Перед отлетом на Сианьском аэродроме нас попросили взять в самолет четырех бизнесменов из Куньмина. Они прилетели в Сиань по коммерческим делам и теперь возвращались обратно. Мы согласились. Самолет шел над облаками. Все было благополучно: китайские пассажиры спали, мы с Иваном Андреевичем изучали маршрут по карте и недоумевали, почему так долго летим. Шел пятый час, а Чунцина все не было. Оказалось, самолет давно находился в районе Чунцина и летчик кружил в воздухе, ища разрывов облаков. Когда бензин оказался на исходе, командир корабля вошел в салон и объявил: «Господа! Аэродром закрыт, бензина нет, мы будем пробивать облака вслепую, это риск. Я прошу вас, на всякий случай, написать завещания». Пассажиры заволновались, но быстро на клочках бумаги что-то написали и передали командиру корабля. Мы с Иваном Андреевичем решили завещаний не писать, заявив, что наши завещания уже сделаны. Но командир корабля сказал, что он не имеет права садиться без этих документов, и, как бы к нашему успокоению, добавил: «Это у нас не первый случай, все обходилось благополучно, но таков порядок». Пришлось подчиниться. На клочке бумаги я написал: «Завещаю все свое имущество Зинаиде Георгиевне Ковтун» (это девичья фамилия моей жены) — и подписался. То же сделал Иван Андреевич. Итак, документы в порядке, самолет может снижаться. Вскоре мы увидели знакомые берега. [402]
В Чунцине все было без особых перемен. Как и следовало ожидать, командующие войсками 3-го, 4-го и 9-го военных районов просили перенести сроки запланированного наступления, мотивируя это неготовностью своих войск. Ставка согласилась и перенесла наступление на 15 августа.
Нам было ясно, что руководство выжидает исхода событий на Халхин-Голе и перемен в международной обстановке. Было очевидно и то, что нажим не поможет. Все началось снова: изучение оперативной обстановки, подсчеты соотношения сил, запросы к командующим военными районами. Вскоре было принято решение о новой перегруппировке войск.
30 июля неожиданно для нас был отозван в Москву А. И. Черепанов. Теперь мы оставались не только без посла, но и без главного военного советника. Исполнение должности главного военного советника было возложено на начальника штаба полковника Ильяшова. Он был прекрасным оператором и отличным офицером, но был корректен и скромен, т. е. обладал теми качествами, которые в Ставке не ценились, и это сказалось на наших связях с гоминьдановской верхушкой.
В первых числах августа генерал Лю Фэй сообщил Ильяшову, что принято решение о переносе срока генерального наступления на 15 сентября, так как командующие войсками не укладываются в отведенные сроки. Во время беседы с комбригом Н. П. Ивановым Лю Фэй разоткровенничался еще больше и сказал, что сентябрьское наступление мыслится в виде частных беспокоящих действий. Причем использование танков, артиллерии и авиации не планируется. Генерал признавал, [403] что соотношение сил на фронтах в пользу китайцев. Чем было вызвано столь резкое изменение утвержденных планов, было загадкой. Можно подозревать, что гоминьдановское руководство в какой-то мере было информировано о сроках начала надвигающейся второй мировой войны.
В середине августа наконец прибыли вновь назначенный посол Советского Союза в Китае Александр Семенович Панюшкин и главный военный советник комдив Кузьма Максимович Качанов. Одновременно приехала большая группа советников, среди них полковник Александр Николаевич Боголюбов, который заменил в должности начальника штаба Ильяшова, и молодой, энергичный майор Павел Федорович Батицкий. Сейчас Павел Федорович Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза, заместитель министра обороны СССР. Мне не раз приходилось с ним встречаться после Великой Отечественной войны, а одно время работать у него помощником. Среди прибывших запомнились полковник Кукушкин, назначенный в Сиань на место Васильева, майор Меньшиков, приехавший на смену Щукину в Лоян. Дождался смены и Г. И. Тхор. На его место прибыл полковник П. Н. Анисимов.
Вся группа сменяемых во главе с полковником Р. И. Паниным была принята Хэ Ин-цинем, который от имени президента республики вручил каждому китайский орден «За заслуги в строительстве и боевых действиях сухопутных, морских и воздушных сил страны». При вручении орденов Хэ Ин-цинь не скупился на похвалы в адрес награжденных и особенно в адрес Советского правительства. С энтузиазмом благодарил за помощь. [404]
На другой день банкет в честь отъезжающих устроил Чан Кай-ши. Стол был уставлен множеством блюд, вместо водки, как обычно, сельтерская вода. Естественно, были и тосты. Чан Кай-ши, как всегда при произнесении речей, икал. Его маленькие глазки останавливались то на одном, то на другом советнике. Говорил он мало, главным образом благодарил Советское правительство за помощь, высказал пожелание об укреплении дружбы, но с явным удовольствием сообщил, что в Европе напряжение нарастает и что европейские страны приближаются к войне.
Мы в то время такое заявление верховного расценили исключительно как нежелание вести наступление. Но все же считали, что с прибытием А. С. Панюшкина и комдива К. М. Качанова дела поправятся, все войдет в норму и разработанные планы общего наступления китайских войск будут сдвинуты с мертвой точки.
Между тем международная обстановка осложнялась, мир стоял накануне второй мировой войны. Гоминьдановские генералы и гоминьдановская печать все события расценивали по-своему и делили их на «хорошие» и «плохие». Было и так: то, что сегодня — хорошо, завтра — плохо.
Еще 24 июля было подписано соглашение Арита-Крейги, по которому Англия признала японские захваты в Китае и обязалась не помогать Китаю в борьбе с Японией. Это плохо.
27 июля президент США Рузвельт денонсировал Американо-японский торговый договор 1911 г. Это хорошо. То, что Соединенные Штаты Америки продолжали поставку товаров Японии до декабря 1941 г., значения не имело. [405]
23 августа в Чунцин прибыл Джавахарлал Неру, который встретился с представителями компартии и обменялся телеграммами с ЦК КПК. Это плохо.
Интересно отметить, что 27 августа на встрече с представителями китайской печати Неру заявил: «Широкие массы Индии на стороне Китая в его освободительной войне. По призыву Индийского национального конгресса с большим успехом проводится «День Китая». Почти во всех городах Индии идет сбор средств на покупку медикаментов для бойцов китайской армии».
2 сентября газета «Синьхуа жибао» опубликовала телеграмму Мао Цзэ-дуна Джавахарлалу Неру, в которой говорилось: «Дорогой Неру! Ваше прибытие в Чунцин является свидетельством того, что великие нации — Китай и Индия будут в тесном единстве бороться за свою свободу. Работа Добровольческого отряда врачей Индии в частях 8-й армии воодушевляет нас». Неру получил приглашение посетить Яньань. Ну, конечно, это плохо.
25 августа в китайских газетах были опубликованы отклики на Советско-германский договор о ненападении, газеты сходились на том, что договор бьет по Японии и это хорошо.
31 августа агентство Сентрал ньюс сообщило о ликвидации крупной группировки и очищении всей территории МНР от японских войск. Китайские генералы поздравили советников с победой, но «хорошо» не произносили.
И вот наступило 1 сентября 1939 г. В этот день наш посол А. С. Панюшкин вручил верительные грамоты президенту Китайской республики. Для нас это был [406] обычный день. Советники с утра разъехались по департаментам. У меня было назначено собеседование с генералом Ма Цзинь-шанем по вопросу о внутреннем оборудовании чунцинского подземного убежища. Это было одно из самых грандиозных сооружений подобного рода. Убежище рассчитано на прием 100 тыс. человек, общая длина центральной выработки — 6 тыс. м. Строительство было начато в сентябре прошлого года и в этом году по плану заканчивалось. Работы велись подземным способом. Строили в две смены круглосуточно. Когда я уже собирался уходить, в комнату вошел возбужденный Ма Цун-лю. Сразу было видно, что у генерала важные новости, но «хорошо» это или «плохо», не было ясно.
— Господа, — обратился к нам Ма, — началась война!
Я с недоумением посмотрел на генерала: о какой войне он говорит? Ма продолжал:
— В Восточной Пруссии Польша напала на немецкие войска.
Я не ослышался и не оговорился, — именно так и сказал генерал.
Последующие дни пошли как в калейдоскопе. Все генералы и гоминьдановские деятели были заняты вопросами международного положения. Даже командующий инженерными войсками говорил мне, что ему некогда заниматься своими делами. Вопросы генерального наступления китайских войск отошли на задний план. Все разговоры вертелись вокруг войны в Европе. Чан Кай-ши был занят размышлениями, к какой группировке держав примкнуть и как быть, если кто-либо предложит заключить мир с Японией. При этом разбирались [407] различные варианты и прогнозы. Не внесла ясности последняя сессия Национально-политического совета, которая приняла воистину непонятное решение о том, что «Китай в своей борьбе должен опираться на СССР, Францию, Англию, Германию и США» (!). В высших кругах царила полная растерянность. Стали говорить о смене Ван Чун-хоя и Кун Сян-си. Международные и внутренние трудности обострялись. Грузы в Индокитае и Бирме находились под угрозой конфискации. Особенно боялись за грузы из Советского Союза. Англия в Бирме и Франция в Индокитае могли в любую минуту запретить транзит и поставить Китай в тяжелое положение. Подвоз резко сократился, США прекратили поставку бензина.
Имелись данные о том, что Германия, Италия и США делали попытки склонить Чан Кай-ши к миру с Японией. В первых числах сентября английское агентство Рейтер распространило провокационный слух о выезде А. С. Панюшкина в Шанхай для переговоров о мире с Японией. Это имело целью испортить отношения между Китаем и СССР. После заключения перемирия на монголо-маньчжурской границе японское командование в Китае заявило, что все войска перебрасываются в Центральный Китай. Правительственные верхи и все генералы считали, что их положение резко ухудшается.
На оккупированной территории японцы торопились создать «центральное правительство Китая» во главе с Ван Цзин-вэем, укрепляли местные марионеточные власти. Была предпринята усиленная чистка партизанских районов. Японцы всеми средствами вели пропаганду о заключении мирного соглашения: сбрасывали листовки с самолетов, распространяли газеты, использовали радио. Одновременно они усиливали бомбардировки [408] городов и, наконец, повели наступление в Хунани и Шаньси, высадили десант в Пакхое; все это были звенья одной цепи — оказать давление на Чан Кай-ши и заключить мир.
Настроения гоминьдановских лидеров определить было трудно. Чан Кай-ши своих мыслей не высказывал, а спрашивал, например, у главного военного советника: «Не будет ли СССР добиваться старых границ? Как отразится на помощи Китаю движение Красной Армии на Запад?» Хэ Яо-цзу, Бай Чун-си, Фэн Юй-сян, Ли Цзун-жэнь интересовались, не заключит ли СССР пакт о ненападении с Японией.
Интересный разговор состоялся в конце сентября у К. М. Качанова с Чжан Цюнем. Последний заявил:
— Чан Кай-ши стоит на твердых позициях продолжения войны с Японией. Являясь другом СССР, Китай никогда не согласится с требованиями Японии заключить антикоминтерновский пакт как условие мира.
Чжан Цюнь настойчиво спрашивал, будут ли поставлены Советским Союзом самолеты, танки и артиллерия, и много говорил о выгодности совместных действий СССР и Китая против Японии.
Много было разговоров о наступлении китайских войск. Генералы Хэ Ин-цинь, Бай Чун-си, Хэ Яо-цзу, Лю Фэй и другие заявляли Качанову, что китайская армия к решительному наступлению еще не готова.
В связи с войной в Европе внутриполитическая обстановка в Китае до крайности обострилась. Главным вопросом стало отсутствие единства. Усилилась борьба милитаристов Сычуани, Юньнани, Сикана, Нинся, Цинхая, Фуцзяни и других провинций против центрального правительства Чан Кай-ши.
В те дни, в Чунцине, события 1 сентября 1939 г. в Европе рассматривались только в плане «выгоды или невыгоды» для Китая и гоминьдановского руководства. Никто не подозревал, что этот день войдет в историю народов, как начало мрачных лет второй мировой войны, лет кровавой борьбы с немецким фашизмом и японским милитаризмом, унесшей свыше 50 миллионов человеческих жизней и огромные ценности, созданные трудом людей многих стран мира.
В сентябре группа сычуаньских генералов выступила против председателя сычуаньского правительства — [409] ставленника Чан Кай-ши. Они привели в боевую готовность не только свои войска у себя в провинции, но и сычуаньские войска в 5-м и 9-м военных районах. Борьбу возглавил племянник Лю Сяня, поддерживавший связь с Ван Цзин-вэем. Для нейтрализации непокорных Чан Кай-ши объявил себя самого председателем правительства провинции Сычуань и отправил войска сычуаньских генералов на фронт.
Лун Юнь — председатель правительства провинции Юньнань — поддерживал тесную связь с сычуаньскими милитаристами. Он подтянул свои войска к границам Сычуани и в то же время затормозил строительство дороги, связывающей Юньнань с Сычуанью, а также задерживал валюту в куньминских банках и открыто заигрывал с англичанами.
Феодалы отдаленных провинций Нинся и Цинхай своих войск на фронт по-прежнему не отправляли. Они вели торговлю с японцами в районе Баотоу, а приказов центрального правительства не выполняли.
В приморской провинции Фуцзянь было засилье прояпонских элементов. Председатель провинциального правительства Чэнь И никаких приказов центра не выполнял.
Янь Си-шань держался особняком. Открыто против центрального правительства не выступал. У него были свои взгляды на развивающиеся события. Главной его заботой было укрепить свое положение, даже ценой сговора с Японией.
Милитаристы прикидывали, чем война может кончиться, какую выгоду каждый из них может получить. Общим для всех высших генералов было стремление сохранить в целости свои войска, чтобы впоследствии, когда начнется борьба за власть, быть в состоянии оказывать вооруженное давление.
ЦИК гоминьдана нашел выход в сколачивании единства всех реакционеров на основе борьбы против компартии и Пограничного района, против укрепления влияния КПК и против 8-й армии Чжу Дэ. Гоминьдановцы понимали, что эта борьба будет нелегкой, так как общая численность частей 18-й армейской группы выросла до 156 тыс. человек, а Новой 4-й армии Е Тина до 42 тыс. Вместе с партизанскими отрядами и отрядами самообороны коммунисты вели за собой свыше [410] 500 тыс. чел. Под их контролем находились многие уезды в оккупированных провинциях Шаньси, Чахар, Хэбэй, Шаньдун и Аньхой с населением более чем 30 млн. человек.
Считаясь с возрастающей силой коммунистов, Чан Кай-ши не мог открыто продолжать свою излюбленную «политику ограничения влияния КПК», т. к. это могло вызвать новую гражданскую войну. Кроме того, в этот весьма напряженный момент правительство СССР выступало с поддержкой Единого национального фронта, оказывало помощь Китаю в его справедливой войне против империалистической Японии. Это ограждало КПК от резких акций со стороны гоминьдановского руководства, способствовало укреплению влияния КПК, расширению революционных баз и росту численности частей 8-й и Новой 4-й армий.
Таковы были внутриполитические условия в тот момент, когда Ставка разработала и разослала войскам новую директиву о действиях против японцев. Основной ее смысл сводился к приостановке любых активных операций и к стабилизации фронта.
В директиве командующим войсками военных районов предлагалось:
«а) удерживать занимаемые рубежи,
б) в случае если противник будет действовать малыми силами, оказывать сопротивление,
в) в случае прорыва фронта обороны отходить на новые рубежи,
г) для обеспечения этих действий войск на всех направлениях иметь ряд подготовленных к обороне рубежей далеко в тылу,
д) дороги в тылу на глубине 50–60 км разрушить,
е) там, где японцы слабы, рекомендуется предпринимать частные наступления отрядами не более батальона,
ж) артиллерию и танки вводить в бой только с разрешения Военного совета,
з) в резерве держать главные силы, постоянно повышая их боевую готовность».
Требования директивы пока не были прямо направлены против компартии и частей 18-й армейской группы и Новой 4-й армии, но они настораживали. Генералы Ставки объясняли, что сейчас важно закрепиться на [411] занимаемых рубежах и выиграть время для изучения обстановки, сложность которой ни у кого не вызывала сомнений.
Европейские капиталисты ради сохранения своих интересов в Китае стремились склонить Чан Кай-ши к мирному урегулированию с Японией. Именно эту цель, в частности, преследовали слухи о закрытии индокитайской границы и Бирманской дороги. Поступление товаров из-за границы сокращалось.
Не менее показательным было решение 20-го пленума Лиги наций, собравшегося в декабре 1939 г. в Женеве. Пленум большинством голосов отказался рассматривать очередное заявление китайского правительства по поводу японской агрессии.
США, поклонников которых среди правящих классов в Китае было немало, по-прежнему проводили свою политику изоляции Китая, оказывая помощь Японии поставками бензина, меди, стали, запасных частей к самолетам, автомашин.
Официальная помощь Китаю со стороны США ограничилась лишь предоставлением кредита на 25 млн. долл.
Единственной страной, которая оказывала серьезную помощь Китаю, был Советский Союз. И как бы ни крутилась гоминьдановская верхушка, центральному правительству приходилось всячески демонстрировать свое доброе отношение к СССР. Это было заметно по печати и собраниям, посвященным 22-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции и Дню Советской Армии. В ряде городов возобновились демонстрации советских фильмов: «Чапаев», «Мы из Кронштадта», «Дочь партизана», «Волочаевские дни».
Примечательны были выступления руководящих лиц из гоминьдановский верхушки, и в частности выступления Сунь Фо и Чэнь Чэна. 7 декабря 1939 г. на обеде в честь работников печати Сунь Фо заявил: «Надо понять, что СССР является наиболее миролюбивой страной и не хочет своими действиями дать повод врагам для обвинения СССР в разжигании войны и в насаждении коммунизма в Китае...
Оказывая поддержку Китаю, Советский Союз руководствуется только желанием помочь китайскому народу в борьбе против агрессии и принести пользу [413] всеобщему миру... СССР является нашим истинным другом, и мы должны ценить эту дружбу».
6 ноября 1939 г. многие газеты Китая опубликовали статью Чэнь Чэна, посвященную 22-й годовщине Октября, в которой он писал: «Китай благодарит СССР за оказываемую моральную и материальную помощь... Китай знает, что народы СССР вместе с нами, что они верят в победу Китая. Мы искренне благодарны СССР за его симпатии к нам».
Однако сквозь завесу «благодарностей и симпатий» доходили слухи о мерах, предпринимаемых гоминьданом против компартии Китая.
В ноябре 1939 г. в Чунцине собирался 8-й пленум ЦИК гоминьдана. Было принято решение «ликвидировать правительство района Шаньси — Хэбэй — Чахар, территорию его разделить на четыре административных района и подчинить хэбэйскому провинциальному правительству.
Армейские районы, созданные 18-й армейской группой в Шаньси, Чахаре и Суйюане, передать командующим соответствующими военными базами.
Установить контроль над 18-й армейской группой и обязать Чжу Дэ строго выполнять приказы центрального правительства. Вербовку или мобилизацию солдат запретить. Особого района для 18-й группы не выделять, а дислоцировать ее по распоряжению Ставки.
При переводе частей 18-й армейской группы подчинить их командующим военными зонами. В эти части назначить офицеров связи Военного совета. Политработу в армии вести по директивам политуправления.
Оборону Хуанхэ передать войскам центрального правительства.
Запретить коммунистам службу в других частях, кроме НРА. Списки коммунистов, работающих в частях и общественных организациях, должны быть переданы центральному правительству.
Запретить печатную пропаганду КПК.
Передать в ведение национального правительства организации, контролируемые КПК (перечислено свыше десяти общественных, молодежных, женских, студенческих и крестьянских организаций)».
Одновременно, учитывая шаткую позицию Янь Си-шаня, было дано указание подорвать власть Янь Си-шаня [414] в Шаньси с тем, чтобы склонить его к выполнению приказов центрального правительства.
Гоминьдановская печать всех направлений начала, правда осторожно, кампанию против Пограничного района, стремясь доказать, что КПК «разрушает политическое, административное, военное и финансовое единство страны», с очевидной целью настроить общественное мнение внутри страны и за рубежом в духе постановлений пленума.
11 ноября главнокомандующий Северо-Западным направлением генерал Чэн Цянь подписал приказ № 1455, в котором говорилось: «Уже имеется решение о мероприятиях в отношении чуждых партий.
Известно, что в общем вопросе о Пограничном районе Шэньси — Ганьсу — Нинся в настоящее время в неотложном порядке необходимо решить в первую очередь вопрос о следующих уездах (дальше перечисляется больше половины уездов провинций Шэньси, Ганьсу, Нинся, контролируемых КПК. — Авт.)».
Чэн Цянь предлагает командующим 8-м и 10-м районами (заметим, что этот приказ Янь Си-шаню и Фу Цзо-и не был послан): «тщательно учитывая обстановку на местах, усилить местные охранные части или же дополнительно послать войска в таком количестве, чтобы они смогли справиться с местными инцидентами».
Этим же приказом упразднялась должность командующего охраной Хуанхэ к северу от Цинцзянхэ, которую занимал представитель 18-й армейской группы. Ликвидировался район набора пополнения в части Чжу Дэ. Одновременно Чэн Цянь поставил перед руководством Пограничного района вопрос о ликвидации ряда учебных заведений в Яньане или о передаче их в ведение центра. [415]
