Китайский чай, шелк и фарфор издавна привлекали к себе внимание Европы, которая видела в Срединном государстве богатейший, безграничный по своим возможностям рынок. Казалось, что с завершением маньчжурского завоевания Китая для деловых кругов Запада открылись радужные перспективы. Купцы из Португалии, Голландии, Англии и Франции, ведущие торговлю на побережье Китая, создавали там свои фактории: англичане — в Гуанчжоу (Кантон), французы — в Нинбо, а португальцы — в Макао (Аомэнь). Активно действовали Ост-Индские компании Англии и Голландии, направлявшие в Пекин свои миссии. Приезжали португальские посольства и специальный представитель Людовика XIV. Богдоханы избегали постоянных дипломатических отношений с Западом. Следуя политической традиции Китая, династия Цин рассматривала страны Европы как «варваров» и «данников» маньчжурского императора — Сына Неба, единственного в мире верховного правителя. «Варвары» и «данники» не имели права постоянно жить в столице Поднебесной империи и держать здесь свои представительства. Им разрешалось лишь в установленные сроки или время от времени приезжать в Пекин с «данью» и с изъявлением покорности.
Первое время после завоевания Китая маньчжуры относились к европейцам-миссионерам довольно благожелательно. В Пекине и других городах миссионеры, в основном иезуиты и францисканцы, занимались проповедью христианства и открывали свои церкви. Гонения на миссионеров и христиан начались с установлением в Пекине власти маньчжурских князей-регентов — Обоя (1661-1669), а затем Сонготу (1669-1679). Взявший в свои руки бразды правления молодой император Сюанье (1661-1722) прекратил репрессии против проповедников и представителей учения Христа. Иезуиты в 1692 г. добились указа, разрешавшего обращать китайцев в христианство. Однако, склонные к религиозному синкретизму, неофиты сочетали культы Христа и Конфуция с поклонением предкам. Миссионеры и Ватикан попытались оказывать на богдохана давление, в 1705 и 1720 гг. потребовав от него указом запретить новообращенным сохранять китайские верования. Сюанье решительно отклонил это вмешательство во внутренние дела Цинской империи, а встретив сопротивление, принял жесткие меры. Один из папских легатов — Турнон умер в тюрьме, а другой — Меццабарба был выслан из Китая. Тем не менее проповедь христианства продолжалась. При цинском дворе католические миссионеры выступали в роли советников и переводчиков, а также преподавали «заморские науки» самому Сюанье. Отцы-иезуиты занимали государственные должности, использовались на военной службе и в различных научных организациях. Немец А.Шаль и голландец Ф.Вербист сыграли немалую роль в вооружении цинской армии пушками, научив китайцев европейским методам литья орудийных стволов. Француз Ж.Жербийон и португалец Т.Перейра служили переводчиками во время дипломатических переговоров и заключения русско-китайского Нерчинского договора 1689 г. Иезуиты руководили Астрономической коллегией.
Протестантизм со своей непримиримостью к другим религиям почти не прививался в Китае. Зато католицизм, проповедуемый гибкими и терпимыми к иноверию иезуитами, делал некоторые успехи, ибо последователи И.Лойолы не требовали от неофитов немедленного отказа от большинства традиционных китайских обрядов. Кроме того, схожесть ритуалов буддизма и христианства способствовала деятельности «Общества Иисуса» в Китае. Хотя новообращенных было немного, отцы-иезуиты наладили хорошие отношения при дворе в Пекине. Именно эти придворные успехи и лидерство «воинства Иисуса» постоянно подогревали своего рода междоусобную борьбу в среде миссионеров. Представители других церковных орденов завидовали иезуитам, обвиняя их в чрезмерной «китаизации» учения Христа. Церковная распря всемерно использовалась конфуцианскими традиционалистами из числа ярых врагов этой «варварской религии». Антихристианские настроения усилились в связи с рядом опасных для династии Цин процессов, наметившихся внутри Китая.
Цинская империя XVIII в. внешне казалась могущественной и находящейся в зените славы. Тем не менее позиции завоевателей-маньчжуров внутри страны стали заметно слабеть. Распадалось «знаменное», т.е. военное, землевладение, началось разложение «восьмизнаменных» частей, их боевые возможности снижались, а личный состав окитаивался. В то же время в госаппарате росла роль китайцев, а начавшаяся полоса восстаний еще более поколебала маньчжурское господство. В этой обстановке династии Цин потребовались особые меры предосторожности, дабы воспрепятствовать вторжению в Китай чужеродной силы, могущей еще более дестабилизировать внутреннюю обстановку и создать внешнюю угрозу. В итоге сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, имела место эйфория от ощущения своего могущества, а с другой — росло стремление укрыться в собственной скорлупе в преддверии начинающегося кризиса империи. В Пекине не без оснований считали, что влияние «заморских варваров» разлагает традиционные устои конфуцианской системы, а поэтому «закрытие» Китая от внешнего мира — важное условие самосохранения режима.
Маньчжуры и преданные им китайские сановники помнили, что европейцы — «заморские варвары» из далеких, по их мнению, маленьких и слабых стран — вмешались в середине XVII в. в борьбу между династиями Мин и Цин, помогая как тем, так и другим. Во избежание повторения такой кризисной ситуации Пекин решил постепенно «закрыть» Срединную империю для этих «рыжеволосых» и «длинноносых» варваров. Цинские правители хорошо усвоили уроки китайской истории. Ослабление очередной династии всегда сопровождалось нарастанием угрозы извне, а внутренние «смуты» в конце правления обреченной династии использовались внешними силами для захвата власти в Китае, как это сделали сами маньчжуры. Исходя из печального опыта династии Мин, богдоханы Иньчжэнь (1722-1735) и Хунли (1735-1795) начали принимать превентивные меры против возможной внешней угрозы. Тем более что «мирный» 40-летний период господства династии Цин стал сменяться «периодом тревог». Восстания на Тайване в 1721 г. и народности мяо в Гуйчжоу (1735-1739) положили конец этому «мирному» периоду. Явный перелом наступил в середине XVIII в., когда волна вооруженных выступлений резко возросла и очередной период «смут» замаячил на горизонте. Пекин стал вводить меры по изоляции Цинской империи от вмешательства извне. Политика «закрытия» Китая для внешнего мира виделась богдоханам как одно из средств самосохранения, а европейская торговля в морских портах и распространение христианства все больше выступали как потенциальная угроза.
Выражавшая эти настроения цинская бюрократия, особенно конфуцианцы-ортодоксы, постоянно подталкивала императора Иньчжэня к запрету христианской проповеди в Китае. В учении Иисуса Христа воинствующие традиционалисты видели разновидность идолопоклонства, еретическое, мятежное учение, не признающее священный характер императорской власти в Китае и несущее угрозу китайской цивилизации. В 1724 г. Иньчжэнь объявил миссионерскую деятельность «заморских варваров» вне закона. Начались аресты католических миссионеров, а затем изгнание их из Цинской империи. В правление Иньчжэня и его наследника Хунли католическое христианство было полностью и окончательно запрещено, а число его последователей резко сократилось. Однако абсолютного искоренения учения Христа не произошло. Какая-то ничтожная часть населения продолжала исповедовать «варварское учение» под руководством духовных пастырей-европейцев (к началу XIX в. их осталось всего два-три десятка). Это явилось одним из важных шагов к изоляции страны.
Само же «закрытие» Китая представляло собой растянутый во времени процесс. Ранее введенный запрет китайцам покидать свою родину должен был предотвратить возникновение за рубежом сильной антиманьчжурской эмиграции со своими вооруженными отрядами и эскадрами. Китайским купцам запрещалось плавать на иностранных судах, общаться с «заморскими варварами» и изучать их языки. Все, что было связано с морской торговлей и судоходством, вызывало у цинского правительства предельную подозрительность. Судостроение, прежде всего морское, находилось под особым контролем маньчжурской бюрократии. Под страхом смертной казни запрещалось строить большие суда, способные уходить далеко от берега в открытое море. Даже на каботажный рейс судовладелец должен был получить не только разрешение местных властей, но и поручительство десяти своих коллег — владельцев судов. Тем самым цинский режим лишил купечество Китая внешнеторговой активности и «запер» его в «стенах» Цинской империи. Обычный въезд иностранцев в Китай был запрещен, жестко контролировалось прибытие купцов и дипломатов. Политика изоляции, или «морского запрета» (хайцзинь), складывалась постепенно, в течение нескольких десятилетий, указами богдоханов. С 1649 г. китайцам нельзя было торговать вне границ Цинской империи, т.е. на чужой территории. В 1716г. была запрещена торговля с иностранцами медью и цинком, а с 1733 г. — железом. С 1732 г. прекращался вывоз железных котлов, а с 1759 г. — шелковых тканей. Указ о запрете на экспорт шелка в дальнейшем многократно повторялся. «Заморским варварам» разрешалось скупать только коконы, шелковую нить и пряжу. Иностранцы не имели права ввозить в Китай медь, свинец, железо, олово и селитру, ибо династия Цин боялась тайной отливки китайцами медной монеты, а также подпольного изготовления оружия и боеприпасов. Европейцам запрещалось торговать в Китае рисом и бобами, шелком-сырцом и шелковыми тканями. Цинские власти строго следили за тем, чтобы «заморские варвары» не увозили из Поднебесной серебро в слитках, а также медную монету. Был наложен запрет на ввоз европейских книг. Даже разрешенный экспорт всячески лимитировался — предельные объемы годового вывоза были введены для чайного листа и ревеня.
Вся внешняя торговля Китая проходила через руки специально назначенных правительством или за большие деньги получавших это право купцов-откупщиков, «казенных торговцев» (гуаньшан). Стремясь максимально сузить и всемерно контролировать торговлю с европейцами, император Сюанье в 1720 г. приказал «казенным торговцам» южной приморской провинции Гуандун объединиться в полуказенную, получастную гильдию «Гунхан» («Кохонг»). Ее члены получали монопольное право торговли с «заморскими варварами», корпорация осуществляла контроль за ними и сбор таможенных пошлин. Сама «Гунхан» находилась под строгим надзором наместника провинций Гуандун и Гуанси, военного губернатора и таможенного начальника. Купцы, не входившие в эту гильдию, не могли напрямую торговать с европейцами. Им приходилось продавать свои товары членам «Гунхан», платя тяжелые внутренние пошлины, подвергаясь вымогательству и произволу со стороны «казенных торговцев» и чиновников. Только члены «Гунхан» имели право общаться с «заморскими варварами» и изучать их языки. В 1728 г. аналогичная корпорация для торговли с Японией была создана в провинции Чжэцзян. Тем самым подготавливалась дальнейшая изоляция Китая. В своей политике по отношению к «Гунхан» Хунли не был последователен. В 1771 г. эта монопольная организация в Гуанчжоу была упразднена, и на одиннадцать лет китайские купцы, английская Ост-Индская компания и коммерсанты из прочих стран Запада получили возможность торговать друг с другом напрямую. В 1782 г. «Гунхан» была восстановлена в составе 12, а затем 13 «факторий» (хан), после чего ее называли также «Тринадцать факторий» (Шисаньхан). В этой полуказенной организации ее контрагенты — и китайские и европейские — подвергались бюрократическому произволу. Вымогательство взяток, установление принудительных цен, произвольный запрет на ту или иную коммерческую операцию, искусственная задержка уплаты многолетних долгов китайской стороной «заморским варварам» — все это было обычным для деятельности «Гунхан».
Цинское правительство жестко лимитировало экономические связи со всеми соседними странами. Оно всячески препятствовало расширению деловых контактов русских купцов с китайскими, неоднократно прерывая торговлю в Кяхте: в 1762 г. — на шесть, а в 1785 г. — на семь лет. Строго контролировались и весьма ограниченные торговые связи с Кореей. Японо-китайская торговля находилась под двойным прессингом — и цинской стороны, и правительства сёгунов Токугава. Объявившая себя «закрытой страной», Япония к концу XVIII в. почти прекратила торговлю с Китаем. Была ограничена внешняя торговля через Макао. С 1725 г. в этот порт могло заходить только 25 «варварских» кораблей, а с 1732 г. был установлен контроль за каждым таким судном. Наконец, в 1757 г. император Хунли запретил иностранную торговлю во всех морских портах, кроме Гуанчжоу. Тем самым для европейцев закрывались порты и таможни Нинбо (провинция Чжэцзян), Чжаньчжоу (Фуцзянь), Юньтайшань (Цзянсу) и Динхай (острова Чжоушань). Открытыми остались лишь Гуанчжоу и отчасти Макао. Таким образом, корпорация «Гунхан» становилась монополистом в этой области. В Гуанчжоу европейцам даже не разрешалось селиться в пределах городской черты. Им возбранялось изучать китайский язык. Тех китайцев, которые обучали языку «заморских чертей», казнили. Китайцам же запрещалось переселяться на прибрежные острова и распахивать там целину. Нарушителей возвращали на материк, а дома их сжигали. В 1787 г. было специально запрещено заселение островов у побережья провинции Чжэцзян. По всему морскому побережью как бы поднялась незримая, но прочная «китайская стена» с единственной «дверью» — Гуанчжоу. Этим завершился процесс «закрытия» Цинской империи. Наступил период «морского запрета», а политика изоляции достигла предела. Не будучи экономически обоснованной, она противоречила потребностям исторического развития Китая, усилила его техническое, экономическое и культурное отставание от Запада, быстро развивавшегося на рельсах рыночной экономики. Административный, экономический и языковой барьеры между двумя цивилизациями лишали феодальный Китай возможности знакомиться с научными и техническими достижениями буржуазной Европы. Все это обрекало Цинскую империю на дальнейшее отставание. Постепенно слабели и оборонные возможности Срединного государства, хотя это сказалось только в середине XIX в., когда страну потрясла полоса торговых, или «опиумных», войн с Англией и Францией.
