В нескольких предыдущих разделах мы рассмотрели развитие событий на Дальнем Востоке за последние годы в их последовательности и их взаимодействии с внутренним экономическим и политическим положением обоих непосредственных участников этих событий — Японии и Китая. Но, как следует уже из того, что было сказано раньше, конфликт на Дальнем Востоке имеет мировое, а не только местное значение и выходит далеко за пределы японо-китайских отношений. Конфликт этот есть выражение той империалистической борьбы за господство над Китаем и на Тихом океане, которая с особенным ожесточением ведется между Японией и Америкой.
С Тихим океаном и особенно с Китаем американский империализм связывают важные интересы. Достаточно сказать, что за последние годы Америка выдвинулась фактически на первое место в импортной торговле с Китаем и что ее обороты с этой страной и со всей Азией растут быстрее оборотов американской торговли с другими частями света. В Китае американский империализм усматривает важнейшее поле своей будущей экспансии.
«Медленно и для многих незаметно, но с такой же определенностью, как если бы это было актом судьбы, САСШ поворачиваются спиной к Атлантическому океану и лицом к Тихому. Со своего дозорного пункта в Золотых воротах Сан-Франциско они смотрят на отдаленные берега Китая, где лежит их будущее. Ибо промышленная экономика, которую создали американцы, требует британских рынков для товаров, производимых на американских фабриках. Европа в быстрой последовательности закрывает свои двери для американских товаров. Азия, с другой стороны, только теперь готовится стать рынком перворазрядной емкости»{48}. [129]
Соответственно внешнеполитические проблемы, связанные с Китаем, имеют для империализма Соединенных штатов совершенно исключительное значение.
«Как одна из величайших тихоокеанских держав САСШ в настоящее время безвозвратно связаны с политикой Восточной Азии. САСШ вынуждены играть важную, быть может определяющую роль в конфликте интересов в Тихом океане»{49}.
В послевоенный период взаимоотношения между империалистами на Дальнем Востоке характеризуются все обостряющимися столкновением между Америкой и Японией. Япония, слабейшая в экономическом отношении, но располагающая огромными военно-стратегическими преимуществами благодаря своей территориальной близости к Китаю, открыто ведет захватническую политику, направленную к аннексии Манчжурии и разделу остального Китая, с захватом львиной доли в свою пользу. Но раздел Китая, осуществленный под главенством Японии или на основе договора между Японией и Англией, не выгоден и решительно не приемлем для Америки, которая стремится к господству над Китаем в целом. Отсюда новое обострение в послевоенный период борьбы Америки за «открытые двери» в Китае. При Всей своей внешней безобидности эта американская доктрина, выдвинутая еще в 1899 г., является орудием наступательной политики, орудием установления в Китае монопольного господства американского империализма.
Не располагая в противоположность Японии специальными «удобствами» на Азиатском континенте (где он не имеет даже опорных баз, могущих сравниться с японскими или английскими), империализм САСШ добивается своей цели методами экономического и политического проникновения, которые он противопоставляет японскому военному «вгрызанию» в Китай. Отстаивая против других империалистов территориальную и административную целостность Китая, он отстаивает целостность своей собственной сферы влияния, нераздельное господство над которой является одной из основных целей империалистической политики. Соединенных штатов.
Захват Японией Манчжурии колоссально обострил японо-американский конфликт на Тихом океане. С самого начала американский империализм занял сдержанную, выжидательную, [130] но по существу совершенно непримиримую позицию. Уже через несколько дней после начала японской интервенции в Манчжурии американское правительство в своем меморандуме от 22 сентября 1931 г. повторно выражает свое недовольство («крайнее сожаление») по поводу событий, возлагает ответственность за эти события на Японию, напоминает о договоре девяти держав и подчеркивает, что
«...создавшееся положение касается не только Японии и Китая, оно морально, юридически и политически затрагивает и другие нации».
Япония получает таким образом первое предупреждение. Последующая американская дипломатическая перелиска по манчжурскому вопросу свидетельствует о растущей тревоге американского империализма. Но позиции последнего в этом вопросе полностью развертываются только в течение 1932 г., и тогда же становится очевидным, что отсутствие более действенного протеста со стороны Америки объясняется главным образом ее внешнеполитической изоляцией.
Непримиримая по существу позиция, занятая Америкой по отношению к манчжурскому захвату, нашла себе яркое выражение в американском меморандуме от 7 января 1932 г., направленном Японии и Китаю тотчас после взятия японскими войсками Цзинчжоу и Шанхайгуаня. Американское правительство заявило, что
«...оно не может считать законным никакое положение de facto и не намерено признать никакие предшествующие соглашения между указанными правительствами или их агентами, которые (соглашения) могут причинить ущерб правам Соединенных штатов или граждан САСШ в Китае, в том числе правам, связанным с суверенитетом, независимостью или территориальной и административной целостностью Китайской республики и определяемым обычно понятием «политики открытых дверей».
Американское правительство заявило также, что оно не признает никакого фактического положения, созданного методами, противоречащими пакту Келлога.
Распространение японской агрессии на Собственно Китай, японское вторжение в Шанхай и угроза Нанкину (которые являются важнейшими центрами и американского влияния в Китае) привели к дальнейшему обнажению из обострению японо-американского конфликта.[131]
«Шанхайские события совершенно переориентировали: здешнее общественное мнение, — писал японский агент Кинней в конфиденциальном докладе из Нью-Йорка 5 февраля{50}, — в кругах, которые были дружественны по отношению к Японии или по крайней мере готовы были примириться с ее политикой, сейчас ощущается в большинстве случаев сильнейшее негодование по адресу; Японии».
Общеизвестно, что в Шанхае создалась обстановка явного Морального содружества между американскими кругами и американскими военными силами, с одной стороны, и китайской буржуазией и китайскими милитаристами — с другой. В той мере, в какой эти последние участвовали в обороне Шанхая, они несомненно вдохновлялись именно этой американской поддержкой, символизированной знаменитым эпизодом с пушками на границе международного сетлемента (белогвардейские волонтеры держали эти пушки направленными против китайских позиций, тогда как сменившие их американцы тотчас повернули пушки против японцев).
Во время шанхайских боев антияпонская позиция Америки впервые нашла себе выражение в определенном общественном движении в лагере американской буржуазии и в частности в попытках — правда, довольно бесплодных — проповедывать проведение в Соединенных штатах антияпонского бойкота (официальные круги в Вашингтоне решительно высказались против этого бойкота, откровенно заявляя, как это сделал сенатор Бора, что «бойкот — это война»).
«Телеграммы о бомбардировке Шанхая, — сообщает например корреспондент «New York Times» из Сан-Франциско (от 13 февраля), — создали в здешнем обществе атмосферу, которая по своей напряженности походила до некоторой степени на состояние умов в месяцы, предшествовавшие вступлению Америки в мировую войну... Война в Шанхае обсуждается так, как будто сражения происходят за углом. Здесь понимают, что на карту, поставлены крупнейшие американские интересы в Тихом океане».
В этой именно обстановке последовало опубликование демонстративного письма американского государственного секретаря Стимсона на имя сенатора Бора от 23 февраля, [132] — письма, которое является важной вехой в развертывании американской позиции в отношении Дальнего Востока. В этом письме Стимсон категорически отверг японские предложения и устремления к пересмотру Вашингтонского договора девяти держав, гарантирующего целостность Китая, равно как и к пересмотру зафиксированного в этом договоре принципа «открытых дверей».
Больше того, категорическое заявление свое по этому пункту Стимсон подкрепил прямой угрозой по адресу Японии — угрозой отмены вашингтонских постановлений о морских вооружениях, установивших предельный тоннаж линейных судов и авиаматок пяти морских держав и одновременно воспретивших сооружение или укрепление морских баз в западной части Тихого океана, т. е. обеспечивших Японии господство над всеми восточноазиатскими водами. Иначе говоря, если отпадет договор девяти держав о Китае, то одновременно отпадает все, что формально сдерживало военную подготовку САСШ, направленную против Японии.
Угроза отмены вашингтонского соглашения о морских вооружениях была направлена не только против Японии, но и против Англии, которая и по финансовым причинам и в силу общего соотношения ресурсов имеет серьезные основания опасаться за себя в случае ничем не ограниченного соперничества с САСШ в дорогостоящем военно-морском строительстве.
Письмо Стимсона содержало в себе к тому же прямое приглашение по адресу Англии и других держав присоединиться к американской позиции по манчжурскому вопросу и намекало на возможность международного выступления с целью вынудить Японию к отступлению.
«Если письмо Стимсона имеет какой-нибудь смысл, — писал выходящий в Шанхае американо-китайский журнал{51}, — а мы думаем, что оно имеет смысл, то оно означает, что Америка немедленно приступает к подготовке к борьбе, которая неизбежно должна развернуться».
Знаменательно, что в последующем письме на имя сенатора Бингхема (от 4 апреля 1932 г.) тот же Стимсон характеризовал положение на Дальнем Востоке как такое,
«...когда все элементы стабильности стоят под угрозой и когда на Востоке может снова наступить один из тех исторических моментов, которые могут повергнуть в [133] смятение весь мир», «Стимсон фактически утверждает существование американской гегемонии на Тихом океане, — пишет Сокольский{52}. — Законами Тихого океана являются: договор девяти держав, пакт Келлога и политика «открытых дверей». САСШ являются судьей международного поведения. САСШ предопределяют, каковы должны быть взаимоотношения между Японией и Китаем».
Американская доктрина получила дальнейшее развитие в последующих выступлениях того же Стимсона 8 августа 1932 г. в речи, произнесенной на заседании Совета внешних сношений (общественная организация) в Нью-Йорке, он) заявил, что пакт Келлога ликвидирует прежний порядок нейтралитета и невмешательства в международные конфликты со стороны третьих держав и иллюстрировал это утверждение ссылками на шаги, предпринятые Америкой в советско-китайском конфликте 1929 г., и главное в Нынешнем японо-китайском конфликте. Ссылаясь — впрочем, как мы увидим ниже, без достаточных оснований — на постановление пленума Лиги наций от 11 марта 1932 г. относительно непризнания ситуации или договоров, созданных методами, противоречащими пакту Лиги наций, Стимсон заявил:
«Если мы одни отказываемся признать плоды агрессии, это может быть не важно для агрессора, но если это делает вся группа цивилизованных наций, то это приобретает неслыханное ранее значение».
В речи, произнесенной 1 октября 1932 г., Стимсон заявил:
«Нынешний кризис в Манчжурии является не только ударом по торговым интересам Соединенных штатов, но и угрозой тем великим мирным договорам, которые были задуманы после войны нациями всего мира в их попытке предотвратить повторение подобного бедствия».
Стимсон ссылался на традиционную политику Америки в Китае и подчеркнул крупное значение восточных рынков, торговля с которыми Соединенных штатов растет быстрее, чем торговля с какими-либо другими частями земного шара, и в течение ближайшего (столетия будет представлять огромную мировую важность.
Наконец в речи от 27 октября Стимсон снова указывал, что точка зрения Соединенных штатов, настаивающих [134] на «непризнании результатов агрессии», стала якобы признанным принципом международных отношений и получила поддержку со стороны пленума Лиги наций..
В этой последней части утверждение Стимсона отражает в большей степени благие пожелания американского империализма, чем действительность. Это однако не изменяет американской позиции, которая была дополнительно засвидетельствована фактом сосредоточения всех главных военно-морских сил Соединенных штатов в Тихом океане, куда атлантическая флотилия была переведена весной якобы для маневров и где она остается до весны 1934 г. Но наиболее яркое выражение американская позиция получила в повторных и настойчивых попытках путём закулисных переговоров привлечь Англию и Францию к единому фронту против Японии. Этой цели служили и поездки Стимсона весной 1932 г. и переговоры сенатора Рида летом и осенью того же года; она же имелась и имеется в виду во всех маневрах американского империализма в вопросе о разоружении и в вопросе о долгах. Не будет преувеличением утверждать, что внешнеполитическая изоляция Японии в Европе и создание общего антияпонского фронта являются в настоящее время одной из центральных задач американской внешней политики. В течение всего 1932 г. наблюдалось явственное обострение японо-американских отношений. Оно особенно сказалось в позиции части японской прессы, связанной с военными кругами, которая совершенно открыто говорит об японо-американской войне как о неизбежности.
«Война на Тихом океане должна стать шагом на пути к осуществлению гармонии между Востоком и Западом и достижению высокого уровня человеческой цивилизации, — писала газета «Кокумин» в конце сентября 1932 г. — Мы не любим войны, но не нам спорить против велений судьбы».«Япония и САСШ были Некогда Друзьями, ныне же стали непримиримыми врагами», — заявила газета «Нихон» от 20 августа, и та же газета 7 октября находила, что «настал час принять окончательное решение в отношении стремлений САСШ».
Даже умеренная минсейтовская газета «Хоци» от того же 7 октября выступила с заявлением, что
«Япония находится накануне такого положения, при котором возможна возникновение прямого столкновения с Америкой». [135]
С американской стороны особенно резкими откликами прессы были встречены шанхайские события и признание Японией Манчжурского государства. «Наше правительства не может последовательно игнорировать этот вызов со стороны Японии», — писал «New York Times» в середине сентября 1932 г. По свидетельству нью-йоркского корреспондента лондонского «Times» от 12 октября 1932 г., «вопрос о Манчжурии становится для Соединенных штатов наиболее жгучим из всех вопросов, возникавших со времени войны». Высказывания американской прессы, в частности газетного треста «Скриппс Ховард», бесспорно свидетельствуют о том, что понимание этого факта становится доступным все более широким слоям американской буржуазии.
Разумеется американский империализм отнюдь не монолитен в дальневосточном вопросе, который к тому же все еще мало «вынесен на улицу» и все еще играет второстепенную роль в политической жизни американских мелкобуржуазных и фермерских масс. Остатки провинциализма американской буржуазии сказываются в таких актах, как проведение в 1932 и 1933 гг. продиктованного групповыми интересами сахарных и табачных плантаторов закона о так называемой «независимости» Филиппинских островов{53}, явно расходящегося о общей линией дальневосточной политики САСШ. Далее значительная часть американской прессы и в частности газеты Херста находятся под влиянием капиталистических группировок, которые, потому ли, что они непосредственно связаны, с японским рынком, или потому, что не связаны с китайским, требуют, чтобы американская политика избегала конфликта с Японией и вообще осложнений на Дальнем Востоке. В связи с выступлениями Гувера и Стимсона эта часть прессы вела довольно громкую кампанию против непосредственного вмешательства САСШ в дальневосточный конфликт и доказывала, что подобное вмешательство означает войну...
«Почему мы должны протестовать, если 60 млн. японцев оказываются способными забрать нужную им землю у 400 млн. китайцев? Все это как-нибудь образуется впоследствии без вмешательства с нашей стороны», — [136]
писал Артур Брисбейн, передовик газеты Херста, в октябре 1932 г. В самой руководящей верхушке американского капитализма несомненно происходит в связи с дальневосточным вопросом внутренняя борьба: группа Моргана, издавна ориентирующаяся на сближение с Францией и Японией (это она выдвигала в 1927 г. проект крупного займа ЮМЖД), круги, связанные с сельским хозяйством среднего Запада, судьба которого зависит не от азиатских, а от европейских рынков, наконец капиталистические группировки, интересы которых ограничены Южной и Центральной Америкой, — противодействуют по мере возможности той активной антияпонской политике, на которой настаивают круги, связанные с тяжелой промышленностью, с военной промышленностью, с армией и флотом, с буржуазией Тихоокеанского побережья, с китайским рынком».
В связи с этим нужно отметить определенное расхождение в высказываниях по дальневосточному вопросу Стимсона, с одной стороны, и Гувера и Кестля (заместителя Стимсона) — с другой. В одной из своих речей в августе Гувер характеризовал свою «доктрину непризнания» как такую, которая требует непризнания территориальных захватов, осуществленных в нарушение мирных договоров. Японское министерство иностранных дел поспешило подчеркнуть ограничительный смысл этой формулировки, которая якобы даже не относится вовсе к Манчжурии, где не было формально территориального захвата. Кестль со своей стороны не раз выступал с заявлениями, в которых он подчеркивал отсутствие у Соединенных штатов враждебности по адресу Японии. В апреле 1933 г., уже после смены правительства в САСШ, Кестль, выступая в качестве частного лица на пленуме Американской академии социальных и политических наук в Филадельфии, пытался даже «разъяснить» доктрину, Гувера — Стимсона в том смыслив, что она якобы вовсе не означает категорического отказа от признания нового манчжурского режима.
В значительной мере эти расхождения являются попросту выражением разделения труда, ибо нужно помнить, что Америка ни в военном, ни в политическом отношении не была готова к открытому столкновению один на один с Японией. В какой-то части однако этот разнобой должен явиться отражением внутренней борьбы; о которой шла речь выше и которая неизбежно будет усиливаться [137] по мере того, как развитие дальневосточной ситуации потребует от Америки все более решительного и открытого выступления. Линии этой борьбы в некоторой отдаленной степени совпадают даже о линиями междупартийной борьбы в Соединенных штатах, так как демократы являются традиционными противниками конфликтов в Тихом океане, что однако не помешало Рузвельту в январе 1933 г., солидаризироваться — правда в осторожной форме — с доктриной Стимсона — Гувера в отношении Манчжурии. Во всяком случай эта борьба не изменяет генеральной линии американского империализма, непримиримой по отношению к Японии и остающейся важнейшим перманентным фактором в дальнейшем развитии событий на Дальнем Востоке.
«Япония со всей определенностью методически готовится силой изгнать Соединенные штаты из западного Тихого океана»,
заявил 5 октября 1933 г. в интервью с представителем канадской печати известный американский публицист Эптон Клоз, возвращаясь из путешествия по Дальнему Востоку.
«Если история имеет какое-нибудь значение, — пишет новейший исследователь американской политики на Дальнем Востоке Дулесс, — то Стимсону нельзя действовать иначе... Япония бросила нам прямой вызов... только время покажет, чем все это кончится»{54}.
Монополистическим устремлениям Японии противостоят столь же монополистические притязания американского империализма на тот же объект — Китай. Америка исторически втягивается в конфликт на Тихом океане, который в конечном счете не может иметь другого разрешения кроме насильственного.
«Ничто, имеющее отношение к весовым или даже невесовым элементам политики и экономики, не представляет большей достоверности, чем то, что Америка либо сумеет изменить нынешнее положение и ход событий на Дальнем Востоке и в Тихом океане, либо должна будет драться за свое собственное существование».
Это писал американский публицист Миллард в 1921 г.; это сугубо верно применительно к настоящему времени.
Руководящие круги американского капитала не могут не отдавать себе отчета в том, какие перспективы открывают захват и укрепление Японии даже в одной только Манчжурии, [138] где японский империализм, как уже оказано, приобретает заповедную базу и плацдарм, увеличивающие его военную мощь и позиции против САСШ и СССР. Само собой разумеется, что представление, будто САСШ в силу своего неисправимого пацифизма или по другим причинам не способны отстаивать свои интересы в Китае в случае надобности военной силой, является полнейшим вздором. В своей собственной сфере, в Латинской Америке, САСШ за последние 35–40 лет осуществили, по подсчетам английского автора{55}, 4 вооруженных интервенции на Кубе, 5 — в Панаме, 6 — в Доминиканской республике, 6 — в Никарагуа, 1 — в Гаити, 2 — в Мексике, 1 — в Колумбии, 1 — в Коста-Рике и 6 — в Гондурасе. И в западном бассейне Тихого океана, где в силу политических и географических условий САСШ вынуждены действовать другими методами, пацифизм Америки довольно относителен. «Все привыкли считать нас мирным народом, — писал в журнале «Liberty» в январе 1932 г. бывший начальник военной авиации САСШ ген. Митчель по поводу надвигающегося столкновения с Японией, — но в действительности Америка — одна из самых воинственных великих наций на земле и в то же время наименее подготовленная к войне». Что касается в частности Китая, то известный американский журналист Гиббоне, ссылаясь на нахождение в Бейпине и Тяньцзине американских гарнизонов, писал в газете «New York Times» от 14 февраля 1932 г. следующее:
«30 лет спустя после захвата Филиппин мы можем констатировать, что мы оккупируем китайскую территорию уже в течение целого поколения. Со времени беспорядков 1927 г. мы вместе с Англией, Японией, Францией и Италией участвуем в содержании военных сил в Шанхае. Мы играем крупнейшую роль в полицейской охране рек Янцзы и Кантонской. Наша армия и флот действуют в Китае, опираясь на перманентную базу на Филиппинах, и мы содержим высокоразвитые морские базы на Гавайских островах. Когда мы раньше заверяли Китай, что мы его друг и стоим на его стороне против захватнических иностранных аппетитов, мы не имели сил за собой. В настоящее время Китай уже три декады находится в сфере наших военных операций».
Между тем САСШ несомненно отстали от своих соперников [139] и противников в доле военной подгоговки вообще и подготовки к морской и воздушной войне на Тихом океане в частности. Морской флот САСШ долгие годы, находился в некотором загоне и нужно не мало времени, чтобы нагнать упущенное{56}. Далее американский капитализм ранен мировым экономическим кризисом сильней пожалуй, чем другие руководящие капиталистические страны, и этот кризис, в конечном счете разумеется усиливающий наступательный характер американской внешней политики — и в частности политики на Тихом океане, — вместе с тем вынуждает американский империализм на ближайшем этапе к сугубой сдержанности. Решающим фактором этой сдержанности являются однако внешнеполитическая изоляция САСШ и неблагоприятное для них соотношение сил на международной арене. Из многих моментов, образующих эту неблагоприятную для САСШ ситуацию, важнейшим является конечно обострение мирового англо-американского антагонизма, в рамках которого (как и в рамках борьбы двух систем) развивается японо-американский конфликт на Тихом океане.
Все эти моменты, в частности обострение кризиса и обострение англо-американского антагонизма, в сугубой степени сказались именно за последние месяцы после смены правительства в Вашингтоне (4 марта 1933 г.), совпавшей между прочим, как известно, с гигантским банковским крахом, который в дальнейшем привел к окончательному отказу Америки от золотого стандарта и к своеобразной валютной войне обесцененного доллара с еще более обесцененным фунтом стерлингов и с иеной.
В ряду моментов, вынуждающих Америку к сдержанности, крупнейшее значение имеет и тот факт, что война, которую придется вести на столь отдаленном театре военных действий, через всю громаду Тихого океана и без соответствующих баз (Филиппины и Гуам, [140] которые по Вашингтонскому соглашению запрещено укреплять, могут быть сразу же захвачены Японией), представляет огромные технические трудности ввиду исключительно благоприятных стратегических позиций, занимаемых Японией.
Правительство Рузвельта в отличие от его предшественника воздерживается пока от каких-либо открытых выступлений по дальневосточному вопросу. На деле однако это правительство продолжает борьбу с Японией с неменьшей целеустремленностью. Известное обращение Рузвельта от 16 мая 1933 г. к главам 53 государств мира (включая Советский союз) с предложением заключить генеральный пакт о ненападении и признать нарушением этого пакта, всякую несанкционированную международными договорами посылку вооруженных сил на территорию другого государства направлено против Японии еще в большей мере, чем против Германии. Америка продолжает свои попытки сколачивания антияпонского фронта империалистов. Америка попрежнему вооружает и по мере возможности мобилизует против Японии китайскую реакцию (которая впрочем оказывается, как мы видели, маломощным и никуда негодным орудием этой политики){57}. [141]
Наконец именно при новом американском правительства форсированными темпами ведется непосредственная военная подготовка, которая заведомо имеет самое непосредственное отношение к угрожающим перспективам конфликта на Тихом океана В июне 1933 г. утверждена Рузвельтом и с тех пор осуществляется новая трехлетняя программа военно-морского строительства, предусматривающая сооружение 37 военных судов, а именно: одного тяжелого крейсера в 10 тыс. т с 8-дюймовыми орудиями, 3 легких крейсеров с 6-дюймовыми орудиями, 2 авиоматок, 24 эсминцев, 4 подводных лодок и 2 канонерок — всего общим тоннажем 127 тыс. т и стоимостью 238 млн. долл.. Средства эти ассигнованы за счет номинального фонда в 3300 млн. долл., созданного для финансирования общественных работ, но в других направлениях кроме морских вооружений используемого очень слабо. Тогда же в июне 1933 г. Рузвельт утвердил ассигнование 9362 тыс. долл. на строительство морской авиации. Ожидается дополнительное ассигнование в 77 млн. долл. на переоборудование и перевооружение американского линейного флота. Программа морского строительства, принятая летом 1933 г., это только начало, ибо для достижения полной договорной нормы Соединенным штатам предстоит еще построить суда общим тоннажем в 174 тыс. т (в том числе 2 авиоматки, 3 легких крейсера, 65 эсминцев и 18 подлодок){58}, а новый морской министр Соединенных штатов Свэнсон не устает твердить, что правительство ставит своей задачей создание флота, полностью соответствующего договорной норме и не уступающего никакому другому в мире. «Такой флот будет величайшим вкладом, который Соединенные штаты могут сделать в дело мира», — заявил Свэнсон в газетном интервью 10 июля 1933 г.
Что речь идет именно о подготовке к событиям на Тихом океана, свидетельствуют также лихорадочное переоборудование главной морской базы САСШ на Тихом океана (на Гавайских островах), далее — проведенное в 1933 г. специальное обследование Аляски и Самоанских островов с точки зрения возможности их использования в качестве баз для операций американского воздушного флота против Японии и наконец — грандиозные военно-морские и воздушные маневры американского флота в Тихом океане, где в качестве подразумеваемого противника взята Япония. [142]
(японскйй флот отвечает на это собственными маневрами:, в которых те же тактические и стратегические проблемы будущего японо-американского столкновения разрешаются с другой стороны).
О том, каким напряженным представляется руководящим кругам американского флота положение на Тихом океане, можно судить хотя бы по следующему заявлению начальника оперативного отдела морского министерства адмирала Пратта, сделанному накануне его ухода в отставку в мае 1933 г.:
«Для меня остается вопросом, не является ли нынешнее Поведение Японии слишком необдуманным и поспешным и приведет ли к добру Японии в будущем то, что сейчас кажется ей наилучшим».
Обращаясь к тесно связанной с положением на Дальнем Востоке проблеме американо-советских отношений, нужно констатировать, что позиция американской буржуазия в отношении СССР также немонолитна. В Америке, как и в среде других капиталистических стран, существуют влиятельные ультра-реакционные круги, которые считают сокрушение СССР любыми средствами не только главной, но и «первоочередной»политической задачей. К этим американским твердолобым, руководствующимся голой классовой ненавистью, примыкают из тактических соображений все те, чьи имущественные интересы пострадали в результате Октябрьской революции, или кто сталкивается с конкуренцией со стороны советского экспорта (марганец, лес, отчасти нефть). Фашистские, фашиствующие и социал-фашистские организации вроде американского легиона или верхушки Американской федерации труда более или менее приветствовали манчжурскую авантюру японского империализма, поскольку она имеет своей перспективой антисоветскую авантюру, и с нескрываемой надеждой ожидали скорейшего перехода этой авантюры на антисоветские рельсы.
Но в САСШ этот антисоветский лагерь гораздо слабее и гораздо менее активен, чем в руководящих европейских странах. Он слабее хотя бы потому, что в отличие от европейских стран руководящие круги армии и флота САСШ вовсе не являются застрельщиками антисоветских планов. Это в свою очередь находит себе объяснение в том. что антисоветские происки твердолобого лагеря не только не связаны с животрепещущими практическими проблемами американского империализма, но в значительной мере прямо противоречат его важнейшим и насущным интересам. Главная сфера политики этого империализма — [144] Центральная и Южная Америка — максимально удалена от того театра военных действий, о котором мечтают твердолобые. В европейских делах интересы САСШ и СССР также нигде не сталкиваются. Наконец на Дальнем Востоке — второй по наличному, но первой по потенциальному значению американской сфере — конкретным экономическим и политическим интересам американского капитала угрожает конечно не Советский союз, а именно тот самый японский империализм, который твердолобые всего мира провозглашают спасителем цивилизации и оплотом против большевизма. На Дальнем Востоке следовательно «чувство и рассудок», т. е. голая классовая злоба и практический расчет должны оказаться в конфликте даже с точки зрения самых реакционных слоев американской буржуазии, не говоря уже о ее руководящих слоях. В 1918–1920 гг. этот же конфликт предопределил фактическую бездеятельность американской экспедиционной армии во время международной интервенции на советском Дальнем Востоке, в которой САСШ принимали участие именно для создания противовеса захватнической политике Японии. Этот факт побудил советское правительство при возобновлении отношений с САСШ в ноябре 1933 г. отказаться от своих претензий к САСШ в части, касающейся интервенции на Дальнем Востоке.
В плане подготовляемого японскими империалистами конфликта и войны с Советским союзом «твердолобому» сектору в лагере американской буржуазии противостоит гораздо более влиятельный лагерь, усматривающий сегодняшнего врага САСШ именно в лице Японии и стремящийся в той или иной форме опереться на Советский союз чтобы остановить японское наступление. Факт тот, что события на Дальнем Востоке явились уже мощным дополнительным фактором, побудившим американское правительство к восстановлению официальных отношений с Советским союзом.
Само собой разумеется, что инициатива правительства Рузвельта в этом направлении повелительно диктовалась самым фактом огромного экономического и политического роста Страны советов за последние годы, колоссальными успехами ее социалистического строительства и укреплением ее международного положения. Совершенно очевидно также, что в том почти единодушном одобрении, с которым американская пресса встретила обращение президента Рузвельта к т. Калинину от 10 октября 1933 г. с предложением [145] переговоров на предмет восстановления дружественных отношений и самый факт возобновления этих отношений, немалую роль сыграли воспитательное действиекризиса в САСШ и огромное дальнейшее повышение заинтересованности САСШ в советском рынке с его грандиозными возможностями и непрерывным ростом покупательной способности. Все же чрезвычайно характерно, что вся мировая печать расценивала обращение Рузвельта и установление советско-американских отношений в определенной связи с положением на Дальнем Востоке и с советской политикой активной борьбы за мир.
«Признание СССР Америкой окажет влияние на все мировое положение, но в особенности может повлиять на Дальний Восток», — писал 21 октября редактор газеты «New-York Times» Эдвин Джемс.«Японская военная партия, — писал тогда же редактор иностранного отдела газетного треста Скрипс Говард Симмс, — выдвинула специфические планы экспансии в Азии. Возобновление нормальных отношений между СССР и Соединенными штатами может предотвратить взрыв на Востоке».
«Ньюйоркский корреспондент «Manchester Gardian» сообщал на другой день после опубликования переписки Рузвельта с т. Калининым:
«Хотя многие указывают, что главным побуждением Для Америки в данном случае служили надежды на улучшение торговли, весьма вероятно также что самая важная причина американской инициативы — это положение на Дальнем Востоке. Соединенные штаты за последние несколько месяцев испытывают все более сильную озабоченность по поводу политики Японии. Между тем хорошо известно, что, по мнению вашингтонских официальных кругов, положение Америки значительно улучшилось бы в результате сближения с СССР».«Рузвельт вынужден считаться с агрессивной политикой Японии, — читаем мы в передовой этой газеты от 23 октября 1933 г., — ...Китай не в состоянии сам по себе отразить японское вторжение... Предложение признания со стороны САСШ значительно укрепляет позиции СССР в отношении Японии».
«Признание СССР Америкой, — указывала французская газета «Petit Parisian» 19 ноября 1933 г., — имеет большое политическое значение. Оно последовало как раз в тот момент, когда политика Японии в Манчжурии и желание [146] японского правительства усилить свою морскую мощь вызвали в Америке большие опасения относительно сохранения равновесия на берегах Тихого океана». Другой французский орган «Notre-Temps» в тот же день заявляет: «17 ноября (дата установления отношений САСШ и СССР) останется решительной датой в истории тихоокеанской проблемы».
Но само собой разумеется, что советско-американское сближение не снимает ни разделяемых некоторыми кругами американской буржуазии расчетов на советско-японский конфликт и войну и взаимное ослабление обоих противников, ни тем более основного противоречия нашей эпохи — противоречия между капиталистическим миром, о одной стороны, и Советским союзом — с другой. Поскольку речь идет о Дальнем Востоке, это основное противоречие, в частности обостряется проблемой дальнейшего развертывания китайской революции, в изоляции которой от Советского союза и в разгроме которой заинтересованы все империалистические страны. [147]
