Язык и Письменность

  ЯЗЫК 

Языком китайской культуры до начала XX века оставался (а кое-где остается и сейчас) вэньянь[1] – древнекитайский язык, урегулированный жесткими правилами.   Это – классический пример изолирующего языка: все слова в нем неизменяемы, а связь между ними определяется их порядком в предложении.   Склонение, спряжение, грамматический род, тем более флексия (изменение звуков корня слова), приставки, суффиксы – все эти понятия грамматике вэньяня чужды.   Даже множественное число носит необязательный характер и часто вытекает просто из контекста: фраза типа «жэнь ша ху» (дословно: «человек убивать тигр») может в разных случаях означать: «человек убивает тигра», «люди убивают тигров», «люди убили тигра» и т.д. (но никогда «человека убил тигр»: для этого пришлось бы поменять местами слова).   С другой стороны, одно и то же слово жэнь, занимая разное место в предложении и в зависимости от его смысла, может переводиться как «человек», «человеческий», «по-человечески», «человечность» (во фразе из книги конфуцианского канона «Чжун юн»: , жэнь чжэ, жэнь е – «Гуманность – это человечность»), «быть человеком», «другие люди» (ср. по-русски: «что люди скажут») и др.   По сути дела, слово здесь – это терминоэлемент, смысловая единица без какого-либо грамматического оформления.   Кроме того, китайский язык – моносиллабический (односложный): один слог соответствует одному терминоэлементу (единице значения) и записывается одним иероглифом.   Лишь в средние века появились слоги, утратившие в немалой мере первоначальное значение и превратившиеся в некое подобие суффиксов (для существительных – «цзы», «эр», для глаголов – «го», «лай», «цюй» и др.), но до сих пор их сравнительно мало, к тому же в других ситуациях они продолжают употребляться как обычные значимые слова.   Фонетика древнего китайского языка была, вероятно, очень богата.   Конечно, трудно передать все богатство лексики средствами односложного языка, но их емкость увеличивала система тонов.   Если по-русски тон выражает лишь настроение говорящего («да», «да-а», «да!», «да?!»), то в китайском от него зависит значение слова: ма1 (ровный высокий тон) – мама, ма2 (восходящий) – конопля, ма3 (нисходяще-восходящий, похожий на наш тон недоуменного переспроса) – лошадь, агат, ма4 (нисходящий, напоминающий тон категорического утверждения) – ругать, ма0 (без тона и ударения) – конечная вопросительная частица предложения.   Кроме того, словарное богатство увеличивается за счет сложносоставных слов, где стоящее в начале служит определением, а в конце – определяемым (примеры из современного языка: гао – высокий, сюэ – кровь, я – давление, гаосюэя – гипертония; те – железо, цзя – броня, тецзя – броня, панцирь, ци – пар, газ, чэ – повозка, цичэ – автомобиль, тецзя цичэ – броневик и др.) 

Служебных слов (предлогов, союзов) в китайском языке и сейчас немного (хотя он медленно изменяется, дрейфуя от изолирующих языков к агглютинирующим), а в древности было еще меньше: так, один и тот же универсальный союз юй — «по отношению к» – заменял чуть не половину русских союзов и предлогов, вводящих косвенное дополнение.   Роль наших глагольных залогов и междометий здесь берут на себя конечные частицы, относящиеся, однако, не к одному лишь глаголу, а ко всему предложению и стоящие в его конце (до XIX в. они в какой-то мере заменяли отсутствовавшие знаки препинания): так, частица е в вэньяне придавала оттенок категоричности утверждения, частица и – совершенного вида или прошедшего времени, частица эр – ограничения («и только»), ху – вопроса, цзай – сожаления («увы!») и др.   Характер китайской лексики, крайне лаконичной и подчиненной железной логике, очень конкретной, но в то же время очень разнообразной и выразительной, не мог не оказать влияния на весь стиль мышления китайцев. 

В эпоху Шести Династий богатство китайской фонетики начало теряться: исчезали многие звуки, постепенно исчезли слоги, кончавшиеся на глухие согласные – п, т, к, сократилось число тонов, которых осталось всего 4 (в диалектах – до 9), а различных слогов – всего 411.   Так, в наши дни только слог «ши» в 4-м тоне может обозначать не менее 64 слов, не имеющих отношения друг к другу!   Иероглифическая же письменность этих изменений не отражала и потому не сохранила для нас древнего произношения (как сохранилось оно, скажем, в латыни).   Результатом стал уникальный феномен: уже в VIII – IX вв. вэньянь, оставшийся государственным и литературным языком, ПЕРЕСТАЛ БЫТЬ ПОНЯТЕН НА СЛУХ, а стало быть – и в фонетической записи: единственной возможной формой его существования стала запись иероглифическая, передающая не звучание, а значение слов (как в Европе – цифры, понимаемые всеми одинаково, но читаемые по-разному).

Живой язык реагировал на это по-своему.   В эпоху Сун на базе диалектов Центральной равнины сложился новый язык народной литературы – байхуа, большинство значимых слов в котором двусложно, нередко за счет соединения глагола с «пустым» дополнением: так, «чифань» (дословно «есть пищу») значит просто «есть», «сецзы» («писать иероглифы») – «писать», «шохуа» («говорить речи») – «говорить».   Уже в XIII в. на байхуа появились народные новеллы и пьесы, но лишь в начале XVIII в.   Цао Сюэцинь своим романом «Сон в красном тереме» сумел доказать, что для байхуа доступны все литературные жанры.   Этот язык, соединенный с пекинской фонетикой, лег в основу современного государственного языка КНР — путунхуа. 

-------------------

[1] Вэнь — культура, просвещение, + янь — язык. Дословно — «язык культуры». 

-------------------

ПИСЬМЕННОСТЬ 

Истоки китайской иероглифики теряются в веках.   Известно лишь, что в конце II тыс. до н.э. она уже существовала и была довольно развита.   Первыми иероглифами были пиктограммы – рисуночные знаки(первоначально): – человек, — женщина, – поле, – глаз, – луна и др.   Иногда применялись простейшие символы: — верх, — низ, — два, — три.   Нередко используются идеограммы, смысл которых раскрывается через анализ их элементов: дерево , за которым встает солнце , = «восток» ; рот + птица = петь ; человек+дерево = «отдыхать», или иероглиф «ван» (царь), о котором уже говорилось раньше.   Подавляющее большинство знаков, однако, составляют фоноидеограммы, состоящие из ключа (указывающего, к какому роду понятий относится данное слово; всех ключей 214) и фонетика — указателя приблизительного чтения слова (без учета тона).   Наконец, есть и такие знаки, о которых уже трудно сказать, каким образом они составлены.   Несмотря на все это, китайская иероглифика вовсе не так трудна, как это кажется на первый взгляд.   Ведь она создана людьми и для людей — а стало быть доступна человеческому пониманию, в отличие от творений природы, не заботившейся о том, легко ли нам будет их изучать. 

Иероглифическая письменность несколько раз заметно менялась – как под влиянием смены материалов для письма (причем до 1964 г. писали сверху вниз, а столбцы и страницы следовали друг за другом справа налево), так и в результате целенаправленных реформ, первая из которых была проведена еще Цинь Ши-хуаном, а последняя – в 1964 г. в КНР (Тайвань и хуацяо ее не признали).   Современный стиль написания иероглифов сложился в эпоху Сун и так и называется «сунским стилем». 

У нас обычно считают, что китайская письменность крайне сложна: обычная грамотность требует знания около 3,5 тыс. иероглифов, самые образованные люди знают до 10 тыс., всех же иероглифов, включая варианты написания, редкие и устаревшие формы, насчитывают от 50 до 60 тыс.   Это, однако, не мешало Китаю быть страной довольно высокой грамотности: еще в XIX веке миссионеров-европейцев поражал вид кули (поденного разнорабочего), читающего газету.   В то же время иероглифы помогали не только понимать обширнейшую литературу на вэньяне, но и находить общий язык уроженцам разных провинций.   Как уже говорилось, китайские диалекты очень сильно отличаются друг от друга.   В одном лишь Пекине насчитывается три диалекта – Западного города, Восточного города и районов к югу от проспекта Чанъанъ дацзе!   Иероглифы же, связанные лишь со значением слов, позволяют пекинцу объясниться не только с гуанчжоусцем, но даже с корейцем или японцем, языки которых имеют совсем не китайскую грамматику.   В произведениях Лу Синя, романиста начала XX века, нередко можно встретить сцену: люди из разных провинций, отчаявшись понять друг друга на слух, начинают «разговаривать», чертя в воздухе пальцем иероглифы.   Кроме того, иероглифика не только вошла неотъемлемой частью в китайскую живопись, но и превратилась в особый жанр искусства – каллиграфию, имеющую свой особый список громких имен (в их числе – один из сунских императоров) и даже своего особого бога – Ван Сичжи (см. «Религия»).

Сказанного довольно, чтобы понять, почему в Китае вопрос об отмене иероглифики до сих пор не ставится всерьез.   Алфавитные системы письма — «чжуиньцзыму», изобретенная в 1913 г. и утвержденная в 1918 г., а затем сменившая ее в 50-х годах латиница, — используются лишь в служебных целях: для транскрипции иероглифов (в словарях, в учебниках языка, в изданиях для малограмотных, при передаче китайских имен собственных в тексте на другом языке).   Из стран китайской культурной сферы иероглифика была упразднена лишь в Северной Корее Ким Ир Сеном (в 50-х годах) и во Вьетнаме (в 1912 г., да и то не самими вьетнамцами, а французскими колониальными властями; впрочем, до сих пор образованные вьетнамцы считают нужным знать эту письменность, и даже народные лубки до сих пор нередко сопровождаются хотя бы краткими иероглифическими подписями).   Япония же и Южная Корея пользуются смешанной системой письма, в которой корни слов обозначаются китайскими иероглифами, а суффиксы, окончания и служебные слова – национальной азбукой: послевоенные реформы письменности здесь свелись к еще более незначительным, чем в КНР, упрощениям да в переходе к европейскому направлению письма (в Японии, впрочем, и это не обязательно).