Овладев Аныщном и оттеснив китайские части на линию Цяньшань — Тайху, японские части стали готовиться к наступлению на Ханькоу. С этой целью в первых числах июля в район к востоку от Хуанмэя были подтянуты 3, 6 и часть 11-й пехотной дивизии. [257]
Со стороны войск 5-го военного района линию Цяньшань — Тайху обороняли 10-я и 31-я армии, под прикрытием которых сосредоточивалась ударная группа в составе пяти армий для перехода в контрнаступление на Аньцин.
Однако противник предупредил намерения китайского командования, перейдя 12 июля в наступление на фронте 10-й армии, оборонявшей Цяньшань. 10-я армия не выдержала натиска 10-го японского кавалерийского полка и 17 июля отошла, открыв дорогу на Тайху и оголив фланг 31-й армии. Последняя в течение десяти дней еще вела бои и в невыгодных условиях, но 22 июля была вынуждена оставить Тайху.
С падением Тайху на севере и Цзюцзяна на юге резко изменилась обстановка в долине Янцзы. В этих условиях командующий войсками района принял решение произвести перегруппировку своих войск, организовать жесткую оборону и частью сил нанести удар в общем направлении на Тайху — Сусун.
Директивой командующего от 28 июля 31-я армия выводилась в тыл на пополнение. На ее место ставились в центре 48-я армия, а левее ее — 7-я армия с задачей перейти в контрнаступление на Сусун, Хуанмэй и перехватить дороги Хэфэй — Тайху и Аньцин — Тайху. 10-я армия, которая оставалась пока что на месте, должна была нанести важный вспомогательный удар по Цяньшаню.
Этой же директивой 19-му армейскому корпусу ставилась задача подготовить рубеж Моцзытан — Хошань фронтом на восток и северо-восток, 87-я армия спускалась на юг для обороны рубежа от Сичуань (северный берег Янцзы) до Лонси, 86-я армия сосредоточивалась в районе Гуанцзи, чтобы подготовить промежуточный рубеж по высотам южнее и юго-восточнее Гуанцзи. Сюда же выводилась 176-я пехотная дивизия как резерв командующего. Юго-западнее Гуанцзи ставилась 26-я армия с задачей не допустить продвижения противника со стороны Усэ, обеспечивая оборону фронтом на юг. Остальные части оставались на прежних позициях. На фронте Гуши — Люань — стояли слабые части 71-й и 51-й армий, 30-я и 42-я армии находились на линии Бэйпин-Ханькоуской железной дороги и задач не получили. [258]
Мероприятия командующего получили одобрение Ставки. При всем этом задачи, поставленные ударной группе, были неконкретны, нечетки, а северное направление от Хэфэй на Люань — Гуши — Синьян слабо прикрыто. Командующий считал, что это направление не выводит к Ханькоу и наступление врага здесь маловероятно. В действительности же оказалось, что именно по этому направлению японцы направили 13-ю, а немного позже 10-ю и 16-ю дивизии, которые, делая по хорошей дороге до 15 км в сутки, захлестывали основные силы войск 5-го военного района с севера.
3 августа 3-я японская пехотная дивизия повела наступление против 119-й дивизии, оборонявшей Хуанмэй. Имея превосходство в силах, 3-я дивизия заняла этот пункт. Однако дальше рубежа р. Шицунхэ противник до 26 августа продвинуться не смог.
В этот день 10-я и 7-я китайские армии нанесли внезапный удар в общем направлении на Цяньшань — Тайху и овладели этими городами. Одновременно 48-я армия подошла к Сусуну. Контратаки противника успеха не имели, и его части отходили с большими потерями. Не рассчитывая на дальнейший успех, командующий районом отдал приказ закрепиться на достигнутых рубежах и вывел 10-ю армию в тыл. Эта нерешительность дала возможность японцам перегруппироваться и вновь повести наступление в двух направлениях: 3, 6 и частью сил 11-й дивизий в направлении Хуанмэй — Гуанцзи и 13, 16 и 10-й дивизиями в направлении Люань — Гуши — Хошань. Первой начала движение на Люань 10-я дивизия. Оборонявший город охранный полк отошел без боя. 29 августа японские части овладели Хошанем, отбрасывая части 51-й армии в западном направлении. Чтобы удержать рубеж по р. Бихэ, китайское командование перебросило на это направление 71-ю армию из района Гуши. Тем временем 13-я японская дивизия 5 сентября перешла в наступление на Шанчэн — Гуши. Положение на этом направлении создалось критическое. Было принято решение срочно двинуть в Гуши 59-ю армию из резерва, однако армия с выходом опоздала, и противник без боя 28 августа занял город. Японцы немедля начали движение на Шанчэн, что создавало угрозу обхода всей группировки с севера. Китайскому генштабу пришлось снять часть сил из Уханьского [259] укрепленного района и направить их на рубеж южнее и западнее Шанчэна. Сюда же была брошена группа армий Сунь Лянь-чжуна.
В это же время на Гуанцзийском направлении, где китайские войска прочно удерживали рубежи, было принято решение активизировать действия войск Ли Пин-сяна. Им была поставлена следующая задача: 48-й армии наступать на Хуанмэй, 31-й армии — на Дахэкоу, 84-й армии активными действиями на фронте приковать к себе противника и 26-й армии наступать на Туншань. Однако в результате слабого руководства и отсутствия согласованности в действиях атаки, предпринятые с 6 сентября, успеха не имели, и китайские части, неся большие потери, отошли. С утра 7 сентября японские войска свежими силами повели наступление на Гуанцзи и заставили 86-ю армию отступить на запад. Это создало угрозу их продвижения на крепость Тяньцзячжэнь. Для противодействия этому командующий районом принял решение атаковать колонны противника силами 26-й и 31-й армий. Исходный район для атаки был таков: для 26-й армии — район юго-западнее Гуанцзи, для 31-й армии — район горы Чжанциншань, в 8 км северо-западнее Гуанцзи. Атака назначалась с утра 9 сентября. Для прикрытия района сосредоточения были выделены 143-я и 103-я дивизии, которым ставилась задача удерживать позиции до выхода армий в исходные районы.
Но с утра 8 сентября японские части атаковали позиции этих дивизий и вынудили их к отходу. Дороги на Гуанцзи были свободны, и японские войска к вечеру спокойно вошли в город. Тем временем 26-я и 31-я армии продолжали сосредоточиваться в своих районах. С утра 9 сентября пошел дождь, и наступление было отложено, однако это не помешало японским войскам атаковать позиции ударных армий со стороны Гуанцзи. Бой длился до 15 часов, когда китайские армии неожиданно перешли в наступление и отбросили 45-й и 23-й полки японцев в исходное положение. Однако 26-я и 31-я армии в Гуанцзи не вошли ввиду того, что город стоит в долине и его трудно оборонять. Японцы, видя, что их не преследуют, привели свои части в порядок, подтянули резервы и с утра 10 сентября вновь овладели Гуанцзи, где и закрепились. [260]
Для содействия 6-й и 3-й дивизиям, наступавшим на Гуанцзийском направлении, японское командование с утра 19 сентября высадило на северном берегу Янцзы морской десант, который взял важный пункт Усэ. Державший в нем оборону охранный полк отошел к крепости Тяньцзячжэнь. 24 сентября был высажен второй десант в составе пехотной бригады, усиленной артиллерией, которая при поддержке авиации завязала бой за крепость; одновременно с севера на Тяньцзячжэнь вела наступление 6-я японская дивизия.
Оборонявшая крепость 2-я армия в составе 57-й и 9-й дивизий проявила исключительное упорство и боролась буквально за каждую высоту в течение целых десяти дней. Посланное Ли Цзун-жэнем подкрепление в составе двух дивизий, по одной от 7-й и 87-й армий, вовремя не подошло. 27 сентября японские части овладели крепостью и приступили к расчистке фарватера реки.
В это время на Северном направлении японские войска овладели Гуши и стали развивать наступление в двух направлениях: 10-й пехотной дивизией на запад по шоссе Гуши — Синьян и 13-й пехотной дивизией на юго-запад на Шанчэн — Мачэн.
К утру 16 сентября передовые части 13-й дивизии вышли на рубеж в 10 км северо-западнее Шанчэна и завязали бои с 71-й китайской армией. К исходу 17 сентября они отбросили ее на рубеж в 24 км южнее Шанчэна, где занимала оборону 30-я армия. Развивая успех, 13-я дивизия и бригада 16-й дивизии к 23 сентября вышли на линию Байхо (50 км западнее Шанчэна) — Синдянь — Тушахэ (70 км юго-западнее Шанчэна), где были остановлены упорно оборонявшимися китайскими частями. Китайское командование подтягивало на этот участок 77-ю и 10-ю армии. Одновременно на Лошаньское направление выводился 17-й корпус Ху Цзун-наня в составе шести дивизий.
10-я японская дивизия продвинулась здесь с 16 по 23 сентября на 100 км, захватила Лошань и начала наступление на станцию Синьян, угрожая Ханькоу с севера. Ху Цзун-нань, получив приказ разгромить 10-ю японскую дивизию, расположил свои войска полукольцом на рубеже к востоку от Лошаня. Бригада 10-й дивизии, подошедшая с востока, атаковала в тыл 124-ю [261] дивизию. Дивизия, бросая убитых и раненых, стала постепенно отходить на юго-запад, в результате оголился фланг 1-й дивизии, которая, оставив гору Силошань, также стала отходить. 125-я дивизия, узнав об отходе 124-й родственной ей дивизии (обе дивизии были сычуаньские), с утра 27 сентября отступила в район Гаоцзян (20 км северо-западнее Лошаня), оголив фланг 28-й дивизии, которая с утра 28 сентября также отошла. Таким образом, атака 17-го корпуса успеха не имела, части покатились на запад. Узнав об этом, японцы организовали преследование отрядами, выделенными из кавалерийских полков 10-й и 16-й дивизий. Силы преследования были небольшими, и китайские части, восстановив порядок, остановились на рубеже в 25 км западнее Лошаня.
Здесь, пожалуй, уместно отметить отсутствие взаимодействия частей корпуса генерала Ху Цзун-наня с войсками 5-го военного района, действовавшими к югу от него. Последние не захотели оказать помощь 17-му корпусу. И все же положение на Лошаньском направлении стабилизировалось, правда ненадолго.
На Шанчэн-Мачэнском направлении японские части подтягивали свои тылы и с утра 6 октября нанесли удар в стык между 30-й и 71-й китайскими армиями на участке Шачао (30 км юго-западнее Шанчэн) — гора Сяньтайшань (10 км западнее Шачао). Атака японской 13-й дивизии была поддержана авиацией и сопровождалась артиллерийским огнем. Китайские части первоначально отошли на 2–3 км от занимаемых позиций, а затем короткой контратакой отбросили врага в исходное положение. Особенно при этом отличились 30-я и 27-я дивизии, оборонявшие гору Сяньтайшань. Разбив наголову 116-й полк 13-й японской дивизии, они захватили большое количество винтовок, пулеметов, боеприпасов и шашки с ядодымами. Бои на этом рубеже шли до 15 октября. 30, 71 и 59-я армии несли большие потери, но рубеж удерживали прочно.
На Тяньцзячжэньском направлении, на рубеже Цаохэ — Шишуй (Цишуй), примерно в 100 км к востоку от Ханькоу, с переменным успехом вели бои 55, 86 и 26-я армии.
В первых числах октября китайское командование принимает решение разгромить 10-ю японскую дивизию, [262] выдвинувшуюся далеко на Запад. Для этого создаются три группы: южная в составе 48-й и 31-й армий и армии Ло Цзо-ина, которая снимается с рубежей Уханьского укрепленного района, грузится в вагоны и направляется на станцию Люлин, западная в составе 17-го корпуса и 39-й армии и северная в составе 34-й и 56-й дивизий, взятых из войск 1-го военного района. Директивой ставилась задача совместными действиями уничтожить 10-ю японскую дивизию к востоку от Синьяна и действиями в направлении на Лошань восстановить положение. Начало операции намечалось на 15 октября.
Перегруппировка была замечена японцами, которые немедленно перебросили на это направление две бригады (по бригаде из 3-й и 13-й дивизий) и без задержки повели наступление на китайские части, выходящие в исходные районы. Первыми 7 октября подверглись неожиданной атаке дивизии из армии Ло Цзо-ина, которые выгружались на станции Люлин. Положение спасла 13-я кавалерийская дивизия, прикрывшая отход трех дивизий Ло Цзо-ина на запад.
С утра 11 октября 29-я бригада 3-й японской дивизии повела наступление на позиции 125-й китайской дивизии в районе Гаоцзян. После непродолжительного боя это соединение стало отходить в северо-западном направлении к Бэйпин-Ханькоуской железной дороге на участок в 30 км к северу от станции Синьян. За 125-й дивизией потянулся весь корпус, т. е. 1, 26 и 167-я дивизии. 13 октября японские войска захватили станцию Синьян.
К этому времени 31-я и 48-я армии вышли в исходные районы, но Чан Кай-ши приказал не производить контратаку силами этих армий, так как 17-й корпус отошел и действия лишь двух армий успеха не сулили. Контратаки частей Сунь Лянь-чжуна с юга, не поддержанные Ху Цзун-нанем, успеха не имели. Да и Ли Цзун-жэнь, желая сохранить свою Гуансийскую армию, не торопился выводить ее на рубеж контратаки. Все это, вместе взятое, создало благоприятные условия для успеха японской армии.
Как раз в этот ответственный момент штаб Ли Цзун-жэня переходил из Сунфу (30 км южнее Мачэна) в Сядянь (100 км южнее Лошаня). В это же время, для того чтобы наблюдать за осуществлением намеченного Ставкой контрудара в Сядяне, к Ли Цзун-жэню прибыл [263] главный военный советник Черепанов. 10 октября в районе Пиншаня (юго-восточнее Боло) японцы высадили десант морской пехоты, а 15 октября, в отсутствие главного военного советника, Чан Кай-ши принял решение сдать Ухань и начать отвод войск с направлений Гуанцзи и Мачэн.
Одним словом, в первой половине октября событий было много и сменялись они, как в калейдоскопе. Для того чтобы рассказать о них по порядку, вернемся в Учан, в Ставку.
Начался октябрь, а вместе с ним одно из решающих сражений национально-освободительной войны китайского народа с японскими захватчиками — битва за Ухань. Мы понимали, что в этой битве основную роль должен сыграть моральный фактор: стойкость, дисциплинированность и преданность родине солдат, офицеров, подготовка и выдержка генералов.
Ожиданием того, как на деле проявят себя китайские генералы и что нового они внесут в оборону Трехградья, и были заполнены дни второй половины сентября и первой половины октября 1938 г. Естественно, мы не снимали с себя ответственности за исход этой битвы. Сражение за Ухань должно было показать, насколько наши советы по подготовке и использованию войск, построению боевых порядков и строительству рубежей обороны оправдают себя в ходе боевых испытаний. Не скрою, все мы хотели видеть Ухань вторым Мадридом. Для этого были некоторые основания, и прежде всего патриотический подъем масс, любовь к родине и ненависть к оккупантам. В начале октября Чан Кай-ши подписал декрет «О правах народа во время освободительной войны». Этот документ как будто прекращал преследования патриотически настроенных лиц и организаций. Мы по простоте душевной рассчитывали, что он окажет некоторое влияние на настроение солдат.
В Учане был создан мобилизационный комитет, в который вошли представители военных и гражданских организаций. Основной его задачей было содействие организации обороны временной столицы. В газетах помещались статьи и заявления видных военных деятелей, основной смысл которых выразил Чэнь Чэн: «Народ и армия должны помнить, что мы решили бороться до конца». На фронт выехали делегаты от общественных [264] организаций во главе с Го Мо-жо; корпус помощи раненым, женские организации начали сбор теплых вещей для солдат. 21–23 октября в Ханькоу находился командующий 8-й Народно-революционной армией Чжу Дэ. Как передавали, он изложил точку зрения компартии на оборону Уханя. О переговорах Чжу Дэ с Чан Кай-ши в газетах не было никаких сообщений.
К этому следует добавить, что китайская армия сражалась хорошо и в пехоте имела численное превосходство над японцами.
В конце сентября главный советник Черепанов произвел перестановку советников. В частности, полковник Ильяшов был назначен советником при оперативном управлении — нашим начальником штаба, полковник Шилов — советником при командующем артиллерией, полковник Панин — советником при командующем войсками 4-го военного района, полковник Васильев убывал в Сиань, где формировался штаб Чэн Цяня, майор Щербаков был назначен советником при генерале Вэй Ли-хуане и ехал в Лоян, полковник Алферов был переведен на подготовку кадров — советником в академии, капитан Табунченко — в зенитное училище, капитан Тюлев становился советником при штабе инженерных войск. Остальные товарищи оставались на местах. Перестановка преследовала цель улучшить подготовку кадров и укрепить фланги. Советников в учебных заведениях и в 1-м, 2-м и 4-м военных районах не было. Между тем Ставка располагала данными о том, что японские части готовят удары именно в тех направлениях: на севере на Сиань и на юге на Кантон. Правда, считалось, что операции эти [265] начнутся уже после овладения Уханем. В силу этого все внимание Ставки, да и штаба главного военного советника было приковано к событиям, происходящим на Центральном фронте.
Я не ставлю перед собой задачу подробно осветить ход боевых действий и дать детальный анализ соотношения сил. Не это решало исход битвы. Главным фактором в борьбе за Ухань была позиция провинциальных генералов-милитаристов, которые берегли собственные армии.
Это хорошо понимали и главный военный советник и его штаб. Поэтому, когда японцы овладели на севере Лошанем, а на юге подошли к Янсиню, встал вопрос, как быть с Уханьским укрепленным районом, на оборону которого требовалось не меньше пятидесяти пехотных дивизий и большое количество артиллерии. Ставить все силы на обвод было и рискованно и безнадежно. В то же время выход 10-й японской дивизии в район Синьяна открывал противнику прямой путь на Ханькоу с севера.
Было решено построить силами войск и местного населения рубеж обороны на линии Аньлу — Хуаюань и далее на запад севернее Сяоганя. Иван Андреевич Шилов, Сергей Сергеевич Тюлев и я с группой офицеров оперативного управления и штаба инженерных войск выехали на рекогносцировку. Дорога на Инчэн — Аньлу была нам знакома. Здесь мы бывали не раз. Тогда здесь кипела работа. Сейчас мы с изумлением обнаружили, что между железной дорогой и северным участком работы не окончены. Рубеж протяженностью в 10 км был открыт, и противник со стороны станции Хундэн, где проходила хорошая грунтовая дорога, мог беспрепятственно двигаться на Ханькоу. В километре к юго-западу от станции мы обнаружили грунтовой аэродром. Кто его строил и когда? Никто не знал. Сопровождавшие нас офицеры лишь пожимали плечами. Проезжая мимо оз. Дасунху, мы обратили внимание на остров, тянувшийся с севера на юг километра на четыре. Было предложено осмотреть его с тем, чтобы включить в общую систему обороны. Вскоре найдены были рыбачьи джонки, и вся рекогносцировочная группа высадилась на острове, который находился в 300 м от берега. День был пасмурный, холодный, да к тому же пошел дождь. Мы промокли до нитки и с большим трудом причалили [266] к деревне Ваньявань на противоположном конце острова. Там нас должны были ожидать машины. Но случилось непредвиденное. Выяснилось, что на шоссе, километрах в пяти от этой деревни, стоит другая деревня с таким же точно названием и машины уехали туда. Расстояние нам пришлось преодолевать под проливным дождем пешком. В машины садились буквально окоченевшими.
Шилов предложил поехать на аэродром Сяогань, где были наши летчики, и там отогреться. Туда мы прибыли поздно вечером. Летчики приняли нас, как родных братьев: выдали всем теплое белье, верхнюю одежду, усадили за столы и налили каждому по стакану коньяка. Я выпил стакан залпом и не почувствовал ни запаха, ни крепости, словно это холодный чай.
Наутро проснулся с головной болью и температурой 39°. Пролежал в Сяогане три дня. Начатую работу продолжили Шилов и Тюлев. Вся группа вернулась в Учан 10 октября. Как раз в этот день все уханьские газеты напечатали обширные сообщения о разгроме в районе Дэаня двух японских бригад. По этому случаю город был украшен флагами, толпы народа ходили по улицам с хлопушками, выкрикивали имя героя дня — генерала Се Яо, который был награжден высшим орденом.
Мы искренне жалели, что такое важное событие произошло в наше отсутствие, но Александр Иванович объяснил нам, что в сущности никакой победы Се Яо не одержал: он побоялся замкнуть кольцо окружения и дал возможность 138-й японской бригаде выйти на север. Японцы даже убитых вывезли с поля боя.
Черепанов сообщил нам и другую новость: отозван на родину Михаил Иванович Дратвин. На его место прибыл и уже вступил в должность военного атташе комбриг Николай Петрович Иванов.
— Молодой, энергичный. При случае я познакомлю вас, — добавил Александр Иванович.
Правда, этот случай представился только пять месяцев спустя в Чунцине, когда мы прибыли в посольское убежище по тревоге. К слову сказать, когда в августе 1939 г. Александр Иванович был отозван в Союз, нам не раз приходилось информировать Николая Петровича о положении дел по «своим» департаментам. [267]
11 октября я, как обычно, явился на службу в штаб командующего инженерными войсками и сразу направился в кабинет генерала Ма Цун-лю. Генерала на месте не оказалось. На мой вопрос дежурный офицер ответил:
— Генерал на горе Лоцзяшань на молебствии. Так, во всяком случае, я понял переводчика.
Я не знал, что это за тора и где она находится, и был крайне удивлен таким вояжем... Генерал молится. «О чем и какому богу?» — подумал я.
Мне было известно, что Ма Цун-лю — мусульманин, кроме жены имел трех любовниц и раньше религиозным рвением не отличался. И вдруг на молебствии... Экзотика. Я склонен был отнести это религиозное усердие генерала к распространенному среди гоминьдановский верхушки подхалимажу, подражанию Чан Кай-ши. Дело в том, что Чан Кай-ши ежедневно отводил определенные часы на молитвы. Об этом все знали и никто не смел нарушить общение генералиссимуса с богом.
Сделав вид, что мне все ясно, я попросил офицера по приходе генерала доложить ему о моем возвращении и пошел в свою комнату.
Вскоре прибыл генерал. Он был чем-то взволнован и удручен. Не откладывая дела в долгий ящик, я решил выяснить, какая же беседа состоялась у генерала с богом.
— Какие новости на горе Лоцзяшань? — спросил я с видом посвященного во все тайны этой загадочной горы.
— Все было по плану, — ответил генерал и, немного подумав, добавил: — Выступал генералиссимус и высказал неудовольствие сдачей ряда городов, плохими действиями войск, в том числе и инженерных. Нам приказано переключиться на заграждения и разрушения.
Слушая ответ генерала, я не мог понять, какая существует связь между посещением генералом горы Лоцзяшань и выступлением Чан Кай-ши. И только в ходе беседы я узнал, что гора Лоцзяшань — место расположения Уханьского университета, где в то время находились трехмесячные курсы высшего генеральского состава, начальником которых числился Чан Кай-ши. По заведенному порядку каждый понедельник Чан Кай-ши собирал весь генеральский состав Ставки и читал нравоучения, проводил «душевные беседы». [268]
Я понял, что на «душевной беседе» моему генералу досталось, но за что — он молчал. Разобрав обстановку на фронтах и предстоящие задачи, генерал как бы вскользь спросил:
— Читали интервью генерала Фолькенхаузена, опубликованное в наших газетах?
— Нет. А что он говорит?
— Говорит он следующее: «Маршал Чан Кай-ши избрал тактику, которая восторжествовала более века тому назад во время нашествия Наполеона на Россию. Если Япония вовремя не примет мер предосторожности, наступит день, когда ее армия будет так же изолирована и истощена, как в свое время армия Наполеона».
— Очевидно, генерал неплохо знает историю... Но что из этого следует?
— Мы хотим изучить опыт войны в России. — И немного подумав, генерал добавил: — И опыт московского пожара.
— Многие историки считают, что пожар в Москве возник случайно. Правда, это имело своим последствием то, что армия Наполеона осталась без квартир. В Москве стояли сильные морозы, но это не главная причина бегства Наполеона из Москвы. Основа победы Кутузова над Наполеоном заключалась в разработанной им тактике. Я бы мог рассказать подробнее об этом, но сейчас двадцатый век, другая организация войск, другие приемы и формы вооруженной борьбы.
— Нас тактика не интересует, — ответил Ма. — Нас интересует, сколько в Москве имелось домов, сколько было подожжено и сколько осталось.
— К сожалению, я не располагаю такими данными. Могу посоветовать посмотреть историю военного искусства или соответствующие статьи в энциклопедии. Возможно, там эти данные есть.
Следует сказать, что в эти октябрьские дни московским пожаром интересовались все: оперативное управление, артиллеристы, связисты. Все искали литературу, читали «Войну и мир» Толстого. Мы решили, что Ставка готовит какую-то акцию, но где и с какой целью, не спрашивали, относя это к очередной затее гоминьдановских генералов.
Во время беседы в комнату вошел дежурный офицер и доложил: [269]
— Из оперативного управления сообщили, что сегодня утром в заливе Биас японцы высадили десант... Генерала Ма просят срочно прибыть в оперативное управление.
Было около 12 часов. Разговор мы не закончили. Ма уехал в Ханькоу, а я поспешил в штаб главного военного советника. Надо было узнать подробности утренних событий на юге. Судьба Кантона имела большое значение для хода боев за Ухань.
Обстановка в Кантоне прояснилась к вечеру, когда вернулись с заседания Военного совета Черепанов и полковник Ильяшов. Ильяшов кратко изложил нам ход событий на юге Китая. Как гласили донесения генерала Ю Хань-моу, на рассвете 10 октября японские корабли появились одновременно в трех пунктах: в заливе Биас, дельте р. Чжуцзян и вблизи Чжуншаня (у Макао). Под прикрытием 50 самолетов и корабельной артиллерии со стоящих на рейде судов были высажены три дивизии, которые, действуя по сходящимся линиям, движутся на Кантон. Контратаки частей, расположенных на побережье, успеха не имели. Гарнизоны в глубине обороны подавлены авиацией, деморализованы и отходят на север.
Японские войска генерал-лейтенанта Фурусо успешно продвигаются на север и северо-запад, подавляя отдельные очаги сопротивления. Связь с китайскими войсками нарушена, и управление потеряно.
Немного позже генерал Ю Хань-моу донес, что японцы высадили пять дивизий, и назвал их номера: 3, 5, 8, 10 и 108-я. Как показала проверка, Ю Хань-моу, мягко говоря, ввел Ставку в заблуждение, желая тем самым снять с себя ответственность за поражение.
В этих условиях Ставка приняла решение: вернуть с Центрального фронта взятые в свое время из Гуандуна 64, 66 и 4-ю армии (всего шесть дивизий). Обязать командующего ВВС произвести бомбардировку наступающих японских колонн и принять меры к эвакуации из Кантона всего военного имущества. Были даны указания о разрушении дорог, ведущих на север, и о постановке заграждений на дорогах и реках.
Подробности боев за Кантон я расскажу позже. Сейчас же хочу привести только одну симптоматичную фразу, брошенную кантонским деятелем, генералом [270] У Те-чэном Роману Ивановичу Панину сразу после падения Кантона:
— Нас предали... Это Мюнхен.
Чем был раздосадован гоминьдановский сановник, Роман Иванович не знал, но то, что он дал в целом правильную оценку действиям англичан, не подлежало сомнению. Англичане, чьи интересы на юге Китая были тесно связаны с интересами семейства Сунов, шли на сговор с японцами за счет Китая, и пока за спиной Чан Кай-ши.
Это было и в самом деле похоже на начало дальневосточного Мюнхена. Мы считали, что совпадение во времени кантонской операции с разделом Чехословакии и позорным мюнхенским соглашением не было случайным. Японцы стремились как можно скорее пожать плоды Мюнхена, а заодно нажать на англичан. Кантон был подходящим местом для такой диверсии. Интересно в этом отношении было заявление японского адмирала Матасака Андо: «Если Япония не сдерет шкуры с англичан в назидание всем восточным нациям, поражение Китая не обеспечит мира в Восточной Азии». Кстати, отметим, что во время высадки японских десантов на побережье в Кантоне стояли шесть английских военных кораблей, которые, очевидно, служили «страховым полисом» для Ю Хань-моу и У Те-чэна.
После победы генерала Се Юя в районе Дэаня оперативное управление и агентство Сентрал ньюс стали скупо освещать ход боевых действий. Все же сведения о неудачах и поражениях доходили до солдат и населения и создавали определенную политическую атмосферу. Пошли разговоры о бездарности генералов, их продажности и измене. Мы с большим вниманием прислушивались к оценкам событий и осторожно выясняли возможные последствия того, что произойдет, если... Этих «если» было много, и все они были связаны с возможным падением Уханя и Кантона.
Фактически реквием по Уханю был заказан с падением укрепленного района на Янцзы. Общественное мнение подготовлялось к тому, чтобы прослушать его. О Кантоне молчали. Однако для всех было очевидно, что падение двух крупных политических и промышленных центров страны, игравших первостепенную роль в национально-освободительной войне, неминуемо. Оставалось [271] неясным, как отразится эта потеря на боевом настроении солдат, народа, на способности китайской армии к сопротивлению агрессору.
Советские советники в эти напряженные дни работали как обычно, не реагируя на панику и разнообразные слухи. Александр Иванович с полковником Бобровым и майором Чижовым 13 октября выехали в штаб Ли Цзун-жэня. Там готовился мощный контрудар в районе Лошаня. Как прошел этот контрудар, мы уже сказали. В связи с неудачей 17-го корпуса Чан Кай-ши отменил контратаку и отдал приказ об отходе частей, действующих по северному берегу Янцзы. Обстановка с каждым часом менялась к худшему. Главному военному советнику ничего не оставалось делать, как вернуться в Ставку.
По приезде в Учан главный советник направился к Чан Кай-ши. Последний сообщил, что потери в войсках велики и он считает бесполезным дальнейшее сопротивление. Готовится директива об общем отходе войск. Войска 5-го военного района, сказал Чан Кай-ши, отойдут на рубежи к западу от железной дороги Бэйпин — Ханькоу и частично на рубеж р. Ханьшуй. Войска 9-го военного района будут сдерживать противника до полной эвакуации Учана. В заключение Чан Кай-ши добавил:
— Мы не хотим повторять уроков Нанкина. Армию надо сохранить для дальнейшей борьбы.
Верховный в этот день производил впечатление неделю не спавшего человека, был бледен и даже небрит. Говорил он тихо, как бы боясь, чтобы его не подслушали. Об обстановке на фронте говорил мало. Она была ясна. На вопросы отвечал односложно: ши (да), бу ши (нет).
Когда разговор зашел об его отъезде в Чанша, Чан Кай-ши ответил:
— Мой самолет стоит на аэродроме, и я покину город последним. Прошу вас выбрать удобный для вас транспорт и время переезда в Чанша... Место в моем самолете для вас обеспечено.
Это была последняя встреча верховного главнокомандующего с главным военным советником в Ухане. Заседаний Военного совета не было. Все военные учреждения уезжали.
