Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm
ФИЛОСОФЫ ИЗ ХУАЙНАНИ
ХУАЙНАНЬЦЗЫ
ХУАЙНАНЬЦЗЫ (ФИЛОСОФЫ ИЗ ХУАЙНАНИ (Хуайнань — область на юге Китая, букв, «к югу от реки Хуай»).)
Соответствия
«Хуайнаньцзы» («Философы из Хуайнани») — это произведение, составленное группой философов под патронажем хуайнаньского князя Лю Аня (180-123 гг. до н.э.). Лю Ань был крупным политическим деятелем, меценатом, автором знаменитого в свое время поэтического произведения «Комментарий к “Скорби отлученного”» Цюй Юаня (Цюй Юань (340?-278? гг. до н.э.) — первый поэт-лирик, чье имя известно китайской истории.), упоминания о котором мы находим в библиографическом разделе «Истории династии Хань». Ему и его кружку приписывается также целый ряд других философских, научных и поэтических произведений, в настоящее время утраченных.
Значение таких сочинений, как «Хуйананьцзы», и немногих подобных ему для Китая можно сравнить со значением сочинений Платона и Аристотеля для древних Греции и Рима, а затем и для Европы. Здесь формировались философские основы мировоззрения, которое надолго определит пути развития древней и средневековой китайской культуры. Следы этого влияния мы видим как в произведениях непосредственно следующих за «Хуайнаньцзы», так и спустя века.
Содержание памятника составляют трактаты (каждая глава называется этим словом — «сюнь») на общефилософские темы: о происхождении и закономерностях развития мира, о знании, о духе, о государстве и обществе, об искусстве и т. д. Часть глав представляет собой первые в истории Китая опыты научного описания небесного и земного пространства. Всего в памятнике 21 глава. Каждая из них имеет своего автора или авторов, имена которых до нас в основном не дошли. Из текста явствует, что эти авторы принадлежали зачастую к разным философским направлениям. Их объединила насущная для того времени задача — необходимость создания универсальной идеологии, пригодной для молодого социального образования, каковым была империя; со времени появления первой из них, просуществовавшей не полных двадцать лет, прошло чуть более полувека.
Вопреки часто высказываемому мнению, что философские произведения, относящиеся к периоду Хань (II в. до н.э. — II в. н.э.), демонстрируют эклектику, ханьский синтез — есть такой термин в синологии — на деле означал исторически значимый пересмотр предшествующей системы воззрений на мир. Он происходил в форме, которая уже сложилась, а именно в форме комментария, истолкования текстов предшественников. По условиям древности, когда книжная культура еще отсутствовала, эти тексты хранились в памяти участников дискуссий в таких подробностях, о которых современный человек чаще всего не догадывается. То, что кажется нам порой фрагментарным и разрозненным, на самом деле тщательно продуманный дискурс, опирающийся на ответную активность и осведомленность слушателя (дискуссии по большей Части были устными, а сочинения, подобные «Хуайнаньцзы» были итогом устных выступлений их участников). Новые смыслы «высекались» столкновением хорошо известных максим, касающихся тех или иных областей знания, С их новым, необычным для их прежнего окружения контекстом. Этим достигался новый поворот [56] мысли, который благодаря особой стилистике и применению изощренных ораторских приемов закреплялся в сознании в той смысловой связи, которую «вязал» как узор, автор.
Как уже было отмечено, некоторые темы (и соответственно главы) приобретают в «Хуайнаньцзы» новое качество: они демонстрируют распадение так называемого древнего синкретизма и попытку научного подхода к той или иной области (например, главы об астрономии, географии, отчасти календаре). Сохраняя привычную общефилософскую канву, авторы выписывают на ней совершенно новый «узор». Новость заключается в том, что высвечивается не комплекс, не сумма связанных в одно разнородных явлений (что раньше призвано было доказать единство мира и действующих в нем законов), а в центре внимания оказывается само это одно явление и одна специальная закономерность.
Иначе говоря, формируются самостоятельные области знания.
Глава «Соответствия» дает возможность наблюдать, как впервые в «чреве» Философии рождается Психология. Конечно, следы интереса к психологии можно заметить и у более ранних философов, но этот текст дает право говорить 6 вынесении психологических проблем на первый план. По видимости, тема вращается вокруг известных предметов: управление государством, отношения между государем и народом, между высшими и низшими, между старшими и младшими и т, п. Но все эти проблемы сдвинуты в сторону исследования не самих норм поведения, а тех чувств, которыми руководствуются люди, общаясь друг с другом в той или иной социальной среде. Можно сказать, что чувство впервые исследуется и само по себе (что такое радость или печаль и пр.), и в формах его внешнего и внутреннего проявления, и как мотив того или иного поведения. В стремлении обрисовать оттенки чувств авторы демонстрируют виртуозное искусство «соединять, не смешивая» (как выразился Н. Гумилев по поводу Ш. Бодлера) и разъединять, чтобы соединить. Собственно, этот прием и дает основание перевести название главы «Мю чэн» как «Соответствия».
Эти новости не остались без внимания. Уже младший современник хуайнаньских философов Сыма Цянь (145?-90? гг. до н.э.) в своих «Исторических записках» выделяет раздел «Жизнеописания», который по примеру Плутарха можно было бы назвать «Параллельные жизнеописания» (или «Сравнительные жизнеописания»). В нем он через прием соположения биографий людей, принадлежащих к самым разным слоям, «вымеряет» долю чувства в мотивации их поступков и решении ими своей судьбы. Закономерным в этой связи представляется появление в III в. н.э. трактата «Человек» («Жэнь у чжи»), в котором психологические проблемы представлены уже в систематизированном виде.
Таковы некоторые наблюдения над текстом главы «Соответствия». Предлагаемый ниже перевод имеет целью познакомить в общих чертах с проблематикой философских прений в очень представительных кругах китайской интеллигенции конца древности. Более глубокий анализ этих явлений требует специального исследования и не может быть осуществлен в рамках журнальной публикации.
На русский и европейские языки эта глава не переводилась. Всего на европейские языки переведено 13 глав из «Хуайнаньцзы», в том числе на русский — 8 глав в переводе Л. Е. Померанцевой (см.: Померанцева Л. Е. Поздние даосы о природе, обществе и искусстве. М., 1979; Из книг мудрецов. М., 1987; Древнекитайская философия. Эпоха Хань. М., 1990 и др. издания). Памятник целиком переведен на современный китайский язык (Хуайнаньцзы и чжу / Пер. Чэнь Гуанчжуна. Чанчунь, 1990). Этот перевод учтен, однако имеющиеся расхождения с ним из-за недостатка места здесь не обсуждаются. Предлагаемый перевод на русский язык выполнен по изданию: Чжуцзы цзичэн. Т. 7. Пекин, 1956. Текст сверен с другими критическими изданиями, в том числе: Лю Вэньдянь. Хуайнань хун ле. Шанхай, 1923; 2-е изд.: Тайбэй, 1992; Чжан Шуанди. Хуайнаньцзы цзяоши. Пекин, 1997. Автор перевода приносит благодарность А. Захарьину, Т, Ивченко и Д. Хуземи за возможность пользоваться труднодоступными изданиями. [57]
Дао 1 высоко так, что не имеет верха, глубоко так, что не имеет низа, ровнее уровня, прямее отвеса, круглее крута, прямее квадрата 2. Обнимает собою Пространство и Время и не имеет ни внутренней стороны, ни внешней. Струится потоком, все покрывает и несет на себе 3, само не опираясь ни на что. Поэтому и воплотивший дао 4 ни печален, ни весел, ни радуется, ни гневается, сидит, не размышляя, спит без сновидений. Вещи приходят — дает им имя, дела подступают — на них откликается.
Правитель — это сердце государства 5. Когда сердце в порядке, тогда и все сочленения в покое; сердце встревожено, и все сочленения приходят в смятение. У кого сердце в порядке, у того тело и сочленения не докучают друг другу, в хорошо управляемом государстве господа и слуги 6 забывают друг о друге. Желтый Предок 7 говорит:
Сумеречно-огромное, предрассветно 8-темное,
Следует небесному пути 9,
С Сокровенностью 10 сливает свой эфир.
Тот, чья добродетель совершенна 11, сообща обсуждает планы, сообща принимает решения; верхи и низы при нем — единодушны. Когда же нет стоящих у обочины и нет посторонних, то закрыта дорога злу, открыты пути добру, а народ устремлен к правильному. В Переменах 12 сказано: «Будь с людьми в диком поле, одолеешь и широкую реку»13
Дао — это водитель вещей, Благо 14-опора природы вещей. Милосердие 15 — это проявление любви к ближнему, исполнение долга-справедливости 16 — это единство с людскими сердцами и согласие с интересами многих. Вот почему когда утрачивают дао, то Благо находит применение. Благо приходит в упадок, и рождаются милосердие и долг-справедливость. Поэтому в высшие времена люди несли в себе дао и не нуждались в благе; в средние времена хранили Благо и не разрушали его; в конечные времена — с ног сбиваются, только бы не утратить в себе милосердия и долга-справедливости.
Благородный муж 17 не способен забыть о добродетели и долге — для него это равносильно утрате смысла бытия; ничтожный человек не может жить без удовлетворения собственных страстей: утратит предмет своих вожделений и потеряет смысл существования. Иными словами, благородный муж боится потерять милосердие и долг-справедливость, а ничтожный человек — выгоду. Наблюдая, кто чего опасается, постигаем их различие. В Переменах говорится: «Встретил оленя, а нет егеря: благородный муж, едва вступив в лесную чащу, останавливается, ибо лучше упустить оленя, чем испытать досаду» 18.
Кто щедр в раздачах, тому отдается с лихвой, но горе тому, кто нанесет большую обиду. С древности и до наших дней не бывало, чтобы при малых милостях росло бы преклонение, а скопление обид не принесло бы несчастья. Поэтому мудрец тщательно исследует прошлое, чтобы знать будущее. Дао мудреца подобно чаше с вином, что стоит на перекрестке дорог: проходящие пьют кто много, кто мало — по-разному, но каждый столько, сколько ему нужно. Поэтому завоевать одного — значит завоевать всех, и если обращаться с низшими так, как они ждут этого от высших, то кто откажет в любви? Если служить высшим так, как они ждут этого от низших, то кто останется недоволен? В Песнях 19 поется: [58]
Любезен нам этот человек,
Ответом ему будет наш дар.
Дар — это нечто великое, а человек — это малость, но оказав благодеяние малому, можно облагодетельствовать великое.
Благородный муж, видя чей-то проступок, не думает о наказании, он склонен увещевать; встретив в ком мудрое достоинство, не думает о его худородстве, поэтому всегда готов уступить; видя скромность достатка, не ставит в вину бедность, поэтому всегда готов к раздачам. Когда поступки несут на себе печать [искреннего] чувства 20, то, хотя бы они были ошибочны, не вызовут обиды; когда лишены чувства, то и те, что совершены из преданности, принесут лишь зло.
Хоуцзи 21 щедро облагодетельствовал Поднебесную, однако не кичился этим; сполна внес свою лепту в ее благоденствие и Юй 22, все вложил в свой труд, но был не удовлетворен. Полное подобно недостающему, полнота схожа с пустотой 23. Они поняли это до конца. Обычно люди ценят то, что их радует, а радуются тому, что им приятно. В мире всегда выдвигали достойных, но это приводило иногда к порядку, иногда к смуте. Не потому, что люди обманывались, а потому, что мерили по себе; сами же не обязательно обладали достоинством и, меряя по себе, в стремлении найти достойного ошибались. Если мерить Шуня 24 меркой Яо 25, то это возможно. Но мерить Яо меркой Цзе26 — это все равно, что соизмерять вершок и аршин. Ныне можно слышать выражение: «хитрый хорек» — «ху ли» 27. При этом можно не знать, ни что такое «ху», ни что такое «ли». И необязательно, что тот, кто не видел «ху», не видел и «ли». «Ху» и «ли» — это не совсем разные понятия, они принадлежат к одному роду. И все же можно не знать, что такое «ху ли» — «хитрый хорек». Так же точно, когда говорят о недостойном как о достойном, это значит, что не знают, что такое «достойный»; а когда достойного называют недостойным, это может значить только то, что не знают, что такое «достойный».
Когда мудрец находится наверху, то народ наслаждается созданным им порядком, когда внизу — преклоняется перед его умом. Когда ничтожный человек наверху, то это беспокойно, словно лежишь на гвоздях, надоедливо, как копошение шелковичных червей, — ни мгновенья покоя. Вот почему в Переменах говорится; «Колесница и кони вспять — кровавые слезы» 28. Иными словами, нет ничего хорошего в том, когда человек ничтожный занимает не свое место.
Среди людей нет таких, которые бы не могли быть использованы. «Небесный петух» и «вороний клюв» 29 — злейшие яды, но хороший лекарь с их помощью лечит болезни; карлики и слепые певцы обычно лишь обременяют людей, но правителям они служат для развлечений. Мудрец, подбирая оставшийся от обработки материал, ничего не оставляет неиспользованным.
Один храбрец издает клич, и целая армия оказывается спасена, потому что в этом кличе заключена сила искреннего чувства. Когда же кто-то запевает, а ему не вторят, подает мысль, а она не находит отклика, значит, в сердцах не пробудил отзвука. Шунь, еще не быв на троне, овладел Поднебесной, потому что был взыскателен к себе. Когда же высшие множат уловки, низшие изощряются в обмане. Никто никогда не слышал, чтобы при том, что тело криво, тень была бы прямой. [59]
То, чего не достичь речью, можно выразить лицом. То, что не смогло лицо, достижимо с помощью чувства. Чувство трогает сердце, осознается умом, получает выход во вне и выливается в поступки — это предел того, на что способна телесная форма. Она может отразить положение вещей, но не способна предостеречь. Кони племен жунов и ди 30 в состоянии покрывать и близкое расстояние, и далекое, но только Отец Дзао 31 умел полностью использовать их силу. Народ саньмяо 32 всем удавалось принудить к проявлению преданности и верности, но только танский (Яо) и юйский (Шунь) сумели полностью выявить их достоинства. В этом есть нечто непередаваемое. Чжунхан Мюбо 33голыми руками одолевал тигра, но не мог его оживить. Значит, хоть и велика сила, но не всемогуща. Если использовать способности ста человек, то обретешь силу ста человек. Возьмись за то, что одобряет тысяча людей, и обретешь сердца тысяч. Это как подрубленное дерево — потяни за корень, и тысяча ветвей, тьма листьев не могут не последовать. Отеческая любовь к сыну не ждет благодарности — просто сердце ее не может сдержать; забота мудреца о народе не диктуется выгодой — просто его природа велит ему ее проявлять. Огонь сам возжигается, лед сам леденеет — кто об этом заботится? А уж если дело дойдет до того, что надо рассчитывать на силы, полагаться на труды, то все будут единодушны, как в горящей лодке.
Благородный муж, наблюдая начало, предвидит конец. Сваты расхваливают жениха и невесту не потому, что хотят сделать добро; работника хорошо кормят не из любви к нему. Ни родной отец, ни любящая мать ничего не изменят в этом. Есть причины, по которым это делается, но к любви это отношения не имеет. Провожают уходящих не потому, что придется встречать, а мертвых одаряют не ради живых. Искреннее чувство рождается внутри, а воздействие его ощущается далеко. Несут в храм разноцветную парчу — этим отдается дань красоте; впереди несут нефритовый скипетр 34 — этим подчеркнуто первенство простой основы. Поэтому благородным мужем может называться лишь тот, в ком узор не превосходит основы 35. Колесник всю жизнь делает колесницы, но если вдруг окажется, что нет трехвершковой чеки, не помчишься на ней; плотник старательно обтесывает и прилаживает дверь, но если не будет засова в один чи 36, ничего за ней не схоронишь. Поэтому благородный муж задумывается над тем, что составляет узел вещей.
Те частицы цзин 37, что в сердце, делают возможным преобразование духа, но не могут быть водителем людей; те частицы, что в глазах, способны рассеивать неясное, но не способны возвестить грядущую беду. То, что находится в глубокой тьме, не изъяснить людям в словах. Вот почему Шунь, не быв на троне, упорядочил Поднебесную, а Цзе, не сходя с трона, привел ее к смуте. Что значат воззвания по сравнению с силой чувства! Если же нет ничего в тебе самом, то с древности и до наших дней не слышали, чтобы при этом можно было ждать чего-то от Других.
Согласным с собой речам народ доверяет, но доверие предшествует Речам; согласным с собой приказам народ повинуется, если за ними стоит искреннее чувство. Когда мудрец наверху, народ приходит к нему и преобразуется, подчиняясь чувству. Когда действия верхов не [60] получают отклика, это значит, что приказ и чувство разошлись. Поэтому в Переменах говорится: «Дракон на мели испытывает раскаяние» 38.
Трехмесячный младенец еще ничего не знает о пользе и вреде, но мать умеет передать ему свою любовь благодаря природному чувству. Отсюда следует, что слова могут помочь в малом, но великое постигается без слов. Плотью речей благородного мужа является преданность. Искренность и преданность рождаются внутри, а получают отклик вовне. Юй исполнил танец с щитом и топором на помосте 39, и народ саньмяо покорился. Ястребы парят над реками, а рыбы и черепахи, завидя их, уходят в глубину, птицы взлетают ввысь, чтобы быть подальше от опасности. Бывает, что сын убивает отца, а слуга — господина, и дело не в том, что тщеславие победило, а в том, что отеческое чувство, запрятанное внутрь, оказалось не способным воспрепятствовать несчастью. Ведь и радость человеческая — это не одна лишь пляска, пляска только ее следствие. А скорбь благородного мужа — это не только принятый ритуал: люди лишь тогда почувствуют ее, когда она не извне привнесена, а изнутри родилась. Долг определяет отношения между господином и слугой, милосердие — между отцом и сыном. Господин может распоряжаться жизнью слуги, но не может заставить его поступать не должным образом; отец может гневаться на сына, но не может не заботиться о нем. Таким образом, долг выше господина, милосердие выше отца, и это условие таких отношений, при которых господин уважителен, а слуга предан, отец заботлив, а сын почтителен.
Когда мудрец находится наверху, преобразования происходят как по велению духа. Великий Владыка 40 говорит: «Я есмь их жизнь и судьба». Следующие за ним 41 говорили: «Я как они». В Песнях поется:
Вожжи держи словно шнур 42.
В Переменах говорится: «Сдерживая сиянье, можно устоять» 43. То, что пришло в движение рядом, лишь на расстоянии проявляет свой узор. Поэтому, наблюдая, как человек движется ночью, Чжоугун 44 устыдился собственной тени. Вот почему благородный муж внимателен к себе самому: не годится отбросить близкое, а искать вдалеке. Внимать добру легко, трудно выстроить себя в согласии с ним. Учитель, наблюдая троекратное превращение зерна 45, в волнении произнес: «Лисица, умирая, поворачивается мордой к норе, мне же, похоже, надо повернуться к колосу!» Поэтому благородный муж, взирая на доброе, размышляет о себе: если сам праведен, не стоит труда привлечь и далеких.
В Песнях поется:
Сами не будете праведны,
Не будет верен вам народ 46.
Принимаясь за дело, ничтожный человек говорит: «Лишь бы получить выгоду!». Благородный муж говорит: «Лишь бы соблюсти долг» 47. И тот и другой одинаково устремлены, но то, к чему устремлены, разное. Когда лодка идет по воде, то рыба уходит в глубину, а птицы взмывают ввысь: одним возбуждены, но по-разному действуют, единое для них здесь — природное чувство. Си Фуцзи 48, напоив и накормив цзиньского наследника, спас свое селение; чжаоский Сюань Мэн 49 избежал опасности благодаря связке сушеного мяса — ритуал был скромен, зато вознаграждены с избытком. Когда милосердие и благодарность за [61] него встречаются, то возникающее Пронзительное чувство глубоко входит в человека.
Крик один и тот же, но если он исходит от домашних старцев, то вызван любовью и заботой, а если от кредитора, то ведет к ссоре и тяжбе. Нет оружия сильнее воли, но меч Мо Се 50 притупляет ее; нет разбойников больших, чем Инь-Ян 51, но барабан и палочки 52 смягчают страх. Мудрец вершит добро не ради славы, а слава приходит; слава не есть непременное условие выгоды, но выгода следует за славой. Так же и человеческие радости и печали — они существуют сами по себе, не ради танца, но танец сопутствует им. Поэтому совершенный человек не придает значения внешним формам — он лишь пользуется ими, как естественно потереть засорившийся глаз, искать опоры, оступившись. Мудрец осуществляет правление молча, не выставляя напоказ своих достоинств, только потом люди узнают, что они велики. Это подобно тому, как нет соперников скакунам Ци и Цзи 53 при дневном свете, ночью же их можно сравнить со слепцами: только с восходом солнца обнаружится разница.
Все в одно время полезно, в другое превращается в ущерб, ибо ущерб сопутствует пользе. Поэтому в Переменах говорится: «Разрушая, нельзя разрушать до конца — надо оставить что-то для возрождения» 54. Скопление тонкости дает толщину, скопление низкого дает высоту. Благородный муж старательно создает себе славу, ничтожный человек угрюмо приближает свой позор, и где их концы и начала — не разглядел бы даже Ли Чжу 55. Вэньван 56 внимал добру так, как будто боялся не успеть; остерегался недоброго так, как будто опасался дурного предзнаменования, — и все это не ради одного дня, а думая о будущем. Поэтому в Песнях поется:
Хоть Чжоу и древне,
Быть ему с новой судьбой! 57
Кто хранит в себе природное чувство, бережет в себе природу, того Небо не убьет, Земля не погубит. Пусть слава твоя наполняет Небо и Землю, а блеск ее соперничает с сияньем Солнца и Луны — это приятно. Если ты обращен к добру, то не будешь знать ненависти, даже в чем-то и перейдя меру; но если не обращен к добру, то и от преданных можно ожидать беды. Поэтому чем винить других, лучше сердиться на себя; чем требовать от других, лучше быть требовательнее к себе. Молву сам возбуждаешь, себя сам выставляешь напоказ, имя сам себе создаешь, своим поступкам сам хозяин. Все — ты сам, что ж винить других, хвататься за копье и колоть, выхватывать нож и вонзать?! Гуаньцзы 58 одевался в парчу, и хотя это было нехорошо, стоял на приемах в храме предков; Цзычань 59 носил холщовую белую одежду, это прекрасно, но не прибавило ему почета. Тот, кто одет в рубище, а за пазухой держит нефрит 60, пуст, но способен наполняться, пресен, но способен обретать вкус.
Двоедушие не способно завоевать и одного человека, но искреннее сердце может овладеть сотнями людей. Орхидея, посаженная мужчиной, прекрасна, но лишена аромата; приемные дети бывают толсты, но вид их нездоров — природное чувство не принудишь. Жизнь дается нам временно, а смерть есть возвращение к изначалу. Хун Янь 61, отстаивая честь, принял смерть, Ван Цзылюй 62 предпочел, раскинув руки, [62] упасть на меч, но не идти на соглашение с Байгуном 63, потому что нельзя ради временного наносить вред вечному. В мире, в котором царит порядок, справедливость служит защитой жизни; в мире, в котором царит смута, ценою жизни защищают справедливость. Смертный час — это завершение поступков, поэтому благородный муж осторожен в этот момент — ведь им можно воспользоваться только один раз. Струсивший не всегда был трусом, просто, когда пришел трудный час, не сумел уберечь то, что должно хранить; жадный не всегда был алчен, просто, соблазнившись выгодой, забыл о вреде. Юйский гун, увидев нефрит из Чуйцзи, не знал, что Го уже готовят ему беду 64. Только совершенный человек ничем не может быть совращен.
Кто жаждет славы, думает только о себе, — что пользы ему в других? Поступки же мудреца подчинены долгу, его глубокая забота идет изнутри, — что проку ему в самом себе? Поэтому предков и царей было много, но тремя государями 65 назвали только одних; бедных и безродных много, но только Бо И 66 восславлен. Если бы высокородство означало мудрость, то мудрецов было бы множество если бы бедность означала милосердие, то добродетельных была бы тьма. Почему же тогда мудрецов и добродетельных единицы?
Сосредоточенные на самих себе люди безумно и беззаботно проводят дни в суете, гоняясь за новизной, забывая, что старость уже на пороге. Начинают с молодости, а кончают зрелыми мужами. От себя не убежишь и от других не скроешься. Идя по бревну над водой, не спрячешь страха, даже если вокруг люди. Заставить других поверить себе легко, но прикинуться, что сам себе веришь, трудно. Если чувство предшествует действию, действию все становится под силу; если ему все под силу, то все узлы развязываются; а если все узлы развязаны и нет путаницы, то становится легко. Когда танский Яо и юйский Шунь брались за дело, они делали его не из сочувствия к народу, они радовали только себя, а Поднебесная приходила к порядку; Цзе и Чжоу 67 не из разбоя поступали так, как поступали, они тоже радовали себя, а все дела разлаживались. Порядок или смута царят в государстве — зависит от того, с любовью или с ненавистью здесь подают советы.
Поступки мудреца ни с кем ни сходятся, ни расходятся, подобно тому, как барабан в оркестре ни с чем не согласуется и ни с чем не диссонирует 68. Струнные инструменты, духовые или ударные — маленькие, большие, длинные или короткие — каждый вступает по очереди все звуки разные, а образуют гармонию. Господа и слуги, верхи и низы заняты различной службой, но множество разнообразных дел оказывается согласованным. Ткач с каждым днем увеличивает пространство своего полотна, а пахарь уменьшает не запаханную площадь. Направление их действий противоположно, а успех одинаков.
Шэнь Си 69, заслышав песню нищей, проникся скорбью, вышел наружу и видит — его мать. Во время битвы при Айлине Фу Чай 70 воскликнул: «Счастье с нами — мы побеждаем!» В обоих случаях раздались звуки, но то, в чем они уверяют, разное и зависит от вложенного в них чувства. Если сердце скорбит, то и песня не радует; если сердце ликует, то и плач не печалит. Учитель говорит 71: «Струна права, это в звуке ложь». Форма — это то, чем соприкасаемся с вещами, чувство же остается скрыто внутри, и тот, кто захочет вывести его наружу, если [63] увлечется формой, то погубит чувство, а если излишне отдастся чувству, бьет форму. Только когда чувство и форма проникают друг в друга, являются нам феникс и цилинь 72, тогда говорят, что совершенная добродетель способна привлечь и далеких.
Колесник Ян 73 говорил своему сыну: «Хороший мастер осторожно нащупывает меру между угольником и долотом. Овладение ею делает любые вещи совершенными». Мудрые государи таким же образом управляли народом, Отец Цзао — конями, И Ляо 74 — болезнями. Одинаково имели дело с материалом, но каждый использовал его по-своему. Когда высшие рождают замысел, а народ его подхватывает, это значит, что в нем заложено искреннее чувство. Без слов доверяют, без зова приходят. Если же тот, кто впереди, озабочен тем, что его не знают, значит, он сам не познал себя. Заносчивость и чванство рождаются от недостаточности, а хвастливость и вранье есть производные от зазнайства. Те же, кто искренен и открыт, счастливы и не ведают беспокойства, это естественно для них, как крик для филина, как проворность для медведя. Чем тут кичиться? Весной дева задумчива, осенью муж печален — они наблюдают превращенье вещей 75. Плачет ли кто на крик, стонет ли, всхлипывая, — по звуку узнаем о переживаемом. Выражение лица, внешний облик, осанка и поза могут выдать ложность чувства.
Мудрецы с трепетом относились к своему внутреннему чувству и достигали в его постижении высшего предела. Последует ли за подвигом признание — это определяется Небом, а быть ли покорным порядку вещей — это человеческое. Тайгун Ван 76 и Чжоугун Дань были созданы Небом не для Увана; Чунхоу 77 и Элай 78 были порождены Небом не для иньского Чжоу, просто всякому времени свои люди. Просвещение — это дело благородных мужей, малые люди 79 только окутываются им как благодатью; выгода — это дело малых людей, благородные мужи лишь пользуются ею. Некогда во времена Цзицзы, что от Восточных ворот 80, на дорогах не поднимали утерянного, оставшееся непосеянным просо ночевало на краю поля, и благородные мужи, и малый люд брали столько, сколько им было нужно. Поэтому праздник одного был праздником всех.
Все высокое ценит левую сторону 81. Поэтому низший, обращаясь к высшему, говорит: «Хочу быть слева от тебя». Это уважительное обращение слуги. Низкое ценит правую сторону. Поэтому высший, обращаясь к низшему, говорит: «Будь моей правой рукой». Это вежливость господина. Если высший переместит слугу налево, то утратит то, к чему отнесся с уважением. Если слуга будет возвращен на правую сторону, то утратит то, что ценит сам. Мелочью легко нанести урон сути, а это тут же отзовется в форме. Цзычань обладал красноречием 82, при нем расцвели пышным цветом судебные дела, но не стало порока. Потеряй он внутреннее чувство, и все его красноречие пропало бы. В совершенном государстве ремесленники не заняты пустыми делами, земледельцы не тратят даром сил, добрые мужи не скрывают своих достоинств, чиновники не допускают неисполнения законов. Это подобно тому; как рыбак тянет сеть, а тысячи ячеек в ней раскрываются. Шунь и Юй приняли Поднебесную от предшественников. Яо и Шунь, передавая столь великое, сначала создали образец в малом: они опробовали его 83, передавая главной жене, потом братьям, передавая сначала семью, [64] потом страну, и Поднебесная покорилась им. В военном деле через великое познается малое 84, а людям свойственно через малое постигать великое.
Дао благородного мужа близко, а не достичь, низко, а не взойти ничего нет на телеге его, а непобедимо. Велико и светло, далеко простирается и высоко высится! Это дао не постичь через других, сам должен обрести его в себе, а если будешь искать в другом, только удалишься от цели. Благородный муж радуется всегда, даже когда славы ему недостает; ничтожный человек не радуется никогда, даже если славы у него в избытке. Отсюда ясно, сколь далеки друг от друга бывают мерки достаточности и недостаточности.
Никогда не приходилось слышать, чтобы что-то было на устах и не вырвалось бы, было в ощущении и не обнаружилось бы. Благородный муж печется о долге и не заботится о выгоде; ничтожный человек жаждет выгоды и не озабочен долгом.
Учитель говорит: «Оба плачут, приговаривая: “Ты и я — как нам быть? Зачем обижаешь меня?”» 85 Одинаково скорбят, но то, почему скорбят, — разное. Скорбь и наслаждение — эти чувства трогают человека глубоко. Копают ли землю, делают ли запруды и тем не только изнуряют народ, но, потворствуя своим желаниям, вносят беспорядок в живое. В обоих случаях они подчиняются чувству, но люди получают от них разное. Так, танский Яо и юйский Шунь ежедневно и неустанно занимались делами правления, а Цзе и Чжоу ежедневно самонадеянно близились к смерти и не ведали, что будут осмеяны потомками. Обычно стоит человеку выговориться, как забывают о горе и предаются веселью, а утратив то, что их радовало, впадают в скорбь. Но кому известно наслаждение жизнью, известна и скорбь смерти; знающего, что есть долг, не соблазнить выгодой, храброго не превратить в труса — как не обмануть жаждущего пустым сосудом. Люди, отдающиеся многим желаниям, наносят ущерб долгу; подверженные многим печалям, наносят вред уму, а многим страхам — мужеству. Распущенность — свойство ничтожных людей, варвары все таковы. Готовность к добру — свойство благородного мужа, силой оно может поспорить с блеском солнца и луны, и всей Поднебесной этой силы не исчерпать.
Хорошо управляемое государство наслаждается тем, благодаря чему оно существует; идущее к гибели государство наслаждается тем, что его ведет к концу, Чтобы вылить металл в формы, надо его расплавить. Если заботы высших о низших идут не от души, то не повести им за собой народ; а если народ остается без попечения, то рвутся скрепы, связывающие верхи с народом. Когда же правитель возвращается к корню, то связи крепнут. Высшее благоденствие — это когда все предусмотрено до мелочей и всем крупным делам дан ход.
Циский Хуаньгун 86 был сосредоточен на крупных предприятиях и не придавал значения мелочам; цзиньский Вэньгун 87 был занят мелочами и не давал хода крупным делам. И потому цзиньский Вэньгун преуспел во внутренних покоях и потерпел неудачу на границах; а циский Хуаньгун потерпел неудачу во внутренних покоях, но укрепил положение своего двора. Вода течет вниз и обретает широкие просторы, правитель нисходит к чиновникам и преисполняется мудростью. Он не соперничает со своими подданными в их трудах, а порядок сам собой все [65] пронизывает. Гуань Иу 88 и Байли Си 89 разрабатывали планы, а циский Хуаньгун и циньский Мугун 90 следовали им.
Можно ошибиться и принять восток за запад, но заблуждение рассеется, как только взойдет солнце. Вэйский Ухоу 91 говорил своим людям: «Не щадите моей старости: если в чем ошибся, немедленно докладывайте». Он понимал, что хотя и не чувствует дряхлости, но в его годы ее не миновать. Тот, кто стар и сознает это, истинно проник в суть существования и гибели.
Людям не дано творить, они могут только действовать. Способность к действию не есть непременный залог успеха, человеческие деяния завершает Небо. Кто всю жизнь делал добро, без Неба не сделал ни шагу; кто всю жизнь вершил недоброе, без Неба не погибнет. Следовательно, добро не от меня, счастье и несчастье не в моей власти. Поэтому благородный муж покоряется тому, что есть в нем самом и только. Природа дается человеку Небом, судьба же предрешена временем. Если обладавший талантами не встретил своего часа, это — Небо. В чем была сила Тайгуна? В чем преступление Би Ганя 92? Поступки каждого определялись их природой, хоть во вред себе, хоть на пользу. Их направление — от дао, их достижение — от судьбы. Поэтому в силах благородного мужа делать добро, но не в его возможностях непременно обрести счастье; он не способен творить неправое, но из этого не следует, что он обязательно избежит несчастья.
Правитель — это корневище и корни, слуги — это ветви и листья. Не слыхано, чтобы при том, что корни и корневище нехороши, ветви и листья были бы цветухци и пышны. Во времена, когда царит дао, подыскивают людей для государства, когда нет дао, подыскивают государство для людей. Яо правил Поднебесной и печалился, что не может от нее освободиться, передал престол Шуню, и печаль рассеялась. Печалились и хранили ее, а затем с радостью отдавали достойному и никогда не преследовали собственной пользы. Среди всей тьмы вещей нет ни одной малости, которую бы нельзя было использовать. Тот же, кто не умеет пользоваться, и голубовато-зеленую яшму 93 способен превратить в навоз.
Природное чувство заставляет людей во вредном искать для себя меньшего вреда, а в полезном — большей пользы. То, что из равных по вкусу кусков предпочтение отдается большему, это, конечно, из-за его сладости; а что из равных учителей музыки выделяют того, кто превосходит других, это из-за наслаждения, которое доставляет его игра. Не будь сладости вкуса, не будь наслаждения игрой, никогда бы не выделили их.
Благородный муж обретает свой час и действует, оставаясь верным Долгу. Разве это везенье? Если не его время, отходит, оставаясь в границах должного, — разве это невезенье? Так, Бо И умер с голоду на горе Шоуян и ни о чем не пожалел! 94 Он отбросил то, что презирал, и обрел то, что ценил. Ростки счастья так незаметно слабы, зарождение несчастья так крошечно мало, начала счастья и несчастья так неуловимы! Поэтому люди пренебрегают ими. И только мудрец, наблюдая начало, знает конец. В Преданиях говорится: «Луское вино оказалось слабым, и Ханьдань была окружена» 95. «Бараньей похлебки недостало, и сунское царство оказалось на краю гибели» 96. [66]
Мудрый правитель при награждении и наказании исходит не из собственных пристрастий, а из пользы государства. Он не награждает того, кто подходит ему, если у него нет заслуг перед государством, и не называет того, кто не угоден ему, если он нужен государству. Поэтому чуский Чжуанван говорил Гунъюну 97: «Кто обладает добродетелью, получает от меня титул и жалованье; кто имеет заслуги, получает от меня поля и жилище. Ты не обладаешь ни тем, ни другим, и я не имею причин тебя награждать». Разве это не разумно? Он отказал ему так, словно никогда ничего иного и не бывало.
Чжоуское правление было совершенным, иньское — устремленным к добру, сяское — деятельным. Деятельное правление доброе, но доброе не обязательно совершенно. Достигший совершенства человек не, преклоняется перед деятельным правлением и не стыдится доброго, хранит внутри себя Благо, ступает по Пути 98, а высшие и низшие пребывают в радости, не ведая, откуда что берется. Владевших государствами много, а знамениты лишь циский Хуаньгун и цзиньский Вэньгун. На горе Тай 99 имеется семьдесят жертвенников, но только Три Государя истинно владели дао. Тогда господа не были чрезмерно требовательны к подданным, а подданные не лукавили с господами. Совершенствуя близких, государи достигали далеких, а последующие поколения восславили их величие. Они добивались славы, не переступая через близких, и никто не мог их превзойти. Держаться обряда, как Сяоцзи 100, можно, но нельзя оспаривать его славы, не овладев тем, что у него внутри. Благородный муж удобство ставит ниже долга, а ничтожный человек долг подчиняет удобству. Разумный успеха достигает без труда; следующий тот, кто трудится, не изнуряя себя; и последний — это тот, кто мучается, а не трудится 101. Древние знали вкус, но не были жадны, нынешние жадны, но не имеют вкуса. Прелесть песен заключена в звуках, но звуков недостаточно для создания прекрасного. Усаживаются вместе, берут инструменты из металла и камня, шелковых нитей и бамбука, играют на них, но этого недостаточно для достижения высшего предела. Тот, кто способен чтить дао, исполнять долг, должен заставить свои страсти — радость и гнев, желание брать и отдавать — быть послушными, как трава ветру. Шаогун 102 во время работ по сбору шелковичного червя и пахоты открывал тюрьмы, выпускал затворников, понуждая народ возвратиться к своим занятиям, исполнить службу. Вэньван отказался от земель в тысячу ли в обмен на отмену казни у раскаленного столба 103.
Мудрец, принимаясь за дело, каждый раз соизмеряется с благоприятным моментом так естественно, как летом носят редкое полотно, а поднимаясь на колесницу, берутся за веревочные поручни. Лаоцзы учился у Шан Юна: глядя на его язык, понял, что следует беречь мягкое 104. Лецзы учился у Хуцзы 105: наблюдая за солнечным столбом, узнал, что нужно держаться позади 106. Мудрец не опережает вещей, но постоянно следит за тем, что их роднит, как дровосек кладет поверх те сучья, что собрал последними 107. Любовь людей друг к другу покоится на долге-справедливости; их множественность сохраняется благодаря принадлежности к общине, а могущество создается их множеством108. Если благие деяния распространяются широко, то и признание силы простирается далеко; чем меньше благотворительность, тем меньше тех, кто [67] подчинится силе оружия. Колокол чем чаще звонит, тем быстрее изнашивается; сальная свеча чем ярче горит, тем быстрее плавится; полосы на шкуре тигра и пятна на шкуре леопарда привлекают охотников, а ловкость обезьян — их ловцов. Цзылу из-за храбрости погиб 109, Чан Хун 110 из-за ума попал в беду: хватило ума, чтобы знать, но не хватило, чтобы не знать. Идущий через пересеченную местность не может ступать, как по шнуру; выходящий из леса не идет по прямой дороге. Ночью путник закрывает глаза и вытягивает руки. В делах есть свой предел, а в уме — свой вред. С тем, кто способен пройти сквозь тьму и вступить в яркий свет 111, можно говорить о совершенном.
Сороки, когда вьют гнездо, уже знают, будет ли ветрено; выдры, роя норы, уже знают, будет ли вода высокая или низкая; хуйму 112 знает, когда будет ясно, а иньсэ 113 — когда дождливо. Поэтому ошибаются те, кто ставит человеческий ум выше ума животных. С постигшим одно какое-то искусство, проникшим в смысл одного речения можно говорить о том о сем, но нельзя ожидать широкого понимания. Нин Ци 114 ударил в бараний рог и запел, и Хуаньгун возвысил его и доверил ему великое правление. Учитель от Ворот согласия 115 был призван ко двору и мэнчаньский правитель 116 залил слезами шнуры от шапки. Петь и плакать может каждый, но высшее в чувстве заключается в том, чтобы каждый звук входил в уши и трогал сердце. Вот почему законы тайского Яо и юйского Шуня были действенны — эти правители понимали людские сердца как никто. Цзяньгун 117 был убит из-за собственной мягкости, Цзыян 118 погиб из-за своей жестокости — они оба не обрели дао. Когда песня звучит, а лада в ней нет, безразлично от «чистых» или «мутных» 119 звуков это происходит; плотницкий шнур отклоняется во вне или внутрь — не важно, а важно, что утрачена прямизна. Чжоу 120 ввел в обращение палочки для еды из слоновой кости, и Цзицзы не смог сдержать стон; лусцы решили класть с покойником фигурки, изображавшие живых людей, и Конфуций тяжело вздохнул121. Оба они — и Цзицзы и Конфуций — умели по началу судить о конце. Так, река течет с гор, а впадает в море; зерно рождается на поле, а хранят его в амбаре. Мудрец, наблюдая, что из чего возникло, постигает то, куда оно придет. В мутной воде рыба задыхается, от жестоких приказов народ впадает в смуту. Если городская стена слишком высока, она непременно обрушится, берег слишком крутой — непременно сползет. Так, Шан Ян 122 установил свои законы, и был четвертован; У Ци 123 ввел клеймение и был разорван колесницами. Управление государством подобно игре на сэ 124: потянешь слишком сильно большую струну — лопнет малая. Поэтому тот, кто слишком резко натягивает поводья, щедро пользуется плетью, не обладает искусством дальней езды.
Звучащий звук слышен не далее ста ли, беззвучный звук распространяется за четыре моря. Вот почему получающий жалованье, превышающее заслуги, оказывается в накладе; а пользующийся славой, превышающей действительность, оказывается в тени. Внутреннее чувство и поступки должны совпадать, тогда и слава присовокупляется — ведь несчастье и счастье не вдруг приходят. От дурного сна не спасет праведное поведение; от худого предзнаменования не спасет доброе правление. Вот почему не имеющие заслуг не должны награждаться парадной шапкой и колесницей, а не свершившие преступления не должны нести кары [68] через топор и секиру. Лишь тот, кто держится прямого, не отступает 4 дао. Благородный муж не отвергает самого малого добра по причине его недостаточности — малое добро накапливается и образует большое не говорит, что малое зло не причиняет боли и потому допустимо,-малое зло накапливается и образуется большое зло. Ведь гора пуха может потопить корабль; масса легкой поклажи способна переломить тележную ось. Благородный муж относится с осторожностью к малому. Однажды выказанная доброжелательность не способна выстроить Добро, но много раз проявленная доброжелательность превращается в Благо. Однажды проявленная ненависть не в состоянии вызвать обиды, но умноженная ненависть порождает ответную злобу. Поэтому добрая слава о Трех государях несет в себе тысячелетиями накопленную хвалу, а дурная слава Цзе и Чжоу имеет в основе тысячелетиями накопленную хулу.
У Неба в распоряжении четыре времени года, у человека — четыре достояния: ничто не определяет форму яснее, чем глаза; ничто не улавливает звука тоньше, чем ухо; ничто не запирает крепче, чем уста; ничто не хоронит глубже, чем сердце. И если глаз видит формы, ухо внемлет звукам, речь правдива, а сердце отзывчиво, то вся тьма вещей обретает соответствие самой себе 125. Если земли ширятся благодаря благим деяниям, и государь почитаем за благие деяния, — это высшее. Если земли ширятся благодаря распространению справедливости, и государь почитаем за справедливость, — это следующее. Если земли ширятся благодаря мощи государя, и государь почитаем за мощь, — это последнее. Поэтому и говорят: «Одномастный — это ван; пестрый — это баван; ни тот, ни другой — обречен на гибель» 126. Некогда два владыки, чета Фениксов, сошли на двор 127, и правители Трех династий приблизились к воротам. Чжоуский двор достиг предела благой деятельности, и чем проще были добрые деяния, тем более далеких они достигали; чем тоньше были благие деяния, тем более близких они захватывали. Благородный муж, будучи истинно привержен добру, остается таким независимо от того, делает он раздачи или нет; а ничтожный человек, будучи истинно лишен добра, остается таким независимо от того, делает он раздачи или нет. Добро, идущее от самого себя, по сравнению с добром от других людей можно сопоставить с расцветом милосердия и Блага 128.
Тот, у кого природное чувство побеждает страсти, процветает, а тот, у кого страсти побеждают природное чувство, погибает. Желающий знать, что есть небесное дао, исследует его меру 129, желающий познать меру земли наблюдает за деревьями 130; желающий узнать, что есть человеческое дао, смотрит на проявление страстей. Не дергайте, не запугивайте, и тьма вещей сама придет к своему порядку. Не теребите, не будоражьте, и тьма вещей сама очистится и успокоится.
С тем, кто уяснил себе лишь один поворот, нельзя рассуждать о преобразовании вещей; с тем, кто постиг лишь один момент, нельзя говорить о великом. Солнце не знает, что есть ночь; луна не знает, что есть день. Солнце и луна дают свет, но не могут светить одновременно. Только вселенная способна вмещать их вместе, и только Бесформенное131 способно охватить собою вселенную. Высокомерный господин не имеет преданных слуг, велеречивый человек необязательно вызовет доверие, дерево в обхват не имеет толстых ветвей, канава в двойной сюнь 132 не вместит, рыбы, заглатывающей лодки. Когда корни слабые, [69] то верхушка короткая, если корневище поранено, то и ветви засохнут. Счастье родится в недеянии, беда происходит от многих желаний, вред родится там, где не предусмотрели все сполна, сорняки родятся там, где не пропалывают. Мудрец делает добро так, как будто боится не успеть; готовится к беде так, будто боится, что не избежит.
Поднимать пыль и хотеть при этом не засорить глаза; переходить вброд и хотеть при этом не замочить подола невозможно. Поэтому познавший себя не держит обиды на других людей, познавший свое предназначение не корит Небо. Счастье от себя зависит, несчастье самим порождается. Мудрец не ищет славы, не бежит от позора, держится правильного, идет прямо, и масса неправильного сама рассеивается. Ныне же отказываются от правильного, гонятся за кривым, отворачиваются от правого и следуют за большинством. Это значит пристраиваться к толпе и не иметь мерила своим поступкам. Дао имеет свои очертания и границы. Недостигший 133 пробует — не имеет вкуса, смотрит — не имеет формы, нельзя его взять и передать другому. Дацзи 134 лечит водянку, трава тинли 135 лечит опухоли, использованные без меры могут, наоборот, вызвать болезнь. Вещи делятся на множество родов и напрасно их корить за принадлежность к тому или другому: только мудрец способен постичь их тонкость. Искусный возничий не забывает своих конях, искусный стрелок не пренебрегает своим арбалетом, искусный верховный правитель не забывает о тех, над кем возвышается. Поднебесная может последовать лишь за тем, кто искренне способен любить ее и приносить ей пользу. Если же не любить и не заботиться о пользе, то и родной сын может восстать на отца. Поднебесной известны очень знатные люди, которые знатны не благодаря высокому положению; есть очень богатые люди, которые богаты не золотом и нефритом; есть очень долголетние, чье долголетие не измеряется тысячелетиями. Они известны благодаря способности возвратиться к первоначальной своей природе, к изначальному сердцу. Они богаты тем, что живут в соответствии с природой чувств и мерой. Они долголетни потому, что понимают различие между смертью и жизнью. Ничтожный человек тот, в речах которого нет правды, в поступках которого нет уместности. Средний человек — это тот, кто постиг одно дело, проник в одно искусство. Мудрец — это тот, кто все покрывает и все совмещает, знает меру талантов и способностей и умело распоряжается ими.
Комментарии
1. Дао — общая категория, обозначающая мировую силу, функция которой заключена в рождении и регулировании жизненного процесса. Однако в древних философских текстах, и в «Хуайнаньцзы» в том числе, оно одновременно предстает как отдельно существующая субстанция, Бесформенное, о котором здесь и в конце главы говорится, что только оно одно способно охватить собою вселенную. Оно также есть «сердце» космоса (пространства и времени), который в свою очередь в «Хуайнаньцзы», как и в более раннем памятнике — «Люйши чуньцю» (III в. до н.э.), иногда отождествляется с Человеком.
2. Уровень, отвес (шнур), циркуль, угольник — эти плотницкие инструменты суть символы совершенных параметров идеального объекта. По происхождению это образность конфуцианского ряда, которому в даосском контексте противополагаются такие категории, как неизмеримое, беспредельное, бесформенное и пр. Это противоположение измеримого и неизмеримого присутствует даже там, где эксплицитно не выражено.
3. ...покрывает и несет на себе — т. е. охватывает сверху и снизу, обнимает окутывает.
4. ...воплотивший дао — даосский идеал мудреца, в котором в высшей степени выражены все требования системы.
5. Правитель — это сердце государства — таким образом устанавливается прямая связь дао хак сердца космоса и правителя, в дальнейшем — сердца правителя как средоточия ума и чувств..
6. ...господа и слуги (цзюнь чэнь) — эти два понятия в данном тексте имеют широкий спектр смыслов: государь и подданные, высшие и низшие, господин и служащие ему.
7. Желтый Предок (Хуанди) — изначально бог земли. Имя ассоциировалось с цветом лессовой земли в очаге китайской цивилизации — долине р. Хуанхэ (Желтой реки). В ханьское время даосская школа стала считать его своим основателем наряду с Лаоцзы. Однако еще в IV — III вв. до н.э., в частности в «Чжуанцзы», заметны признаки неустойчивости такого отнесения.
8. ...сумеречно-, ...предрассветно — речь идет о вселенной, космосе.
9. ...небесному пути — т. е. дао (букв, небесному дао).
10. Сокровенность (сюань, букв, черно-красное) — космическая бездна, недоступная человеческому сознанию.
11. ...чья добродетель совершенна — имеется в виду идеальный правитель, он же-даосский мудрец, воплощение даосского идеала. Слово «дэ», которое здесь переведено как «добродетель», имеет и другие смыслы и соответственно — другие переводы, см., в частности, прим. 14.
12. Перемены (или «Книга перемен» — в пер. Ю. К. Щуцкого, «И цзин») — часть конфуцианского канона. В ханьское время становится особенно популярна благодаря содержащейся в ней концепции развития («изменений», или «метаморфоз», в пер. В. М. Алексеева), представлению о жизненном процессе как потоке метаморфоз. Часть 10-й главы может рассматриваться в некотором смысле как комментарий к отдельным положениям «Книги перемен».
13. «Книга перемен», гексаграмма № 13. См.: Щуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга перемен». М., 1960. С. 170 (в дальнейшем — Ю.К. Щуцкий...), а также перевод на немецкий язык: Iging. Das Buch der Wandlungen. Aus dem Chinesischen verdeutscht und erlaeutert von Richard Wilhelm. Jena, 1924. S. 63 (в дальнейшем — R. Wilhelm...). Цитаты из «Книги перемен» приводятся в 10-й главе не вполне точно в сравнении с современными изданиями. Возможно, это есть результат редактирования: они должны были служить авторитетным подтверждением формулируемого тезиса, и потому в них вносились необходимые коррективы, но, может быть, на то время существовали разночтения. Наш перевод иногда частично расходится с русским и немецким переводами, подчиняясь требованиям контекста.
14. Благо (дэ) — этот термин уже встречался выше и был переведен как «добродетель». Им обозначается вторая по значению после дао категория даосизма, мировая сила, сообщающая всему живому способность реализовать свое предназначение. Е. Крафт в этом смысле переводит его словом Lebenskraft — «жизненная сила» (Kraft E. Zum Huai-nan-tsu. Einfuehrung, Uebersetzung.(Kapitel 1 und 2) und Interpretation // Monumenta serica. 1957. N 16). В социальном контексте его функция проявляется в способности осуществлять необходимые (благие) действия, направленные к благу коллектива (отсюда возможны переводы словами «добродетель», «добрые деяния», «благие деяния», даже «дары и милости»),
15. Милосердие (жэнь), гуманность, или, как перевела Л. Д. Позднеева этот термин в последнем варианте своего перевода «Чжуанцзы» (см.: Позднеева Л. Д. Чжуанцзы. М., 1975. Рукопись), человечность, — изначально категория конфуцианского ряда (одна из так называемых пяти добродетелей: милосердие, долг-справедливость, обряд, или ритуал, отвага, или мужество, знание — в его специфическом для конфуцианства значении). Сфера ее действия — семья, община, государство, понимаемое как большая семья.
16. Долг-справедливость (и) — расшифровка этого понятия в тексте данной главы отличается от изначального смысла у Конфуция, где упор более делался на первом компоненте — долге, теперь явно раскрывается содержание второго — справедливости. Долг выполняется при условии, если требования справедливы, а справедливыми их делает любовь.
17. Благородный муж (цзюныдзы) — конфуцианский этический идеал, живое воплощение конфуцианских добродетелей. Однако в «Хуайнаньцзы» мы наблюдаем тенденцию возвращения этому термину доконфуцианского значения — «лучший муж» (например, в части конфуцианского канона, «Книге песен» в переводе Л. Д. Позднеевой, — «добрый муж», «добрый молодец». Подробнее см.: Литература древнего Востока. М., 1984. С. 219-220).
18. «Книга перемен», гексаграмма № 3; Ю. К. Щуцкий... С. 164; R. Wilhelm... S. 23.
19. Песни (или «Книга песен») — часть конфуцианского канона. Цитату см.: 3.1.9. 4-я строфа. См. вариант перевода в кн.: Шицзин / Пер. A.A. Штукина. М., 1957. С. 349 (в дальнейшем — Шицзин, пер. A. A. Штукина).
20. ...[искреннего] чувства — зд. цин. «чувство», под которым подразумевается присущее мудрецу от природы чувство меры, внутренний ориентир, не дающий поступать во вред дао, природе, людям.
21. Хоудзи — бог зерна (проса), покровитель земледелия, почитался как предок чжоусцев.
22. Юй — мифический герой, покоритель потопа, основатель «династии» Ся (III тыс. до н.э.).
23. «Полное подобно недостающему...» — реминисценция на Лаоцзы. См. в кн.: Древнекитайская философия. М., 1972. Т. 1, С. 128: «Великое совершенство похоже на несовершенное... великая полнота похожа на пустоту» (пер. Ян Хиншуна).
24. Шунь, или юйский Шунь (назван так по месту правления), легендарный правитель китайского «золотого века», второй по значению после Яо (см. след, прим.). В конфуцианском вероучении — мученик, претерпевший многие страдания и за твердость моральных принципов возведенный Яо на престол.
25. Яо, или танский Яо (названный так по месту правления), — мифический правитель китайского «золотого века». Рассказом о борьбе Яо с потопом начинается каноническая «Книга преданий».
26. Цзе (или сяский Цзе) — последний правитель «династии» Ся, основателем которой считался Юй — покоритель потопа (III-II тыс. до н.э.). В традиции за Цзе укрепилась слава порочного и жестокого правителя.
27. ...«хитрый хорек» — в оригинале «ху ли», род хорька. Китайское слово «ху ли» состоит из двух самостоятельных слов: «ху» и «ли», передающих близкие понятия — лиса, хорек, ласка. Однако «ху ли» означает, помимо этого, «хитрый, коварный и жестокий человек» (ср. в русском языке переносное значение «хорек»).
28. «Книга перемен», гексаграмма № 3; Ю. К. Щуцкий... С. 164; R. Wilhelm... S. 27. Колесница (или возничий) и кони — устойчивый символ правителя и народа в китайской философской прозе.
29. «Небесный петух», «вороний клюв» — соответственно пятилетний и двухлетний корень ядовитого лекарственного растения аконита (Aconitum sineuse).
30. Жуны и ди — северо-западные и северные варвары.
31. Отец Цзао — легендарный возничий, знаток коней.
32. Саньмяо — царство Трех мяо, южных варваров, известных по многим древним источникам своей непокорностью.
33. Чжунхан Мюбо — один из представителей знатного и богатого рода Чжунхан в царстве Цзинь (VIII-V вв. до н.э.), прославился физической силой.
34. ...несут разноцветную парчу — в парче ценится узор, цвет, внешний вид; ...несут нефритовый скипетр — нефрит издавна в Китае был оберегом, считалось, что он имеет очистительные свойства, поэтому в нем важен сам материал, а не внешний вид.
35. ...в ком узор не превосходит основы — речь идет о кардинальных эстетических понятиях: вэнь — узор и чжи — природа, природная основа. Под вэнь древнекитайской культуре понимается целый комплекс понятий: от природных пятен и полос на шкуре животных; небесных явлений; письмен, которые были изобретены по образцу следов от птичьих лапок на снегу; вытканного на полотне узора и др. до воспитательного минимума, который превращает человека необразованного и невоспитанного в благородного. Этим термином также обозначается понятие культуры как таковой, а также всякого рода обработанность, отделанность, изящество и вкус. Суть дела состоит постоянном противоборстве вэнь и чжи — узора (формы) и материала (со держания), которые в идеале должны находиться в гармонии (см., например. «Лунь юй», 6.18 //Древнекитайская философия. Т. 1. М., 1972. G. 152, 6.16).
36. Чи — мера длины, около 30 см.
37. Частицы цзин — квинтэссенция живительного эфира ци, составляющего материальную основу Вселенной. В природе они сосредоточены, по «Хуайнаньцзы», в «трех источниках света» (Солнце, Луна, Звезды), а также в ветре и дожде, громе и молнии. В человеке они сконцентрированы в «пяти хранилищах» — легких, почках, желчном пузыре, печени и сердце. Благодаря частицам цзин глаза видят, уши слышат, речи разумны, а мысли проницательны.
38. «Книга перемен», гексаграмма № 1; Ю. К. Щуцкий... С. 163; R. Wilhelm... S. 5.
39. ...исполнил танец... на помосте... — т. е. совершил ритуал, продемонстрировал свои благие намерения и силу добродетели, чем и покорил самых непокорных.
40. Великий Владыка (Тай шан) — похоже, это новый титул, он отчасти напоминает более поздние даосско-буддийские титулы верховных владык Неба. Неизвестно, кто из традиционных китайских божеств здесь имеется в виду и был ли вообще такой ранее.
41. Следующие за ним... — согласно комментарию, Пять владык, с которых начиналась китайская псевдо история, восходящая чуть не к V тыс. до н.э.
42. «Книга песен», 1, 3, 13; то же 1,7, 4. Ср.: Шицзин. Пер. A.A. Штукина, с. 50, а также с. 97.
43. «Книга перемен», гексаграмма № 44; Ю. К. Щуцкий... С. 326; R. Wilhelm... S. 184. Речь идет о том, чтобы не проявлять своей воли и страстей, а чутко улавливать волю народа.
44. Чжоугун — по имени Дань, младший брат Увана, считавшегося (вместе со своим отцом Вэньваном) основателем династии Чжоу (XII в. до н.э.). Чжоугун много сделал для укрепления династии после смерти Увана. Чтится в конфуцианстве за свои добродетели. Здесь: Чжоугун, увидев свою тень, отражавшую неровную поступь, устыдился ее кривизны.
45. Учитель — согласно комментарию, Конфуций. Троекратное превращение зерна — т. е. зерно, росток, колос как символы непреложности порядка «изменений», как проявление закона необходимости, как подтверждение идеи кругооборота.
46. «Книга песен», 2, 4, 7. См. вар. пер.: Шицзин, пер. A. A. Штукина, с. 246.
47. Ср.: «Изречения» («Лунь юй»), 4.16 // Древнекитайская философия: В 2 т. Т. 1. М., 1972. С. 149.
48. Си Фуцзи — дафу (чиновник среднего ранга) в царстве Цао (VII в. до н.э.), некогда принял у себя находившегося тогда в изгнании наследника царства Цзинь по имени Чун Эр. Когда позже, уже заняв престол Цзинь, Чун Эр пошел войной на царство Цао, он приказал воинам обойти ту часть города, где жила семья Си Фуцзи.
49. Сюань Мэн (он же — Чжао Дунь) — человек из царства Чжао, был спасен от верной гибели людьми, которым он помог ранее избежать голода.
50. Мо Се — жена оружейника Гань Цзяна (VI-V вв. до н.э.). В древности были известны два меча, носившие их имена и имевшие славу самых острых.
51. Инь-Ян — в древнекитайской космогонии эфир двух родов (инь и ян), образовавшийся в начале творения из прежде единого эфира ци, наполнявшего небытие-пустоту. Вследствие их противоположной заряженности обеспечивается непрерывный процесс становления во вселенной. Однако здесь внимание сосредоточено не на их правильном круговращении, как обычно, а на их способности приходить в конфликтное столкновение, что вызывает в природе стихийные бедствия. Вероятно, в силу этого они названы разбойниками.
52. ...барабан и палочки — как символ готовности к отражению нападения вывешивались на воротах царства. Барабанная дробь также ассоциировалась с казнью разбойников.
53. Скакуны Ци и Цзи — два из 8 знаменитых скакунов чжоуского Мувана (X в. до н.э.), известного своими «кругосветными» путешествиями.
54. «Книга перемен», гл. Толкования порядка гексаграмм (Сюйгуа-чжуань), ч. 1 (цитата не точная). В русском переводе этого раздела у Ю. К. Щуцкого нет.
55. Ли Чжу — согласно легенде, обладал необычайно острым зрением.
56. Вэньван — основатель династии Чжоу (XII в. до н.э.).
57. «Книга песен», 3, 1, 1. Вар. пер.: Шицзин, пер. A. A. Штукина, с. 329, первая строфа.
58. Гуаиьцзы (или Гуань Чжун, он же Гуань Иу) — первый министр царства Ци (VII в. до н.э.), знаменитый реформатор, способствовавший возвышению своего царства, завоеванию им главенствующего положения среди других царств, за что и пользовался особым почетом. В своем обиходе часто нарушал требования этикета (см., например, его жизнеописание в «Исторических записках» Сыма Цяня). Судя по контексту, это имело место и в тех случаях, когда он являлся ко двору.
59. Цзычань — первый министр в царстве Чжэн (VI в. до н.э.), влиятельный политик, широко известный в древнем мире. Не очень ясно, почему здесь говорится о его мало почетном положении. Возможно, имеется в виду оценка его Мэнцзы (IV-III вв. до н.э.): «Милостив, но не умел управлять» («Мэнцзы», 8.2).
60. Ср. Дао дэ цзин, № 70. Пер. Ян Хиншуна // Древнекитайская философия. Т. 1. С. 136.
61. Хун Янь — согласно легенде, слуга вэйского Игуна (VIII в. до н.э.). Когда северные племена ди напали на царство Вэй, то они съели Игуна, а печень его осталась. Хун Янь вспорол себе живот и вложил внутрь него печень господина (печень у древних китайцев считалась средоточием храбрости и мужества).
62. Ван Цзылюй — известен только по этому эпизоду.
63. Байгун — по имени Щэн, сын чуского Пинвана (V в. до н.э.), хотел посадить Цзылюя на престол, но тот отказывался. Тогда Байгун решил принудить его к согласию и ударил копьем, но Цзылюй и раненый не принял престол.
64. Здесь имеется в виду эпизод, когда царство Цзинь, идя походом на царство Го, попросило прохода через Юй. Юйский правитель сначала им отказал, но, прельщенный нефритом из Чуйцзи, почитавшимся как сокровище, дал дорогу. Цзиньцы же, одержав победу над Го, на обратном пути разбили и Юй.
65. Три Государя — основатели династий Ся, Шан, Чжоу — Юй, Тан, Вэньван вместе с сыном Уваном.
66. Во И — конфуцианский праведник, с ним связана следующая легенда: когда У ван поднялся в поход на нечестивого правителя Чжоу Синя, Бо И и его брат Шу Ци повисли на уздечке его коня, пытаясь этому воспрепятствовать, поскольку по конфуцианским правилам младший (низший) не может поднятъ руку на старшего (высшего). Не преуспев в этом деле; Бо И и Щу Ци Удалились на гору Шоуян, чтобы не ступать по земле супостата, и умерли там с голоду.
67. Чжоу — имеется в виду Чжоу Синь (XI в. до н.э.), последний правитель династии Шан-Инь, так же как и Цзе, в конфуцианской традиции олицетворение зла и порока.
68. Барабан (в том числе китайский) обладает постоянной настройкой на относительную высоту, в отличие от темперированного строя других инструментов, в частности, струнных.
69. Шэнь Си — согласно легенде, он потерял свою мать, и она нищенствовала на дорогах. Известен только по этому эпизоду.
70. Фу Чай — правитель царства У (V в. до н.э.), нанес поражение писцам при Айлине в 489 г. до н.э.
71. Учитель говорит... — комментатор утверждает, что следующие за этим те принадлежат Конфуцию, однако не отсылает ни к какому тексту.
72. Здесь феникс и цилинь (фантастическое животное) служат символом совершенства. Кроме того, существовало поверье, что феникс (или чета фениксов — фэн и хуан) слетает, а цилинь появляется во времена благостного правления.
73. Колесник Ян — притча известна из «Чжуанцзы» (правда, там колесник носит имя Пянь). См.: Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая. Ян Чжу, Лецзы, Чжуанцзы / Пер. Л. Д. Позднеевой. М., 1967. С. 202-203.
74. И Ляо — легендарный лекарь.
75. ...дева задумчива... муж печален... — комментатор поясняет это место через напоминание о том, что весна — это время смены эфира инь животворны эфиром ян, а осень — время ухода ян и прихода инь, несущего смерть (сон) живому. Кроме того, весна — время свадеб, а осень — военных походов и охот.
76. Тайгун Ван — наставник Увана.
77. Чунхоу — подвластный иньцам правитель времен Чжоу Синя.
78. Элай — слуга иньского Чжоу Синя.
79. ...малые люди (или в иных контекстах — ничтожные люди) — антипод благородных мужей, противостоят им по социальным, нравственным и эстетическим параметрам.
80. Цзицзы, что от Восточных ворот — легендарный древний государь.
81. Все высокое ценит левую сторону — в древности на боевой колеснице благородный воин стоял с левой стороны, в мирное время почетному седоку предлагали левую сторону, а колесница — символ государственного управления.
82. Комментарий говорит о составлении Цзычанем некоего уложения о наказаниях, но, как кажется, здесь речь идет о другом: о том, что он был мастером судебного красноречия и успешно вел эти дела.
83. По-видимому, имеется в виду система наследования власти в семье и государстве в далекие времена.
84. В военном деле через великое постигается малое — т.е. сначала выстраивается стратегия, а потом разрабатывается тактика.
85. Комментаторы древности и сегодняшние затрудняются в адекватном переводе этого фрагмента — не совсем ясна его связь с последующей фразой.
86. Циский Хуаньгун — носил титул бавана, т.е. главы союза царств, признанный таковым не на основе права, а благодаря военной мощи его царства.
87. Цзиньский Вэньгун — жил в VII в. до н.э., так же как Хуаньгун, имел титул бавана.
88. Гуань Иу — см. прим. 58, советник Хуаныуна.
89. Байли Си — помощник циньского Мугуна (см. след. прим.).
90. Циньский Мугун — правитель царства Цинь в VII в. до н.э., добившийся титула бавана.
91. Вэйский Ухоу — или Угун, правил в Вэй в течение 55 лет в IX-VIII вв. до н.э. Согласно комментарию, эти слова он произнес в возрасте 95 лет.
92. Би Гань — по разным версиям, либо дядя, либо брат Чжоу Синя. Легенда говорит о том, что Чжоу Синь, не слушавший наставлений брата (или дяди), приказал рассечь ему грудь, чтобы посмотреть, действительно ли в сердце мудреца семь отверстий.
93. ...голубовато-зеленую яшму — вернее, нефрит (в китайском языке это одно и то же слово), ценившийся как самый прекрасный.
94. …и ни о чем не пожалел — история о Бо И и Шу Ци очень популярна в древних источниках. Там мы находим несмолкающую дискуссию на тему, пожалели ли они о своем поступке перед смертью или нет. Начало ей положил Конфуций, сказав: «Они стремились быть добродетельными и были ими, о чем же жалеть?» Другое мнение выражает автор «Жизнеописания Бо И» Сыма Цянь спустя 400 лет после Конфуция (Китайская классическая проза в переводах акад. В.М. Алексеева. М., 1959. С. 127).
95. В основе этой фразы лежит следующий исторический эпизод: в царстве Чу на приеме были посланцы царств Лу и Чжао. Чусцы привезли для чуского вана вино. Известно было, что дино из Лу слабое, а из Чжао крепкое. Главный виночерпий потребовал для себя вина у Чжао, но чжаосцы отказали. В отместку чиновник преподнес чускому вану под видом чжаоского вино из Лу. Луский ван, подумав, что чжаосцы поят его слабым вином, поднял войска и осадил Ханьдань, столицу Чжао.
96. Имеется в виду предание о том, как во время войны с царством Чжэн сунский полководец Хуаюань, чтобы накормить воинов, зарезал барана, но возничему Хуаюаня не досталось куска. Обиженный возничий во время боя вынес колесницу Хуаюаня прямо в чжэнские ряды, и Хуаюань был схвачен.
97. Чуский Чжуанван правил в VII в. до н.э., Гунъюн — его слуга.
98. Благо (дэ), Путь (дао) — здесь явно ощущается стремление авторов к обожествлению персоны императора (в ханьское время правители Трех династий воспринимались как императоры).
99. На горе Тай правителями приносились жертвы Небу и Земле. Эти жертвоприношения в императорское время в особенности связывались с получением от Неба мандата на правление.
100. Сяоцзи — сын иньского правителя Удина, или Гаоцзуна (XIII в. до н.э.). Однако смысл ссылки на него здесь не ясен.
101. Ср. фрагмент на ту же тему в «Изречениях» («Лунь юй»), 16.10 // Древнекитайская философия. Т. 1. С. 146.
102. Шаогун — псевдоисторическая личность, связываемая в эпической традиции с начальной историей правления чжоуских царей.
103. ...казни у раскаленного столба — казнь была изобретена Чжоу Синем и заключалась, по одной версии, в том, что человека привязывали к раскаленному металлическому столбу, по другой — заставляли бежать по смазанному жиром и скользкому металлическому бревну, в конце концов он падал на раскаленные угли.
104. Ко II в. до н.э. в Китае начинают складываться иконография и жития основателей философских школ, в том числе и Лаоцзы. Исторические и полулегендарные личности предстают в роли «апостолов», получивших знания непосредственно от чудесных учителей, общающихся таинственным языком знаков. Якобы Шан Юн при встрече с Лаоцзы показал ему язык, и Лаоцзы понял, что язык мягче зубов, а зубы погибают прежде. Отсюда он вывел положение: «Твердое и крепкое — это то, что погибает, а нежное и слабое — это то, что начинает жить» (пер. Ян Хиншуна. Древнекитайская философия. Т. 1. С. 137). Шан Юн предположительно жил при династии Шан-Инь (XVII-XI вв. до н.э.), в то время как Лаоцзы — в VI-V вв.
105. Лецзы — философ VI в. до н.э. Сохранилось философское сочинение под названием «Лецзы», которое, по мнению большинства ученых, принадлежит более позднему времени, хотя это не исключает того факта, что отдельные его части имеют раннее происхождение.
106. Хуцзы (или Хуцзы Линь, а также Хуцюцзы Линь, Учитель с Чаши-горы — в переводе Л. Д. Позднеевой) — легендарный учитель Лецзы. Фрагмент из «Лецзы», который здесь имеется в виду, содержится в 8-й главе этого памятника (Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая. Ян Чжу. Лецзы. Чжуанцзы / Пер. Л. Д. Позднеевой. М., 1967. С. 118. Подробнее о Хуцю Цзылине см.: там же. С. 336).
107. Речь идет о том, что связь явлений проясняется только в конце цепочки аналогий. Ср. ниже высказывание: «Мудрец, наблюдая, что из чего возникло, постигает то, куда оно приведет». Построение цепочки соположений, ее выстраивание уподобляется складыванию копны хвороста от одной ветки ц множеству, снизу — вверх.
108. Пример использования эпических ценностей для разработки основ государственного строительства.
109. Цзылу из-за храбрости погиб — Цзылу (или Чжун Ю), ученик Конфуция служил вэйскому Чугуну, оставаясь верным ему во время мятежа; во что бы то ни стало стремился проникнуть во дворец, где тому грозила смерть, в результате погиб сам (см.: Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 5. М., 1987 С. 119).
110. Чан Хун — чжоуский дафу, служил Цзинвану (VI-V вв. до н.э.), оказался замешанным в заговоре и был убит Цзинваном. Известен своим умом, способностью общаться с духами (что трактовалось как обладание особой духовной силой), Конфуций у него учился музыке.
111. ...пройти сквозь тьму и вступить в яркий свет — т. е. постигнуть скрытый, тайный смысл вещей и обрести новое видение вещей и их связей.
112. Хуйму — мифическая птица с ядовитым опереньем, ее крик предвещает ясную погоду.
113. Иньсэ — самка хуйму, ее крик предвещает дождливую погоду.
114. Нин Ци — родом из Вэй, по делам торговли был в царстве Ци, ночевал за городскими воротами вместе с другими купцами. Циский Хуаньгун, выйдя в ночью на прогулку, услышал песню, которую пел Нин Ци. В песне пелось о н тягостном положении вещей в Поднебесной.
115. Учитель от Ворот согласия (Юнмэнцзы по имени Гу), известный плакальщик, живший в Ци у этих ворот.
116. Мэнчаньский правитель — циский министр Тянь Вэнь, Мэнчань — его вотчина (IV-III вв. до н.э.).
117. Цзяньгун — правитель царства Ци, был убит своим подданным в 481г. О необходимости удалить его из окружения гуна говорили верные ему люди, однако гун не хотел проявить твердости (подробнее см.: Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 5. С. 61-62).
118. Цзыян — первый советник правителя Чжэн, согласно комментатору — приверженец системы наказаний, убит в 411 г. собственным правителем.
119. Звуки «чистые» — высокие, нежные, мягкие; звуки «мутные» — низкие, глубокие, грубые (муз.).
120. Иньский Чжоу Синь ввел в обращение палочки для еды из слоновой кости вместо обычных деревянных; Цзицзы, его родич, вздохнув, сказал, что за? ними последуют и нефритовые бокалы, изысканные яства, роскошные одежды, высокие башни и пр.
121. ...и Конфуций тяжело вздохнул — переводчик «Хуайнаньцзы» на современный китайский язык Чэнь Гуанчжун считает, что Конфуций огорчился тем, что обычай принесения в жертву людей, хотя бы и в виде деревянных фигурок, не изжил себя («Хуайнаньцзы» и чжу. Чанчунь, 1990. С. 478). Другие комментаторы не комментируют это место.
122. Шан Ян — политический деятель IV-III вв. до н.э.
123. У Ци — политический деятель IV-III вв. до н.э.
124. Сэ — струнный музыкальный инструмент.
125. ...обретает соответствие самой себе — речь идет о проблеме адекватности восприятия внешних предметов, возможности их точного отображения внутри себя и, как следствие этого, воссоздания в образах. Однако здесь слышится только намек на обсуждение этой проблемы, актуальной она станет в первых веках н.э. (см., например, «Оду изящному слову» Лy Цзи).
126. «Одномастный — это ван...» — эта фраза связана с предыдущей, в которой проводится градация между высшим, средним и низшим государями. Здесь с помощью цитаты из «Сюньцзы» (см.: Чжуцзы цзичэн. Т. 2. Пекин, 1956. С. 136) подтверждается та же мысль. Сравнение государя с одномастным бы ком оправдано тем, что именно бык чистой масти мог приноситься в жертву во время главного жертвоприношения — чистая масть в сознании людей связывалась с причастностью к божественной сфере. В жертвоприношениях более низкого ранга допускалась примесь другой масти, но никогда не допускалась пестрота. В целом речь идет опять-таки об обожествлении высшей власти.
127. …два владыки — комментаторы затрудняются дать однозначное толкование этому месту: кто именно подразумевается под этими «владыками».
128. Эта фраза содержит намек на начало главы, где говорится о том, что милосердие и Благо рождаются тогда, когда утрачивается дао.
129. ...исследует его меру — здесь имеется в виду движение небесных тел относительно друг друга, их взаимное расположение постоянно изменяется, однако в этом изменении есть свое постоянство (мера, или «число»).
130. ...наблюдает за деревьями — в дереве, по представлениям древних, воплощались силы земли.
131. Бесформенное — или «не имеющее формы», зд. Дао, о котором речь шла в первых строках главы.
132. Двойной сюнь — по современным меркам, около 5 м шириной.
133. Недостигший — т.е. не достигший высшей степени постижения мира.
134. Дацзи (букв, большая алебарда) — одна из разновидностей молочая, Euphorbia Pekinensis.
135. Тинли — крупка перелесковая, или дубравная (бот.), Draba nemorosa.
