4. От кабинета Хаяси до кабинета Коноэ

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: История войны на Тихом океане (в пяти томах). — М.: Издательство Иностранной литературы, 1957, 1958.

Неудача Угаки с формированием кабинета

После отставки кабинета Хирота 24 января поздней ночью Угаки, проживавший в уединении в Нагасаки, на полуострове Идзу, получил императорский указ, в котором ему поручалось приступить к формированию кабинета. Старейший деятель армии Угаки был связан с политическими партиями. Поэтому дзюсины, избрав эту [97] «черную лошадку», рассчитывали на то, что Угаки добьется прекращения вражды между армией и политическими партиями. Но если буржуазия и политические партии были согласны с кандидатурой Угаки, то армия, которой принадлежало решающее слово, придерживалась иного мнения. Армейские круги крайне враждебно относились к Угаки и считали, что наиболее подходящим для него было положение «вечного кандидата» в премьеры. Это враждебное отношение вылилось наружу сразу же после того, как стало известно, что Угаки поручено сформировать новый кабинет.

Еще на пути в Токио кандидата в премьеры Угаки встретил начальник жандармерии Накадзима, который в качестве посланца военного министра Тэраути предложил ему отказаться от формирования кабинета в связи с ситуацией, создавшейся внутри армии. Позднее, когда Угаки прибыл в Токио и проследовал в императорский дворец, в официальной резиденции военного министра собрались представители высшего военного командования{113}, которые приняли следующее решение, выражавшее, по их словам, общую волю армии:

1. Сформирование кабинета Угаки нанесет вред делу завершения чистки армии, и поэтому он абсолютно неприемлем для армии.

2. Учитывая нынешнюю ситуацию, полагаем, что кабинет Угаки совершенно не отвечает целям, стоящим перед армией.

Нисио довел это решение до сведения начальника Генерального штаба принца Канъин. 25 января Угаки приступил к формированию кабинета, пригласив в качестве советников бывшего гражданского губернатора Кореи Имаида и генерал-лейтенанта Хаяси. Угаки уже наметил состав кабинета, но, памятуя о провалах, имевших место в прошлом, прежде чем назвать свои кандидатуры, [98] сосредоточил усилия на переговорах с армией и флотом. 25 января в 4 часа дня Угаки нанес официальный визит военному министру Тэраути и просил его содействия в рекомендации преемника на пост военного министра. Однако Тэраути уклонился от рекомендации, повторив, что военные круги настаивают на отказе Угаки от формирования кабинета. Затем Угаки посетил морского министра Нагано. Последний ему заявил что, флот выдвинет своего кандидата после того, как армия выдвинет своего. Таким образом, весь вопрос упирался в решение армии. После того как Угаки нанес официальный визит Тэраути, в 7 часов вечера состоялось совещание представителей высшего командования армии, в котором приняли участие военный министр Тэраути, генеральный инспектор военного обучения Сугияма, а также Умэдзу, Накамура, Исоя и др. На основании решения, принятого на этом совещании, 26 января в 11 часов утра Сугияма и Татэкава посетили штаб формирования кабинета, рассказали о своих затруднениях с рекомендацией преемника на пост военного министра и в третий раз предложили Угаки отказаться от формирования кабинета. Тем временем Угаки предложил своему бывшему подчиненному главнокомандующему японской армией в Корее Коисо занять, пост военного министра, на что Коисо, человек, довольно быстро разбиравшийся в обстановке, дал туманный ответ: «Если согласятся три начальника». Высшие военные чины, заявившие, что они выражают «общую волю армии», в связи с отрицательной позицией в отношении кабинета Угаки высказали мнение о необходимости «привлечь Угаки к ответственности, поскольку он замешан в мартовских событиях». Они также подчеркивали, что «лицо, связанное со старыми силами, не способно решительно проводить новую политику твердого курса, а генерал Угаки накрепко привязан к старой политической верхушке, партиям, дзайбацу и другим старым силам». Причину столь враждебного отношения к Угаки со стороны высших армейских кругов следует искать в том, что когда-то он создал в армии свою группировку, а во время мартовских событий, поддержанный Татэкава и Коисо, вначале замышлял захватить [99] власть, а затем предал своих единомышленников. Кроме того, военные круги, враждовавшие с политическими партиями, были крайне недовольны тем, что партия Минсэйто намеревалась выступить в поддержку Угаки. Когда министр хранитель печати Юаса после посещения Сайондзи возвратился в Токио и осведомился у Тэраути об отношении армии к Угаки, говорят, что Тэраути ответил: «Уже все в порядке»{114}.

Однако старшее офицерство армии заняло по отношению к Угаки столь непреклонную позицию, что Тэраути, Сугияма, Татэкава, Коисо и другие были вынуждены предложить Угаки отказаться от формирования кабинета, хотя все они были воспитанниками того же Угаки. В это время старшее офицерство уже оказывало сильное влияние на генералитет и фактически полностью контролировало всю армию.

Подобная позиция армия в отношении Угаки была подвергнута широкой критике. Газеты того времени иронизировали по поводу «сомнительной общей воли» армии. Даже Коноэ, который не хотел вмешиваться в эту борьбу, 25 января в письме на имя Тэраути предупреждал его: «Когда обсуждается вопрос о положительном или отрицательном значении того или иного политического мероприятия — это одно дело. Но когда после издания высочайшего указа отвергают человека, принявшего этот указ, то это крайне неприлично с точки зрения лояльности к императору»{115}. Тогда армия, вынужденная хотя бы формально разъяснить свою позицию, сделала заявление о том, что 26 января во второй половине дня от имени совещания трех пост военного министра было предложено занять Сугияма, Накамура и командиру гвардейской дивизии Кацуки, но все они отказались принять это предложение (Макино Нобуаки в своей автобиографии писал, что впоследствии Кацуки якобы сказал одному из своих друзей, что с ним переговоров на эту тему не вели). Угаки вынужден был обратиться [100] за рекомендацией преемника Тэраути на пост военного министра непосредственно к армии, потому что с мая 1936 года по требованию Тэраути система назначения военного министра была изменена: с этих пор на пост военного министра мог опять быть назначен лишь генерал, находящийся на действительной военной службе. В связи с этим указанное заявление армии лишило Угаки возможности сформировать кабинет.

Однако Угаки, решивший, несмотря ни на какие трудности, завершить формирование кабинета, поскольку на то им был получен императорский указ, решил пойти на последнее средство и утром 27 января обратился к министру хранителю печати Юаса с просьбой добиться применения в этом вопросе императорской власти. Но Юаса не решился предпринять в этом направлении какие-либо действия, мотивируя свой отказ опасностью возникновения кровавых инцидентов. Не были приняты во внимание и настоятельные требования Угаки рассматривать позицию армии как вторжение в прерогативы императорской власти. В довершение всего в тот же день вечером заместитель военного министра Умэдзу заявил, что он «рассчитывает на немедленный отказ Угаки от формирования кабинета». 28 января Угаки обратился с просьбой о встрече с тремя высшими армейскими чинами, но армия, уже праздновавшая победу, направила Угаки ответ, в котором заявила, что «от встречи не отказывается, но сама встреча бесцельна». После этого Угаки окончательно лишился возможности сформировать кабинет, и хотя он в тот же вечер заявил, что «пытается предпринять кое-какие меры, чтобы найти выход из положения», все возможные средства были уже исчерпаны. 29 января, после пятидневных бесцельных усилий, Угаки вынужден был отказаться от формирования кабинета.

Провал с формированием кабинета Угаки как нельзя более ясно свидетельствовал о том, что внутри правящих классов военщина стала господствовать над дзюсинами, дзайбацу и политическими партиями. Так императорский строй превратился в становой хребет японского фашизма, а его ядро — военщина — перестала [101] ограничиваться вмешательством в сферу политической деятельности. Она уже рассматривала себя как непосредственного проводника и носителя фашистской диктатуры.

Сформирование кабинета Хаяси

После того как Угаки потерпел провал с формированием кабинета, 29 января были выдвинуты два новых кандидата на пост премьер-министра. Первый — председатель Тайного совета Хиранума — отказался от формирования кабинета. Дело в том, что лишь в 1936 году он из «вечных вице-председателей» был, наконец, выдвинут на пост председателя Тайного совета. В связи с отказом Хиранума в тот же день поздней ночью императорским указом формирование кабинета было поручено генералу Хаяси.

30 января в 10 часов утра Хаяси пригласил к себе заместителя военного министра Умэдзу и, получив от него необходимую информацию, утвердился в своем решении сформировать кабинет. В качестве помощников и советников в деле формирования кабинета Хаяси пригласил Согава (директор транспортной компании в Тангу, бывший директор ЮМЖД) и Охаси (член палаты пэров). Армия, которая навлекла на себя нарекания своими действиями в отношении Угаки, в данном случае решила занять выжидательную позицию. Она даже намекнула на то, что согласна на компромисс с другими господствующими силами, опубликовав следующее заявление: «Армия хочет реформ, которые соответствовали бы духу времени. Она в достаточной степени сознает, что крайние меры в данном случае могут оказать пагубное влияние и не приведут к желательным результатам». Но внутри самой армии, разъяснившей таким образом свою позицию, существовали различные течения. Решающую роль в ней играл уже не генералитет, а старшее офицерство. С другой стороны, о Хаяси говорили, что он — человек, не имеющий собственного мнения, другими словами — марионетка. Вопрос о том, марионеткой какой группировки в армии должен стать Хаяси, поставил на пути нового премьера ряд неожиданных препятствий [102] как раз тогда, когда ему казалось, что при поддержке армии он спокойно сможет завершить формирование кабинета.

Советник Хаяси по формированию кабинета Согава был издавна связан с группой Исихара Кандзи и изучал составленный под руководством Исихара пятилетний план обороны Японии и Маньчжурии «в широком смысле». В составлении этого плана принимала участие также Квантунская армия. Согава считал нужным положить в основу политики нового кабинета осуществление этого плана. В качестве важнейшего условия для его реализации выдвигался следующий состав кабинета министров: министр финансов — Икэда Сэйхин, министр торговли и промышленности — Цуда Синго, военный министр — Итагаки Сэйсиро, морской министр — Суэцугу Нобумаса, генеральный секретарь — Согава Синдзи{116}. Хаяси целиком принял этот плаи и приступил к формированию кабинета. Следует отметить, что Хаяси появился на политической арене прежде всего благодаря стараниям группы Исихара, заявившего, что «Хаяси может стать и кошкой и тигром». Но генералитет армии был против назначения Хаяси премьер-министром. Для высших армейских чинов было нежелательно, чтобы у власти встал человек, связанный со средним офицерством. 31 января Хаяси сообщил Тэраути о своих намерениях относительно формировавшегося кабинета и обратился к нему за рекомендацией кандидата на пост военного министра. Тэраути отказался поддержать кандидатуру Итагаки, мотивируя это нецелесообразностью «с точки зрения контроля». Тэраути заявил Хаяси, что днем раньше совещание трех приняло решение рекомендовать на пост военного министра Накамура Котаро. Поскольку эта кандидатура не устраивала Хаяси, он заявил Тэраути, что резервирует за собой право согласиться или отвергнуть его кандидатуру. Затем Хаяси посетил Нагано, но последний заявил, что «флот всегда исходил из специфических для себя традиций при выдвижении кандидатов на пост морского министра и желал бы, чтобы [103] и на сей раз к этим традициям было проявлено уважение». Тем самым Хаяси дали понять, чтобы он подумал о целесообразности выдвижения кандидатуры Суэцугу. Хаяси направил Согава к начальнику Генерального штаба принцу Канъин, а затем и сам посетил его, еще раз побывал у Тэраути и вновь обратился с просьбой рекомендовать на пост военного министра генерал-лейтенанта Итагаки. Но высшее командование армии продолжало настаивать на кандидатуре Накамура, исходя из решения, которое было принято совещанием трех. Тогда Хаяси, поняв, что он потерпит провал с формированием кабинета, если не пойдет на уступки, отказался от своего прежнего плана и 31 января решил пойти на компромисс с военщиной, согласившись пригласить на пост военного министра Накамура, а на пост морского министра — Ионай Мицумаса. Тогда Согава, план которого относительно включения в кабинет Итагаки и Суэцугу был таким образом отвергнут, выразил сожаление по поводу принятого Хаяси компромиссного решения и покинул штаб формирования кабинета. В результате Хаяси, который из марионетки в руках среднего офицерства превратился в марионетку генералитета, лишился активной поддержки со стороны среднего офицерства.

Согласно плану Исихара — Согава, пост министра финансов в кабинете Хаяси должен был занять Икэда, но, когда последний ознакомился с планом, он отказался принять это предложение, сославшись на состояние здоровья, и рекомендовал вместо себя президента Промышленного банка Юки Тоётаро. В результате переговоров Юки дал согласие на участие в кабинете. На пост министра торговли и промышленности Икэда предложил кандидатуру Цуда Синго. Но после неоднократных переговоров Цуда отказался занять этот пост, мотивируя свой отказ тем, что он не может оставить предприятия «Канэбо», которыми он руководил. Памятуя о причинах отставки кабинета Хирота, Хаяси откладывал решение вопроса об участии представителей партий в правительстве. Однако в конце концов он предложил Накадзима из партии Сэйюкай, Нагаи из партии Минсэйто и Ямадзаки из общества Сёвакай войти в, кабинет, что вызвало [104] различные толки в общественных кругах. Надо полагать, что выбор пал на них как на сторонников создания новой партии, которая ориентировалась бы на военщину. Кроме того, вдесь сыграло свою роль также и то, что Накадзима и Нагаи в свое время помогли Хаяси выдвинуться. Во время переговоров с ними Хаяси поставил условием вступления в кабинет «выход из партии», но Нагаи сразу же отказался, заявив, что «уход члена партии из своей партии с целью участия в кабинете равносилен самоубийству». Накадзима, вначале проявивший некоторую заинтересованность, тоже отказался принять это условие, опасаясь скандала в партии. Согласился только Ямадзаки, которому и были предложены портфели министра сельского хозяйства и лесоводства и министра связи. Поскольку вопрос о приглашении представителей партий в кабинет разрешился не так, как рассчитывал Хаяси, у него возникли затруднения с выбором кандидатуры на пост министра торговли и промышленности. В конце концов ему удалось заручиться согласием своего земляка — председателя сталелитейной компании «Сёва сэйтэцу» Годо Такуо. Наконец, 2 февраля кабинет Хаяси был официально сформирован. Тринадцать министерских портфелей в нем были распределены между восемью министрами. Состав кабинета был следующий:

Премьер-министр и по совместительству министр иностранных дел и министр просвещения — генерал Хаяси Сэндзюро

министр внутренних дел — председатель Общества сотрудничества (Кетёкай) Кавахарада Какити

министр финансов и министр колоний — президент Промышленного банка Юки Тоётаро

военный министр — генерал-лейтенант Накамура Котаро

морской министр — вице-адмирал Ионай Мицумаса

министр юстиции — заместитель начальника управления прокуратуры Верховного суда — Соно Суэхико

министр сельского хозяйства и лесоводства и по совместительству министр связи — Ямадзаки Тацуносукэ

министр торговли и по совместительству министр железных дорог — Годо Такуо [105] генеральный секретарь кабинета министров — Охаси Хатиро

(впоследствии военным министром был назначен Сугияма Хадзимэ, министром связи — Кодама Хидэо, министром иностранных дел — Сато Наотакэ )

Финансовая политика Юки

При формировании кабинета Хаяси как старшее офицерство, так и генералитет армии единодушно высказывались за то, чтобы во главе министерств, ведавших экономикой Японии, стояли представители финансовых кругов Икэда, Юки и Цуда. Икэда, со своей стороны, тоже не прочь был принять участие в этом кабинете, который представлял собой типичную марионетку в руках военщины. Ведь по своей сущности военный фашизм не только не игнорировал интересы монополистического капитала, а, напротив, обеспечивал его более полное классовое господство. Трения, которые возникли между армией и монополистическим капиталом в процессе утверждения политической гегемонии военщины, проистекали из разногласий внешнего порядка. Глубинный же процесс состоял в стремлении монополистического капитала занять господствующее положение в органах государственной власти с тем, чтобы укрепить свое господство через развитие военной экономики. В этом крылась причина введения новой финансовой политики — политики объединения военщины и финансовых кругов, что считалось характерной особенностью политического курса кабинета Хаяси.

При назначении Юки на пост министра финансов предполагалось, «что он, находясь между военщиной и финансовыми кругами, которые до этого проявляли тенденцию к отдалению друг от друга, будет стараться обеспечить единство их взглядов»{117}. Следует отметить, что наиболее красноречивым выражением позиции монополистического капитала явилось назначение Икэда Сэйхин [106] на пост президента Японского банка. 7 февраля Юки предложил Икэда занять этот пост и сразу же получил его согласие. По этому поводу Икэда заявил следующее:

«Высказываются различные мнения по поводу выдвинутого Исихара конкретного плана. Во всяком случае, усиление обороны страны, которого требует армия, необходимо проводить в жизнь в соответствии с международной обстановкой. Поэтому не следует ломать основы нынешнего экономического аппарата. Следовательно, было бы крайне опасно, если бы не удалось наладить бесперебойную работу Японского банка, являющегося центром наших финансов. Сейчас для нашей страны финансы являются важнейшим звеном. Кроме того, следует действовать, учитывая требования среднего офицерства, которое в настоящий момент занимает решающие позиции в военных кругах. Ломка нынешнего экономического аппарата привела бы к хаосу. В то же время нельзя недооценивать и вопроса обороны страны. Исходя из всего этого, я принял предложение занять пост президента Японского банка как учреждения, в данный момент крайне важного и требующего к себе пристального внимания. Постараюсь на этом посту в меру своих сил помочь господину Юки»{118}.

Крайне раздутый военный бюджет лег тяжелым бременем на финансовые круги Японии, которые еще не имели опыта в установлении системы военной экономики. Задача финансовой политики Юки состояла в исправлении «крайностей» финансовой политики прежнего министра финансов Баба, приведшей к резкому повышению цен на товары. Однако Юки не изменил принятого Баба главного пункта его программы, а именно усиления обороны страны. Собственно, сам министр финансов Юки заявлял, что он не выступает против линии составления бюджета, которой придерживался прежний министр финансов Баба. «Я полагаю, — говорил Юки, — что такая линия неизбежна при данной ситуации». Утверждение бюджета, предусматривавшего усиление военных приготовлений, было желательно не только для военщины, [107] стоявшей в первом ряду агрессивных кругов. Того же самого желал и монополистический капитал, стремившийся найти выход из глубокого сырьевого кризиса, который испытывала военная промышленность, и из неизбежного сужения внутреннего рынка путем установления монопольного господства над рынками Маньчжурии и Китая. Сразу же по вступлении Юки на пост министра финансов Японская экономическая лига внесла на рассмотрение правительства следующее предложение:

«Усиление обороны нашей страны, учитывая нынешнее международное положение, является наиболее актуальной задачей. Мы полагаем, что для ее осуществления следует пожертвовать частью расходов по министерствам, которые не связаны с обороной страны, и в дальнейшем всячески избегать увеличения такого рода расходов. Но так как, помимо обороны, с точки зрения увеличения государственных доходов и благосостояния народа необходимо также обеспечить упорядочение всех административных учреждений нашей страны, потребуются новые большие государственные расходы, которые в конечном счете будут обгонять рост производительных сил народа. Поскольку это приведет к крайне печальным последствиям, мы считаем необходимым при составлении нашего финансового плана в данный момент обратить внимание прежде всего на усиление обороны страны и по возможности сократить общие административные расходы по министерствам»{119}.

Задача финансовой политики Юки заключалась в том, чтобы составить бюджет обороны страны с учетом требований монополистического капитала. Обновленную финансовую политику, которую раньше из-за слова «обновленная» считали как бы противоречащей требованиям капитала, постепенно стали называть «политикой сотрудничества», хотя сущность ее осталась той же. Эта политика преследовала цель сдержать рост цен на товары. Если прежний министр финансов Баба считал, что рост цен на товары является всего лишь следствием беспокойства, то новый министр финансов Юки вынужден был [108] признать, что причина этого явления коренится в раздутом бюджете. В соответствии с этим в план составления бюджета был добавлен следующий новый пункт: «Вследствие необходимости смягчить резкий рост спроса на товары, по возможности обеспечить сокращение расходов». В опубликованном в марте новом бюджете расходы составляли 2,87 миллиарда иен, то есть на 10 процентов меньше, чем в бюджете Баба. Но если разобраться в его содержании, то становится ясным, что сокращение расходов производилось за счет административных расходов ( в том числе и ассигнований для финансирования нужд деревни) и расходов на стабилизацию жизни народа. В новом бюджете расходы по военному и морскому министерствам составили 1,36 миллиарда иен, то есть по сравнению с предыдущим финансовым годом увеличились на 300 миллионов иен. В целом по новому бюджету прямые военные расходы составили 49 процентов всех расходов (в бюджете Баба — 43 процента). Что же касается расходов на социальные нужды (помощь военнослужащим, расширение сети медицинских учреждений и т. п.), то они реализовались лишь постольку, поскольку соответствовали целям усиления обороны страны. Военный министр Сугияма по этому поводу заявил следующее:

«Среди пунктов, касающихся обеспечения более полного осуществления социальных мероприятий, отмечается необходимость улучшения системы здравоохранения. Поскольку этот вопрос имеет особенно серьезное значение для армии и обороны страны, мы всячески будем поддерживать проведение в жизнь, например, законопроекта о народном страховании, если таковой будет вновь предложен».

Итак, министр финансов Юки, на которого была возложена задача сдержать рост цен на товары при наличии раздутого бюджета, следуя пожеланиям финансовых кругов, не коснулся военных расходов, а провел сокращение расходов по другим, не военным статьям. Такова была сущность перехода от «обороны в широком смысле» кабинета Хирота к проводившейся кабинетом Хаяси политике «обороны в узком смысле». [109]

Для того чтобы избежать критики, которой подвергся бюджет Баба из-за увеличившихся налогов, сумма которых достигла 600 миллионов иен, в новом бюджете в соответствии с общим сокращением расходной части налоговые поступления были сокращены на 170 миллионов иен. В области налоговой политики произошли следующие изменения. В связи с законом о специальном повышении налогов был увеличен в первую очередь подоходный налог, налог на доходы юридических лиц, на проценты от капитала, на наследство, на добычу руды, на спиртные напитки, на потребление сахара, на сделки, на временный доход и др. Была утверждена также система местного налогообложения. Благодаря этой системе и доходам от монополии в торговле доля массовых налогов достигла 55 процентов всех налоговых поступлений. Одновременно, были ликвидированы дотационные фонды на урегулирование местных бюджетов. Вместо этого увеличились лишь суммы на чрезвычайное субсидирование местных бюджетов. В результате денежная помощь местным финансам сократилась с 220 миллионов иен (дотационные фонды по проекту Баба) до 100 миллионов иен. Доходы от займов увеличились по сравнению с предыдущим финансовым годом на 118 миллионов иен. «С утверждением проекта налоговой системы Юки выпуск займов, прекратившийся в результате опубликования выдвинутого Баба проекта реформы налоговой системы, вновь начался с удвоенной силой». Так расценивала газета «Токио асахи симбун» результаты введения новой налоговой системы{120}.

Таким путем министр финансов Юки намеревался составить, так сказать, «умеренный» бюджет и вместе с тем добиться снижения цен на товары путем расширения производительных сил. После начала японо-китайской войны возникла необходимость в резком увеличении производства боеприпасов и военного снаряжения. Поэтому в качестве одного из важнейших государственных мероприятий была выдвинута политика «расширения производительных сил». Ее-то и провозгласил Юки, выдвинув [110] проект сдерживания роста цен на товары. Политика расширения производительных сил привела к тому, что в химической, металлургической, мишиностроительной и других отраслях промышленности военного значения начали планировать расширение нового строительства, увеличение капиталовложений и выпуска облигаций акционерных компаний. В результате в марте 1937 года в этих отраслях началось неслыханное со времен первой мировой войны оживление. Однако увеличение потребностей этих отраслей в денежных средствах привело к повышению ссудного процента. Кроме того, резкое увеличение выдачи ссуд банками, кредитными и страховыми обществами, а также другими финансовыми учреждениями стало помехой в реализации государственных займов, расширение выпуска которых было намечено военным бюджетом.

Таким образом, возникло противоречие между политикой расширения производительных сил и политикой в области выпуска государственных займов. Тогда Юки решил добиться смягчения этого противоречия путем упорядочения деятельности Японского банка. В этих целях на пост президента Японского банка и был назначен старейший деятель концерна Мицуи Икэда Сэйхин. Так было положено начало финансовой политике Юки — Икэда. В целях усиления финансового контроля со стороны Японского банка Икэда провел операции по скупке акций на открытом рынке. Японский банк стал активно проникать в сферу промышленного капитала и иногда ссужал деньгами даже Промышленный банк. Кроме того, Икэда пригласил на ряд должностей управляющих и директоров Японского банка представителей финансовых и промышленных кругов, занимавшихся бизнесом вне Японского банка. Таким образом, Японский банк уже распространял свой финансовый контроль не только на сферу торгового, но также и на сферу промышленного капитала.

Итак, требование о расширении производительных сил постепенно вело к установлению контроля над японской экономикой. Японские дзайбацу, направив своего представителя в высший орган финансового контроля и [111] обеспечив себе таким образом прочную связь с государственными финансовыми органами, стали на путь установления экономического контроля.

Жульнический роспуск парламента

Поскольку кабинет Хаяси был сформирован во время сессии парламента, он не смог в достаточной степени продумать необходимые мероприятия. Кабинет Хаяси принял решение отложить на некоторое время обсуждение законопроектов о повышении налогов, об установлении государственного контроля над предприятиями электроэнергетической промышленности, о продлении срока обязательного обучения, о дотационных фондах для урегулирования местных бюджетов и некоторых других важных законопроектов, оставшихся в наследство от кабинета Хирота. Кабинет Хаяси решил предстать перед открывавшейся 15 февраля 70-й сессией парламента с измененным и урезанным, как мы видели выше, бюджетом. 8 февраля кабинет Хаяси опубликовал следующие пять основных пунктов своей политической программы:

«1. Утверждая идею национального государственного строя, всесторонне разъясняя великий принцип преданности императору и проявляя дух единства религии и государства, углублять источник национального процветания.

2. Уважая статьи императорской конституции, укреплять присущее нашей стране конституционное правление. Осуществлять справедливое правление, учитывая волю народа и прислушиваясь к общественному мнению.

3. Исходя из принципов международной справедливости, в целях обеспечения спокойствия в Восточной Азии и процветания всех дружественных государств осуществлять внешнюю политику, базирующуюся на принципе национального единства, и укреплять международные отношения.

4. Укреплять основы государственной мощи, имея в виду обеспечение роста производительных сил и усиление государственной обороны, что необходимо в интересах процветания империи, ее благоденствия и осуществления национальной политики. [112]

5. Иметь в виду синтетическое развитие промышленности с учетом внешнего и внутреннего экономического положения. Наряду с проведением протекционистских мероприятий осуществлять соответствующий контроль. Развивать творческую инициативу народа и стимулировать развитие предпринимательства».

Социалистическая массовая партия с иронией называла эту политическую программу кабинета Хаяси «молитвой к богу». Но только тогда, когда заговорили о том, что премьер-министр Хаяси замышляет установить однопартийный фашистский режим, эта программа, богатая цитатами из 17 статей конституции принца Сётоку{121}, стала предметом всеобщего внимания, причем все старались выяснить, что же действительно за ней скрывалось.

Работа вновь открывшейся 70-й сессии парламента вначале протекала сравнительно гладко. Но 16 марта, когда прошло уже больше половины сессии, партии Сэйюкай и Минсэйто, несмотря на протесты со стороны Социалистической массовой партии и ряда других мелких группировок и партий, представили на рассмотрение пленарного заседания палаты представителей совместный проект об изменении закона о выборах депутатов в эту палату. Комиссия большинством голосов одобрила законопроект. 24 марта он был утвержден на пленарном заседании палаты и передан на рассмотрение палаты пэров. Этот проект предполагал смягчение наказания для лиц, обвиненных в нарушении законоположения о выборах, облегчение предвыборной агитации, а также изменение ряда других положений, затруднявших предвыборную борьбу политических партий. Кроме того, за этим проектом скрывалось стремление оправдать тех, кто был замешан в нарушении законодательства о выборах во время [113] февральских всеобщих выборов 1936 года. Однако кабинет Хаяси, учитывая необходимость обновления законодательства о выборах, занял сугубо отрицательную позицию в отношении этого законопроекта. В связи с этим, как только законопроект был представлен на рассмотрение палаты пэров, партии Сэйюкай и Минсэйто развернули бурную деятельность с целью добиться утверждения законопроекта палатой. Как было сказано в заявлении Социалистической массовой партии, эти действия представляли собой «позорные махинации старых партий, направленные на ухудшение законодательства о выборах, чтобы спасти его нарушителей». Старые партии избрали следующую тактику: они откладывали рассмотрение представляемых правительством законопроектов до тех пор, пока правительство не согласится с выдвинутым ими проектом изменения закона о выборах в палату представителей. В результате с 25 марта, несмотря на продление сессии парламента на шесть дней, было приостановлено рассмотрение ряда важных законопроектов (законопроекта об изменении таможенных пошлин, о пенсионном фонде, о производстве стали, об охране военной тайны, о земле, об императорском акционерном обществе по производству горючего «Тэйко-ку нэнрё когё кабусики кайся», о народном страховании и др.). Это вызвало серьезное беспокойство в правительстве. Но, несмотря на все попытки как правительства, так и старых партий достигнуть компромисса, к соглашению прийти не удалось. Застой в работе парламента вызвал резкую критику со стороны различных кругов. В связи с этим правительство, которое было поставлено перед выбором либо роспуска парламента, либо продления сессии, на чрезвычайном заседании кабинета министров (30 марта ночью и 31 утром) приняло решение о роспуске парламента. Однако оно не смогло выдвинуть убедительных причин, которые подтверждали бы необходимость этого шага. Застигнутые врасплох политические партии (за исключением Социалистической массовой партии, Народного союза, Общества восточного направления и других мелких реформистских партий и группировок, приветствовавших данное решение) выступили с резкой критикой этой меры правительства, назвав ее жульнической, поскольку из [114] восьмидесяти трех представленных правительством законопроектов сорок восемь были одобрены обеими палатами и, вероятно, еще несколько законопроектов тоже могли быть приняты. В ответ правительство заявило, что оно предприняло «роспуск в целях наказания», и мотивировало его следующим образом:

«Для того чтобы преодолеть трудности, порождаемые нынешним внутренним и международным положением, и способствовать развитию национальной политики, необходимо опереться на сотрудничество всей нации в истинном смысле этого слова. Исходя из этого правительство сразу же после своего сформирования со всей добросовестностью приступило к составлению законопроектов для последующего представления их на рассмотрение парламента. Однако за последнее время в работе палаты представителей наблюдается полное отсутствие искренности и доброй воли. Эта палата препятствует нормальному прохождению важнейших законопроектов, непосредственно связанных с вопросами обороны и стабилизации жизни народа, а также задерживает разрешение актуальнейших задач. Все это заставляет усомниться в том, сознает ли палата представителей серьезность обстановки и действительно ли она готова поддерживать основы конституционализма. Таким образом, есть все основания для безотлагательного обновления парламента. Мы обращаемся к чувству народной справедливости и хотим, чтобы сам народ разрешил этот вопрос, чем будет обеспечено соблюдение основного принципа императорской конституции. Рассчитывая на то, что в этот период утвердится здоровая политическая сознательность народа, будет обеспечено сотрудничество всей нации и приложены все силы к тому, чтобы выйти из нынешнего серьезного положения, мы вынуждены были обратиться за высочайшим решением о роспуске парламента».

В тот период ходили разные слухи о причинах, побудивших кабинет Хаяси пойти на роспуск парламента. Одни говорили, что к тому времени кабинет уже завершил подготовку к созданию новой партии, другие заявляли, что парламент был распущен по настоятельному требованию морского министра Ионай. Третьи объясняли роспуск [115] парламента тем, что Исихара Кандзи и Асахара Кэндзо, действовавшие за кулисами кабинета Хаяси, угрожали возникновением крайне опасных инцидентов в случае отказа от роспуска парламента{122}. Если глубже вникнуть в смысл этого «наказания», как охарактеризовало роспуск парламента правительство, то можно сделать вывод, что подобные действия правительства, по существу, были направлены не только на то, чтобы наказать старые политические партии. Главная цель правительства состояла в том, чтобы, воспользовавшись расхождением с партиями, распустить парламент и установить в стране фашистский режим при поддержке снизу.

Двадцатые выборы в палату представителей было намечено провести 30 апреля. 5 апреля на совещании высших чиновников префектур и 6 апреля на совещании начальников полицейских управлений были даны указания, касающиеся линии, которой должны придерживаться власти в связи с предстоящими выборами. В частности была подчеркнута необходимость установить строгий контроль над «красной пропагандой» и попытками сеять рознь между гражданским населением и военными. Было достигнуто единство мнений относительно того, что «не следует допускать отклонений от обязанностей полиции, пугаясь заявлений о попрании человеческих прав».

Правительство выступило против старых партий, призвав к справедливым выборам и всеобщему участию в них. Оно выдвинуло следующие три предвыборных лозунга: «Твой голос поможет найти выход из создавшегося положения», «Осознай ситуацию и способствуй быстрому развитию Японии», «Беззаветное служение государству — основа политики».

Среди характерных особенностей двадцатых всеобщих выборов, которые фактически явились последними (если исключить верноподданнические выборы «помощи трону» 1942 года), можно отметить следующее.

1. Выборы дали наибольший процент не участвовавших в голосовании. Так, в Осака процент избирателей не принимавших участия в голосовании, составил 51,5 [116] (на 10 с лишним процентов больше, чем во время предыдущих выборов), в Кёто — 41,4, в Токио — 39,1; в среднем по стране в голосовании не приняло участие 26,5 процента избирателей (на 5,2 процента больше, чем во время предыдущих выборов). Эти цифры явились лучшим доказательством пассивного отношения народа к всеобщим выборам. Они свидетельствовали о разочаровании политической борьбой и, более того, о пассивном протесте правительству. Ниже приводятся результаты выборов.

2. Выборы закончились полной победой политических партий антиправительственного блока. Партии Сэйюкай, Минсэйто, Социалистическая массовая и другие получили более восьми миллионов голосов и провели в парламент свыше четырехсот своих депутатов, тогда как общество Сёвакай, Народный союз и другие партии и группировки, поддерживавшие правительство, получили лишь полтора миллиона голосов, проведя в парламент примерно сорок депутатов. Такие итоги выборов явно свидетельствовали [117] о том, что общественное мнение было настроено против кабинета Хаяси.

3. Третья особенность этих выборов состояла в большом успехе Социалистической массовой партии. В своих предвыборных лозунгах эта партия требовала «благоденствия для народа и укрепления обороны страны», урегулирования экономических и культурных связей между Японией и Китаем, заключения японо-советского пакта о ненападении и т. п. Японская пролетарская партия выступила на выборах с лозунгами «Долой фашизм!», «В защиту парламентской системы правления» и др. В результате она получила почти миллион голосов. Единственный кандидат, которого удалось провести в парламент от Японской пролетарской партии, — Като Кандзю (Токио, 5-й избирательный округ) — получил наибольшее число голосов (54 тысячи). Такое количество голосов, поданных за Социалистическую массовую и Японскую пролетарскую партии, явилось результатом того, что эти партии выдвинули лозунги, отвечавшие антивоенным и антифашистским настроениям народных масс. Икэда Сэйхин в беседе с Харада Кумао{123} заявил по этому поводу следующее: «Антивоенными мыслями заражен весь народ. Боюсь, что, если мы вновь распустим парламент, взаимоотношения между армией и народом могут еще более ухудшиться»{124}.

Отставка кабинета Хаяси

3 мая открылось заседание кабинета министров, которое должно было определить политику правительства в связи с неблагоприятными результатами выборов. На заседании развернулась ожесточенная борьба вокруг вопроса о том, распускать ли вновь парламент или уйти в отставку. Вначале Хаяси как будто склонялся к тому, чтобы уйти в отставку и уступить свое место Коноэ, но после отказа последнего Хаяси изменил свое намерение и решил остаться. Высказывалось также мнение, что немедленная [118] отставка привела бы к нежелательному подчинению правительства воле политических партий. Исходя из всего этого кабинет министров принял решение не уходить в отставку, о чем было сделано следующее официальное заявление Хаяси:

«Современное внутреннее и международное положение представляется мне чрезвычайно сложным. Полагаю, что для преодоления имеющихся трудностей есть только один путь: отбросив нерешительность и ведя борьбу против экстремистских элементов, произвести коренное обновление, которое соответствовало бы нынешней обстановке... В связи с тем, что всеобщие выборы уже проведены и избраны новые члены парламента, я от всего сердца надеюсь, что они, проявляя дух верноподданнического служения и основываясь на главном принципе нашего национального государственного строя, еще выше поднимут идеалы нашей отчизны, обеспечат дальнейшее развитие присущего нам конституционного правления и, правильно оценивая создавшуюся обстановку, докажут на деле свою верность императорскому трону... Учитывая это, правительство рассчитывает и дальше выполнять свой долг и осуществлять все меры, которые будут признаны необходимыми, чтобы справиться с создавшимся положением...»

На состоявшейся в тот же день пресс-конференции Хаяси заявил, что он «не примет определенного решения до тех пор, пока не услышит мнение каждого депутата на предстоящей чрезвычайной сессии парламента». Одним из первоочередных мероприятий, о которых заявило правительство, было учреждение Специального комитета по вопросам цен на товары. На заседании кабинета министров от 10 мая Хаяси был назначен председателем этого комитета, а Юки, Годо и Ямадзаки — вице-председателями. Это решение прежде всего диктовалось необходимостью принять меры по борьбе с ростом цен, поскольку раздутые финансы (что было вызвано подготовкой к переводу экономики на военные рельсы) привели к общему росту цен и стали оказывать большое влияние на финансовый план правительства. Другим таким мероприятием явилось создание Планового управления — того самого [119] объединенного органа по осуществлению национальной политики, на организации которого настаивали военные круги. 13 мая было официально объявлено об учреждении управления и о назначении его начальником Юки, а заместителем Ино. Третьим мероприятием было учреждение Совета по делам культуры, о чем официально было объявлено 24 мая.

Результаты выборов по существу предопределили судьбу кабинета Хаяси, и попытки его остаться у власти лишь обостряли противоречия между правительством и партиями. Как только правительство заявило, что оно решило остаться у власти, политические партии, уже праздновавшие победу, открыто выступили за смену кабинета Хаяси.

5 мая было созвано заседание исполкома и руководства партии Сэйюкай, а 11 мая открылась конференция депутатов парламента от этой партии, на которой со всей определенностью было заявлено: «Учитывая общую волю народа, выраженную на всеобщих выборах, выступить против неконституционного кабинета Хаяси»; 7 мая состоялось совещание депутатов парламента от партии Минссэйто. Депутаты заявили, что предпосылкой политики, которая обеспечит выход из создавшегося положения, явится уход в отставку кабинета Хаяси. Даже Социалистическая массовая партия на собрании своих впервые избранных депутатов потребовала отставки кабинета Хаяси и изменения политического курса. Несмотря на это, правительство продолжало придерживаться своей прежней позиции. 6 мая министр торговли Годо по дороге в Нагоя заявил: «Возможно, будет предложен вотум недоверия, но я не считаю, что в связи с этим правительство должно уйти в отставку. Единственное, что последует в данном случае, — это новый роспуск парламента». И, как бы подкрепляя это заявление, 12 мая Хаяси подчеркнул, что правительство «примет срочные меры и будет ожидать чрезвычайной сессии парламента». 17 мая на банкете, куда были приглашены участники второго совещания высших чиновников префектур, Хаяси выступил с речью, в которой заявил: «Политические партии забыли о том, что они являются японскими партиями. Они ведут себя на [120] европейский лад... Именно Европе присуща такая ситуация, когда в парламенте народ противопоставляется правительству. Цель роспуска парламента заключалась в том, чтобы заставить членов парламента изменить свой образ мыслей, чтобы партии очистились и исправили свои ошибки... Если бы я немедленно ушел в отставку, этот роспуск потерял бы всякий смысл. Поэтому я считаю своим долгом лично удостовериться, осознали депутаты свои ошибки или нет». Накануне министр связи Кодама заявил: «Отныне в отношениях между нами и партиями может быть лишь решительная борьба». Оба эти заявления еще более усилили антиправительственные настроения среди политических партий.

19 мая в соответствии с решением, принятым во время встречи председателей партий Сэйюкай и Минсэйто (14 мая), открылось первое совместное совещание представителей обеих партий, на котором была достигнута договоренность о действиях с целью замены кабинета Хаяси. Совещание приняло следующее решение:

«В настоящий момент необходимо сформирование подлинного правительства национального единства, которое, осуществляя мероприятия, необходимые для преодоления создавшегося положения и дальнейшего развития национальной политики, высоко подняло бы принцип конституционализма и положило бы в основу своей политики общую волю народа. Однако кабинет Хаяси игнорирует волю народа, не считается с общественным мнением, занимается лишь защитой своих эгоистических интересов и может погубить великие дела империи. Принимая во внимание интересы государства, мы не можем признать правильным дальнейшее пребывание у власти этого кабинета. Поэтому мы создали союз борьбы за смену кабинета Хаяси и вместе с нашими единомышленниками по всей стране рассчитываем добиться этой цели и в кратчайший срок осуществить наши намерения».

28 мая открылось объединенное совещание представителей партий Сэйюкай и Минсэйто, в котором приняло участие более пятисот человек (депутаты палаты пэров и палаты представителей, а также секретари всех отделений обеих партий). На совещании еще более усилились настроения [121] в пользу смены кабинета и был даже создан штаб борьбы за смену кабинета Хаяси. Тем временем (24 мая) по предложению Мотидзуки Кэйсукэ было распущено общество Сёвакай — единственная партия, поддерживавшая кабинет Хаяси. Это решение заставило Хаяси серьезно задуматься над создавшимся положением, которое ухудшалось с каждым днем. В самом правительстве Сугияма, Юки, Сионо и Годо считали ниже своего достоинства склонить голову перед партиями и всячески старались ободрить Хаяси. С другой стороны, Кавахарада, Ямадзаки, Кодама и Ионай стали все более склоняться к тому, что пришло время, когда правительство должно определить свою позицию. Таким образом, в самом кабинете министров уже не было единства и отставка кабинета зависела теперь только от подходящего предлога. Примерно с 29 мая Хаяси сам утвердился в решении подать в отставку и зондировал почву на предмет назначения на его пост Коноэ (Коноэ был, несомненно, подходящей фигурой, но, говорят, Хаяси рекомендовал на пост премьер-министра Сугияма, рассчитывая, что Коноэ откажется; дело в том, что, если бы пост премьер-министра занял не военный, это означало бы сдачу позиций, которые захватила армия, политическим партиям, что сказалось бы как на внутреннем, так и на международном престиже японской армии){125}.

31 мая, в день, когда предполагал начать свои действия штаб, созданный объединенным комитетом борьбы за смену кабинета (комитет был создан партиями Сэйюкай и Минсэйто), открылось чрезвычайное совещание кабинета министров, на котором Хаяси заявил об отставке и ее мотивах. Члены кабинета приняли это заявление, и кабинет Хаяси на сто девятый день своего недолгого существования вынужден был уйти в отставку. Ниже приводится текст заявления Хаяси в связи с отставкой кабинета:

«В заявлении от 3 мая я уже полностью изложил свой взгляд на ситуацию, создавшуюся после проведения всеобщих выборов. С тех пор нами был предпринят ряд [122] энергичных мер, и я крайне сожалею о том конфликте, который возник между правительством и частью депутатов палаты представителей в связи с имевшим место роспуском парламента. Я верю, что народ и страна поймут справедливость причин, побудивших меня пойти на этот шаг. Но при нынешнем серьезном положении, когда вся нация должна сотрудничать в деле преодоления трудностей и развития национальной политики, наличие противоречий внутри страны абсолютно недопустимо. Нынешний кабинет, который был сформирован недавно, к сожалению, не успел осуществить целого ряда серьезных мероприятий, но, как я надеюсь, успел заложить основу для обновления политики. Нам хотелось бы, чтобы император признал наши некоторые заслуги в этой области. Мы полагаем, что в интересах государства было бы справедливым сформировать новый кабинет, который в своей деятельности стремился бы к дальнейшему развитию конституционного правления исходя из основных принципов нашего национального государственного строя».

Сформирование первого кабинета Коноэ

Надо полагать, что непосредственной причиной, укрепившей Хаяси в решении подать в отставку, было следующее заявление Коноэ, сделанное им группе корреспондентов по пути в Токио.

«После всеобщих выборов правительство продолжает занимать твердую позицию и как будто не намерено уйти в отставку. С другой стороны, партии с каждым днем усиливают движение за смену кабинета. Если так пойдет и дальше, то неустойчивость политической ситуации усилится, внутри страны возникнут препятствия, которые помешают осуществлению государственной политики, за рубежом нас станут презирать, а это приведет к тому, что мы не сможем осуществлять твердой внешней политики. Необходимо принять какие-то меры, чтобы выйти из создавшегося положения. Но я не думаю, что в настоящий момент правительство способно найти какой-либо выход, да это в создавшейся обстановке и не легко сделать... [123]

В случае, если нынешнее правительство уйдет в отставку, то формирование нового правительства должно быть поручено человеку, способному создать «сильный» кабинет министров. Иначе с существующим положением нам не справиться. Этот человек должен исходить из необходимости создания правительства национального единства с привлечением к участию в нем также и представителей партий. А палате пэров следует внимательно наблюдать за ходом событий и принимать в нужный момент соответствующие меры»{126}.

Это заявление Коноэ выражало мнение гэнро и бюрократии и было воспринято как «похоронный звон» кабинету Хаяси. 29 мая, как только Коноэ прибыл в Токио, Хаяси связался с ним по телефону и просил его принять на себя формирование нового кабинета. Выше уже было отмечено, что втайне Хаяси рассчитывал на военного министра Сугияма как кандидата на пост премьер-министра. Когда Харада Кумао сообщил об этом Сайондзи, последний сказал: «На этот раз, пожалуй, нехорошо будет назначать военного министра премьером. Лучше всего предложить этот пост Коноэ. Положение, конечно, сложное, и я сочувствую Коноэ, но полагаю, что его кандидатура в данном случае наиболее подходящая»{127}. Итак, последним кандидатом, которого могли предложить гэнро для смягчения конфликта между армией и партиями, протекавшего в атмосфере усиления антифашистских настроений народа, был Коноэ, который пользовался популярностью среди всех слоев населения. В свое время Коноэ отказался от формирования кабинета, но теперь, получив вторично императорский указ о формировании правительства, он вынужден был дать согласие, заявив при этом: «Не пристало верноподданному слуге второй раз отказываться от выполнения высочайшего указа».

Вечером 1 июня, получив императорский указ, Коноэ приступил к формированию кабинета, пригласив в качестве советников своего старого друга бывшего чиновника министерства внутренних дел Кавахарада (главный советник), [124] а также Гото. Поскольку состав кабинета был в общих чертах намечен, Коноэ в результате переговоров с армией и флотом 1 июня ночью получил согласие на назначение военным министром Сугияма, а 2 июня — на назначение морским министром Ионай. Таким образом, военный и морской министры кабинета Хаяси остались на своих постах. Взамен этого армия потребовала, чтобы новый кабинет провел мероприятия по укреплению основ государства, обеспечению обороны, обновлению политики и стабилизации жизни народа. Требования флота в основном сводились к новым дополнительным ассигнованиям. Коноэ обещал выполнить все эти требования. На посту министра финансов Коноэ вначале намеревался оставить Юки, но, поскольку по требованию армии в кабинет было решено ввести Баба, Юки, не терпевший Баба, отказался войти в новый кабинет. Тогда Коноэ начал вести переговоры с бывшим президентом ёкогамского банка «Ёкогама спеши бэнк» Кодама, но затем вынужден был отказаться от этой кандидатуры, поскольку она не устраивала военные круги. В конце концов ему удалось получить неофициальное согласие заместителя министра Кая занять должность министра финансов. Баба, которого армия прочила на пост министра финансов, Коноэ назначил министром внутренних дел. На пост министра торговли и промышленности предполагалось назначить Хирао Хатисабуро, но последний, желавший получить портфель министра просвещения, отказался. Тогда на пост министра торговли и промышленности был назначен президент компании «Тохоку когё» Ёсино. Губернатор Осакской префектуры Ясуи, который был известен как один из наиболее способных губернаторов префектур, согласился занять пост министра просвещения. Портфель министра юстиции Коноэ вначале намеревался передать Хиранума Киитиро, но затем предложил остаться на этом посту бывшему министру юстиции Сионо. При обсуждении кандидатуры на пост министра сельского хозяйства и лесоводства выбор пал на Исигуро Тадацу, но в связи с категорическим отказом последнего было решено вручить этот портфель Арима. Вопрос о включении в состав кабинета представителей от партий тоже был рещен без затруднений. В результате переговоров [125] было получено согласие Накадзима (партия Сэйюкай) занять пост министра железных дорог и согласие Нагаи (партия Минсэйто) занять пост министра связи. Был разрешен также вопрос о кандидатуре на пост министра иностранных дел, особенно беспокоивший Сайондзи. Этот пост согласился занять бывший премьер-министр Хирота, который одновременно был назначен заместителем премьер-министра. Наконец, генеральным секретарем кабинета был назначен Кадзами Акира. Таким образом, формирование кабинета было завершено без особых осложнений. 4 июня на совещании между Коноэ, Кая и Ёсино было достигнуто единство взглядов по вопросам финансовой и экономической политики и в тот же день вечером было официально объявлено о формировании кабинета Коноэ.

Кабинет Коноэ был сверх ожидания с радостью встречен различными слоями населения. Причину этого, возможно, следует искать и «в каком-то чувстве доверия и надежды, что этот человек сможет спасти государство»{128}. На наш взгляд, причина такого отношения к кабинету Коноэ заключалась в том, что это был в буквальном смысле слова «молодой кабинет» (средний возраст министров составлял 54 года), а заявление Коноэ относительно «международной» и «социальной» справедливости, в отличие от гнетущей, подобной «молитве к богу» программы кабинета Хаяси, внушало народу новые надежды. Однако следует учесть и тот факт, что некоторым лицам состав кабинета внушал опасения. Это прежде всего объяснялось тем, что существовала возможность возникновения разногласий между Кая — Ёсино и министром внутренних дел Баба, который, несмотря на отрицательное отношение к нему финансовых кругов, был введен в кабинет благодаря решительной поддержки военщины, требовавшей раздутого бюджета. Другими словами, существовала опасность столкновения двух курсов финансово-экономической политики: курса на раздутые финансы и курса на здоровые финансы. Сформирование кабинета Коноэ, пользовавшегося широкой популярностью, было осуществлено с помощью [126] военщины, буржуазии и гэнро. При этом все они исходили из своих собственных целей и возлагали на кабинет свои собственные надежды. Когда Харада поздравил Сайондзи с сформированием кабинета, говорят, что Сайондзи сказал: «Чему ж тут радоваться? Плакать надо»{129}. Эти слова Сайандзи свидетельствовали о его беспокойстве, поскольку между военщиной, буржуазией и гэнро не было еще в достаточной степени достигнуто взаимопонимание и доверие. Конкретным свидетельством этого было организованное военщиной 7 июля мощное вооруженное наступление в Северном Китае. [127]