header left
header left mirrored

Наука и Техника

 [ 8 ] Наука и Техника

АСТРОНОМИЯ

Здесь успехи китайцев особенно велики.   Поскольку роль высшего божественного авторитета в этой стране играло Небо, отсюда естественно вытекало внимание именно к небесным знамениям и фиксация в летописях наблюдений за ними.   Результат: в 720 г. до н.э. китайские астрономы сделали первую известную в мире запись о солнечном затмении, в 611 г. – о комете в районе Большой Медведицы (как полагают, это было первое наблюдение кометы Галлея); в IV в. до н.э. Ши Шэнь за 200 лет до Гиппарха составил первый в мире звездный каталог; в 28 г. до н.э. здесь впервые наблюдали пятна на Солнце.   Китай – страна первых в мире обсерваторий, а его астрономические инструменты долго не знали равных в мире.   Даже в 1900 г., во время разграбления Пекина войсками восьми держав, захваченные в его обсерватории приборы были сочтены особой ценностью.

Интересно отметить вот что.   Уже в VIII в.н.э. буддийский монах Исин и ученый Лян Линцзань, сравнив данные своих наблюдений над созвездием Стрельца с данными древних авторов, пришли к выводу, что расстояние между «неподвижными звездами» на самом деле меняется.   Для Европы того, да и более позднего времени это была немыслимая ересь: господствовала точка зрения Аристотеля на надлунную сферу как на область чистого эфира, царство совершенства и покоя, где нет никаких перемен.   Поэтому европейские астрономы и НЕ ВИДЕЛИ там перемен – даже вспышек сверхновых, например, в 1054, когда образовалась Крабовидная туманность; зато этот взрыв не ускользнул от китайских астрономов, не скованных наследием Аристотеля. 

-------------------

[1] Вэнь — культура, просвещение, + янь — язык. Дословно — «язык культуры». 

------------------- 

МАТЕМАТИКА 

Влияние китайской математики на западную было невелико: многие открытия китайцев в этой сфере были независимо от них сделаны индийцами и попали в Европу уже из их рук.   Стоит, однако, отметить высокий уровень этой науки.   В «Арифметике в 9 главах» (II в. до н.э.) впервые встречаются правила извлечения квадратного и кубического корней, действия над отрицательными числами.   Сунь-цзы (между II и VI вв.н.э., не путать с известным военным теоретиком) предложил оригинальный метод Горнера (который вновь нашел его в 1819 г.). Уже в XI – XIV вв. китайские математики знали свойства «треугольника Паскаля», и т.д.   Впрочем, в позднем средневековье наука в Китае развивалась медленно, а политика самоизоляции страны мешала культурному обмену.   Поэтому к середине XIX века, когда Европа насильственно взломала ворота в Срединное государство, все, что могла дать ей китайская математика, она уже либо получила из других рук, либо открыла самостоятельно. 

ТЕХНИКА 

Если в теоретической физике и химии достижения китайцев и не были особенно велики, то мир обязан им несколькими важнейшими изобретениями.   Прежде всего это касается техники письма.   До III в. до н.э. здесь писали в основном на бамбуковых планках, связанных веревками наподобие жалюзи и свернутых в рулон.   О Цинь Ши-хуане сохранились сведения, что на день он отвешивал себе на весах 1 дань (ок.50 кг) документов и не ложился спать, пока их все не прорабатывал.   Однако в том же веке в качестве писчего материала стали употреблять шелк, а около 200 г. до н.э.   Мэн Тянь изобрел волосяную кисточку, вытеснившую прежний заостренный стиль (палочку для письма).   Но шелк был слишком дорог, чтобы полностью заменить громоздкие бамбуковые планки.   В 105 г.н.э. Цай Лунь впервые изготовил бумагу из тряпья и древесной коры. Очень скоро бумага распространилась по всей Восточной Азии (в самом Китае в эпоху Мин лучшим сортом бумаги считалась корейская), затем через Среднюю Азию попала в исламский мир, а в самом конце XII в. крестоносцы принесли секрет ее изготовления в Германию.   (Кстати, уже в VIII в. китайцы пользовались и туалетной бумагой и очень удивлялись, что с ней незнакомы жители других стран).

На этом, однако, китайцы не остановились.   В эпоху Шести Династий здесь был изобретен способ литографии: текст вырезался на камне, с которого далее делались оттиски на бумаге. С VIII в.н.э. камень был заменен деревом – появилась ксилография.   Наконец, в 1041 – 1042 гг. кайфынский кузнец Би Шэн изобрел способ книгопечатания подвижным разборным шрифтом. До повторного изобретения этого способа Иоганном Гутенбергом оставалось ровно 400 лет…   Впрочем, в самом Китае этот способ не нашел особенно широкого применения: все-таки несколько тысяч иероглифов – не 26 букв латинского алфавита…   До XIX века китайцы печатали книги больше методом ксилографии. Тем не менее, метод Би Шэна лежит в основе китайской печатной машинки: она содержит около 2,5 тыс. литер, подбираемых вручную.

От эпохи Старшей Хань до нас дошел древнейший компас – кусок магнитного железняка, отшлифованный в виде массивной ложки с короткой ручкой-указателем, качающейся в центре медной пластинки с делениями; впрочем, применялся он не в мореплавании, а в геомантии.   В эпоху Сун был изобретен компас с искусственным магнитом – иглой, продетой через пробку и плавающей в сосуде с водой.   Уже в XII в. использование компаса на китайских судах стало обычным явлением, в Европе же этот прибор впервые упоминается лишь в следующем столетии.   Вообще китайские суда были и крупнее, и удобнее европейских до середины XV в., когда почти одновременно в Европе была изобретена каравелла, а в Китае — введен «морской запрет», в частности, запрет на строительство крупных морских судов.

С начала нашей эры появляются первые упоминания о взрывчатых веществах.   В танское время их использовали как зажигательное средство (бумажный шар или патрон, начиненный дымным порохом, снабжался фитилём и прикреплялся к стреле), в ракетах для фейерверков (индийское изобретение) и в хлопушках, применявшихся для подачи сигналов в армии.   В 1232 гарнизон Кайфына при обороне города от монголо-татар впервые в истории применил пушки.   Монголы, широко использовавшие военную технику Срединного Государства (есть даже версия, что именно китайские огнеметы, имевшиеся в войске Батыя, породили в русском фольклоре образ Змея Горыныча), принесли пушки и порох в исламский мир.   Через мусульманскую Испанию они попали на Запад, и в 1324 г. французы, осаждая английскую крепость Ла-Рукль в Гиени, произвели первый в своей истории пушечный выстрел.   Впрочем, еще за 100 лет до этого Роджер Бэкон получил в своей лаборатории порох, но не решился обнародовать столь опасное открытие и зашифровал его в анаграмме.

III – V вв.н.э. – самая поздняя дата изобретения китайцами фарфора (наше слово происходит от персидского «фагфур» – «китайский император»).   В сунское время появляются первые высокохудожественные фарфоровые изделия, которые уже в XIV в. вывозятся во все страны мира.   Целых 400 лет европейцы не могли понять, из чего изготовлены эти вещи: предполагали, что в них входят измельченные морские ракушки – «свинюшки» (итал. porcellino, отсюда название фарфора в западных языках – порцелин).   Фарфору приписывали магические свойства: так, считалось, что он изменяет цвет при контакте с ядом, поэтому правители, боявшиеся отравлений, покупали китайскую посуду за бешеные деньги.   «Китайский секрет» был раскрыт Иоганном Бёттгером в Саксонии в начале XVIII в., что положило начало знаменитой Мейсенской мануфактуре, а при Екатерине II порцелиновая мануфактура Виноградова была открыта и в России.

МЕДИЦИНА 

О китайской медицине можно говорить долго.   Развиваясь в длительном отрыве от медицины других культурных стран, она накопила немало оригинальных черт.   Так, например, китайская система пульсовой диагностики резко отличается от греческой и западной (индийские врачи о пульсе вообще не упоминают), а метод иглоукалывания до XIX в. вообще был известен только в Китае и странах его культурной сферы.   В то же время анатомию китайские врачи знали слабо (со II в. до н.э. был введен запрет на вскрытие трупов), а философские основы их медицины так и остались на уровне учения о четырех стихиях, или элементах, известных еще Фалесу (только здесь этих элементов было не 4, а 5: земля, огонь, металл, дерево, вода). 

Своеобразны китайские методы диагностики.   Поскольку даже простой интерес к обнаженному телу другого человека считался крайне оскорбительным, врач часто бывал стеснен в осмотре больного, особенно если лечить приходилось сильных мира сего[2].   Это компенсировалось тонко разработанной системой опроса больного, осмотра его глаз, слизистых оболочек, языка, давлением на активные точки.   Вершиной китайской диагностики было учение о пульсе, который исследовался не менее чем в 9 точках, из них не менее 4 – на лучевой артерии, причем в каждой – отдельно при сильном и слабом нажатии.   Каждая точка считалась связанной с определенным органом (функциональной системой) и соответствующим ему меридианом акупунктуры[3],   и в каждой мог быть обнаружен один из 28 видов пульса.   Характерно, что уже в древнейшем из дошедших до нас китайских медицинских трактатов – «Хуан-ди нэйцзин», составленном по приказу Цинь Ши-хуана и обобщившем опыт всей предшествующей медицины, о кровообращении, открытом У.Гарвеем в 1628, говорится как о чем-то само собой разумеющемся.   Влияние китайского учения о пульсе заметно у ибн-Сины и других мусульманских авторов.

Высокого развития достигла в Китае хирургия (ее богом считался реально живший на рубеже II – III вв.н.э. врач Хуа То, с именем которого связаны легенды) и особенно фармакология, обогатившая мир такими лекарствами, как женьшень, китайский лимонник, камфара, ревень, чай, панты и др.   Три четверти лекарственных средств были растительного происхождения, остальные – животного.   В чистом виде лекарства принимались редко, обычно готовились сложные препараты, включавшие основные действующие вещества, вспомогательные, корригирующие (устраняющие нежелательные побочные эффекты), симптоматические, конституэнсы (наполнители) и др., так что одна пропись могла включать до 100 и более компонентов.   Вкусовые добавки обычно не применялись: китайцы считают, что «хорошее лекарство горько во рту, но помогает от болезни».   Многие китайские лекарства весьма экзотичны: сюда относится не только рог носорога, но и ископаемые зубы, и в истории открытия пещерных предков человека не последнее место занимает беготня археологов по китайским аптекам и исследование купленных там зубов.

Однако область, в которой китайская медицина до сих пор остается классической, — это методы, связанные с биологически активными точками: иглоукалывание (акупунктура), прижигание, точечный массаж.   По преданию, еще мифический первопредок Фу-си (первый из «Трех правителей») обнаружил первую такую точку, когда после случайного удара мотыгой по ноге исчезла мучившая его головная боль.   В наши дни известно около 1000 таких точек, из них практически используются около 100.   Большинство точек группируется в 12 меридианов, каждый из которых связан с определенной функциональной системой: по этим меридианам циркулирует жизненная энергия, причем каждые 2 часа наиболее активен один из этих каналов, чем и определяется суточный биоритм.   Возбуждающим или успокаивающим воздействием на точки и меридианы, их умелым комбинированием достигались поразительные эффекты, вплоть до обезболивания при серьезных операциях.   Методы воздействия на точки различны: введение игл (чаще всего нитевидных), прижигание тлеющей сигаретой, начиненной моксой (сушеной полынью), массаж точек – нередко с использованием бальзамов (у нас наиболее известны «Храм Неба», «Цинлянъю», на котором изображен бой тигра с драконом, и вьетнамский «Золотая звезда»).   При этом, в отличие от химиотерапии, акупунктура дает осложнения очень редко (обычно лишь при неправильном выборе точек), а точечный массаж – не дает вовсе.

В XX веке ученые потратили немало сил, чтобы объяснить механизм действия акупунктуры, которая, согласно основам нашей классической физиологии, просто не должна помогать.   Исследования биологически активных точек позволили обнаружить в них изменение электрического потенциала кожи и скопление особых, так называемых «тучных», клеток, но никакой анатомический субстрат меридианов обнаружен не был.

На этом основании профессор Чжу Лянь, корифей китайской медицины 1950-х годов (в КНР), даже объявила меридианы несуществующими (о чём можно прочесть и в наших трудах, изданных в ту пору, — скажем, в «Истории китайской медицины» Вогралика и Вязьменского).   Но ее школа не породила ни серьезных идей, ни крупных специалистов, хотя сама Чжу Лянь была гениальным практиком, так что могла работать и на основе ошибочной теории.   Попытки объяснить акупунктуру на основе восходящей к И.П.Павлову рефлекторной теории (у нас до сих пор в основном называют ее иглорефлексотерапией) убедительных и практически полезных результатов не дали, а изучение биоэнергии у нас только начинается.   Так что самым совершенным объяснением этого метода, пригодным для использования в медицинской практике, и посейчас остается древнейшее – на основе теории пяти стихий, на уровне древних греков… 

-------------------

[2]  Сохранился рассказ о том, как лечилась Цыси (ум. 1908) – последняя китайская императрица, отличавшаяся крайним самодурством и мнительностью. Врач становился на колени у полога, закрывавшего постель больной, и Цыси из-за этого полога рассказывала о своих симптомах (самое большее – изредка давала проверить пульс). На основе этих данных врач назначал лекарства, из которых затем Цыси сама отбирала те, что ей больше нравились.

[3] Так же и у нас: каждый врач знает, что «язык – вывеска желудка» (о состоянии желудка можно судить по виду налета на языке), но до сих пор нет убедительного объяснения, почему это так.

------------------- 

АРХИТЕКТУРА И ГРАДОСТРОИТЕЛЬСТВО

Классический китайский дом – это деревянный четырехугольный павильон (дянь), разделенный деревянными же колоннами на 3 продольных нефа; колонны с их характерными капителями в виде широко раскинутых систем из сборных деревянных кронштейнов (доугун) несли на себе балки, на которые опиралась черепичная крыша с приподнятыми углами.   Такая конструкция называется каркасно-столбовой: стены в ней не играют несущей роли и служат лишь перегородками, плоский потолок отсутствует.   Здания официального назначения строились на каменной террасе различной высоты с резными балюстрадами и лестницами.   Общий вид такого здания, с яркой росписью деревянных частей, ветвящимися доугунами и блестящей цветной черепицей очень красочен и наряден. 

С X – XII в. в Северном Китае под влиянием соседей (корейцев или чжурчжэней) распространяется другой тип дома – «фанцзы» (фанза).   Особенность его – в том, что очаг находится ниже уровня пола, и дым отводится от него по глиняным трубам, проложенным под глинобитным полом, особенно под его приподнятой частью, превращающейся при этом в теплую лежанку – кан.   Нагревая и пол, и кан, дым затем выводится в трубу в стороне от дома. В условиях Северного Китая, где зимой бывают сибирские морозы, фанза оказалась настолько удобной, что почти вытеснила традиционный китайский дом.

В принципе так же, как обычные дома, строились и дворцы.   Однако китайский дворец – это не просто здание, как на Западе, а целый громадный архитектурно-парковый ансамбль, в котором каждый «зал» составляет отдельную постройку – павильон «дянь», поднятый на платформу (она тем выше, чем выше ранг владельца дворца).   В резиденции императоров трех последних династий (Гугун – «Бывший дворец», или Цзиньчэн – «Запретный город») центр композиции составляют три тронных зала – Великой Гармонии, Срединной Гармонии и Драгоценной Гармонии, — три следующих друг за другом здания на общей платформе, великолепие которых нарастает при движении от парадных южных ворот в глубь ансамбля.   Как и традиционные дома, дворцы строились из сборных деревянных конструкций, что сделало возможным довольно необычный факт.   Когда в 1368 году монголо-татары были изгнаны из Пекина, минский император Чжу Юаньчжан повелел разобрать дворец, перевезти его в новую столицу – Нанкин (за тысячу километров) и здесь собрать заново.   Через полвека, при Чэн-цзу, столица была вновь перенесена в Пекин, и большая часть дворца проделала обратный путь.

Мало-мальски зажиточные семьи, как в городе, так и в деревне жили в усадьбах, строго ориентированных по меридиану (как и дворцы) и обнесенных по периметру глинобитной стеной с единственным входом – только для пешеходов (экипажи, как и злых духов, не пропускал специальный порог и стенка-экран).   Во дворе находилось главное здание, а по периметру – флигели и подсобные помещения.   Такая особенность архитектуры, повернутой как бы спиной ко внешнему миру, — общая для большинства азиатских стран. Впрочем, городская беднота была вынуждена жить в многоэтажных «доходных домах», часто без элементарных удобств.

Меблировка в древности была очень скудной: пол устилался циновками, на которых и сидели, и спали: для еды вносились столики высотой в 10-20 см, а вещи хранились в низеньких сундучках (эти черты быта до сих пор сохранились в Японии).   Основным культурным горизонтом считался пол, о чистоте которого поэтому заботились так же, как мы – о чистоте стола.   Войти в дом обутым считалось совершенно бестактным, и, например, Цао Цао – военачальник, положивший конец правлению династии Хань, — вначале стал военным диктатором с неограниченной властью, затем получил пост канцлера, затем – титулы гуна («герцога»), вана («великого князя»), «9 отличий» (высшую награду, даваемую лишь в исключительных случаях), а уж потом – право входить во дворец, не снимая сапог.

Однако в средние века картина изменилась.   В эпоху Шести Династий вошли в моду складные стульчики, а в эпоху Сун – стулья со спинкой и кресла, настолько высокие, что под ноги сидящим иногда подставляли специальные скамеечки.   Соответственно выросли и столы, а сундуки, высота которых составляла прежде 25-50 см, достигли высоты человеческого роста; наконец, в эпоху Мин они сменили верхнюю крышку на вертикальные дверцы, превратившись в привычные для нас шкафы.   Впрочем, привычки менялись медленнее, чем мебель: довольно долго аристократы и на стульях продолжали сидеть, как на циновках, «по-турецки», поджав под себя ноги, и считалось неприличным для женщины садиться на стул; в деревнях же мебель древнего образца кое-где сохранилась и до сих пор.   Однако городская мебель к концу средних веков стала более соответствующей нашим понятиям, хотя и имела порой необычную для нас, вычурную форму.

По древнекитайской традиции, сложившейся на Великой равнине, города следовало строить по единому плану: прямоугольные (подобно «квадратной» Земле), ориентированные с севера на юг, с дворцом правителя в центре, главные ворота которого открывались опять же к югу.   Китайцы, так же как этруски и римляне, придавали большое значение геомантии (фэишуй): так, «сидеть лицом к югу» для них значило – царствовать, «повернуться лицом к северу» – из правителя стать подданным; лицом к западу, т.е. по левую руку царя, ближе к его сердцу, на аудиенциях стояли гражданские чиновники, лицом к востоку (по правую руку) – военные и др.   Отсюда четкая прямоугольная планировка китайских городов с ориентацией по меридиану, сохранившаяся до сих пор, и если мы указываем направление словами: «пройдете вверх» или «вниз», то пекинец в такой же ситуации оперирует сторонами света: «проедете на трамвае две остановки к востоку».   Однако на гористом Юге соблюсти этот принцип оказалось невозможным: даже Южная Столица – Нанкин имеет в плане неправильную форму, а дворец Чжу Юаньчжана в свое время располагался здесь у юго-восточной стены, воротами на юго-запад.

Средневековые китайские империи имели от 2 до 6 столиц (цзин): в одной из них жил император, остальные служили для управления большими группами провинций.   Идеальный столичный город планировался так: в центре – Хуанчэн (Императорский, или Запретный, Город) – дворцовый комплекс, Нэйчэн (Внутренний Город) – кварталы чиновной знати с учреждениями, и Вайчэн (Внешний Город) – торгово-ремесленный посад, где строгость планировки могла и нарушаться.   Каждый из этих городов был обнесен стеной, а в эпоху Тан делился еще и на кварталы, тоже обнесенные стенами, ворота которых запирались на ночь для удобства полицейского надзора.   Однако танский имперски-помпезный стиль градостроительства, в котором, скажем, невероятная ширина центрального проспекта столицы (предназначенная неизвестно для кого) сочеталась с казарменной квартальной системой, долго не продержалась.   В эпоху Сун планировка городов стала куда небрежнее, а жизнь в них – куда более бурной.

Китайский город был не самоуправляющейся единицей, а административным центром, ранг которого мог быть повышен или понижен по усмотрению властей и не был связан с численностью именно городского населения и родом его занятий.   Так, в начале нашего века в окружном городе Цзянлине (провинция Хубэй; у него древняя и славная история) жило около 5 тыс. человек, а рядом находилось «торговое село» Шаши с более чем 100-тысячным населением (ныне Шаши – город, а Цзянлин – его сателлит).   Мировой центр фарфорового производства – Цзиндэчжэнь, где в пору расцвета (XVI — XVIII вв.) жило около миллиона человек, вообще считался не городом, а посадом (чжэнь), так как управлявший им мандарин жил не здесь, а в захудалом местечке Лэпин, которое именно по этой причине считалось городом.   Перевод резиденции правителя из одного пункта уезда в другой считался «перенесением» всего уездного города.   Никаких городских привилегий и вольностей не существовало, а цехи (ханы) хотя и имелись, но находились под жесткой опекой государства.

Как и в других странах Азии и средневековой Европы, китайский город с его в основном приземистыми строениями не рвался ввысь, подобно Чикаго, а растекался по земле, как масляное пятно.   Высотными постройками, оживляющими однообразный пейзаж и придающими ему красоту и пафос устремленности к небу подобно готическим соборам, минаретам, луковкам русских церквей, здесь были пагоды, произошедшие от буддийских ступ и распространившиеся вместе с буддизмом (самая ранняя из дошедших до нас – в монастыре Сунъюэсы – построена в 523 г.).   В отличие от своей индийской предшественницы, пагода – сложная постройка башенного типа с множеством поднимающихся друг над другом изящно изогнутых крыш, увенчанная высоким шпилем.   Здесь можно было забраться на самый верхний этаж, что для китайца было немаловажно.   Ведь, согласно принципам геомантии, именно высокие места лучше всего овеваются течением мирового эфира, благотворного для всего живого, — оттого-то отшельники здесь стремились к вершинам гор, где их ждало прикосновение к Вечному.   Для большинства горожан восхождение в горы было малодоступно, зато к их услугам было восхождение на пагоду.

Впрочем, несмотря на всю скученность китайских городов, в них находилось место и для множества специализированных рынков, и для общественных парков, и для каналов, служивших местом гуляний – в лодках или по набережной.   У жителей хватало оснований гордиться своими городами, о которых они говорили, например, так: «На небе – рай, на земле – Ханчжоу!» 

Top
 
 

© Материалы, опубликованные на сайте, являются интеллектуальной собственностью и охраняются законодательством об авторском праве. Любое копирование, тиражирование, распространение
возможно только с предварительного разрешения правообладателя.
Информационный портал по Китаю проекта АБИРУС

Карта сайта   "ABIRUS" Project © All rights reserved
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 Яндекс цитирования