18 октября Чан Кай-ши подписал директиву об общем отходе войск. В этот день Ухань покидали последние служащие учреждений Ставки. В Ханькоу оставались только представители управления международной пропаганды для «милых» бесед с иностранными корреспондентами.
Рано утром из Учана в Чанша выехал штаб главного военного советника. Мне пришлось задержаться на один день в Ханькоу. Генерал Ма Цун-лю по плану в выезжал 19 октября. Помня наш разговор об «изучении опыта войны в России 1812 года», я решил, что генерал задерживается неспроста. Как раз в эти дни по Уханю распространился упорный слух, что все Трехградье (Учан, Ханькоу, Ханьян) при отступлении будет разрушено и сожжено.
Весь день у меня ушел на просмотр схем заграждений и разрушений объектов в районе Уханя. Расчеты и схемы были отработаны оперативным отделом штаба инженерных войск и выглядели довольно стройно. В Ханькоу и Учане разрушению подлежали только военные объекты: аэродром, дамбы, дороги, мосты, здания японской концессии, телефонная станция. В плане не было даже намека на массовое разрушение городских построек, коммунальных сооружений и т. д.
Вечером генерал Ма Цун-лю предложил мне переночевать в его особняке в Ханькоу. В особняке я застал только охрану. Солдат передал, что генерал скоро приедет, и предложил мне занять весь второй этаж. Здесь были гостиная, две спальни и еще четыре пустые комнаты. Жена генерала покинула Ханькоу дней двадцать тому назад, и весь трехэтажный особняк превратился в холостяцкую квартиру. Мебели было мало, стены голые. Однако гостиная имела жилой вид, была обставлена по-европейски и, несмотря на отсутствие хозяйки, выглядела довольно уютно.
Вскоре приехал Ма Цун-лю и сразу поднялся на второй этаж.
— Завтра выезжаем, — с ходу выпалил он, — вы с утра, а я немного задержусь. Спешите. К дороге рвутся японцы. Сейчас они находятся в сорока километрах от Туншаня, куда подходят наши 9-я и 140-я дивизии, с [273] тем чтобы удержать дорогу как можно дольше. Вам придется ехать вдоль железной дороги до Сяньнина и дальше на Туншань. Дорога там хорошая.
Генерал взял карту и стал показывать маршрут. Он отметил склад бензина, спрятанный в горах, где я должен был заправить свою машину.
— Какие вести с фронтов? — спросил я.
— Плохо, — коротко ответил Ма Цун-лю.
Потом он пояснил:
— У Ли Цзун-жэня плохо: Ли Пин-сянь отходит, Ху Цзун-нань отошел и только Сунь Лянь-чжун стоит на месте. У Чэнь Чэна плохо: японские части подошли к Дае и Янсиню, ведут бои за Дэань. У Ю Хань-моу плохо: наши части оставили Вэйчжоу, Боло. Противник подошел к Кантону, высадил десант в районе Чжуншаня, у Макао. Везде плохо!
— А где же хорошо? — спросил я.
— У Чжу Дэ, — ответил генерал.
Не знаю, насколько серьезно сказал он это, но у Чжу Дэ действительно дела шли хорошо. Я не развивал эту тему. В это время вошел солдат и стал расставлять посуду для ужина. Мы сели за стол, и генерал продолжал:
— План заграждений и разрушений утвержден с небольшими поправками, — сообщил он.
— Какими именно?
— Предложено исключить из плана все здания и промышленные сооружения, принадлежащие иностранцам.
— И японские тоже?
— Этот вопрос остался нерешенным. Завтра мне ответят, как поступить с японской собственностью.
Так мы просидели за полночь. Уходя спать, генерал Ма Цун-лю провел меня в одну из пустующих комнат, где в шкафах и на столе в беспорядке были свалены книги, карты, свитки.
— Это часть моей библиотеки. К сожалению, приходится бросать. Если вам понравится какая-либо книга, буду рад вашему вниманию. — Пожелав мне спокойной ночи, он спустился на первый этаж.
— Господин Чэн, — обратился я к переводчику, — поройтесь, пожалуйста, в библиотеке генерала, может быть, найдете дорожную карту. Моя истрепалась. [274]
Через несколько минут он принес две карты. Одну дорожную и вторую — «Карту позора Китая». Переводчик, очевидно, и сам не подозревал, что за карту он обнаружил. Это была обычная географическая карта, на которой были показаны разным цветом территории, отторгнутые в свое время от Китая империалистическими государствами. Все было бы ничего, если бы на карте не была закрашена часть территории Советского Союза. Когда переводчик разобрался в надписях, он покраснел от смущения.
— Не может быть... Нам (он имел в виду учащихся своего курса Харбинского института, который окончил) такую карту не показывали... Это великоханьский шовинизм, которым заражено наше общество.
— А разве Цинь Ши-хуан (основатель империи Цинь 259–210 гг. до н. э.) владел этими землями? — спросил я, хорошо зная, что именно с именем этого императора связано завершение строительства Великой китайской стены от Шанхайгуаня на берегу залива Бохай до западной границы Ганьсу, и, следовательно, земли, лежавшие севернее стены, в состав империи не входили.
— Земли и народы, жившие в бассейне Амура, на территории современной Монголии и в районе озера Балхаш, никогда не входили в состав китайской империи. — Немного подумав, он добавил: — Наши границы с Россией всегда были границами мира и будем надеяться, что они останутся такими и в будущем.
Ответ Чэна убедил меня в его искренности, но меня интересовало другое: когда появилась карта, кто автор столь чудовищных территориальных претензий к соседям?
К сожалению, Чэн не мог ответить на поставленный вопрос, но он считал, что захватническими маниакальными идеями страдали не только генералы-милитаристы, хранившие в своих сейфах карты подобного рода, но и вся мелкая буржуазия, смаковавшая величие китайских императоров и исповедовавшая «небом освященные» старые конфуцианские порядки.
— Если вы думаете, что наши генералы — оборонцы, вы ошибаетесь — заявил Чэн. — Они не только преподают в военных школах учение Сунь-цзы, но и саму его книгу возят в походных чемоданах. А Сунь-цзы [275] учил: воевать только на территории противника, кормить своих солдат за счет противника, держать всегда наготове свои войска, чтобы отбить внезапное нападение врага. Стержень его учения — «стратегическое нападение», методы — хитрость, обман во всех его проявлениях. Освободите наших генералов от иностранных пут, дайте им оружие и они сломя голову полезут на чужие земли.
— По-вашему, карта — продукт древней традиции?
— Нет. Карта прежде всего — проявление национализма китайских буржуа.
На этом мы закончили разговор. Надо было отдохнуть перед длинной дорогой.
В середине двадцатых годов эту карту широко популяризировал в войсках своей армии Фын Юй-сян. Он считал ее средством патриотического воспитания солдат. Один из основателей КПК Ли Да-чжао резко осуждал Фына за использование карты в целях разжигания национальной ненависти.
Город еще спал и улицы были пустынны, когда мы подъезжали к пристани ханькоуской переправы. Паром был на учанской стороне. В ожидании переправы я рассматривал набережную могучей реки, ее укрепления, спокойно расхаживающих солдат. У дебаркадера стояли только один пароход под английским флагом да с десяток джонок.
На востоке занималась заря, отблески от серебристых облаков отражались в мутных водах Янцзы. Было по-осеннему тепло. День обещал быть хорошим.
Подошел паром, загруженный машинами и людьми, среди которых выделялись своими головными уборами индийские медики-добровольцы во главе с доктором Матан Махан Аталом. Мы о них слышали не раз. Они прибыли в Ухань еще 1 октября. Сейчас они направлялись в Чунцин и оттуда в Яньань. Индийские добровольцы прибыли в Китай не ради денег, а из солидарности с китайским народом в его справедливой войне. Уместно отметить, что появление индийских врачей на китайской земле не объяснялось частной инициативой доктора Атала. В Яньань они ехали по прямому предписанию председателя Национального конгресса Индии Джавахарлала Неру, который организовал эту помощь в ответ на просьбу Чжу Дэ. Это была братская поддержка [276] соседа. Пять индийских врачей привезли с собой полный комплект оборудования для госпиталя. По прибытии в Ханькоу доктор Атал заявил корреспондентам: «Народные массы Индии выражают свои горячие симпатии китайскому народу в его борьбе за независимость». Атал рассказал о широком движении солидарности с Китаем и о сборе средств в Индии, о бойкоте японских товаров.
Погрузка машин много времени не заняла. Через 15 минут мы были на противоположном берегу, где к нам присоединились две машины штаба инженерных войск. Мы покидали Учан, где прожили около пяти месяцев. Было тяжело смотреть на прохожих. Они еще не знали, что вскоре им придется испытать все ужасы японской оккупации.
Первые десятки километров проехали быстро. Движения к фронту по дороге почти не было, и это вызывало беспокойство. Тревогу усиливала артиллерийская канонада, которая доносилась слева от дороги по пути движения.
До города Туншань, где начиналась основная магистраль Учан — Чанша, оставалось километров десять, когда шофер остановил машину, вышел на обочину и, взявшись за живот, стал буквально кататься по земле. Лицо его стало бледным и покрылось капельками пота, было видно, что человек тяжело заболел. Что случилось с шофером, сказать было трудно. На мой вопрос переводчик отвечал односложно: может быть, малярия, может быть, тиф, а возможно, холера.
Было искренне жаль этого пожилого хунаньца и старого солдата. Он хорошо знал здешние места, отлично водил машину, и до сегодняшнего дня у меня не было никаких забот при переездах. Что поделаешь, в жизни все бывает.
Предложение офицеров оставить шофера в ближайшей деревне я отклонил. Посадив его на заднее сиденье, сам сел за руль и повел машину на Чанша. До города оставалось около 300 км по горной дороге с перевалами через отроги горного хребта Цзюлин.
При въезде в Чанша нашли госпиталь и сдали больного. Нам сделали прививки, провели дезинфекцию машины. Что было в дальнейшем с шофером, я так и не узнал. [277]
Поздно вечером, петляя по узким улочкам города, мы с трудом разыскали отведенные штабу главного военного советника квартиры. В Чанша нам снова пришлось размещаться в домах на территории японской концессии. Дома были расположены на небольшом островке р. Сянцзян, против центральной части города.
Тем временем в соответствии с директивой Ставки войска Центрального фронта начали отходить с занимаемых позиций. Первой начала отход группа войск генерала Ли Пин-сяна. Японские 6-я и 3-я дивизии, действовавшие на северном берегу Янцзы, до 18 октября топтались на месте. По приказу группа Ли Пин-сяна сосредоточивалась в районах Цишуй-Хуанпи (35 км северо-восточнее Ханькоу) с целью последующего отхода на запад и северо-запад. Для прикрытия оставались слабые части 86, 26 и 84-й армий, которые с 20 октября также начали отход.
6-я японская дивизия, преследуя отходящие части по северному берегу Янцзы, 23 октября вышла на рубеж р. Юньшуй, где арьергардные части Ли Пин-сяна задержали ее до полудня 24 октября. С полудня 24 октября китайские войска стали отходить и оставили Хуанпи, бросив 15 орудий (не оказалось лошадей). Город Хуанпи и станция Хуанпи в это время подверглись жестокой бомбардировке. Захватив Хуанпи, японские войска устремились на Ханькоу, прекратив преследование китайских частей, отходящих на северо-запад.
Войска Ли Пин-сяна 25 октября вышли на рубеж в 10–15 км западнее железной дороги. Там их встретили наступающие войска 3-й японской дивизии. Китайцы начали отход на новые рубежи в 40–75 км западнее Бэйпин-Ханькоуской железной дороги.
Еще сложнее была обстановка на северном направлении в центре 5-го военного района.
Выполняя директиву Ставки, генерал Ху Цзун-нань с 18 октября начал отвод своих войск в направлении Тунбо-Наньян. 29-я бригада 3-й японской дивизии, преследуя отходящие части, 18 октября захватила Лишупин (12 км западнее Синьяна) и Пинчангуань. С наступлением темноты 19 октября начали отступать на Мапин — Иншань (80 км юго-западнее Синьяна) 56-я и 34-я сычуаньские дивизии. В результате 59-я и 31-я армии, оборонявшие рубеж Сюаньхуадянь — Цзюлигуань — Синьян, [278] оказались в тяжелом положении: был открыт их левый фланг и освобождены дороги, ведущие от Синьяна на юг и юго-запад в направлении Иншань — Мапин. Обстановка осложнялась еще и тем, что группа войск генерала Сунь Лянь-чжуна находилась на оборонительном рубеже восточнее Цзюлигуаня. Для ее отхода к Бэйпин-Ханькоуской железной дороге требовалось двое-трое суток. Следовательно, 59-я и 31-я армии должны были обеспечить отход частей Сунь Лянь-чжуна и занимать рубеж хотя бы до 23 октября. Такой приказ и был отдан.
Директиву об отступлении генерал Сунь Лянь-чжун получил 22 октября и в этот же день отдал приказ: «С наступлением темноты 30, 42 и 71-й армиям начать движение по маршруту Мачэн — Хуаюань — Аньлу и далее в район Лишань — Цзаоян».
16-я японская дивизия только утром 23 октября организовала преследование и к исходу дня, настигнув арьергардные части 30-й и 71-й китайских армий, завязала с ними бои.
В это время 59-я и 31-я армии, опасаясь окружения, оставили свои позиции и начали постепенный отход на Иншань — Мапин. Части 10-й японской дивизии, следуя за ними по пятам, 25 октября захватили Иншань и 27 октября вошли в Аньлу. В этот же день к Аньлу подошли головные колонны 30-й и 42-й армий Сунь Лянь-чжуна.
Завязались бои, однако выбить из города японские части не удалось. С наступлением темноты 30-я и 42-я армии, бросая тяжелое оружие, стали обходить Аньлу с юга, по рисовым полям, направляясь на запад.
Командующий 71-й армией, узнав, что японцы заняли Иншань и что части 30-й и 42-й армий ведут бой за Аньлу, решил изменить маршрут и двинулся на север, по тылам японцев.
Штаб района, отдав приказ об отходе, присоединился к штабу генерала Ли Пин-сяна. Связь с командующими армиями поддерживалась только по радио, непосредственного контакта не было, в результате Ли Цзун-жэнь войсками фактически не управлял. Все это создавало неразбериху, армии в панике отходили. В Ставке с 21 октября не знали, что творится в войсках 5-го военного района, и только 5 ноября были получены первые [280] сведения о действительном положении на этом важном участке Центрального фронта.
К 5–8 ноября японские части вышли на следующие рубежи: 13-я дивизия — на Тяньмынь (40 км юго-западнее Инчэна) — Цзиншань (45 км северо-западнее Инчэна), 16-я дивизия 5 ноября захватила Шуанхэдянь (50 км западнее Хуаюаня) и, встретив сопротивление 59-й армии, остановилась. 10-я дивизия 8 ноября подошла к Суйсяню, но овладеть им не смогла. 68, 87 и 31-я китайские армии прочно удерживали этот район. 29-я бригада 3-й дивизии 5 ноября подошла к Тунбо и была остановлена 2-й армией. Части Ху Цзун-наня к этому времени отошли в Наньян, войска под командованием генерала Ляо Лэя были оставлены в тылу противника для партизанской борьбы.
К началу Уханьской операции под командованием генерала Ли Цзун-жэня были 14 армий и 3 корпуса (31 дивизия). Во время операции в 5-й район были включены войска генерала Сунь Лянь-чжуна (71, 30 и 42-я армии), корпус генерала Ху Цзун-наня, 55-я и 2-я армии, оборонявшие Тяньцзячжэиь, и в конце операции — группа генерала Ло Цзо-ина, снятая с рубежей Уханьского укрепленного района. Таким образом, к концу августа в 5-м военном районе было 48 пехотных дивизий и 3 артиллерийских полка.
Большинство войск принадлежало провинциальным правительствам, в частности 28-й корпус — чахарской армии генерала Лю Цзю-мина; 55-я армия и 19-й корпус представляли шаньдунские, группа армий генерала Сунь Лянь-чжуна — хэбэйские войска, 7, 31, 48 и 84-я армии — гуансийские, 44-я, 67-я армии и 29-й корпус — сычуаньских генералов, 86-я и 89-я армии — гуйчжоуских генералов. И только 28, 10, 51, 2-я армии, 17-й корпус и группа генерала Ло Цзо-ина были войсками центрального правительства.
Разношерстность войск, разнотипность их организации и вооружения, а также нежелание провинциальных генералов подвергать риску свои войска, отсутствие взаимодействия между ними — все это, естественно, сказалось на исходе боев за Ухань. В частности, был упущен момент для разгрома 6-й и 3-й японских дивизий во время выхода их в район Хуанмэя — Сусуна, когда 29-й корпус и 7, 48 и 31-я армии нависали на их [281]тылы и фланги. В это время Ли Цзун-жэнь пожалел свои части и не организовал удара. Японская армия и здесь вышла победительницей. То же следует сказать о действиях корпуса Ху Цзун-наня в районе Лошаня, когда он не пожелал организовать взаимодействия с соседними армиями. Однако несомненным был рост активности китайских войск, их способности к маневру и быстрому отрыву от противника. Особо следует отметить выносливость и стойкость китайских солдат в обороне, смелость в контратаках.
С получением директивы Ставки войска 9-го военного района начали постепенный отход по всему фронту.
На Наньчанском направлении до 20 октября шли бои за Дэань и в 30 км северо-восточнее Унина. Здесь японские части вели сковывающие бои и особой активности не проявляли. Однако, учитывая сложившуюся обстановку, Чан Кай-ши приказал отвести все части первой группы армий на южный берег р. Сюшуй, где они простояли до 20 марта 1939 г.
С выходом на р. Сюшуй 1 ноября 1938 г. 106-я пехотная японская дивизия была переброшена на Унинское направление с очевидной целью содействовать успеху японских частей, действующих на Учанском направлении.
На Учанском направлении 20 октября Формозская бригада захватила Дае и стала развивать успех на Юэчэн, которым и овладела 24 октября. Одновременно в гавань Юэчэна вошли корабли военно-морского флота. В этот же день пал Янсинь. Прикрывавшие Учанское направление 52-я армия и 93-я кавалерийская дивизия с утра 22 октября стали отходить на юг, предоставляя японским частям полную свободу действий на Учанском направлении.
25 октября пал последний форт на пути к Уханю — Хуанган. В 15 часов этого же дня суда японского морского флота встали на рейде в Ухане, в котором не было ни одного солдата. 26 октября японцы высадили на набережных Учана и Ханькоу десант морской пехоты и части 115-й пехотной дивизии, которые вошли в город без единого выстрела.
9-я пехотная японская дивизия, действующая южнее Дае, не встречая сопротивления китайских войск, 29 октября захватила станцию Сяньнин и, повернув на юг, [282] 2 ноября вошла в г. Пуци. Преследуя отходящие китайские части, 6 ноября она овладела г. Улинай, а 10 ноября вступила в г. Юэчжоу. К этому же времени сюда подошла Формозская бригада, которая действовала по обоим берегам Янцзы. Японский флот готовился вступить в воды оз. Дунтинху.
По шоссе Учан — Чанша стремительным маршем двигались 11-я и только что введенная 27-я пехотные дивизии. Их передовые части 4 ноября захватили Туншань (в 100 км к югу от Учана), 6 ноября — Чунъян, а 10-го — Тунчэн.
Чан Кай-ши с 23 по 29 октября находился в Наньчане, где лично наводил порядок в войсках 1-й армейской группы. Дело в том, что с падением Кантона среди офицеров гуандунских войск возникло брожение, они требовали отправить их домой — на юг. Чан Кай-ши только 30 октября прибыл в Чанша и на 2 ноября назначил заседание Военного совета. На нем обсуждалось военно-политическое положение страны. Однако основным был вопрос об обстановке на фронтах, где царила полная неразбериха. [283]
Связь с войсками была нарушена, в Ставке никто не знал, где находятся части, в каком они состоянии и что делают. Не были выявлены группировки японских войск и их намерения. Общая атмосфера неопределенности усиливалась паникой среди местного населения, которое покидало насиженные места и бежало в глубокий тыл в горы.
В этих условиях Ставка приняла разумное решение перегруппировать войска и отвести их на новые рубежи обороны. Были даны указания о подготовке рубежей обороны по западному берегу р. Хань в 5-м военном районе и на подступах к Чанша и Наньчану в 9-м военном районе. В резерв Ставки выводились 24, 2, 98 и 16-я армии.
В боях за Ухань участвовали пятьдесят восемь пехотных дивизий 9-го военного района, а всего — с учетом войск 5-го военного района, сто шесть пехотных дивизий, усиленных танковым полком и артиллерией РГК. С воздуха войска 9-го и 5-го военных районов поддерживал 281 самолет.
С японской стороны наступление вели два корпуса под общим командованием Хата Сюнроку. К югу от Янцзы действовал 11-й корпус в составе 6, 9, 27, 101 и 106-й пехотных дивизий и Формозская бригада.
К северу от Янцзы действовал 2-й японский корпус в составе 3, 10, 13 и 16-й пехотных дивизий. В последующем японцы ввели в бой находившиеся в резерве 15, 17, 18 и 116 дивизии.
Усилия японских войск были поддержаны судами военно-морского флота (около 100 единиц) и более чем 300 самолетами. Кроме того, из резерва Ставки были [284] выделены два танковых полка и два полка тяжелой артиллерии.
Как известно, Уханьская битва началась 13 июня комбинированным ударом японских сухопутных и военно-морских сил по столице провинции Аньхой г. Аньцину.
5-го июля японцы захватили Хукоу, 22-го июля был высажен десант в Гутан, а 26 июля пал Цзюцзян.
Фактически операция закончилась 12 ноября — в день пожара в Чанша, когда фронт к югу от Янцзы стабилизировался.
Таким образом, за пять месяцев (150 суток) японцы продвинулись на глубину 350–400 км, делая в среднем за сутки 2–3 километра. Прямо скажем, темп не высокий.
Армии обеих сторон, понеся большие потери, нуждались в пополнении и отдыхе. По официальным данным китайского генштаба общие потери японцев убитыми, ранеными и пленными составляли 300 тысяч человек (по данным японцев по всем фронтам с января 1938 г. они потеряли 444 тыс. человек, в том числе 148 тыс. убитыми). Китайские потери составляли, примерно, такую же цифру. Потери не малые, свидетельствующие об ожесточенности боев и прежде всего об упорстве китайской обороны. Именно здесь, под Уханем, японская армия лишилась ореола непобедимости, а главное — японские солдаты с этих пор утратили веру в победу над Китаем.
В то же время китайская армия и ее офицерские кадры показали рост боевого мастерства, умение владеть современной военной техникой, приобрели уверенность в своих силах.
Китайские историки утверждают, что одной из важнейших причин длительной и стойкой обороны Уханя [285] являлась советская помощь вооружением; активная работа советников и боевые успехи советских летчиков-добровольцев, которые штурмовали колонны японских войск, бомбардировали японские военные суда в портах Нанкина, Аньцина, Уху и Хукоу. Они не только оказывали помощь наземным войскам, но и служили для них примером как надо бороться с врагом.
В борьбе за Ухань принимало участие четыре советских авиационных группы общей численностью до 180 самолетов, которые базировались на аэродромах Ханькоу и Сягань и двух аэродромах Наньчана. По официальным данным, с декабря 1937 г. по декабрь 1939 г. японцы потеряли на земле и в воздухе 900 самолетов, из них 200 в боях за Ухань.
Большой урон был нанесен военно-морскому флоту Японии — было потоплено и повреждено около 120 судов различного тоннажа и назначения, из них 50 в боях за Ухань, где отличились наши самоотверженные летчики-бомбардировщики, которыми руководил капитан Т. Т. Хрюкин.
Незабываемы подвиги летчиков-истребителей: 18 февраля они сбили 12 самолетов, 29 апреля — 21 самолет, 31 мая — 15. Особенно запомнился день 12 августа, когда 40 истребителей под командованием майора Е. М. Николаенко вступили в бой со 120 японскими самолетами. По численности машин, одновременно находившихся в воздухе, это воздушное сражение над Уханем к тому времени не имело себе подобных за всю историю военной авиации. Силы были неравные, но советские летчики-добровольцы смело вступили в бой и вышли победителями — сбили 16 японских самолетов, потеряв своих пять. [286]
Десятки воздушных боев провела Наньчанская группа истребителей под командованием полковника А. С. Благовещенского, которая не раз появлялась в небе над Уханем и действовала совместно с Уханьской группой.
В боях за Ухань советские добровольцы не знали усталости. Они до последних дней вели боевую борьбу с постоянных аэродромов и только в первой декаде октября, когда противник находился уже в 75–100 км от Ханькоу — были перебазированы на аэродромы Ичана, Чанша, Хэнъяна.
За 12 месяцев воздушных боев в небе Китая около 400 летчиков-добровольцев было награждено орденами Советского Союза и среди них несколько человек были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. Назову их имена: А. С. Благовещенский, О. Н. Боровиков, С. С. Гайдаренко, А. А. Губенко, В. В. Зверев, Г. П. Кравченко, М. Н. Марченков, Е. М. Николаенко, Ф. П. Полынин, И. П. Селиванов, С. В. Слюсарев, С. П. Супрун, И. С. Сухов, Т. Т. Хрюкин.
Сейчас, почти через 40 лет, трудно вспомнить всех отважных летчиков, с которыми довелось встретиться на китайской земле, но не могу не отметить героизм и отвагу экипажей бомбардировщиков «СБ», которые без прикрытия, в незнакомой обстановке, бомбили японские суда на шанхайском рейде 2 декабря 1937 г. Это: И. Н. Козлов (командир отряда), летчики Несмелое, Скромников, Сысоев, Аносов, Добыш, Нюхишин, Никитин, Немошкал, Сажонин.
В Китае погибли смертью храбрых и похоронены около 200 наших товарищей — летчиков-добровольцев. Все они были молодые люди, большинству не исполнилось и [288] 30 лет. Многие из них были женаты, имели детей. Они ехали в Китай как истинные друзья, коммунисты-интернационалисты, чтобы помочь китайскому народу сбросить империалистическое ярмо, обрести свободу, демократию и отстоять суверенитет своей страны. Среди них были: Алексей Петров — штурман бомбардировщика «СБ», похороненный в Нанкине, Константин Забалуев, Иван Потапов, Александр Орехов, Сергей Смирнов — похороненные в Наньчане. Могилы добровольцев есть в Кантоне, Чунцине, Чэнду, Сиане, Ланьчжоу и других городах.
В парке «Освобождение» в Ухане поставлен обелиск в память советских летчиков-добровольцев, павших в боях за город в 1938 г. На обелиске высечены слова: «Память о советских летчиках будет вечно жить в сердцах китайского народа. Пусть этот благородный дух пролетарского интернационализма, присущий рабочему классу, всегда развивает и укрепляет нерушимую дружбу китайского и советского народов». На обелиске золотыми буквами выгравированы имена погибших. В Ваньсяне установлен памятник командиру бомбардировочной группы капитану Г. А. Кулишенко, павшему в бою летом 1939 г.
