После Уханьской операции в течение четырех месяцев на фронтах было полное затишье. Стороны вели разведывательные поиски и в отдельных местах улучшали свои позиции. Японцы осваивали тыл, проводили перегруппировку войск, вели борьбу с партизанами, которые отвлекали значительные силы на охрану коммуникаций и тылов.
До марта перед войсками военных районов ставились ограниченные задачи: удерживать занимаемые ими рубежи и совершенствовать инженерное оборудование позиций.
Руководствуясь указанием Ставки, командующие войсками военных районов отдавали соответствующие приказы. В частности, Ли Цзун-жэню принадлежал такой приказ:
«В целях прикрытия Сяньяна, Шаши, Ичана приказываю:
1. Упорно оборонять все занимаемые войсками рубежи. [340]
2. Группе Ляо Лэя продолжать непрерывные действия с целью облегчить создание обороны и лишить японские войска возможности активных действий против главных сил района.
3. Если противник начнет активные действия по Ханькоу-Ичанскому шоссе и по реке Янцзы, левая группа должна перейти в наступление вместе с группой Ляо Лэя.
4. После окончания приема пополнения главные силы должны быть готовы действовать: правая группа — на Ханькоу, левая — на Хуакоуань и Ляо Лэй — на запад.
5. Если войска района не сумеют удержать занимаемые рубежи и контратаки будут безуспешными, тогда главные силы отходят и занимают оборону по западному берегу реки Ханьшуй».
Приказ был отдан исходя из наиболее вероятных направлений наступления японцев. Штаб района считал шоссе Ханькоу — Ичан пригодным для действия всех родов войск и обеспечивающим взаимодействие с флотом на Янцзы.
Река Ханьшуй, текущая с севера на юг, служила значительным препятствием на пути японской армии. Достаточно сказать, что местами ее ширина доходила в пору разлива до 1,5–2 км. Правый берег реки был высок на всем протяжении и имел хороший обзор и обстрел.
Войсками района готовились два рубежа обороны. Строительство велось с ноября 1938 г. и к марту в основном было закончено. Были отрыты окопы полного профиля, около 50% из них — с перекрытиями. Построены наблюдательные и командные пункты, убежища для личного состава на 10–15 и 20 человек. На правом рубеже были созданы три полосы обороны общей глубиной до 6 км.
Из 21 дивизии войск района только одна треть находилась на фронте, а остальные располагались в тылу и составляли резервы района и Ставки. Подобная схема использования войск была характерна для всех военных районов.
Перед фронтом 5-го военного района стояли 3-я и 16-я японские пехотные дивизии. 10-я дивизия в то время отправлялась в Шаньси, а 13-я дивизия вела борьбу в тылу с партизанскими частями Ляо Лэя. [341]
24 февраля 16-я пехотная дивизия противника предприняла наступательную операцию. После ряда боев 149-я и 150-я китайские дивизии отошли на западный берег р. Ханьшуй. В результате японские части получили возможность оборонять свой левый фланг только одной кавалерийской бригадой, а 16-ю дивизию повернуть на север, нацелив ее во фланг частям Ли Пин-сяня. Немного позже, в начале апреля, японцы перебросили в этот район 13-ю пехотную дивизию, направив вместо нее на борьбу с партизанами 34-ю второочередную пехотную дивизию. Таким образом, к началу апреля против войск 5-го военного района действовали 16, 3 и 13-я японские пехотные дивизии, кавалерийская бригада и 34-я пехотная дивизия.
Оживились боевые действия и на правом крыле войск 9-го военного района. 101-я и 106-я японские дивизии внезапным ударом 26 марта овладели Наньчаном и, взаимодействуя с бригадой 6-й пехотной дивизии, начали движение на Чанша. Для китайского генштаба эта операция была неожиданной, а резервы стояли далеко. Только поэтому японские войска в первые дни имели успех. Однако выдвинутые на пути наступления десять пехотных дивизий из резерва не только приостановили, но и отбросили противника от Чанша в северовосточном направлении. Понеся значительные потери, агрессоры отказались от выполнения своих планов и перешли к обороне.
Такова была обстановка на Центральном фронте в дни, когда мы собрались в Ичан и Шаши — центры расположения войск 5-го военного района. Наши сборы проходили довольно долго. Оперативное управление якобы выбирало, каким транспортом отправить советников на фронт: самолетом, автомашиной или пароходом по Янцзы.
В ожидании решения оперативного управления мы никуда не выезжали из Чунцина, работали в штабе. 29 марта мы проводили в Москву посла Луганец-Орельского с супругой. Прощаясь с ними, никто из нас не допускал мысли, что эта встреча будет последней. Все считали, что посол скоро вернется, а его отъезд расценивался как результат естественного интереса НКИД к положению дел в Китае. Правда, Иван Тимофеевич говорил, что едет подлечиться. [342]
Прошло три месяца. Посол не возвращался. Советники решили, что Луганец-Орельский в самом деле лечится. И вдруг, как снег на голову, сообщение китайских газет о том, что Луганец-Орельский погиб при автомобильной катастрофе. 16 июля мы прочитали в газетах телеграмму КСКО в адрес ВОКС: «Луганец-Орельский прилагал великие усилия в деле укрепления дружественных отношений между Китаем и СССР. Его заслуги вызывают восхищение народа нашей страны». Не хотелось верить, что так нелепо и безвременно ушел из жизни обаятельный человек и преданный коммунист.
До нашего отъезда произошло еще одно важное событие.
Как известно, войска 1-го и 2-го военных районов с июня 1938 г. бездействовали. Главный советник Черепанов предложил Чан Кай-ши провести операцию по окружению и уничтожению 20-й японской пехотной дивизии, расположенной к югу от Тайюаня. Эта дивизия, по данным разведки, считалась ослабленной, китайских войск в 1-м и 2-м военных районах было больше чем достаточно, и они могли бы отвлечь на себя значительные силы противника с Центрального фронта. Предложение было принято, директива отдана, и 1 апреля войска перешли в наступление: 1-й район — на северо-запад в направлении Фушань — Линьфэнь, а 2-й — на юго-восток на эти же пункты. С целью изоляции 20-й дивизии от 103-й дивизии, расположенной в районе Тайюаня, предлагалось активными действиями специально выделенных частей сковать японские части в местах их расположения.
Части 1-го военного района захватили Фушань и Ичэн и повели усиленные бои, ожидая помощи взаимодействующих частей 2-го района. В это время Янь Си-шань собрал в Чулине основной офицерский состав своей 61-й армии — армии, которая должна была взаимодействовать с Вэй Ли-хуаном, и проводил с ним занятия. В ходе операции Янь Си-шань нехотя выделил лишь две дивизии и поставил им явно непосильную задачу: наступать в направлении Линьфэня. В первые дни эти дивизии продвинулись за железную дорогу. Но, встретив упорное сопротивление японских войск и понеся большие потери, они отошли на исходные позиции. [343]
Янь Си-шань сознательно срывал операцию, с тем чтобы подвести Вэй Ли-хуана, а точнее, войска центрального правительства. Вэй Ли-хуан, в свою очередь, учитывая бездеятельность Янь Си-шаня, наступление прекратил.
Следует отметить, что наш советник при командующем Северо-Западным направлением полковник А. В. Васильев в это время был в Чулине и настоятельно рекомендовал Янь Си-шаню ввести 61-ю армию в стык 20-й и 109-й японских дивизий в направлении Синьцзяяа с задачей изолировать 109-ю дивизию и войти в соприкосновение с частями 1-го военного района. Предлагалось одновременно поставить задачи частям 8-й армии. Но эти предложения Янь Си-шань отклонил. Отверг он и идею использования 27-й армии центральных войск, расположенной в районе Юймынь, заявив:
— Я не могу кормить чужую армию, у меня нет продовольствия. Ее лучше отдать Вэй Ли-хуану.
После долгих уговоров Янь Си-шань согласился использовать одну дивизию 27-й армии, но было уже поздно.
Оперативное управление и Ставка были хорошо осведомлены о действиях Янь Си-шаня, но никакого нажима на него не оказали. Операция провалилась.
12 апреля мы покинули Чунцин. Министр Чжан Цзя-ао предоставил в наше распоряжение прекрасно оборудованную яхту с большим штатом обслуживающего персонала, охраной и расчетом с радиостанцией.
Путь от Чунцина до Ичана проходит по живописнейшим местам. Мы имели возможность не только осмотреть, но и прочувствовать всю суровую красоту Янцзы, ее скалистых берегов, воспетых в преданиях и сказках, которых наш капитан знал множество. Капитан вел яхту осторожно, при каждом появлении японских самолетов замедлял ход и причаливал к берегу. Правда, на берег выходили мы всего один раз перед Ваньсянем. Японские самолеты бомбили город, и капитан решил, что яхта будет подходящей мишенью. Но все обошлось благополучно. Следует сказать, что за время пути нас не обогнал ни один пароход. Считанные единицы шли вверх, хотя Янцзы стала основной транспортной артерией, питающей войска и связывающей Сычуань с Хубэем и Хунанью. [344]
Много двигалось джонок, груженных заводским оборудованием. Очевидно, это были остатки заводов, демонтированных в Ухане еще в октябре прошлого года. Справедливость требует отметить, что китайцы большие мастера по части демонтажа и эвакуации. Приходилось удивляться, как они при отсутствии транспорта и средств механизации погрузки переносили на руках или перевозили на джонках на тысячекилометровые расстояния тяжелые детали машин. Достаточно сказать, что Ханьянский металлургический завод был буквально из-под носа японцев вывезен в Чунцин. Из Уханя, по сведениям торговой палаты, было эвакуировано 10 текстильных фабрик, 44 механические мастерские, 4 электростанции и ряд типографий. Всего же было передислоцировано 320 фабрик и заводов, из них большое количество было перевезено в Юньнань, Гуйчжоу и Гуанси. Нам не раз приходилось наблюдать движение таких колонн. Вот и сейчас по Янцзы рабочие тянут джонки с оборудованием точно так, как изобразил И. Е. Репин в своей знаменитой картине «Бурлаки».
Перевод предприятий в глубь страны был подвигом китайских тружеников, китайского рабочего класса, который заслуживает восхищения и достоин быть описанным историками и литераторами.
Ниже Ваньсяня начинаются известные во всем мире ущелья: Цюйтанся, Уся и Силинся. Их общая длина свыше 100 км. Самое длинное из них ущелье Силинся. Оно тянется от Сянсикоу и немного не доходит до Ичана, а самым красивым считается ущелье Уся с его воспетым поэтами и художниками видом на «Пик феи».
Мне, не обладающему даром писателя, трудно рассказать о всех красотах этих мест. Для того чтобы их оценить, мне кажется, надо там побывать. Меня, как военного инженера, интересовало другое: как в этих местах проходят джонки, управляемые только веслами. Следует отметить, что каждое ущелье имеет свои «ворота»: «Ворота Куймэнь», «Ворота Цюйтан», где река сужается до 120 м и при глубине 100 м имеет скорость течения 6 м в секунду. Да, надо быть опытнейшим лоцманом, чтобы проскочить опасный поворот и не врезаться в скалу. Таким и был капитан «нашей» яхты, один из старейших речников Китая, который благополучно доставил нас в Ичан к вечеру 14 апреля. [345]
В войсках 5-го военного района мы пробыли десять дней. Посетили тыловой рубеж, штабы войск, политический отдел, ряд городов и, в порядке экскурсии — буддийский монастырь в районе Ичана.
Местом нашего жительства китайское начальство определило Ичан, а отправным пунктом всей поездки — штаб военного района, который мы и посетили на другой день после приезда. Принимавший нас начальник штаба района генерал Сюй был уже немолод и считался знатоком японской армии и военного дела. Он в свое время окончил японскую академию генштаба и был сторонником Канн... во взводном масштабе. Берег гуаксийские войска и поэтому исключал любые активные действия против японской армии.
Местные старожилы говорили, что генерал Сюй не отличается высокой военной грамотностью и на посту начальника штаба держится благодаря своему происхождению (он гуансиец) и связям с Ли Цзун-жэнем. Последующие события полностью подтвердили эту характеристику генерала.
Так вот, этот «знаток военного дела» знакомил нас с рубежами, планами противника и положением в войсках 5-го военного района. Кстати, как раз в эти дни японцы проводили перемещение своих дивизий перед фронтом района, создавая ударную группу против армий Ли Пин-сяня. Это было своевременно разгадано штабом района. В Ставку сразу были направлены донесения. Принимались контрмеры. Чан Кай-ши приказал вывести 31-ю группу армий Тан Энь-бо (шесть дивизий) в район Цзаояна, а три дивизии Сунь Лянь-чжуна — в район Наньяна. В это же время группа Ляо Лэя, действующая в тылу японцев, пополнялась двумя вновь сформированными партизанскими дивизиями и четырьмя партизанскими отрядами. Численность войск доводилась до 40 тыс.
Знакомя нас с принимаемыми мерами, генерал Сюй заявил:
— Мы отразим любую атаку японцев и отступать не собираемся!
Присутствовавшие при этой беседе старший советник при Ли Цзун-жэне полковник Серов и капитан инженерных войск Хошев переглянулись. Они хорошо изучили слова и дела начальника штаба, и такое заявление [346] генерала для них было прямо-таки невероятным. Но что поделаешь: вещает персона, и ей надо верить, тем более что данная оценка возможностей войск близка к истине.
Беседа у начальника штаба подходила к концу, мы собирались выехать в Сяньян, чтобы осмотреть рубеж по реке Байхэ. Раздался телефонный звонок. Сюй сообщил:
— Вас просит заехать начальник политотдела генерал Вэй!
Приглашение мы приняли, хотя времени у нас было в обрез. Генерал Вэй в свое время окончил университет имени Сунь Ят-сена в Москве и неплохо говорил по-русски. Военной подготовки он не имел и в оперативные дела, как правило, совершенно не вмешивался. Приглашая нас, он просто хотел поговорить по-русски, вспомнить Москву.
Генерал Вэй произвел на нас хорошее впечатление своей рассудительностью, вдумчивостью, способностью здраво оценивать события. Сам он гуансиец и в своих войсках как начальник политотдела пользовался авторитетом. Но в 5-м районе кроме гуансийских войск были войска центрального правительства, сычуаньские и др. Все они имели собственные политотделы, которые непосредственно подчинялись провинциальным организациям гоминьдана.
Вэй сообщил, что вся массовая работа и политзанятия в войсках проводятся в приказном порядке и что в них принимают непосредственное участие Ли Цзун-жэнь, Ли Пин-сянь, Сунь Лянь-чжун, Чжан Цзы-чжун и другие видные генералы. Чжан Цзы-чжун считался толковым и грамотным генералом. В прошлом году он командовал 38-й дивизией, а затем 59-й армией. Чан Кай-ши ценил в нем хорошего организатора, часто вызывал к себе советоваться по оперативным вопросам. Ему подчинен был ряд дивизий центральных войск. В дни нашего пребывания в 5-м районе он был в Чунцине.
— Ненависть солдат к японцам, — отметил Вэй, — огромная. Довести пленного до штаба невозможно, хотя платят за доставку от 50 до 100 юаней и издают строгие приказы. Солдаты говорят, что пленные по дороге умирают. [347]
Мы поблагодарили генерала за интересную беседу и вместе с Серовым и Хошевым отправились на их квартиру. Наутро нам предстояла поездка в Сяньян.
17 апреля выдался погожий день. Утро было солнечным, безветренным. Не доезжая 30 км до Сяньяна, мы обогнали колонну 85-й армии, тоже следовавшую туда. Колонна, растянувшаяся на 80 км, подверглась бомбардировке семью самолетами «Савойя». Дорога, почти прямая, проходила по равнине. Бомбы были сброшены серийно в девяти очагах. Протяженность каждого очага не превышала 2 км. Всего взорвалось 150 стокилограммовых бомб. Они легли в основном по дороге и не дальше 200 м от нее.
Нам сообщили, что убиты 12 человек, из них пять местных граждан, и четыре солдата ранены. Мы сделали вывод, что бомбить колонну войск на походе стокилограммовыми бомбами — «мартышкин труд».
В Сяньяне рано утром 18 апреля нас разбудили сильные взрывы. Пять самолетов «Савойя» в три захода сбросили 45 бомб на мост через р. Ханьшуй. Мост, состоящий из джонок, был почти полностью разрушен. Активное действие авиации предшествовало общему наступлению японской армии.
Сяньян-Наньянская операция началась 6 мая наступлением 16-й пехотной дивизии и 13-й дивизии японцев в общем направлении на Цзаоян. Китайские войска отходили, не оказывая сопротивления. К 8 мая части 16-й и 13-й японских дивизий продвинулись в район Хуандунтан — Сюнцзяцзи, войдя в тыл основным силам левой группы 5-го военного района. Одновременно полк 3-й японской пехотной дивизии, действуя от Синьяна, вышел к Тунбо.
Достигнув указанных рубежей, японские войска остановились и до 11 мая не двигались. По-видимому, они хотели стать на путях отхода группы войск Ли Пин-сяня. 9 мая Ли Пин-сянь стал отводить свои войска на рубеж Лицзян — Умацзэн, т. е. в тыл 31-й армейской группе Тан Энь-бо, которая располагалась в это время в районе Цзаояна; Тан Энь-бо по собственной инициативе нанес удар во фланг главных сил 3-й японской дивизии.
К исходу 9 мая 38, 37, 122 и 127-я дивизии Ли Пин-сяня, стремясь выйти на север, очутились в тылу 16-й [348] дивизии японцев. В это же время командующий правой группой генерал Чжан Цзы-чжун выделил четыре полка, переправил их через р. Ханьшуй и поставил перед ними задачу ударить по тылам 16-й дивизии. Создалась благоприятная обстановка для окружения и полного разгрома зарвавшихся японских частей. К этому стремился командующий 5-м военным районом. Он отдал приказ командующему 45-й армией действовать в направлении Хуандунтан с целью окружить 16-ю дивизию; с этой же целью в районе горы Дабешань была оставлена 39-я армия. Одновременно группе Ляо Лэя была поставлена задача оказать содействие Тан Энь-бо, для [349] чего наступать к линии железной дороги на участке Синьян — Гуаншуй. Таким образом, вся японская группировка очутилась в оперативном окружении. В Наньян выходили дивизии Сунь Лянь-чжуна, а к северу от Тунбо находилась 68-я армия 1-го военного района. Случилось непредвиденное, но для китайских милитаристов вполне закономерное. Командующий 84-й армией, никого не известив, самовольно бросил рубеж обороны на линии Суйсянь — Лишань и поспешно отвел свою армию в тыл группы Тан Энь-бо. Командующий 45-й армией, обязанный действовать по тылам 16-й японской дивизии, узнав об отходе родственной ему 84-й армии, не ввязываясь в бой с противником, присоединился к отступающей армии. Обе армии по приказу Ли Пин-сяна отошли в район 15 км к западу от Наньяна.
Японцы, установив отход двух армий, устремились на север, овладели Цзаояном и стали выходить в тыл частям Тан Энь-бо, которые успешно громили 3-ю японскую пехотную дивизию. Партизаны Ляо Лэя, преодолев путь в 70 км по крайне трудным дорогам, вышли на указанный им рубеж и завязали бои с японскими охранными частями, угрожая тылам 3-й дивизии. Тан Энь-бо, обнаружив в своем тылу японцев, повернул часть своих сил против 16-й и 13-й дивизий, прося помощи у Сунь Лянь-чжуна, который направил к месту боев одну дивизию. В это же время части 39-й армии и полки Чжан Цзы-чжуна перерезали все дороги и нарушили связь японских частей со своим тылом. Воспользовавшись сложившейся обстановкой, Тан Энь-бо предпринял усиленные атаки по наступающим частям. В результате боев, проходивших 12, 13 и 14 мая, 16-я и 13-я японские дивизии потеряли до 50% личного состава и стали отходить.
К этому времени японские части прошли с боями около 170 км, оторвались от тылов и остались без продовольствия и боеприпасов. Сложилась благоприятная обстановка для полного разгрома японской группировки. Но в это время Ставка узнает, что Ли Пин-сянь бездействует, а Тан Энь-бо несет большие потери. Чан Кай-ши отдает приказ: вывести все дивизии Тан Энь-бо из боя (это «свои» армии), а Ли Пин-сяню (это «чужие» армии) — организовать преследование японских частей и выйти на ранее занимаемые рубежи. [350]
Стало известно, что Ли Пин-сянь умышленно вывел свои дивизии в район Наньяна. Он не хотел ввязываться в бои и нести потери. Ли Цзун-жэнь знал об этом, но смолчал. 15 мая, когда был получен приказ о вводе в бой 45-й и 84-й армий, Ли Пин-сянь запоздал со сменой частей Тан Энь-бо. Японцы, учитывая создавшуюся обстановку, стали отходить, вступая лишь в мелкие стычки с преследовавшими их отрядами.
К 25 мая все японские дивизии отошли на рубежи, занимаемые до начала наступления. Ли Пин-сянь представил в Ставку реляцию об активном действии 84-й армии и приложил схему своих побед!
Справедливость требует отметить, что своим успехом китайские войска обязаны активности группы Тан Энь-бо, Ляо Лэя и инициативе Чжан Цзы-чжуна. Правда, их действия между собой согласованы не были. Но и японцы действовали на «авось», не учитывая превосходящих сил китайских солдат и партизан. Только пассивность и отсутствие руководства со стороны Ли Цзун-жэня избавили японцев от полного разгрома. Все же, по официальным данным, они потеряли около 15 тыс. убитыми и ранеными, на поле боя оставили большое количество техники, полк 4-й кавалерийской бригады был полностью выведен из строя партизанами.
Так закончилась Сяньян-Наньянская операция, предпринятая японским генштабом с целью разгрома основных сил Центрального фронта. Надо отметить, что это была одна из важных побед китайской армии. Она показала и боевые качества китайского солдата и возросшее мастерство офицеров.
Свою работу в войсках 5-го района мы закончили еще 20 апреля и поспешили в Ичан. Нам надо было еще осмотреть укрепления на участке Ичан — Шаши. Не доезжая километров 30 до Ичана, мы увидели высокую гору, на вершине возвышались массивные стены и замысловатые крыши. Мы обратились к сопровождавшему нас китайскому полковнику:
— Что это за строения?
Полковник был хубэйцем и хорошо знал здешние места. Он ответил, что это буддийский монастырь, который славится жрецами, предсказывающими судьбу. Главный жрец в здешних местах считается полусвятым. Люди, желающие получить откровения неба и принести [351]свои дары монастырю, обязаны идти в гору пешком по тропе, иначе жрец не сможет открыть «тайну».
До этого я ни разу не был в монастыре, и меня очень заинтересовал рассказ полковника. Я спросил, можно ли подняться на гору на машине.
— Дорога такая есть, — сказал полковник, — но ею пользуются только приближенные к монастырю лица.
Ну что же, будем считать себя приближенными. У ворот нас встретил привратник в черном одеянии, похожий на монаха. Объяснения были коротки. Появился настоятель, который согласился показать все, чем славится его учреждение. Я не буду описывать монастырь, это отнимет много времени, расскажу лишь об одной заинтересовавшей меня комнате.
— Комната гадания. Здесь жрец предсказывает судьбу, — сообщили нам.
— Господин полковник, — обратился ко мне настоятель, — не хотите ли узнать свою судьбу?
Я с детства не верил в бога, чертей и судьбу, но показать этим людям свое пренебрежение к их вере было неудобно. Я предложил погадать одному из наших товарищей. Не хочу оглашать его фамилии, назовем его просто клиентом.
Клиент согласился, и жрец приступил к священнодействию. Процедура гадания была коротка, но обставлена особым ритуалом.
Клиент должен был подойти к изображениям богов, взять рог буйвола, распиленный на две части, и с положенного места бросить его к подножию главной статуи бога. В зависимости от положения половинок рога жрец подводит клиента к одной из урн, в которой помещаются длинные бамбуковые палочки, испещренные иероглифами, и предлагает вытащить одну из них. Клиент вынимает и передает жрецу. После этого жрец удаляется в специальную комнату, где ведет беседу с богами.
Пока жрец отсутствовал, мы с интересом рассматривали архитектуру комнаты, ее убранство и обстановку. Особенно великолепны были три статуи богов, выполненные из мрамора и расписанные всеми цветами радуги. У одного из богов нос был в виде хобота слона, а у другого глаз на животе. По углам виднелись фигуры, напоминающие гигантских рыб, диковинных драконов [352] и змей. Непосвященному человеку немыслимо было разобраться в нагромождении орнаментов, рельефов. Больше того, мы с трудом отличали, где кончается орнамент и где начинается фигура.
Я спросил у настоятеля, известны ли ему имена художников и скульпторов, которые создали эти уникальные образы.
Настоятель развел руками и сказал:
— Фигурам сотни лет, их создатели давно умерли. Но если путешественники интересуются, я готов навести справки.
Буддийские монастыри в Китае до недавнего времени служили как бы кладами для историков, археологов, художников, строителей и просто любителей старины, которым не приходилось делать ни одного движения лопатой. Пришел, увидел, записал. Китай, пожалуй, единственная страна в мире, где раскопки археологов занимали относительно незначительное место в разгадке тайн древней истории. Во всяком случае, их усилия нельзя сравнивать с усилиями археологов, которые провели гигантские раскопки в Египте, Греции, Малой Азии. Возможно, это и не так, но я прошу прощения у читателя за неосведомленность. Я военный и надеюсь на снисхождение.
— Есть ли у вас в России служители веры и святые? — неожиданно обратился к нам настоятель.
— В Советском Союзе есть верующие, есть и служители религиозного культа, — ответили мы, — но святых нет.
Иван Андреевич добавил:
— В Европе был известен один «святой» по имени Петер Арбеус, это был великий инквизитор, который сжег на кострах сорок тысяч человек и за это в тысяча восемьсот шестидесятом году был причислен к лику «святых».
В дверях показался жрец. В руках у него была бумага с написанным текстом. Он нес ее с особым благоговением. Встав рядом с клиентом, лицом к изображению Будды, он стал читать. Переводчик переводил, мы слушали без тени улыбки, нельзя было оскорбить религиозные чувства присутствующих. Однако, когда жрец произнес: «У вашей жены скоро родится сын», нельзя было не рассмеяться — клиент больше года не видал[353] своей жены. Пришлось смириться, в гадании все бывает!
Мы поблагодарили настоятеля и уехали в Ичан.
В Ичане мы прожили несколько дней и были гостями командующего группой обороны Янцзы генерала Го Цая, нашего старого знакомого. В прошлом году он исполнял должность начальника штаба Уханьского укрепленного района, и с ним мы не раз встречались в Учане. В мае 1939 г. под его командованием находились две дивизии: 44-я в Ичане и 32-я в Шаши.
Перед генералом была поставлена задача построить противодесантные укрепления по левому берегу Янцзы на участке от Цзяньли до Ичана. Задача была явно непосильная, но генерал делал все, что мог. Опыт у него был, требования советских советников он знал, и нам было нетрудно договориться по всем вопросам.
Мы ознакомились с ходом работ на участке до Шаши. Река здесь течет по равнине, в спокойных берегах, и имеет умеренное течение. Ниже Шаши ставилось заграждение по фарватеру.
Шаши — уездный город на Янцзы, узел дорог, центр текстильной промышленности. Фабрики, правда, принадлежали иностранцам. Над их зданиями развевались английские и другие иностранные флаги. Возможно поэтому японские самолеты город не бомбили.
Последний день мы провели в Ичане. Осмотрели город. Ичан — крупный порт на Янцзы. В мирное время до Ичана доходили морские суда и здесь происходила перевалка грузов, смена лоцманов. Теперь Ичанский порт замер, но город жил своей обычной жизнью. Он был залит светом, витрины магазинов зазывали покупателей, в ресторанах гремела музыка и было полно разодетых дам.
В Ичане на каждом шагу встречались игорные дома, тотализаторы, лотереи. Говорили, что в погоне за крупным выигрышем игорные дома посещает много людей. Сюда спешили те, кто потерял надежду заработать средства на существование. Выигрывал всегда содержатель игорного дома и еще больше — налоговое управление. Игравшие оставались ни с чем.
Здесь же, на тротуаре бездельники сражались в мацзян. Одним словом, ничто не напоминало о войне, хотя бои шли в нескольких десятках километров отсюда. [354]
Когда же мы возвратились в Чунцин, то не узнали город. 4 мая 1939 г. в 19 часов 27 японских бомбардировщиков сбросили бомбы на густонаселенный центр. В результате погибли 3312 человек, среди них много детей, женщин, стариков. 1937 человек было ранено, до 500 домов разрушено и сгорело. Город был в трауре.
Надо сказать, что это — прямой результат беспечности начальника департамента ПВО страны генерала Хуан Чжэнь-цю, который уделял мало внимания организации противовоздушной обороны, полагая, что удаленность Чунцина от линии фронта не позволит японцам произвести массированные налеты. Действительно, до мая японская авиация дальних полетов не совершала. Генерал Хуан Чжэнь-цю бездействовал: строительство аэродромов в районе Чунцина затягивалось, зенитная артиллерия (преимущественно МЗА) была разбросана побатарейно и единого руководства не имела, посты обнаружения и оповещения работали плохо. Старший советник по авиации Г. И. Тхор с генералом Мао Пан-чу в то время летали по стране в поисках запасных аэродромов.
Японские самолеты, пользуясь беспечностью китайского командования, безнаказанно производили налеты в дневных условиях на Чунцин и ряд других городов Сычуани.
Положение изменилось с окончанием строительства аэродромов, куда была переброшена группа истребителей (50 самолетов) под общим командованием замечательного советского летчика майора Степана Супруна. В группу входили эскадрилья самолетов «И-15 бис», которую возглавлял капитан Воробьев, и «И-16» под командованием капитана Бдайциева, осетина по национальности. Во время одного из ночных налетов на Чунцин Бдайциев, преследуя японские бомбардировщики, оторвался от ведомого, его самолет был подбит, он выбросился на парашюте и при неудачном приземлении в горах разбился. Его могила находится в Чунцине.
Прыгать с парашютом в горах — дело рискованное даже в дневное время. Известны лишь два случая, когда парашютисты, сбитые над Чунцином, чудом остались в живых: штурман японского бомбардировщика и один полковник генштаба, вылетавший с разведывательной целью.[355]
Эскадрильи были укомплектованы преимущественно советскими добровольцами. Это были молодые, задорные люди, хорошо владевшие техникой пилотажа, горящие желанием оказать помощь великому китайскому народу. Среди них помню товарищей Галкина, Зубарева, Коккинаки, Корпенко, Кондратюка, Михайлова, Мороза, Омельченко, Панова, Розинка.
Бомбардировочная группа под командованием капитана Картакова была расположена на аэродромах в районе Чэнду.
Японцы быстро заметили изменения, происшедшие в организации противовоздушной обороны города, и дневные полеты были отменены. С июля 1939 г. японские бомбардировщики летали только ночью. Естественно, это во многом усложнило боевую работу наших добровольцев. Дело в том, что китайские аэродромы не имели оборудования для обеспечения ночных полетов. Супрун проявил много изобретательности и выдумки, чтобы как-то принимать самолеты, возвращающиеся из ночного полета. Часто посадка самолетов проходила при фонарях «летучая мышь», кострах и освещении от фар самолетов, стоявших на аэродроме.
Большое значение для завоевания господства в воздухе имел опыт К. К. Коккинаки, летавшего ночью на «И-15», вооруженном крупнокалиберным пулеметом, который впервые был установлен на самолете этого типа. В первый же вылет Коккинаки сбил бомбардировщик. Свой опыт он успешно передавал товарищам.
Японцы были достаточно хорошо осведомлены обо всем, что делалось на китайских аэродромах. Вспоминается такой факт: эскадрилья самолетов «И-16» была расположена не на поле, а вдоль шоссе, идущего к новому аэродрому. К нашему удивлению, в первый же ночной налет японцы бомбили не аэродром, а именно дорогу, где стояли самолеты. К счастью, бомбы легли неточно и повреждений не было, но сам факт говорил о многом. Другой пример: бомбардировщики «СБ», по своей скорости не уступавшие японским истребителям, на боевые задания летали без прикрытия. Летом 1939 г. пятерка «СБ» получила задание бомбить суда на Янцзы и скопление войск к северу от Уханя. Японцы, предупрежденные своей агентурой, выслали навстречу пятерке отважных 40 истребителей «Мессершмитт». Встреча [356] с армадой новых самолетов была неожиданной, но добровольцы не дрогнули и приняли неравный бой. Шесть «Мессершмиттов» рухнули на землю, но и наша пятерка погибла в неравном бою. Только одному экипажу удалось свой горящий самолет перетянуть за линию фронта. Командир корабля чудом спасся. Он долгое время лежал в госпитале Ичана с обгоревшими лицом и руками.
Случаи предательства и шпионажа были не единичны. Можно привести такой пример: на допросе штурман сбитого над Чунцином японского бомбардировщика перечислил фамилии многих наших летчиков-добровольцев. Когда у него спросили, откуда он знает русские фамилии, он ответил, что им сообщают не только фамилии, но и номера самолетов, на которых летают асы. Он назвал Супруна, Коккинаки, командира бомбардировщика Кулишенко.
Чунцинская истребительная группа не отсиживалась на своих аэродромах. Нередко часть ее использовалась на фронтах для прикрытия войск и борьбы с бомбардировщиками противника на поле боя. Так было в Сяньян-Наньянской операции, так повторилось в середине ноября в Наньнинской операции, где группа сыграла важную роль в стабилизации фронта.
Сосредоточив на судах в районе залива Циньчжоу-вань до двух дивизий, под прикрытием судовой артиллерии 3-й эскадры и самолетов с двух авианосцев, противник на рассвете 15 ноября 1939 г. высадил десант в районе Циньчжоу и в ряде пунктов к югу от него. Японские части стремились захватить крупный населенный пункт и важный узел дорог — Наньнин, лишив тем самым китайцев связи с Индокитаем, а в дальнейшем и с Бирмой. [357]
Основные войска китайской армии располагались на параллели Наньнина, побережье прикрывалось лишь незначительными силами, растянутыми к тому же на широком фронте. Они не могли оказать существенного сопротивления японскому десанту.
Японские бомбардировщики, действуя в основном по районам расположения резервов, буквально деморализовали войска. Китайское командование не смогло справиться с организацией обороны. 17 ноября японцы были уже далеко от берега и захватили Датан, а их передовые части были на подступах к Наньнину. Генерал Бай Чун-си, командовавший в то время войсками Юго-Западного направления, срочно запросил помощи самолетами-истребителями. Ставка и главный военный советник решили направить на юг части чунцинской истребительной группы. 30 самолетов (возглавлял группу С. П. Супрун) приземлились на аэродромах Гуйлиня и Лючжоу, откуда и стали производить полеты по прикрытию войск и вести бои с японскими бомбардировщиками. Японцы значительно сократили, а вскоре и совсем прекратили свои полеты. Фронт стабилизировался, китайские войска получили возможность привести себя в порядок и в первых числах декабря даже перешли в наступление. Вскоре после этой операции С. П. Супрун вернулся на Родину, и на его место был назначен К. К. Коккинаки.
Зенитные батареи в Чунцине в основном прикрывали район расположения правительственных учреждений, и позиции их были выбраны вблизи посольств: немецкого, английского и французского. В частности, у французского посольства, метрах в пятистах от штаба главного военного советника, стояла 10-я батарея, на счету которой было наибольшее количество сбитых самолетов. Естественно, такое расположение батарей диктовалось не только выгодностью позиций, но и хорошей «крышей». Как ни говори, а бомбить китайскую батарею значило бомбить посольство дружественной Японии страны. Правда, японцев это мало сдерживало. При очередном налете одна из бомб попала в английское посольство, пострадали и французы. Щадились немцы. Вспоминаю такой случай: в один из дневных налетов в конце июня на 10-ю батарею прибыл наш советник по зенитной артиллерии Яков Митрофанович Табунченко [358] и, к своему удивлению, застал там главу французской миссии, отставного генерала Бергера. Его миссия в составе шести человек прибыла в Чунцин в середине мая и представляла интересы самолетостроительных фирм Франции. Накануне японцы объявили по радио, что при бомбежке Чунцина они применят отравляющие вещества, случай, можно сказать, беспрецедентный! Бомбежка города началась как раз с 10-й батареи, в районе которой упали несколько бомб. Во французском посольстве полетели стекла. Запахло гарью, кто-то крикнул «газы». Противогазов ни у кого из расчета не было. Быстро появились таз с водой и полотенца. Расчет начал повязывать рты мокрыми полотенцами. Предложили полотенце Табунченко и французу. Бергер полотенце взял, а Табунченко отказался и до конца бомбежки был без повязки. Это произвело большое впечатление на расчет и на француза, они удивлялись мужеству и здоровью русского.
В первых же числах мая Чунцин облетела новость, которая вернула генералов Ставки к событиям июля 1938 г. Сяньян-Наньянская операция отошла на задний план. Все заговорили о новом конфликте, на этот раз у Халхин-Гола, и о неизбежности войны между Советским Союзом и Японией.
11 мая японская конница нарушила границу Монгольской Народной Республики и атаковала пограничные посты. Японское правительство знало, что, нарушая территориальную целостность МНР, оно неизбежно будет иметь дело с Советским Союзом. К этому, собственно говоря, японцы и стремились, желая оказать давление на СССР и заставить его отказаться от помощи китайскому народу в его справедливой борьбе. Но японское правительство просчиталось. Помощь Советского Союза Китаю не уменьшилась, а возросла.
26 июня был заключен новый Советско-китайский торговый договор. Этот договор укреплял позиции Китая в отношениях с другими государствами. Но не только в этом был просчет японского генштаба. События на Халхин-Голе потребовали от японских войск большого напряжения и колоссального расхода средств. Достаточно сказать, что в районе событий японское командование вынуждено было сосредоточить армию в составе 75 тыс. солдат и офицеров, 500 орудий, 182 танков, [359] 350 самолетов и большое количество автотранспорта, оголяя фронты в Китае.
По данным Сюй Пэй-чэна, японское командование снимало с Центрального фронта и отправляло через Шанхай в Тяньцзинь и далее на Халхин-Гол большое количество танков, грузовиков и орудий. Этим отчасти следует объяснить и то, что японское командование не могло усилить свою группировку в Сяньян-Наньянской операции и потерпело поражение.
Фактически боевые действия на фронтах Китая почти приостановились. Создалась благоприятная обстановка для перехода китайских войск в наступление. Но Ставка Чан Кай-ши выжидала, надеясь, что Советский Союз вступит в войну. Разговоров по этому поводу было много, и разговоров самых «сладких», выдержанных в духе китайских церемоний: с поклонами, улыбками, похвалами и готовностью к действиям. Я не хочу на них останавливаться, а приведу только беседу журналиста В. Н. Рогова с главой международного отдела китайского министерства информации Холлингтоном Тонгом, который отражал думы и чаяния гоминьдановской верхушки. «Среди китайцев, — заявил Тонг, — распространено мнение, что на этот раз события на монгольской границе вряд ли можно удержать в рамках местного инцидента. Сегодня ясно одно — события развиваются (беседа проходила 18 июля. — Авт.). Государственная мудрость диктует твердость политики СССР. Мы знаем, что только сила является языком, на котором можно разговаривать с японской военщиной. События у озера Хасан были разрешены силой, а не путем дипломатии. В этом существует разница между СССР и Англией. Англичане слишком много ведут переговоров и мало действуют. СССР на всякую агрессию без лишних слов отвечает ударом. Такое действие СССР вызывает всеобщее одобрение. Твердые действия дают больше шансов на сохранение мира и предупреждение дальнейшего развертывания войны. История показывает, что войны возникают, когда на провокации не отвечают решительными действиями, когда агрессор остается безнаказанным. Мы верим, что правительство СССР понимает это лучше, чем кто-либо».
Китайские милитаристы красноречиво восхваляли мудрость Советского правительства, силу Советской Армии, [360] но сами выжидали и берегли свои войска. Такая позиция для нас была не нова, но все же мы полагали, что события на Халхин-Голе, куда японцы отправляли лучшие дивизии, артиллерию, танки и самолеты, сдвинут с мертвой точки разработанные нами планы и заставят руководство Ставки использовать благоприятный момент и принудить командующих военными районами к активным действиям и единству.
Мы уже говорили о трудностях организации взаимодействия не только военных районов, но и отдельных армий внутри района и даже дивизий. Вот еще один пример. Когда началась Сяньян-Наньянская операция, обстановка требовала оказать помощь Ли Цзун-жэню силами соседних военных районов и, в частности, силами 9-го военного района, войска которого ближе всего находились к основной коммуникации японцев. Средств в 9-м военном районе было больше чем достаточно, что видно из следующих данных:
| Китайская сторона | Японская сторона | |
| Общая численность состава | 560 000 | 115935 |
| Винтовки | 14200 | 36960 |
| Пулеметы | 8650/2237{~1} | 2920/760{~1} |
| Орудия | 170 | 460 |
| Танки | — | 85 |
Если не считать артиллерии и танков, на китайской стороне было абсолютное превосходство. Штаб главного военного советника разработал два варианта наступления войск 9-го военного района и передал их старшему советнику при генерале Се Яо майору Матвееву, с тем чтобы он предложил их командующему от своего имени. Предложения предусматривали наступление трех-четырех армий через Унин на Цзюцзян и двух армий через Туньшань, Сяньин на Янцзы с задачей перерезать реку.
Генерал Се Яо отклонил план из тех соображений, что при подсчете соотношения сил «советник не учел, что японцы могут подвести к району боев еще две-три дивизии». На самом деле японских сил было гораздо меньше, чем указано в ведомости, так как большая часть войск 101-й японской дивизии находилась в 3-м [361] военном районе, а из 33-й дивизии только одна бригада занимала фронт в 9-м военном районе, в расчетах же обе дивизии были учтены полностью. Но что поделаешь, Се Яо был в большом почете у Чан Кай-ши и Чэнь Чэна. Без его решения войска в бой никто не двинет.
Когда решение генерала Се Яо было получено в Чунцине, главный военный советник пошел к Чан Кай-ши и изложил ему свое предложение о целесообразности и срочной необходимости организации такого наступления. Чан Кай-ши полностью согласился с мнением А. И. Черепанова и приказал оперативному управлению дать соответствующие указания командующему 9-м военным районом, затребовав от него план операции.
Генерал Се Яо, получив указание, долго тянул с разработкой своего плана и только в первых числах июня, когда Сяньян-Наньянская операция уже закончилась, донес, что им организованы четыре ударные группы, кстати сказать, малочисленные по своему составу, которым поставлена задача действовать по тылам противника. Начало действий назначалось на 12 июля.
Представленный план был полностью забракован. Учитывая, что Сяньян-Наньянская операция закончилась, а события на границе Монголии вынудили японский генштаб оттянуть значительные силы в район Халхин-Гола и фактически приостановить боевые действия на фронтах Внутреннего Китая, Александр Иванович Черепанов предложил разработать план перехода китайских войск в общее наступление. Основания к этому имелись: соотношение сил на всех фронтах было в пользу китайской армии, международная обстановка благоприятствовала. Ставка согласилась с этим предложением, и оперативное управление заработало. Сроки были поставлены сжатые.
К этому времени из Союза прибыла еще одна группа советников. Они немедля разъехались на места, приступили к работе, и таким образом штаб Черепанова мог более полно охватить не только ход подготовки операции, но и ее непосредственное проведение. Во всяком случае, главный военный советник полагал, что прибытие хорошо подготовленных, имеющих боевой опыт и занимавших крупные должности на родине командиров [362] значительно поможет оживить боевую деятельность гоминьдановских войск.
Полковник Александр Кондратьевич Берестов был направлен на самый «деликатный» фронт — к Янь Си-шаню. Дело было не только в персоне этого феодального маршала, а в том, что во 2-м военном районе находились войска, принадлежавшие к различным группировкам: шаньсийские, шэньсийские, суйюаньские, центрального правительства и армия китайской компартии. Организовать их взаимодействие было делом, прямо скажем, невозможным. Но именно такую задачу Берестов получил.
Восьмой военный район, которым командовал один из приближенных Чан Кай-ши, в общем-то рассудительный генерал Чжу Шао-лян, был также одним из самых трудных. Здесь были войска центрального правительства и войска непокорных мусульманских генералов Ма, которые до сих пор никакого участия в войне не принимали. Этот участок был поручен полковнику Михаилу Тимофеевичу Устименко, он уже работал в Ланьчжоу и был знаком с войсками недоступных правоверных мусульман.
В Гуйлинь, к Бай Чун-си, на смену Роману Ивановичу Панину уехал полковник Николай Алексеевич Боборов. В 4-й военный район был назначен полковник Василий Данилович Сергеенков, к Ли Цзун-жэню — полковник Матвей Васильевич Виноградов.
Кроме общевойсковых прибыли советники по родам войск и в их числе танкисты Луцких, Полубинский, Булатов, Цыганков и сапер капитан Антон Терентьевич Ковалев, который был назначен советником в штаб 10-го военного района и вскоре уехал в Сиань.
Жаль было нам расставаться с Петром Мироновичем Журавлевым — нашим врачом, общим другом и исключительно задушевным товарищем. Ему прибыла смена. По возвращении в Союз Петр Миронович работал в Главном медицинском управлении Советской Армии и во время Великой Отечественной войны погиб, подорвавшись на мине в 1942 г. под Орлом.
Таким образом, к началу ожидаемых решительных действий основные военные районы были обеспечены хорошо подготовленными советниками. [363]
