Ученый, как птица в неволе,
Опутан нуждою сидит,
В обнимку с печальною тенью
Лачугу свою сторожит.
Цзо Сы (250-300)
В Китае эта книга есть в любом книжном магазине и в каждой лавке букиниста. Вы найдете ее на любом книжном развале и на каждом уличном лотке. Ее можно увидеть в руках у людей разных возрастов, профессий и уровня образования. С восторгом и умилением ее читает и утонченный интеллигент, и студент, и простой труженик. Что-то неведомое заставляет перечитывать эту книгу вновь и вновь. Речь идет о «Рассказах Ляо Чжая о необычайном» («Ляо Чжай чжи и»). Под псевдонимом Ляо Чжай выступал Пу Сунлин (1640-1715) — гордость Китая, один из признанных гениев китайской литературы. В переводе на русский Ляо Чжай означает «Кабинет празднословия» или «Кабинет Говоруна (Празднослова)». В тогдашнем Китае было принято подшучивать над собой.
Писатель родился на севере провинции Шаньдун и практически всю жизнь прожил в ее пределах. Вышел он из обедневшей семьи шэньши. Его отец — мелкий землевладелец и интеллигент-неудачник, чтобы прокормить семью, занялся торговлей. Однако и это занятие не принесло семье благосостояния, и ей пришлось расстаться с последним участком собственной земли. Скромный достаток не позволил отцу Пу Сунлина устроить сына в частную школу, а тем более нанять учителя. С одаренным мальчиком занимался сам отец — он-то и ввел будущего писателя в храм классической конфуцианской науки, научил его ценить «аромат книг». С детства Пу Сунлин начал готовиться к сдаче государственных экзаменов, надеясь получить ученую степень, войти в сословие шэньши, а затем обрести чиновную должность — словом, сделать блестящую карьеру. Пу Сунлин успешно выдержал оба тура экзаменов на звание туншэна (ученика, студента), которое давало возможность сдавать экзамены на получение первой, т.е. низшей, ученой степени (шэнъюань, сюцай).
Для ее обретения надо было пройти цикл экзаменов, проводившихся два раза в три года. Его выдерживали один-два человека из ста. Остальные должны были пробовать свои силы вновь и вновь. Экзамены сводились к написанию сочинений. Происходило это в крохотных, изолированных друг от друга душных каморках, похожих на тюремные камеры-одиночки. Покидать их до сдачи готового сочинения строго запрещалось. Длительное пребывание взаперти отражалось на здоровье соискателей. Были случаи, когда самые слабые и истощенные во время экзаменов умирали. Таков был путь, на который вступил Пу Сунлин, зная о творящихся здесь злоупотреблениях. Кандидатам из знатных и сановных семей заранее был уготован успех, они шли как бы вне конкурса. Богатые семьи либо давали крупные взятки экзаменаторам, либо вместо своего чада посылали на экзамен подставное лицо — начетчика высшей марки. Зачастую такой профессионал, написав сочинение, через подкупленных стражников или надзирателей тайно передавал его в каморку состоятельному соискателю. В итоге побеждал не самый достойный, а самый богатый. Подавляющая масса неудачников становилась вечными студентами. В большинстве случаев эти бедолаги продолжали участвовать в гонке за степенью всю жизнь — вплоть до глубокой старости. Иногда звание сюцая они получали в возрасте восьмидесяти лет и старше.
Всю свою жизнь Пу Сунлин неустанно готовился к экзаменам, участвовал в них и всякий раз терпел неудачу, оставаясь вечным студентом-неудачником.
Нет веселья на сердце
Так давно и так долго,
И печаль за печалью
Вереницей приходят.
Цюй Юань {340-278 гг. до н.э.)
(Перевод Л.Эйдлина)
Между тем средства к жизни писатель добывал, как правило, уроками. Он натаскивал тех, кто готовился к сдаче экзаменов на получение ученой степени. Чтобы заниматься таким «ремеслом», надо было самому стать «мастером» высочайшего класса. Так почему же учитель не мог получить то, что получали его ученики?! Все упиралось в экзаменационную систему с ее рутиной, формалистикой, протекцией и взятками. Связей с сильными мира сего и денег для подкупа экзаменаторов у бедного интеллигента не было. Пу Сунлин смолоду остро переживал свои неудачи. Жалкое положение вечного студента, тяжелое материальное положение и поиск хлеба насущного отравляли жизнь писателя. Ко времени его рождения Северный Китай был разорен Крестьянской войной (1628-1646). Затем страну захлестнуло маньчжурское завоевание. Завершилось оно, когда Пу Сунлину исполнилось сорок три года. После этого страна и его родная провинция Шаньдун оказались в трясине послевоенной разрухи. Все это усугубило и без того несладкую жизнь писателя.
Бедность заставила его жить и работать в богатых семьях на положении то домашнего учителя, то личного секретаря. Если хозяин дома был чиновником, то приходилось быть ко всему прочему и секретарем-писцом, вести личную переписку хозяина дома, а также составлять его служебные бумаги, послания и поздравления начальству, делать копии с документов. Во всех этих ролях в глазах окружающих он был всего лишь «прихлебателем», или «нахлебником» (мэнькэ).
Чтоб добыть еды немного,
Пел у тысячи порогов;
Ныне люди скуповаты:
Риса мало, нищих — много.
СянЮйшу (ок. 1300г.)
(Перевод Ю.Попкова)
Пу Сунлин даже написал «Жертвенную речь духу бедности в канун Нового года», умоляя духа покинуть его дом, где нет ни монетки, ни зерна, ни одежды. В ответном «послании» дух советовал Пу Сунлину бросить науку, стать жадным, думать только о своей пользе, забыв о других. Более сорока лет он провел вне родного крова. Свое небольшое жалованье писатель отсылал семье и родным. Зачастую он жил у состоятельных знакомых и друзей, ценивших его знания, ум и благородство помыслов. Побывать дома он мог только в редкие праздники — обычно на Новый год. Тогда вся страна отдыхала от трудов без малого месяц. Если он работал недалеко от семейного очага, то приезжал на несколько дней на праздник «лодок-драконов» и на праздник Луны.
Дома или среди друзей писатель становился веселым, мог подшучивать над собой и своей судьбой. Да, наверное, и свою увлеченность всем «необычным» и «сверхъестественным» он не считал делом серьезным. Как каждый китайский интеллигент, Пу Сунлин имел склонность к самоуничижению, что, впрочем, являлось обратной стороной духовной гордости всякого конфуцианца. Характер Пу Сунлина раскрывается в его коротких авторских послесловиях к новеллам. И здесь он поистине многолик. Перед нами обличитель зла и веселый балагур, конфуцианский моралист и озорной насмешник, глубокий мыслитель и легкомысленный говорун, вдумчивый собеседник и любитель всяческих розыгрышей. То он предстает как мастер прикидываться простачком, то как настоящий ученый муж, то невинным празднословом, то ценителем народных суеверий, то грустным регистратором людских пороков, то любителем посмеяться над человеческими слабостями. Мы видим человека, обделенного судьбой, и искрометного весельчака, злого сатирика и безобидного насмешника, кабинетного ученого и умудренного жизненным опытом простолюдина. Попробуй отделить в нем беззаботного празднослова от обиженного несправедливостью вечного студента! Воистину, это был «человек с тысячью лиц»! Таким многоликим он и шагнул в вечность — в бессмертие.
Ум, начитанность, трудолюбие, увлеченность творчеством, высокий дух и литературный дар сочетались у Пу Сунлина с простотой, отзывчивостью и общительностью. Все это плюс чувство юмора привлекало к нему сердца интеллигентов. Многие из них стали его единомышленниками и друзьями, высоко ценили его талант, предоставляли ему кров и помогали, чем могли. Поскольку почти все свое жалованье он отсылал семье, ему самому приходилось влачить полунищенское существование и полагаться на поддержку друзей. Зарабатывая на пропитание частными уроками и секретарской работой, он мечтал о получении ученой степени и чиновной должности. Каждый очередной «провал» усиливал душевную боль из-за несбывшихся надежд. Все это не могло не отразиться в «Рассказах Ляо Чжая о необычайном». Недаром литературные критики и почитатели таланта Пу Сунлина называли собрание его новелл «книгой сиротливой досады». В ней явно звучит крик исстрадавшейся души автора — бедного человека, бессильного перед злой судьбой. Это был сборник «сиротливых огорчений вечного студента» и бедного ученого. Вот что написано о Пу Сунлине в предисловии к одному из первых изданий его новелл: «Он сознавал в себе недюжинные силы и оставался всю жизнь рядовым студентом без высшей степени и вне путей к государственной должности. Ему негде было высказаться и дать волю обуревавшим его порывам, и он прибегает к книге фантазий, невероятных, немыслимых, чуждых конфуцианским установлениям... Поневоле пришлось нашему автору обратить свои мысли к миру фантазии и считать, что химеры тоже живут и чувствуют... Да, ум Ляо Чжая пришел в брожение, и душа его скорбела».
Печаль, досада, горечь —
Беда души моей.
Один несу с собой
Невзгоды этих дней.
Цюй Юань
(Перевод А.Ахматовой)
Пу Сунлин превосходно знал и любил древнюю и средневековую китайскую классику. Писал он и стихи, создав со своими друзьями поэтическое содружество, и пьесы для простонародья — как серьезного, так и комического содержания. Занимался Пу Сунлин и просветительством. Им написаны популярные наставления по сельскому хозяйству и медицине, размышления о ремеслах и искусстве и своего рода учебник для обучения грамоте. Пу Сунлин писал произведения не только на литературном, но и на разговорном языке — сказы, исполнявшиеся под барабан (гуцы), и напевные многочастные сказы (лицюй). Однако лишь в его пленительных новеллах и коротеньких «рассказах о странном и необычайном» заблистал великий талант автора. Именно здесь с большим мастерством Пу Сунлину удалось соединить утонченный литературный стиль с описанием простых вещей. О самом обыденном он повествует языком классической прозы. Его персонажи, даже крестьяне, заговорили языком Конфуция, и читающая публика приняла это с восторгом. В этих увлекательных рассказах вся сложная ткань старого литературного языка привлечена к передаче живых образов.
Как рождались эти шедевры? Пу Сунлин записывал все услышанные им случаи, байки, легенды и сказы. Искал их в старых книгах, дополнял, перерабатывал и, наконец, придумывал их сам либо развивал сюжет из нескольких услышанных фраз о чудесах. Писатель сплетал подлинное и волшебное, а его неисчерпаемая фантазия и блистательный литературный талант создавали чарующие произведения. Реальное бытие в его новеллах легко переходило в мир сна и грез. Его герои переносились из мира света в мир тьмы и обратно. Пу Сунлин всю жизнь искал все новые и новые сюжеты, черпая их из людской молвы и художественно их перерабатывая. По преданию, он любил ставить у дороги столик с чашками чая и набитыми трубками. Останавливая прохожих и приглашая их присесть, Пу Сунлин просил рассказать ему что-нибудь интересное и удивительное. По его просьбе друзья и знакомые с почтовой оказией присылали ему такого рода записи. Свободное время писатель отдавал художественному творчеству. Новеллы с глубоким общественным смыслом у Ляо Чжая перемежаются новеллеттами. Каждая из таких миниатюр представляет собой мастерски воспроизведенный удивительный случай. Среди них есть состоящие всего из нескольких строк. Вероятно, автор намеренно перемежал одно с другим, дабы резкая критика современного ему общества не так бросалась в глаза инквизиторам от литературы. Наряду с миниатюрами в одну-две, а то и в полстраницы Ляо Чжай пишет и большие новеллы. Среди них: «Пока варилась каша», «Царевна Заоблачных Плющей», «Остров блаженных людей», «Вещая сваха Фэн Третья», «Дева-рыцарь» и «Нежный красавец Хуан Девятый». Его новеллы посвящены сверхъестественному — лисам-оборотням, духам, монахам-волшебникам и странным происшествиям.
Странным человеком был и сам Пу Сунлин. Этот правоверный конфуцианец всю жизнь тянулся к миру фантастическому и заботливо собирал народные байки и рассказы о нечистой силе. Его, человека строгой морали и чистоты духа, неумолимо тянуло к лицам сомнительной репутации. В итоге рождались его бессмертные рассказы о людях необычайных, его странные истории, новеллы о лисьих чарах и монахах-волшебниках. Автор любил этот причудливый мир и душой отдыхал в нем. Кстати, и русские классики не чурались таких сюжетов — вспомним, например, «Русалку» Пушкина, «Вий» Гоголя и «Ундину» Жуковского. Как истинный ученый-кон-фуцианец, Пу Сунлин считал себя «благородным мужем» (цзюнь-цзы). В его новеллах судьба испытывает таких людей на прочность, но никогда не губит окончательно. Здесь, на земле, его не ценят, против него злые люди и обстоятельства. Однако его по достоинству оценят там — в потустороннем мире добрых духов и блаженных избранников. Там нет людских законов, условностей и злой воли. Там царят избавление от бед и высшая справедливость. Если земные экзаменаторы не могут «отличить яшму от черепицы», достойного от недостойного, то это делают сверхъестественные силы. Подлинным судьей становится мир духов, как добрых, так и злых. Именно они призваны награждать счастьем достойного, скромного, честного и просветленного человека. Эти же неземные силы карают профана, стяжателя, предателя, труса и шантажиста. Мир духов и сонм неземных сил призваны восполнить отсутствие земной справедливости, выступить обличителями и карателями недостойных. Тем самым обиженный на земле призывал незримые стихии и обращался к ним в поисках справедливости.
Писатель мечтал о появлении в Китае честных чиновников и справедливых правителей. Таковы новеллы «Тайюаньское дело», «Губернатор Юй Чжэнлун», «Приговор на основании стихов», «Поторопились» и «Синьчжэнское дело». Ляо Чжай как бы говорит, что все беды Китая происходят от несправедливого выбора правителей-чиновников через экзамены. Здесь бракуются настоящие таланты, государственные умы и люди высокой морали. Зато идущие по протекции, за взятку и натасканные зубрилы торжествуют. Подмена выбора достойнейших произволом экзаменаторов и формалистикой — причина плохого правления. Наиболее резко Пу Сунлин выступил против несправедливости и несовершенства экзаменационной системы в своих новеллах «Удачливый вор» и «Святой Хэ». Герои Ляо Чжая — бедные студенты возмущаются засильем бездарей и проныр в экзаменаторской и чиновной среде. Пу Сунлин языком сатиры обличал порочную практику купли-продажи чинов, рангов и ученых степеней. Некоторые новеллы Ляо Чжая содержат сатиру на чиновничество, сидящее по разным канцеляриям — от уездной управы (ямэня) до резиденции губернатора. Писатель показывает суть этой бюрократии — продажность, стяжательство, произвол, бесчеловечность, интриганство и иные «милые черты». Кисть Пу Сунлина обличает всесилие чиновника, правящего руками своих подчиненных — хищных служителей управы, с их алчностью, коррупцией, безыдейностью и бесчинством по отношению к простолюдинам.
Особенно жестко автор обличает чиновничество в послесловиях к новеллам. Так, «Сон старого Бо» он завершает своим суровым приговором: «Повсюду в Поднебесной крупные чиновники — тигры, а их слуги — волки. Если крупный чиновник не тигр, то слуга его наверняка волк, даже более свирепый, чем тигр!» В двух рассказах с одинаковым названием «Шантаж» бичуются нравы императорского окружения, а ряд новелл несет в себе обличение коррупции и произвола в чиновной среде. Речь идет о таких произведениях, как «Пока варилась каша», «Семьи разбойников», «Превращения святого Чэна», «Единственный чиновник» и «Как он решил дело». Зная, что над оппозиционным литератором всегда висит дамоклов меч расправы, Пу Сунлин был предельно осторожен. Лишь изредка у писателя вырываются из души крамольные речи: «Стоит ли считаться с нынешними чиновниками, добрая половина которых — грубые разбойники?» Обличая моральное разложение госаппарата, подкупы, взяточничество и обман, свившие себе гнездо вокруг трона, и продажность императорского двора, Ляо Чжай шел навстречу опасности. В ряде своих новелл, таких, как «Сонный волк», «Румяная», «Си Фанпин», Пу Сунлин бичевал судейский произвол. Шемякин суд вызывает у него настоящую ненависть. Так, новеллу «Три дня на троне судьи ада» автор завершает словами: «Как обидно! Ведь нет такого огня, чтобы сжег суды, стоящие над народом!» Автор резко осуждал бесправие женщины. Эзоповским языком говорил о наси-лиях и жестокостях завоевателей-маньчжуров над китайским населением:
Пусть те, кто злое совершил,
За зло свое несут ответ.
Но кто ни в чем не виноват,
За что они в пучине бед?!
«Книга песен» (XI-VIII вв. до н.э.)
(Перевод А.Штукина)
Пу Сунлин писал в обстановке жесточайших гонений на литераторов, высказывавших антиманьчжурские суждения. Даже за намек, иносказание, понятое как вызов и протест против завоевателей-«варваров», писателя или поэта, а также его родню ждали суд и казнь. Для этого устраивались особые «литературные судилища» (вэньцзы юй). Поэтому так осторожен Ляо Чжай на страницах своих новелл. И не потому ли в то страшное время он обращался к фантастике? Именно этот жанр развязывал ему руки и давал гарантии самосохранения. Возможно, писатель встал на путь иносказаний и аллегорий, чтобы зашифровать истинный смысл произведений. Эзопов язык, позволяя Пу Сунлину не кривить душой и писать то, что он думал, спасал его от лап литературной, а по сути политической инквизиции. В то же время язык аллегорий предполагал, что умный читатель все закодированное поймет и расшифрует.
Называя свою комнату в родном доме «Кабинетом празднословия» и самого себя «Празднословом», Пу Сунлин пытался таким приемом обезопасить себя. Мол, его новеллы не что иное, как досужая болтовня деревенского чудака. Дабы выражать свои критические суждения, обличать зло и требовать справедливости, писателю легче всего было отгородиться именно «стеной» фантастики. Пу Сунлин умело и искусно использует фантастику в своих целях. Как можно притянуть автора к ответу, если он пишет о духах, бесах, оборотнях, магах и чародеях?! А при всем том рассказы о чудесах оборачиваются протестом против земного зла и несправедливости. Будучи правоверным конфуцианцем, Пу Сунлин все же пошел на нарушение запрета Конфуция, требовавшего не говорить о непостижимом и сверхъестественном. Между тем и сам автор новелл, и его герои — вечные студенты — либо дружат с лисами, оборотнями, бесами и феями, либо терпят от них несчастья.
Герои Ляо Чжая, как правило, бедны и близки ему по духу и по своей трудной судьбе. Автор всем сердцем с теми, кто «съеден бедностью до костей», но высок в делах чести и морали. Одним из главных персонажей его новелл является интеллигент-неудачник. Писатель всем сердцем сочувствовал своему собрату по несчастью. Стремясь хоть как-то утешить горемыку, Ляо Чжай уводит его от бедствий жизни в фантастический мир. К такому студенту является прекрасная фея-лисица, дарит ему любовь, счастье и ценит его возвышенную душу. Красавица чародейка дает то, в чем отказывает ему обыденная реальность — грубая, суровая и скучная. Пусть хоть в этом неземном блаженстве бедолага найдет утешение и вознаграждение за неудачи на экзаменах, за бедность, за горький хлеб! Обличая тупых экзаменаторов, автор остро переживает неудачи провалившихся на экзаменах, оплакивает горькую участь честных, но бедных ученых.
Демократически настроенная публика зачитывалась «рассказами о необычайном». Современники писателя высоко ценили его яркие, талантливые новеллы. В числе его поклонников был и сам Ван Шичжэнь — непререкаемый авторитет в литературных делах того времени. В тогдашней творческой среде воздавали должное редкому дару Пу Сунлина, его тонкому стилю, благородной простоте, глубине мысли и основательности суждений. А в начале XVIII в. литературная слава о нем гремела по всему Китаю. Видимо, поэтому в 1711 г. на очередных экзаменах он наконец получил низшую ученую степень (шэнъюань, сюцай). Его включили в число «привилегированных сюцаев» (суйгуншэн, суйгун). Только на восьмом десятке жизни, всего за четыре года до смерти, вечный студент смог войти в сословие шэньши. В качестве суйгуна Пу Сунлин получил две привилегии. Во-первых, он мог теперь поступить на учебу в Академию Сынов Отечества — высшее учебное заведение. Само собой разумеется, что для семидесятилетнего старика это звучало насмешкой. Во-вторых, в виде особой милости начальства писателю могли предоставить невысокую чиновничью должность. Однако этого благодеяния свыше так и не последовало. До смерти оставалось всего четыре года. Это был уже уставший от жизни седой старик. В 1715 г. писатель отошел в мир иной, а по сути — в бессмертие.
Долгое время власть имущие не желали признавать этого гения китайской литературы. Для бюрократии он был человеком без связей, без протекции, незнатной фамилии, без денег и земли, т.е. всего-навсего бедным интеллигентом. Для них Пу Сунлин был всего лишь озлобленным неудачником, «вечным студентом», постоянно проваливавшимся на экзаменах и обвинявшим в этом не себя, а нечутких и грубых чиновников-экзаменаторов. Главное же — ему не могли простить обличения власть имущих, скрытой, но злой сатиры на завоевателей-маньчжуров и чрезмерного увлечения миром нечистой силы. Однако привлечь Ляо Чжая к ответу по этим трем статьям было трудно. Автор всегда мог легко оправдаться. Мол, наряду с разложившимися бюрократами изображал и честных чиновников. Мол, обличал не «варваров» (ху), а всего лишь оборотней-лисиц (ху). К тому же и его великие предшественники — философ Чжуан-цзы, поэты Цюй Юань и Су Дунпо также черпали тематику из мира фантастики. По этим причинам книга Пу Сунлина не попала в знаменитую библиотеку императора Хунли. Ей не нашлось места среди официальной придворной литературы. Она не была включена в библиотечные списки и каталоги за слишком вульгарную, по мнению эстетов, фантастику.
Прошло несколько десятилетий после смерти Пу Сунлина. Его новеллы обретали успех среди читающей публики. Более чем полвека сборник Ляо Чжая расходился в рукописных копиях. Единственный сохранившийся сейчас в Китае полный список относится к 1752 г. И только в 1766 г. вышло в свет первое печатное издание, выполненное ксилографическим способом. Из него были изъяты наиболее «рискованные» упоминания о завоевателях-маньчжурах и творимых ими бесчинствах. По тем же соображениям некоторые новеллы вовсе не были опубликованы. С тех пор началось победное шествие волшебных историй Ляо Чжая по стране. Кто-то из императоров, горячий поклонник таланта Пу Сунлина, хотел даже поставить табличку с его именем в храме Конфуция, чтобы таким образом отметить соблюдение писателем конфуцианских принципов морали. Однако императорское окружение воспротивилось такому, по их мнению, непомерному восхвалению, и посмертная честь Пу Сунлину не была оказана.
Популярность этих новелл среди широкой массы читателей росла. Издатели были вынуждены печатать рассказы Ляо Чжая вместе с толкованиями сложных и цветистых выражений, приведенными на той же строке книги. Это освободило простого читателя от необходимости поминутно обращаться к особому словарю. В начале XX в. новеллы Ляо Чжая стали «переводить» со старинного, элитарного литературного языка (вэньянь) на массовый, разговорный (байхуа). Причем в одной и той же книге печатался и оригинал и «перевод». В ходе такой демократизации творчества писателя его новеллы превращались и в устный сказ. В исполнении уличных рассказчиков-профессионалов эти новеллы-сказы пользуются неизменной популярностью в народе. Так вышедшие из народного фольклора темы, образы и сюжеты, ставшие литературными шедеврами под кистью великого писателя, вернулись к своему создателю, обеспечив Пу Сунлину любовь и признание китайского народа. Скоро минет триста лет со дня смерти Пу Сунлина. За это время «литературная инквизиция» умерла, маньчжурское иго пало, династия Цин исчезла. Вся эта «нечистая сила» сгинула, а новеллы Ляо Чжая остались, и притом навсегда. Сбылось предсказание писателя: «Раз есть в человеке живой и сильный дух, то, будь черт там или лис, что они могут с ним поделать?» Так дух Пу Сунлина оказался сильнее господства маньчжуров. Все это лишний раз подтвердило слова Наполеона: «На свете есть лишь две могущественные силы: сабля и дух. В конечном счете дух побеждает саблю».
