header left
header left mirrored

2. Финансовая политика Иноуэ и дипломатия Сидэхара

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: История войны на Тихом океане (в пяти томах). — М.: Издательство Иностранной литературы, 1957, 1958.

Характер кабинета Хамагути

После падения кабинета Танака был сформирован кабинет Хамагути Юко (2 июля 1929 года). Новое правительство начало свою деятельность с опубликования политической программы, которая предусматривала пересмотр финансовой политики, сокращение государственного долга, отмену эмбарго на вывоз золота и установление международного сотрудничества. Безответственная авантюристическая внутренняя и внешняя политика кабинета Танака вызвала тревогу не только у народа. Даже господствующие классы осознали настоятельную необходимость более осторожных действий, считая, что для завтрашнего «продвижения на два шага вперед» сегодня нужно «сделать шаг назад». Прикрываясь новым щитом «дипломатии Сидэхара» и «финансовой политики Иноуэ», кабинет Хамагути вместо неприкрытого использования военной силы для достижения своих целей встал на путь более «осторожной», более «гибкой» внешней экспансии.

Дело в том, что и партия Сэйюкай и партия Минсэйто с момента своего образования были тесно связаны с монополистическим капиталом. Они были непосредственными и к тому же открытыми проводниками интересов двух крупнейших японских дзайбацу — Мицуи и Мицубиси. Однако партия Сэйюкай более тесно, чем Минсэйто, была связана с помещичьими и дворцовыми кругами, а также с военщиной, игравшими огромную роль в государственном управлении. Характер партии Сэйюкай ясно виден хотя бы из следующего примера: стремясь в самый разгар финансового кризиса с помощью военной силы проводить свою политику в Китае, дворцовые круги вместе с военщиной оказали на правительство давление, в результате чего вместо кабинета Вакацуки, большинство в котором принадлежало партии Кэнсэйкай, к власти пришло правительство партии Сэйюкай, возглавляемое генералом Танака. [135]

В противовес партии Сэйюкай Минсэйто (после падения правительства Вакацуки партия Кэнсэйкай объединилась с партией Сэйюхонто, которую возглавлял Токонами Таэдзиро; так была создана партия Риккэн минсэйто; председателем ее стал Хамагути) не была столь тесно связана с дворцовыми кругами и военщиной. Она появилась на сцене как выразитель интересов монополистического капитала и ставила своей целью усилить с помощью государственной власти капиталистическую эксплуатацию. Это, конечно, не означало, что партия Минсэйто проводила более «мирную» политику, чем Сэйюкай. Она лишь стремилась более осторожно готовиться к внешней экспансии. Что касается борьбы с революционным движением в Японии и ее колониях, то между обеими партиями, по существу, никакой разницы не было.

Но как бы там ни было, отставка сэйюкайского правительства Танака и образование кабинета партии Минсэйто во главе с Хамагути произошло, как мы говорили выше, в результате провала непосредственной вооруженной интервенции против Китая. Другой причиной смены правительства явился чрезвычайный рост влияния монополистического капитала в системе государственной власти, что явилось результатом финансового кризиса, в связи с чем при формировании правительства и была сделана ставка на партию Минсэйто, являвшуюся защитником интересов монополий.

Отмена эмбарго на вывоз золота и режим экономии

Партия Минсэйто еще с того времени, когда она именовалась Кэнсэйкай, в течение многих лет выдвигала в качестве одного из важнейших пунктов своей политической программы требование отмены эмбарго на вывоз золота. Объяснялось это следующим. Поскольку непосредственная военная интервенция в Китае успеха не имела, японскому капитализму необходимо было всемерно усилить экономическое проникновение на внешние рынки, а для этого требовалось прежде всего поднять свою конкурентоспособность путем максимального снижения цен на [136]японские товары. Одновременно нужно было путем усиленного накопления капитала увеличить японские инвестиции в колониях, что позволило бы японскому монополистическому капиталу занять прочные позиции в борьбе с капиталистами Европы и Америки за захват колоний.

В результате введения в Японии после первой мировой войны эмбарго на вывоз золота было невозможно снизить цены на японские товары до уровня мировых цен. Мало того, в связи с политикой усиления инфляции, которую проводили послевоенные правительства, цены на японские товары возросли еще больше, а это привело к тому, что они намного превысили цены на товары иностранных государств. Экспорт был сопряжен с серьезными трудностями. В то же время значительно увеличился импорт. Наблюдавшееся несколько лет превышение импорта над экспортом составило огромную сумму, что препятствовало накоплению капитала. Поэтому-то в среде монополистов и начали раздаваться голоса о необходимости отменить эмбарго на вывоз золота, осуществить политику дефляции и снизить цены на японские товары. На этом же настаивала и партия Кэнсэйкай, тесно связанная с монополистическим капиталом. Но в условиях неустойчивого экономического положения, создавшегося после первой мировой войны, немедленная реализация этого плана могла вызвать быстрое падение товарных цен и хаос в экономике в связи с крахом промышленных предприятий. Проведение в жизнь этого плана подорвало бы самую основу монополистического капитала. Поэтому господствующие классы вынуждены были временно отложить его выполнение.

Но в конце концов крупные капиталисты, укрепившие в период финансового кризиса за счет народных масс свои позиции, руками кабинета Хамагути сумели осуществить свою давнишнюю мечту — отменить эмбарго на вывоз золота.

Декларировав необходимость «финансовой экономии», министр финансов Иноуэ Дзюносукэ начал решительно проводить сокращение бюджета 1929 года. Путем сокращения бюджета 1930 года на 160 миллионов иен и отмены уже запланированного займа на сумму 85 миллионов[137] иен ему удалось составить небывалый в истории японских финансов «бюджет без долга» и перейти к политике дефляции. Одновременно Иноуэ заявил, что с января 1930 года будет отменено эмбарго на вьшоз золота.

Кроме указанных выше целей, правительство Хамагути рассчитывало путем отмены эмбарго на вывоз золота установить более тесные связи с американским капиталом и получить от него финансовую помощь. Это был традиционный метод «загребать жар чужими руками», широко практиковавшийся японским капитализмом. Пресмыкаясь перед Америкой и Англией, японский капитализм еще со времени реставрации Мэйдзи стремился привлечь в страну иностранный капитал, чтобы иметь возможность осуществлять агрессию в колониальных странах. Это была ловкая политика, направленная на то, чтобы за счет иностранного капитала восполнить недостаток собственного капитала и усилить таким образом свое экономическое господство в колониях. Предусматривавшая «сотрудничество» с Америкой и Англией «дипломатия Сидэхара», о которой речь пойдет ниже, была лишь ширмой для осуществления этой политики. Отмена эмбарго на вывоз золота началась с получения в ноябре 1929 года кредита на общую сумму 100 миллионов иен, в первую очередь на американском и английском рынках.

«Приближается время, когда будет укреплено могущество государства», — широковещательно объявили газеты, пропагандируя отмену эмбарго на вывоз золота. 15 января 1930 года с самого утра Японский банк осадили толпы людей, пришедших сюда для обмена валюты. Вновь, как и тринадцать лет назад, в обращение поступили пяти — и десятииеновые золотые монеты. Глядя на эти монеты, людям казалось, что опять наступило золотое время бума. «Ты воздерживаешься от соли, твоя любовница — от чая, разве не так? Но вот отменено эмбарго на вывоз золота и всякому воздержанию конец...» — кричала на каждом перекрестке патефонная пластинка с записью песенки «Куплеты об отмене эмбарго на вывоз золота». По всем улицам были расклеены плакаты с призывом соблюдать режим экономии.

Но что означали эти призывы? [138]

Отмена эмбарго на вывоз золота и политика режима экономии сразу же отразились на жизни народа. Вот что рассказал о жизни своих земляков один из представителей уезда Китаадати префектуры Сайтама, прибывших в Токио для передачи петиции о бедственном положении деревни:

«Для нас настали тяжелые времена. Мы стоим на перепутье, не зная, останемся живы или умрем, помогут нам или убьют нас. Из пятидесяти кочанов капусты, выращенной нами в поте лица, стране нужен лишь один. Из сотни пучков репы можно продать лишь один. 3 кана{45}коконов или три мешка ячменя стоят всего 10 иен. Вычтите еще из нашего бюджета стоимость удобрений. Что же нам остается после всего этого?»{46}

Но на перепутье между жизнью и смертью стояли не только крестьяне. В связи с упорядочением административного аппарата, проводившимся в целях сокращения финансовых расходов, на улицу было выброшено большое число чиновников, особенно мелких. В результате начавшейся депрессии одно за другим закрывались промышленные предприятия. Росло число людей, потерявших работу. Толпы безработных, не имевших денег даже на билет, чтобы добраться до своих деревень, пешком возвращались на родину, «вызвав оживление на Токайдоской дороге»{47}.

Безработица создала огромные трудности в устройстве на работу. «Господа ученые», которых называли «женихами», вынуждены были соглашаться на работу агентами страховых компаний или преподавателями начальной школы. Полосы ежедневных газет заполнили тревожные, мрачные сообщения о самоубийствах, убийствах, грабежах, самоубийствах влюбленных. Предполагалось, что утечка звонкой монеты в связи с отменой эмбарго на золото составит 100–150 миллионов иен. Однако в действительности к июню 1930 года эта сумма достигла почти [139] 230 миллионов иен, причем она продолжала постепенно расти. В результате стали резко падать цены на товары, которые начали снижаться еще в период подготовки к отмене эмбарго. К июню 1930 года цены снизились по сравнению с июнем 1929 года на 22 процента. Подобное падение товарных цен привело к экономической депрессии, которую еще более обострило наступление мирового экономического кризиса.

Рационализация производства

Влияние мирового промышленного кризиса на Японию выразилось в резком сокращении экспорта шелка-сырца, вывоз которого всецело зависел от потребностей Соединенных Штатов. Одновременно в связи с резким падением цен на серебро, что также явилось результатом кризиса, полностью прекратился вывоз товаров в Китай. Таким образом разлетелись в прах планы монополистов, рассчитывавших путем отмены эмбарго на вывоз золота стабилизировать цены и увеличить экспорт. Одновременно все более понижалась покупательная способность внутри страны, что вело к дальнейшему углублению депрессии.

В конце концов депрессия вылилась в жестокий промышленный кризис. Падение товарных цен за период с марта 1929 по сентябрь 1930 года можно проиллюстрировать на примере снижения цен на восемь важнейших видов товаров. В среднем цены на эти товары снизились на 37 процентов. Менее всего, на 13 процентов, упали цены на бумагу. Наибольшее снижение претерпела цена на цемент — на 56 процентов, шелк-сырец — на 52 процента и хлопчатобумажную пряжу — на 43 процента. В результате произошло снижение уровня производства. Если принять уровень промышленного производства этих товаров в октябре 1929 года за 100, то в период максимального падения он составил по шелку-сырцу 60 процентов, по хлопчатобумажной пряже 26 процентов и по каменному углю 30 процентов.

В обстановке все обострявшегося экономического кризиса монополистический капитал прилагал все силы, чтобы переложить тяжесть кризиса на плечи рабочих и [140] ликвидировать таким образом нависшую над монополистами угрозу. Так, например, прядильно-ткацкая компания «Канэгафути» снизила в 1930 году заработную плату своим рабочим на 30 процентов, обеспечив за счет этого своим акционерам высокие, 28-процентные, дивиденды. Это удалось осуществить потому, что монополистический капитал путем снижения заработной платы и повышения интенсификации труда стремился переложить основное бремя кризиса на плечи рабочих. Одновременно он всячески пытался сохранить монопольные цены путем систематического свертывания производства. Со своей стороны государство также оказывало поддержку монополистическому капиталу, проводя политику «рационализации производства».

Еще в период отмены эмбарго на вывоз золота монополистический капитал проявил особое беспокойство по поводу того, что утечка золота вызовет резкое падение товарных цен, а это, с одной стороны, приведет к временной экономической депрессии внутри самой Японии, а с другой стороны, обострит конкурентную борьбу с иностранными государствами. Все это вызовет сужение как внутреннего, так и внешнего рынка, следствием чего явится еще больший разрыв между возможностями производства и сбыта товаров. Поэтому монополисты сочли необходимым одновременно осуществить снижение издержек производства и провести ограничение его размеров. Именно в связи с этим в ноябре 1929 года правительство Хамагути учредило комитет по изучению вопроса о рационализации производства, а в июне 1930 года создало специальное управление по рационализации производства. В данном случае правительство преследовало цель в интересах монополистического капитала снизить издержки производства и ограничить его размеры при помощи государственной власти.

Переплетение кризиса в промышленности с кризисом в сельском хозяйстве вызвало дальнейшее углубление общего экономического кризиса. Цены на продукты сельскохозяйственного производства, и без того снизившиеся в результате кризиса, еще более упали в результате депрессии в Соединенных Штатах. Прежде всего [141] упала цена на коконы. Цена на шелк-сырец, составлявшая в мае 1930 года 1100 иен, меньше чем за месяц снизилась на 36,8 процента, или до 795 иен. Падение цен на коконы происходило в самый разгар сбора коконов и было даже более катастрофическим, чем падение цен на шелк-сырец. Так, в сентябре 1930 года по сравнению с сентябрем 1929 года цена на коконы упала на 65 процентов. Это означало, что основной ущерб от падения цен на щелк-сырец понесли крестьяне-шелководы, положение которых в связи с этим еще более ухудшилось. Следует при этом учесть, что они составляли 40 процентов всех японских крестьян. В таком районе шелководства, как префектура Нагано, крестьяне совершенно не имели наличных денег. Дело дошло до того, что они при оплате услуг за похороны расплачивались клочками бумаги, на которых было написано 5 или 10 сэн, и только позже, когда случались денежные поступления, вносили деньги.

В этих условиях в октябре 1930 года были опубликованы данные об ожидаемом урожае риса, причем предполагалось собрать рекордное количество зерна. Это повлекло за собой резкое падение цен на рис и вызвало так называемый «голод в урожайный год». Если в январе 1930 года 1 коку риса стоил 27 иен, то к январю 1931 года его цена упала до 16 иен, что привело к полному развалу крестьянских хозяйств. В то же время 1931 год был неурожайным для района Тохоку и острова Хоккайдо. В этих районах положение было настолько бедственным, что «крестьяне, гонимые голодом, еще до наступления снегопадов отправлялись в горы и на поля, где выкапывали корни папоротника и, смешав с картофелем и неочищенным рисом, ели это месиво, с трудом поддерживая свою жизнь». Страдать от голода и в урожайные и в неурожайные годы — таков был удел японских крестьян.

В промышленности же в результате свертывания производства монопольные цены продолжали оставаться на сравнительно высоком уровне. В связи с этим разрыв между ценами на промышленные товары и сильно снизившимися ценами на сельскохозяйственные продукты стал еще значительнее. Это также вело к дальнейшему [142] обнищанию крестьян. Более того, вследствие депрессии в промышленности резко сократились доходы от побочных промыслов, составлявшие около 20 процентов доходов крестьянских хозяйств. В связи со свертыванием производства, снижением заработной платы и увольнениями оказался под угрозой такой серьезный источник побочных доходов крестьянских хозяйств, как заработки ткачих, швей, шелкомотальщиц. Кроме того, крестьяне должны были принять на свои плечи огромную армию безработных, которые, не имея в городе средств к существованию, возвратились к своим родственникам в деревню. Таким образом, кризис в промышленности, усугублявшийся в результате обострения кризиса в сельском хозяйстве, еще более ускорил обнищание крестьянства.

Так капиталисты перекладывали на плечи рабочих и крестьян всю тяжесть экономического кризиса. Одновременно крупные капиталисты, стремившиеся выйти из кризиса, в широких масштабах свертывали производство и проводили картелирование промышленности. В самый разгар кризиса примерно в пятидесяти отраслях промышленности были созданы картели. Особенно большое количество картелей появилось в различных отраслях тяжелой промышленности. Через картели осуществлялось сокращение производства, распределение промышленных мощностей, заключались соглашения относительно цен и реализации продукции, устанавливался объем продукции на предприятиях.

Проводившемуся в то время картелированию, целью которого было установление контроля над промышленным производством и реализацией продукции, способствовала «политика рационализации промышленности», осуществлявшаяся правительством Хамагути. Эта политика находила свое выражение в законодательстве, направленном на усиление контроля над производством: в области тяжелой промышленности действовал закон «О контроле в важнейших отраслях производства», в отношении средних и мелких предприятий — закон «О промышленных объединениях», в области экспорта — закон «Об экспортных объединениях» и т. д. Главнейшим из этих законов был закон «О контроле в важнейших отраслях производства». [143]

Цель всех этих законов состояла в том, чтобы с помощью государственной власти через картели установить строгий контроль над производством в интересах монополистического капитала. Благодаря этому картели заняли господствующее положение почти во всех отраслях японской промышленности.

В то время, когда осуществлялось картелирование различных отраслей промышленности, монополистический капитал дзайбацу — Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и другие — занял господствующее положение в картелях, подчинив таким образом себе всю японскую экономику. Так, в угольной промышленности был создан картель «Сэкитан когё рэнгокай». Он самостоятельно осуществлял контроль над всей угольной промышленностью страны. При этом 31 процент добычи угля контролировал Мицуи, 18 процентов — Мицубиси, 5 процентов — Сумитомо, а вместе с другими, более мелкими монополистическими объединениями дзайбацу контролировали 83 процента добычи угля в Японии. Такое положение, с незначительными отклонениями, наблюдалось и в других отраслях промышленности. Но несмотря на объединение монополистического капитала в картели, противоречия и конкурентная борьба между дзайбацу (между крупными дзайбацу, с одной стороны, и мелкими и средними — с другой) не только не прекратились, но еще более усилились.

Следует подчеркнуть, что картелирование промышленности проводилось под руководством крупнейших банков. Это привело к усилению господства банковского капитала в промышленности, к тому, что воротилы финансовой олигархии дзайбацу обеспечили себе господствующее положение во всей японской экономике. Например, соглашение о снабжении электроэнергией, достигнутое в 1931 году между такими крупными компаниями, как «Дайдо дэнрёку», «Нихон дэнрёку», «Токио дэнто» и другими, было осуществлено по указанию руководителя концерна Мицуи — Икэда Сэйхин. Банк Мицуи «Мицуи гинко», вмешавшись в дела компании «Токио дэнто», целиком прибрал ее к рукам.

Так планы кабинета Хамагути, направленные на создание путем отмены эмбарго на вывоз золота условий [144] для «экономического оживления на долгие годы», ввергли в нищету рабочих и крестьян. В то же время монополистический капитал и особенно крупные дзайбацу, используя в своих интересах государственную власть, добились от правительства проведения политики «рационализации производства», что давало им возможность даже в условиях экономического кризиса получать максимальные прибыли. Кризис привел к тому, что крупные дзайбацу все более подчиняли себе государственную власть.

Лондонская конференция по сокращению вооружений

Сидэхара Кидзюро занимал пост министра иностранных дел с 1924 по 1931 год. Его внешнеполитический курс «международного сотрудничества», основой которого были так называемые «четыре принципа политики в отношении Китая», явился той базой, на которой развивалась в то время внешняя политика Японии. Эти принципы предусматривали: 1) невмешательство в гражданскую войну в Китае; 2) сосуществование и совместное процветание на основе экономических соглашений; 3) терпимость и сочувствие по отношению к современному положению в Китае; 4) рациональная защита национальных интересов.

Однако изменение международной и внутренней обстановки привело к тому, что стало затруднительным следовать букве этой широковещательной политики. «Дипломатия Сидэхара», которая проводилась в жизнь правительством Хамагути, пришедшим на смену правительству Танака, не могла в конце концов не обнаружить своей агрессивной сущности. Во всяком случае, она утратила способность сдерживать деятельность милитаристов, направленную на развязывание войны. Последним актом «дипломатии Сидэхара», тем камнем, споткнувшись о который она пришла к краху, была Лондонская конференция по сокращению вооружений.

Вообще говоря, конференции по сокращению вооружений, с одной стороны, отражали требование народов обеспечить мир, поскольку именно народ нес на себе всю [145] тяжесть войн. Кроме того, они вызывались необходимостью — ее особенно испытывали правительства великих держав — путем сокращения военных расходов осуществить экономию финансов. Но, с другой стороны, путем созыва таких конференций великие державы пытались взаимно сдержать друг друга и захватить господствующее положение в мире.

На Вашингтонской конференции 1921–1922 годов между пятью великими морскими державами было заключено соглашение об общем тоннаже линейных судов. После этой конференции началось соперничество в области строительства вспомогательных судов. В 1927 году в Женеве открылась вторая конференция по сокращению морских вооружений, но в связи со столкновением точек зрения Англии и США прийти на ней к какому-либо соглашению не удалось. В январе 1930 года между вновь избранным на пост президента Соединенных Штатов Гувером и премьер-министром вновь созданного английского лейбористского правительства Макдональдом было достигнуто соглашение, результатом которого явилась Лондонская конференция по сокращению морских вооружений.

Полномочными представителями Японии на конференции были назначены лидер партии Минсэйто бывший премьер-министр Вакацуии Рэйдзиро, морской министр Сайбэ Такэси, японский посол в Англии Мацухара Цунэо и японский посол в Бельгии Нагаи Мацудзо. Японские морские круги настаивали на предоставлении Японии права иметь такое количество тяжелых крейсеров и вспомогательных судов, тоннаж которых составил бы 70 процентов тоннажа судов таких же типов в Соединенных Штатах. Кроме того, они требовали установить тоннаж японского подводного флота в 78 тысяч тонн. Однако японское правительство, умолчав о том, что оно намерено отстаивать право Японии иметь флот, равный по своему тоннажу 70 процентам флота США, предложило провести такое «сокращение флота, которое устраняло бы угрозу», то есть чтобы флоты по своей мощи «были недостаточны для нападения, но достаточны для обороны». Таким путем японское правительство пыталось осуществить [146] принцип «международного сотрудничества». Но провозглашенное правительством Японии «сокращение, которое устраняло бы угрозу», не носило мирного характера. Дело в том, что Япония преследовала цель сохранить на Дальнем Востоке свое военное превосходство над Англией и Соединенными Штатами и добиться того, чтобы ей не препятствовали в продвижении в Китай и страны Южных морей. Однако при осуществлении этих планов она столкнулась с огромной нехваткой финансов. В частности, доля военных расходов в ее годовом бюджете почти в два раза превышала ту же статью в английском и американском бюджетах. Поэтому позиция, занятая Японией на конференции, давала ей единственное реальное средство избежать соперничества с Англией и США в области строительства военных кораблей. Но выдвигая якобы в интересах обороны требование о предоставлении Японии права иметь флот, равный 70 процентам флота Соединенных Штатов, Сидэхара намекал на возможность некоторых уступок, заявив:

«Мы будем добиваться 70 процентов, но наши партнеры также имеют определенные требования и чувство собственного достоинства. Поэтому они не будут слепо следовать настояниям Японии».

Поскольку на конференции между Англией и Соединенными Штатами все спорные вопросы были разрешены, основные противоречия по вопросу о тоннаже флотов вспыхнули между Японией и США. После соответствующих переговоров, не раз оказывавшихся под угрозой срыва, было достигнуто предварительное соглашение, в соответствии с которым Японии разрешалось иметь по сравнению с США 60 процентов тяжелых крейсеров, 70 процентов легких крейсеров и эсминцев и одинаковое с США количество подводных лодок общим водоизмещением 52 700 тонн.

Когда японские полномочные представители сообщили об этом соглашении в Токио, военно-морские круги резко выступили против проекта. Но кабинет министров единодушно одобрил его, о чем 1 апреля было сообщено японским представителям в Лондон. Однако на следующий день начальник Главного морского штаба Като [147] Кандзи представил императору доклад, в котором выразил свое несогласие с решением кабинета министров. Одновременно он опубликовал заявление, что в случае осуществления этого соглашения обеспечение национальной обороны будет сопряжено с еще большими трудностями. Действия правительства, выразившиеся в отправке инструкции японским представителям на конференции без согласия Главного морского штаба, подверглись резкой критике со стороны морских кругов, усмотревших в этом «нарушение прав верховного главнокомандующего», поскольку решение о количестве вооруженных сил являлось прерогативой последнего.

Так возник вопрос о правах верховного главнокомандующего. Согласно конституции Мэйдзи, император «осуществляет высшее командование сухопутной армией и военно-морским флотом (статья 11) и «определяет организацию и численность регулярного состава сухопутной армии и военно-морского флота» (статья 12). Эти положения конституции отражали требование абсолютистского правительства, стремившегося избежать вмешательства парламента в военные дела. При толковании статьи 11 конституции широко признавался принцип независимости верховного командования. Так, тактическое управление сухопутными и военно-морскими силами осуществлялось под руководством императора органами высшего командования — Генеральным штабом и Главным морским штабом, а в военное время — императорской ставкой, даже министры не принимали в этом никакого участия.

Что же касается статьи 12 конституции, то, поскольку организация и численность регулярного состава сухопутной армии и военно-морского флота, с одной стороны, находились в тесной связи с тактической стороной военного руководства, а с другой — оказывали огромное влияние на политику, дипломатию и финансы, возник вопрос, должен ли император в соответствии со своим правом на общее руководство вооруженными силами решать эти вопросы самостоятельно или нет. Вопрос о количестве вооружений, затронутый Лондонским соглашением, как раз и касался статьи 12 конституции Мэйдзи. Профессор Минобэ Тацукити, выдвинувший доктрину, согласно [148] которой суверенитет принадлежит государству, а император является высшим органом государства (за эту доктрину Минобэ подвергался постоянным преследованиям), поддерживал позицию правительства, подчеркивая, что в вопросе о заключении соглашения относительно сокращения вооружений точка зрения Главного морского штаба не может играть решающей роли.

Как раз в это время открылась 58-я сессия парламента. Правительство Хамагути придерживалось следующей точки зрения: поскольку Лондонское соглашение касается вопроса о количестве морских вооружений, а его решение входит в компетенцию правительства, то посылка инструкции японским представителям, несмотря на некоторые возражения со стороны Главного морского штаба, не является нарушением права императора осуществлять высшее командование. Однако правительство опасалось, что если оно заявит, что, согласно статье 12 конституции, определяющей право верховного командования в области организации вооруженных сил, это право входит в компетенцию министров и высшего командования, то подобное заявление вызовет единодушный протест армии и флота. Таким образом, в этом вопросе правительство заняло двусмысленную позицию, что позволило оппозиционной партии Сэйюкай подвергнуть действия правительства резким нападкам в верхней палате парламента.

Во время этих дебатов покончил жизнь самоубийством посланный в качестве эксперта на Лондонскую конференцию офицер Главного морского штаба капитан 3-го ранга Кусакари, оставивший следующее письмо: «Пусть смерть будет моим покаянием перед народом за Лондонское соглашение». В связи с этим молодое офицерство армии и флота, а также правые организации подняли вопль: «Не забывайте о смерти капитана Кусакари, погибшего из-за либералов». Усилились нападки на «соглашательскую, слабую дипломатию».

В этой обстановке 22 апреля было подписано Лондонское соглашение о сокращении морских вооружений. 4 июля оно было передано на рассмотрение Тайного совета. В течение трех месяцев между правительством и Тайным [149] советом шла ожесточенная дискуссия по вопросу о прерогативах высшего военного командования и о состоянии государственной обороны. Часть членов Тайного совета считала необходимым отвергнуть соглашение, однако правительство решительно выступило в его защиту, и 1 октября оно было ратифицировано. Тем не менее нападки на правительство со стороны военщины и правых организаций не уменьшились. Утром 14 ноября реакционно настроенный юноша выстрелил из пистолета и тяжело ранил премьер-министра Хамагути, который собирался ехать в район Кансай и находился в этот момент на платформе Токийского вокзала. Покушавшийся Саго Ядао оказался членом организации «Патриот» («Айкокуся»), руководимой Ивата Айносукэ.

Возникший в связи с Лондонским соглашением вопрос о прерогативах высшего военного командования был использован для объединения правых с военщиной. В этот период на политическую арену вышли всевозможные ультранационалистические движения. Определенную роль в развитии этих движений сыграло также беспокойство, охватившее общество в связи с экономическим кризисом. Однако правительство не собиралось принимать никаких мер для преодоления кризиса, ограничившись лишь заявлением в парламенте, что «причиной депрессии в Японии является депрессия во всем мире». Воспользовавшись такой позицией кабинета министров, правые группировки выступили с призывом свергнуть правительство и дзайбацу. Тем не менее правительство с несколько необычной в таких условиях настойчивостью осуществляло сокращение вооружений. Это объяснялось тем, что на выборах, состоявшихся в феврале 1930 года, как раз в период работы Лондонской конференции, правительственная партия получила подавляющее большинство голосов и была уверена в своих силах. Кроме того, сыграла свою роль и поддержка, которую оказывали правительству дзайбацу, а также политика правительства в области рационализации производства. Наконец действия правительства непосредственно поощрялись гэнро — принцем Сайондзи. Нельзя также сбрасывать со счета и то обстоятельство, что правительство в той или иной степени [150] пользовалось поддержкой общественного мнения, которое было подвержено сильному влиянию идей либерализма и надеялось на сохранение мира путем сокращения вооружений.

«Дипломатия Сидэхара»

В таких условиях было ратифицировано Лондонское соглашение. Но при составлении бюджета на следующий, 1931 год правительство было вынуждено согласиться с программой замены вооружений, представленной командованием флота. Для осуществления этой программы требовалось до 394 миллионов иен (причем ассигнования в начале года должны были составить 95,4 миллиона иен).

Согласие правительства было вызвано необходимостью смягчить недовольство военно-морских кругов в связи с заключением Лондонского соглашения. Дело в том, что правительство Хамагути, обещавшее во время Лондонской конференции отклонить требования наиболее экстремистски настроенных группировок из среды военно-морских кругов, не могло отважиться на такой риск, как отклонение программы замены вооружений, ибо тем самым оно восстановило бы против себя даже сторонников компромисса и потеряло бы в военно-морских кругах всякую популярность. Все это могло поколебать самые основы существования кабинета. Партийные кабинеты Японии, даже в период своего расцвета, всегда стояли перед подобной угрозой.

Но следует иметь в виду, что по своей сущности провозглашенная Сидэхара «дипломатия сотрудничества» ни в коем случае не противоречила курсу на войну. Даже после сформирования кабинета Хамагути удельный вес непосредственных военных расходов в государственном бюджете, по существу, не изменился. В 1929 году было объявлено, что общая сумма бюджета на 1929 год в соответствии с «режимом экономии» будет сокращена на 6,89 процента. Но в действительности бюджет военного и морского министерств был уменьшен лишь на 4,39 процента. Таким образом, по сравнению с тем периодом, [151] когда у власти стояло реакционное правительство военщины, возглавляемое Танака, удельный вес военных расходов в бюджете не только не уменьшился, но даже несколько увеличился. Правда, в бюджете 1930 года сумма ассигнований на военное и морское министерства по сравнению с предыдущим годом сократилась, однако ее удельный вес по отношению ко всему бюджету возрос до 28,5 процента.

Более того, в этот период значительно увеличилась доля стратегических товаров в общем объеме японского импорта. В 1927 году, во время пребывания у власти правительства Танака, стратегические товары составляли 35 процентов, а в 1928 году — 39 процентов всего импорта, в то время как в 1929–1930 годах, когда к власти пришел кабинет Хамагути, этот процент возрос до 41. Сопоставление военных расходов в бюджете Японии с военными расходами в бюджете других стран дает следующую картину: в Англии они составляли 14 процентов бюджета, в США — 21, во Франции — 22, в Италии — 24, а в Японии — 29 процентов. Таким образом, по доле военных расходов в общем бюджете Япония занимала первое место в мире, намного обогнав в этом отношении Англию.

Все эти факты свидетельствуют о том, что, несмотря на «принцип сотрудничества» и «мирную политику», которые декларировались дипломатией Хамагути — Сидэхара, подготовка к войне шла неослабевающими темпами. И лишь опасаясь обострения противоречий с великими державами, японское правительство избегало проводить открыто авантюристическую политику. Оно поставило своей целью путем «режима экономии» и «рационализации производства» усилить монополистический капитал, с его помощью развить военное производство и закончить создание системы, которая позволяла бы быстро осуществлять мобилизацию промышленности. Например, учрежденное правительством Танака и находившееся в непосредственном подчинении кабинета Управление ресурсов, которое являлось главным штабом, осуществлявшим «промышленную подготовку к войне», приступило к практической деятельности именно при правительстве Хамагути. [152]

Управление выпускало специальный журнал — «Сигэнно тосэйунъё то сигэнкёку» («Контроль и использование ресурсов и роль Управления ресурсов»). В 1930 году в майском номере этого журнала о целях организации данного управления говорилось следующее:

«Последняя война была войной огромных вооруженных сил, которые вели битву в течение длительного времени, войной вооружений, войной стратегических материалов... Мы на собственном опыте убедились, насколько важно поставить нашу послевоенную экономику в зависимость от подготовки к обороне страны в мирное время. Точка зрения, согласно которой при создании государственной обороны основное значение придавалось вооруженным силам, претерпела существенное изменение. Сейчас стало совершенно ясно, что оборона государства не является монополией армии, а есть поистине великое дело всего государства, что война будет не борьбой между вооруженными силами, а борьбой между государственной мощью воюющих сторон».

В данном случае отчетливо проводится идея войны с использованием всех сил государства, идея всеобщей мобилизации, и именно поэтому выдвигается задача контроля над использованием ресурсов. Начали детально разрабатываться планы мобилизации промышленности, был налажен учет; дело дошло до того, что на случай необходимости в план мобилизации были включены даже легковые автомобили и повозки, находившиеся в самых глухих уголках страны. С 1 декабря 1929 года по всей территории Японии вступил в силу закон об учете ресурсов и связанные с ним приказы и распоряжения. В 1929 году в Кёто, Осака и Кобэ в качестве подготовки ко всеобщей мобилизации нации были осуществлены учения по обеспечению бесперебойной работы промышленности, снабжению ее материалами и транспортными средствами.

Политика рационализации предусматривала расширение тяжелой и химической промышленности, имевшей непосредственное отношение к производству военных материалов. Эта политика имела военное значение, ибо ставила своей задачей приспособить экономическую структуру к требованиям современной войны. Несмотря на [153] кризис, продолжали развиваться химическая промышленность, перешедшая на производство динамита и отравляющих веществ, промышленность по производству искусственных удобрений и красок (99 процентов крупных и средних заводов этих отраслей промышленности в течение двадцати четырех часов после начала войны могли быть превращены в предприятия, выпускающие военные материалы). Большое развитие получила и чисто военная промышленность. Непосредственно перед агрессией в Маньчжурии, в сентябре 1931 года, авиационные заводы Мицуи первыми в стране начали выпуск тяжелых бомбардировщиков. В это же время в Японии было налажено производство танков, бронеавтомобилей, зенитной артиллерии и других современных видов оружия. К участию в крупных маневрах сухопутной армии были привлечены резервисты, члены молодежных организаций, молодежь призывного возраста, пожарные команды и т. д. В Кёто, Осака, Кобэ, в районе Токио — Ёкогама, а также в районах морских портов Ёкосука, Курэ, Сасэбо и других начали проводиться учебные воздушные тревоги и учения по светомаскировке. Все это происходило при правительстве Хамагути.

Волна забастовок

Как только правительство Хамагути начало осуществлять политику режима экономии, оно немедленно опубликовало проект закона о десятипроцентном снижении заработной платы государственным служащим. Однако против этого закона выступили все служащие во главе с чиновниками министерства юстиции. В результате правительство вынуждено было снять законопроект. Это был беспрецедентный случай, отражавший обострившиеся внутренние противоречия. Наиболее лояльно настроенные по отношению к императору государственные служащие, в том числе и чиновники министерства юстиции, среди которых был особенно силен дух бюрократизма, выступили против правительственного закона.

Но основной силой, которая разбила политику режима экономии и рационализации производства, направленную [154] на то, чтобы переложить всю тяжесть экономического кризиса на плечи трудящихся, явилась, безусловно, борьба рабочих и крестьян. Данные, приводимые Институтом по изучению условий труда в промышленности, показывают, что в 1930 году число безработных и полубезработных достигло 3 миллионов человек. Нищета трудящихся масс привела к резкому росту в 1929–1930 годы количества рабочих конфликтов и числа их участников. Одновременно участились и арендные конфликты.

 

Годы Количество конфликтов Число их участников
Рабочие конфликты
1928 1021 102000
1929 1420 172 144
1930 2289 191 805
1931 2456 154 528
Арендные конфликты
1928 1866 75136
1929 2434 56830
1930 2478 39799
1931 2689 60365

 

Поднялись на борьбу за улучшение условий жизни мелкие и средние предприниматели, мелкая городская буржуазия, над которыми нависла угроза разорения. По всей стране усиливались движение за снижение платы за электроэнергию и газ, движения квартиросъемщиков, потребительских обществ и т. д. В городах и деревнях, на заводах и на улицах — повсюду клокотала волна возмущения и протеста.

1930 год начался борьбой рабочих, вспыхнувшей еще в предыдущем году: в районе Канто бастовали рабочие компании «Токио дэнки», в районе Кансай — рабочие осакского завода «Дженерал моторс». В результате активной деятельности членов профсоюзов, группировавшихся [155]вокруг революционного ядра Национального конгресса японских профсоюзов, 5 декабря в Токио объявили забастовку все водители автобусов и рабочие семи трамвайных маршрутов. Однако из-за предательства четырех лидеров Профсоюза работников токийского транспорта — эти лидеры примыкали к Национальной массовой партии — рабочие были вынуждены временно отступить.

Конфликт на заводе «Дженерал моторс» возник в связи с увольнением 280 рабочих. На заводе произошла мощная демонстрация 1300 рабочих, вылившаяся 26 декабря в забастовку. Несмотря на Новый год, толпы демонстрантов окружили здание правления компании. Борьба продолжалась до 1 февраля. Однако действия лидеров Осакского объединенного комитета Новой рабоче-крестьянской партии (Синроното), стремившихся обезопасить себя и использовать забастовку для укрепления своих позиций, привели к поражению рабочих. Осакские события разоблачили подлинное лицо Новой рабоче-крестьянской партии и явились непосредственной причиной возникновения движения за ликвидацию этой партии.

Повсюду шла борьба против безработицы и увольнений. 3 тысячи работников связи в Токио и Осака предъявили администрации требование улучшить обращение с рабочими и прекратить увольнения. На токийской текстильной фабрике «Тоё мосурин» вспыхнула забастовка против локаута. 35 тысяч рабочих заводов прядильно-ткацкой компании «Канэгафути босэки кайся», на которой с момента основания не было ни одного конфликта и администрация которой гордилась «отеческой заботой о рабочих», начали в апреле борьбу против намечавшегося сорокапроцентного снижения заработной платы. Созданный для руководства этой борьбой Объединенный комитет пролетарских партий предложил объявить 21 апреля днем борьбы против компании «Канэгафути босэки кайся», собрать в этот день митинг и принять на нем решение о проведении всеобщей забастовки на всех текстильных предприятиях. Так развернулась стачечная борьба на всех фабриках «Канэгафути».

Вторично после событий, происходивших весной 1929 года, поднялись на борьбу рабочие и служащие компании [156] токийского городского трамвая «Токио сидэн», 20 апреля одновременно забастовали все работники трамвая. Сообщение об этом оказало огромное влияние на транспортных рабочих всей страны. О солидарности с токийскими трамвайщиками заявили рабочие и служащие токийской автобусной компании «Токио эйбасу», компании «Токио когай дэнся», а также трамвайщики Кобэ, Осака и Ёкогама. Выдвинув аналогичные требования, они включились в борьбу. Всю страну захлестнула мощная волна забастовок и стачек. Это был знаменательный период борьбы трудящихся в истории рабочего движения Японии.

Капиталисты и власти ответили на стачки и забастовки массовыми увольнениями и репрессиями. Рабочие мужественно сопротивлялись, но по мере того как борьба затягивалась, среди профсоюзных лидеров начали появляться соглашатели и предатели. На третий день забастовки трамвайщиков компании «Токио сидэн» четыре лидера местного профсоюза (эти лидеры еще весной 1929 года предали бастовавших рабочих), стремясь расколоть рабочее движение, заставили находившихся под их влиянием 750 рабочих завода Сибаура прекратить забастовку. В результате на следующий день, 23 апреля, прекратили забастовку еще 1700 рабочих, входивших в бывшее правое объединение — Союз борьбы за реализацию прав самоуправляющихся организаций. Но 10 500 рабочих и служащих компании еще два дня продолжали забастовку и лишь во второй половине дня 25 апреля вынуждены были прекратить ее. Из-за репрессий со стороны компании, а также в результате подкупа членов стачечного комитета прекратилась борьба и на предприятиях Канэбо.

Волна забастовок поднималась трижды. На предприятиях компании «Токио сидэн», где большим влиянием пользовалась революционная группа, борьба продолжалась даже после того, как было объявлено о прекращении забастовки. Рабочие требовали возвращения на работу уволенных и выплаты заработной платы за период забастовки. 1 мая часть рабочих покинула цехи; рабочие продолжали борьбу, прибегая к таким средствам, как объявление Дня безопасности, Дня предъявления требований, [157] Дня неповиновения и т. д. 25 мая, не обращая внимания на полицейский кордон, рабочие прорвались к зданию правления электроэнергетической компании, чтобы вручить свои требования. Полиция встретила бастующих бомбами со слезоточивым газом. Большое число рабочих было ранено, демонстрация разогнана. Но, несмотря на подобные репрессии, борьба продолжалась. В конце концов виновники конфликта — мэр города Токио Хорикири и начальник управления Какэхи — вынуждены были отступить.

В конфликте, вспыхнувшем в июне на текстильной фабрике Камэда компании «Тоё мосурин», участвовало 2600 женщин-работниц. Руководимые профсоюзом, работницы в течение двух месяцев вели упорную борьбу. Между членами штрейкбрехерской организации Общество справедливости Великой Японии, услугами которой воспользовалась компания, и забастовщиками произошла рукопашная схватка; такие же схватки завязывались между забастовщиками и полицейскими. Это была жестокая борьба. Она получила название «уличных боев».

Арендные конфликты

Особенно глубоким был экономический кризис в деревне. Газеты и журналы пестрели статьями о «нищете деревни». В связи со стремлением помещиков переложить тяжесть экономического кризиса на плечи арендаторов чрезвычайно возросло количество арендных конфликтов. Если до 1930 года ежегодно в стране происходило в среднем 2 тысячи арендных конфликтов, то с 1930 года кривая конфликтов резко пошла вверх. Если раньше борьба велась главным образом за снижение арендной платы, против повышения цен, то теперь причиной большей части конфликтов была борьба за продление арендных договоров, в защиту права на обработку земли, права на аренду и долгосрочную аренду и т. д. Движение крестьян стремительно разрасталось.

Пытаясь подавить это движение, помещики прибегали к таким репрессиям, как запрещение доступа на земельные участки, наложение секвестра на землю и т. д. Дело [158] дошло до того, что для этого использовались государственные власти. (28 февраля 1931 года Верховный суд издал постановление «О случаях вынесения несправедливых приговоров лицам, осужденным по уголовным статьям к наложению секвестра на имущество за проникновение на участки, доступ на которые был запрещен, и обработку этих участков».) В ответ на произвол помещиков крестьяне-арендаторы совместно обрабатывали землю и совместно убирали урожай. Дело доходило до кровопролития. Во время конфликта в Окунода (префектура Яманаси) помещики, предводительствуя бандой хулиганов, пытались силой отнять у крестьян землю. Восемнадцать арендаторов, вооружившись мотыгами и серпами, вступили с ними в борьбу и вернули землю. Полиция арестовала всех арендаторов. После этого префектуральное отделение Всеяпонского крестьянского союза обратилось ко всем крестьянам префектуры с призывом подняться на защиту арестованных. Более 700 крестьян выступило на помощь арендаторам, в результате чего по всей префектуре было арестовано свыше двухсот человек. Однако борьба не прекращалась, и в конце концов победу одержал Крестьянский союз. Во время конфликта в Обахара (префектура Ниигата) бедняки охраняли свою землю, прибегнув к силе, В этой борьбе участвовали и дети арендаторов, которые несли красные флаги и осыпали нападавших градом камней. Это были члены Рабоче-крестьянской молодежной организации. Вот что писали дети в своих школьных сочинениях:

«Эх вы, глупые помещики! Мы все вместе поем песни о дураке-помещике. Как только запоем ее, начинает петь и нянька помещика. Услышав эту песню, помещики сразу протянули ноги»{48}.

В сочинении, озаглавленном «Наш союз», говорилось:

«Мы должны объединиться в союз, заставить подлецов-помещиков снизить налог и дать нам возможность жить. Если с нас возьмут налог в такой тяжелый год, как этот, мы все умрем от голода. Овощи дешевы, из-за засухи продуктов никаких нет. Разве после всего этого [159] поешь риса? Вот что волнует нас более всего. Потому-то и нужно укреплять и расширять наш союз» {49}.

Господствующие классы бросили все силы для подавления революционного движения. В этом отношении правительство Хамагути, слывшее «либеральным», ничем не отличалось от реакционного правительства Танака. С каждым годом росло число арестованных и привлеченных к суду за нарушение закона о поддержании общественного спокойствия. Так, в 1929 году за нарушение этого закона было арестовано 4924 человека (из них суду было предано 339), в 1930–6124 (предстало перед судом 307), в 1932–13938 (предано суду 646), в 1933–14064 человека (предано суду 1285 человек).

Вот как широко разлилась в те годы волна рабоче-крестьянского движения. Однако революционным политическим силам, которые должны были руководить этим движением, в связи с репрессиями 15 марта и 16 апреля был нанесен серьезный урон, и они уже не могли действовать с должной активностью. В результате руководство созданной в 1929 году Новой рабоче-крестьянской партии не только не установило организационной связи с компартией, но, наоборот, проявило тенденцию противопоставить себя ей. Это привело к тому, что внутри Новой рабоче-крестьянской партии зародилось движение за «боевую ликвидацию партии», во главе которого встали Каваками Хадзимэ, Уэмура Сусуму и другие. Таким образом партия оказалась под угрозой саморазвала. Организации, находившиеся под руководством компартии, в том числе восстановленный в конце 1928 года Национальный совет японских профсоюзов, который пошел по стопам Японского совета профсоюзов, заняли крайне левую позицию, выдвинув лозунг «Превратим всякие выступления во всеобщую политическую забастовку!». Это привело к образованию реформистского профсоюза «Союз реформ», в который вошли те, кто был недоволен такой политической линией.

Выше было показано, как в результате раскола левых сил стала возможна предательская деятельность правых [160] социал-демократов и как возникли препятствия на пути развития рабоче-крестьянского движения. Однако со второй половины 1930 года началось оздоровление революционного движения. Компартия вновь приступила к укреплению и расширению связей с массами; был восстановлен Коммунистический союз молодежи. Воссоединившись с профсоюзным объединением «Союз реформ», Национальный конгресс японских профсоюзов организовал движение за создание единого фронта снизу. Он настолько расширил свое влияние и укрепил позиции, что добился руководящего положения в профсоюзе рабочих и служащих токийского городского транспорта. Отражением этих изменений в рабочем движении явилось то, что среди легальных пролетарских партий, извлекших урок из жестокого поражения на вторых всеобщих выборах в 1930 году, наметилась тенденция к объединению. В июле 1931 года по инициативе так называемой посреднической группы, в которую вошли часть членов Национальной массовой партии, Рабоче-крестьянской партии и Социалистической массовой партии, была создана Национальная рабоче-крестьянская массовая партия. Однако было уже поздно. Через два месяца после организации этой партии бурные события в Маньчжурии вызвали неизбежное отступление рабоче-крестьянского движения. В то время в Японии насчитывалось 300 тысяч организованных рабочих, что составляло 7 процентов к общему числу рабочих. Эти организованные рабочие были вовлечены в водоворот борьбы между левыми, центристскими и правыми политическими силами, что разобщало рабочее движение и подрывало единство рабочего класса. Все это, естественно, привело к тому, что рабочее движение не было достаточно мощным, чтобы предотвратить войну. [161]

                     

Top
 
 

© Материалы, опубликованные на сайте, являются интеллектуальной собственностью и охраняются законодательством об авторском праве. Любое копирование, тиражирование, распространение
возможно только с предварительного разрешения правообладателя.
Информационный портал по Китаю проекта АБИРУС

Карта сайта   "ABIRUS" Project © All rights reserved
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 Яндекс цитирования