Ли Цзи

Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm

ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

«ЛИ ЦЗИ»

«Ли цзи» (на русский язык переводится как «Книга установлений», «Книга обрядов», «Трактат о правилах поведения», «Записки о нормах поведения») — одно из основных произведений конфуцианского канона. Уже в Ханьскую эпоху (I в. до н. э.) вместе с «Книгой перемен» («И цзин»), «Книгой истории» («Шу цзин»), «Книгой песен» («Ши цзин») и летописью «Вёсны и осени» («Чуньцю») оно было включено в состав конфуцианского «Пятикнижия» («У цзин»), которое стало тогда основой образования. Без знания «Ли цзи», равно как и других книг «Пятикнижия», невозможно было ни получить какую-либо должность, ни претендовать на звание культурного человека. Позднее, уже в эпоху неоконфуцианства (XII в.), две главы «Ли цзи» — «Великое учение» и «Учение о середине» — вошли в качестве самостоятельных произведений в «Малый канон», «Четверокнижие» («Сышу»), излагавшие основы конфуцианского учения.

Книга «Ли цзи» представляет собой изложение взглядов Конфуция по вопросам ритуала, морали, философии, принадлежащее его ученикам и последователям. Она писалась разными авторами и в разное время (в основном с IV по I в. до н. э.), отсюда ее разностильность, противоречивость, многочисленные повторы. В I в. до н. э. книга была отредактирована ханьским конфуцианцем Дай Шэном (благодаря чему получила свое второе название — «Сяо Дай цзи», т. е. «Записки Дай Малого»). Этот древний текст не сохранился, перестановки же и отдельные изменения в книге продолжались. Современный текст «Ли цзи» содержит 49 глав (что в издании европейского типа вместе с подробнейшим комментарием составляет восемь томов). В этих главах описаны важные древние обряды, в частности траурные церемонии, некоторые древние установления и жизненные правила, излагаются основы конфуцианского обучения, описываются ритуал и музыка в их взаимосвязи, излагаются некоторые политические и философские идеи.

Для настоящего издания отобраны шесть глав, которые представляют наибольший интерес с философской точки зрения. Авторы некоторых из них (как и большей части «Ли цзи») никогда не были известны, другие приписываются традицией кисти тех пли иных учеников Конфуция («Учение о середине» — Цзы Сы, «Великое учение» — Цзэн-цзы, «Действенность ритуала» — Янь Яню). Наиболее сложен вопрос об авторстве «Записок о музыке», которые сохранились лишь частично. Как правило, их приписывают Гунсунь [100] Ни-цзы, но не известно, был ли он учеником Конфуция или же Сюнь-цзы, который в некоторых источниках также фигурирует в качестве автора «Записок о музыке». Глава «Поведение ученого» некоторыми конфуцианцами вообще не признавалась достоверной, поскольку в переданных там речах Конфуция звучат «гордыня и заносчивость перед государем». Однако такая оценка диктовалась положением конфуцианства как официальной идеологии империи. Для нас глава представляет несомненный интерес, так как позволяет познакомиться со взглядами раннего конфуцианства, впоследствии претерпевшими изменения.

Перевод сделан по тексту «Ли цзи чжэн-и» («Книга установлений в правильном истолковании»), отредактированному и прокомментированному в VI в. Кун Ин-да. Глава «Учение о середине» переведена В. Г. Буровым; отрывок из главы «Записки о музыке» — Р. В. Вяткиным; главы «Действенность ритуала», «Записки об учении», «Поведение ученого» — И. С. Лисевичем. Три последние главы издаются на русском языке впервые.

И. С. Лисевич

---

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. «ДЕЙСТВЕННОСТЬ РИТУАЛА»

Некогда Чжун-ни принимал участие в обряде чжа ¹. По окончании он вышел прогуляться на смотровую площадку ², и невольно у него вырвался вздох. А вздыхал Чжун-ни о [царстве] Лу ³. Янь Янь ⁴, будучи рядом, спросил: «Почему вы, господин мой, вздыхаете?»

Кун-цзы ответил: «Цю не застал идущих по великому пути и корифеев трех династий ⁵, но имеет [к ним] стремление. Когда шли по великому пути, Поднебесная принадлежала всем, [для управления] избирали мудрых и способных, учили верности, совершенствовались в дружелюбии. Поэтому родными человеку были не только его родственники, а детьми — не только его дети. Старцы имели призрение, зрелые люди — применение, юные — воспитание. Все бобыли, вдовы, сироты, одинокие, убогие и больные были присмотрены. Своя доля была у мужчины, свое прибежище — у женщины. Нетерпимым [считалось] тогда оставлять добро на земле, но и не должно было копить его у себя; нестерпимо было не дать силам выхода, но и не полагалось [работать] только для себя. По этой причине не возникали [злые] замыслы, не чинились кражи и грабежи, мятежи и смуты, а люди, выходя из дому, не запирали дверей. Это называлось великим единением ⁶.

Ныне великий путь скрылся во мраке. Поднебесная стала достоянием [одной] семьи. Теперь родные для каждого только его родственники, а дети только его дети. [101] Добро и силы [берегут] для себя. У больших людей наследование стало нормой, стены и ограды, рвы и запруды стали [их] крепостью. Путеводными нитями стали ритуал и долг. С их помощью упорядочивают [отношения] государя и подданных, связывают родственными чувствами отцов и детей, дружелюбием братьев, согласием супругов. С их помощью устанавливают порядок, намечают границы полей и общин, возвеличивают мужественных и разумных, наделяют человека заслугами. Их используют в своих замыслах, ради них подъемлют оружие. В соответствии с ними избирались [на царство] Юй и Тан, Вэнь-ван и У-ван, Чэн-ван и Чжоу-гун ⁷. Среди этих шестерых благородных мужей не было ни одного, кто бы не почитал ритуала. С ним сверяли они свою справедливость, на нем строили свою верность, проверяли вину, узаконивали человеколюбие, учили уступчивости, являя тем самым народу свое постоянство. Если кто не следовал бы ему, он потерял бы свой престол, ибо люди почли бы его сущим бедствием. Все это и называется малым умиротворением».

«Неужто ритуал так важен?» — спросил Янь Янь.

Кун-цзы отвечал: «Благодаря ритуалу прежние государи преемствовали небесный путь, управляли человеческими чувствами. Потому-то утративший его умирал, обретший его — жил. В «Ши цзин» сказано: «Когда у человека нет ритуала, он подобен крысе, у которой [одно только] тело; если у человека нет ритуала, лучше ему скорей умереть!» ⁸. Поэтому ритуал должен исходить от неба, но подражать земному, распространяться [даже] на духов и души [умерших] ⁹ и касаться траура, жертвоприношений, стрельбы из лука, управления колесницами, инициации, брака, аудиенций и приглашения на службу ¹⁰. Совершенномудрые сделали ритуал всеобщим достоянием, так что Поднебесная и ее царства могут употреблять их для наведения порядка».

Янь Янь спросил: «Нельзя ли послушать подробнее, что скажет учитель о ритуале?»

Кун-цзы сказал: «Желая обозреть путь династии Ся, я отправился в царство Ци ¹¹, но [и там] свидетельств этого [пути] сохранилось недостаточно — я лишь раздобыл сяские календари. Желая обозреть путь династии Инь, я отправился в царство Сун ¹², но [и там] свидетельств сохранилось недостаточно — я лишь обрел «Куйцянь ¹³». И я [102] наблюдаю этот [путь] по смыслу [гексограмм] «Куйцянь», по последовательности сяского времени.

Начало обрядности идет от всякой пищи и питья. Когда варили просо и нарезали свинину, когда черпали питье из осклизлых чаш ¹⁴, били глиняными колотушками в глиняные же барабаны, [людям] казалось, что всем этим можно выразить свою почтительность духам и душам. Когда же приходила смерть, поднимались на крышу и вопили, говоря: «У-у-у, возвратись!» ¹⁵ А после клали [умершему] в рот сырое зерно и совершали поминки вареным мясом ¹⁶. Так обращали взгляд к небу, а хоронили в земле. Опуская вниз тело с душой по, знали, что дух ци ¹⁷наверху. Поэтому голова умершего обращена к северу, а головы живых — к югу ¹⁸. Это все изначальное.

Некогда прежние государи не имели дворцов и палат. Зимой они жили в искусственных пещерах ¹⁹, летом поселялись в плетеных из веток гнездах. Не было еще огня для улучшения [пищи], а питались плодами деревьев и трав, мясом диких животных и птиц, пили их кровь, пожирали их с шерстью. Не было еще конопли и шелка, а одевались в шкуры и перья ²⁰. Потом благодаря деяниям совершенномудрых стали пользоваться благами огня, выплавлять металлы и лепить глину, чтобы делать башни и надстройки на них, дворцы и дома, окна и двери; чтобы варить и жарить, тушить и вялить; чтобы делать вино и закваску. Из конопли и шелковых нитей стали вырабатывать материи. Все это употребляли для поддержания жизни и проводов умерших, для служения духам, душам [покойных] и всевышнему первопредку ²¹, и так продолжается до сих пор.

Чтобы призвать высших духов и своих предков, небесное вино ²² ставили в жилой комнате, сладкое вино выставляли во дворе, вино из проса — в зале, прозрачное вино — у входа в зал, раскладывали жертвоприношения, приготавливали треножники и жертвенные столы, расставляли цитры, гусли, свирели, литофоны, колокола и барабаны, произносили молитвы и [ответные] благопожелания ²³. Тем самым упорядочивались [отношения] государя и подданных, отцы и дети проникались родственными чувствами, а братья — дружелюбием, высшие и низшие сплачивались, а супруги обретали каждый свое место. Это и называлось приятием небесной благодати. [103] Когда молитва была произнесена, совершали возлияние небесным вином и приносили в жертву кровь и волосы ²⁴. Ошпаренные туши [клали на] жертвенные столы²⁵, жарили убоину, расстилали камышовые циновки, накрывая сверху грубым холстом, одевались в крашеные шелка, совершали жертвенные возлияния сладким вином, предлагали [духам] жаренное в масле и на вертеле. Государь с супругой совершали подношения сообща, дабы возрадовать души [предков] хунь и по. Это и называлось слиянием с небытием. После же, отступив назад, сообща готовили [жертвенную пищу], разделывая [туши] собак, свиней, быков и баранов и опуская их в наполненные бульоном сосуды фу, гуй, бянь и доу ²⁶, в жертвенные котлы. Молитва произносилась с сыновней почтительностью, [ответное] благопожелание — с отеческим благоволением. Это называлось великой благостью. Таково великое завершение обряда».

Кун-цзы сказал: «Увы мне! Я вижу, как Ю-ван и Ли-ван ²⁷ нарушили путь Чжоуской династии. Если покину царство .Лу, куда еще податься?! Но и луские жертвоприношения в предместьях, и летние жертвоприношения ²⁸ не соответствуют ритуалу — это крушение [завещанного] Чжоу-гуном! [Только] циские жертвоприношения в предместьях идут от Юя и сунские — от Цзе ²⁹. Это деяния сыновей неба, и их надлежит хранить. Ведь сыновья неба приносят жертву небу и земле, а правители — божеству Полей и божеству Проса ³⁰. Великое дело, когда не осмеливаются менять постоянство и древность молитвы [духам предков] и [их ответного] благопожелания! Не соответствует ритуалу, чтобы слова молитв и [ответных] благопожеланий хранились [где-то] у глав родов, заклинателей, шаманов и писцов; такое государство называли бы невежественным. Не соответствует ритуалу, чтобы перед умершим правителем ставили сосуды династий Инь и Ся ³¹; такого правителя назвали бы узурпатором. Не соответствует ритуалу, чтобы церемониальные головные уборы и воинские доспехи хранились в частных домах; такого правителя назвали бы притесненным. Не соответствует ритуалу, чтобы [в доме] у знатного были все [необходимые] прислужники, чтобы ему не приходилось занимать жертвенной утвари и чтобы у него была вся [необходимая] музыка; такое государство назвали бы мятежным. Поэтому-то служащих правителю именуют [104] подданными, служащих же в [каком-либо] доме именуют [просто] прислугой. Носящих трехлетний траур и новобрачных до времени к служению не привлекают. Не соответствует ритуалу, чтобы являлись в траурном платье ко двору либо жили и ели вместе с прислугой; такое государство назвали бы страной, где смешались господа и слуги. Поэтому, чтобы приютить своих потомков, у сына неба есть угодья, у правителей — уделы, а у знати — податные земли, и это именуется установленным порядком. Поэтому, если сын неба посетит удельного правителя, он неизбежно покинет свой храм предков [на произвол судьбы]. Такое посещение не соответствует установлениям ритуала, и про такого сына неба скажут, что он нарушает закон и колеблет устои. Если правитель войдет в дом подданного не с тем, чтобы навестить во время болезни или выразить соболезнование во время траура, то можно сказать, что в этом государстве отношения государя с подданными несерьезны. Так что ритуал — это великое правило государя; [он] помогает разбираться в подозрениях, уяснять сокровенное, служить духам и душам [умерших], устанавливать порядок, разграничивать человеколюбие и справедливость, а тем самым наладить управление и укрепить государя.

Итак, если управление неправильное, государев престол не прочен. Если государев престол не прочен, то крупные вассалы изменяют, а челядь ворует. Если наказания строги, а нравы [все равно] испорчены, то законы не сохраняют постоянства. Если законы не сохраняют постоянства, то ритуал теряет свое значение. Если ритуал теряет свое значение, то служилый люд бездействует. Если наказания строги, а нравы [все равно] испорчены, то народ не [хочет] покориться. Такое государство называют больным. Поэтому [умелое] управление сохраняет государю жизнь. По этой причине правление должно исходить от неба и следовать ему, дабы получить его дарование ³². Дарование, ниспосылаемое божеством земли, — это следование земле, ниспосылаемое храмом предков — это человеколюбие и справедливость, ниспосылаемое горами и реками — процветание и деяние, ниспосылаемое пятью духами-хранителями ³³ — порядок [в доме]. Все это и есть та крепость, в которой совершенномудрые сберегали свою жизнь. [105]

Совершенномудрые осуществляли [свое] правление, сообразуясь с небом и землей, в единении с духами и душами [умерших]. Следя за всем этим, они смогли придать ритуалу последовательность; снискав любовь народа, смогли его успокоить. Небо рождает время, а земля — богатства, человек же рожден своим отцом и обучен наставником. Если государь правильно использует эти четыре начала, то он, государь, утвердился на почве, где не взрастут неудачи. Ведь это государя почитают, а не он почитает других, это государя кормят, а не он кормит других, государю служат, а не он служит другим. Если бы государь стал почитать других, он совершил бы ошибку; если бы начал кормить других, у него не хватило бы возможностей, а если бы он стал служить другим, то потерял бы престол. Простой же народ почитает государя, дабы самому обрести порядок; кормит его, дабы обрести себе успокоение; служит ему, дабы обрести для себя славу. Так ритуал проникает всюду и утверждается разделение [людей]. Люди же стремятся к [славной] смерти и тяготятся [бесславным] существованием. Следует использовать знания людей, но искоренять их лукавство; использовать человеческую храбрость, но искоренять злобность; использовать людское человеколюбие, но искоренять своекорыстие. Если государство постигает бедствие и государь умирает за божество [своей] земли и божество Проса, то это его долг; если же знатный умирает за собственный, [а не за государев] храм предков, то это уже испорченность ³⁴.

Что совершенномудрым удалось сплотить Поднебесную в одну семью, а Срединные царства ³⁵ сделать словно бы одним человеком, — это не [пустое] мечтание. Нужно было [только] познать чувства [людей], воззвать к их долгу, понять их пользу, проникнуть в их бедствия, и тогда все стало возможным. Что называется людскими чувствами? Это радость, гнев, скорбь, страх, любовь, отвращение, вожделение. Всем семи чувствам человеку нет нужды учиться. Что называется долгом человека? Отец должен проявлять родительские чувства, а сын — почтительность; старший брат — доброту, а младший — дружелюбие, муж — справедливость, а жена — послушание, старшие — милосердие, а младшие — покорность, государь — человеколюбие, а подданные — преданность. Эти десять качеств и именуются человеческим долгом. [106]Проповедь верности и миролюбия именуется человеческой пользой. Борьба и взаимные убийства именуются людскими бедствиями. Чем же еще, кроме ритуала, могли совершенномудрые управлять семью человеческими чувствами, совершенствовать десять проявлений долга, наставлять в верности и миролюбии, поощрять скромность и уступчивость и искоренять борьбу?!

Питье, еда, мужчины и женщины — вот главный [предмет] человеческих вожделений. Смерть, утраты, бедность, страдание — вот главный предмет человеческого отвращения. Вожделение и отвращение — это великие крайности человеческого сердца. Человек скрывает свое сердце — его ни измерить, ни взвесить. Прекрасное и безобразное — все таится в человеческом сердце, но цвета его не увидишь. Чем еще исчерпаешь его, кроме единственного — ритуала?

Человеку присущи качества земли и неба, в нем совокупляются светлое и темное, сливаются дух и душа, смешиваются совершенные ци пяти стихий ³⁶.

Небо, владея светлым [началом], поддерживает солнце и звезды; земля, владея темным [началом], источает [его] из рек и гор. Когда пять стихий, распределенные по четырем временам года, обретают гармонию, то рождаются луны. Три пятидневки они округляются, три пятидневки убывают. [Также и] пять стихий, пребывая в движении, поочередно истощаются. Каждая из пяти стихий, четырех времен года, двенадцати лун сменяет другую и становится основой. Каждый из пяти звуков, шести и двенадцати аккордов ³⁷ сменяет другой и возвращается к ноте гун. Каждое из пяти вкусовых ощущений, шести вкусовых удовольствий и двенадцати видов пищи ³⁸ сменяет другой и становится главным. Каждый из пяти цветов, шести узоров, двенадцати видов платья ³⁹ сменяет другой и становится главным.

Итак, человек — средостение земли и неба, в нем — крайность пяти стихий, он живет, ощущая вкус пищи, различая звуки и одеваясь в цветное.

Поэтому совершенномудрые, устанавливая свои принципы, должны были сделать их источником небесное и земное, первопричиной — светлое и темное, сделать времена года правилом, солнце и звезды — путеводной нитью, луну — мерилом, духов и души [умерших] — [107]помощниками, пять стихий — исходным материалом, ритуал и долг — орудиями, чувства человеческие — пашней, четырех божественных — ручными животными.

Когда же источник — небо и земля, то родится все сущее; когда первопричина — светлое и темное, то чувства становятся понятными; когда времена года — правило, то начинания успешны; когда солнце и звезды служат путеводной нитью, то начинания обретают последовательность; когда луны — мерило, то успехи есть с чем сравнить ⁴⁰; когда духи и души — помощники, то [все] начинания имеют своего блюстителя; когда пять стихий — исходный материал, то все имеет свое повторение ⁴¹; когда ритуал и долг — орудия, то дела и поступки венчает успех; когда чувства человеческие — пашня, то человек становится их хозяином; когда четыре божественных становятся ручными, то есть откуда добыть пищу и питье.

Кого называют четырьмя божественными? Ими называют единорога, феникса, [священную] черепаху и дракона ⁴². Если приручают дракона, то рыбы не уплывают прочь; если приручают феникса, то птицы не улетают; если приручают единорога, то звери не разбегаются; если же приручают [священную] черепаху, то не растрачиваются человеческие чувства.

Так прежние цари, владея [стеблями] тысячелистника и черепашьими [панцирями], учредили обряды жертвоприношений, захоронения жертв и подношения шелка ⁴³, сделали общим достоянием слова молитв [душам предков] и [ответных] благопожеланий, установили порядок. Так царства обрели ритуал, чиновники — применение, дела — своих блюстителей, а [сам] ритуал — стройность.

Прежние цари опасались, что ритуал не доходит до низших, и, дабы утвердить небесный престол, стали совершать жертвоприношения [верховному] божеству ⁴⁴ в предместьях; дабы указать на пользу, [приносимую] землей, стали совершать жертвоприношения божеству Полей в своих царствах; дабы взрастить человеколюбие — жертвоприношения в храмах предков; дабы послужить духам и душам [умерших] — жертвоприношения на горах и реках; дабы взрастить свои начинания — жертвоприношения пяти духам-хранителям. Место главы клана и заклинателя было в храме [предков], трех министров — во [108] дворце, трех старейших — в школе ⁴⁵. Маги стояли перед государем, писцы — позади него, гадатели же, прорицатели, музыканты и прислужники — по сторонам. Государь в середине пребывал в недеянии, сохраняя в себе высшую правду ⁴⁶. Поэтому когда совершали обряд в предместье, то все духи приступали к своим обязанностям; когда совершали обряд на алтаре земли, то все дары земные рождались в изобилии; когда совершали обряд в храме предков, то проявлялись сыновняя почтительность и родительская любовь; когда совершали обряд [на алтарях] пяти духов-хранителей, то исправлялись законы и порядки. Поэтому в предместьях, у алтарей божества земли, в горах и у рек, у алтарей пяти духов-хранителей [чувство] долга совершенствовалось, а ритуал сохранялся.

Потому-то ритуал должен исходить из великого единого ⁴⁷, которое, делясь, образует небо и землю; в своем круговращении являет светлое и темное; изменяясь, дает четыре времени года; расщепляясь, создает души и духов; ниспосланное им именуют дарованием; управляется же оно небом. Так что ритуал должен исходить от неба, но в движениях своих следовать земле, распространяясь повсюду, следовать вещам и явлениям, изменения свои сообразовывать с временами года, быть в согласии с мерой и умением. Жителей тогда [можно] назвать воспитанными. Действие ритуала сказывается в товарах и работе, скромности и уступчивости, пище и питье, в [обрядах] инициации и бракосочетания, похорон и жертвоприношения, в [организации состязаний] по стрельбе из лука и управлению колесницами, в аудиенциях и визитах.

Ритуал и долг суть великие человеческие начала. Наставляя в верности и совершенствуя в дружелюбии, они укрепляют содружество плоти и кожи, прочность костей и сухожилий. Они суть великие начала, поддерживающие жизнь и сопутствующие в смерти, служащие душам [умерших] и духам. Они суть великие врата, выводящие к небесному пути, дающие выход человеческим чувствам. Только совершенномудрые смогли понять, что ритуал не должен прерываться. Чтобы разрушить царство, погубить клан, извести человека, нужно прежде всего искоренить ритуал.[109]

Ритуал для людей — все равно что закваска для вина. Благородные мужи благодаря ему возрастают, низкие же люди умаляются.

Совершенномудрые управляли человеческими чувствами, прибегая к правилу долга и упорядоченности ритуала. Поэтому чувства человеческие были для совершенномудрых правителей пашнею. С помощью ритуала пахали ее; разбрасывая долг, засеивали ее; наставляя в науках, пололи ее; укореняя человеколюбие, убирали ее; посеяв музыку, давали ей отдых. Поэтому ритуал — это [также и] плод долга. Если только он во всем согласуется с долгом, то, даже не будь его у прежних государей, он может быть долгом порожден. Долг же есть часть душевного совершенства, одно из звеньев человеколюбия. Он согласуется с душевным совершенством, наставляет в человеколюбии; силен тот, кто обрел его! Человеколюбие есть корень долга и плоть благоденствия; достоин преклонения тот, кто обрел его! Поэтому управлять государством, не прибегая к ритуалу, — все равно что пахать без сохи. А ритуал, который вырастает не из долга, — все равно что пахота без посева. Долг без наставления в науках — все равно что посев без прополки. Наставление в науках, не согласующееся с человеколюбием, — все равно что прополка без жатвы. Следование человеколюбию, не умиротворенное музыкой, — все равно что жатва без пропитания. А умиротворение музыкой без достижения благоденствия — все равно что еда не впрок!

Если у человека руки-ноги в порядке, а кожа без изъяна, то человек становится упитанным. Если отцы и дети благоволят друг другу, братья дружелюбны, а супруги согласны, то семья богатеет. Если большие вассалы законопослушны, а челядинцы честны, чиновники соблюдают субординацию, а государь и подданные относятся друг к другу правильно, то в царстве изобилие. Если сын неба сделает добродетель своей колесницею, а возницей — музыку, если правители обращаются друг с другом согласно ритуалу, знать соблюдает субординацию согласно закону, служилый люд проверяет друг друга на верность, а простой народ хранит взаимное дружелюбие, то изобилие царит во [всей] Поднебесной. Это называется великим благоденствием. Великое благоденствие есть то постоянство, которое поддерживает живых, сопутствует умершим, служит душам [умерших] и духам. [110]

Тогда начинания громоздятся грудой, но не застаиваются; идут все вместе, но не по ложному пути; следуют узкой стезей, но не терпят потери; они глубоки, но всепроникающи; обильны, но имеют просвет; идут непрерывной чередой, но не находят друг друга; продвигаются, но друг другу не вредят. Это и есть предел благоденствия. Только поняв, в чем заключается благоденствие, можно охранить себя от опасностей.

Хотя ритуал бывает различным, однако он не впадает в излишество и скудость, он поддерживает чувство и усмиряет опасности. Совершенномудрые государи достигали благоденствия, потому что они не селили горцев на реке, не селили прибрежных жителей на Срединной равнине, дабы те не бедствовали. Воду, огонь, металл, дерево, пищу и питье употребляли непременно в свое время, соединяли мужчин и женщин, наделяли должностями и титулами непременно в соответствии с возрастом и добродетелью. Народ использовали непременно в благое [время]. Поэтому не было стихийных бедствий: наводнений, засухи и насекомых, а народ не страдал от неурожая, голода и жестокого мора. Небо не жалело [для людей] своего пути, земля не жалела своих богатств, а люди были щедры на чувства. Тогда небо посылало обильные росы, а земля исторгала сладкие воды, горы являли [людям] Волшебную повозку, а река — знаки, [начертанные на спине] лошади-дракона ⁴⁹; фениксы и [священные] единороги кормились близ городских стен, [священные] черепахи и драконы обитали в дворцовых водоемах. Что же до остальных животных и птиц, то стоило только глянуть вниз, чтобы заметить их яйца или детенышей. И все это лишь по той причине, что прежние государи сумели довести до совершенства ритуал, нашли выражение долгу и воплощение верности, тем самым добившись благоденствия. Все это суть плоды благоденствия.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ. «ЗАПИСКИ ОБ УЧЕНИИ»

Издавать [хорошо] продуманные законы и призывать [на службу] добродетельных и достойных достаточно, чтобы снискать известность, но не достаточно, чтобы привести людей в движение. Приблизить мудрых и [111] заботиться о дальних достаточно, чтобы привести людей в движение, но не достаточно, чтобы исправить народ. Если благородный муж желает исправления народных нравов и обычаев, он обязательно должен начинать с просвещения. Пока яшма не отшлифована, она еще не сосуд; пока человек не научился, ему не познать истины. По этой-то причине древние государи в построении государства и в управлении народом ставили просвещение на первое место. В «Толковании судеб» ⁵⁰говорится: «Думай о том, чтобы с начала и до конца постоянно пребывать в учении». Именно таков смысл [нами] сказанного.

Пусть есть превосходные яства, но, не вкусив их, не познаешь их вкуса; пусть есть высшая истина, но, не учившись, не познаешь ее благости. По этой-то причине, только начав учиться, узнаешь о собственном несовершенстве; только начав обучать, узнаешь, что такое трудности. Но, познав свое несовершенство, можно заняться собой; познав трудности, можно себя укрепить. Поэтому-то и говорят, что учитель и ученик растут вместе. «Толкование судеб» гласит: «Обучение наполовину учение». Именно таков смысл [нами] сказанного.

В древности обучали так: в кланах были школы шу, в данах — школы ян, в областях — школы сюй, в столицах — школы сюэ ⁵¹. Поступали в учение каждый год, через год держали экзамен. В первый год проверяли умение читать извлечения из классиков и волю к учению. Через три года проверяли, питает ли ученик почтение к науке, наслаждается ли обществом [своих товарищей]. Через пять лет проверяли широту знаний и близость с наставником; через семь лет проверяли способность рассуждать о науках и выбирать друзей. Это называлось малым становлением. Через девять лет учащийся уже знал аналогии и мог делать умозаключения, твердо стоять [в пауке] и не изменять [учению]. Это называлось великим становлением. Потом можно было исправлять народ и улучшать [его] нравы, дабы ближние подчинялись с охотой, а дальние взирали с надеждой. Таков был путь великого учения. В книгах говорится, что «муравей мастерит постоянно» ⁵². Именно в этом смысл сказанного [нами].

Начиная великое учение, в парадных меховых одеждах совершали жертвоприношения плодами [земли], высказывая тем свое преклонение перед истиной. [Затем] [112] читали нараспев три [первые] оды из числа «Малых» ⁵³, начиная тем свое служение. Войдя в школу, с ударом барабана открывали котомки [с книгами], являя свое прилежание к наукам. Два дерева — ся и чу ⁵⁴ — служили для того, чтобы внушать трепет. До летних жертвоприношении знаний не проверяли, чтобы [ученики] были вольны в своих помыслах. [За ними] постоянно наблюдали, но [ничего] не говорили, чтобы те [работали] спокойно. Младшие лишь внимали, но не [смели] спрашивать, дабы в учении соблюдалась постепенность. Вот каковы были семь великих принципов обучения. Как гласят книги: «В учении чиновник начинает с дела, книжник же — с помыслов!» Именно таков смысл сказанного [нами].

Принципы великого учения таковы: в учебное время должны идти нормальные занятия, в каникулы же следует учиться дома ^54а. Ведь, не умея играть, не сможешь настроить струну; не зная [простых] напевов, не сможешь взять правильный тон и в стихе, а не научившись различать одежды, не сможешь соблюдать церемониал. Если не вдохновиться этим умением, не сможешь насладиться и своими науками. Поэтому благородный муж, в учении накапливая, совершенствуется, а отдыхая, [приобретает знания] в развлечениях. И когда он утвердится в учении, а наставник станет ему родным, когда он будет получать наслаждение [в обществе] своих товарищей и верить в свою правду, он не изменит им, даже разлучившись с наставником и однокашниками. В «Толковании судеб» говорится: «Питай почтение к последовательности, постоянно служи [своему долгу] — и совершенство придет!» Именно таков смысл сказанного [нами].

Нынешние же учителя лишь читают нараспев свои дощечки с письменами, умножая их толкования, стремятся достигнуть продвижения вперед, но не заботятся об утверждении [в главном]. И потому ученики не проявляют рвения, а учителя не раскрывают до конца их таланты. Такие методы ложны, требования неразумны. И в результате ученики [остаются] невежественными в своей науке и ненавидят учителя, страдают от трудностей [учения] и не видят в нем пользы. Пусть даже они закончат свою науку, все равно вскоре же отдалятся от нее. В этом причина неудач просвещения. [113]

Вот принципы Великого учения: пресекать то, что еще не вскрылось, — это называется предупреждением; использовать благоприятный момент — это называется своевременностью; не перескакивать с одного на другое — это называется последовательностью; проверять друг друга, умножая доброе, — это называется чувством локтя. Таковы четыре принципа, благодаря которым образование процветает.

Если же пресекать [дурное], когда оно уже обнаружилось, то [дурное] укоренится и его не одолеть. Если учиться, когда время ушло, то, как ни старайся, не добьешься успехов. Если учиться беспорядочно, не соблюдая последовательности, все перепутается и не будет совершенствования. Если учиться в одиночестве, не имея товарищей, кругозор будет ограничен, а познания скудны. Если не быть осмотрительным с друзьями, можно пойти наперекор наставнику. Если предаться гульбе, можно погубить человека. Таковы шесть причин, из-за которых просвещение приходит в упадок. Только зная причины расцвета и упадка просвещения, благородный муж может стать наставником. Когда благородный муж учит и наставляет, он ведет, но не тянет за собой, побуждает, но не заставляет, открывает [пути], но не доводит [до конца]. Поскольку же он ведет, а не тянет, [между ним и учеником] царит согласие; поскольку побуждает, а не заставляет, [учиться] легко; поскольку лишь открывает путь, но не доводит до конца, [ученик] думает. Согласие [между учеником и учителем], легкость [обучения], [самостоятельные] размышления — вот что называется умелым руководством.

Ученикам бывают свойственны четыре недостатка. В науках люди либо алчут многого, либо довольствуются [слишком] малым, либо относятся к ним несерьезно, либо останавливаются [на полпути]. Недостатков этих четыре, ибо [люди] различны в сердце [своем], и, лишь познав их сердца, можно избавить их от недостатков. Просвещение — это развитие достоинств и избавление от недостатков.

Искусный певец может передать людям свою манеру пения; искусный учитель может передать людям свои помыслы. Если речь сжата и доходчива, глубока и содержательна, скупа на примеры, но понятна, можно сказать, что она передает помыслы. [114]

Только познав, что в учении легко и что трудно, что прекрасно и что дурно, благородный муж сможет наставлять во многом. А будучи в состоянии наставлять во многом, он сможет стать наставником. Став наставником, он может стать начальствующим лицом. А лишь будучи начальствующим лицом, можно быть государем. Так что при помощи наставника можно научиться, как быть государем. По этой-то причине следует внимательно выбирать учителей. В книгах говорится: «При трех правителях, при четырех династиях ⁵⁵ учителя были всем». Именно в этом смысл сказанного [нами].

Самое трудное в учении — научиться [по-настоящему] почитать учителя. Но, лишь почитая его, преклоняешься перед его истиной. А лишь преклоняясь перед истиной, народ познает почтение к наукам. По этой-то причине только в двух случаях государь не смотрит на своего подданного как на подданного: когда тот замещает покойного ⁵⁶ и когда тот является наставником. Согласно этикету великого учения, даже призванный пред лицо сына неба, [его] учитель не совершает поклона в северную сторону ⁵⁷ — в этом сказывается уважение к учителю.

Способный ученик, хотя бы наставник и уделял ему меньше внимания, добьется вдвое большего, [чем другие], и все отнесет на счет учителя. Неспособный же, как бы ни старался наставник, постигнет лишь половину и будет за это негодовать на учителя. Умеющий спрашивать словно обтесывает крепкое дерево: сначала выбирает, где полегче, а потом принимается и за сучки; пусть пройдет немало времени, но он все поймет из бесед [с учителем]. С тем, кто спрашивает бестолково, все обстоит наоборот. Умеющий отвечать на вопросы подобен колоколу: коснутся его тихо — прозвучит едва слышно, ударят сильнее — зазвучит громче и умолкнет лишь тогда, когда его перестанут спрашивать. С неумеющим же отвечать все обстоит наоборот. Все это — пути к продвижению в науках.

Заученных знаний недостаточно, чтобы учить людей, — непременно надо прислушиваться к тому, что они спрашивают. Только если [ученик] не умеет задать вопрос, следует говорить самому. Если же сказанного он не усвоил, можно сделать передышку. Ведь сын хорошего кузнеца должен сначала постоять за мехами, сын хорошего мастера-лучника — потрудиться над колчанами, а если [115] лошадь, которую приучают ходить в оглоблях, упирается, пусть побегает [сначала] за повозкой! Из этих трех примеров благородный муж может черпать свою волю к учению.

Ученые древности, сопоставляя вещи и явления, делали умозаключения. [Они видели, что] барабан не то же, что пять звуков, но без него пять звуков не приходят в согласие; вода не то же, что пять цветов, но без нее пять цветов не образуют узора; учеба не то же, что пять министров, но без нее нельзя ими повелевать; учитель не то же, что пять одеяний, но без него не понять, что их роднит [между собой] ⁵⁸. И благородные мужи говорили: «Великая добродетель — не для служения: Великая Истина — не орудие, Великую Верность не связывают [клятвой], Великое Время — не единообразно». Познав эти четыре [истины], можно устремиться помыслами к истокам [наук]. Когда три правителя совершали жертвоприношения водам, они всегда начинали с рек, а морями кончали, ибо в первых — исток, во вторых же — окончание. Это и называется потрудиться у истока.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. «ЗАПИСКИ О МУЗЫКЕ»

Все звуки возникают, рождаясь в сердце человека, а движения человеческого сердца порождаются всеми внешними предметами ⁵⁹. Тронутое внешними предметами сердце приходит в движение, и это выражается в звуках. Звуки же, откликаясь друг на друга, порождают различные вариации, а вариации эти, будучи оформленными, называются музыкальными тонами. Когда музыкальные звуки-тона ставят в порядке и исполняют на музыкальных инструментах, [сопровождая их плясками] с применением щитов, боевых топоров, фазаньих перьев и бычьих хвостов, то это называется музыкой [с танцами] ⁶⁰.

Музыка — это то, что рождается из звуков. Их основа в чувствах человеческого сердца, пробужденных внешним миром. Вот почему, когда сердце человека потревожено печалью, звуки его музыки порывисты и даже резки; когда в сердце человека веселые чувства, то звуки его музыки широки и мягки; когда в сердце человека чувства радости, то звуки раскатисты и слышны далеко; когда в [116] сердце человека чувства гнева, то звуки его музыки грубы и свирепы; когда в сердце человека чувства почтения, то звуки его музыки прямы и сдержанны; когда сердце человека исполнено любовных чувств, то звуки его музыки гармоничны и нежны. Эти шесть чувств не от природы человека, это движения сердца человека, порожденные в нем внешними предметами. Поэтому прежние [мудрые] ваны были очень внимательны к тому, что возбуждало чувства людей; в силу этого с помощью норм поведения и обрядов они направляли желания людей; с помощью музыки они приводили в гармонию песни народа; с помощью управления они объединяли действия людей; наказаниями они предупреждали их пороки. Таким образом, обряды, музыка, управление и наказания становились в своих целях едиными, и этим они объединяли сердца народа и вели его по пути должного управления.

Все музыкальные звуки рождаются в сердце человека. Чувства зарождаются внутри человека и воплощаются в виде звуков; когда же эти звуки приобретают законченность, их называют музыкальными тонами. Вот почему в хорошо управляемом обществе музыкальные звуки мирные и тем доставляют людям радость, а управление там гармонично; в неупорядоченном обществе музыкальные звуки злобны и тем вызывают гнев людей, а управление там извращенное; в гибнущем государстве музыкальные звуки печальны и тем вызывают тоску, а его народ в трудном положении. Пути [развития] музыки имеют много общего с управлением страной.

Музыкальная нота гун символизирует правителя, музыкальная нота шан символизирует чиновников, музыкальная нота цзюэ символизирует народ, музыкальная нота чжи символизирует дела государства, музыкальная нота юй символизирует окружающие предметы. Если эти пять нот гаммы не перепутаны, то нет и негармоничных, фальшивых звуков. Если тон гун расстроен, то звуки беспорядочны, [а это значит, что] правитель высокомерен; если тон шан расстроен, то звуки грубы, [а это значит, что] чиновники испорчены; если тон цзюэ расстроен, то звуки тревожны, [а это значит, что] народ недоволен; если тон чжи расстроен, то звуки печальны, [а это значит, что] народ в делах изнурен; если тон юй расстроен, то звуки обрывисты, [а это значит, что] богатства [117] государства оскудели. Когда же все пять тонов гаммы расстроены, они мешают друг другу, и это называется распущенностью. При таком положении дни гибели государства близки ⁶¹.

Звуки песен княжеств Чжэн и Вэй — это мелодии неупорядоченного общества, там фактически царила распущенность. Звуки песен из Санцзяни на реке Пушуй — это мелодии гибнущего царства, в нем управление было в беспорядке, народ из него бежал, низшие обманывали высших и действовали в своих корыстных интересах, и все это остановить было уже невозможно ⁶².

Всякий музыкальный звук рождается в сердце человека, а музыка имеет много общего с законами [вещей] и правилами поведения. Вот почему те, кто знает голоса, но не знает музыкальных звуков, — это дикие звери и птицы; те, кто знает музыкальные звуки, но не знает музыки, — это простой народ; и только совершенный человек в состоянии понимать [настоящую] музыку. Поэтому нужно вникнуть в голоса и звуки, чтобы понять музыкальные тона; нужно вникнуть в музыкальные тона, чтобы понять музыку; нужно вникнуть в музыку, чтобы понять суть управления, и только тогда пути управления государством приобретут законченность. По этой причине с тем, кто не разбирается в голосах, нельзя толковать о музыкальных тонах; с тем, кто не разбирается в музыкальных тонах, нельзя толковать о музыке. Тот же, кто понимает музыку, близок к правильному соблюдению ритуала. Если человек преуспел в обрядах и в музыке, тогда говорят, что он обладает добродетелью. То, что мы называем добродетелью, и означает овладение [обрядами и музыкой].

По этой причине расцвет музыки отнюдь не заключен в крайнем изобилии звуков, а ритуал важных жертв предкам отнюдь не сводится к изысканному вкусу жертвенной пищи. Когда лютня сэ использовалась для исполнения гимнов предкам в храме Цинмяо, то у нее были красные струны и отверстие для резонанса в корпусе; в ходе жертвоприношения один человек пел, а трое других причитали, при этом оставались такие мелодии, которые не исполнялись. Когда во время большой жертвы прежним ванам выше всего ставили сосуд с небесным вином, на жертвенный стол клали сырую рыбу, а жидкую мясную похлебку готовили без приправ, то при этом оставались [118] вкусные вещи, которые не использовались. Вот почему прежние [мудрые] ваны, вырабатывая нормы поведения, обряды и музыку, не основывали их только на удовлетворении желаний рта, желудка, ушей и глаз людей, а направляли обряды и музыку на то, чтобы научить народ соразмерять любовь и ненависть и исправлять тех, кто нарушает истинный путь поведения людей.

Человек рождается чистым, в этом дарованная ему небом натура. Сталкиваясь с окружающим миром, его натура приходит в движение, и в ней рождаются желания. Когда предметы и явления познаются, формируются и чувства любви и ненависти к ним. Если любовь и ненависть не умеряются изнутри, а познания окружающего завлекают его в мир вещей и он не в состоянии справиться с собой, тогда дарованные ему небом качества гибнут. Ведь окружающий мир воздействует на человека бесконечно, а любовь и ненависть человека не имеют предела, и в таком случае окружающий мир подступает к человеку, и он изменяется под его влиянием. Когда же человек изменяется под воздействием окружающего мира, в нем погибают дарованные ему небом качества, и он истощает себя в желаниях. Вот тогда-то рождаются чувства непокорности и бунта, притворства и обмана, творятся всякие непристойные дела и устраиваются беспорядки. Тогда сильные начинают угрожать слабым, многонаселенные царства начинают насильничать над малонаселенными, знающие начинают обманывать неразумных, дерзкие причинять страдания робким, страдающие от эпидемий и болезней не получают ухода, старые и малые, сироты и вдовы не имеют пристанища — все это и есть путь большого беспорядка.

Именно поэтому прежние [мудрые] ваны, вырабатывая правила поведения и нормы музыки, определили четкие рамки для поступков людей: траурные одежды полагалось делать из пеньки, при оплакивании мертвых полагалось лить слезы — этим регулировались траурные церемонии; действиями колоколов и барабанов, щитов и боевых топоров [при песнях и танцах] приводили в гармонию радостные чувства людей и приносили им покой; устанавливали порядок женитьбы и замужества, обряда надевания шапки у мужчин и ношения шпильки у женщин при совершеннолетии, и этим устанавливали правила проведения стрельб из лука, сельских праздников и [119] пиршеств и приема гостей, чтобы с помощью всего выправлять отношения людей.

Правилами поведения и обрядами вводили в твердые рамки чувства народа, нормами музыки устанавливали гармонию в песнях народа, управлением регулировали действия и поступки народа, наказаниями удерживали народ от нарушений. Когда правила поведения, нормы музыки, наказания и управление — эти четыре устоя — достигают своей цели и не нарушаются, тогда путь древних правителей осуществляется полностью.

ГЛАВЫ ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ, ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ. «УЧЕНИЕ О СЕРЕДИНЕ»

То, что даровано [человеку] небом, называется его природой; [действия], соответствующие этой природе, называются [правильным] путем; упорядочение [этого] пути называется воспитанием. От [правильного] пути и на миг нельзя отойти; то, от чего можно отойти, вовсе не является [правильным] путем. Поэтому благородный муж проявляет осторожность и там, где другие не видят [ничего опасного], проявляет осмотрительность и там, где другие не слышат [ничего опасного]. То, что является скрытым, легко выходит наружу; то, что является малозаметным, легко становится видимым; поэтому благородный муж проявляет осторожность даже тогда, когда он один.

Когда не проявляют удовольствия, гнева, печали и радости, это называется [состоянием] середины. Когда их проявляют в надлежащей степени, это называется [состоянием] гармонии. Середина является наиважнейшей основой [действий людей] в Поднебесной; гармония — это путь, которому должны следовать [люди] в Поднебесной. Когда удается достигнуть [состояния] середины и гармонии, в природе устанавливается порядок и все сущее расцветает.

Чжун-ни говорил: «Благородный муж [действует в соответствии] с учением о середине, низкий человек [своими действиями] нарушает учение о середине». Благородный муж [действует в соответствии] с учением о середине, потому что он благородный муж и всегда придерживается середины. Низкий человек поступает вопреки учению о [120] середине, потому что он низкий человек и не проявляет осторожности.

Учитель говорил: «О, как совершенно учение о середине! Но уже давно [существует такое положение, что] очень мало людей в состоянии [следовать ему]» ⁶³.

Учитель говорил: «Я знаю, почему этому учению не следуют. Умный — потому что знает слишком много, глупый — потому что не знает ничего. Я знаю, почему не разбираются в этом учении. Мудрый — потому что не стремится познать, недостойный — потому что не в состоянии познать. [Это подобно тому], как среди людей нет ни одного, кто бы не ел и не пил, но среди них мало тех, кто бы разбирался во вкусе [пищи]».

Учитель говорил: «Учение о середине, пожалуй, не осуществимо!»

Учитель говорил: «Шунь ⁶⁴ был очень мудрый! Шунь любил спрашивать и любил интересоваться [даже] пустыми словами, [он] не обращал внимания на недостатки [людей], а подчеркивал их достоинства. Овладев [сущностью] двух крайних точек зрения, он находил середину и делал ее достоянием народа. Вот почему он был Шунем!»

Учитель говорил: «Все люди называют себя умными, но когда они попадают в ловушку или западню, они не знают, как из них выбраться. Все люди называют себя умными, однако если [им посчастливится] нащупать [принципы] учения о середине, они не в состоянии придерживаться их даже в течение месяца».

Учитель говорил: «Такой человек, как Хуэй ⁶⁵, следовал учению о середине. Если [он] овладевал чем-либо хорошим, он накрепко запечатлевал это в сердце и больше уже не терял».

Учитель говорил: «В Поднебесной и в государстве может быть наведен порядок; от титулов и содержания можно отказаться; холодное оружие может быть растоптано ногами. Однако нельзя [добиться полного осуществления] учения о середине».

Цзы-лу ⁶⁶ спросил о том, что такое сила. Учитель сказал: «[Вы спрашиваете] о силе [людей] с Юга, о силе [людей] с Севера или о той силе, [к которой стремитесь вы]? Учить [людей], проявляя великодушие, не мстить за несправедливость — в этом состоит сила [людей] с Юга. Благородный муж поступает так же. Постоянно быть [121] при оружии, встречать смерть без сожаления — в этом состоит сила [людей] с Севера. Люди, [хвастающиеся] своей силой, поступают так же. Поэтому благородный муж проявляет мягкость, но не приспосабливается. Именно в этом и состоит подлинная сила! [Он строго] придерживается середины и не склоняется ни в одну сторону. Именно в этом и состоит подлинная сила! Когда в государстве царит порядок, [он] не отказывается от того поведения, [какое у него было раньше]. Именно в этом и состоит подлинная сила! Когда в государстве отсутствует порядок, [он] не изменяет [своим принципам] до самой смерти. Именно в этом и состоит подлинная сила!»

Учитель сказал: «Жить в уединении и совершать странные поступки, с тем чтобы быть замеченными в последующие эпохи, — это то, чего я не делаю. Благородный муж действует в соответствии с [правильным] путем. Отбросить его на полдороге — это то, чего я не в состоянии сделать. Благородный муж [должен] всегда следовать учению о середине. Жить вдали от мира, быть неизвестным людям и не испытывать из-за этого сожаления — на это способен только совершенномудрый».

Путь благородного мужа [в одно и то же время] и ясен [для всех], и скрыт [от них]. Мужчины и женщины, даже невежественные, могут познать этот путь, хотя его глубинные [принципы] не в состоянии постигнуть даже совершенномудрый. Мужчины и женщины, даже не получившие воспитания, могут осуществлять этот путь, хотя его глубинные [принципы] не в состоянии осуществить даже совершенномудрый. Природа [настолько] велика, что люди не могут не чувствовать огорчения [в связи с некоторыми ее явлениями]. Поэтому, если говорить о [пути] благородного мужа в целом, [никто] в Поднебесной не в состоянии охватить его; если говорить о нем в подробностях, [никто] не в состоянии докопаться до них.

В «Ши цзин» говорится:

Ястреб парит в небе,
Рыба скрывается в глубинах вод ⁶⁷.

Это означает, что [путь благородного мужа] существует повсюду. Путь благородного мужа начинается среди [обычных] мужчин и женщин, но его глубинные [принципы] существуют в природе. [122]

Учитель говорил: «[Правильный] путь не существует в отрыве от людей. Когда пытаются осуществить путь в отрыве от людей, его уже нельзя считать [правильным] путем». В «Ши цзин» говорится:

Когда топором рубят топорище,
То мерка находится перед глазами ⁶⁸.

Когда топором рубят топорище и смотрят косым взглядом, то кажется, что [мерка] находится далеко. Поэтому благородный муж управляет людьми [в соответствии с теми принципами, которым] они [следуют]. [И как только] они исправляются, он останавливается. [Следовать принципу] взаимности — [значит] приближаться к [правильному] пути. То, что вы не желаете, чтобы делали по отношению к вам, не делайте по отношению к другим. Путь благородного мужа [содержит] четыре принципа, ни один из которых я [до сих нор] не могу осуществить: проявлять к отцу такое же отношение, какого я требую к себе от своего сына, — этого [я] не в состоянии [осуществить]; проявлять к государю такое же отношение, какого я требую к себе от своих подданных, — этого [я] не в состоянии [осуществить]; проявлять к старшему брату такое же отношение, какого я требую к себе от своего младшего брата, — этого [я] не в состоянии [осуществить]; проявлять к друзьям такое же отношение, какого я требую к себе от своих друзей, — этого [я] не в состоянии [осуществить]. [Необходимо быть серьезным] при осуществлении [всех] обычных дел, [необходимо] быть внимательным в обычном разговоре. Если [при осуществлении какого-либо дела] что-то недоделано, следует [вновь] напрячь усилия. Если сказано уже многое, не следует больше говорить. Слова должны соответствовать поступкам, а поступки должны соответствовать словам. И как же благородный муж может быть неискренним?

Благородный муж поступает в соответствии с положением, [в котором он находится]. [Он] не желает [заниматься делами, которые] к нему не относятся. Когда он находится в положении богатого человека, он поступает, как богатый человек; когда он находится в положении бедного человека, он поступает, как бедный человек; когда он находится среди варваров, он ведет себя, как варвар; когда он находится в трудном положении, он поступает так, [как необходимо поступать] в трудном [123] положении. В каком бы положении ни был благородный муж, он всегда найдет себя. Занимая высокое положение, [он] не относится с презрением к тем, кто находится внизу. Занимая низкое положение, [он] не ищет расположения тех, кто находится наверху. Занимаясь самоусовершенствованием, [он] не обращается к другим, поэтому у него не возникает [чувство] ненависти [к кому-либо]. Вверху он не ропщет на небо; внизу он не питает злобы к людям. Поэтому благородный муж со спокойным сердцем ожидает повелений неба, а низкий человек, презрев опасность, ищет счастливый случай. Учитель говорил: «В стрельбе есть кое-что похожее на [путь] благородного мужа. Когда [стрелок] не попадает в центр мишени, [он] оглядывается назад и ищет ошибки у себя». Путь благородного мужа [можно] сравнить с длинной дорогой: она начинается с близкого места; [его можно] сравнить с восхождением на гору: оно начинается у подножия. В «Ши цзин» говорится:

Любовь детей и наших жен, 
Как гуслей с цитрой общий звук; 
И если с братом дружен брат — 
Им радость будет вечный друг. 
Когда в порядке держишь дом — 
Среди домашних радость в нем ⁶⁹.

Учитель говорил: «[При таком положении сердца] родителей преисполнены радости».

Учитель говорил: «О как щедры духи! ⁷⁰ Смотришь на них и не видишь их, слушаешь их и не слышишь их. Они наполняют все вещи, и без них ничего не существует». [Благодаря им] люди Поднебесной очищают себя, облачаются в богатые одежды, чтобы принять участие в жертвоприношении. [Они] находятся как будто бы над головами [людей], слева и справа от них. В «Ши цзин» говорится:

Приход духов предвидеть нельзя,
И как можно относиться к ним безразлично? ⁷¹

Мало заметное станет видимым, искренние [чувства] невозможно скрыть.

Так будет и [с духами]!

Учитель говорил: «Шунь обладал великой почтительностью по отношению к родителям! [У него] была добродетель совершенномудрого, [он] имел титул сына неба и владел богатствами в пределах четырех морей. [Был [124] сооружен] храм для осуществления жертвоприношений [в его честь], и его потомки навсегда сохранили [этот обычай]». Поэтому человек, обладающий великой добродетелью, непременно займет высокое место, непременно станет обладателем богатств, его имя непременно прославится, и его будет непременно ожидать долгая жизнь. Поэтому небо, создавая вещи, поступает в соответствии с их качествами. Поэтому то, что растет, поддерживается, а то, что готово упасть, вырывается. В «Ши-цзин» говорится:

Счастлив наш государь, прекрасен он,
Достоинством высоким одарен.
Ведя, как подобает, свой народ,
От неба принял множество щедрот,
И волей неба верно он храним,
И милость неба непрерывно с ним ⁷².

Поэтому [люди], обладающие великой добродетелью, обязательно добьются расположения ⁷³ неба!

Учитель говорил: «Только Вэнь-ван может не испытывать печали! Ван-цзи был его отцом, У-ван был его сыном. Отец заложил основы, а сын развил их. У-ван продолжил дело Тай-вана ⁷⁴, Ван-цзи и Вэнь-вана. [Он] совершил карательный поход и овладел Поднебесной ⁷⁵. В течение всей его жизни его имя в Поднебесной было окружено славой, [он] имел титул сына неба, владел богатствами в пределах четырех морей; [был сооружен] храм для осуществления жертвоприношений [в его честь], и его потомки навсегда сохранили [этот обычай]. У-ван [только] в последние годы жизни получил повеление [на то, чтобы стать сыном неба]. Чжоу-гун завершил славные дела, [начатые] Вэнь[-ваном] и У[-ваном]. [Он] присвоил посмертно [титул] вана Тай-вану и Ван-цзи и всем своим предкам стал устраивать жертвоприношения как сынам неба. Этот порядок он распространил на чжухоу, дафу, служилых людей и простолюдинов. Если отец был дафу, а сын — служилым человеком, то похороны [устраивали] по разряду служилых людей, а жертвоприношения — по разряду дафу. Соблюдать траур в течение года мог [лишь]дафу, в течение трех лет — [лишь] сын неба; что же касается траура по родителям, то здесь не было различий между знатными и незнатными».

Учитель говорил: «У-ван и Чжоу-гун обладали великой почтительностью по отношению к родителям! Почтительность по отношению к родителям состоит в умелом [125] наследовании желания предков и в умелом завершении их деяний. Весной и осенью они приводили в порядок кумирни, расставляли жертвенные сосуды, выставляли одежды, [оставшиеся от предков], и преподносили в зависимости от сезона пищу. [Последовательность] осуществлений церемонии [жертвоприношения] в храме предков государя устанавливалась в соответствии [с правилом]чжаому ⁷⁶. [Участники церемонии располагались] в соответствии с рангом, с тем чтобы можно было отделить знатных от незнатных. Порядок участия в самом жертвоприношении определялся в соответствии с должностью, с тем чтобы можно было выделить способных. Когда [в конце церемонии] все пьют вино, нижестоящие подают чаши вышестоящим, с тем чтобы и незнатные могли принять участие [в церемонии]. На празднестве [после церемонии] места распределяются [в зависимости от цвета] волос, и так устанавливается возраст. [У-ван и Чжоу-гун], заняв места своих предков, осуществляли их церемонии и исполняли их музыку. Они относились с почтением к тем, кого они уважали; проявляли любовь к тем, к кому чувствовали расположение; служили мертвым [предкам] точно так же, как и при жизни; служили умершим так, словно они еще находились среди них. Это и есть наивысшее проявление почтительности по отношению к родителям. Осуществляя жертвоприношения небу и земле, они служили высшему существу ⁷⁷. Жертвоприношения в храме предков приносились предкам. Для того, кто понял [смысл] жертвоприношений небу и земле и значение «Великого» жертвоприношения и осеннего жертвоприношения ⁷⁸, так же легко управлять государством, как смотреть на свою ладонь».

Ай-гун ⁷⁹ спросил [учителя] об управлении государством. Учитель сказал: «[Принципы] управления государством Вэнь[-вана] и У[-вана] изложены на деревянных и бамбуковых дощечках. Но для того чтобы эти принципы осуществить, необходимы люди, без них они [могут] исчезнуть. [С помощью] сил человека можно оказать воздействие на управление государством [с помощью] сил земли можно оказать воздействие на рост деревьев. Управление государством [можно сравнить] с быстрорастущим тростником ⁸⁰. Поэтому управление государством зависит от [подбора мудрых] людей. Для [подбора мудрых] людей необходимо обратиться к собственному [126] характеру. Совершенствоваться [правитель может, лишь] следуя правильному пути. Следовать правильному пути можно, [лишь] опираясь на человеколюбие. Человеколюбие — это [любовь к] людям; высшим [его проявлением] является любовь к близким. Долг — это соответствие [поступков тому, как должно быть]. Высшим [его проявлением] является проявление почтительности к мудрым. Существует различие в любви к близким и градация проявления почтительности к мудрым. В этом и состоит причина появления ритуала. Если те, кто находится наверху, не испытывают доверия к тем, кто находится внизу, невозможно управлять народом ⁸¹. Поэтому благородный муж не может не самосовершенствоваться; желая самосовершенствоваться, [он] не может не служить своим родителям; желая служить своим родителям, он не может не познавать людей; желая познавать людей, он не может не познавать небо. Повсюду в Поднебесной существует пять отношений и три принципа, посредством которых они осуществляются. Отношения между правителями и подданными, отцом и сыном, мужем и женой, старшими и младшими братьями, между друзьями — эти пять [отношений] и есть отношения, существующие повсюду в Поднебесной. Знание, человеколюбие, сила — эти три [вещи] и есть нравственные принципы, существующие повсюду в Поднебесной. Для того чтобы следовать им [в жизни], необходима одна искренность. Некоторые от рождения обладают знанием [пяти отношении и трех принципов], другие приобретают [это знание] посредством изучения; третьи — через трудности. Однако знания, полученные ими, у всех них одинаковы. Для некоторых [выполнение пяти отношений и использование трех принципов] не составляет труда, другие [выполняют и используют их, лишь] если это им выгодно; третьи напрягают для этого большие усилия. Однако результат у всех одинаков».

Учитель говорил: «Когда изучаешь [что-либо] с любовью, то приближаешься к знанию; когда, осуществляя [что-либо], проявляешь усердие, то приближаешься к человеколюбию; когда обладаешь чувством стыда, то приближаешься к силе. [Тот, кто] знает все это, знает, как осуществлять самосовершенствование. [Тот, кто] знает, как осуществлять самосовершенствование, знает, как управлять [другими] людьми. [Тот, кто] знает, как [127] управлять [другими] людьми, знает, как управлять Поднебесной и государством».

Всего существует девять принципов управления Поднебесной и государством, а именно: самосовершенствование, проявление почтительности к мудрым, любовь к близким, почитание сановников, проявление внимания ко всем чиновникам, забота о народе, поощрение всех видов ремесел⁸², любезное обращение с людьми издалека, благорасположение к чжухоу ⁸³. Самосовершенствование приводит к утверждению [правильного] пути; проявление почтительности к мудрым избавляет от проявления сомнений; любовь к близким приводит к тому, что среди дядей и братьев не возникает ненависти; почитание сановников избавляет от ошибок в делах; проявление внимания ко всем чиновникам приводит к тому, что чиновники платят за это большей благодарностью; забота о народе окрыляет [его]; поощрение всех видов ремесел увеличивает богатства [страны]; любезное обращение с людьми издалека обратит на сторону [правителя] людей отовсюду; благорасположение к чжухоу приведет к тому, что [вся] Поднебесная будет почитать его. Осуществлять самоочищение, носить строгую одежду, действовать только в соответствии с ритуалом — в этом состоит [путь] самоусовершенствовании. [Избавляться от] клеветников, держать себя подальше от женской красоты; не придавать значения вещам, ценить добродетель — в этом состоит [путь] поощрения мудрых. Предоставлять высокие должности, увеличивать их содержание, разделять их симпатии и антипатии — в этом состоит [путь] возбуждения любви к близким. Предоставлять [больше] возможностей [для осуществления дел] многочисленным чиновникам ⁸⁴ — в этом состоит [путь] поощрения сановников. Проявлять доверие и увеличивать содержание — в этом состоит [путь] поощрения служилых людей ⁸⁵. Использовать их тогда, [когда они свободны от сельскохозяйственных работ], [взимать] незначительный налог — в этом состоит [путь] поощрения простых людей. Осуществлять ежедневные проверки и проводить месячные испытания, устанавливать содержание в соответствии с затрачиваемыми усилиями — в этом состоит [путь] поощрения всех видов ремесел. Устраивать проводы при отъезде и встречу при приезде, хвалить [то] хорошее, [что им присуще], и проявлять сочувствие [по поводу того, что они в чем-то] [128] неспособны, — в этом состоит [путь] любезного обращения с людьми издалека. Восстанавливать фамилии, [у которых] прерваны [линии наследования], возрождать погибшие государства, наводить порядок [там, где] существует беспорядок; оказывать помощь [тем, кто] находится в опасности; устраивать приемы и принимать приглашения в соответствии с [определенными] сроками; посылать [богатые] дары, приветствовать скромные [подношения] — в этом состоит [путь] благорасположения к чжухоу.

Хотя существует девять принципов управления Поднебесной и государством, для их осуществления [нужна лишь] искренность. Все дела заканчиваются успехом, если приведена [предварительная] подготовка; если ее не было, они обречены на неудачу. Если то, что [должно быть] сказано, заранее обдумано, в [рассуждениях] не будет путаницы. Если [какое-либо] дело заранее обдумано, [при его осуществлении] не будет трудностей. Если поступок заранее обдуман, его [осуществление не вызывает] сожаления. Если принципы [учения] заранее обдуманы, [их можно осуществлять] беспрерывно. Если те, кто находится внизу, не в состоянии заслужить доверие тех, кто находится наверху, они не могут управлять народом. Есть путь, как заслужить [доверие] тех, кто находится наверху; когда нет доверия со стороны друзей, [нельзя] заслужить [доверие] тех, кто находится наверху. Есть путь, как заслужить доверие со стороны друзей; когда не проявляют послушания по отношению к родителям, [нельзя заслужить] доверия со стороны друзей. Есть путь, как стать послушным по отношению к родителям; когда, заглядывая внутрь своей [сущности], [обнаруживают] отсутствие у себя искренности, [нельзя] стать послушным по отношению к родителям. Есть путь, как приобрести искренность; когда но понимают, что такое хорошее, нельзя приобрести искренность.

Искренность — это путь неба. Приобретение искренности — это путь человека. Обладающий [полученной от неба] искренностью не затрачивает усилий, но [у него все получается так], как надо; не напрягает свой ум, но [во всем разбирается надлежащим образом] и находится в естественном единении с [правильным] путем. [Такой человек] является совершенномудрым. Приобретающий искренность — это человек, который выбирает хорошее и твердо придерживается его. [Для того чтобы выбрать [129] хорошее], необходимо всесторонне изучать, детально последовать, серьезно размышлять, четко различать и надлежащим образом осуществлять. Есть что-то, чего не изучали, его [начинают] изучать, но не могут [постичь его смысл] — усилий [все равно] не прекращают. Есть что-то, чего не исследовали, его [начинают] исследовать, но не могут разобраться в нем — усилий [все равно] не прекращают. Есть что-то, над чем не размышляли, над ним [начинают] размышлять, но не могут прийти к [определенным] выводам — усилий [все равно] не прекращают. Есть что-то, чего не различали, его [начинают] различать, но не могут получить ясное [представление] — усилий [все равно] не прекращают. Есть что-то, чего не осуществляли, его [начинают] осуществлять, но не могут добиться надлежащих [результатов] — усилий [все равно] не прекращают. Там, где другому достаточно одного усилия, тебе необходимо сто; там, где другому достаточно десяти усилий, тебе необходима тысяча усилий. Если следовать таким путем, то даже тупой человек сможет разобраться [во всем], а слабый человек приобретает силу.

Когда [во всем] разбираются благодаря искренности, это называется [небесной] природой. Когда в результате умственных [усилий] приобретают искренность, это называется воспитанием. Когда есть искренность, [можно] добиться понимания [всего]; когда есть понимание [всего], [можно приобрести] искренность. Только [тот, кто] обладает наибольшей искренностью в Поднебесной, в состоянии полностью развить свою природу. [Тот, кто] в состоянии полностью развить свою природу, в состоянии полностью развить природу [всех] людей. [Тот, кто] в состоянии полностью развить природу [всех] людей, в состоянии полностью развить природу [всех] вещей. [Тот, кто] в состоянии полностью развить природу [всех] вещей, в состоянии помочь превращению и развитию [сил] неба и земли. Тот, кто в состоянии помочь превращению и развитию [сил] неба и земли, в состоянии составить с небом и землей триединство. Далее, о приложении усилий к второстепенным делам. [Прилагая усилия] к второстепенным делам, [также] можно приобрести искренность ⁸⁶. Когда обладаешь искренностью, [она обязательно] проявится; проявляясь, искренность становится очевидной [для всех]; когда она становится очевидной [для всех], она излучает свет; излучая свет, она возбуждает [людей]; [130] возбуждая [людей], она [заставляет их] изменяться; изменяясь, они развивают [сущее] ⁸⁷. Только [тот, кто] обладает наибольшей искренностью в Поднебесной, в состоянии развивать [сущее].

[Опираясь на] путь наибольшей искренности, можно заранее знать все. Если государство ожидает расцвет, то [заранее] непременно будет иметь место счастливое предзнаменование; если государство ожидает гибель, то [заранее] непременно случится страшное бедствие. [Эти предзнаменования] проявляются на [стеблях] тысячелистника и панцирях черепахи и в [подозрительных] перемещениях людей ⁸⁸. О приходе бедствия или счастья непременно знает хороший [человек] и непременно знает [плохой] человек. Поэтому наивысшая искренность подобна душе.

Искренность — это то, [посредством чего человек] завершает создание себя как человека. Путь — это то, посредством чего [человек вступает] на правильный путь. Искренность — это начало и конец [всех] вещей; без искренности вещи не [могут] существовать. Именно поэтому благородный муж высоко ценит искренность. Искренность — это не только то, посредством чего получает свое завершение человек, и на этом [ее значение исчерпывается]; с ее помощью получают свое завершение [все] вещи. Когда свое завершение получает человек, это [свидетельствует] о человеколюбии. Когда свое завершение получают вещи, это [свидетельствует] о знании. [И человеколюбие, и знание] являются природными добродетелями и принципами, объединяющими воедино внешнее и внутреннее ⁸⁹. Поэтому искренность пригодна всегда.

Поэтому наивысшая искренность никогда не исчезает. Если [она] не исчезает, [она] постоянна; если [она] постоянна, [она может] выдерживать проверку; если [она может] выдержать проверку, [сфера] ее действия огромна; если [сфера] ее действия огромна, [она] всеобъемлюща и устойчива; если [она] всеобъемлюща и устойчива, [она] высока и ярка. [Она] всеобъемлюща и устойчива и поэтому может содержать [все] вещи; [она] высока и ярка и поэтому может придавать вещам твердость; [сфера] ее действия огромна, и [она] постоянна и поэтому может совершенствовать [все] вещи. [Она] всеобъемлюща и устойчива, [ее] можно уподобить земле; [она] высока и ярка, [ее] можно уподобить небу; [сфера] ее действия огромна, и [она] постоянна, поэтому [она] безгранична. [131] Поскольку [природа наивысшей искренности] такова, [она] не выставляет [себя напоказ], но естественно проявляется; не совершает движения, но [вызывает] изменения; [она] ничего не делает, но добивается успеха.

Путь неба и земли может быть полностью выражен в одной фразе: так как он лишен двойственности, то поэтому невозможно постичь, как он создает вещи. О пути неба и земли [можно лишь говорить], что [он] всеобъемлющ, устойчив, высок, ярок, что [сфера его действия] огромна и что [он] постоянен. Смотришь на небо — как будто бы маленькое сверкающее пятно, но если подойти к нему [с точки зрения] его безграничных [просторов], то в нем висят солнце, луна, звезды и созвездия, и оно накрывает собой [все] вещи. Смотришь на землю — как будто бы небольшой кусок земли, но если подойти к ней [с точки зрения] ее ширины и толщины, то она выдерживает Хуашань ⁹⁰, не считая ее за тяжесть; содержит реки и моря, [не давая] им утечь; несет на себе многочисленные вещи. Смотришь на гору — как будто бы маленький камень, но, если подойти к ней [с точки зрения] ее величины, на ней растут травы и деревья, живут птицы и животные, имеются ископаемые богатства. Смотришь на воду — как будто бы она уместится в один ковш, но, если подойти к ней [с точки зрения] ее [непостижимой] глубины, в ней рождаются морские черепахи, кайманы, водяные драконы ⁹¹, рыбы и сухопутные черепахи, и в ней находятся [различные] полезные вещи. В «Ши цзин» говорится:

Только небесное повеление безгранично и никогда не прерывается ⁹².

Это означает, что именно здесь заключена [причина] того, почему небо является небом. [В «Ши цзин» еще говорится]:

О как блестит! Настолько чиста добродетель Вэнь-вана! ⁹³

Это означает, что [причина] того, почему Вэнь-ван стал Вэнем ⁹⁴, заключается в [его] безграничной чистоте.

Поистине велик путь совершенно мудрого! Обладая неимоверной силой, он взращивает все вещи и достигает [в своем величии] неба. Поистине великое из великих! [Он содержит] триста церемоний и три тысячи правил поведения. Однако [необходимо] ждать достойных людей, [132]чтобы их осуществлять. Поэтому говорят: «Если нет людей с совершенной добродетелью, совершенный путь нигде не может быть реализован». Поэтому благородный муж чтит [присущую ему] добродетель и [одновременно] учится у других; [стремится] охватить большое и [одновременно настойчиво] постигает сокровенное; [стремится] к высоким помыслам и [одновременно] осуществляет учение о середине; повторяет то, [что изучено] раньше, и познает новое; проявляет искренние усилия в почитании ритуала. Именно поэтому, занимая высокое положение, [он] не зазнается; занимая низкое положение, [он] не проявляет непокорности. Когда в государстве царит порядок, его слова способствуют процветанию; когда в государстве нет порядка, его молчание помогает ему сохранить себя. В «Ши цзин» говорится:

Разума ясность и мудрость ему помогла 
И самому оградиться от всякого зла ⁹⁵.

Это имеет тот же смысл.

Учитель говорил: «Тупой любит полагаться на себя; низкий [по рангу] человек любит считаться [со своим мнением]; родившийся в настоящую эпоху думает вернуться к пути древних. Такие люди [обязательно] навлекут на себя беду». Тот, кто не является сыном неба, не входит в обсуждение ритуалов, не устанавливает законов и не выдумывает письменности. Сейчас в Поднебесной [все] повозки имеют одинаковую колею, [все] книги пишутся одинаковыми иероглифами, [все] действия следуют одинаковым принципам. Если тот, кто находится на троне ⁹⁶, не обладает надлежащей добродетелью, [он] не осмеливается создавать ритуалы и музыку. Если тот, кто обладает надлежащей добродетелью, не находится на троне, [он] также не осмеливается создавать ритуалы и музыку. Учитель говорил: «Я [могу] рассказать о ритуале [династии] Ся, [но не могу рассказать о ритуале государства] Ци, так как недостаточно свидетельств. Я изучаю ритуал [династии] Инь, [он] сохранился [лишь в государстве] Сун ⁹⁷. Я изучаю ритуал [династии] Чжоу, его осуществляют в настоящее время, и я следую [ритуалу династии] Чжоу».

Когда тот, кто правит Поднебесной, [надлежащим образом] занимается тремя важными [делами] ⁹⁸, [у него будет] мало ошибок [в управлении]. Как бы ни были [133] хороши [установления] прежних [династий], о них нет свидетельств. Раз нет свидетельств, не может быть доверия [к ним]. Раз не может быть доверия, народ не будет следовать им. Как бы ни были хороши [установления] последующих эпох, [их автор] не занимал почетного положения ⁹⁹. Раз [он] не занимал почетного положения, к нему не было доверия. Раз к нему не было доверия, народ не следовал [его установлениям]. Поэтому путь благородного мужа имеет свои истоки в его природе, а проходит проверку у народа. [Благородный муж] сравнивает его с [установлениями] трех ванов ¹⁰⁰ и не допускает ошибок; [он] воздвигает его посреди неба и земли и не нарушает их волю; [он] представляет себя [на суд] духов и не испытывает сомнения; он ожидает появления через сто эпох совершенномудрого и не проявляет заблуждении. Представляя себя [на суд] духов и не испытывая сомнении, [можно] познать небо. Ожидая появления через сто эпох совершенномудрого и не проявляя заблуждений, [можно] познать людей. Именно поэтому действия благородного мужа становились па века примером для Поднебесной; начинания [его] становились на века законом для Поднебесной; суждения [его] становились на века образцом для Поднебесной. Те, кто отстоит от него далеко, смотрят на него с надеждой; те, кто находится близко, не чувствуют пресыщения. В «Ши цзин» говорится:

Там на них нет гнева. 
Здесь они никому не наскучили. 
Если так будет с утра до вечера, 
Они обретут вечную славу ¹⁰¹.

Благородные мужи [прошлого] поступали именно так и рано прославились в Поднебесной.

Чжун-ни унаследовал [нравственность] Яо ¹⁰² и Шуня и взял за образец установления Вэнь[-вана] и У[-вана]. Вверху он следовал [последовательности] сезонов, внизу [он] сообразовывался с [законами] воды и земли. Его [можно] сравнить с небом и землей, для которых нет ничего, что бы они не могли выдержать, и пет ничего, что бы они не могли покрыть; [его можно] сравнить с последовательной сменой четырех сезонов, с чередующимся сиянием солнца и луны. [Все] вещи развиваются вместе и не препятствуют друг другу; [все] принципы осуществляются вместе и не вступают в противоречие [134] друг с другом. Маленькая добродетель подобна течению реки, великая добродетель проявляется в значительных изменениях. Именно в этом величие неба и земли. Только тот, кто является наисовершенномудрым в Поднебесной, может быть мудрым и знающим, и этого достаточно для наблюдения [за всем]; великодушным и мягким, и этого достаточно [для того, чтобы] быть терпимым; сильным и твердым, и этого достаточно, чтобы проявлять упорство; серьезным и прямым, и этого достаточно, чтобы заслужить почтение; образованным и постигающим [сокровенное], и этого достаточно, чтобы отделять [правильное от неправильного]. [Он] всеобъемлющ и огромен и [подобно] роднику источает постоянно [свою добродетель]. [Он] всеобъемлющ, как небо, глубок, как пучина. [Когда его] видят, то народ не может не чувствовать к нему почтение; [когда он] говорит, народ не может не проявлять радость. Поэтому его слава широко распространилась по всему Китаю и достигла племен, живущих на севере и юге. Куда бы ни добирались повозки и лодки, где бы ни прилагали люди своих усилий, где бы небо ни накрывало [сущее] и где бы земля ни носила на себе [сущее], где бы ни светили солнце и луна, где бы ни выпадали иней и роса — всюду, где есть живые существа, не могут не уважать и не любить [его]. Поэтому говорят: «Он равен небу».

Только тот, кто обладает в Поднебесной совершенной искренностью, может приводить в порядок великие принципы взаимоотношений с Поднебесной; устанавливать великие основы нравственности в Поднебесной; постигать [принципы] изменения и развития неба и земли. И разве он будет от чего-нибудь зависеть? Искренность подобна человеколюбию: она глубока, как бездна; она велика, как небо. Если такой человек не является действительно мудрым, не обладает знанием совершенномудрого и не [может] постигать добродетель неба, то кто в состоянии овладеть [всем] этим.

В «Ши цзин» говорится:

Виден узорный наряд под одеждою из полотна ¹⁰³,

[что выражает] недовольство по поводу [явного] проявления [пристрастия] к яркости. Поэтому путь благородного мужа [вначале] как будто бы не виден, но по прошествии времени становится заметным. Путь низкого [135] человека [обладает лишь] внешним блеском и по прошествии времени приходит в упадок. Путь благородного мужа бесстрастен, и поэтому [следовать ему] не надоедает, безыскусен и красочен, обладает мягкостью и рациональностью. Он знает, что дальнее начинается с близкого; знает, откуда происходит ветер; знает, как малозаметное становится видимым. И так можно войти в [пределы] нравственности. В «Ши цзин» говорится:

Они всегда видны в воде, 
Пусть хоть на дно они уйдут ¹⁰⁴.

Поэтому благородный муж, обращаясь к своему сердцу, не обнаруживает в нем ошибок и не испытывает [угрызений] совести. [Причина], почему невозможно сравниться с благородным мужем, заключена в том, что недоступно [обычным] людям.

В «Ши цзин» говорится:

В своем доме смотри за собой.
Перед отверстием в крыше своей не стыдись ¹⁰⁵.

Поэтому благородный муж, даже не двигаясь, обладает чувством почтения, даже не говоря, обладает доверием [к людям].

В «Ши цзин» говорится:

[Церемония] жертвоприношения [происходит] в молчании, во время ее нет споров ¹⁰⁶.

Поэтому благородный муж не прибегает к наградам, но народ чувствует воодушевление; не проявляет гнева, но народ чувствует страх больше, чем [при наказании] мечом и секирой.

В «Ши цзин» говорится:

Только добродетели нет необходимости выставлять себя [напоказ] 
Сотни правителей подражают ей ¹⁰⁷.

Поэтому, если благородный муж действительно [усерден] в почтении, в Поднебесной наступает спокойствие. В «Ши цзин» говорится:

Я преисполнен уважения к твоей светлой добродетели.
Ибо она не проявляется в громких звуках и [ярком] блеске ¹⁰⁸. [136]

Учитель говорил: «Прибегать к звукам и блеску для того, чтобы изменить людей, — это мелочь». В «Ши цзин» говорится:

Добродетель легка, словно волос ¹⁰⁹. 
Но волос все же имеет величину.

В «Ши цзин» говорится:

Деяниям небес не присущи ни звук, ни запах ¹¹⁰.
[Это] и есть самое высшее!

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ. «ПОВЕДЕНИЕ УЧЕНОГО» ¹¹¹

Луский правитель Ай-гун спросил Кун-цзы: «Платье, которое на вас, учитель, это, [наверное], одеяние ученого?» ¹¹²

Кун-цзы ответил ему так: «Цю в молодости жил в [царстве] Лу и потому носит платье с широкими рукавами, в зрелые годы жил в [царстве] Сун и потому носит головной убор светлого мужа ¹¹³. Цю слыхал, что ученость благородного мужа должна быть обширной, платье же должно быть таким, какое носят другие жители. Цю не знает, что это такое — одеяние ученого».

Ай-гун сказал: «Осмелюсь ли спросить о поступках ученого?»

Кун-цзы отвечал так: «Если перечислять их мимоходом, мы многое упустим; если говорить подробно, задержимся слишком долго. Сменится стража ¹¹⁴, а мы все еще не закончим!»

Тогда Ай-гун приказал [принести Кун-цзы] циновку. Усевшись, Кун-цзы сказал: «Ученый предлагает древние жемчужины [мысли и добродетели], ожидая приглашения [на службу]; с утра до ночи отдает все силы учению, ожидая, что к нему обратятся за советом; хранит верность и преданность, ожидая выдвижения; упорно идет [по пути совершенствования], ожидая, что ему найдут применение. Вот каково самостановление ученого!

Платье и шапка ученого скромны, действия осмотрительны. С важным поручением он словно бы не торопится, незначительное словно бы считает за пустяк. Перед великим он как бы робеет, малого — как бы [137] стесняется. Он с трудом поступает [на службу], но [в отставку] уходит с легкостью. Он скромен, словно нет у него способностей. Таков внешний облик ученого.

Живет ученый в чрезвычайной бедности, сидит и поднимается с места учтиво. В речах обязательно начинает с выражения преданности, в поступках непременно следует среднему и правильному. На дорогах не вступает в спор за более легкий путь, летом и зимой не оспаривает [у других] места гармонии инь и ян ¹¹⁵. Бережет себя от смерти, ожидая применения, пестует свое тело, дабы иметь возможность свершений. Такова предуготованность ученого.

Ученый не дорожит золотом и драгоценными камнями, ибо его сокровище — преданность и верность. Он не молится [богу] земли, ибо утверждает свои стопы на долге и справедливости. Он не молится о накоплении богатств, ибо своим богатством он полагает обилие учености. Его трудно привлечь, но легко вознаградить; легко вознаградить, но трудно удержать. Ведь в дурные времена он скрывается — вот и трудно его привлечь [на службу]. С неверными долгу он не соединяется — вот и трудно его сохранить. Сначала он трудится и лишь потом [требует] вознаграждения — вот и легко его вознаградить! Так-то ученый сближается с людьми.

Если доверить ученому товары и богатство, если погрузить его в соблазны, — он не изменит долгу перед лицом выгоды; если напасть на ученого многочисленной [ратью], если угрожать ему оружием, — он не изменит своим принципам и перед лицом смерти.

Вступая в борьбу с хищными тварями, он не взвешивает [вначале] своего мужества; влача тяжкий треножник, не взвешивает своих сил. Об ушедшем он не сожалеет, грядущее не старается предугадать. Ложных речей он не повторяет, толкам и клевете не придает значения. Он не роняет своего достоинства, не меняет своего решения. Такова самостоятельность ученого.

С ученым можно обращаться как с родственником, но нельзя ему угрожать; с ним можно сблизиться, но нельзя его принудить; его можно убить, но нельзя опозорить. Жилище его не роскошно, еда и питье не обильны. О его ошибках и недостатках можно сказать ему в мягких выражениях, но нельзя бранить его в лицо. Таковы твердость и непреклонность ученого. [138]

Верность и преданность [государю] — вот кольчуга и шлем ученого; ритуал и справедливость — вот его малый и большой щиты. В путь он выступает, увенчав себя гуманностью; [дома] пребывает в объятиях долга ¹¹⁶. Даже при жестоком правлении он не изменяет тому, на чем стоит. Такова независимость ученого.

[Весь] двор ученого — величиной в один му ¹¹⁷, окружает его жилище глинобитная стена, ворота бамбуковые, калитка камышовая, окна без рам. [Домашние его] выходят за ворота, передавая друг другу [единственное выходное] платье, едят же не каждый день. Когда он находит отклик у государя, он не позволит себе сомневаться; когда он не находит отклика, он не позволит себе льстить [ради достижения цели]. Таков ученый на службе.

Ученый живет со своими современниками, но сверяет [свои поступки] с древними; путь, проложенный им в нынешний век, послужит ступенью для будущих поколений. Когда наступает лихолетье и государь не оказывает [ему] поддержки, а подданные не выдвигают, тогда льстивая и клевещущая чернь сообща старается погубить его. Однако можно погубить тело, но нельзя победить волю. И даже пребывая в пучине несчастий, он остается верен своим устремлениям, ни на минуту не забывая о бедствиях народа. Такова глубина помыслов ученого.

Расширяя свои познания, ученый не знает предела; идя честным путем, не знает усталости; когда он живет в уединении, для него не существует роскоши; когда его приближает [к себе] государь, для него не существует трудностей. В ритуале для ученого всего драгоценнее гармония [между людьми]. Он восхваляет верных и преданных, подражает невозмутимым и восхищается мудрыми. Будучи снисходительным к людям обыкновенным, он старается к ним приспособиться, не выставляя своих достоинств. Такова широта души ученого.

Когда ученый выдвигает [достойных], то среди близких себе он не избегает родственников, среди посторонних не пренебрегает теми, кого недолюбливает. Взвесив заслуги, накопив факты, он выдвигает мудрого, помогая ему достигнуть [самого верха], и не ожидает за это воздаяния. Лишь бы был человек по нраву государю, лишь бы принес пользу государству — самому же ученому не нужно ни богатства, ни чинов! Так ученый выдвигает мудрых и поддерживает талантливых. [139]

Узнав нечто благое, ученые делятся друг с другом; увидав нечто прекрасное, друг другу показывают. На служебной лестнице пропускают друг друга вперед; попав в беду, друг за друга умирают. Если другому долго [не везет], ждут вместе; если друг — в захолустье, вызывают его [к себе.] Так ученый верен другу и способствует его продвижению.

Омыв свое тело, ученый [мыслями] погружается в сущность вещей. Представив свои соображения, [он скромно] отступает [в тень]. Своего государя он поправляет неназойливо. Если государь чего-то не знает, он осторожно подсказывает ему, но и здесь не спешит с действиями. Среди низких ученый не выказывает своей возвышенности, [свершенную им] малость не выдает за многое. В умиротворенный век не бывает беспечным, в смутное время не впадает в отчаяние. С единомышленниками не вступает в сговор, инакомыслящих не отвергает. Такова независимость ученого, и таков его особый путь.

[Если говорить о] высочайших, то ученый не подданный даже для сына неба; [если сказать о более] низких, то ученый не работает и на правителей. Внимательный и спокойный, он превыше всего ставит широту [души]. Стойкий и непреклонный, он не идет на поводу у других, однако, обладая большой ученостью, он знает и что такое почтительность. Приникнув к литературным сочинениям, он трудолюбиво оттачивает на их точиле спою скромность и бескорыстие. Даже получив в удел царские земли, он не ставит это ни в грош. Не подданный он и не служилый. Таковы принципы ученого.

Если помыслы [у двоих] согласны, а устремления сходны, если путь и пристанища на нем одни, то стоять рядом с таким человеком — наслаждение, находиться же у него в подчинении не досадно. Долгое время не видя [друга, ученый] не верит порочащей его молве. [В дружбе] он прям и справедлив. С мыслящими одинаково он сходится, чуждых же себе избегает. Таков ученый в дружбе.

Мягкость и благость — это корни гуманности. Уважение и внимательность — это почва, [на которой она произрастает]. Широта души — это образ действий гуманности. Последовательность и постепенность — это ее искусство. Ритуал и обряды — это обличив гуманности. Речи и беседы — это ее украшение. Песни и музыка — это [140] благозвучие гуманности. Раздача накопленного [другим людям] — это дары гуманности. Однако, даже обладая всеми этими [качествами], ученый не решится сказать, что он [обладает] гуманностью. Таковы почтительность и уступчивость ученого.

Ученый не погибнет в бедности и бесчестье. Не согнется под [бременем] богатства и знатности. Его не опозорит государь, не вовлекут [в свои интриги] старшие и вышестоящие, не приручат властьимущие. Вот что значит «ученый». Сколь нелепо, что в наше время людей обыкновенных называют учеными! [Оттого] и само имя «ученый» стало зачастую служить лишь для насмешки».

Вот какие речи услышал Ай-гун, когда он принял Кун-цзы, вернувшегося в свое пристанище. Речи эти были убедительны, поведение же [Кун-цзы] — верным долгу. «До скончания своего века не решусь [больше] насмехаться над учеными», — [сказал Ай-гун].

Комментарии

Примечания составлены В. Г. Буровым, Р. В. Вяткиным, И. С. Лисевичем соответственно переведенным ими главам.

1. Чжун-ни — прозвище Конфуция. Чжа («Мушиный обряд») — большой общегосударственный церемониал, совершаемый в последнем месяце года. Был тесно связан с земледельческим культом. Во время «Мушиного обряда» совершались жертвоприношения духам всех вещей и существ, тесно связанных с циклом сельскохозяйственных работ; таким образом, заранее обеспечивалась их благосклонность для будущего цикла. Жертвы приносились покровителям земледелия Шэнь-нуну («Божественному Пахарю») и Хоу-цзи («Божеству Проса»), духам полей, духам расположенных на полях строений, духам проходящих по полям дорог и межей, котам и тиграм (которые уничтожают сельскохозяйственных вредителей: мышей, кабанов и т. д.), духам дамб и оросительных каналов и, наконец, всем насекомым (чтобы последние не вредили посевам). «Мушиный обряд» был установлен династией Чжоу, которая при Конфуции утратила реальную власть в стране, распавшейся на ряд царств. Участие Конфуция в древнем обряде лишний раз подчеркивает его легитимизм и верность традициям. — 100.

2. Смотровые площадки устраивались во дворцах, на башнях или просто на возвышенных местах, откуда открывался красивый вид. Любование пейзажем издавна было в обычаях китайцев. Переходя порой в настоящий культ, оно, с другой стороны, имело и определенные мировоззренческие корни: созерцая природу, неотъемлемой частицей которой сознавал себя древний китаец, он как бы вновь сливался с ней и обретал там для себя великий путь — великое дао. Поэтому не случайны и последующие размышления Конфуция: обратившись мыслями к дао, он невольно приходит к сопоставлению идеала и действительности. — 100.

3. Лу — родное царство Конфуция (на территории современной провинции Шаньдун), где он прожил много лет. Данная беседа, по-видимому, относится ко времени его пребывания в Лу. — 100.

4. Янь-янь (по прозванию Цзы-ю) — ученик Конфуция. По традиции считалось, что эта глава написана им. Однако, кроме упоминания в главе имени Янь-яня, других доказательств его авторства нет. — 100.

5. Легендарная династия Ся (ее относят к III-II тыс. до н. э.), первая историческая династия Инь (XVIII-XII вв. до и. э.) и династия Чжоу (XI-III вв. до н.э.). Западная Чжоу (XI-VIII ив. до н.э.) еще обладала всей полнотой власти над Китаем, в отличие от своей преемницы, восточной Чжоу (VIII-III в. до н. э.), чьи представители номинально стояли во главе Поднебесной империи и во времена Конфуция. Эти три династии считались образцом умелого управления страной и процветания государства, а их государи — совершенномудрыми правителями. — 100.

6. В данном тексте представлена одна из немногочисленных в Китае социальных утопий, выраженная в форме мифа о «золотом веке». Идеявеликого единения оказала значительное влияние на прогрессивную общественную мысль Китая. (См. «Избранные произведения прогрессивных китайских мыслителей нового времени». М., 1961, стр. 111 и сл.)

7. Юй — см. т. 1, стр. 316, прим. 63; стр. 327, прим. 18. Тан — см. т. 1, стр. 308, прим. 7. Вэнь-ван — см. т. 1, стр. 306, прим. 20. У-ван — см. т. 1, стр. 306, прим. 27. Чэн-ван — см. т. 1, стр. 327, прим. 19, сын и наследник У-вана. Чжоу-гун — см. т. 1, стр. 311, прим. 44, стал регентом при малолетнем Чэн-ване. Все они считались в конфуцианской традиции добродетельными и совершенномудрыми правителями. — 101.

8. Русский перевод песни см. также: «Шицзин». М., 1957, стр. 65 («Ты на крысу взгляни...»). — 101.

9. Слово гуй (душа умершего) в древнекитайских источниках объясняется через свой омоним со значением «возвращаться», ибо со смертью человек возвращается к своим истокам. В «Комментариях для непосвященных к Книге Песен, сделанных Хань Ином» (II в.) сказано: «Чистое цивозвращается Небу, а плоть — Земле; кровь возвращается рекам, венозная [кровь] — болотам, голос возвращается грому, движения возвращаются ветру, глаза возвращаются Солнцу и Луне, кости возвращаются деревьям, сухожилия возвращаются горам, зубы возвращаются камням, жир возвращается росам, волосы возвращаются травам, [и только] дыхание вновь возвращается человеку» («Тайпин юйлань». Шанхай, 1960, т. IV, стр. 3923). Душой гуй, по-видимому, становилась земная душа человека (по), опускавшаяся вместе с телом в землю и вынужденная оставаться в ней. Для поддержания ее существования в могилу клали целый ряд предметов, а также совершали регулярные жертвоприношения в храме предков. Древние китайцы считали, что души умерших способны оказывать влияние на жизнь живых, и культ предков играл в их жизни огромную роль. — 101.

10. Здесь перечислены важнейшие стороны общественной и духовной жизни Древнего Китая. Они постигались знатью в процессе обучения «шести искусствам» (ритуал, музыка, стрельба из лука, управление колесницей, письмо и счет). — 101.

11. Царство Ци — см. т. 1, стр. 343, прим. 75; по преданию, управлялось потомками легендарной династии Ся. Оно было пожаловано им чжоуским У-ваном после свержения У-ваном Иньской династии, преемницы династии Ся. — 101.

12. В царстве Сун жили потомки побежденных чжоусцами иньцев. Это царство было пожаловано чжоуским У-ваном наследнику свергнутой династии Инь, Чжэн-цзы. — 101.

13. Куй («земля») и цянь («небо») — названия гексаграмм, которыми начинается древнейшая гадательная и философская «Книга Перемен» («И цзин»). Древние произведения часто назывались по своей первой фразе — вероятно, здесь имеется в виду древнейший вариант «И цзин». — 101.

14. Вино приготовляли в утрамбованной земляной яме, откуда во время совместных возлияний черпали его прямо руками. — 102.

15. Обряд «призывания души» предшествовал похоронам, а иногда совершался во время агонии больного, при потере сознания и т. д. Имел целью вернуть душу в покинутое ею тело. Сохранялся в Китае вплоть до недавнего времени. Обработанный текст такого «призывания» имеется среди произведений китайского поэта IV-III вв. до н. э. Цюй Юаня (см. Цюй Юань. Стихи. М., 1954, стр. 127-134). — 102.

16. Сырое зерно — память о том времени, когда люди еще не знали огня для приготовления пищи; вареное мясо было символом обретения огня. — 102.

17. По верованиям древних китайцев, точно так же как и древних египтян, у человека было две души: бессмертная, «небесная», и смертная, «земная». «Земная» душа — по (в отличие от небесной — хунь) оставалась после смерти вместе с телом. Ци — понятие многозначное. В данном случае имеется в виду жизненная энергия, «живой эфир», наполняющий все живое и вызывающий мертвую природу к жизни. Талант и способности человека, его здоровье и долговечность, по воззрениям древних китайцев, зависели от количества заключенного в теле ци. С помощью особых приемов и режима ци можно было накапливать; потеря ци, рассеяние его в пространстве вело к смерти. В момент смерти «солнечное ци», образующее небесную душу человека, поднималось обратно к своему источнику — небу. — 102.

18. Умерший был обращен лицом к стране мрака, живые же — к солнцу, источнику жизни. — 102.

19. Многие китайские крестьяне даже в XX в. еще жили в искусственных пещерах, вырытых в толще лёсса, который покрывает китайскую низменность. Пещерным городом был в значительной степени и Яньань. — 102.

20. Описание первобытного общества не раз встречается у древнекитайских авторов. Так, например, у Хань Фэй-цзы — см. стр. 261 наст. тома. — 102.

21. Всевышний первопредок (Шанди) — верховное божество древних китайцев. — 102.

22. Сам термин неясен. Буквально это «вино цвета сюань» (сюань — священный черный цвет с проблесками красного, цвет неба, цвет страны мрака — севера), или «священное вино». Комментатор считает, что имеется в виду дар неба — вода, которую ставили в жертву самым древним и почитаемым предкам, ибо они, кроме нее, ничего не знали. — 102.

23. Молитву духа предка произносил хозяин дома. Самого предка изображал обычно младший сын. Считалось, что устами этого мальчика предок отвечает хозяину и возвещает благополучие семье. — 102.

24. Т. е. мясо животных вместе с кровью и шкурой, опять-таки в жертву тем далеким диким предкам, которые поедали убитого зверя целиком. Но возможно, что кровь и волосы были человеческими. Тогда — это лишь отголосок тех человеческих жертвоприношений, которые во времена Конфуция уже ушли в прошлое. — 103.

25. Жертвоприношение совершалось в несколько приемов, как бы отмечая важнейшие вехи «окультуривания» человека. Сначала приносилось в жертву сырое мясо, затем — ошпаренные туши четырех видов домашних животных и, наконец, — жареное, вареное и различным образом приготовленное мясо. — 103.

26. Фу, гуй, бянь, доу — названия ритуальных сосудов для мясной пищи. Первый — в форме куба на подставке с квадратной крышкой, второй — цилиндра на подставке с круглой крышкой, третий — огромного кубка на ножке, плетенного из бамбука, четвертый — в форме такого же, но выточенного из дерева кубка с крышкой. — 103.

27. При Ю-ване (см. т. 1, стр. 305, прим. 4) и Ли-ване (см. т. 1, стр. 322, прим. 13) династия Чжоу пришла в упадок и утратила реальную власть над Китаем. Традиция рисует их жестокими и бездарными правителями, пренебрегавшими интересами государства. Они стали героями целого ряда легенд. В частности, про обоих правителей рассказывают, что они истощили терпение своих подданных, подняв однажды ложную военную тревогу (первый — в пьяном виде, второй — по прихоти своей наложницы, красавицы Бао Сы). Когда же впоследствии враг действительно напал на столицу, вассалы не выступили им на помощь. — 103.

28. Жертвоприношения в предместьях совершались за стенами города на возвышенном месте и символизировали соединение земли и неба, которое было необходимо для достижения гармонии в природе и человеческих взаимоотношениях. Летом совершались жертвоприношения предкам государя. — 703.

29. Юй — см. т. 1, стр. 316, прим. 63. Се — мифический прародитель династии Инь, якобы живший во времена Юя и помогавший ему в усмирении потопа. — 103.

30. Божество Полей (шэ) всегда было божеством конкретной местности, конкретной земельной общины. Каждая община имела своего шэ, которому возводила храм или алтарь. Подробнее о культе шэ см. Л. С. Васильев. Аграрные отношения и община в Древнем Китае. М., 1961, стр. 126-128 и др. Божество Проса (Хоу-цзи) — см. т. 1, стр. 307, прим. 38 и соответствующий текст на стр. 94. — 103.

31. Ставили сосуды династий Инь и Ся — тем самым правитель показывал, что ведет свой род от этих древних династий, и претендовал на почести, оказываемые лишь сыну неба. — 103.

32. В тексте — мин, т. е. «приказ на управление», «мандат», «дарование», «судьба», «доля» и т. д. Небо может дать свой мандат государю, но может и отнять, если правитель окажется недостойным. Последнее положение играло важную роль в конфуцианской теории управления. — 104.

33. Пять духов-хранителей (у сы) — это божества дымохода, ворот, дверей, очага и дороги. — 104.

34. Считалось, что только властитель царства (удела) был хранителем прав божества Полей и божества Проса. Поэтому он не смел покинуть царство, так как тем самым ставил под угрозу благополучие подданных. Знатный же (дафу) не нес такой ответственности. Свой храм предков он мог перенести, но должен был защищать государя и его храм. — 105.

35. Срединные царства, Срединное царство — см. т. 1, стр. 306, прим. 33. — 106.

36. Светлое и темное — силы инь и ян, которые, взаимно переплетаясь, то убывая, то прибывая, движут миром. Пять стихий, начал (у син) — металл, дерево, вода, огонь, земля. См. также т. 1, стр. 309, прим. 19. — 106.

37. Пять названных здесь тонов: гун, шан, цзюэ, чжи и юй — образуют пятиступенную китайскую гамму, сложившуюся уже в древности. Пентатоника была и остается самой характерной особенностью китайской музыки. Пятиступенный лад связан с общей музыкальной системой, основанной на 12-ступенном хроматическом ряде люй, что резко увеличивало общее число тонов-тональностей. Пять звуков дают шесть «светлых» и шесть «темных» аккордов. — 106.

38. Пять вкусовых ощущений (у вэй) — горькое, острое, кислое, сладкое и соленое. Они же составляли и шесть вкусовых удовольствий (лю хэ) с добавлением ощущения хуа — «вязкое, скользкое, мягкое, само идущее в горло». Каждому месяцу был свойствен свой вид пищи, поэтому видов пищи насчитывалось двенадцать.

39. Пять цветов (у сэ) — основными цветами в Древнем Китае считались сине-зеленый (до очень темного), желтый, багрово-красный, белый и черный. В число «шести узоров» добавлялся священный цвет сюань — черный с багровыми проблесками. На каждый месяц полагалась своя расцветка платья (у знати и служителей культа), поэтому видов одежды было двенадцать. — 106.

40. Комментаторы поясняют, что в разное время года условия не одинаковы, поэтому для сравнения надо знать, когда то или иное событие произошло. — 107.

41. Все имеет свое повторение, поскольку стихии сменяют друг друга, совершая замкнутый цикл. — 107.

42. Единорог (ци — самец, линь — самка) — мифическое животное. Описание его внешнего вида в разных источниках варьируется. Считалось, что оно желтой (иногда белой) масти, с телом оленя (иногда лошади), хвостом быка, лошадиными ногами, головой барана (волка, лошади), на которой растет один рог, заканчивающийся мясистым наростом. Оно не способно никому причинить вреда и появляется, когда правление гуманно. Феникс (фэн — самец, хуан — самка) в китайской мифологии — царь-птица. Как и Единорог, сочетает в себе элементы различных животных (например, куриная голова, змеиная шея, спина, как у черепахи, тело дракона, хвост рыбы, яркое оперение; причем это описание также имеет варианты), см. т. 1, стр. 317, прим. 76. Черепаха (гуй) была в Древнем Китае священным животным. Считалось, что за долгие годы жизни ей открываются все тайны. Поэтому на ее панцирях гадали. Черепаха была духом-хранителем Севера. Дракон (лун) — мифический царь всех водяных тварей и пресмыкающихся. По внешнему облику он крылатый ящер, для него одинаково доступны и водная, и воздушная стихия. Дракон — повелитель туч. В мифах Древнего Китая фигурируют самые различные драконы. Синий дракон — дух-хранитель Востока. — 107.

43. Стебли тысячелистника и черепашьи панцири служили в Древнем Китае для гадания. Первые раскладывали определенным образом, на вторых писался вопрос божеству, затем черепаший щит калился на огне и на основании образовавшихся трещин жрецы изрекали ответ. Оподношении шелком см. прим. 84 к «Гуань-цзы». — 107.

44. Слово ди («божественный первопредок»), по-видимому, заменяет здесь шан-ди («Всевышний божественный первопредок»), верховное божество Древнего Китая. — 107.

45. Три министра — имеются в виду три высшие придворные должности (в разные эпохи содержание этого термина менялось). Трое старейших— руководители патронимии, клана. Подробнее о них см. Л. С. Переломов. Об органах общинного самоуправления в Китае в V-III вв. до н. э. — В кн.: «Китай, Япония. История и филология». М., 1961, стр. 45-57. Скорее всего, здесь имеются в виду школы низшей ступени, содержавшиеся на средства клана (см. прим. к главе «Записки об учении»). — 108.

46. Сохраняя в себе высшую правду — т. е. сливаясь с дао, которое постигается в недеянии и медитации. — 108.

47. Великое единое (тай-и) имеет несколько толкований. Например, у Чжуан-цзы (глава «Небо и земля») оно является синонимом пути — дао, извечного закона, которому подчиняется все сущее, неуничтожаемого двигателя Вселенной. Точно такое же имя носили: одна из крупных звезд, всходивших на Востоке, и пребывавшее на ней, по воззрениям древних китайцев, божество (см. гимн Цюй Юаня «Владыке Востока Тай-и» в кн.: Цюй Юань. Стихи. М., 1954, стр. 41-42). В данном же контексте под великим единым, по-видимому, подразумевается «изначальное ци» (юань ци) — субстанция, которая образует мир. Авторы «Ли цзи» подчеркивают тем самым изначальный характер ритуала; он исходит у них даже не из человеческой сущности, а из сущности бытия, как такового. Лежащие же в его основе установления суть отражение законов Вселенной. — 108.

48. Волшебная повозка — в оригинале ци чэ, что можно перевести как «глиняная» или «глазурованная повозка». В комментарии сказано, что она была серебряной и ярко-красной, как черепица или глиняная посуда. Она обладала необычайными свойствами (в частности, сама двигалась) и появлялась лишь в моменты великого мира. Однако связанная с ней легенда остается нам неизвестной. — 108.

49. Лошадь-дракон — см. т. 1, стр. 317, прим. 76. — 110.

50. «Толкование судеб» («Шо мин») — название не сохранившейся до нашего времени главы из конфуцианской канонической «Книги Истории» («Шан шу» или «Шу цзин»). — 111.

51. Дан — административная единица, объединявшая 500 семейств, часто очень многочисленных. Область (шу) объединяла пять данов. — 111.

52. Другой вариант: «Муравей всегда следует за старшими». — 111.

53. «Малые оды» — второй раздел древней китайской «Книги Песен» («Ши цзин»). — 112.

54. Прутьями этих деревьев наказывали нерадивых или строптивых учеников. — 112.

55. Четыре династии — полуисторические династии Сюй и Ся (см. т. 1, стр. 307, прим. 36) и исторические Инь-Шан (см. т. 1, стр. 306, прим. 30.) и Чжоу (Западная — XI-VIII вв. до н. э.). Три правителя — основатель династии Ся — Юй, династии Инь — Тан (см. т. 1, стр. 308, прим. 7) и родоначальник династии Чжоу — Вэнь-ван (см. т. 1, стр. 306, прим. 20), иногда ее непосредственный основатель У-ван (см. т. 1, стр. 306, прим. 27), которые считались конфуцианской традицией вершиной государственной мудрости и человеческой добродетели. — 114.

56. В древности при жертвоприношениях духу покойного его изображал ближайший родственник, обычно малолетний сын, одетый в платье покойного. — 114.

57. Трон императора был всегда обращен на юг (к солнцу); поэтому совершать поклон в северную сторону — значит кланяться императору. — 114.

58. О пяти звуках и пяти цветах см. прим. к «Цзо чжуань» и главу о музыке. Пять министров — скорее всего, имеются в виду органы чувств (уши, глаза, нос, рот) и сердце, которые в человеческом теле служат его «императору» — духу; пять одежд — различные виды траурных одеяний, знаменовавших различную степень родства с покойным. Во всех этих случаях слово «пять» близко понятию «все». — 115.

59. В тексте главы употреблено слово у — предметы, вещи вообще, существа, твари. Под этим понимаются все внешние предметы и существа, окружающие человека, т. е. внешний, окружающий нас мир. — 115.

60. Свойственный древности синкретизм многих понятий характерен и для слова юэ, обычно переводимого привычным термином «музыка». Фактически юэ имело более широкий смысл, включая нередко в себя песнопения, музыку, танцы и некоторые культовые действа. Поэтому здесь и упоминаются атрибуты культовых и военных плясок, сопровождавших песни: боевые щиты и топоры, фазаньи перья в виде вееров, бычьи хвосты на бунчуках. — 115.

61. Пять тонов гаммы (пять звуков) — см. прим. 37. В «Ли цзи» отражена традиционная символика музыкальных звуков, придающая им ритуально-сакральный смысл и связывающая каждый звук с каким-либо общественным явлением или классом людей. — 117.

62. Чжэн и Вэй — названия небольших государств, находившихся в период Чжоу на территории современной провинции Хэнань. Они были завоеваны более сильными государствами Цзинь и Цинь. Согласно конфуцианской традиции, их правители нарушали установления древних ванов, поэтому их песни и музыка становились непристойными. То же относилось к песням местности Санцзянь на реке Пушуй, которая некогда текла по землям, ныне входящим в состав провинции Хэнань. — 117.

63. Имеется в виду высказывание Конфуция, содержащееся в «Лунь-юй», гл. VI, 27, см. т. 1, стр. 153. — 120.

64. Шунь — см. т. 1, стр. 310, прим. 03. — 120.

65. Хуэй — см. т. 1, стр. 314, прим. 24. — 120.

66. Цзы-лу — ученик Конфуция. — 120.

67. «IIIи цзин», «Да-я» (см. «Сышу уцзин», т. 2. Шанхай, 1930, стр. 124). — 121.

68. Там же, «Го-фэн», стр. 05. — 122.

69. «Шицзин». М., 1957, стр. 203. — 123.

70. В оригинале присутствует слово «добродетель» (дэ). Дословно эта фраза звучит так: «Добродетели духов щедры (обильны)». В переводе на русский язык слово «добродетели» опущено. — 123.

71. «Ши цзин», «Да-я» (см. «Сышу уцзин», т. 2, стр. 140). — 123.

72. «Шицзин». М., 1957, стр. 302. — 124.

73. В оригинале стоит «повеление», мы переводим словом «расположение», исходя из контекста отрывка, в том числе и цитаты из «Ши цзин». — 124.

74. Тай-ван — посмертный титул Гу-гун Дань-фу, одного из создателей дома Чжоу. Его заслуги воспеты в одах и гимнах «Ши цзин». Отец Цзи-ли (Ван-цзи).

Ван-цзи — посмертное имя вождя чжоусцев Цзи-ли или Гун-цзи, правившего ими около тридцати лет. По «Чжу ту цзи-нянь», убит иньским ваном Вэнь-дином. Отец чжоуского Вэнь-вана.

75. Имеется в виду поход У-вана против иньцев и основание им новой династии Чжоу. — 124.

76. В храме предков государя дощечка с именем основателя династии помещалась в центре, дощечки с именами его потомков во втором, четвертом, шестом поколениях помещалась слева. Такой порядок назывался чжао. Дощечка с именами потомков в третьем, пятом, седьмом поколениях помещалась справа. Такой порядок назывался му. Отсюда и название правила — чжаому. — 125.

77. В оригинале — Шан-ди. — 125.

78. Великое жертвоприношение совершалось один раз в пять лет, осеннее — каждый год. — 125.

79. Ай-гун — см. т. 1, стр. 314, прим. 28. — 125.

80. Сравнивая управление государством, политическую деятельность с тростником, Конфуций тем самым говорит, что точно так же, как рост тростника зависит от характера земли, на которой он растет, так и политическая стабильность в государстве зависит от тех, кто стоит у власти. — 125.

81. Ряд комментаторов считают, что эта фраза является позднейшей интерполяцией, и на этом основании не включают ее в текст «Чжун-юн». — 126.

82. Некоторые комментаторы переводят, например, лай как «привлечение на свою сторону». Избранный здесь вариант перевода, на наш взгляд, более адекватно выражает сущность фразы. — 127.

83. Чжухоу — местные правители уделов. — 127.

84. Данная фраза допускает различные варианты перевода: например, «дать им» (сановникам) многочисленных чиновников, с тем чтобы они могли выполнять их обязанности, или: «Обремененным многочисленными обязанностями крупным чиновникам [следует] предоставить [право] назначить [себе подчиненных]». — 127.

85. Первая половина данной фразы допускает и другие варианты перевода, например: «Увеличить содержание [тем, кто] проявляет преданность», «искренне использовать [их] и увеличивать [им] содержание». — 127.

86. Некоторые китайские комментаторы считают, что в данной фразе речь идет о человеке, уступающем тому, кто обладает наибольшей искренностью. Мы даем другой перевод, исходя из контекста всего отрывка. — 129.

87. Некоторые комментаторы считают, что речь идет о превращении зла в добро; по мнению Легга, речь идет о полном изменении природы людей. «Изменяясь, они приобретают [иной] облик». — 130.

88. Дословно: «При движении четырех конечностей». Авторы трактата обращают внимание на необходимость серьезного отношения к гаданию, а также на необходимость внимательного учета политической активности людей. — 130.

89. Под внешним имеется в виду искренность вещей, под внутренним — искренность самого человека как человека. — 130.

90. Хуашань — одна из пяти священных гор Древнего Китая. — 131.

91. Водяной дракон, или морской змей, — мифические живые существа, по преданиям древних китайцев, обитавшие в воде. — 131.

92. «Ши цзин», «Чжоу сун», стр. 152. — 131.

93. Там же. — 131.

94. Вэнь — дословно означает просвещенный. — 131.

95. См. т. 1, стр. 96. — 132.

96. Дословно: тот, кто занимает соответствующее место. Исходя из контекста всей фразы, китайские комментаторы совершенно справедливо переводят это место как «тот, кто находится на троне». Дело в том, что создавать ритуалы и музыку имел право только сын неба. — 132.

97. Ци — см. т. 1, стр. 307, прим. 48. Сун — см. т. 1, стр. 327, прим. 21. — 132.

98. Имеются в виду обсуждение ритуалов, установление законов и создание письменности. — 132.

99. Имеются в виду установления (ритуалы, музыка и т. п.), предложенные Конфуцием, который не был правителем. — 133.

100. Три вана — Вэнь-ван, У-ван и Чжоу-гун. — 133.

101. «Ши цзин», «Чжоу сун», стр. 156. — 133.

102. Яо — см. т. 1, стр. 316, прим. 63. — 133.

103. «Шицзин», «Нравы царств». М., 1958, стр. 72. Данная фраза составлена из четырех иероглифов и в буквальном переводе звучит так: «Под обычным платьем узорный наряд»; в «Чжун-юн» два последних иероглифа цитаты из «Ши цзин» изменены: цзюн и («обычное платье») на шан цзюн («носить обычное платье»), однако смысл фразы от этого не меняется. — 134.

104. «Шицзин», «Малые оды». М., 1957, стр, 251. — 735.

105. Там же, стр. 381. Нами первая фраза двустишия изменена. Последнее слово второй фразы «красней» заменено на «стыдись», поскольку оно более точно выражает значение иероглифа куай. Все двустишие в целом имеет следующее значение: в северо-западных, наиболее интимных покоях дворца обычно не делали окон, и свет в них проникал через особые отверстия в крыше. Перед отверстием в крыше — в месте, где тебя никто не видит. — 135.

106. «Ши цзин», «Шан сун», стр. 166.

107. Там же, стр. 153.

108. «Ши цзин», «Да-я», стр. 126. Эти слова произносит верховный владыка — Шан-ди. Речь идет о добродетели Вэнь-вана. — 135.

109. Там же, стр. 146. — 136.

110. Там же, стр. 120. — 136.

111. Считается, что беседа между правителем и Конфуцием, зафиксированная в данной главе, произошла в 483 г. до н. э., когда Конфуций вернулся на родину из царства Вэй. Правитель начинает с замаскированной насмешки над странным нарядом Конфуция, но, пораженный благородством его речей, зарекается когда-либо еще насмехаться над учеными. Такой композиционный прием (беседа со скептиком, посрамление которого служит прославлению учения) очень распространен в древней литературе. — 136.

112. Словом жу («ученый») во времена Конфуция называли грамотеев, людей без определенных средств к существованию, часто представителей разорившейся аристократии. Сословие грамотеев — интеллектуалов — деградировало (достаточно вспомнить рассказ Чжуан-цзы об «ученых», грабивших могилы), несоответствие их притязаний и возможностей вызывало насмешки. Конфуций же в своей речи рисует идеализированный образ ученого древности. В данном случае слово «ученый» является синонимом «благородного мужа» — своеобразного эталона, следовать которому призывал Конфуций. — 136.

113. Цю — имя Конфуция. Здесь он из почтительности к собеседнику говорит о себе в третьем лице. Сун — см. т. 1, стр. 327, прим. 21. Сун населяли потомки прежних владык Китая — иньцев, на которых жители других царств — потомки их победителей-чжоусцев — смотрели с некоторым пренебрежением (очень распространены были, в частности, в китайской литературе притчи о глупости жителей царства Сун). По свидетельству Сыма Цяня, род Конфуция происходил из Сун (см. его биографию в «Исторических записках»). Квадратный головной убор с завязками, который но обычаю носили мужчины-иньцы и который сохранился только в царстве Сун, — иначе говоря, старомодный, провинциальный головной убор. Конфуций подчеркивает, что он равнодушен к моде и одевается применительно к обстоятельствам. — 136.

114. Смена караула происходила через определенный промежуток времени, обычно через два часа. — 136,

115. Т. е. такие места, где летом прохладно, а зимой тепло. — 137.

116. Буквально: «Он хранит долг в своих объятиях». — 138.

117. My — см. т. 1, стр. 327, прим. 27. — 138.

---