Гутан-Цзюцзянская операция

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: Калягин А. Я. По незнакомым дорогам. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1979.

В июле — августе стояла страшная жара. Термометр не опускался ниже 35°. Днем и ночью было душно и влажно. Мы, северяне, изнемогали, но китайское население, особенно крестьяне, радовались жаркому лету. Оно обещало хороший урожай. Мы вполне понимали это настроение, так как для войны требовались рис, хлопок, масло. Но жара есть жара, и мы боролись с ней как могли: обзавелись пробковыми шлемами, веерами, небольшими махровыми полотенцами. В этом мы подражали гоминьдановский офицерам и ничем среди них не выделялись. Полотенце и веер — непременная принадлежность каждого китайского офицера и генерала. Полотенце неизменно болталось на шее и впитывало струившийся пот.[234]

На фронтах в долине Янцзы не проходило дня без активных боевых действий. Гоминьдановская армия постепенно стала обретать большую уверенность в своих силах и оказывала упорное сопротивление. Стойкость и активность китайских частей росли, контратаки и маневр стали частым явлением, чего раньше не наблюдалось. Все это заметно снизило темп продвижения японской армии. Генерал Хата вынужден был перенести срок овладения Уханем на сентябрь.

Мы отдаем должное мужеству, стойкости и патриотизму китайского солдата, но справедливость требует отметить, что немалая заслуга в этих успехах принадлежала советским летчикам-добровольцам и советникам. В то время по вполне понятным соображениям об этом не писалось. Сейчас же, когда события принадлежат истории, истина должна быть восстановлена.

Наши летчики-добровольцы девятый месяц вели бои в воздушном пространстве Китая. В июле — августе не проходило дня без боевых вылетов. Аэродромы в Ханькоу, Сяогане, Наньчане, Чанша и Кантоне, где размещались добровольцы, жили напряженной боевой жизнью. Героизм и летное мастерство советских летчиков служили примером не только китайским летчикам, но и сухопутным войскам, которым они оказывали существенную помощь. Наши товарищи внесли большой вклад в оборону Уханя.

Инструкторы обучали китайских офицеров и солдат владению советской техникой, которой к этому времени было вооружено большинство частей Центрального фронта.

Советники немало потрудились над тем, чтобы передать гоминьдановский генералам свой опыт по обучению войск и организации современного боя. Мы не раз с горечью вспоминали «деятельность» своих предшественников — советников из капиталистических стран, которым «успешно» удалось сохранить подготовку гоминьдановской армии на уровне начала нашего века. Это были путы на ногах армии, от которых нелегко было отделаться. Переобучение войск в короткий срок в ходе войны — дело сложное.

Советники понимали, что отныне за все неудачи на фронте они будут нести долю ответственности перед китайским народом, поэтому принимали эффективные [236] меры к тому, чтобы подготовить резервные части к активным боевым действиям против хорошо вооруженной и по современному обученной японской армии. Наши товарищи не сидели в кабинетах, а ездили по фронтам и штабам, стремясь доказать необходимость проведения тех или иных мероприятий и осуществить их.

Прямо скажем, привить в течение нескольких месяцев гоминьдановским генералам понимание современных требований ведения наступательного боя и управления войсками было делом нелегким. В академиях и на высших курсах, где шла переподготовка офицерского состава, советников не было. Опыт войны не изучался, и обучение шло по старым, довоенным программам.

Бои за Ухань показали, что упорство солдат и отдельных частей возросло. Однако ошибки в руководстве войсками, допущенные гоминьдановскими генералами в боях за Сюйчжоу и Нанкин, повторялись. Мы понимали, что здесь играет роль не только недостаточная военная подготовка генералов, но и ненормальные взаимоотношения между провинциальными армиями. «Прикрыться соседом», сохранить свою армию — этим руководствовались гоминьдановские генералы и в боях за Ухань. Вот несколько примеров.

В середине июня японская армия, стремясь овладеть Уханем, перенесла основные усилия в долину Янцзы. Это давало ей явные преимущества, так как позволяло использовать морской флот и авиацию, расположенную на ближайших аэродромах в Уху, Нанкине и Шанхае. О готовящемся здесь наступлении говорило то, что в период с 5 по 20 июля противник подтянул в район Пынцзэ — Хукоу 101-ю и 106-ю пехотные дивизии, бригаду морской пехоты, 20 военных кораблей и большое количество катеров. В пути находились 9-я пехотная дивизия и одна бригада 3-й дивизии. Одновременно японская авиация приступила к усиленной бомбардировке населенных пунктов в тылу войск 5-го и 9-го военных районов. Так, например, 12 июля восемь бомбардировщиков бомбили Учан, 14 — аэродром Ханькоу, 16 — аэродромы Сяоганя и Наньчана; 19 июля 27 бомбардировщиков бомбили Ханьян и Янсинь, 20, 21 и 22 июля японская авиация атаковала штабы, колонны проходящих войск, места фортификационных работ, вела разведку. [237]

В этих условиях китайское командование проявляло удивительную неповоротливость, беспечность и нераспорядительность. Войска в исходные районы выходили медленно. 8-я армия только 5 июля прибыла в район Цзюцзяна, 10 июля на станции Шахэ выгрузились три пехотные дивизии 64-й армии, одновременно к югу от Гутана двигались без определенных задач части 25-й армии. Командующий 64-й армией, которому была подчинена и 8-я армия, зная слабость и малочисленность резервных дивизий, затруднился принять какое-либо самостоятельное решение. К тому же командующий 8-й армией предупредил решение высших начальников и расположил слабую 11-ю резервную дивизию на широком фронте в Гутане. Командующий 64-й армией поставил 9-ю резервную армию, также слабую, на оборону Цзюцзянз. Таким образом, когда 13 июля командующий 2-й армейской группой, генерал Чжан Фа-куй прибыл в Цзюцзян, все войска были уже расставлены и ему оставалось лишь согласиться с заранее принятым решением.

В основе расположения войск была заложена идея сохранения живой силы, которая обосновывалась тем, что берег Янцзы удержать пехотой якобы невозможно, так как японцы своей авиацией и судовой артиллерией могли все смести. К тому же Чжан Фа-куй считал, что местность в районе Цзюцзяна и к югу от него по западному берегу оз. Поянху особенно неблагоприятна для развертывания действий противника. Поэтому только три слабые дивизии становились на оборону озера, а остальные составили резерв.

14 июля части приступили к фортификационному оборудованию местности, сложной по конфигурации и очертанию. Цзюцзян, как известно, стоит на берегу Янцзы. К югу от него находится оз. Поянху. В 6 км от него проходит Лушаньский горный хребет. От берегов озера до гор стелется равнина шириной до 2 км, покрытая бамбуком и пальмами.

Части занимали оборону по высотам, располагая огневые средства на топографических гребнях. Перед передним краем образовывались большие мертвые пространства. Места вероятных высадок десантов определены не были и огнем не обеспечивались, заграждения не ставились.[238]

16 июля командующий 9-м военным районом, узнав о решении Чжан Фа-куя, приказал усилить оборону берега еще двумя дивизиями. Одновременно он дал указание вывести 128-ю и 19-ю дивизии 70-й армии в район к югу от Цзюцзяна в резерв командующего 2-й армейской группой. Принятие этого решения заняло в целом пятнадцать дней, на протяжении которых дивизии передвигались с одного участка на другой, своего района не изучали и, естественно, не могли подготовить его к обороне. Подходивший резерв — 4-я и 10-я армии — обстановки на фронте не знал и с местностью в направлении своего действия не был знаком. Окончательное решение об обороне было принято лишь к 18 июля. К этому времени соотношение сил на фронте было таково:

21 июля 136-я бригада 106-й пехотной дивизии японской армии была посажена на легкие суда, которые под конвоем 12 боевых кораблей вошли в оз. Поянху. В два часа ночи 22 июля один из батальонов без подготовки и без стрельбы был высажен на левом фланге 11-й резервной дивизии в стыке между 8-й и 25-й армиями. За берегом никто не наблюдал. Китайские солдаты спали. Против места высадки стояло 12 боевых кораблей японцев, которые до утра не сделали ни одного выстрела. Над местом высадки кружили четыре японских самолета.

Части 11-й дивизии, застигнутые врасплох, не оказывая никакого сопротивления, в панике покинули берег и отступили в горы. Генерал Чжан Фа-куй узнал о случившемся только в 8 часов, когда японцы продвинулись в глубь обороны на 6 км. Он сразу же принял решение бросить на Гутан свой резерв — 70-ю армию. Части [239] этой армии начали движение только в 15 часов. Когда первые колонны вытянулись по дороге, появились японские бомбардировщики. Движение приостановилось. Пользуясь этим, японцы высадили десант в составе дивизии, которая повела наступление на север, на Цзюцзян, и на юг, в сторону Нанькана. Однако наступление на юг было приостановлено контратаками частей 25-й армии, которые были направлены в район боевых действий по собственной инициативе генералом Ван Дэн-цзю.

С утра 23 июля основные силы японской армии повели наступление на Цзюцзян, отрезая части 8-й армии, оборонявшие полуостров к востоку от города. Перед фронтом 9-й резервной дивизии, оборонявшей Цзюцзян, высадился японский разведывательный отряд из 300 человек. Сделав свое дело, отряд вернулся на корабли. Между тем части 70-й армии, встретившись с главными силами японцев, не выдержали их натиска и отступили на юг.

Штаб района узнал о событиях в Гутане только 24 июля. Чэнь Чэн в это время был в Наньчане и никакого воздействия на ход боев не оказал.

С утра 25 июля под прикрытием дымовой завесы и судовой артиллерии высадился десант противника в районе Цзюцзяна. Дымовую завесу китайцы приняли за газовую атаку и стали в панике покидать город. Находившиеся в Цзюцзяне штабы Чжан Фа-куя и 64-й армии оставили город и двинулись по дороге на Махуйлин. Управление войсками было утеряно. Над 8-й армией нависла угроза окружения, и она спешно начала отход. Дорога на запад от Цзюцзяна была перерезана десантом, поэтому китайские части стали отходить на юг по западным склонам гор и по железной дороге. Те части, которые держали оборону западнее Цзюцзяна, отходили на Жуйчан. К вечеру 25 июля кое-как удалось собрать бежавшие части и при помощи 4-й армии остановить наступление японских войск в южном и юго-западном направлениях.

Чэнь Чэн вернулся в Учан 26 июля и сразу же отдал приказ об отводе частей на новый рубеж по линии Нанькан — Лушаньские высоты — станция Шахэ-Цзинциншань — Пиндиншань (20 км восточнее Жуйчана). В приказе не ставилась задача по обороне рубежа, а [240] только указывалась линия, которую желательно занять, и распределялись пути отхода в случае наступления японской армии.

В Жуйчан был подтянут 3-й армейский корпус, сильно потрепанный в июньских боях на северном берегу Янцзы. Его дивизии, поставленные непосредственно на оборону Жуйчана, были растянуты на широком фронте и плохо вооружены.

Ввиду того что части 25, 64 и 4-й армий отошли в полосу действий первой группы армий, они были переподчинены генералу Се Яо. 70-я и 8-я армии выводились в резерв.

Отбросив китайские войска на 50 км к югу от Янцзы, японская армия выполнила первую задачу и приступила к перегруппировке своих частей и приведению их в порядок, что дало возможность китайским войскам в сравнительно спокойной обстановке занять отведенные рубежи и приступить к их укреплению. Впрочем, отступление частей и ход оборонительных работ никем не контролировались. Штаб 2-й группы армий отошел на Махуйлин и на свое направление вышел только 12 августа, а сам Чжан Фа-куй явился в штаб 13 августа. Генерал был явно расстроен: за сдачу Гутана и потерю управления войсками он получил выговор от верховного главнокомандующего. Это наказание Чжан Фа-куй немедленно опротестовал, свалив всю вину на Чэнь Чэна. Протест остался без последствий. Между этими генералами возникли неприязненные отношения, и впоследствии Чжан Фа-куй от руководства войсками в 9-м военном районе отошел.

Чжан Фа-кую в то время было около 50 лет. Он гуандунец, житель города Шисин. Генерал вел скромный образ жизни: врачи запретили ему пить водку и курить, что он строго выполнял. Он — участник Северного похода, участник шанхайских боев, где потерял свою армию. Грамотный и энергичный, он, пожалуй, был одним из немногих генералов, которые относились с искренней симпатией к Советскому Союзу. Японцев ненавидел и старался это подчеркнуть при разговорах с советниками. В то же время был одним из самых верных генералов Чан Кай-ши.

Когда Чжан Фа-куй вернулся в Жуйчан, к нему в штаб явился полковник Алябушев — советник командующего [241] 9-м военным районом, чтобы выяснить обстановку на месте. Речь, естественно, зашла о Гутане.

— Ну что же, — заметил Чжан Фа-куй, — у нас нет армии, а есть народ, вооруженный винтовками. — Этим он хотел снять с себя ответственность за неудачи. В то же время он заметил: — Ухань будем оборонять, как испанцы Мадрид.

Разговаривая с советником на общие темы, Чжан Фа-куй сам поднял вопрос о КПК, что было редким явлением в беседах гоминьдановских генералов с нами.

— Компартия, — заявил он, — революционная партия Китая.

Разбирая выпады по адресу КПК со стороны газеты «Дагунбао» (газета писала, что «КПК нападками на Чэнь Чэна стремится получить прибыльные места»), Чжан Фа-куй добавил:

— Прояснение ситуации их утихомирит. Если нет, то пусть они будут раздавлены колесом истории!

Кого при этом имел в виду генерал, советник не уточнил. Возможно, что эти настроения были вызваны не только неудачами, но и полученным выговором. По понятным причинам Алябушев ушел от дальнейшего обсуждения острой политической проблемы. К тому же ему надо было срочно выехать в 22-ю дивизию, занимавшую оборону восточнее Жуйчана.

Осмотренные рубежи и дивизия произвели на него неблагоприятное впечатление. Соединение, недавно выведенное из боев, было недоукомплектовано и плохо вооружено. В частности, 132-й полк, который посетил Алябушев, имел всего 180 винтовок, но занимал фронт в 4 км. Примерно такое же положение было и в остальных дивизиях 3-го корпуса. Ситуация требовала принятия срочных мер. Когда советник вернулся в Учан, все это было доложено Чан Кай-ши, который приказал немедленно перебросить на это направление 92-ю армию из 31-й армейской группы. Этим было положено начало растаскиванию резерва Ставки. В район Жуйчана армия прибыла только 24 августа и была введена в бой по частям.

В это время я осматривал укрепления в Учанском секторе, в частности строительство железобетонных площадок в Гаодэне, где готовились также разместить минные заграждения. Это были последние укрепления на [242] подступах к Учану. Из поездки я вернулся 13 августа. Начальник штаба Чижов сообщил мне новость; в Ханькоу прибыл вновь назначенный главный военный советник комдив Александр Иванович Черепанов.

— Главный, — добавил Чижов, — просил тебя по прибытии без задержки явиться к нему. Есть задание.

— Какого рода? — спросил я.

— Готовим наступательную операцию, требуется твое мнение.

Я позвонил в штаб главного советника, к телефону подошел полковник Бобров — советник при начальнике управления связи Ставки. «Заходи, — услышал я, — главный ждет».

Когда я вошел в кабинет, Александр Иванович сидел за столом. Я представился по всем правилам строевого устава. Черепанов же вышел на середину комнаты и приветливо поздоровался.

— Рад вас видеть в добром здравии. Садитесь. Разговор будет длинный.

Александр Иванович скоро перешел на «ты», хотя до этого я с ним не встречался и знаком не был, но мне понравилась такая манера. Она располагала к дружбе, к доверию, что особенно важно было для нас здесь, вдали от Родины.

Из-под густых черных бровей на меня смотрели пытливые карие глаза. Александру Ивановичу было в то время немногим более сорока лет. Я сразу же подумал: с этим начальником сработаюсь. Мои надежды оправдались — дружбу мы сохранили до сегодняшнего дня.

— Рассказывай, где бывал, что видел, какие впечатления об армии, народе, настроениях, проведенных операциях, — обратился ко мне Черепанов.

Коротко я доложил все, что знал и видел, подробнее остановился на инженерной подготовке войск, численности инженерных частей, подготовляемых рубежах и формах инженерного оборудования местности.

Мою деятельность Александр Иванович одобрил и сказал:

— В твою компетенцию вмешиваться не буду. Действуй сообразно совести и знаниям. Ты инженер, тебе и карты в руки. А теперь, — продолжал Черепанов, — о предстоящей работе. После отхода китайских частей от [243] Гутана и Цзюцзяна японцы заняли довольно обширный плацдарм, который, очевидно, ими будет использован для накопления сил с целью наступления на Учан. Они на 50 км оторвались от реки и озера Поянху, из-за чего лишились поддержки флота. Думаю, что создалась благоприятная обстановка для того, чтобы сбросить японские части в реку. Сил у китайской армии для этого достаточно. Как твое мнение?

— Я об этом не думал, занимался вопросами строительства рубежей. Ваше предложение принято Ставкой? — спросил я.

— В первой беседе Чан Кай-ши одобрил эту идею и заявил, что «будем работать, как работали раньше», то есть как работали во времена Восточного и Северного походов пятнадцать лет назад. Заявление многообещающее.

— Вы работали с ним раньше? Как он вас принял?

— Принял хорошо. В первый день приезда пригласил на семейный ужин, на котором кроме меня были только Сун Мэй-лин да переводчик. Кстати, на мой вопрос о боеспособности армии ответил, что «армия сейчас хуже, чем была в 1923–1927 годах». Оценку своему детищу дает плохую, но это не меняет дела. Много высказал похвал в адрес Советского Союза и советников. В частности, заявил, что «с приездом советских советников войска стали лучше драться», и просил подумать, нельзя ли назначить русских советников на должности начальников штабов районов и армейских групп.

Александр Иванович расстелил прямо на полу кабинета крупномасштабную карту с нанесенной на нее обстановкой [244] на Центральном фронте и начал излагать свою идею перехода в наступление.

— Операция японцев в долине Янцзы поражает своей авантюристичностью и осуществляется ими только в расчете на слабость китайской армии. Сейчас они зарвались, и им надо показать, на что китайцы способны. Думаю, что имеется полная возможность наступать одновременно по северному берегу группой войск Ли Пин-сяна на Аньцин — Тайху и по южному берегу двумя группами: на Цзюцзян с юга 31-й армейской группой Тан Энь-бо и по восточному берегу озера Поянху войсками 3-го военного района на Хукоу, Пынцзэ, Мадан.

Забегая немного вперед, скажу, что этот план был подробно разработан штабом главного военного советника, утвержден Чан Кай-ши, но дальше этого дело не пошло. Задуманное контрнаступление не состоялось. По этому поводу Черепанов неоднократно говорил с Чан Кай-ши. Последний, как правило, соглашался со всеми доводами, но жаловался на плохую работу штабов и превосходство противника в технике.

Причины, однако, были в другом. Чан Кай-ши не хотел рисковать своими дивизиями, а вести наступление только провинциальными войсками было невозможно.

Все же Чан Кай-ши не мог оставить без внимания настояния главного военного советника. Когда японские части перешли к атакам на Жуйчан (это было в 20-х числах августа), верховный отдал приказ Чэнь Чэну организовать контрудар 3-м армейским корпусом под Жуйчаном и одновременно 7-й и 40-й армиями 5-го военного района на Цзиншань — Тайху.

Утром 22 августа Черепанов со своим штабом прибыл в расположение 3-го армейского корпуса. К этому времени приказ уже был отдан. Из него мы с изумлением узнали, что для контрудара выделена всего лишь одна 20-я дивизия, которой была поставлена задача: «Разбить японцев во встречном бою на подступах к Жуйчану». Командир дивизии не справился с этой задачей. Он не смог организовать выход войск в исходное положение. Они были втянуты в бой по частям и в течение десяти часов наголову разбиты. Для того чтобы парализовать усилия китайских частей, японцы с утра [245] 24 августа применили в расположении 21-й дивизии, оборонявшей Жуйчан, боевые отравляющие вещества. Не имея противогазов, дивизия стала отходить, и Формозская бригада почти без боя в 15 часов 24 августа вошла в Жуйчан. Черепанов, Шилов, Буров и я в это время находились на командном пункте командира корпуса, расположенном на горе Ушань (юго-западнее оз. Цифу, западнее Жуйчана), откуда были прекрасно видны и Жуйчан и проходивший там бой. Китайские части отошли на подготовленный западнее Жуйчана рубеж, туда, где начиналась горная цепь, удобная для обороны. Здесь японцы были задержаны до 30 сентября.

К вечеру 24 августа японцы перебросили в Жуйчан 9-ю пехотную дивизию. С утра 25 августа к месту боев была подтянута 95-я китайская дивизия, которая обеспечила выход к Жуйчану частей 52-й армии. Вскоре на этом направлении была сосредоточена вся группа армий Тан Энь-бо. Тут, естественно, встал вопрос, кому же командовать войсками: Тан Энь-бо или Чжан Фа-кую. Генерал Чжан Фа-куй сказался больным и уехал в тыл. 1 сентября генерал Тан Энь-бо принял на себя командование. Его 13-я и 85-я армии все еще находились в пути. Между тем японские части, стремясь захватить горный перевал, по которому шла шоссейная дорога Янсинь — Жуйчан, вновь применили отравляющие вещества. 5 сентября в лощине юго-восточнее горы Цицзяшань, у перевала, и 7 сентября на участке 529-го полка 89-й дивизии, оборонявшего деревню Янцзяфан, были предприняты газовые атаки. Однако командир дивизии генерал Чан Сэ-чун, его штаб и солдаты проявили исключительную стойкость и организованность, не поддавшись панике.

Жуйчанское направление упорно оборонялось китайскими войсками. За тридцать дней боев после взятия Цзюцзяна японские части здесь продвинулись всего на 30 км. Правда, стойкой обороне способствовала местность: китайские позиции проходили по узким перешейкам между озерами и Янцзы.

В начале сентября позиции к западу от Жуйчана прочно удерживались частями 52-й и 92-й армий. На подходе были 195, 23, 49 и 35-я пехотные дивизии, которые вскоре были поставлены в первую линию, а части [246] 52-й и 92-й армий отошли в район Чанша на пополнение. Район Фучикоу обороняли 14-я и 18-я дивизии 54-й армии.

Против частей Тан Энь-бо действовали Формозская бригада, 9-я и 106-я пехотные дивизии. С выходом в Жуйчан они могли двигаться на запад по хорошим дорогам: Жуйчан — Матоу и Жуйчан — Янсинь и далее на Дае, Учан. На юг и юго-запад вели трассы Жуйчан — Унин и Жуйчан — Дэань.

На северном берегу Янцзы противник прочно удерживал дорогу Хуанмэй — Гуанцзи, которая шла на Ханькоу.

Необходимо сказать несколько слов о действиях японской авиации.

В боях участвовали только одномоторные гидросамолеты с незначительной скоростью 150–200 км в час. Они были вооружены пушкой и двумя-четырьмя бомбами, которые сбрасывались с пике. Кроме того, мы видели одномоторные монопланы с убирающимися шасси. Эти самолеты действовали как штурмовики по определенным объектам переднего края во взаимодействии с пехотой. Как правило, штурмующая тройка над полем боя находилась час, затем менялась, и так было в течение всего дня.

Одновременно с бомбами сбрасывались листовки. В них доказывалась бесполезность сопротивления китайцев японской императорской армии и содержались угрозы. Китайским солдатам предлагалось переходить на сторону японцев. Им обещали работу и нормальные условия жизни. В противном случае после победы они будут на положении побежденных, т. е. японское командование лишит их всех прав. «Спешите получить место и работу, не то будет поздно» — таковы были аргументы грубой пропаганды.

В деревне Тидяньцао, где был расположен госпиталь 95-й пехотной дивизии, мы разговаривали с одним из солдат 9-й роты 570-го полка, который сопровождал раненого командира роты. Он рассказал, как в боях южнее Жуйчана японцы из своих окопов кричали: «Бросьте воевать за Чан Кай-ши и переходите на нашу сторону! Здесь лучше кормят, обмундировывают и платят по 30 юаней в месяц» (в гоминьдановской армии солдат получал 10 юаней). [247]

Солдат сообщил также, что на стороне противника воюют китайцы, взятые в армию из провинций Аньхой и Чжэцзян. Позади них во время боя идут японские солдаты.

Мы уже говорили, что эвакуация в китайской армии проводилась из рук вон плохо. Большинство раненых оставались на поле боя и попадали в плен. Те же, которым удавалось избежать этой участи, двигались к ближайшим госпиталям самостоятельно, кто как мог. Они не встречали на своем пути питательных и перевязочных пунктов и умирали здесь же, на обочинах дорог, от голода и ран.

Мы посетили 56-й этапный госпиталь, расположенный в деревне Тидяньцао. В госпитале был порядок. Отсюда в Учан эвакуация шла организованно, на автомашинах, но это не сгладило тягостного впечатления от «заботы» о раненых, которую мы наблюдали на передовой линии.

Из Янсиня в Учан мы выехали поздно вечером. Ночь была безлунной. Дорогу нам освещали лишь яркие звезды да мириады светлячков, летающих в воздухе. Такого зрелища я никогда не видел.

— Как называется эта местность?

— «Долина усопших», — ответил переводчик Чэн, — а светлячки, которых вы видите, — это души умерших. По нашим поверьям, они никогда не покидают места предков.

— Сюда, очевидно, входят и души погибших солдат? — с иронией спросил я.

— Нет. Души солдат возвращаются на свою родину. Как видите, где кончается жизнь, там начинается вечное бытие.

— Господин Чэн, вы идеалист. Солдат умирает на земле, за свободу, за родину, ну и, конечно, за цин земли, который он думает получить после войны.

— Цин — это много.

— Я сказал условно, может быть му. Во всяком случае, солдат идет в бой за земные блага, которые перед ним маячат, как эти светлячки. Их много, а поймать трудно. Но солдат стремится к этому.

— Ловить светлячков в наших условиях невозможно. Их охраняют баовэйтуани и «серые крысы».

— Ну вот, оказывается, вы знаете всех истинных яньванов (злых духов) солдата. [248]

Время было позднее. Машина скользила по асфальтовому шоссе. Шуршание шин клонило ко сну.

На другой день по приезде в Учан Шилов и я явились к Александру Ивановичу, чтобы доложить наблюдения и выводы. Черепанов и наш связист Бобров вернулись в Учан на несколько дней раньше. Они были в курсе всех столичных новостей.

Прежде всего город был полон слухов о мирных акциях японского командования. Особенно усердствовал Ван Цзин-вэй, который вел переговоры с итальянцами и немцами о посредничестве и о возможности заключения мира. Военно-политическая обстановка была крайне напряженной. Японские части находились в 150 км от Уханя. На юге японская авиация разбомбила мост на реке севернее Кантона. Создались затруднения с вывозом продовольствия, снаряжения и вооружения, получаемых через Гонконг. По донесению из Кантона, на восстановление моста требовались три месяца. Срок большой, и это могло отразиться на вооружении армии. Гуандунское правительство сообщило, что «японцы предполагают в ближайшее время высадить десант в Нинбо и Вэньчжоу». Насколько эти сведения верны, судить было трудно. В то же время было известно, что в первых числах сентября гонконгский генерал-губернатор посетил в Кантоне Ю Хань-моу и дал ему понять, что японцы на Гуандун наступать не будут, так как Англия хочет превратить Гуандун в самостоятельную провинцию под ее протекторатом. На вопрос, какой политики в этом случае будет придерживаться Ю Хань-моу, последний от ответа уклонился.

У рассказывавшего мне все эти новости генерала Ма Цун-ли я спросил:

— Эти сведения относятся к тайной дипломатии?

— Нет, это относится к дипломатии «услаждающего бальзама», которая, по словам Черчилля, составляет «грязную дипломатию».

Очевидно, в связи со всем этим на Военном совете и встал вопрос о назначении командующего войсками 4-го военного района (южное и юго-западное побережье Китая). Был предложен Хэ Ин-цинь, так как он формально числился в этой должности, а Ю Хань-моу считался его заместителем. Чан Кай-ши возражал и высказывался за назначение Ли Цзун-жэня. Бай Чун-си был за эту кандидатуру, [249] Хэ Ин-цинь и Чэнь Чэн против. В итоге никакого назначения не состоялось, и все осталось по-прежнему.

В провинции Сычуань вновь пытались утвердиться прояпонские элементы. Туда направился генерал Чжан Цзюнь, который вступил в должность начальника полевого штаба главкома в Чунцине.

В Сиане также было неспокойно. Возникли трения между гоминьдановскими наместниками и компартией. Губернатор провинции генерал Цзян Дин-вэнь закрыл двенадцать антияпонских патриотических организаций и арестовал много революционной молодежи. Командующий округом генерал Ху Цзун-нань, в руках которого находилась провинция, его поддерживал. В Сиане было мало войск, но много «особых отрядов» полиции.

В связи с частыми бомбежками Уханя, большим количеством жертв среди мирных жителей и наступлением японской армии население стало покидать город. Все ехали в западные провинции. Гражданские учреждения и предприятия, работавшие на оборону, заканчивали эвакуацию в Сычуань. Министерства заранее эвакуировались в Чунцин. В городе царила паника и спекуляция. Генштаб перевел свой второй эшелон в Хэнъян, находящийся в 150 км к югу от Чанша. Нам объявили, что в случае падения Уханя мы там обоснуемся надолго. А пока первый эшелон генштаба переехал из Учана в Ханькоу и расположился в здании рядом с французской концессией. Здание провинциального правительства, где находился генштаб, было разрушено японской авиацией. Авиакомитет и часть политуправления также направлялись в Хэнъян.

Между тем для обороны Уханя были сосредоточены восемьдесят неплохо вооруженных дивизий. Начали усиленно строиться оборонительные рубежи, эшелонированные в глубину с востока на запад. Заканчивалось строительство крепости Тяньцзячжэнь (120 км к востоку от Ханькоу), запирающей проход судам вверх по Янцзы. Она усиливалась полевой артиллерией. Возводились доты. На основных направлениях, ведущих к Уханю, шло строительство линий окопов, артиллерийских позиций, укрытий, командных пунктов. В городе также шли усиленные работы по укреплению набережной и отдельных узлов обороны. [250]

В эти дни на Военном совете был заслушан доклад заместителя командующего 9-м военным районом о положении дел с укреплениями. Намеченные планом сооружения были готовы на 70%. Хэ Ин-цинь сообщил, что в Гонконг прибыла большая партия зенитных пулеметов и полевых пушек, что артиллерийскими снарядами армия обеспечена и налаживается их производство и что авиабомб хватит на десять лет. Сам Чан Кай-ши был настроен оптимистически и заявил: «Ухань сдавать не собираемся. Сопротивление будем вести до конца и одержим победу во что бы то ни стало». Что ж, к этому были основания: армия была обута и одета, недостатка в продовольствии не ощущала, патронов было достаточно. Артиллерией, поступившей из Советского Союза, были укомплектованы артиллерийские бригады, часть из которых подтянулась на фронт 9-го военного района. Формировались еще четыре бригады. 200-я механизированная дивизия, имевшая на вооружении танки «Т-26», закончила свое формирование и обучение и была готова вступить в бой. Кстати сказать, один ее полк был придан 31-й армейской группе, оборонявшей Жуйчанское направление.

Однако не все генералы из ближайшего окружения верховного, и в частности Лю Фэй, разделяли его точку зрения. Это относилось и к руководству 5-го военного района, где шли разговоры о том, куда отступать в случае сдачи Уханя. Поговаривали, что неплохо отойти на северо-запад и объединиться с войсками генерала Ян Ху-чэна. Многие не верили, что войска Ху Цзун-наня и Чжу Шао-ляна, стоявшие как заслон против 8-й НРА, окажут помощь 5-му району. Сычуаньские войска считались малонадежными. Вспоминали случай, когда шесть полков «охраны спокойствия» Сычуани, посланные на фронт, разбежались и начали заниматься бандитизмом в горах. Все эти разговоры настораживали.

Отдельные генералы, удрученные быстрым исходом хасанских событий, надеялись, что события в Европе помогут решить японо-китайский конфликт, и выискивали причины для выжидания лучших времен. Вдруг да что-нибудь разразится на международной арене и победа, как манна небесная, сама свалится в их руки!

Как раз в эти дни европейские агентства печати сообщали о конфликте, назревавшем в Центральной Европе. [251] Речь шла о притязании гитлеровской Германии на Судетскую область Чехословакии. Газеты печатали заголовки: «Отказ генлейновцев от переговоров с парламентской комиссией», «Античехословацкая кампания германской прессы» и т. п.

13 сентября, в день генлейнского путча, генерал Хуан Чжэнь-цю, начальник департамента ПВО, устроил банкет по случаю годовщины создания штаба противовоздушной обороны, на который была приглашена группа советников. На банкете я был посажен рядом с генералом Сюй Юй-чэном. Когда закончилась официальная часть — доклад генерала Хуан Чжэнь-цю об итогах работы корпуса ПВО за год, генерал Сюй сказал мне:

— В скором времени мы будем свидетелями начала второй мировой войны!

— Вы имеете в виду притязания немцев на Судетскую область?

— Да, полковник! Великие державы используют этот инцидент для раздувания большого пожара... Япония, как союзница немцев, не останется в стороне... Китаю это выгодно.

— Ну, а если европейские державы проявят единство с Советским Союзом, Гитлер отступит... Европейская война не принесет утешения китайскому народу.

— Утешения нам не нужно, нас интересует выгода. Что бы там ни было, но война в Европе потребует стратегического сырья, которое сейчас великие державы отдают Японии. С войной это прекратится, и Япония останется без ничего. Нам это выгодно... А может быть, Япония откроет второй фронт? Вы об этом не думали?

— Нет, генерал, я это исключаю и рекомендую больше надеяться на свои силы и, конечно, на помощь Советского правительства.

Генерал замолчал. Я привел этот разговор, так как он был очень характерен для умонастроения многих гоминьдановских генералов.

По поводу боев под Уханем Сюй Юй-чэн заметил:

— Оборона Уханя должна быть построена разумно, и национальные войска не должны попасть в окружение, как это было под Нанкином или Сюйчжоу.

— Разумеется. Но тот, кто собирается нанести поражение Японии, должен идти хотя бы на небольшой риск.

Сюй Юй-чэн с этим согласился, по крайней мере на [252] словах. Мы расстались единомышленниками по вопросам тактики. Но все это были слова. Нам были прекрасно известны и стратегия гоминьдановского генштаба и то, что имел в виду Сюй под «разумной обороной».

14 сентября нам вручили кипу наших газет сразу за целый месяц: «Правду», «Известия», «Красную звезду». Я получил первое письмо от жены. Она писала, что из Новосибирска переехала в Ахтырку к своим родителям и ждет ребенка. Увижу ли я его? Вопрос не был праздным. Мы были на войне.

Между прочим, в «Красной звезде» от 25 августа мы смогли прочесть заметку корреспондента ТАСС из Лондона: «В местных газетах опубликовано содержание секретных переговоров, проходивших в июле между итальянским послом в Ханькоу и лидером прояпонской группы Ван Цзин-вэем. Речь шла о назначении итальянского посредника в переговорах с Японией и устранении от власти Чан Кай-ши». Эта новость нам была известна давно, но не в таких деталях.

Мой переводчик попросил у меня газеты для совершенствования, как он заявил, знаний по русскому языку. Я дал целую пачку: пусть совершенствуется.

Таков был сентябрь 1938 г. в Ухане. В эти дни были штабом главного военного советника разработаны новые предложения по вопросам обороны Уханя. Они были переданы А. И. Черепановым лично Чан Кай-ши вскоре после падения Жуйчана — 9 сентября. Забегая вперед, скажу, что эти предложения долго изучались оперативным управлением и дважды обсуждались на заседаниях Военного совета. Причина проволочки — позиция, занятая вершителем судеб всех оперативных планов генералом Лю Фэем, который высказал в личной беседе Черепанову свое неудовольствие передачей планов напрямую, без обсуждения с ним. Лю Фэю было резонно замечено, что штаб главного военного советника не имеет планов работы оперативного управления и Военного совета.

Этот вопрос возник вторично на одном из заседаний Военного совета в конце сентября. Как выяснилось, оперативное управление вообще никаких планов не составляет. Чан Кай-ши, узнав об этом, приказал Лю Фэю:

— Составить план работы Военного совета и без согласования с Черепановым коренных вопросов мне не [253] докладывать. Главному военному советнику предоставлять все необходимое до заседания Военного совета.

— Нельзя быть пророком, — робко возразил Лю Фэй, — и предусмотреть, что будет через один или два месяца. Китайская армия не европейская, она не выполняет приказов в точности, и поэтому, какой бы план ни составлялся, он пойдет насмарку.

Чан Кай-ши, заикаясь, заявил:

— Нельзя бросаться из стороны в сторону. План должен быть, хотя бы и плохой. Надо проявить свою волю. Если вы хотите эвакуироваться — езжайте. Я один останусь в Ханькоу.

Гнев верховного главнокомандующего возымел свое действие. План был составлен. Но все же в кулуарах генерал Лю Фэй сказал:

— Сейчас надо думать не о плане наступления, а об эвакуации. Войска 5-го и 9-го военных районов несут большие потери. Во многих частях осталось не больше 30 процентов штатного состава солдат. Сегодня противник может прорвать оборону в любом месте, и мы не сумеем его удержать.

Такое настроение было не только у руководителя оперативного управления, но и у многих офицеров и генералов Ставки, которые были готовы свернуть оборону Уханя. Многие надеялись, что после падения Уханя ряды сторонников сопротивления поредеют и наступит мир. Эти настроения не разделялись солдатами и фронтовыми офицерами, которые проявляли образцовую стойкость и упорство в бою. За время августовских и сентябрьских боев в долине Янцзы японская армия продвигалась в среднем не более чем на километр в сутки. Ее потери росли, а китайские уменьшались. Если в Шанхайской операции за месяц боев китайская армия потеряла 130 тыс., то за этот же период в Уханьской операции — около 100 тыс. человек. Потери сторон уравнивались и составляли один к одному. В общем, дела шли неплохо и оснований утверждать, что «противник может прорвать оборону в любом месте», не было.

Главный военный советник Черепанов не разделял упадочнических настроений работников оперативного управления и рекомендовал Чан Кай-ши усилить в сентябре контратаки частями 5-го и 9-го военных районов против японских колонн, вклинившихся в боевые [254] порядки войск, а на Наньчанском и Хуанмэйском направлениях перейти к жесткой обороне.

С целью ослабления нажима японской армии в долине Янцзы были разработаны предложения об активизации действий партизан в японском тылу и переходе в наступление войск 3-го военного района на Уху и Нанкин, 1-го военного района — на Кайфын и 2-го — на Тайюань.

Следует отметить, что войска всех этих районов с момента перехода японской армии в наступление бездействовали и, оставаясь на занимаемых позициях, спокойно наблюдали за драматическим развитием событий в Центральном Китае.

Для наступления рекомендовалось в каждом из военных районов создать ударные группы в составе двух-четырех армий, на формирование которых предоставить часть дивизий, находящихся в тылу на пополнении.

По мнению штаба главного военного советника, активные действия войск 1-го, 2-го и 3-го военных районов значительно оттянут японские войска с Уханьского направления.

Отдельно китайскому командованию были переданы рекомендации по улучшению ухода за ранеными, поощрению отличившихся в бою солдат и офицеров, улучшению подготовки офицерского состава, организационной структуры дивизий, обеспечению партизан, совершенствованию рубежей обороны и др.

Все предложения главного военного советника были приняты и одобрены верховным командующим. Однако директивы о создании ударных групп и переходе в наступление части сил 1-го, 2-го и 3-го военных районов отданы не были. Оперативное управление возражало против использования в ударных группах дивизий, находящихся в резерве, а вместо них оно предлагало включить дивизии, которые дерутся на фронте и которые в скором времени будут выведены в резерв.

Мы понимали, что означает сей ход конем, но в дискуссию не вступали... Предложения утверждены верховным, и, следовательно, оперативное управление должно само решить, какие соединения и где лучше использовать.

Пока шли обсуждения вариантов, борьба за Ухань вступила в решающую фазу; японские части на северном [255] и южном берегах Янцзы развернули ожесточенные бои за крепость Тяньцзячжэнь, которая считалась воротами к Уханю.

В 9-м военном районе события развивались так.

Наньчанское направление обороняли семь армий. Из них три армии — 25, 64 и 4-я — стояли в первой линии обороны, а четыре занимали тыловые рубежи.

Наступавшая по западному берегу оз. Поянху против 25-й армии 101-я японская пехотная дивизия продвигалась довольно медленно. Расстояние в 30 км от Нанькана на юг японские части преодолевали 23 дня: с 25 августа по 17 сентября.

Вдоль железной дороги от Цзюцзяна на юг наступала бригада 106-й пехотной японской дивизии. Овладев станцией Махойлин и встретив упорное сопротивление частей 4-й и 64-й армий, она перешла к обороне и простояла на этом направлении до начала ноября, когда китайские части отошли на рубеж р. Сюшуй.

Из района Жуйчана японские части вели наступление по четырем направлениям. На юг по дороге Жуйчан — Дэань двигались части 106-й пехотной дивизии, по шоссе Жуйчан — Унин — полк 9-й пехотной дивизии. Основные силы 9-й дивизии вели наступление по дороге Жуйчан — Янсинь. Наконец, Формозская бригада шла по дороге Жуйчан — Матоу вдоль южного берега Янцзы. При содействии десанта морской пехоты 8 сентября она овладела Матоу и начала движение на Фучикоу. Как раз в этот момент Чэнь Чэн настоял перед Ставкой на передаче Тяньцзячжэня 5-му военному району. Таким образом, единая крепость была как бы расчленена на две части: Фучикоу остался в 9-м военном районе, а Тяньцзячжэнь — в 5-м. Правда, Чан Кай-ши отдал приказ командующему 2-й и 54-й армиями держаться до последнего солдата, но это не меняло дела — единого руководства крепость лишилась.

29 сентября японская армия, наращивая усилия своих войск, при поддержке флота и авиации овладела этим опорным пунктом. Китайские части стали отходить на запад, на рубеж р. Янсинь, и в спешке занимать оборону по линии Синьтанфу — Янсинь — Байшуй.

Подойдя к р. Янсинь, противник остановился и приступил к перегруппировке, сосредоточивая основные силы в направлении на Синьтанфу и Дае. [256]

В это время полк, двигавшийся по Унинскому шоссе, обнаружил, что это направление свободно от китайских войск. Командир 9-й японской дивизии, оценив обстановку, немедля решил направить на Унин 103-ю бригаду с задачей перерезать шоссе Учан — Наньчан и нарушить связь между первой и второй группами армий.

Выполняя эту задачу, 103-я бригада подошла к г. Фусюешань. Когда сведения об этом были получены в Учане, китайская Ставка приняла решение окружить бригаду, для чего выделила семь пехотных дивизий. Однако выделенные соединения долго топтались на месте, не имея единого руководства. К этому времени подошла 136-я бригада 106-й японской дивизии и отбросила их в исходное положение.

Выполнив эту задачу, 136-я бригада свернула с шоссе Жуйчан — Унин на юго-восток и стала заходить в тыл частям первой группы армий.

Генерал Се Юй, видя угрозу своим тылам, принял решение снять с рубежей обороны 74, 66, 4-ю армии и окружить втянувшуюся в горы бригаду. Маневр удался. Но Се Юй в течение трех суток раздумывал, что ему делать дальше. За это время с севера подошел полк 9-й пехотной японской дивизии и деблокировал группировку. 136-я бригада стала выходить на северо-восток. А китайские войска перешли к обороне и к 10 октября заняли позиции с центром в районе Дэань.

После завершения боев на Унинском и Дэаньском направлениях японские войска перешли в наступление на Учан. 20 октября Формозская бригада овладела Дае. Основные силы 9-й пехотной дивизии развивали успех в общем направлении на станцию Сяньнин. На подходе находилась 11-я пехотная дивизия. Судьба Учана была решена. Китайские войска стали поспешно отходить на юг.