Подкралась к Великой стене непогожая осень.
Давно улетели озябшие гуси в Хэнъян.
Под звуки рожка в городке закрывают ворота.
Вечернее солнце садится в багровый туман.
Фань Чжунъянь (989-1052)
Багровый закат освещал Великую китайскую стену. Вечерняя пора вступала в свои права ив крепости Шаньхайгуань. На верху Барабанной башни пробили начало двенадцатой стражи, или «часа свиньи». Так называлось время от девяти до одиннадцати часов вечера. Откликаясь на рев большого барабана, по всей крепости ударили в перевернутые пустые котлы, из которых прежде солдатам раздали рисовую кашу со свининой. Заиграли отбой военные рожки, а когда их звуки затихли, командующий Восточной армией Минской империи У Саньгуй в сопровождении четырех телохранителей поднялся по внутренней лестнице на Барабанную башню. Он повернулся на запад. По тянущимся вдаль горам Яньшань причудливо вилась и уходила за горизонт Великая стена со своими укреплениями, заставами и сигнальными вышками. Много ближе, там, где кончаются горы, и далее, вплоть до побережья Ляодунского залива Желтого моря, лежит узкая равнина, перегороженная Великой стеной. К ней и пристроена знаменитая Шаньхайгуань — «Застава между горами и морем». Отсюда, с башни, она видна как на ладони — мощная твердыня с двойным кольцом стен.
У Саньгуй обернулся на восток. С этой стороны Шаньхайгуань прикрывает небольшая крепость. «Застава Южной реки», или «Ворота Восточного потока». Стык Великой стены и залива охраняет крепость «Город Спокойного моря» со своей высоченной «Башней Прозрачного моря». Тем самым промежуток между хребтом Яньшань и Ляодунским заливом превращен в мощный укрепленный район. Отсюда — прямая дорога на Пекин. Здесь везде лагеря, палатки, склады, коновязи. Помимо 40 тысяч отборных бойцов, опытных и хорошо обученных, под началом У Саньгуя от 70 до 80 тысяч военных поселенцев. Все они не раз сражались против «варваров» — маньчжуров. Сверх того, Восточная армия располагает конницей и отрядами наемников. Однако сейчас, в конце апреля года Обезьяны (1644), ее положение просто критическое.
С севера грозной тучей надвигается 140-тысячная панцирная конница маньчжурского принца-регента Доргоня. А с юго-запада неукротимой лавиной тянутся полчища восставших крестьян во главе с самозваным императором Ли Цзычэном. Сегодня пришло страшное известие — миллионная армия повстанцев без боя овладела столицей! Последний государь из династии Великая Мин повесился! Нет повелителя. Теперь У Саньгуй должен все решать сам!
До нынешнего года его военная карьера складывалась отнюдь не блистательно. У Саньгую тридцать два года, а он всего лишь военачальник (цзунбин). Правда, в его руках самая многочисленная и боеспособная армия Минской империи. Но именно поэтому У Саньгуя в любой момент могут отстранить от командования, отнять у него войско, сделать безопасным. К тому времени переход китайцев к маньчжурам становится довольно частым явлением и, похоже, уже не считается изменой родине. Виной тому во многом глубокое моральное разложение придворных и самой династии Мин. Интриги, продажность, бездарность, глупость и шкурничество царедворцев достигают предела. Даже одержать победу над врагом и то опасно. Сановники, евнухи и особенно временщики тут же настрочат доносы на полководца, который якобы замышляет захватить власть в Поднебесной! На такие наветы охотно клевали и покойный
Сын Неба— слабовольный Юцзяо (1620-1627), и нынешний государь Юцзянь (1627-1644). Подозрительный и истеричный, он загубил из-за этого многих. Боясь подобной участи, сторону врага принимали те, над кем нависала угроза казни. Так поступил жестокий каратель повстанцев и талантливый воитель Хун Чэнчоу. Но измена командующего бросает тень на его подчиненных, и тогда в лагерь противника переходит дядя У Саньгуя — видный военачальник Цзу Дашоу. Из-за него пострадал крупный военный У Сян — отец У Саньгуя. Подозрения в адрес последнего усиливаются. А потому его резко понижают в должности. По сути, он чудом избежал куда более страшной кары. Напуганный и обиженный, честолюбивый полководец затаивается и ждет своего часа.
Ситуация сложная. Ему в любой момент могут поставить в вину и «тайные» переговоры с Доргонем. А дело в том, что он действительно их ведет. Причем ведет с полуофициального разрешения тех придворных кругов, которые желают мира с маньчжурами. Положение правящей династии критическое: империя Мин вынуждена вести войну на два фронта — отражать натиск маньчжурского государства на северо-востоке и одновременно бороться с восставшими крестьянами на западе. Между Доргонем и У Саньгуем развертывается своего рода военно-дипломатическая «дуэль». В чем-то они схожи. Ровесники и почти земляки. Оба профессиональные и потомственные военные. Но то, что их разделяет, намного сильнее. Доргонь — ближайшая родня покойного и нынешнего богдохана. Приверженец шаманизма. Кавалерийский командир. Мастер крупных наступательных операций. Глава государства — над ним нет верховной власти. У Саньгуй — военный из «ученых мужей», шэньши. Конфуцианец. Прежде всего начальник пехоты. До сего времени вел лишь ограниченные оборонительные бои. Целиком зависит от императорского двора и интриг вокруг трона. Однако и Доргонь, и У Саньгуй заинтересованы в сотрудничестве. Договор еще не заключен, а ситуация быстро меняется. Причем для династии Мин в худшую сторону.
. Весной начинается стремительное наступление повстанцев на столицу Минской империи. В страхе перед войском Ли Цзычэна разбегается правительственная армия, прикрывавшая Пекин с за-рада. Город остается беззащитным. У Саньгуй и его Восточная армия — это последняя надежда династии Мин. Поняв, наконец, что обиженное семейство надо спешно задобрить, император Юцзянь выдает ему крупный аванс. С отца снимают опалу и демонстративно назначают начальником императорской гвардии. Ни больше ни меньше! Затем сыну ни с того ни с сего присваивают аристократический титул бо — нечто вроде графа. И практически сразу же отдают приказ срочно выступить на помощь столице!
Однако У Саньгуй и не думает спасать бездарного и злого монарха. Его заставляют принять бой с войском Ли Цзычэна?! Но у последнего — почти миллион солдат, а у У Саны-уя — не более 140 тысяч. В худшем случае его ждет полный разгром. В лучшем — от Восточной армии-победительницы останутся ошметки. Словом, идти к Пекину — значит потерять и армию, и свою голову! А вот вывести гарнизон, военных поселенцев и китайских жителей из Нинъюаня и тем укрепить Шаньхайгуань и Восточную армию надо обязательно! И он направляется на север. Из оставленного врагам района в расположение своих войск он приводит 500 тысяч человек. По возвращении узнает о падении столицы. Полчища Ли Цзычэна заняли Пекин! Император повесился!
С захватом Северной столицы крестьянская армия резко приближается не только к войскам У Саньгуя, но и к коннице Доргоня. Столкновение этих трех сил неизбежно! Вопрос лишь в том, с кем пойдет У Саны-уй?
Его отец У Сян не бежит из Пекина и вместе со своими близкими становится заложником повстанцев. Во время казней минских сановников его не трогают. Но требуют склонить сына на сторону новой династии Да Шунь. Наконец в Шаньхайгуань приходит дурная весть. Правая рука самозваного императора, бывший кузнец Лю Цзунминь арестовывает У Сяна и уводит к себе любимую наложницу У Саньгуя. Услышав об этом, У Саньгуй приходит в ярость. Срочно набирает в свою армию семь тысяч новых солдат. Громит передовой отряд повстанцев, подошедший к границе. Из 20 тысяч «разбойников» спасаются всего тридцать два — остальные полегли на поле боя. Тяжело раненному «бандитскому» военачальнику еле удается избежать плена.
Узнав об этом, Ли Цзычэн направляет против У Саньгуя два корпуса солдат во главе с Тан Туном и Бай Гуаньэнем. Но, поостыв, придает этой экспедиции скорее дипломатический характер. Тан Туну ведено богато наградить армию У Саньгуя серебром, а главное, переманить минского полководца на сторону повстанцев, ради чего заставляют У Сяна написать письмо сыну. Кроме того, ему передают личное послание Ли Цзычэна.
Прибыв в ставку У Саньгуя, Тан Тун вручает ему письмо отца и уговаривает присягнуть династии Да Шунь. Притворившись обрадованным, У Саньгуй хитрит, тянет время. Что делать? С севера подходит конница Доргоня, с юга наступают войска Ли Цзычэна. Узнав о приближении главных сил новоиспеченного императора, У Саньгуй спешно набирает новых солдат и обращается к маньчжурам с просьбой о союзе. Доргонь же отвечает уклончиво. Оба прекрасно понимают, что порознь им не одолеть Ли Цзычэна. Только объединившись, они победят «разбойников». Тогда почему принц-регент всякий раз ни с чем отсылает назад посланца из Шаньхайгуани? Причина одна: здесь столкнулись две позиции. От имени Великой Минской империи У Саньгуй не однажды предлагает «северному варвару» за помощь в разгроме «разбойников» некоторые китайские владения и денежное вознаграждение. Проницательный Доргонь видит У Саньгуя насквозь и догадывается о его тайных замыслах. Тот надеется при поддержке «наивных» маньчжуров уничтожить «бандитов» и занять Пекин. Затем посадить наследника минского императора Цилана на престол, сделать из него марионетку и самому править Поднебесной. А «собакам-маньчжурам» бросить «кость», чтоб отвязались.
Принц-регент предлагает У Саньгую иной вариант. Минский полководец вместе со своей Восточной армией должен стать подданным династии Цин, другими словами, подвластным ему, Доргоню! А за это получить цинский титул князя первой степени. И Доргонь знает, что у У Саньгуя выбора нет — либо перейти под его начало, либо быть разбитым Ли Цзычэном. Следовательно, рано или поздно он сам смиренно приползет в маньчжурский лагерь. Будет вынужден принять все условия принца-регента. И служить ему верой и правдой!
У Саньгуй колеблется. Не хочет изменять родине. Не хочет жертвовать жизнью отца-заложника и остальной родни. Китайцу трудно нарушить принцип сыновней почтительности (сяо). И он решает последовать совету отца и согласиться на предложение императора династии Да Шунь. Выступает с войском на запад и оставляет Шаньхайгуань. И вот тут поставленная на него западня захлопывается! Тан Тун срочно занимает крепость и проход между горами и морем. А к Великой стене спешат еще 20 тысяч бойцов Ли Цзычэна. Тем самым в тылу У Саньгуя образуется военный кулак. Новоявленный император хочет взять его в клещи! Полководец немедля поворачивает свою Восточную армию назад. Громя силы Тан Туна и второй авангард Ли Цзычэна, он берет восемь тысяч пленных и торопится к Шаньхайгуани. Тан Тун выходит встречать его с капитуляцией. Все мысли о переходе на сторону династии Да Шунь отброшены! Теперь у него с Ли Цзычэном война не на жизнь, а на смерть! Остается одно — при содействии «северных варваров» установить свою власть в Китае под прикрытием имени минского наследника.
Но и Доргонь не прочь разыграть ту же карту. Заручившись обещанием Доргоня прислать конницу, У Саньгуй направляет Ли Цзычэну ультиматум: «Я должен получить сына императора, а потом остановлю войска!» Своему отцу он пишет письмо с отказом перейти на сторону династии Да Шунь. И тем самым обрекает У Сяна на гибель. Письмо, естественно, попадает в руки Ли Цзычэна. Придя в ярость, он казнит всю семью и род У Сяна — более тридцати человек. А когда узнает о разгроме Тан Туна и ультиматуме, с 400-тысячным войском выступает из Пекина к Шаньхайгуани. У Саньгуй обнародует прокламацию, полную брани в адрес повстанцев и их вождя. С севера к крепости подходит, как и обещано, конница Доргоня. Правда, не слишком близко.
Почему же Доргонь оставляет своего нового союзника незащищенным? Да потому, что У Саньгуй все еще не перешел в подданство Цинской империи! Не дал клятвы верности богдохану Фулиню. А Ли Цзычэн уже подступает к крепости вплотную. Нервы У Саньгуя сдают.
Восемь раз ездит посол из Шаньхайгуани в ставку принца-регента. Восемь раз возит богатые дары маньчжурским князьям. Те твердят одно — нужна присяга династии Цин! Тогда двинем войска! Положение У Саньгуя — хуже некуда.
Когда Восточная армия оказывается в кольце осады, У Саньгуй понимает, что дальнейший торг с маньчжурами для него гибелен. Лучше уступить Доргоню, нежели попасть в лапы Ли Цзычэна! С 20 тысячами своих солдат он идет на прорыв. И вот У Саньгуй — в маньчжурском лагере. Явившись перед Доргонем, он смиренно объявляет себя подчиненным принца-регента. Затем начинается процедура перехода в цинское подданство. У Саньгуй выполняет древний ритуал. Своим мечом он закалывает белого коня и приносит его в дар Небу. Тем же оружием убивает черного быка и посвящает его в жертву Земле. Тем самым он входит в связь с высшими силами Вселенной. Окровавленным клинком отрезает полу своей одежды, уничтожая свой прежний статус полководца, по сути совершает ритуальное самоубийство. Преломляет стрелу — символ императорского повеления и тем самым освобождается от клятвы верности павшей династии Мин. Затем маньчжуры заставляют У Саньгуя принести традиционную в таких случаях клятву преданности. Сам ее текст и особый обряд они унаследовали от предков-чжурчжэней. С точки зрения китайца-конфуцианца, такая присяга до крайности унизительна и означает «потерю лица», т.е. публичный позор. Человеку сбривают со лба волосы, а остальные заплетают в косу, спускающуюся на спину: мужской шиньон — минскую и традиционную китайскую прическу тем самым заменяют на маньчжурскую. Лишь после этого Доргонь решает, что У Саньгуй сжег за собой мосты в лагерь патриотов.
Вслед за тем союзники подступают к Шаньхайгуани и общими усилиями прорывают кольцо осады. У Саньгуй возвращается в свою крепость, все население которой по его приказу сооружает себе маньчжурскую прическу. Когда в конце мая Доргонь с остальным войском подходит к Шаньхайгуани, У Саньгуй открывает перед ним ворота цитадели и встречает принца-регента с великим почетом. Такое торжество в свое время описал поэт Гао Ши (702-765):
Гром барабана в Юйгуань,
Металла слышен звон.
И вьются меж теснин Цзэши
Полотнища знамен!
(Перевод Л.Меньшикова)
У Саньгую надо срочно ввести маньчжурскую прическу во всей Восточной армии. Но для этого не хватает ни цирюльников, ни времени. Тогда как же маньчжурам отличить в бою воинов У Саньгуя от «разбойников»? На этот случай солдатам приказано разорвать белые полотнища на длинные полосы и обмотать себя так, чтобы получились три белые полосы поверх одежды. Символика такова: слово «три» (сань) входит в имя У Саньгуя. А белый цвет — цвет траура в Китае — должен означать скорбь по покойному императору династии Мин. Иным солдатам из-за нехватки ткани пришлось пожертвовать своими портянками. Вот теперь союзники готовы к генеральному сражению! Всего у них около 280 тысяч профессиональных опытных воинов против почти 400 тысяч бойцов крестьянской армии. Отныне их шансы на победу резко возрастают. Хитрый принц-регент бережет «драгоценную» кровь маньчжуров, но зато намерен щедро лить кровь китайскую.
И вот 26 мая года Обезьяны в районе Ипяньши, к югу от Великой стены и к западу от Шаньхайгуани начинается грандиозное сражение. Со стороны союзников бьется лишь одна Восточная армия. Конница Доргоня в дело пока не вступает. Китайцы — солдаты У Саньгуя и Ли Цзычэна целый день упорно убивают друг друга. И только наступающая ночь разводит бойцов по лагерям. С рассветом битва возобновляется. Великий поэт Китая Ли Бо по прозвищу Небожитель писал в свое время:
Над полем боя
Солнца диск взошел,
Опять на смертный бой
Идут солдаты.
Здесь воздух
Неподвижен и тяжел.
И травы здесь
От крови лиловаты.
(Перевод А.Гитовича)
У Саньгуй вводит в бой все свои силы. В сопровождении нескольких десятков всадников и наследника престола Ли Цзычэн поднимается на холм Мяоган. Отсюда крестьянский император наблюдает за ходом боя и отдает приказы. Наступает полдень — самый разгар сражения. Ли Цзычэн еще не знает о состоявшемся сговоре против него и почти уверен в успехе. Противник несет огромные потери, смятые ряды Восточной армии прогибаются. Но и пехота Ли Цзычэна измотана длительным рукопашным боем. И вдруг в этот решительный момент на поле появляется маньчжурская конница. Мчится она «так стремительно, что не остановишь». Монах из свиты Ли Цзычэна, увидев ее, кричит: «Это не войско У Саньгуя, а маньчжурское войско! Надо быстрее бежать от них». Всадники атакуют, «как ветер и как бурлящий прибой. Куда они не наносили удар — все в ужасе разбегались!». Эта грозная лавина с ходу врезается в боевые порядки повстанцев. Неожиданный и сильнейший напор свежих сил сминает крестьянскую армию. После короткой схватки с маньчжурами она отходит и вскоре обращается в бегство, устилая землю телами сраженных. «Трупы лежали поперек более чем на 80 ли (т.е. примерно на протяжении 40 км. —Авт.}. Лошадям некуда было поставить копыта. Войска бросили столько обозов, что невозможно сосчитать», — сообщает современник этих событий.
Потерпев жестокое поражение, Ли Цзычэн снова пытается договориться с У Саньгуем, которому выгодно сохранить войско повстанцев в противовес маньчжурам. Крестьянский вождь даже обещает отдать ему наследника, но только в обмен на прекращение военных действий. У Саньгуй соглашается, и вскоре к нему в лагерь доставляют Цилана. Так между минским полководцем и вождем «разбойников» заключается союз. У Саньгуй останавливает Восточную армию и не двигается с места — значит, повстанческое войско может спокойно вернуться в Пекин. Видя, что вчерашние враги сговариваются у него за спиной, Доргонь в гневе велит У Саньгую спешно поднимать сильно поредевшую Восточную армию и преследовать отступающих «разбойников». Боясь удара в тыл, У Саньгуй начинает действовать как бы по приказу Доргоня и вместе с Циланом направляется к столице. Уже на марше он издает одно за другим обращения к народу, где объявляет о скором прибытии наследника престола и вступлении в Пекин «Войска справедливости», т.е. Восточной армии. Кроме того, в них содержится брань в адрес Ли Цзычэна и его бойцов и призыв к борьбе против «разбойников». А те с утра 4 июня начинают покидать столицу.
Идя в авангарде союзных войск, У Саньгуй надеется прибыть сюда первым. Маньчжурская конница нарочито держится сзади. Наступает 5 июня. В городе распространяется манифест для чиновников и народа: всем надлежит соблюдать полный порядок и выйти за крепостные стены — встречать наследника престола! До захвата власти У Саньгуем остаются считанные часы! Однако в самый последний момент в его ставку летит строгий приказ Доргоня — к Пекину не приближаться, в столицу не входить, преследовать отступающих «разбойников». Между тем солдаты и офицеры Восточной армии еще не знают об этом приказе. Хотя давно уже пробили отбой, в лагере стоит гул голосов. Еще бы! Ведь завтра они в Пекине! Воинам, всю жизнь проведшим в пограничных крепостях и отдаленных гарнизонах, не терпится увидеть столицу Поднебесной! Словно об этом писал известный реформатор и поэт Фань Чжунъянь (989-1052):
Солдаты не спят.
И не в силах заснуть полководец.
Как иней,
Белеет в его волосах седина.
(Перевод Н.Банникова)
И вот тогда для У Саньгуя настает бессонная ночь. Ночь тяжких раздумий. Ночь, когда снова надо решать судьбу — и свою собственную, и своей армии, и Северного Китая. До рассвета в его походном шатре горит огонек светильника. Глядя на крохотное пламя, У Саньгуй взвешивает все «за» и «против». Шансов на успех у него нет! Схватку за власть над Пекином и Северным Китаем он проиграл начисто! Отныне он — всего лишь верноподданный маньчжурской династии Цин. Наутро по его приказу Восточная армия, огибая столицу, уходит на юго-запад, преследуя войско «разбойников». Только после этого маньчжуры начинают доверять ему.
Между тем Пекин с нетерпением ожидает прибытия наследника престола, У Саньгуя и его армии. Доргонь же 6 июня с малыми силами быстро и тихо проникает во Внутренний город и вскоре обосновывается в Запретном Пурпурном городе. Так утверждается новая власть. А население еще несколько дней не может понять, что же происходит там, «наверху». Доргонь требует выдать наследника минского престола. И сам Цилан, и его брат Цыхуан бесследно исчезают в дворцовой темнице. Позже их без лишнего шума лишают жизни. Тем самым из рук У Саньгуя выбивают последнее, уже не нужное ему оружие. Затем Доргонь возвещает, что господство династии Мин в Китае сменяется правлением маньчжурской династии Цин. Пять месяцев спустя — 30 октября года Обезьяны — Доргонь привозит из Мукдена в Пекин цинского богдохана Фулиня. Этого мальчика провозглашают императором всего Китая. Пекин объявляется столицей Цинской империи. В ходе коронационных торжеств от имени нового Сына Неба У Саньгую даруется титул Князя — Усмирителя Запада (Пинси ван) и статус князя-данника (фаньван).
Наш рассказ о тех драматических и знаменательных для Китая днях окончен. Осталось лишь сказать несколько слов о дальнейшей судьбе героя. Долгие восемнадцать лет (1644-1662) У Саньгуй бьется сначала с крестьянскими войсками, а затем с полками Южной Мин, завоевывает для династии Цин западные провинции. За эти выдающиеся заслуги его удостаивают титула князя первой степени (цинван). Именно он в 1662 г. казнит последнего минского правителя. Перед этим получает в свое владение провинцию Юнь-нань и сопредельные ей земли на юго-западе, где маньчжуры позволяют ему создать свое «данническое княжество». Когда же они решают отобрать у него и власть, и войско, он поднимает мятеж. Почти пять лет (1673-1678) старый полководец в союзе с двумя такими же князьями-данниками сражается против Цинской династии. В 1678 г. У Саньгуй провозглашает себя императором. Однако вскоре на шестьдесят седьмом году жизни он умирает от кровоизлияния в мозг. А через три года рушится его государство.
С начала войны «трех князей» маньчжуры усиленно льют на У Саньгуя ушаты грязи, стараясь превратить его в злодея. Он-де сгусток хитрости и лицемерия, коварства и измены! Он — воплощение безнравственности, корысти и властолюбия! Бросил на произвол судьбы последнего минского императора! Погубил собственного отца! А такой выродок способен на любую подлость! Что он и доказал, подняв оружие против «благодетельной и милостивой» династии Цин. С легкой руки цинской пропаганды У Саньгуй становится для потомков профессиональным предателем, а его имя — символом измены родине...
