До штаба Хэ Луна добирались десять дней.
Дорога местами такая, что пройти можно было только с лошадью на поводу. Утлые мостики через пропасти. Каменные осыпи на пути. Немало людей гибнет здесь под камнепадами.
К некоторым храмам единственная дорога — это ступеньки в скалах. Многие сотни метров крутых горных лестниц.
На тропах поднимали зайцев, лисиц, кабанов, диких коз и шакалов. Кабаны срывались целыми табунами.
Я предпочитал ночлег под открытым небом. Пусть в горах бандиты и зябко, но зато нет паразитов. Циновки в харчевнях шевелились от вшей и блох. Изнурял зуд — покупали байгар и обтирались. Какой уж там сон!
Везде бандитов и прочего шалого люда предостаточно. Многие из обычных разбойничьих шаек выдают себя за партизан. Эти шайки хунхузов, как и японцы, терроризируют население.
Руководство партизанским движением налажено скверно. Многие крупные партизанские отряды до сих пор не имеют надежной связи с центром, хотя войне уже много лет.
Бедность, безграмотность и нищета крестьянства поразительны. Поборы, война, крохотные земельные наделы не [91] позволяют свести концы с концами. Жизнь впроголодь. Все достояние в ветхом домишке. Спят нагишом под вшивым тряпьем на кане. В редкой семье не одуряют себя опиумом. Дети повально страдают глистными и желудочными заболеваниями, рахитом, ужаснейшими дерматитами.
Видел целые деревни трахомных, прокаженных, сифилитиков. Мы объезжали районы, зараженные оспой и тифом.
Здесь неисчислимое множество суеверий, в почете знахарство и амулеты для изгнания бесов.
Неравные браки ради получения рабочей силы узаконены. Видел восьмилетнего жениха и двадцатилетнюю невесту.
Конфуций проповедовал повиновение отцу, мужу и старшему сыну, если нет отца. Повиновение детей безусловно. Китайская семья — домашняя община. Наследство разделяется между сыновьями в равных долях.
Главная тягловая сила в деревне — буйволы. На буйволе передвигаются верхом, пашут, перевозят тяжести.
Физическая выносливость китайцев невероятна. На скудной пище, не покладая рук, крестьяне работают с рассвета до сумерек. Смерть в 30–40 лет обычна. И с детских лет удел каждого — безрадостный, изнурительный труд.
Был я и в таких местах, где крестьяне забыли, когда ели досыта. И основная пища — блюдо из очень горьких овощей (гуцай).
На сравнительно небольшой территории, входящей в Особый район, невероятное смешение религий: католичество, буддизм, даосизм, ислам. И какая национальная пестрота! Китайцы, киргизы, кашгарцы, монголы, тибетцы...
Огромное влияние на психический склад и мышление китайского народа оказало и оказывает конфуцианство. В своем простейшем практическом применении — это поучающие надписи на стенах храмов.
Конфуцианство — шовинистическая по духу философия. На знаменитом «Четверокнижии» Конфуция воспитывались чиновники, учителя, императоры, историки, поэты...
Я видел нефтеносные ручьи, где люди консервными банками выцеживали нефть. Свечи — роскошь, доступная только партийным работникам в Яньани. А эту выцеженную нефть заправляют в светильники.
Обрабатываемая земельная площадь Особого района — около миллиона гектаров. Урожай — 14 миллионов пудов зерновых и бобовых культур. Изрядное подспорье — добыча [92] соли в озерах. На мелких прядильных и бумажных предприятиях, угольных разработках занято свыше 4 тысяч рабочих.
Экономические затруднения в Особом районе столь значительны, что крестьяне подаются в марионеточные, гоминьдановские и оккупированные области. Там произвол и насилие, но там есть возможность заработать. Я встречался с этими печальными шествиями голодных и несчастных людей. Расспрашивал и слышал в ответ: «Там заработаем, там не подохнем с голоду...»
Способствует переселению крестьян налоговая политика. В ряде мест налоги с населения, находящегося под контролем 8-й НРА, превышают налоги оккупационных властей!
Опора КПК в населении пока зыбкая и прямо зависит от земельной политики. Политическая работа в массах формальна и примитивна. Даже в Яньани я был свидетелем, как народ легко поддается на сенсационные и провокационные слухи. А что уж толковать об этих забытых богом уголках света.
Беженцы измождены до предела. Попрошайничают, нищенствуют, за ничтожную меру риса предлагают дочь или сестру. В глазах отчаяние... Роются в земле, собирают коренья...
Никогда не забуду старика-крестьянина. Всю его деревню с населением японцы уничтожили. Он с внуком спасся случайно.
«Почему у их матерей не пропадет молоко?!» — говорил он при всяком упоминании японцев.
Армия ни цента (речь идет о китайских долларах и центах. — Ред.) не получает из Яньани, но и сама ничего не поставляет. У Хэ Луна, Лю Бо-чэна, Чэн Гуана, Не Жун-чжэня, Сяо Кэ кроме войск и контролируемых территорий — свои промышленные арсеналы, денежные знаки. Каждый командующий сам облагает налогом крестьянство. Единой системы налогов нет.
Здесь в мастерских старое оружие ремонтируют или из нескольких пришедших в негодность винтовок собирают одну. Хорошо налажено производство гранат и мин. В кустарных печах выплавляют металл, который идет на их корпуса.
Руководящему армейскому аппарату свойственны феодальные пережитки. Я познакомился с командиром, у которого две молоденькие жены, почти девочки. И это ни у кого не вызывает возмущения. [93]
Перед Яньанью командующие и их заместители отчитываются телеграфно и в той мере, в какой находят нужным. Директивы центра обсуждают с позиций их целесообразности, а не выполнения. Командиры о яньаньских руководящих товарищах пренебрежительно отзываются, как о «писарях».
В войсках леность и выжидание событий. Искренней помощи в информации о боевых действиях нам никто не оказывал. Встречали приветливо и тут же стремились спровадить...
8-я НРА мирно уживается с врагом. На зиму японцы с удобствами устроились в населенных пунктах (мы их объезжали), а по соседству бездействовали части 8-й НРА.
В районе Синьсяна японцы ничтожными гарнизонами от пяти до сорока солдат оккупируют деревни, которые обложены частями Хэ Луна превосходящей численности. Я поинтересовался, почему не отбивают деревни. Уничтожить карателей не представляло труда. Они беспечно развлекались на виду у бойцов 8-й НРА. Мне возразили: «А там не 4, а 400 солдат!»
Мы спешились, покурили с бойцами, и те вскоре признались: «Трогать не велят. Говорят, уничтожим гарнизон, японцы нагрянут с подкреплением. Что тогда делать? А так мы их не трогаем, они — нас...»
Бойцы в обмотках, кепи, френчах, куртках. Загорелые, худые. Лица смелые, энергичные.
Любимое оружие, мечта каждого, — маузер.
Оккупанты долю с урожая отправляют в Японию, заодно и промышленное сырье — и все, конечно, даром.
Японцам вольготно. С китайцами обращаются, как с низшей расой. Их используют в качестве рабочего скота. Насилуют женщин, берут себе в наложницы. Безнаказанно издеваются, убивают за малейшее ослушание. Тылы нашпигованы публичными домами, спекулянтами, бандитами и карателями.
Расовая пропаганда пустила прочные корни в сознании японской молодежи. Здесь все неяпонское уничтожается и разрушается безжалостно. И даже в публичных домах, обслуживающих оккупационные силы, строго выдерживается расовый признак. Женщины, которые обслуживают там солдат, только японки.
Война с захватчиками носит ярко выраженный пассивный характер. Это не война регулярной армией, а война партизанскими отрядами.
Невольно складывается такое впечатление, что 8-я [94] НРА выжидает итоги столкновения фашистской Германии с Советским Союзом и что здесь, в Особом районе, равнодушны к борьбе советского народа.
Руководство КПК не принимает сколь-нибудь эффективных мер по связыванию японских экспедиционных сил на севере страны. Это бесспорный факт. Все просьбы Москвы к руководству КПК любым путем помешать японцам готовиться к войне против СССР остались без последствий. Политика Яньани та же: свертывать действия регулярных частей 8-й НРА.
Главный враг для 8-й НРА, как мы убедились, — гоминьдановцы. Против них направлена агитация в частях и ожидаются в будущем военные действия. Поэтому почти все операции японцев успешны. Из Яньани приказано во что бы то ни стало сохранять личный состав 8-й НРА, и армия пятится, хотя силы наступающего противника незначительны.
Доктрина Мао Цзэ-дуна: война на сохранение собственной живой силы, отнюдь не на истребление захватчика. Осуществляется сие за счет ослабления сопротивления врагу и сдачи новых территорий.
Годы практической бездеятельности разлагающе подействовали на вооруженные силы КПК. Дисциплина низка, участились случаи дезертирства. Бойцы небрежно ухаживают за оружием. Учебная подготовка в частях и штабах не организована. Между частями взаимодействие не налажено. В штабах карты и сплетни. Оперативные приказы отдаются даже в присутствии крестьян.
Здесь, в горах Северного Китая, нет даже приблизительной ярости, с какой сражается наша Красная Армия. И дело не в военной специфике и не в боевых качествах китайского солдата, который всегда отличался мужеством и выносливостью, а в безрассудной политике развязывания гражданской войны. Вооруженные силы КПК в данный момент не способны вести боевые действия с многократно превосходящими силами гоминьдановцев.
Слезные разговоры о строгой блокаде Особого района — пропагандисткая «утка» Кан Шэна. Линию фронта, как и границу Особого района, пересекать очень просто. В этом мы убедились лично. Болтовней о жестокой изоляции руководство КПК к истинным трудностям приплюсовывает вымышленные.
Из поездки на фронт я вынес твердое убеждение в том, что руководство КПК сражаться с японцами не намерено, а войну рассматривает как благоприятный момент для создания [95] своих баз. И не своими силами, а силами противоборствующих сторон: японцев и гоминьдановцев.
Японцы наносят поражение гоминьдановцам — власть центрального правительства колеблется. В этот район сразу проникают части 8-й НРА. Если надо, они добивают своих соратников по единому антияпонскому фронту, но власть захватывают.
Отступая перед захватчиками, Мао Цзэ-дун ищет случая поживиться на столкновениях войск центрального правительства и японцев. В условиях народного горя, бедствий, неисчислимых жертв, покорения страны фашистами — тактика более чем коварная...
О какой интернациональной политике тут говорить, ежели для Мао Цзэ-дуна и собственный народ — всего лишь материал в борьбе за власть! Кровь, страдания, беды миллионов для него понятия абстрактные.
О, роль личности в истории! Как хрестоматийно просто мы порой толкуем ее!
