Сиань — столица провинции Шэньси, как и все старинные китайские города, обнесен высокой крепостной стеной. Ворота крепости — северные, южные, западные и восточные — запирались поздно вечером и открывались рано утром. Такой порядок был установлен тысячи лет назад и сохранился до наших дней. Когда мы приехали в Сиань, там свирепствовала эпидемия. Врачей в городе было мало. Местные власти нашли выход: во всех четырех воротах были поставлены медицинские сестры, снабженные шприцем и соответствующей вакциной, и каждому входящему и выходящему из города делались уколы.
Сиань стоит на реке Вэйхэ. В окрестностях города много исторических памятников, в том числе знаменитая пагода, которая насчитывает 1200 лет. Мы осмотрели ее, когда шли в штаб 10-го военного района.
Город переполнен беженцами и различными штабами и представительствами. Здесь располагались: штаб Северо-Западного направления, штаб 10-го военного района, а также представительство Пограничного района Шэньси — Ганьсу — Нинся.
Андриан Васильевич ознакомил нас с обстановкой, расположением войск, взаимоотношениями между [381] командующими районами и возможностями Чэн Цяня как главнокомандующего направлением.
— Работать трудно, — жаловался Васильев, — и организовать выполнение директив центра невозможно. Чэн Цяня никто из командующих районами не слушает. Он даже в своем штабе не может навести порядок. Здесь все делятся на «наших», сторонников начальника штаба, и «ваших», сторонников Чэн Цяня.
Чэн Цянь среди своих подчиненных слыл за либерала, левого гоминьдановца. Ходил он всегда в длинном черном одеянии, носил парусиновые тапочки на толстой белой подошве и своим видом больше напоминал монаха, чем генерала.
Неизвестно за что начальник штаба Чэн Цяня — ставленник Чан Кай-ши — страшно ненавидел своего командующего и все его начинания принимал в штыки. Вражда между генералами доходила до курьезов и распространялась на все звенья штаба.
Для иллюстрации создавшегося положения Васильев привел нам такой случай. В один из дней в конце марта был подан сигнал воздушной тревоги. Как всегда, выехали за город, в окопы. Прилетела девятка японских двухмоторных бомбардировщиков, которая, покружившись над штабом, развернулась и ушла, не сбросив ни одной бомбы. Последовал отбой. Через некоторое время повторилось то же самое еще дважды. И только в четвертый раз, когда все решили, что бомбить теперь уже не будут, самолеты, вопреки предсказаниям, отбомбили штаб.
При штабе были три убежища для личного состава. В два из них попали бомбы, причем особенно сильно пострадало одно убежище, в котором были завалены входы и нарушено перекрытие. Жертв было много. Прибыл батальон охраны для спасательных работ. Солдаты начали откапывать входы, стремясь скорее вытащить пострадавших. Первым из развалин был извлечен заместитель начальника штаба генерал Кун, получивший сильную контузию и перелом руки.
В это время к месту спасательных работ явился заместитель командира батальона охраны, посмотрел на спасенного и изрек: «Закопать! Это не наш». Солдаты начали было выполнять приказание. Хорошо, что в это время подошел Васильев. Он и спас жизнь генералу. [382]
— Впоследствии, — добавил Васильев, — Кун сошел с ума и к работе не возвращался.
Нашим советникам часто приходилось наблюдать подобные картины.
— Правда, — отметил Андриан Васильевич, — жаловаться на Чэн Цяня не могу. Он хорошо относится к советникам, держит меня в курсе дел, информирует о событиях и даже дает читать оперативные директивы Чан Кай-ши, но от этого мне не легче.
— А как настроены командующие районами? — спросили мы.
— Командующие районами — губернаторы провинций держат в своих руках всю военную, гражданскую и экономическую власть. Выпускают даже свои деньги. В их руках армия, которую они используют прежде всего для укрепления своего господства в провинциях. Война с японцами их беспокоит меньше.
Вэй Ли-хуан, например, признает возможность наступления, но, пока его провинция не занята противником, наступать не собирается.
Генерал Цзян Дин-вэнь больше администратор, чем военный. Он считает так: наступать — это нести потери, лишаться оружия, утомлять войска. Он тоже «оборонец», но только в пределах своей провинции.
Сложная обстановка в 8-м военном районе. Здесь много войск, но наступать некому. Командующий войсками района генерал Чжу Шао-лян, он же губернатор провинции Ганьсу, в войска не выезжает, больше занимается гражданскими делами. Сам он — помещик из Хунани, доверенное лицо Чан Кай-ши на Севере. В прошлом — видный деятель в борьбе с китайской Красной армией. Очевидно, это и послужило основанием для его назначения в Ланьчжоу. Советника Устименко он принял хорошо. Перед Чжу Шао-ляном поставлена задача — умиротворение мусульманских генералов и создание постоянного заслона против армии китайских коммунистов. Войска его располагаются в провинциях Ганьсу, Нинся, Суйюань и Цинхай. Правый фланг их находится в 400 км от линии фронта, левый же — непосредственно на фронте. Это кольцо вокруг Пограничного района, правда дырявое кольцо, — добавил Андриан Васильевич. — 35-я армия генерала Фу Цзо-и вышла из подчинения Янь Си-шаня и занимает фронт по линии [383] Баотоу — Мибэй. Особой активности она не проявляет, хотя против нее стоят малочисленные марионеточные части. Фу Цзо-и занимает нейтральную позицию: он мирно сосуществует с частями 8-й армии и не трогает японцев. Его штаб расположен в городе Уюань.
В тылу 35-й армии стоит 17-й армейский корпус генерала Ма Хун-куя и также бездействует. Здесь сложное переплетение интересов. Ма Хун-куй не доверяет Чжу Шао-ляну и центральному правительству. Рассуждает он так: «Вести борьбу с японцами вместе с войсками центрального правительства — значит потерять войска и лишиться оружия, получаемого от японцев». Занимает выжидательную позицию. Его корпус растянут по восточной и северо-восточной части провинции Нинся. На этом же участке стоит 81-я армия под командованием генерала Ма Хун-бина. 11-я армия располагается северо-западнее Нинся, за перевалом Улушань, на территории Внутренней Монголии. Через нее Ма Хун-куй и получал оружие от японцев.
82-я армия генерала Ма Бу-фана дислоцировалась в провинции Цинхай со штабом в городе Синине, 5-я армия Ма Бу-цина — в районе Ланьчжоу.
Войска центрального правительства, 80-я армия и 42-й корпус, вновь сформированный генералом Ян Дэляном, стояли в районе городов Пинляна, Цзинина и частично были растянуты по трассе от Пинляна до Сучжоу. В их задачу входило держать под контролем трассу и войска мусульманских генералов. Это был клин между Ма Хун-куем и Ма Бу-фаном, которым центральное правительство не доверяло. Они платили Чан Кай-ши тем же.
Однако у гоминьдановских милитаристов и мусульманских генералов были и общие интересы: они боялись распространения влияния КПК и 8-й армии. При всем этом генералы Ма стремились сохранить с частями Чжу Дэ добрососедские отношения.
Еще сложнее была обстановка во 2-м военном районе. Командующий районом маршал Янь Си-шань более 4,0 лет правил провинцией Шаньси и считал ее своей вотчиной. Он мнил себя политическим деятелем и знатоком военного дела. К центральному правительству относился с подозрением и часто не выполнял приказов Ставки. Выпускал свои деньги. На содержание армии [384] Янь Си-шань получал деньги от центрального правительства, и это его приковывало к Чан Кай-ши.
Известно, что Янь Си-шань — друг Ван Цзин-вэя. Они учились в Японии, но не только это связывало их. Вероятнее всего, у них была общность антикоммунистических взглядов. Часть генералов 2-го военного района резко осудила измену Ван Цзин-вэя, но сам Янь Си-шань хранил молчание. Он считал, что Шаньси освободят от японцев его, шаньсийские, войска. Он поставил себе задачу постепенно создать трехмиллионную армию и один миллион солдат подготовить в резерв. Все свое время он посвящал политической обработке кадров, как он выражался, «переделыванию мозгов солдат и офицеров». Янь Си-шань сам проводил политические занятия с офицерами по четыре часа в день. Его установки: «Офицер обязан своевременно принять решение на отход от противника с тем, чтобы сохранить солдат и оружие»; «не надо бороться за территорию, надо беречь живую силу»; «упрека заслуживает не тот, кто потерял территорию, сохранив войска, а тот, кто удержал территорию, но понес потери».
Войск центрального правительства он на территорию своей провинции не допускал. Так было с 27-й армией, которая была послана на усиление войск района во время наступления на Дишань в апреле, так произошло с 67-й дивизией в октябре.
К войскам 8-й армии Янь Си-шань относится сдержанно. В штабах своей армии он держал на службе ярых противников компартии. Во всяком случае, такую позицию он занимал до восстания восьми яньсишаневских бригад 28 ноября, организованного начальником политотдела 2-й бригады Хань Цзином, который объявил себя командующим 1-й армией и вывел около 30 тыс. восставших в район Линьсяня. Янь Си-шань и его начальник политотдела, узнав о восстании, сбежали в неизвестном направлении и две недели не показывались в своем штабе. По возвращении Янь Си-шань еще упорнее стал заниматься «воспитанием» солдат. Сократил до минимума политотделы, ввел в каждом взводе комиссии по борьбе с дезертирством. Большинство работников штаба перевел в Самбе, в 40 км от Чулина, и заставил писать историю своих войск и провинции, а остальных привлек к политработе, так что войсками [385] района всерьез заниматься было некогда, да и некому.
Между тем во 2-м военном районе войск было много, и они резко делились на три группы: войска Янь Сишаня, войска центрального правительства и 8-я армия под командованием Чжу Дэ.
Войска центрального правительства составляли группу «Армий южного направления», которыми командовал генерал Вэй Ли-хуан. Он же числился первым заместителем Янь Си-шаня, а в действительности являлся командующим войсками 1-го военного района и Янь Си-шаню подчинялся условно. Этим актом Чан Кай-ши стремился снять подозрения с центрального правительства и приблизить к себе непокорного старца. Все-таки войска Чан Кай-ши находились на территории Шаньси.
Все виды снабжения генерал Вэй Ли-хуан получал от центрального правительства, а оперативные задачи — от Ставки, туда же он доносил обо всем происходящем на фронте. С Янь Си-шанем он поддерживал связь только по радио и изредка сообщал ему второстепенные сведения. Янь Си-шань никаких задач Вэй Ли-хуану не ставил и избегал взаимодействия с ним.
Во время апрельского наступления, когда наш советник рекомендовал Янь Си-шаню определить задачу войскам каждого направления, последний иронически ответил: «Оперативное управление вручило Вэй Ли-хуану настолько детально разработанный план, что мне абсолютно нечего добавить». Кстати, в ходе апрельской операции Чжу Дэ обратился к Янь Си-шаню с просьбой поставить задачу его войскам, но он эту просьбу также оставил без ответа. Когда наш советник спросил, почему он отклонил просьбу Чжу Дэ, Янь Си-шань промолчал.
Группа «Армий южного направления» состояла из трех армейских групп общей численностью 150 тыс. солдат и офицеров.
Янь Си-шань опасался продвижения частей Вэй Ли-хуана на север, так как это означало бы захват центральным правительством провинции Шаньси, что, естественно, было не в его интересах.
Восьмая армия Чжу Дэ входила в состав войск 2-го района под наименованием «Армия восточного направления». Чжу Дэ числился вторым заместителем Янь [386] Си-шаня. В штабе военного района никаких данных о войсках Чжу Дэ не было. По поводу того, что Чжу Дэ числился заместителем, штабные откровенно смеялись. В беседе с нашим советником генерал-майор Лю Хуа-у рассказал такой случай: Чан Кай-ши прислал Янь Си-шаню секретное письмо, в котором просил повлиять на Чжу Дэ, чтобы последний больше занимался военными делами, борьбой с японцами и перестал заниматься гражданскими делами, организацией власти на местах. Когда это письмо было доложено Янь Си-шаню, последний усмехнулся и, немного подумав, написал такую резолюцию: «Передать моему заместителю Чжу Дэ для исполнения!» Этот факт примечателен тем, что он показывал отношение Янь Си-шаня и к центральному правительству, и к 8-й армии. Конечно, части китайской 8-й армии на территории провинции доставляли мало удовольствия ее хозяину, но все же вооруженных стычек между частями Чжу Дэ и Янь Си-шаня не было. С частями центрального правительства, после событий в Бое, стычки не прекращались.
Официально в штабе Северо-Западного направления армия Чжу Дэ именовалась 18-й армейской группой. В нее входили: 115-я армия (командующий Линь Бяо), 120-я (командующий Хэ Лун), 129-я (командующий Лю Бо-чэн). 18-я армейская группа занимала весь северо-восток Шаньси. Центром расположения группы до 13 июля 1939 г. был Чанчжи, второй центр находился в горном районе Утай-шань, севернее городов Тунлю и Фушань.
Шаньсийская армия генерала Янь Си-шаня входила в состав 2-го военного района как «Армия западного направления». Этой армией командовал близкий родственник Янь Си-шаня генерал Янь Ай-юань. Армия делилась на северную группу войск, куда входили 19-я армия, семь отдельных бригад, большое количество кавалерийских частей и несколько охранных отрядов; центральную группу войск, включавшую три пехотные бригады и два охранных отряда, и южную группу войск в составе 61-й армии, восьми отдельных бригад и отдельной 66-й пехотной дивизии. Кроме того, в резерве Янь Си-шаня находилась 83-я армия, которая располагалась в районе Цисяня. «Армия западного направления» была собственностью Янь Си-шаня, опираясь [387] на которую он думал без посторонней помощи завоевать Шаньси.
Все ее офицеры — уроженцы Шаньси, верхи офицерского состава были связаны родственными узами с Янь Си-шанем и крепко держали армию в своих руках, бережно ограждая ее от влияния и коммунистов Чжу Дэ и войск центрального правительства. Армия была хорошо одета и неплохо вооружена. В каждой дивизии имелось по 50 станковых пулеметов, много минометов. В армии насчитывалось до 150 орудий разного калибра. В районе Утайшань действовали новая 2-я пехотная дивизия под командованием генерала Янь Чэн-юаня и несколько партизанских отрядов, которыми руководил лично Янь Си-шань.
Вообще в провинции Шаньси партизанские отряды формировались как Чжу Дэ, так и Янь Си-шанем. Последний высылал в уезды, занятые японцами, своих пропагандистов, которые совместно с начальниками уездов и старшинами организовывали партизанские отряды на местах. Начальники отрядов вызывались в Чулин, где проходили курсы по изучению методов работы Чжу Дэ.
Однако следует сказать, что большинство таких отрядов лишь числилось на бумаге и их действия были незаметны. Партизаны не были заинтересованы в поддержании феодальных порядков и часто переходили к Чжу Дэ. Это служило яблоком раздора между Янь Си-шанем и коммунистами.
Против частей «Армии западного направления» стояла одна 108-я пехотная дивизия японцев, которая к тому же несла охрану городов и дорог.
Кроме войск военных районов, главнокомандующему Северо-Западным направлением подчинялись: командующий Шаньдун-Цзянсуйским районом генерал Юй Се-цзун (его войска располагались в горной местности севернее шоссе Ишуй — Мыньинь, в его подчинении был ряд войсковых соединений и пять партизанских отрядов); командующий Хэбэй-Чахарским районом генерал Лу Чжун-лин, он же командующий охранными войсками Хэбэя. В его распоряжении были две пехотные дивизии, три пехотные бригады и пять партизанских отрядов (кстати, в этом же районе действовали части Хэ Луна и Лю Бо-чэна). [388]
Войск на Северо-Западном направлении было много, но фактически Чэн Цяню были подчинены только 71-я армия, 3-й саперный полк, жандармский полк, который наводил порядок в Сиане, — и все. [389]
Закончив свой рассказ, Андриан Васильевич пригласил нас посетить Чэн Цяня.
Чэн Цянь принял нас, как подобает демократу. Был прост и вежлив. Много говорил о своих войсках, об обстановке на фронте и о трудностях. Коснулся он и полученной директивы о генеральном наступлении в долине Янцзы и задачах войск Северо-Западного направления.
— Две армии готовы к переходу в 1-й военный район, — заявил Чэн Цянь. — Мы выполним все, что на нас возложено.
Обещал оказать нам полную поддержку в выполнении задания, предложил выбрать для посещения любые части и рубежи. Мы сообщили, что хотели бы осмотреть рубеж по Хуанхэ, тыловой рубеж и части, расположенные на них, в частности на Хуанхэ — 109-ю дивизию и 10-й артиллерийский полк и на тыловом рубеже части 42-го корпуса, а также посетить Лоян.
Чэн Цянь сразу же согласился и выделил для поездки автомашину, сопровождающих офицеров и охрану, а для поездки в Лоян специальный поезд. Он предупредил нас, что горный проход Тунгуань надо проехать ночью, так как он находится под постоянным обстрелом японской артиллерии, и не рекомендовал появляться в районе расположения войск мусульманских генералов.
— Безобразят, — заявил генерал. — На перевале Люпаншань части Ма Хун-куя вырезали тесаками роту солдат 80-й армии и все свалили на бандитов.
Вечером нас пригласили на спектакль. Шла древнейшая опера. Мы сидели в окружении штабных офицеров. Гортанные выкрики артистов и шум барабанов непривычно резали слух, но мы с интересом рассматривали оригинальный грим, древние костюмы, оружие и странную походку артистов. В помещении было душно, разносили мокрые полотенца, чай, сигареты, фрукты.
Это был уже третий спектакль, на который приглашало нас китайское начальство. Следует сказать, что на китайской сцене преобладали спектакли на темы событий древности, что объяснялось и своеобразными традициями, и слабым развитием современного театра. Но и в традиционных постановках на темы древности и средневековья часто содержался политический подтекст [390] и критика современных деятелей. Все живо воспринималось зрителями. Первые ряды и галерка по-разному оценивали поступки героев пьесы: когда галерка смеялась, первые ряды сидели опустив голову, и наоборот: аплодисменты первых рядов вызывали гнев галерки. Китайский зритель весьма эмоционален, его возбуждает не только игра актера, но и традиционная разрисованная маска, костюм, походка. Декорации, которым мы придаем важное значение, для китайского зрителя не обязательны.
В Китае конца 30-х годов исторические пьесы, в которых затрагиваются темы войны и мира, добра и зла (что сразу видно по костюмам и маскам актеров), приобрели особенно актуальное общественное звучание. Борьбу за свободу, изображаемую на сцене, зритель проецировал в современный ему мир, где шла ожесточенная борьба с японскими оккупантами и произволом феодалов.
Иван Андреевич Шилов, Антон Терентьевич Ковалев — советник по инженерным войскам 10-го района — и я во второй половине следующего дня были уже в Пинляне, где нас встретил Устименко. Накануне мы с ним договорились по телефону о встрече. Он только что вернулся из Нинся, где был принят генералом Ма Хун-куем. Для нас после предупреждения Чэн Цяня такое сообщение было неожиданным.
— Ма Хун-куй, — рассказывал Устименко, — крупный феодал Нинся, видный мусульманский деятель. Принял он меня вежливо и с почетом. Показал свои апартаменты, где висели только два портрета: его самого и Сунь Ят-сена. Этим он хотел продемонстрировать свое отношение к Чан Кай-ши. В заключение был устроен пышный обед.
— Ну, а что представляет собой его армия? — спросили мы.
— Разницы в вооружении нет. После обеда Ма Хун-куй построил части гарнизона на плацу и провел торжественным маршем. Затем вызвал всех офицеров из строя и здесь же на плацу сам лично пропустил всех через турник, коня, забор и полевой городок. Из всего состава 90 процентов крутят «солнце», 100 процентов берут коня, делают стойку на руках. Прекрасно владеют фехтованием на тесаках. Примерно так же подготовлен[391] и рядовой состав. На плацу Ма Хун-куй заявил: «Моя армия — крепкая, боеспособная и выносливая. Я обучаю войска по методу Фэн Юй-сяна».
— Собирается воевать против японцев?
— Говорит, что у него нет приказа. Да и вообще с отправкой на фронт частей дело обстоит плохо. После получения директивы о наступлении я рекомендовал генералу Чжу Шао-ляну организовать наступление силами 35-й армии и 17-й армейской группы с целью овладеть Баотоу. Чжу Шао-лян мое предложение принял, но дальше запроса плана наступления от генерала Фу Цзо-и дело не пошло. Фу Цзо-и также не собирается наступать. Бережет свою армию.
Утром мы выехали на восточные склоны перевала Люпаншань. Здесь проходил тыловой рубеж. Официальное назначение рубежа заключалось в том, чтобы закрыть Ланьчжоуское направление по дороге Пинлян — Ланьчжоу и дорогу, идущую по ущелью на Нинся. Восточная часть Ганьсу укреплялась фронтом на восток и север, что говорило о том, что один рубеж направлен против Пограничного района и один против армии генерала Ма Хун-куя. А в общем, думали мы, поживем — увидим.
Мы, осмотрели рубежи и 20 одноамбразурных пулеметных точек, рассчитанных на одно попадание 120-миллиметрового снаряда. Точки были сложены из кирпича, имели железобетонное перекрытие, обсыпанное слоем земли в 20 см. Ниши для патронов и яма в полу для хранения воды и продуктов, в потолке вытяжная труба и у амбразуры стол для пулемета — вот и все оборудование. Огневой связи между точками не было.
Мы сделали ряд замечаний сопровождавшим нас офицерам и к вечеру вернулись в Пинлян. Утром мы выехали в Сиань, а Устименко — в Ланьчжоу. В начале марта, когда я прилетал в Сиань всего лишь на один день в связи с подготовкой апрельского наступления, на дороге мне повстречалась процессия. Переносили прах покорителя Китая Чингисхана из района захоронения в Эджэн-Хоро в Ордосе в монастырь Гумбум (Тарсы) в Цинхае. Это делалось по распоряжению Чан К-ай-ши. Я тогда был поражен не пышностью и важностью драхатов (жрецов), а преклонением присутствующих перед прахом. Я рассказал об этом Шилову, [392] с которым мы ехали вместе. Выслушав мой рассказ, Иван Андреевич ответил:
— Пройдет время, и эта процессия совершит обратный путь в Ордос.
Шилов оказался пророком: прах Чингисхана действительно совершил обратный путь в Эджэн-Хоро в 1954 г. Правительство КНР не пожалело денег на пышное торжество по случаю переноса гробницы Чингисхана и двух его жен. Больше того: были отпущены средства на строительство храма-музея площадью в 2400 кв. м и внутренней высотой в 25 м, куда в 1956 г. были помещены все реликвии: знамя в виде черной конской гривы, седло, стрелы, лук, колчан, поводья.
В 1962 г. отмечалось 800-легие со дня рождения Чингисхана. Характерно, что маоцзэдуновская пропаганда перечислила все «великие дела Чингисхана» как завоевателя, приписанные ему гоминьдановской газетой «Наньхуа жибао» 3-го сентября 1939 г. То, что Чингисхан был поработителем китайского народа, для Мао значения не имело...
Переночевав в Сиане, мы отправились в 27-ю пехотную дивизию, которая занимала участок обороны по западному берегу Хуанхэ от Цуйлицуня на юг до устья Хулухэ. Мы ехали по маршруту Сиань — Фупин — Хэян и далее по проселку на Цуйлицунь. Поездка была неудачной: пошел сильный дождь, дорогу развезло и мы с трудом добрались до Синши, где заночевали. К тому же у нас бензин был на исходе. Дорога, где можно было достать бензин, находилась далеко в стороне.
К счастью, все обошлось благополучно. Мы осмотрели укрепления по Хуанхэ, которые произвели на нас хорошее впечатление. Прекрасные окопы полного профиля, пулеметные гнезда, наблюдательные пункты, убежища, заграждения — одним словом, все, как на показных учениях. Мы подозревали, что нас привезли на специально подготовленный участок.
Дальше путь лежал к горному проходу Тунгуань — на участок 109-й пехотной дивизии. Но прежде чем попасть в штаб дивизии, мы сделали остановку в Линьтуне и проехали по горам Лишань. Это одно из достопримечательных мест провинции Шаньси. Здесь расположен дворцовый ансамбль китайских императоров времен династии Чжоу. [393]
Мы заехали в Лишань, чтобы осмотреть места, связанные с сианьскими событиями декабря 1936 г. Нам показали дом, где происходило совещание Чан Кай-ши с генералами Чжан Сюэ-ляном и Ян Ху-чэном, окно, в которое выпрыгнул Чан Кай-ши, услышав стрельбу, и место, где он был обнаружен патрулем. Нам сказали, что солдат, обнаруживший Чан Кай-ши в расщелине скалы, направил ему в живот штык и хотел убить на месте. Унтер-офицер остановил его: «Подожди убивать, бери в плен, за него дадут выкуп». Так, можно сказать случайно, Чан Кай-ши избежал смерти.
Известно, что Чан Кай-ши прибыл в Сиань для личного руководства новым походом против частей китайской Красной армии и революционной базы КПК. Арест был вызван давно назревавшим в народе и частях гоминьдановской армии протестом против братоубийственной войны, которую вели армии нанкинского правительства Чан Кай-ши против коммунистов. Эта внутренняя война ослабляла Китай и отдавала его на милость японских империалистов.
Тогда в сложной ситуации компартия оказалась на высоте положения и проявила политическую мудрость. В момент, когда на Сиань двигались войска нанкинского правительства, когда междоусобная война должна была развернуться в угоду японцам, КПК сумела не только вывести страну из кризиса, но и использовать сианьский инцидент для того, чтобы заложить основы политики Единого национального фронта.
В конце декабря 1936 г. Чан Кай-ши согласился урегулировать конфликт на условиях, предложенных восставшими генералами и компартией, остался жив и благополучно вернулся в Нанкин. Вместе с ним в Нанкин улетел один из непокорных — генерал Чжан Сюэ-лян. В Нанкине Чан Кай-ши сразу же арестовал его. В 1939 г. Чжан Сюэ-лян содержался в тюрьме в Чэнду. Суд над ним так и не состоялся; до самой смерти он оставался личным пленником Чан Кай-ши.
Город Лишань издавна знаменит своими горячими источниками, которые приносят немало благ местным жителям. Теплую воду используют огородники, женщины стирают в ней белье. Смотритель показал нам купальни, одна из них, как гласит предание, принадлежала знаменитой красавице Ян Гуй-фэй. Купальня состоит [394] из двух комнат: раздевалки и бассейна, в который горячая вода поступает из источника. Мы с Иваном Андреевичем решили принять ванну и смогли утерпеть в ней не более пяти минут, после чего целый час отдыхали.
С дворцом и горами Лишань связано много легенд. Одна из них перекликается с нашествием японцев на Китай, и я записал ее со слов старого хранителя дворца.
Высокий холм в Лишане, гласит легенда, был создан во времена монгольского нашествия. Один из первых завоевателей, обосновавшийся в Лишане, был обеспокоен непокорностью китайцев. Он собрал совет своих старейшин. Они доложили ему, что для покорения китайского духа необходимо уничтожить китайскую культуру, прежде всего книги, картины, предметы техники, и носителей этих ценностей — ученых. Хан приказал собрать в Лишань всех ученых Китая и свезти сюда все предметы культуры и техники. Приказ был выполнен. Хан приказал ученым рыть яму и бросить в нее все книги, инструменты, предметы искусства, залить их нефтью и поджечь. После этого хан приказал страже бросить в костер и самих ученых. Когда костер погас, яму засыпали, и на ее месте образовался холм. На него поднялся хан и произнес такую краткую речь: «История Китая началась сегодня. Все, что было до этого, забыть под страхом смерти».
Рассказав эту историю, смотритель добавил:
— Вот так и сегодня японцы хотят уничтожить нашу культуру.
Командиру 109-й пехотной дивизии генералу Ху Сун-лину было известно о часе нашего выезда из Сианя, и он никак не предполагал, что мы на целых три часа задержимся в Лишане. Приехали мы усталые и голодные — очевидно, лишаньские ванны давали о себе знать — и сразу же сели за стол.
После обеда начали осмотр укреплений. Первой осмотрели Тунгуаньскую крепость, с ее стен прекрасно были видны японские позиции. Ху Сун-лин был молодым, довольно энергичным и знающим свое дело генералом. Оборону дивизии он построил на основе ротных опорных пунктов. Правда, такая система была устаревшей, но в данных условиях мы ее одобрили. Осмотрели на позициях батарею 10-го артиллерийского полка. [395]
В штаб вернулись поздно. Ночью с ближайшей станции Тунгуань отправились в Лоян. Поезда ходили с таким расчетом, чтобы тоннель у Тунгуаня пройти ночью.
В Лоян мы прибыли во второй половине дня 15 июля. На вокзале нас встретили Матвей Александрович Щукин — советник при командующем районом, начальник штаба генерал-лейтенант Го Цзи-тао и командир 6-й артиллерийской бригады — он же начальник артиллерии 1-го района генерал Хуан Юань-ань.
Поездка от станции до штаба военного района, который размещался в небольшом местечке Сичуань к западу от Лояна в здании бывшего авиационного училища, не заняла много времени. Мы разместились вместе со Щукиным и сразу же были приглашены генералом Вэй Ли-хуаном на обед. Нас предупредили, что на обеде будут присутствовать все высшие офицеры штаба с женами. Надо сказать, что Вэй Ли-хуан был большим оригиналом: он отдал приказ, чтобы генералы и офицеры его штаба питались по-европейски, жены офицеров носили военную форму, а женщинам города было запрещено носить длинные китайские халаты. Синерубашечники, особенно ретиво выполняя этот приказ, подрезали женщинам полы халатов прямо на улице. Лоянские газеты подняли по этому поводу шум, после чего подобные операции на улицах были запрещены. Все это рассказал нам Матвей Александрович по дороге. Однако на приеме оказалось все наоборот: женщины были одеты в длинные китайские платья с высокими воротниками, обед был китайским.
Первой была представлена жена Вэй Ли-хуана, моложавая, низкого роста, красивая китаянка. Она десять лет прожила в Англии и хорошо владела английским языком. Говорили, что она оказывала влияние на [396] мужа, а он питал надежды, что Англия поможет Китаю.
После леди Вэй Ли-хуан нам были представлены все генеральские жены, а затем и их мужья. За столом расселись по чинам, гости — на почетном месте. Обед проходил в дружественной обстановке, особенно в этом отношении старался сам хозяин: он много разговаривал, шутил, старался расположить нас к себе.
Сам он уроженец провинции Аньхой, где до войны командовал 14-й армией, участник походов против советских районов в Центральном Китае, за что был награжден железным крестом номер один. В Чжэцзяне есть даже деревня его имени — Лихуан. Он был членом ЦИК гоминьдана и у Чан Кай-ши был в фаворе. Долго работал у Янь Си-шаня как представитель Чан Кай-ши. Генерал пользовался авторитетом в войсках и в верхах. Имел незаурядную военную подготовку, хотя академии не кончал, — был, так сказать, «самородком». Слыл за демократа, формально стоял за Единый фронт с компартией и всячески старался это подчеркнуть.
В разговоре Вэй Ли-хуан открыто осуждал командующего 5-м военным районом и командующего 31-й армейской группой за склоки между собой, которые сказались во время майского наступления в Сяньян — Наньянской операции, осуждал Янь Си-шаня за враждебное отношение к центральному правительству, резко критиковал Ван Цзин-вэя как предателя и врага Китая. Генерал заявил, что воевать надо до победы и что настал момент для наступления китайской армии.
— Промедление играет на руку врагу, — сказал генерал.
— А почему же не наступаете? — спросили мы.
— Нет приказа верховной Ставки.
Между прочим, при второй встрече он сказал:
— Если СССР ударит по Японии, то я беру на себя обязательство очистить от японцев все северные провинции Китая.
Хвастовство? Да, он любил разглагольствовать, что японские части боятся его и что японцы считают его первым генералом китайской армии. Вообще говоря, тяга к славе у него была большая: любил принимать корреспондентов, к иностранцам относился с подчеркнутым уважением. Кстати, когда в 1938 г. к нему приехал [397] Роман Кармен, он оказал ему всемерное содействие при съемках. Когда Кармен делал киносъемки штаба, Вэй Ли-хуан всячески стремился попасть в объектив. У нас он спрашивал, идет ли эта картина в СССР.
При оценке действий Чжу Дэ Вэй Ли-хуан проявлял сдержанность, но открыто хвалил организованность частей 18-й армейской группы, считался с ее силой и с тем, что она имела опору в народных массах.
В Лояне мы познакомились со схемой организации гражданской власти в провинции Хэнань. Она была характерной для всего гоминьдановского Китая того времени. Власть была построена на системе баоцзя. Это порождение феодальной эпохи, в основе которого — круговая порука населения. До приезда в Лоян мы не представляли себе, что это за система. Начальники так называемых бао — группы дворов — назначаются начальником сяня (уезда). Эти первичные органы административной власти действительных полномочий не имели и по сути являлись исполнителями указаний свыше. На них были возложены функции слежки за поведением и благонадежностью населения, поэтому баоцзя и считалось круговой порукой. Выше цзя идет цюй — район, он объединяет шесть — восемь цзя. Начальник цюй имеет право арестовывать и отдавать под суд, в его ведение входит наблюдение за школами. Шесть — восемь цюй образовывали сянь (уезд). При начальнике сяня имелись жандармское управление и уездный суд, начальник сяня — одновременно главный судья. Четыре — пять сяней были объединены в чжоу (округ). Начальник чжоу имел инспекторские функции. Наконец, 10–20 сяней образовывали шэн (провинцию). Во главе провинции стоит губернатор. Интересно, что мобилизация людей в армию проводилась в виде своего рода налога на цюй и бао, а там уже было дело начальников, кого именно послать в армию. Лестница большая, и система сложная. Простому человеку добраться до начальства было невозможно. Отсюда произвол, поборы и полное бесправие народа. Бедность в провинции была ужасающая. Крестьяне жили впроголодь, так как большинство было безземельно. Основная пища — просо, рис и овощи.
Современной промышленности в провинции не было. До войны здесь работали текстильная фабрика в Гунсяне [398] и арсенал, который изготовлял 75-миллиметровые пушки и снаряды к ним. Сейчас они были эвакуированы. Небольшие кустарные заводы по обработке хлопка были разрушены. Работали лишь Наньянская текстильная фабрика и Лушаньские угольные шахты, которые обеспечивали потребность железной дороги.
Что же касается боевых действий на фронте, то с ноября 1938 г. по февраль 1939 г. в 1-м военном районе царило полное затишье. В феврале — апреле японцы создавали видимость подготовки к наступлению, вели передвижку войск и мелкие стычки с китайскими частями. Например, они делали вид, что в направлении Бое сосредоточивают 14, 2, 12 и 7-ю дивизии, в направлении Кайфына — 21, 23, 8 и 5-ю дивизии, тогда как на самом деле на этих направлениях постоянно находились лишь 14-я и 21-я дивизии.
С обстановкой на фронте нас ознакомил начальник штаба района генерал Го Цзи-тао. Этот довольно предприимчивый генерал имел свою собственную 9-ю армию, что говорило о его весе. Своя армия — это почет и доход. В своей армии он, например, организовал кооператив, открыл лавки и продавал товары по ценам ниже рыночных, так как транспорт и помещения содержались на счет средств, отпускаемых на содержание армии. На этом генерал много зарабатывал. По убеждениям он считался монархистом, но был членом гоминьдана. К дружбе с Советским Союзом он относился недоверчиво, к КПК — определенно враждебно, но 18-ю армейскую группу ставил выше других армий. О Чжу Дэ говорил как о храбром и способном генерале, но все неудачи в восточной Шаньси ставил ему в вину. По образованию Го Цзи-тао был артиллеристом — окончил артиллерийскую школу в Северном Китае, штаб держал в руках, и офицеры его боялись.
Войска генерала Вэй Ли-хуана располагались в 1-м, 2-м и Хэбэй-Чахарском военных районах. В 1-м районе стояли преимущественно войска центрального правительства, которые являлись опорой Чан Кай-ши.
Войска 1-го военного района стояли в обороне, причем на юге Шаньси фронт проходил по западным склонам хребта Тайханшань.
На Кайфынском направлении от Шанцю до Чжэнчжоу фронт обороняла 3-я армейская группа генерала [399] Сунь Лянь-чжуна, который числился заместителем Вэй Ли-хуана. Это был довольно толковый генерал, пользовавшийся большой известностью в гоминьдановском Китае. Советником у него был полковник Богданов, без которого он не принимал ни одного решения. Сунь Лянь-чжун был внешне скромен, хорошо отзывался о Советском Союзе и о наших советниках, с которыми работал в 1926 г. Сам он уроженец Маньчжурии. По образованию артиллерист. 20-я дивизия его армии находилась в районе деревни Тунчжаоди. Этот участок фронта мы и собирались посетить.
По южному берегу Хуанхэ до Вэньчжэна были растянуты четыре дивизии 76-й и 12-й армий.
По данным штаба района, на участке против частей 1-го военного района действовали четыре японские дивизии.
На фронте стояло затишье. Как выразился начальник штаба, «части приводили себя в порядок после проведенной операции». А на самом деле войска района ни в какой операции не участвовали. Бои вели лишь части Чжу Дэ. В начале июля пехотная дивизия японцев из района Ичэна зашла в тыл 24-й и 92-й армиям, совершив стокилометровый марш в тылу войск 1-го военного района, и вышла к Гаопину. Отсюда, повернув на север, она нанесла удар на Чанчжи — основную опорную базу 18-й армейской группы. Одновременно с северо-запада наступала 108-я дивизия японцев и с юга двигался полк 35-й пехотной дивизии.
Операция началась 2 июля. 13 июля японские части заняли обширный район Цзиньчэн — Гаопин — Чанчжи. Чжу Дэ, правильно оценив сложившуюся обстановку, уклонился от невыгодного открытого боя и отошел на север. 20-я дивизия японцев расположилась в Чанчжи, где, подвергаясь частым атакам войск Чжу Дэ, понесла большие потери. В конце концов эта дивизия была сильно потрепана и заменена 39-й пехотной дивизией, а части 18-й армейской группы снова заняли весь район, кроме Чанчжи.
Рассказывая об этой операции, начальник штаба ни словом не обмолвился о помощи Чжу Дэ, а только сказал: «Местность там трудная, и войскам действовать невозможно». Это, очевидно, должно было служить оправданием пассивности генерала Вэй Ли-хуана. [400]
Нас детально ознакомили с тыловыми рубежами обороны, с заграждениями, установленными на Хуанхэ, и утром в сопровождении офицера штаба мы выехали на участок обороны 20-й пехотной дивизии. Ехали мы по дамбе вдоль Хуанхэ. Надо сказать, что Вэй Ли-хуан предупреждал нас об опасности и настойчиво отговаривал от поездки, но соблазн осмотреть место, положившее начало грандиозному водному заграждению, был настолько велик, что мы не могли отказать себе в поездке на передний край. Конечно, мы ехали не ради праздного любопытства. Нас интересовали прежде всего ширина нового русла реки, скорость течения, глубина, подходы, места, удобные для форсирования. Эти данные были необходимы штабу главного военного советника при выработке рекомендаций наступления на Кайфынском направлении.
Выехали рано утром. Первую остановку сделали у разрушенного железнодорожного моста Бэйпин-Ханькоуской железной дороги. Три пролета моста были обрушены, но опоры были целы. Это давало возможность той или другой стороне быстро восстановить мост. К востоку от моста были установлены заграждения из джонок, загруженных камнем. Такие заграждения от моста до Тунгуаня были установлены в восьми пунктах, хотя эффективность их была незначительной. Не доезжая трех километров до переднего края, мы остановили машины и дальше пошли пешком. Надо отдать должное усердию и трудолюбию китайских солдат: траншейная сетка была густой, а окопы и ходы сообщений — полного профиля.
Передний край проходил метрах в ста от берега реки. В бинокль были прекрасно видны окопы японцев. Ширина реки, по определению Антона Петровича Ковалева, не превышала 400–500 м.
Очевидно, скопление большой группы людей было замечено с противоположного берега, и японцы обстреляли нас из пулемета. Немедленно последовал огонь с китайской стороны. Огонь был малоэффективен, но все же мы укрылись в подбрустверном блиндаже. Офицеры полка сообщили, что японцы открывают огонь крайне редко и этот редкий случай выпал на сегодня.
Последующие дни были посвящены осмотру позиций 22-й дивизии тылового рубежа в районе железнодорожного [401] узла Чжэнчжоу и заграждений на Хуанхэ. Попутно мы осмотрели буддийский храм Баймасы (Храм белой лошади), основанный в I в. н. э. Это один из архитектурных памятников древности, которых в окрестностях Лояна особенно много. Лоян, как утверждал наш гид, является древнейшим городом мира, он был якобы основан еще в XII в. до н. э.
Завершив объезд намеченных объектов, мы доложили генералу Вэй Ли-хуану свои впечатления, замечания и пожелания и отправились в Сиань, где нас ожидал самолет из Чунцина.
