За завтраком переводчик сообщил, что нас в 12 часов ждут на выставке японских трофеев. Времени было достаточно, и мы решили, что Иван Андреевич Шилов заедет в артиллерийскую инспекцию и представится генералу Дину, а я — в штаб инженерных войск узнать последние новости.
Визит Шилова к помощнику инспектора артиллерии был вызван тем, что он числился советником в группе генерала Се Яо, а фактически ехал по заданию главного советника инспектировать рубежи 9-го военного района. Генерал об этом знал, но китайская вежливость требовала визита.
Дин считался неплохим артиллеристом. Ему было 40 лет, образование он получил в Японии, хорошо владел английским и японским языками. Шесть лет был военным атташе в Японии. На словах ненавидел японских оккупантов. С советскими советниками он сотрудничал лояльно и предоставлял им все необходимые материалы. Шилов надеялся получить у него некоторые данные по артиллерийскому вооружению фортов.
Инспектор артиллерии, он же начальник артиллерийского училища генерал-лейтенант Цзоу Цо-хуа был в отъезде. Он считался одним из самых подготовленных китайских артиллеристов. Образование получил в Японии, имел опубликованные научные труды. В армии его прозвали «большая пушка». Был в СССР. Владел английским и японским языками, пытался говорить по-русски. Занимал должность начальника артиллерии фронта. Сам он уроженец Маньчжурии и курсантов в училище [178] набирал преимущественно из своих земляков. К советникам относился хорошо, интересовался жизнью в Союзе, в частности спрашивал, как в СССР решен земельный вопрос, но про китайскую компартию и ее политику никогда разговора не заводил.
Таковы были высшие артиллерийские начальники китайской армии. Я пожелал Шилову успеха и выехал в свой департамент. Мы условились, что в 12.00 встречаемся у входа на выставку, которая была организована в здании торговой палаты.
В штабе инженерных войск я нашел последнюю оперативную сводку. Что же в ней сообщалось?
«Суйюаньский фронт: сведений не поступало.
Шаньсийский фронт: из района Кайфына началось движение 14-й пехотной дивизии японцев в северную часть провинции Хэнань. 12 июня отмечено движение японских войск в юго-западной части Шаньси: из Юньчэнчжэня (район Аньи) на Маоцзиньду (40 км юго-восточнее Аньи) с очевидной целью перекрыть дорогу в районе Шаньсяна (станция между Тунгуанем и Лояном). Другая колонна движется прямо на Тунгуань, третья из района Хоумачжэня (60 км северо-восточнее Аньи) — на Юймынькоу, предположительно с целью форсировать Хуанхэ для дальнейшего движения на Сиань. 18-я армейская группа готовится к операциям в центре Шаньси.
Лунхайское направление: разлив Хуанхз приостановил наступление японских войск. Идут бои к востоку от железной дороги Бэйпин — Ханькоу. Китайские части выбили японские гарнизоны из Чжунмоу и Юйши (25–30 км юго-восточнее Чжэнчжоу).
Центральный фронт: после взятия Аньцина одна из колонн, двигающаяся на запад, 18 июня овладела Цяньшанем и атаковала позиции китайских войск в районе Тайху. Очевидно, эта колонна должна овладеть городами Сусун и Хуанмэй. Другая колонна 19 июня заняла Чанлинпу (32 км южнее Цяньшаня).
Японские части предприняли операцию на южном берегу Янцзы, высадив в 20 км юго-восточнее Дунлю десант в 6 тыс. человек под командованием Умэки. Цель операции — обойти с юга китайские позиции и заграждения в районе Матан. Японцы окружены и отбиты. [179]
Восточный фронт: японцы высадили десант на о-ве Наньдао (район Сватоу). Китайские части отступили на материк без боя. Сто японских моряков безуспешно пытались высадиться в районе Цзинхай (25 км южнее Сватоу).
Южный фронт: части ведут укрепление прибрежной полосы. 21 июня у о-ва Хайнань встали на якорь 20 японских судов с большим количеством солдат. Сюда же прибыло десять французских судов.
В течение последних дней около семидесяти японских самолетов совершали налеты на Кантон, Сватоу и береговые укрепления на о-ве Хайнань.
Действия партизан: за последние три недели в треугольнике Шанхай — Ханчжоу — Нанкин произведено 26 нападений, из них 16 на японские гарнизоны, 2 на поезда, 3 на военные колонны, 3 на речные пароходы, 1 на военное судно и 1 на японский пост. Убито 468 японцев, в том числе 5 офицеров. Захвачено 120 винтовок, 9 автомобилей, 500 патронов, повреждено 7 железнодорожных вагонов.
В треугольнике Шанхай — Ханчжоу — Нанкин сосредоточено до семи пехотных дивизий японцев и три авиаполка».
Из прочих новостей оперативное управление сообщало, что «эвакуация Сюйчжоу проведена планомерно. Ввиду разрушения железной дороги в городе оставлено до 20 составов». Подтверждается сообщение агентства Рейтер от 13 июня о том, что английские военные корабли остаются в Уху и Хукоу.
Я нарочно привел сводку полностью, чтобы читатель получил ясное представление об одном из основных документов, с помощью которых приходилось ориентироваться в невероятно сложной китайской действительности.
Мы с полковником У Цун-сянем начали рассматривать подготовленные оперативным отделом чертежи конструкций противотанковой и противопехотной мин, противодесантных заграждений на реках.
Мы долго ломали голову над тем, чем заменить речные мины. Раньше они ввозились из Англии и частично изготовлялись в Шанхае и Кантоне. С началом войны Англия поставку прекратила, Шанхай был потерян, а кантонские мастерские эвакуированы в Лючжоу. [180]
Я предложил использовать в качестве корпуса просмоленные деревянные бочки, ставить, как и прежде, четыре взрывателя, а вместо якоря использовать бетонные чушки. Мина не регулировалась по глубине, но этот недостаток существовал и у английских мин, которые с подъемом воды переставить было невозможно.
За такими размышлениями и застал нас начальник инженерных войск генерал Ма Цун-лю.
— Господин полковник, — обратился ко мне Ма Цун-лю, — сообщили по телефону, что сейчас будет объявлена воздушная тревога. На подступах к Уханю находятся 18 японских бомбардировщиков под прикрытием истребителей.
— Что мы должны делать?
— Предлагаю выехать в убежище Военного комитета, это не так далеко.
Я знал, что и во дворе инженерного управления есть неплохое убежище, но предложение принял, главным образом из желания осмотреть новое сооружение. Мы сели в машину и уехали.
В дороге мы услышали завывание сирен и наблюдали суету на улицах.
До здания хубэйского провинциального правительства было минут десять езды. Убежище располагалось в обширном дворе. По тем временам это было первоклассное сооружение. Впоследствии мы часто им пользовались. Во всяком случае, до переезда Военного комитета в Ханькоу, а это произошло в первых числах августа, когда здание комитета было разрушено бомбой, я был здесь четыре раза.
У входа нас встретил генерал Лю Фэй — на правах хозяина. Порядки были жесткие: при заполнении убежища включались вентиляторы, свет и задраивались двери. Выход до отбоя был воспрещен. Генерал пригласил нас в один из отсеков. И каково было мое удивление, когда здесь, в кругу китайских генералов, я увидел Шилова, он приехал за минуту до нас.
— Ну вот, — пошутил Шилов, — вместо выставки примем воздушный бой!
— Здесь можно принять: убежище железобетонное, перекрытия полутораметровые. Правда, нет аварийного света, маскировки и противохимической защиты. Зато есть крупнокалиберный пулемет. Это по твоей части. [181]
— Ты все критикуешь?
— Нет, я ориентирую.
Переводчики, очевидно, перевели генералам наш разговор. Ко мне подошел генерал Лю Фэй.
— Что нового, господин полковник?
— Новости все у вас. Мы только входим в обстановку. Сегодня, например, я прочитал оперативную сводку, из которой видно, что японское командование приступило к концентрации войск на юге провинции Гуандун и в долине Янцзы. Новости требуют пристального внимания.
— О провинции Гуандун вы можете не беспокоиться.
— Почему?
— Японцы — народ хитрый. Они не пойдут на осложнения с англичанами.
— ???
— У нас есть данные, что японцы готовят наступление в долине Янцзы. Об этом говорят движение судов и их концентрация в районе Нанкин — Уху. Было бы хорошо подумать над разработкой системы заграждений на реке. У японцев большой флот, и он не дает нам покоя.
Ему не дали договорить, позвали к телефону. Мы продолжали разговор с генералом Ма Цун-лю.
— Почему генерал Лю не уделяет внимания югу?
— Он гуансиец, ему виднее. К тому же это наш Мольтке!
— Младший или старший? — намеренно иронически спросил я.
— Старший.
— Хельмут Карл Мольтке был не только теоретиком прусской военной школы, но и другом Вильгельма Первого, а что вы скажете про генерала Лю?
— Вы правильно уточнили. У нас без генерала не проводится ни одна операция. Он считается нашим военным теоретиком.
Я с интересом наблюдал за этим молодым генералом, который внешним видом и, я бы сказал, скромностью совсем не напоминал дородного фельдмаршала, одного из идеологов прусского юнкерства.
Генералу Лю Фэю было всего 38 лет, к 60 годам он может стать начальником Генерального штаба и, кто знает, может быть, создателем китайской военной доктрины. Все впереди, поживем — увидим. [182]
Впоследствии мы убедились, что генерал Лю Фэй действительно играл главную роль в разработке всех операций. Он был одним из ближайших советников Чан Кай-ши по оперативным вопросам. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что гоминьдановский генштаб в те времена — это Чан Кай-ши, генерал Сюй Юй-чэн и в еще большей мере Лю Фэй. О его достижениях в оперативном искусстве мы расскажем ниже.
С командного пункта ПВО сообщили об отбое.
Японские самолеты, не доходя Уханя, повернули на юг, очевидно, будут бомбить железнодорожные станции на линии Учан — Чанша.
Двери распахнулись, все вышли на поверхность. Был хороший безветренный день. Я подошел к генералу Лю Фэю.
— Ваша просьба о разработке предложений по установке заграждений на Янцзы мной выполнена. Материалы находятся у генерала Ма Цун-лю. Он вам доложит.
Мы поехали на выставку.
Выставка была небольшая и официально именовалась Выставкой трофейного вооружения, однако здесь были представлены и другие материалы: в виде схем, таблиц, фотографий, характеризующих японскую армию с разных сторон.
Среди экспонатов были письма, дневники, талисманы «спасение от пуль», фотографии, свидетельствующие о зверствах японских оккупантов, таблицы с техническими данными о вооружении, тактические и оперативные схемы.
Мы внимательно все осмотрели, сделали выписки данных о танках, артиллерии, переправочных средствах, списали схемы организации дивизии и ее боевых порядков. Но я хотел бы рассказать об экспонатах, которые на первый взгляд не относятся к компетенции военных советников и боевой деятельности войск, а скорее к вопросам духовного воспитания японского солдата.
Идеологическая подготовка войск, бесспорно, должна находиться в центре внимания командования. Это, так сказать, «пушки, скрытые в сердцах солдат». Об этих «пушках» когда-то Наполеон писал: «Духовная сила относится к физической, как три к одному», а Оливер Кромвель, который, по выражению Ф. Энгельса, [183] «соединил в одном лице Робеспьера и Наполеона», сказал еще определеннее: «Духовная сила относится к физической, как бесконечность к одному». Мы вспомнили об этом, когда осматривали фотографии, отражающие быт захватчиков и мерзости, чинимые ими на китайской земле.
Вот фотография обнаженной девушки, которая телефонным кабелем привязана к дереву. Рядом группа смеющихся солдат, один из них приставил штык к груди своей жертвы. Подпись гласит: девушка убита после изнасилования. И таких сотни. Вот целая серия фотографий, присланных из Нанкина, запечатлевших зверства агрессоров в первые дни оккупации столицы. Газеты писали, что японцы уничтожили четверть населения города. Дело, разумеется, не только в количестве.
Вот тоже весьма показательная фотография: большая группа китайских девушек в возрасте 15–20 лет. Одеты прилично и охраняются солдатом. Лица хмуры и безжизненны. Они прижались друг к другу и замерли, как будто в ожидании удара. Это — походный дом терпимости полка японской армии. Здесь не профессиональные проститутки. Они согнаны сюда под угрозой оружия, превращены в бессловесных рабынь.
Высшее командование сознательно развращало военнослужащих, уродовало их психику, нравственность и таким путем готовило автоматов — убийц женщин и детей. Разумеется, это лишь одна сторона вопроса. Корни находятся глубже, в социальной системе страны.
Арсенал средств, при помощи которых воспитывался солдат, был велик, в него входили, в частности, и солдатские песни. На одном из стендов мы прочли текст песни, в которой в качестве припева повторялись слова: «Унесу Китай, как циновку». Экскурсовод пояснил, что эти слова принадлежат древнему японскому полководцу Хидейоси.
Перейдем к главной цели нашего посещения выставки: к вооружению и организации японской армии.
Прежде всего о количестве трофеев. При входе на выставку стоял большой щит, на котором было написано: «Национальная армия Китая в боях с японскими империалистами захватила: винтовок 21 400, пулеметов 1237, минометов 110, орудий 50, танков 89. Выведено из строя: орудий 150, танков 246, автомашин 2229, зенитных [184] орудий 46, минометов 381. Уничтожено самолетов на земле и в воздухе 600, потоплено военных судов 40.
Убито и ранено 350 тысяч японских солдат и офицеров».
Количество трофеев по масштабам современных войн совсем невелико. Но сухие цифры выразительно говорили о способности китайского солдата не только обороняться, но и наступать, бить агрессоров. Между тем китайская армия за год войны не провела ни одной наступательной операции. В этих условиях 335 захваченных и уничтоженных танков свидетельствовали о моральной стойкости солдат.
Допускаю, что мой вывод был поспешен, но советник должен быть немного оптимистом и верить в возможности «своей» армии. В национально-освободительных войнах основной фактор победы — моральный. У китайского солдата сознание необходимости защиты родины от ненавистного агрессора было выше разбойничьей психологии войск агрессора. Мы это хорошо понимали.
Показательны были стенды, характеризовавшие военный потенциал Японии. Население Японии 70 млн. человек. Если учесть потребности хозяйства, то Япония могла поставить под ружье никак не более 5–6 млн. человек, количество, которое не могло идти в сравнение с возможностями Китая. Еще мрачнее для агрессоров обстояло дело с обеспечением промышленности некоторыми видами стратегического сырья. Например, годовая потребность в свинце покрывалась внутренней добычей всего лишь на 7,2%, в никеле — на 16,6, нефти — на 23, олове — на 28,5, железной руде — на 24,3, цинке — на 41, железном ломе на 50%. Ежегодно ввозилось в страну до 30 тыс. автомашин, в три раза больше, чем производилось на месте. Совершенно очевидно, что японская промышленность без импорта сырья, в частности без американских и английских поставок железного лома, нефти, свинца, никеля, олова, не могла обеспечить потребности армии в длительной войне.
Между тем расчеты японской военщины на скорое окончание войны провалились. Война принимала затяжной характер, и это уже сказывалось на экономическом положении Японии. Цифры говорили о напряженности бюджета. Государственный долг к концу 1937 г. составлял 11,9 млрд. иен. Вследствие сокращения экспорта [185] пассивный баланс в торговле за это же время достиг 608 млн. иен. На войну в 1937 г. было израсходовано 2,5 млрд. иен и на 1938 г. запланировано 5,5 млрд. иен. Это помимо ассигнований на вооружение, планируемых ежегодно по бюджету в размере 1,5 млрд. иен.
Год войны резко сказался на жизненном уровне японского народа. Интересно отметить, что в этот период китайские газеты широко публиковали такого рода перепечатки из японских газет: «Японское правительство в целях экономии резко сократило отпуск для нужд населения 32 видов сырья, в том числе нефти, бензина, железа, меди, кожи, резины и даже шерсти и хлопка», «Японский император отказался от употребления иностранных вин и табака», «Министр финансов Икэда обязался носить одну пару ботинок 10 лет», «Заместитель военного министра Умедзу в целях экономии горючего решил ходить на службу пешком» и т. д.
Все эти факты вселяли реальную надежду, что Китай выстоит и победит.
На этом можно было бы закончить наш рассказ. Однако читатель вправе спросить: а где инженерное оборудование?
Выставка показывала, что японская армия имеет вполне современные переправочные средства, которые обеспечивают нормальное форсирование средних рек. К сожалению, китайская армия специальными переправочными средствами почти не располагала.
Здесь уместно сказать несколько слов о военной доктрине японского Генерального штаба. На выставке, если не считать уставов, стратегия и оперативное искусство какими-либо документами представлены не были. Но год войны говорил сам за себя. План молниеносного покорения Китая не выдержал испытания на практике, но не по вине японских милитаристов. Коррективы внес китайский народ.
Японская стратегия целиком и полностью базировалась на шлиффенских «Каннах». Японские генералы являлись поклонниками немецкой военной школы и если и делали некоторые отступления от шлиффенского поучения, то это объяснялось географическим положением страны и особой ролью военно-морского флота.
Шлиффен в своем труде «Канны» пропагандировал стратегию уничтожения живой силы врага. Основные [186] его положения можно свести к двум пунктам. Первый: война должна быть молниеносной. Во всяком случае, «начавшись весной, война до осеннего листопада должна быть закончена». И второй: «решительная победа возможна только тогда, когда целью атаки служит неприятельский тыл или по крайней мере фланг». Такое заключение сделал Шлиффен, изучая сражение при Каннах. Со времени этой битвы прошло более двух тысяч лет, но лавры гениального полководца, уничтожившего в 216 г. до н. э. армию Веррона, поныне не дают покоя империалистам всех мастей. Однако военная история до 1938 г. не дала ни одного примера осуществления новых «Канн» в стратегическом масштабе. Не удались «Канны» и японским генералам. Происходило это вовсе не потому, что японцы не хотели смыкать кольцо окружения, а потому, что они не могли этого сделать. У них, как правило, не было согласованности в движении обходных колонн, слишком медленным был темп движения, да и сил, выделенных для окружения, было недостаточно.
И это происходило несмотря на то, что во всех уставах и наставлениях японской армии именно окружение приводилось как основная оперативно-тактическая доктрина.
Несколько слов о тактике японской армии в войне с Китаем. Здесь были существенные отступления от уставных требований, вызванные местными условиями.
Свою оборону японцы основывали на сети опорных пунктов, которые, как правило, строились в деревнях или горных районах.
Опорные пункты создавались на расстоянии 10–30 км друг от друга. Обычно опорный пункт был рассчитан на роту или батальон. Батальону придавались артиллерийская батарея и два-четыре танка. Связь осуществлялась кавалерийскими разъездами или танками. Опорный пункт хорошо оборудовался в инженерном отношении, сила его была в продуманной системе огня. Оборона пункта была активной, даже при полном окружении японские гарнизоны проводили вылазки и короткие контратаки. Вообще же они из окружения выйти не стремились, а обычно старались привлечь на себя побольше китайских частей. Среди японских офицеров считалось почетом пробыть в таком окружении и выйти сухим из воды. [187]
Наступление японцами готовилось тщательно: подтягивались тылы, усиленно проводилась разведка боем. Главные силы сосредоточивались на решающих направлениях. В наступлении участвовали все рода войск. При прорывах и обходах флангов японцы стремились двигаться вперед, не обращая внимания на оставшиеся в тылу китайские части.
Наступление, как правило, начиналось с рассветом. Танки вступали в бой после 2–3-часовой артиллерийской подготовки. Они, однако, пехоту редко поддерживали. Чаще танки использовались на патрульной службе между опорными пунктами или в виде неподвижных огневых точек в обороне.
Японская полевая артиллерия вела огонь на дистанции до 11 км и артиллерийские позиции занимала не далее 6 км от линии фронта.
Мы отмечали в то время большую подвижность японской армии, ее маневренность и большое техническое превосходство над китайской армией. Но численность японской армии намного уступала китайской. Враждебность китайского населения к агрессору и развитие партизанского движения в тылу диктовали японской армии характер действий. Свои усилия она сосредоточивала главным образом по направлениям железных и шоссейных дорог и водным путям сообщения. Оторваться от дорог было невозможно. Власть оккупантов действительно «не простиралась дальше острия штыка».
