены Вень-фей, единственной энергичной женщины, сохранившей еще некоторое значение при этих смутных обстоятельствах ⁹², решается, наконец, выступить против напиравшего врага, о чем и издал указ по всем дао (провинциям), а между тем послал Сень-цзяну вести переговоры касательно уничтожения титула Агуды (имени?), т.е. ду-бо-цзи-ле, принятого последним тотчас после смерти его брата Уяшу (1113). Агуда же со своей стороны также посылает сайло (парламентера, уполномоченного) ещё раз сказать, что ежели двор возвратит бунтовщика Асу, то он удалится от Хуань-хунь-фу (см. на карту) в др. земли.

Для обсуждения этого предложения император созвал совет, а между тем ду-тун Ханьлидо, имевший дело с неприятелем Далику (Дарок, Бодуле), был разбит.

Но всех этих поражений было мало для несчастного двора последнего императора династии Ляо: бунты не заставляют ждать себя и внутри империи. Первый восстает Бохаец Гуюй и др. и самовольно принимает титул Да Ван (Великий Ван). Посланный против него Сяо Сяо-фоле сначала (в 3 луне) разбил его, но в след. луну был разбит им, почему нань-мянь (юж. Стороны) фубушу Сяо Тосыхо был произведен в ду-туны и послан против бунтовщика. В 5-й луне Тосыхо разбил его, а в 6-й он уже был захвачен и представлен ко Двору тем же полководцем. Одновременно с этим Двор (в 3 луне) отправил Елюй'я Чжан-цзя-ну и др. 6 чел. курьером (цзи) к чжурчженям, чтобы вести переговоры касательно уничтожения имени (титула) Агуды, так как миссия Сень-цзяну возвратилась, не достигнув цели. В 5-й луне Чжан-цзяну возвратился, но без решительного ответа, и поэтому был отправлен снова, с присовокуплением, что двор желает поскорее принять их в покорность (!). После вторичного безуспешного возвращения посланца император, наконец, объявил офиц. указ по всем дао, что он лично принимает начальство и сам идет против неприятеля. Здесь я, кстати, замечу, что между прав-вом [227] и народом не было солидарности, и в этом глухом, беззвучном состоянии провинции при издании такого указа, видимо, вызванного печальным положением дел, я нахожу поддержку своего мнения. Было много др. факторов при этом падении, которые ясно указывают на эту разладицу между прав-вом и массой. Я постараюсь указать на них, что и будет подробнее изложено ниже. Я возвращаюсь к прерванному рассказу. Однакож, этот смелый шаг стоил императору страшных нрав, усилий: он еще раз посылает Селе предложить нюйчженям: не желают ли они прекратить воину. Когда император снаряжался в поход, то сунский двор, узнав об этом, посылает к нему чиновника с богатыми дарами из серебра и тафты для вспомоществования войскам. В этом поступке Сунцев удивительно как хорошо выказался хитрый кит. ум: этот двор смекнул, что если Тяньцзо разобьет Агуду, то, пожалуй, вздумает нагрянуть и к ним, след., для устранения этого необходимо теперь же действовать, оказать посильную помощь для собиравшихся ополчений, и вот он отправляет посланца о большими подарками, а между тем не забывает и солидарничать с Севером, т.е. чжурчженями, подстрекая их энергичнее нападать на киданей. Таков был Сунский двор в эту эпоху...

Император, у которого кладовые были пусты, конечно, принял это приношение «юж. Соседей» и перед окончательным сбором в поход послал еще раз Ханьлидо против чжурчженей, но Ханьлидо был разбит в деле при озере Тайле (Таймало). Селе, однако, не возвращался. Император сделал следующее распоряжение касательно назначения полководцев и плана войны. Вей чан ши (рында, адъютант) Абу сделан ду-туном среднего войска (центра, чжунь-цзюнь), Елюй Чжань-цзяну произведен в пристава (ду-цзянь) с правом начальствовать 100.000 армией из китайцев и фаней (иностранцев), Сяо Фынь-сянь (министр императора) ду-туном императорского лагеря (чунь-юй-инь), Елюй Чжань-ну (после взбунтовавшийся) заведывать отборным войском (я, зуб) в 20.000 и составлять авангард (сянь-фынь). Остальные войска разделяются на 5 отрядов и составляют центр (чжень-цзянь, прямое); сыновья и младшие братья знатных родов в 1.000 чел. составляют фланг (инь-цзюнь); 100 фу-цзунь-сы (чиновников, сержантов) составляют охранное войско (гвардию, ху-вей). Все эти войска идут к северу от прохода Лочихоу. Другой корпус: ду-дянь-цзянь (пристав-адъютант) Сяо Хушахе произведен в ду-туны, чумичжи се ши (секретарь военного министерства) Чай-и — заведовать кит. пехотой и конницей в 30.000 (Фу-цзянь-хань-бу-ци). Эти войска должны были идти с юга, со стороны Ниньцзяньчжоу (по направлению); с Чан Чунь-чжоу ⁹³ разделяются на отряды и приготовляют провиант на несколько месяцев, покуда не «задуют» чжурчженей.

Покуда собиралось и двигалось это ополчение, Нюйчжени берут Хуань лунь-фу. Посланный для переговоров Селе возвратился с парламентером (сай-ла), который и передал, что нюйчжени готовы прекратить войну, но только в таком случае, если бунтовщик Асу будет возвращен.

Но перед выступлением в поход императору еще пришлось выслушать оскорбление со стороны чжурчженьских полководцев и братьев Агуды: «Могущественный г-рь, говорили Немань (брат Агуды) и Учжи (знаменитый впоследствии полководец), сделался низким: жаловался на нас, а между тем сам желает и ищет войны!» Когда передали это г-рю, тот страшно рассердился и издал указ (чжао), в котором упрекал чжурчженей в проступках: «Чжуржени начинают делать дерзости (го), говорил указ, большая армия да будет карать их за эти слова». Когда Агуда узнал об этом, то в присутствии войск и братьев, изрезав лицо и вздохнув, горько заплакал и сказал: «Вначале с помощью твоей я организовал войско, потому что мы много терпели от киданей насилий, желали сами поэтому основать г-во (ли-го, поставить). Теперь я г-рь (чжу), но вот сам император (шань) выступил в поход: что делать, когда мало людей? Люди погибли в битвах, но что делать? Если убьют меня, ты, мой родович, встретишь покорность, предотвратишь бедствие и обогатишь все войско, деяния кончатся, но только в таком случае приказываю поступать так, как я тебе высказал».

Эта речь Агуды, конечно, не без преувеличения показывает нам, что одной из глав, причин восстания чжурчженей было насилие, жестокость кид. прав-лей. По др. источникам мы знаем также, что посланцы кид. двора к Восточ. морю за кречетами сильно раздражая Сев. (непокорных) чжурчженей своими своевольствованиями в Нингуте. Мы, действительно, с сожалением должны признать, что восточные правители часто способны на жестокость, но это нельзя ставить им в большую вину, если взять ту среду, те условия, в которых живут они, не обладая притом и истинным просвещением за отсутствием лит-ры и письменности. Можно думать, что такая же жестокость Чжурчженей вызвала на сцену и Чингис-хана.

Бунт Чжань-ну

Воспользовавшись выступлением в поход самого императора, Елюй Чжань-ну задумал возвести на престол Вей-го-Вана Чунь'я (впоследствии действительно провозглашенного императором) и для этого бежал в Шан [228] Цзинь. Император отправил фу-ма (зятя) Сяо Цзинь-линь с войском к Гуань-нинь-дин (озеру) для охранения государыни, прочих жен походного дворца Инь-дань. Некто И-синь отправился для переговоров и уведомления Вей-го-Вана Чунь'я об замысле Чжань-ну'я. Еще прежде этого Чжань-ну отправил к этому же Чунь'ю Сяо Дили, млад, брата жены Чунь'я, для совещания с ним касательно престола, но Чунь сказал посланному: «Это дело не просто, г-рь имеет в своем ведении всех Ванов и может назначать их на место себя. Вельможи (да чень) не приходят откуда-нибудь (с севера или с юга), не сами получают титулы, а ты предлагаешь это. Можно ли?» И он тайно приказал удержать посланного.

В это время И-синь прибыл с письмом от императора и объявил следующее: «Чжаньну с пр. желает разрушить существующий порядок и провозгласить г-рем тебя, Вей-го-Вана Чунь'я». Чунь, в силу этих слов, отрубил голову Сяо Дили и пр, и по тропинке пробрался в Гуань-тинь-динь, ожидая наказания. Г-рь встретил его, однако ж, как следует. Между тем Чжань-ну, узнав, что Вей-го-Ван не увлекся его планом, бросился на округа: Цинь, Жао, Хуйя, Цзу ⁹⁴ и пр. чжоу, ограбил там множество скота, проник и до Бохая, где также сделал грабеж, и с толпой в несколько десятков тыс. человек пошел в Гуань-пин-дин для возмущения (грабежа) походного лагеря. Агуци, один из покорных нюйчженьцев, напал на него с 300 (!) конных и, разбив совершенно, захватил 200 чел. из знатного рода в плен и всем отрубил головы. Жен и детей он препроводил в сю юань-хо, многие сообщники бунтовщика были отданы в рабство, некоторые, получив свободу, бежали к чжурчженям. Сам Чжаньну посредством хитрости получил должность чиновника, но вскоре затем задумал бежать к чжурчженям. Замысел его узнали и, заключив самого в цепи, отправили на площадь для казни. Сердце преступника было вынуто из трупа и принесено в жертву в Храме предков (цзу-мяо). Самый труп был разрублен на части и разослан по 5 столицам (дорогам) для устрашения злонамеренных. Все это произошло в 8 и 10 лунах 5-го года Тянь Цинь (1114).

В 11 луне зять императора (фу-ма) Сяо Темо и линь-я (академик военный) Сяо Чала с др. были отправлены для командования конными войсками в числе 50.000 и 400.000 пехотой. У самого г-ря было 700.000 (?) войска, которое дошло до Чи-мынь ⁹⁵ («Красные ворота»). Император в 12 луне вступил в сражение с неприятелем у пещеры Ке-бу-до (Кобудо), но был разбит и бежал со своим обозом.

Пользуясь этой неудачей, многие вельможи открывают бунты. Елюй Чжан-цзя-ну первый поднимает знамя восстания, но усмиряется (т.е. разбивается) в той же луне (12-й) линь'я сев. стороны Елюем Маке. Вслед за ним оказывает тоже неповиновение и Цзинь-чжоуский цы-ши (воевода) Елюй Чжу-чжо (Чжопо, по-другому). Усмирение этих внутр. агитаций отняло у прав-ва много сил и времени: весь 6-й год Тянь Цинь (1115) был посвящен этому делу. Бунт Чжан-Цзяну принял, видимо, грозные размеры, потому что посылаемый для его усмирения Тобуцзя (во 2 луне) и Сяо Темо (тогда же) не могли ничего поделать, т.к. бунтовщик соединился еще с другими, Бохайскими разбойниками: Хоу Хай'ем и пр., всего 10.000 с лишком чел., и страшно опустошал местность у Сред, столицы, намереваясь напасть на Гао чжоу ⁹⁶. В 3-й луне, однако ж, Чжохе удалось разбить Хоу Гай'я, а в 4-й луне император лично разбил глав, силы мятежников. Все бунтовавшие были подвергнуты пыткам. Жаочжоуские бохайцы были усмирены.

Одновременно с этим бунтом произошло очень трагическое происшествие в Восточ. столице (в 1-й луне 6-го года Тянь Цинь, 1119). Человек 10, подгуляв, взяли оружие и подошли к камере коменданта (мо-шоу), прося его выйти для некоторых объяснений по случаю настоящих событий. Комендант Сяо Бао-сянь вышел к ним, и они тотчас же убили его. Фубума да-тун Динь, узнав об этом, передал кому следует, а сам с помощью вице-коменданта Гао цинь-минь'я, собрав 1.000 человек Сиских и китайских войск, напал на злодеев и, захватив их всех, предал казни, их же родовичей обласкал и поселил в Дунь Цзине. Сяо Баосянь действительно был строг к жителям, и они имели основание устранить его. Воспользовавшись такой сумятицей, бохаец Гао Юнь-чан принял титул императора (хао), объявив даже года своего правления под именем Юань-пянь. Ляоский двор отправил Сяо И-ши с целью подозвать его (обласкать, смирить), но миссия последнего не имела успеха. Потребовалась военная сила: Сяо Хань-цзяну, чжичжи, был отправлен для его усмирения, но Юнь-чан, соединившись с Гуй-де чжоуским шоу-цзянь'ом (командующим войсками в округе Гуй-де) Елюем Иду, после одного поражения, нанесенного последнему, успел в 4-й луне разбить Хань-цзяну. Он вступил в переговоры с Агудой, предлагал ему свою помощь, но последний, захватив (в 5-й луне) Нань-чжоу, разбил и Юнь-чана. [229]

При виде постоянных успехов чжурчженьских войск 13 чел., подданных Ляо: Хебо, Даола, Уше, Тобуцзя ⁹⁷, дао-ла Чжохе и др., жившие в уездах и округах Восточ. столицы, перешли на сторону чжурчженей.

За недостатком войск двор Ляо разослал по всем дао переписчиков жителей: тот, кто имел свыше 10 голов различного скота (коров, лошадей, овец и др.), должен следовать за войском, т.е. состоять в войске.

Чунь, за которого хлопотал Чжанну. оставшийся верен престолу (скорее, из боязни, как это мы увидим ниже), был произведен в главнокомандующие (ду-юань-ши) с титулом Цинь-цзинь Го Вана. Шаньцзиньский комендант Сяо Тобуцзя был назначен его помощником (фу-юань-ши), а на место его назначен Хань-цзянну.

Однако ж, несмотря на подавление мятежа, двор все-таки должен был встретиться с ними. Бохай, как известно, был завоеван Тай-цзу и почти насильно присоединен к составу государства: он и при нем часто восставал. Тай-цзун дозволил ввести там кит. законы, т.к. народонаселение было густо заселено жителями Срединного г-ва. При Цзинь-цзуне думали отнять его привилегии в деле торговли (свободная продажа соли и винных дрожжей), но вспыхнувший при Шэнь-цзуне бунт Да-янь-линя (Да-лянь'я), имевший чисто эк. причины, заставил прав-во возвратить отнятое и предоставил ему более лучшую, свобод, организацию в управлении.

Теперь, при Тянь Цзо, бохайцы восстают почти первые и тянутся к Агуде. В 7 луне (6-го года Тянь Цинь, 1115) 200 с лишком домов Чаньчуньчжоуских бохайцев подняли бунт и задумали передаться на сторону Агуды. Вслед за ними сильный Уэрчуский улус (бу) сделал тоже самое. Впрочем, как те, так и другие были подавлены вскоре войсками Ляо под начальством Елюй Тобуцзя, отправившегося против Уэрчу, и правлением (тунь-цзюнь-ши) северо-вост. дороги, выславшего корпус против бохайцев. Уэрчу даже смирилось и прислало с известием. Посланный против одной крепости Хе-сы-хань ⁹⁸ фу тун (вице-дутун) Маке не имел успеха, и был поэтому разжалован.

Частые потери обозов и большие наборы войска сильно истощили и без того тощую казну двора, в силу чего указом в 1 луне, в 7-й г. Тянь Цинь (1116) было определено: уменьшить порции хлеба (риса) для лошадей и собирать лишнее в подвалы.

Между тем Цзиньцы, по завладении Бохая остановившие несколько наступательное движение, снова поднялись по приведении в порядок вновь приобретенной территории, напали на Чаньчунь чжоу. Кид. армия, стоявшая в сих местах, не захотела вступить с ними в битву, боясь новой неудачи, и чжурчжени, ограбив местность, удалились из нее.

Такое направление воен. действий со стороны кид. двора, ограничивающееся только надзором, без всякого желания вредить врагу в его набегах на области, вероятно, было вызвано печальным положением дел внутри империи. Сам император в то время не переставал заниматься охотой и разъезжает с одной облавы на др. Дух неудовольствия при виде такой апатии, в тоже время неудачи во многих сражениях и даже целой области Ляо-Дуна, стали проявляться с еще большей силой. Во 2-й луне сего года (7 г. Тянь Цинь, 1116) в Лай-шуй-сянь ⁹⁹ появился сильный разбойник Дун Пань-эр во главе толпы в 10.000 с лишком человек. Высланные против него комендант Зап. Столицы (Си-цзинь лю-шоу) Сяо И-ши и пристав (ду-цзянь) войскового управления Юж. столицы Чала имели дело с ним у И-шуй и разбили его полчища. Но этого поражения было недостаточно для окончательного уничтожения мятежа. Пань-эр снова начал грабежи с остатками своих сообщников, и Сяо И-ши снова разбил его в пределах фыньчженьского чжоу. Мятеж затих, но не затихла борьба с Агудой. Восставшие против него Неле, Хелу, Нике, Симу и др. были разбиты наголову, за что и подверглись торговой казни (были разбросаны на площадях). Вообще, жестокость наказаний при Тяньцзо (подробнее об этом ниже) как-то мало гармонировала с его трусливым, беспечным характером. Уклоняясь все более и более вглубь страны, войска Ляо сосредоточились в 8 лагерях, простиравшихся от Пекина до р. Иньцзиньхе. В округе И-чжоу были основаны: передний цзинь и задний и (лагери), в Цзинь Чжоу — передний цзинь и задний цзинь, в Цянь — цянь-инь (лагерь), в Сяньчжоу — сяньский лагерь. Кроме того, были основаны цянь-сяньский да-инь (большой, главный лагерь) и яньчжоуский. Всего войска в них состояло 208.000 человек. Эта позиция выходила к горам Цзили в Венском округе. Ни такое громадное число войска, ни лагери, однако, не могли помочь падающему Двору: посланный против чжурчженей Чунь был совершенно разбит ими у гор Цзи-ли (на границах Маньчжурии около Гуань-жень-сянь'я), вследствие чего Чунь ворвался в Сянь-чжоу и захватил много городов в соседних округах. [230]

Это страшное поражение со стороны чжурчженей, еще раз нанесенное войскам Ляо, произвело в последних значительную убыль. Чтобы пополнить ее, Чала с да-туном Дином отправились нанимать войска во всех дорогах (провинциях).

Вслед за сим и Агуда, увидев себя обладателем значит, тер-рии, отнятой им у Ляо, и своей родовой, решается принять императорский титул; дал название годам правления — Шоу-го ¹⁰⁰ и г-ву — Цзинь («золотое»). Кроме того, стал употреблять чжоуский реестр (?) Ян-пу; составил историю о св. происхождении из глубокой древности, принял жертвенник (чань, обоготворил себя?) и просил утверждения во всем этом у Ляоского двора грамотой «великому г-ву» (да-го), почему и отправил послов для переговоров о мире в том случае, если наградят грамотой (т.е. признают его самостоятельность, равным себе государем).

Узнав о поражении главных Ляоских сил под начальством Чунь'я и принятии Агудой титула императора, Сунский двор заводит сношение с ним морским путем, предлагая ему совместные действия против династии Ляо и ту же дань (около 300 тыс. лан серебра), какую они платили Ляо, но с условием уступки всей земли, которые достались Ляоской династии по договору с Шицзиньтаном, в том числе Ю-чжоуский округ (Пекин).

Пользуются и Ляосцы, чтобы повыгоднее заключить мир с сильным врагом: в 1-й луне 8-го г. Тянь Цинь (1117) Елюй Нуке отправился для этого к двору нового «северного» императора.

Между тем внутри деморализованной империи происходили нерадостные явления: разбойники появились во множестве по всем дао, и народ просил о помощи, цзедуши войска бао-ань («отнимающее спокойствие») Чжань-гунь с 200 домами (цзе, семействами), жившими в Шуань-чжоу, передался на сторону Цзиньцев. Во 2 луне Маке возвратился и передал двору следующее: «Цзиньский г-рь желает, чтобы его признали старшим братом, представляли годовую дань из товаров, отдали ему во владение Верхнюю и Среднюю столицы, департамент Синь-чжун (фу), округи и уезди 3-х дорог (провинций), отдавали в заложники цинь-вана (1-й степени), царевен, зятьев (фума), да чень (вельмож), потомство (сыновей и внуков), возвратили перебежчиков, и все это скрепить грамотой (синь-фу) при участии Сун, Гаоли и Ся (т.е. засвидетельствовать это всему тогдашнему свету) — соглашается только на таких условиях».

Двор, воспитывавшийся на китайских началах гордости и неуступчивости, при всей своей слабости не захотел, конечно, принять их (условия) и в 3-й луне снова отправил того же Нуке для переговоров. В 4-й луне Нуке возвратился, но без ответа. Вскоре пришел и ответ, подтверждавший раз высказанное. Кид. двор не теряет еще надежды на счастливый исход для себя и снова посылает Нуке с предложением заключить мир на половине предложенных условий. Но и это не удалось: Агуда настаивал на своем, отправил даже для этого своего посланца Хутукетунь'я вместе с возвращавшимся Нуке. Видя такую настойчивость со стороны нов. императора, Ляоский двор прибегает к посредничеству других сильных держав, послав для этого того же Нуке с грамотой (чжао-бяо-де) касательно переговоров с Цэиньцами, т.е. представить на усмотрение этих держав (Сун, Гаоли и Ся) все условия переговоров о мире, которые казались возмутительными в глазах Ляо.

Покуда шли эти переговоры и перепосылка уполномоченных, в Ляоской империи снова появились сильные разбойники у озера Наке: Ань Шень-эр и Чжань Гао-эр во главе 200.000 толпы. Посланный против них Елюй Маке (другой, первый был разжалован) поймал Шень-эр и отрубил ему голову, а Гао-эр бежал в Ичжоу ¹⁰¹ и соединился там с другим разбойником Холюге. Этот последний напал на Хай-бей-чжоу и оттуда направился на И-чжоу ¹⁰² (другой округ). Однако ж, посланный против него с отборным войском цзюнь-ши (наз. чина) Холобо (Холбо) напал и разбил его наголову. Мятеж утих.

Чтоже делалось дальше на политической сцене тогдашнего мира? В 7-й луне Агуда отправил того же Хетукетунь'я к двору Ляо, снисходя отчасти на его мольбы. Он предлагал уже следующее: «Отдачу в заложники сына можно устранить (не делать), а также передачу Верхней столицы, Синь Чжунь-фу с принадлежащими ему городами и округами, можно допустить уменьшение годовых взносов и еще нечто менее значительное, но чтобы непременно считать его старшим братом и в грамотах употреблять это по кит. церемониям. На подобных условиях еще можно согласиться».

Но Ляоскому двору было мало и этой уступки: он отправляет 2 уполномоченных сразу для переговоров касательно установления кит. церемонии в грамотах. Это происхолило в 8 луне 8-го года Тянь Цинь (1117).

Однако ж такая настойчивость со стороны Ляо, нежелание потерять и небольшую частичку императорской чести чуть-чуть не поссорила снова 2 переговаривавшиеся стороны. Тоди, один из посланцев Ляо, остался при дворе Агуды и послал Нуке обратно, сказав ему, что Цзиньский г-рь очень гневается на такое ведение [231] переговоров и не желает больше принимать послов от Ляо. Нуке возвратился к своему двору с этим ответом, и можно было бы думать, что этот двор угомонится, наконец, и не будет настаивать на своем. Не тут-то было: в 9-й, т.е. следующей луне он снова отправляет того же Нуке к Цзиньскому двору для поддержания своих условий о мире.

Между тем передача на сторону новой империи подданных Ляо не прекращается: в 6 луне 800 с лишком домов в Ляоси передались на ее сторону, в 9 луне Сяо Тотоли с 15 другими во главе родов передался на ту же сторону. За ним в след. луну последовал и Луньхуачжоуский Чжань-иньгу с 4 другими. В 12 луну их примеру последовал и цзедуши войска Нинь-чань Лю-хун с 300 Ичжоуских домов. В 10 луне Нуке и Тоди возвратились с переговоров от Цзинь, принеся с собой условия церемонии в грамотах. По утверждении этих церемоний со стороны Ляо, Нуке снова был отправлен к Цзиньцам для передачи сказанных постановлений. Но кроме ущерба, который наносил переход некоторых округов и чиновных лиц на сторону Цзиньцев, на Ляоской тер-рии свирепствовал страшный бич народа — голод. В округах: Цянь, Сянь, И, Цзинь, Синь чжунь-фу и др., где проходили беспрестанно войска, посылаемые против чжурженей, и куда часто вторгались последние, мера (ке, безмен) рису стоила несколько крепов (цзянь, кусков материи). Народ резал кожу и употреблял ее в пищу, люди ели друг друга (сянь-ши, взаимно поедали). Вот в каком положении был тогда народ сказанных местностей, и неудивительно, что он толпами переходит на сторону Цзиньцев, у которых, по крайней мере, не было недостатка в самом насущном и было относительно спокойнее, чем в «коренном г-ве». Теперь, когда церемониальность в грамотах была установлена и утверждена с той и с др. стороны, Агуда, все еще не получивший утверждения от «коренного» г-ва в принятом им титуле императора, решается завести речь и об этом, и для сего в 1 -й луне 9-го г. Тянь Цинь (1118) отправляет к Ляо Улин-дай'я. Но двор, от которого зависело утверждение, не хочет исполнить волю просителя буквально, т.е. признать его равным себе, и жалует его грамотой на императорское достоинство «Восточного любезного г-ва» (дун-хуай-го-хуан-ди), которую и посылает с Сяо Шихале, заменившим Нуке и Тоди, уже, кажется, довольно уставших от частых миссий ко двору Агуды. Этот последний был недоволен таким пожалованием, нисколько не удовлетворившим его ожидание, и в 7 луне того же года снова отправил Улиньдая объявить Ляоскому двору свое неудовольствие и заметить следующее: «Грамоты, не имеющие слов "старший брат" и "да цзинь" (Великая Цзиньская империя, династия), а употребляющие выражения "дунь-хуай-го" не могут приниматься, т.к. только маленькое г-во можно называть "дуай" (любезное), а наше имеет истину добродетели (т.е. право на большее почтение). Чтоже касается собственно размера грамот, то он должен быть большего формата (цюй-цай); некоторые слова, как не имеющие большого значения, можно опускать, но различные формы сущности (т.е. сущность грамот) должны быть соблюдаемы, согласно установленным при переговорах правилам, и, таким образом, должно следовать навсегда». Чжао Ван-Шипам, назначенный мо-шоу Зап. столицы, вместе с Янь-ли-чжуном снова были отправлены с черновой грамотой (неутвержденной) к двору Агуды для поддержания переговоров касательно вышесказанной грамоты на императорское достоинство «Вост. любезного императора».

1 луна. Покуда велись эти переговоры, в Кид. империи снова появились бунты и агитация против прав-ва. Некто Саба, подговорив войска, принял даже «гордый титул» (цзянь-хао, объявив себя независимым императором). Но, видимо, он слишком много рассчитывал на поддержку войска: командующий войсками Юж. столицы И-ду (И-ду-гу) с первого же поражения совершенно рассеял его приверженцев, и бунтовщик больше не смел поднять голову.

5 луна. Другое вос-е целых улусов — Чжуньбу и Бо-сы-ци — имело гораздо большее значение, т.к. высланные против них войска были разбиты, а полководцы Елюй Хань-ли-до и Сяо Си-ли-тай были убиты при этом. И этот бунт, однако ж, тоже скоро улегся, почему дальше о нем нет никаких известий.

Кроме этих открытых оппозиций двору, были еще темные, скрытные, замыслившие своей целью ниспровергнуть существующий порядок. Таков был замысел Елюй Да, Чень-ту-ну и др. 20 чел., не успевший, однако, осуществиться, и заговорщики, изобличенные в преступлении, подверглись пыткам.

Некоторое затишье, наставшее на полит, горизонте юго-вост. Монголии и сев.-вост. Маньчжурии по случаю переговоров двух столкнувшихся империй, не могло долго удержаться, т.к., с одной стороны, требования были категорические, а с др. — желание сохранять за собой свой верховный перевес, первенство над сильным врагом. Почему, когда цзиньцы стали употреблять в грамотах пышные «гордые» титулы, не согласившись на желание Ляоского двора употреблять только титул «да-шень» (великий-святой), и когда последний послал к ним снова того же Шихале для переговоров и упрекал в превышении власти, то прямой Агуда, страшно рассердившись на такую придирчивость и узость кид. двора, двинул войска на Шань цзинь (Верх, столицу киданей Линь хуань фу) и взял ее приступом, а вместе с ней и ближайшие города и уезды. Тамошний мо-чжоу Елюй Тобуцзя должен был сдаться на капитуляцию. [232]

Еще раньше этого Ляоский двор, видимо, предчувствующий разрыв, издал постановление, что если кто обладает 10 лошадьми, то 1 из них (1 % на 10) должен представлять в распоряжение прав-ва для снабжения войск Восточ. дороги, а Елюй Бей-саба стал частно собирать войска (волонтеров) для вспомоществования главной армии, стоявшей в лагерях в пределах нынешней юго-вост. Монголии у границ Маньчжурии.

С этого момента началось сильное наступление со стороны цзиньцев, и 5-ти лунная (с 1120-1125) кровавая драма, разыгравшаяся с аккомпанементом воинственных криков, с одной стороны, и горького отчаяния, с другой, закончилась, наконец, политич. падением последней, отзвук которой достиг, впрочем, до Зап. пределов Ср. Азии и, прожив там около 80 лет до 1202 г., замер в звуках других политический деяний. (Продолжение см. в тетради № 5.)

Комментарии

1. Сочинение М. Н. Суровцова подготовлено к изданию Г. Г. Пиковым с учетом ранее проделанной дешифровки текста А. В. Даньшиным, в связи с чем последнему выражается признательность. Текст воспроизводится с незначительными сокращениями, связанными с наличием в рукописи помарок и неразборчивых мест (Ред.).

2. Статья Скачкова «О заслугах Марко Поло в деле распространения в Европе географических знаний об Азии». — СПб., 1865. Здесь и далее даны подстрочные примечания М. Н. Суровцова, а комментарии Г. Г. Пикова выделены курсивом и оговорены в скобках (Ред.).

3. Хоть мы и видим, что Чингис-хан как бы завоевал сначала Запад (Бухару и Хивинское ханство), но по общему характеру его деятельности мы должны заключить, что все его помыслы, вся энергия были направлены, прежде всего, на Восток, на уничтожение своих сюзеренов — Чжурчженей.

4. Как пример об исследовании в деятельности династии сравнительно с Китайской, для чего, конечно, необходимо очень широкое знание истории последней. Впрочем, где можно было, я указываю на эту связь...

5. Сяньбийские горы находятся на границе Монголии и Маньчжурии и известны теперь под другим названием Мункеола («Серебряные горы»).

6. Цы-ши введен в Китае в 42 году по Р. X. в период владычества Хуннов в Ордосе.

7. Хуан-лун — «желтый дракон» — восточный город Хуан-лун-ду при Тай-цзу на границе Монголии и Маньчжурии. Но непонятно, как они уклонились к югу от Шара-Мурени и севернее Хуан-луна? Знать, они заняли все пространство между Шара-Муренью и Хуан-луном, и выше и ниже этих пунктов, а значит, господство этого народа указывает, что поколения были многочисленны, если не сильны.

8. Значит, тогда название Инь-шань распространялось на всю группу гор, идущих параллельно Великой Стене, п. ч. невозможно показать, есть предположение, что оно прошло почти к самому Ордосу.

9. Лен — сорт, разряд, значит, нужно понимать одинаковых качеств, п. ч. мы видим, кит. историки как-то глухо, неясно выражаются об этих 2 народцах.

10. Хо-лунь — древн. Лю-чень, лежит в развалинах в Вост. на восток от правого крыла.

11. Китаю, Юань-Вэйской династии, властвовавшей в Китае.

12. Ми-юнь — городок в тепер. Шунь-тянь-фу, лежал в 15 ли от гор того же названия (Ми-юань-шань), к югу.

13. Р. Бай-лань-шуй — Лоха-Мурень, впадающая в Шара-Мурень.

14. Пиньчжоу, игравшее впоследствии весьма видную роль, лежало в пределах Верхней столицы.

15. Юг у всех среднеазиатцев играет первенствующую роль перед прочими сторонами.

16. Т. е. уйдя от зависимости от Ту-кюе.

17. С Дугасцами тогда был заключен мир, а Киданьские поколения все еще жили под зависимостью этого народа.

18. Река. Могечень — древнее название Шара-Мурени в Монголии.

19. Полагая средним числом 2.000 в каждом из 10 аймаков, получается 2.000*10 = 20.000. Что же можно было предпринять с этими силами?

20. Столицей при Тан был Чан-ань (т.е. Си-ань-фу). Древний город Чан-ань теперь уже не существует, а Си-ань-фу называется Новый Чан-ань.

21. 1) Значит, они теперь уже осознали необходимость единой власти и избрали да-женя (Дахе — фамилия) и 2) разделились или соединились в 8 аймаков (прежде 10).

22. Прежде обыкновения (нравы?) их сходны с Мохесскими, т.е. значит история здесь, если так можно сказать, о том, что все эти народы — Ту-кюе, Кидани и Мохе — вели кочевой, звероловный образ жизни и были потому сходны друг с другом.

23. В отделе описаний колесниц мы встречаем «сунь чжун-че» (похоронную), которая запрягалась волами (или лошадьми), а прежде даже баранами, которые как бы служили знаком того, что они приносились в жертву (см. ниже отдел «Колесницы»).

24. Персы в древности делали тоже самое с покойниками; Вавилоняне и Ассирийцы также хоронили своих мертвых.

25. Инь чжоу — Мо-чень, Хо-лун, а после Синь-чжун-фу на восточном берегу реки Шара-Мурени — составлял центральное управление, заведовавшее Си — Киданями.

26. У-цзи-нань — Военный Цзи-нань. Последние два слова — последняя княжеская степень, установленная еще при династии Шань (1783-1134). Всех этих степеней 5: гунь, хоу, бо, цзи, нань. Не отсюда ли ду-бо-цзи-ле?

27. Юньчжоу — древний окружной город, основанный в 530 году.

28. Си-ха-ши — крепость, построенная Китаем у тепер. Шанхай-гуаня (прежде Юй-гуаня для надзора над Киданями). Всех таких «ха-ши» (защит) было 8: дунь-хаши, нань-хаши и т. д.

29. По-другому они бросились на Чун-чжоу, лежавшую по соседству с вышеуказанной.

30. Тянь-чжоу, возле горы Тань-шань, лежало у истоков р. Луаньса, впадающей в Бохай (Желтое море).

31. Округ Цзи-чжоу лежал в теперешней Шаньси, под этим же именем у Великой стены подле мор. крепости Юй-гуань'я.

32. Юй-гуань — теперь Шаньхай-гуань, крепость у Желтого моря в проходе Великой Анхунь.

33. По-другому: Дунь-хуа-гуньчжу.

34. Ду-шань неизвестна, так как не показана в топограф.

35. Бей-нинь-цзюнь Вень Тао.

36. Этот Няли приходился Юань-цзу в Ляоской истории, отец Де-цзу Силицзу[?!].

37. Ань-дунь — название области, открытой в 114 г. до Р. X. Цзинь-чжоу считается окруженным в г. Ганьсу.

38. Чунь-шун Вань.

39. Ань Лушань без причины грабил киданей, почему они убили царевен, выданных за них кит. двором, и взбунтовались.

40. Фань-янь — прежде Чжо-цзюнь, область в Шунь-тянь-фу (Пек. округ) с городом Чжо-чжоу в 14 ли на юг от Пекина.

41. Но это ли служило причиной усиления Ань Лушаня и его брата (755г.), приведшее некоторых ученых к шумным гипотезам?

42. Упоминаемое в тексте Ху-и бегство киданей от Хой-гу, кажется, можно приурочить к их отпадению из под власти Хой-гу к Китаю в 842 г.

43. У Иакинфа — Кюй-сюй. Этот Ци-су и есть И-лань-ке-хань (Илань-хан).

44. Шиле, отец Амбагяня, Децзу в Ляоши, и есть Бала-хань (Балакехан).

45. Хисцы жили на юго-западе от киданей, а шивейцы — на севере, т.е. в Монголии и Восточной Сибири.

46. Обе области лежали в пров. Чжили.

47. Я объясняю эту легенду следующим обстоятельством (об этом будет и ниже в разделе о положении женщин в государстве киданей): «Амбагянь имел мать по имени Сюань-Цзянь (И-лу-цзинь), которую страшно ненавидел Цзай-сян, срамил Яо-нань (Амбагянь) и, как отец, даже убил (Ла-чжи)». Если мы приурочим этих членов к старшинам, которых убивает Абагянь, то его поступок будет для нас ясен как родовая месть, возмездие за смерть матери. И тогда будет нам понятно и самое возвышение, совершившееся очень простым путем физического уничтожения лиц, с которыми он должен был разделить власть, и не нужно прибегать к (неразб). Обо все этом см. ц. 71 «Ляоши».

48. Дулгасцы часто посылали их в св. войска и всегда ставили вперед (см. Mailla VI), манили их к прежней зависимости. Новая ссора, новые отпадения ясно показывают, что между вассалом и сюзереном не было др. связи.

49. Лу-лунь — наз. провинция в Чжили.

50. Но Кумохийцы (Сисийцы) управлялись по-прежнему сами. В основном только распоряжение военными силами находилось в руках киданей.

51. Главное кит. поселение Хань-чень «Кит. город» (лежало в Тай-чжоу у истоков р. Ло-аньхе, недалеко от гор Тань-шань, где добывалось железо. Из озера добывали соль, которую продавали во всех улусах, были способны к хлебопашеству.

52. О ней будет дано подробное пояснение в статье «Введение, продолжающее обзор семьи Ляо».

53. Сожалею, что мне не удалось представить в настоящем труде очерка вассальных государств династии Ляо, их взаимного положения. Впрочем, данными, которые имеются у меня под рукой, нельзя еще составить строгого понятия об этих отношениях, а вопрос этот, без сомнения, требует серьезной разработки, т.к. он объясняет нам очень много моментов в жизни Среднеазиатских народов, особенно в знаменитый век Чингисханидов.

54. Гора Муешань лежала при впадении реки Лоха-Мурень, в группе гор.

55. Еще прежде него Суле, 3-й сын Юань-цзу (его дед), т.е. его дядя, стал руководить городки и приучал народ к земледелию, разведению тутовых деревьев (на север от Чжили?!).

56. Да, несколько это странно т. ч., хотя мы и видим, что кидане ведут городскую жизнь, но засилие скотоводства до самого момента падения Таньцзо (об этом подробнее в эк. обзоре).

57. Как выше видим, Ли го чань, Ликэюн и Ли-цюй-суй, следовавшие друг за другом, владели уделом Тай-юань-фу в Сильси (шень-си).

58. Фуюй — после Хуань-лун-фу (см. на карту).

59. Запись слога дань напоминает такой же слог в слове Ци-дань.

60. Кажется, потому сам Амбагянь думал о Окучжи, что этот отличался заметными военными способностями и еще при жизни отца был назначен да-сюань-ши (главнокомандующим), между тем как Бей был, скорее, ученый, литератор и художник.

61. Со своим литер. богатствами Бей был похоронен в горах И-у-люй, на границе Монголии с Манчжурией. Его исследования по медицине (инь и янь?) обращали на себя внимание Ученых Китая (см. ц. 72).

62. Обо всем этом ниже.

63. Обо всем этом я даю подроб. пояснен, в спец. обзоре «о эк. силах» и «законодательстве» у киданей, т. 2 и 3.

64. У Чу-гу, новый китайский император, был Сань-Вен-хань, который советовал ему ладить с киданями, но он не послушался его советов и в присланном уведомлении о смерти Ши Цзинь-тана, назвал себя внуком, а не подданным (сыном).

65. Хуан-лун-фу — Фуй-юй в Маньчжурии, теперь известны развалины этого города.

66. Об этом также будет подробнее ниже: в статье «Роль и положение женщин», тетр. 4.

67. У-юнь жил при китайском дворе после смерти отца вместе с другими братьями, которых у него было 4: Луньке, Шу, Лунь-сянь и Дао-шей. Из них Лунь-ке и Дао-ши после играли немаловажную роль (при Цзинь-цзуне), и соуправляли с г-рем. Подробнее я повторю об этом в другом месте.

68. В Цзу-чжоу было кладбище Амбагяня и на субургане с надписями об истории Ляо ничего не говорилось. Была же она заключена в г. Пума (пр. Муе), и поэтому, мне кажется, что в рассказе об этой борьбе несколько противоречий (об этом см. цз. 72 «Ляоши») «Цзунь-ши»! = Луху (Чжань Су-уанди).

69. Ва-цяо-гуань — наз. крепости, лежавшей в 120 ли от города Бао-динь-фу к сев.-вос. при р. И-шуй.

70. Ее деятельность, влияние на дела государства — ниже.

71. Этот улус был один из сильных и часто бунтовал при Шэнь-цзуне и Дао-цзуне.

72. Причина ссоры неизвестна.

73. Об этом ниже, в эк. обзоре и законодательства (т. 2 и 3).

74. Я должен с сожалением заметить, что мне не удалось прочесть собственных записок его царствования (бень-цзи), и потому я ограничился собранием только того, что было рассказано в многих местах моего материала.

75. Об этом всем будет подробнее изложено ниже.

76. Ва-цяо-гуань — крепость, осаждаемая некогда Цзинь-цзуном, лежала на р. И-шуй, в 120 ли на св. от Тао-динь-фу (см. на карту).

77. Бугуде был 3-м сыном императора Шэнь-цзуна от неизвестной жены, которых у Шэнь-цзуна было, надо заметить, довольно порядочное число: около 7, т.е. соб. жен, не считая наложниц, но имена их не отмечены в истории.

78. Об этом ниже.

79. Об этом донесении будет сказано при обзоре состояния религии у Киданей, тетрадь 4-я.

80. Эта местность мне неизвестна, т.к. не показана в топографическом словаре.

81. Тунь-чжен-чжоу не определен в топографическом словаре: надо думать, он лежал в районе Верхней столицы (Линь-хуан-фу).

82. Дадиньфу — теперь только развалины, лежат в депар. Ченьду в Юго-Восточной Монголии у Великой стены. Эти развалины носят название по-монгольски: чагань-субурга-хота — город белого субургана (ступы).

83. Об этом я поговорю подробнее в другом месте, ниже, в статье «О религии».

84. Киданям, очевидно, через Китайцев был известен закон испарения воды, и поэтому прибегали к такой мере довольно часто.

85. В другом месте я укажу на те основы, на которых зиждется Китайская нация, и на отличительные черты Среднеазиатцев. Их сравнительная малость при оседании у стен Китая, широкое заимствование Китайского элемента, отсутствие выработанности натуры вследствии этого влечения, не совершенно Китайский факт при ведении дипломатических переговоров, жестокость и пр. — все это не могло не служить причиной их скорого исчезновения с политического, а затем и с физического горизонтов.

86. Об этой интриге, ее мотивах будет подробнее изложено ниже.

87. Да-динь-фу, а при Чжурчжэнях — Да-нин-фу (Бэй-Цзинь, Северная столица).

88. Этот Фынь Сянь, впоследствии интриговавший против Элу-вень'я и его матери Вень-фей, был братом Хуань хоу (Доколо), жены Тянь Цзо, а значит, Тянь Цзо он приходился деверем.

89. Хунь-хе впадает в Ляохе, в Маньчжурии, принимая в себя Тай-цзы-хе, на которой стояла Восточная Киданьская столица (Дунь-цзинь), теперь Ляо-янь.

90. Фу-инь-у — чжурчженьский комендант Юж. Столицы (у киданей коменд. наз. мошоу в той же столице)..

91. Оно мной не найдено в топографическом указателе.

92. Об этом будет ниже в статье «Роль женщин» подробнее.

93. Чань Чунь-чжоу лежала в районе Верхней столицы. Более точное указание я не могу представить за неимением под рукой указания.

94. Все эти чжоу лежали в пределах Верхней столицы (цз. 36).

95. Этот пункт 1) нельзя точно определить.

96. Гао чжоу лежал в пределах Средн. столицы (Да-динь-фу), уезд (сянь Сань-хань-сяй имел войска 10.000 (см. цз. 36 Ляоши).

97. Носивших имя Тобуцзя было 15 человек.

98. Хе-сы-хань не Хурхань ли, некогда осажденный войсками Тай-цзу под начальством его сына Дуюй'я и лежавшего в 300 ли от Хой-нинь-фу на юго-западе?

99. Уезд Лайшуй-сянь лежал в районе Южной столицы, в депертаменте Чже-цзян-фу, в округе (чжоу) И-чжоу. Войска стояло 54.000, значит, уезд довольно сильный и зажиточный; 2) Река И-шуй впадает в губ. Чжили в Бохайский залив, при ней стояла крепость Ва-цяо-гуань, которую осаждал Цзинь Цзун (с 968-983).

100. По др. источникам, он это сделал еще в 6-й г. Тянь Цинь, т.е. 1115.

101. Ичжоу лежал в пределах Верхней столицы. Войска имел 8.000.

102. И-чжоу неизвестен.