header left
header left mirrored

5. Идеология и культура в годы войны

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: История войны на Тихом океане (в пяти томах). — М.: Издательство Иностранной литературы, 1957, 1958.

Установление контроля над печатью

Принудительные мероприятия, направленные на создание военной структуры и мобилизации народа на войну, осуществлялись в жестокой форме также в области идеологии и культуры. В августе 1940 года министерство внутренних дел выработало план создания Японского общества культуры и издательского дела, которое должно было стать единым контрольным органом деятельности всех издателей. Формально это общество было создано с целью ликвидации недостатков в системе обеспечения книгами и журналами, фактически же оно, принимая активное участие в распределении бумаги, вмешивалось и контролировало деятельность издательств с целью приведения ее в соответствие с интересами государственной политики. Больше того, учреждение такой организации создавало благоприятные возможности для того, чтобы объединить ряд журналов, и ряд закрыть. Главную роль в Японском обществе культуры и издательской деятельности играли начальник Информационного бюро при кабинете министров Ито Дзюсси, назначенный председателем подготовительного комитета по созданию общества, и его члены Исикава Такэми (издательство «Суюфу-но юся») и Акао Ёсио (издательство «Обунся»), представлявшие в нем [337] предпринимателей. Кроме них, в общество вошло восемнадцать представителей от таких издательств, как «Дайамондося», «Сансёдо», «Юхикаку» и др. Судя по такому составу общества становится ясно, почему, например, в годы войны женские журналы были заполнены статьями, призывавшими женщин становиться матерями в тылу и невестами на материке.

В «Истории подавления печати», изданной Лигой японских журналистов, в части, озаглавленной «Период Сёва», характеризуются пути и методы подавления печати. Весь период Сёва в книге разделен на два этапа: первый этап — с первых годов Сёва до японо-китайской войны и второй этап — после японо-китайской войны. Авторы книги отмечают, что на втором этапе подавление печати стало более неприкрытым, более организованным. Дело дошло до прямого вмешательства в деятельность редакторов и издателей и в организацию управления органами печати. Это вмешательство стало постоянным и осуществлялось под предлогом «руководства со стороны соответствующих учреждений».

Одновременно с контролем над печатью со стороны правительственных учреждений был установлен так называемый «самоконтроль», заключавшийся в том, что предприниматели взаимно контролировали свою деятельность. Это привело к стандартизации газетной и журнальной продукции. Правда, в связи с этим число случаев запрещения изданий по сравнению с периодом до японо-китайской войны сократилось, однако введенный контроль был настолько строгим, что он распространялся даже на объявления и рекламу. Так, например, в апреле 1940 года полицейское управление города Осака специальным постановлением определило все случаи, когда при рекламе товаров, книг, кинофильмов и т. д. должен был осуществляться самый жесткий контроль с целью недопущения в рекламах выражений, содержащих преувеличения или возбуждающих чувство или воображение. В вышеупомянутом постановлении были подробно расписаны мероприятия по «очищению нравов», причем в нем указывались даже места, где можно развешивать рекламы. [338]

В октябре 1940 года Информационное бюро было преобразовано в Информационное управление, а при нем было создано специальное 15-е отделение 5-го отдела, которое стало выполнять функции, входившие в юрисдикцию армии к военно-морского флота, а также министерства внутренних дел и министерства иностранных дел.

В период существования Информационного бюро раз или два в месяц созывались совещания руководителей издательств, отвечавших за направление издательской деятельности. После создания Информационного управления такие совещания проходили в присутствии армейских и морских офицеров или чиновников службы информации. На совещаниях делались сообщения о военной обстановке и указывались вопросы, которые не подлежали освещению в печати. Была введена система предварительного представления рукописей, подлежавших сдаче в печать. Кроме того, было предписано заранее сообщать о редакционных планах важнейших журналов вплоть до намечаемых авторов статей (в мае 1941 года).

Ограничения в снабжении бумагой объяснялись не только ее недостатком. Эта мера применялась в качестве репрессии в отношении журналов и газет, деятельность которых рассматривалась как противоречащая целям ведения войны или которые считались просто ненужными. Вместе с тем ограничения в снабжении бумагой были связаны с рационализацией производства.

В 1943 году Японское общество служения отечеству через литературу издало «Японский литературный ежегодник». В тех разделах ежегодника, где говорится о журналистской и издательской деятельности, показано, как с течением времени увеличивалось число случаев запрещения изданий журналов и число случаев их слияния. С одной стороны, осуществлялось прямое вмешательство в вопросы содержания печатавшихся материалов и работу издателей и авторов, а с другой — ограничивалось снабжение бумагой и проводилась рационализация производства. Именно в такой форме осуществлялось «подведение единой базы под органы печати», иными словами, подавление печати. [339]

В целях, так сказать, более «рационального» вмешательства в дела печати и ее подавления была создана соответствующая законная база. Так, 10 января 1941 года был опубликован указ «Об ограничении материалов, помещаемых в газетах», 27 февраля того же года был принят закон «Об обеспечении обороны государства» и 18 декабря — закон «О чрезвычайном контроле за словом, печатью, собраниями, организациями» и т. д. Статьи этих законов и указов ясно показывали, чего добивались власти от печати.

Но наиболее откровенно требования властей были изложены в документе, названном «Вопросы, не подлежащие освещению в печати». Этот документ был оглашен одним из чиновников отдела печати Управления безопасности на совещании, созванном 2-м отделом Информационного управления 9 декабря 1941 года, на другой день после начала войны на Тихом океане. В частности, в этом документе говорилось:

«В качестве общих принципов руководства общественным мнением предлагается:

1) настойчиво подчеркивать, что настоящую войну против США и Англии Япония была вынуждена начать с целью сохранения империи и обеспечения ее авторитета;

2) писать в том смысле, что подлинной причиной этой войны являются эгоистические поползновения вражеских государств установить мировое господство;

3) подчеркивать, что новый мировой порядок базируется на принципе «восемь углов под одной крышей» и преследует цель вовлечения в него всех стран.

В качестве конкретных мероприятий по руководству общественным мнением предлагается:

1) усиленно распространять не только тезис о том, что военная обстановка складывается в пользу нашего государства, но и о том, что наше государство обладает абсолютным превосходством над противником;

2) усиленно насаждать среди народа враждебные чувства в отношении Англии и США;

3) воспитывать готовность выдержать длительную войну. [340]

При осуществлении вышеуказанных принципов необходимо обратить особое внимание на то, чтобы не было:

1) статей и высказываний, искажающих истинные цели войны и клевещущих на справедливые действия империи;

2) статей и высказываний, извращающих обстоятельства, при которых началась война, и клевещущих на мероприятия правительства и командования;

3) утверждений, что, начиная войну, Япония рассчитывала на помощь Германии и Италии;

4) утверждений, что существовали разногласия между правительством и военными кругами;

5) статей и высказываний, в которых проводится мысль о неповиновении народа распоряжениям правительства и об отсутствии единства среди общественного мнения;

6) утверждений, что в наших отношениях с Китаем, Маньчжурией и другими владениями существуют трения и разногласия;

7) выступлений, возбуждающих в народе антивоенные настроения или воспитывающих ненависть к войне;

8) утверждений, в которых проявляется тенденция возбудить идеи, направленные против армии;

9) утверждений, которые культивируют мирные настроения или распространяют уныние среди народа;

10) любые утверждения, ведущие к нарушению общественного спокойствия в тылу».

В этот же день примерно в такой же форме был опубликован перечень вопросов, касавшихся проблемы стран Южных морей, отношений Японии с СССР, а также со странами «оси», обсуждение которых на страницах печати было запрещено.

Так в то время народ пичкали статьями, профильтрованными сквозь эту систему запретительных постановлений. И то, что правительство было вынуждено прибегнуть к мерам запрещения, свидетельствует о следующем: и тогда существовало, правда в скрытой форме, сопротивление тех, кто еще не запродал свои души властям. [341]

Движение за служение культуры интересам государственной политики

В соответствии с курсом на установление правительственного контроля началась кампания за служение культуры интересам государственной политики. Одновременно с «литературным движением тыла», начатым по инициативе Ассоциации работников литературы, широко развернулась кампания за активное участие в пропаганде деятельности «литературных отрядов». Об одном из таких отрядов в «Литературном ежегоднике» того времени говорилось следующее:

«Отряд острова Хоккайдо, принимающий участие в литературном движении тыла, 23 августа выехал с вокзала Уэно в Токио; по пути своего следования он посетил Хакодатэ, Отару, Саппоро, Асахигава, Муроран. С лекциями и докладами выступали Исикава Тацудзо (читавший лекции на тему «Японский характер»), Катаока Тэппэй (темой его выступлений была «Агрессия духа»), Сираи Кёдзи (он рассказывал о качествах, необходимых народу в военное время), Ёсикава Эйдзи (говоривший о необходимости мобилизации духовных сил народа) и Мацуи Мидоригоэ (темой его выступлений были сообщения о современном положении). Кроме них, выступили еще пять человек. В Хакодатэ отряд прибыл 24 числа. Корреспонденты газет острова взяли у членов отряда интервью. Вечером в здании начальной школы Аракава состоялась лекция, на которой присутствовало 2 тысячи человек. 25 августа отряд прибыл в Отару. В гостинице, где остановился отряд, членов отряда посетили представители Северной литературной ассоциации. Вечером состоялось собрание в помещении Торгово-промышленной палаты, на котором присутствовало 700 человек. 26 августа отряд прибыл в Саппоро. Днем все члены отряда присутствовали на приеме, устроенном в их честь Северной литературной ассоциацией. Вечером состоялся доклад в помещении городского зала. Присутствовало 2 тысячи человек. 27 августа члены отряда присутствовали на приеме, устроенном в их честь газетой «Саппоро Хоккайдо таймс». После приема в лекционном [342] зале железнодорожного управления состоялся «литературный вечер». Ёсикава Эйдзи выступил с докладом на тему «Наука, литература и духовная культура». Его выступление произвело особое впечатление на железнодорожников. Вечером члены отряда присутствовали на ужине, устроенном в их честь начальником железнодорожного управления г. Саппоро г-ном Есимацу Такаси. 28 августа отряд прибыл в Асахигава. Во второй половине дня члены отряда посетили военный госпиталь. Вечером в помещении центральной начальной школы состоялся митинг, на котором присутствовало 2 тысячи человек.

29 августа отряд прибыл в Муроран. Вечером состоялся митинг в помещении женской начальной школы. На митинге присутствовало 2 тысячи человек. Переехав в Сёбэцу, 31 августа все члены отряда благополучно вернулись в Токио».

Чувствуется, если судить по этой статье, что работа «литературных отрядов» приобрела необычайный размах. Как отмечается в ежегоднике, всего на митингах, устроенных членами отряда, присутствовало более 106 тысяч человек. Поэтому можно представить себе, сколь велико было воздействие этих отрядов на население провинции.

Крестьянские общества культуры развернули движение за внесение культуры в села и возрождение местного искусства. Вполне понятно, что все это делалось не для того, чтобы направить крестьян по пути борьбы за свое освобождение.

Как об этом красноречиво свидетельствует, например, написанная и переложенная на музыку «Крестьянская песня о служении отечеству», которая в то время усиленно распространялась, кампания велась с целью воспитания деревни как источника для пополнения армии. С помощью и при поддержке властей культуру, восхвалявшую войну, несли в самые отдаленные горные деревушки и затерявшиеся на отдельных островках рыбацкие поселки, используя для этого кинопередвижки и передвижные театры.

Передвижные театры, оказывавшие исключительное [343] влияние на массы, по своему характеру и в городах и в деревнях играли роль наиболее удобных и притом эффективных орудий в деле воспитания населения в интересах государственной политики.

В сентябре 1940 года Информационное управление кабинета министров, связавшись непосредственно с Японской ассоциацией передвижных театров, а также с Обществом друзей передвижного театра и подкупив так называемое «Литературное общество», возложило на них часть задачи по развертыванию идеологического движения. Родились так называемые «патриотические пьесы».

Для этого были мобилизованы такие писатели, как Кикути Кан, Кумэ Macao, Сато Харуо и другие. На материалах, предоставленных им министерством внутренних дел, военным и морским министерствами, Японским Красным Крестом и другими организациями, они писали пьесы, которые наперебой ставились в театрах. Таким образом, органы, которые вели пропаганду государственной политики, были созданы в самых различных областях жизни. Несколько ранее этого, в августе 1940 года, главное полицейское управление отдало приказ о роспуске театральных коллективов «Новый театр» и «Новая труппа Цукидзи». Поскольку их деятельность по-прежнему была направлена на защиту социалистических идей, полиция сочла, что они оказывают слишком большое влияние на простых людей. Взамен их был создан «Национальный театр», репертуар которого состоял из верноподданнических пьес, рекомендованных и апробированных Информационным управлением. Этот театр был вынужден вести, агитацию за увеличение производства, а также заниматься распространением милитаристских идей.

В 1940 году отмечалось 2600-летие императорского дома. Этот случай был использован для дальнейшего усиления контроля за идеологией населения. Все крупные газетные компании, выпускавшие газеты верноподданнического содержания, взялись за подготовку к «проведению празднования 2600-летней годовщины строительства государства». [344]

В синтоистском храме «Касивахара дзингу» газетная компания «Асахи симбунся» оборудовала дом истории строительства государства, дом истории Ямато, библиотеку «Касивахара», открытый лекционный зал, площадки для борьбы сумо, стрельбы из лука и т. д. Одновременно для тренировки молодежи была оборудована площадка «Сэйкуяма». Компания «Ёмиури симбунся», составив сборник песен, посвященных 2600-летней годовщине империи, преподнесла его в дар храму «Касивахара дзингу». Компания «Хоти симбунся» организовала по всей стране движение за улучшение положения 199 синтоистских храмов, праздновавших годовщину со дня основания империи императором Дзимму, и призвала начать сбор киноаппаратов для передачи их армии. Компания «Майнити симбунся» организовала «выставку немеркнущего искусства», директором которой стал принц Хигасикуни. Ассоциация японского радио передавала «Юбилейную песню по случаю 2600-летия основания империи».

Одновременно проводилось «научное» изучение 2600-летнего правления императорского дома.

Главную роль в этом играло общество «Гэнри нихося», в частности его члены Минода Мунэёси, Мицуи Коно и другие махровые монархисты. Это общество выпускало журнал «Гэнри нихон». В специальном номере этого журнала (№ И, декабрь 1939 года) была предпринята попытка полностью опровергнуть результаты научного исследования истории древней Японии профессором Цуда Сокити. Статьи, касавшиеся этой темы, были снабжены кричащими заголовками: «Беспрецедентный случай в научных кругах накануне празднования 2600-летия императорского дома!», «Преступные идеи г-на Цуда Сокити!» Работы Цуда «Исследование эры богов», «Исследование древней истории Японии», «Исследование «Кодзики» и «Нихонсёки», «Идеология и общество древней Японии» (эти книги были изданы издательством «Иванамисётэн») и другие, в которых автор изложил результаты своих исследований, основанных на конкретном материале и сравнительно-историческом методе, представляли собой высшее достижение [345] японской исторической науки. Журнал «Гэнри нихон» объявил, что в них заключены преступные идеи, подрывающие авторитет императорского дома. После инцидента с профессором Минобэ в связи с его теорией о сущности императорской власти этот журнал, опережая полицию, из кожи лез вон, чтобы уничтожить в стране подлинную науку. Выступление журнала по поводу книг Цуда Сокити возымело действие. 8 марта 1940 года токийская районная прокуратура вызвала Цуда Сокити и издателя его книг Иванами Сигэо, предъявив им обвинение в нарушении закона о печати. По мере расширения масштабов японо-китайской войны течение за изгнание из жизни всякой подлинной науки, основанной на научном методе, становилось все более интенсивным, и случай с профессором Цуда как нельзя лучше свидетельствует об этом.

В соответствии с требованиями новой структуры в области поэзии в качестве организации, объединяющей всех поэтов, была создана Ассоциация японских поэтов, в области живописи такой организацией стала Лига объединений художников, в области скульптуры и ваяния — Товарищеское общество скульпторов. То же самое происходило и в литературе.

По инициативе Сэто Хэруо (Литературное общество), Тогава Садао (Литературная лига обороны родины), Фукуда Киёхито (Литературное общество освоения материка), Накадзима Кэндзо (Японский пэнклуб), Мамия Сигэсукэ (Товарищество крестьянской литературы), Умиотодзи Сёгоро (Общество строительства литературы), Сасаки Котаро (Ассоциация писателей) и Тацуно Кюси (Клуб писателей-юмористов) было создано так называемое Центральное общество японской литературы. Так во всех областях культуры создавалась система приспособления к новой структуре. Вскоре вышеназванное общество реорганизовалось в Общество служения отечеству через литературу.

В затхлой атмосфере того периода получило распространение следующее выражение, характеризовавшее принцип новой структуры: «Воля высших доводится до сведения низших, воля низших доводится до сведения [346] высших». В области поэзии хайку существовало три соперничавших между собой направления: традиционное, возглавлявшееся Такахама Кёси; направление сторонников свободной поэзии хайку, наиболее видными представителями которого были Хагивараи, Накадэука и другие, и направление «Синкёхайку», ратовавшее за обновление этого жанра поэзии. В это дело вмешалось Информационное управление кабинета министров, которое, распустив соперничавшие группировки, на их базе создало так называемую Японскую ассоциацию поэтов-хайкистов. С целью объединения всех организаций детской культуры была создана Ассоциация детской культуры Великой Японии, в которую вошли такие проявлявшие большой интерес к детской культуре писатели, как Симадзаки Тосон, Ямамото Юдзо, Хякута Мунэхару, Цубота Дзёдзи, Огава Мимэй, Кибэ Мантаро, а также художники, педагоги, издатели, художники-модельеры.

Культурные отделы Ассоциации помощи трону пустили глубокие корни не только в Токио, но и в провинции. Так, в префектуре Канагава была создана Культурная лига помощи трону (ее председателем стал Кумэ Macao), на острове Кюсю — Культурная ассоциация острова Кюсю (ее возглавлял Хино Асихэй и другие).

Кроме того, были созданы Культурная лига префектуры Яманаси, Культурная ассоциация префектуры Хиросима, Культурная ассоциация префектуры Ямагата (ее руководителями были Юки Айсака и другие), культурная лига Хатиодзи (в нее входили Рюи Росаку, Ода Мидзухо, Кодзима Дзэнтаро) и другие. В руководство этих организаций входили не только деятели культуры, но и врачи, учителя, деревенские заправилы т. д.

В области естественных наук Ассоциация по мобилизации науки провела регистрацию всех ученых страны, создав ряд объединений, в задачу которых входила мобилизация достижений науки и техники на службу войне. Первым мероприятием ассоциации была рассылка специальных карточек всем лицам, работавшим в государственных и частных научно-исследовательских учреждениях. [347] Так были собраны научные биографии ученых, проведена регистрация областей науки, в которых они работали, и их специальностей. В соответствии с научной родословной всех ученых страны была создана пирамидальная иерархическая лестница. Возникла система, заставлявшая науку в любое время отвечать на требования войны.

После взрыва Тихоокеанской войны подобная тенденция в области науки и культуры стала проявляться особенно отчетливо. 24 декабря 1941 года начал функционировать Патриотический союз литераторов. Наконец, 18 июня 1942 года в зале Хибия состоялась церемония по случаю создания Японского общества служения отечеству через литературу, объединившего организации, являвшиеся юридическими лицами. На церемонии присутствовало свыше 2 тысяч вновь вступивших в Общество литераторов, членов любительских литературных обществ, представителей издательских кругов и студентов литературных факультетов столичных университетов. На должность председателя общества был выдвинут Токутоми Итиро. Представители восьми секций общества во время церемонии дали клятву. Выступили представители секции прозы (Кикути Кан), танка (Ода Мидзухо), критики и публицистики (Каваками Тэйтаро), хайку (Фукагава Сёитиро), иностранной литературы (Каяно Сюкудзюку), национальной литературы (Хасимото Синкити), поэзии (Одзаки Дзэнхати) и драматургии (Мусякодзи Санэацу).

При непосредственном участии Общества служения отечеству через литературу 3 ноября 1942 года в Токио был созван «съезд писателей Великой Восточной Азии». Работа съезда продолжалась три дня. Это был кульминационный пункт движения за мобилизацию литературы на службу войне. На съезде присутствовали писатели всех областей «сферы совместного процветания». Собравшись в одном зале, они произносили речи, соперничая между собой в честолюбии и высказывая свои сокровенные мысли. Была принята следующая повестка дня съезда: сначала обсуждение вопроса о «формировании духа Великой Восточной Азии», затем вопросов об [348] «укреплении и распространении духа Великой Восточной Азии», о «способах распространения идеологии и культуры через литературу», о «способах мобилизации сил на завершение войны в Великой Восточной Азии через литературу» и другие.

В кино в этот период в основном демонстрировалась военная кинохроника, которая широко использовалась для мобилизации духа народа. После начала войны население, пославшее своих родных и близких на фронт, особенно беспокоилось об их судьбе. Поэтому картины, снятые кинооператорами, продвигавшимися вслед за армией, одерживавшей на первом этапе войны одну победу за другой, зрители встречали с особым нетерпением. Так, на экранах появилась серия полнометражных документальных фильмов вроде «Дневник боев на Малаккском полуострове», «Хроника наступательных боев», «Блестящее рождение Южных островов», «Дневник боев в Бирме», «Победная песня Востока», «Хроника побед императорского флота» и другие. В области художественной кинематографии министерством просвещения были рекомендованы к прокату кинокартины «48 верных ронинов эпохи Гэнроку», «Мать и дети», «Отец», «Командующий, штаб и солдаты», «Букет цветов стран Южных морей», «Морские бои в районе Гавайских островов и Малайского архипелага», «Последний день Англии» и другие.

Эти фильмы рассказывают либо о действиях на фронте, либо повествуют о жизни семей в тылу. Художественное достоинство большинства этих фильмов низко. Однако, как говорили, фильм «Морские бои в районе Гавайских островов и Малайского архипелага», рассказывавший о боях в первый год войны (до декабря 1942 года), пользовался у зрителей чрезвычайно большим успехом.

В 1942 году премия газеты «Асахи» была присуждена Фудзита Цугудзи за документальный фильм «Последний день Сингапура», Накамура Кэнъити — за фильм «Кота Бару» (Кота Бару — пункт на Малаккском полуострове, где на виду у неприятельских войск высадились японские войска), композитору Нобутоки [349] Киёси — за произведение «За морем», Ивата Томио — за повесть «Морской флот» и другим.

Повесть «Морской флот» печаталась в газете «Асахи». Эта повесть была написана на материале из жизни «камикадзэ», принимавших участие в нападении на Пирл-Харбор. Написать эту повесть Ивата помог флот. По рекомендации армии и Информационного управления она широко распространялась среди читателей.

Против бури

В такой обстановке писатель Масамунэ Хакутё, считавший, что «в этом мире вряд ли может быть художественная литература», читая выходившие до сих пор журналы, совсем не обращал внимания на повести, рассказы и т. д. Как правило, он живо интересовался статьями, которые касались политических, дипломатических, экономических и других вопросов, черпая из них сведения о внутреннем и внешнем положении Японии. Однако, когда приблизилась война, писатель сказал: «Я чувствую громадное влечение к литературе, которая хоть как-нибудь рассказывает о действительной жизни, пусть даже эта литература не блещет художественными достоинствами, пусть в ней нет не только каких-либо особых политических идей, но вся она состоит из пустых слов, сразу же улетучивающихся из головы»{322}. В этом высказывании нельзя не видеть определенного протеста Хакутё против создавшегося положения.

Говоря об отсутствии свободы слова, писатель отметил, что даже во время жесточайшего подавления свободы слова феодальной системой Токугава «людям не закрывали рта», так что широкие массы в самых различных формах могли выражать свои чувства, критиковать общество. Поэтому можно предположить, что историки, да и писатели того периода, пользуясь своими, присущими им методами, могли высказывать критические замечания в отношении отдельных людей и [350] общества. «Так должно быть и в настоящее время, — продолжал писатель. — Можно надеяться, что как женщины, спрятавшись от всех, смело надевают на себя великолепные украшения, так и критики, не находящие в себе сил молчать, а также литераторы, привыкшие выражать свои сокровенные чувства, возьмутся за дело и открыто выскажут свое мнение. Вообще говоря, считать, что откровенное выражение будет означать конец всего — значит впасть в младенчество». Поэтому «сегодняшние цензоры, чтобы обнаружить движение сердца в строках, написанных отдельными людьми, должны обладать интеллектом христианских богов». Так, Хакутё открыто выразил протест против подавления свободы слова, прибегнув к особым, искусным методам выражения своих мыслей. Но если мысли писателя не понятны цензорам, писал Хакутё, то они не будут понятны и читателям, поэтому только один писатель будет знать, о чем он писал. В этом трагичность положения людей, посвятивших себя служению перу. Им остается лишь ждать критику, которая появится в будущем, а беспочвенность таких ожиданий никогда еще не была так видна, как сейчас. «Человек, — продолжал Хакутё, — хочет во что бы то ни стало использовать слова, которые он старательно запоминает с младенческого возраста. Он хочет употреблять даже слова из иностранных языков, например из английского, которые он запоминает в результате долгих лет упорного труда. Тем более человек хочет употреблять, как ему подсказывает мысль, слова своего родного языка. В этом, пожалуй, сама природа человека».

Свобода слова безжалостно подавлялась. Но, несмотря на это, сопротивление работников культуры, принявшее, как отметил Хакутё, самые различные формы, продолжалось. В связи с отсутствием в стране нелегальных органов сопротивления работники культуры были вынуждены ограничиться легальными формами деятельности. Поэтому их сопротивление не могло принять характера организованного движения, не могло родиться и литературы, которую можно было бы назвать литературой сопротивления. Ее протест носил чисто субъективный [351] характер, и она не могла играть роль объективной силы. Опубликованные после войны теоретические работы, такие, как работа Камияма Сигэ «Некоторые теоретические вопросы сущности императорской системы», были написаны в 1939–1940 годах. Обращает на себя внимание тот факт, что их хранили нелегальные партийные организации, размножившие их и организовавшие их чтения. Миямото Юрико в послесловии к собранию сочинений, изданному после войны, писала, что «в произведении «Утренний ветер» я не могла полностью выразить то, о чем думала и чем было полно мое сердце. В нем слышится голос, проникающий сквозь железную решетку клетки, в которых обычно содержат обезьян. Можно сказать, что это произведение, в котором видно только движение губ, но не слышно голоса. Из-за давления окружавших нас видимых и невидимых вещей рождались вот такие произведения, уродовавшие мысли автора. Но не только меня заставляла обстановка писать подобные вещи». «Когда читаешь сейчас эти произведения, — продолжала Миямото, — чувствуешь, что по мере вползания Японии в войну мой голос звучал все глуше. Все, о чем хотелось сказать, слова, которые нужно было высказать, вуалировались, приходилось ограничиваться намеками». С января 1938 по 1939 год, а также после 1941 года Миямото было запрещено писать, так что она могла публиковать свои произведения в течение всего каких-нибудь полутора лет. В этот короткий срок Миямото развила активную литературную деятельность: ею были опубликованы критические статьи «Душа стремится к завтрашнему дню», «Пути литературы», «Наша жизнь» и другие, а также ряд художественных произведений: «Утренний ветер», «Четвертое воскресение марта» и т. д. «В мрачный период войны и фашизма эти произведения в буквальном смысле слова являлись светочами разума и совести»{323}.

Повесть «Четвертое воскресение марта» (апрель 1940 года) вторгается во внутренний мир молодого рабочего, одного из тех, кого называли «солдатами промышленности [352] «. В ней показаны противоречия и беспокойство, вызванные войной и еще более усугубляющие трудности жизни. В описании мрачной действительности линию Миямото продолжала Кубокава (Сата) Инэко, опубликовавшая в мае 1940 года рассказ «Его сон». В этом произведении Кубокава также рисует образ молодого рабочего, показывая, как при столкновении с действительностью полностью рушатся его мечты, пропадает сознание человеческого достоинства. В условиях, когда невозможно было открыто протестовать против войны, реалистический показ противоречий и темных сторон действительности, который мы встречаем в произведениях Миямото и Кубокава, также можно рассматривать как идущий от всего сердца протест против существовавшего положения вещей.

Дело в том, что в тот период не затрагивающее темы войны и игнорирующее войну описание общих для всех людей радостей и печалей и в особенности правдивый показ жизни простых людей, полной трудностей и страданий, уже сами по себе представляли протест против действительности. Это было время, когда подвергались гонениям даже люди, отказавшиеся служить войне и идеализировать войну, когда в литературе господствовало романтическое направление, прославлявшее войну (эта литература прежде всего была представлена произведениями писателей так называемой «группы японского романтизма»), когда пресловутая «народная литература» беспрерывно призывала народ мобилизовать все силы на войну. В своей работе «Бессилие литературы» (июнь 1941 года) Таками Дзюн выступил с протестом против подобного направления в литературе. С таким же протестом выступили писатели, защищавшие самую сущность литературы и настаивавшие на том, чтобы художественная литература как можно ближе касалась тех или иных сторон действительности, стремилась к отображению жизни. Этот протест прежде всего прозвучал в произведении Хироцу Кадзуо «История порта» (январь 1940 года), а также в произведениях Ногути «Откуда дует ветер» (апрель 1940 года), Ода Сакуносукэ «Счастливы ли супруги?» (июль 1940 года) и [353] других. Главными героями этих произведений являются женщины. Эти произведения заслуживают внимания в связи с тем, что в них показана великая жизненная сила женщин, преодолевающих все муки и страдания, и несмотря на тяготы семейной жизни, бросающих вызов своей судьбе.

К этой же литературе относится произведение Цубои Сакаэ «Календарь» (февраль 1940 года). В нем выведены образы трудящихся, полных бодрости и уверенности в себе. Это произведение особенно вдохновляло людей, в одиночку продолжавших борьбу.

Оценивая литературу с этой точки зрения, необходимо также отметить, что определенный протест против действительности содержался также в произведениях, представленных прежде всего повестью Хори Тацуо «Сайсуйко». В нем автор погружается в литературные образы и, изгнав душевную скорбь и все горести жизни, создает свой собственный мир.

Наряду с Миямото Юрико наиболее активный протест своей легальной литературной деятельностью в то время выразил Такакура Тэру. В его произведениях и литературно-критических статьях, опубликованных накануне и в годы войны (они включены в сборники «Бронзовый век», «Японский язык» и другие), содержится резкая критика феодализма в Японии, национального мистицизма, иррационализма и т. д. Вполне понятно, что для подобной критики необходимо было исключительное мастерство с точки зрения формы выражения мыслей.

Тот факт, что со страниц художественных произведений могла раздаться даже ограниченная критика, объясняется тем, что писатели выражали ее, не отрицая войны, а требуя разумного разрешения вопросов, связанных с ее ведением. Что же касается критики войны как таковой, то в этот период был сделан шаг назад. Но заслуживает внимания тот факт, что литераторы подчеркивали, что в ходе войны углубятся противоречия в лагере ее сторонников и будут действовать законы, по которым развиваются общество и культура. Это особенно проявилось в теории производительных сил Кадзахая Ясодзи и Окоти Кадзуо. Для ведения войны считалось необходимым [354] развитие производительных сил и создание на этой основе государства наипрочнейшей обороны. Преследуя эти цели, инициаторы войны стремились прежде всего подавить рабочее движение и в то же время, прикрывая свои действия призывами к служению отечеству и к жертвам во имя отечества, добивались усиления интенсификации труда. В противоположность этому Кадзахая и Окоти подчеркивали, что предпосылкой развития производительных сил является их разумное сохранение и использование с учетом стоимости рабочей силы в промышленности.

Такие фильмы, как «Снежная страна» (1939 год, режиссер Исимото Токити), «Паровоз С-57» (1940 год), «Дневник одной няни» (1941 год, режиссер Имаидзуми Ёситама) и другие, показывали, что рост производительных сил в военной промышленности Японии достигался за счет чудовищной интенсификации труда, путем принесения в жертву жизненных интересов рабочих.

Необходимо отметить также большое положительное значение произведения Такакура Тэру «Охара Югаку», рисующего жизнь Охара, девизом которого было: «Нужно умереть за крестьян, иначе сторонник «соно» не может считаться таковым».

Идея протеста отчетливо видна и в неоконченном произведении Ямамото Юдзо «Придорожный камень» (июль 1940 года) и в его опубликованном рассказе «Ломая перо». Эти произведения Ямамото прямо подводили к идее Фукудзава Юкити, гласившей: «Небо не создало одного человека выше другого, не создало оно одного человека и ниже другого». Ямамото показал полную борьбы жизнь человека, не сгибающегося под тяжестью невзгод и лишений, преодолевающего все трудности и отбрасывающего самую мысль о невозможности жить.

В этот период кипучую деятельность развил также прогрессивный литературный критик Иваками Дзюнъити, опубликовавший работу «Об исторической литературе». Очень много работал для углубления литературной теории Кубокава Цурудзиро, автор работы «Еще раз о современной литературе». Духом поисков истины в мрачные 1940–1941 годы проникнута и работа Накано Сигэхару [355] «Записки Сайто Сигэкити». Однако в январе 1941 года было издано распоряжение, запрещавшее публикацию произведений левых писателей. Дело дошло до того, что в сентябре 1941 года была прервана публикация рассказа «Чертеж в уменьшенном масштабе» — последнего произведения Токуда Сюсэй, написанного в духе литературы натурализма (этот рассказ печатался в газете «Мияко симбун») и запрещено издание произведения Нива Фумио «Средний возраст».

Как только вспыхнула война на Тихом океане, все прогрессивные деятели культуры сразу же начали подвергаться чудовищным гонениям, превосходившим обычные аресты и задержания. Власти уже не ограничивались указаниями, что можно делать и чего нельзя. Эти гонения не укладывались в понятие, которое вкладывают в слова «подавление печати». Но в тот период деятели культуры не могли ответить на репрессии организованным сопротивлением, хотя в груди каждого из них кипело возмущение. Дело дошло до того, что на работу в промышленность и в армию с последующей отправкой на фронт мобилизовались даже либеральные ученые, такие, как Накадзима Кэндзо, Мики Киёси, Киёмидзу Икутаро, и другие. Всем, кто не поддерживал войну, было запрещено публиковать свои труды и высказываться на страницах печати. Больше того. От них требовали поддержки войны, и те, кто не поддерживал ее, в той или иной форме подвергались гонениям. Поэтому в то время даже молчание означало стойкое сопротивление. Почти не стало произведений, которые можно было бы причислить к художественной литературе. Заслуживают внимания лишь такие работы, как «Огонь, ветер и сон» (август 1942 года), «Сумомо мисасаги» (июль 1943 года) писателя Накадзима Бин и «Снежная пыль» Танидзаки Дзюнъитиро, защищавшие литературу от нашествия военной тематики. Но и произведение Танидзаки «Снежная пыль», печатавшееся в журнале «Фудзин корон», не было полностью опубликовано — оно появилось всего в двух номерах журнала. После этого, в феврале 1943 года, была запрещена и продажа самого журнала «Фудзин корон», издававшегося издательством [356] «Тюокоронся». Редакторская работа в редакции «Фудзин корон» продолжалась, однако в связи с началом решительных боев на фронте из-за предосторожности вскоре была прекращена. Но Танидзаки и после этого продолжал работу над своим произведением. Окончив к 1944 году первый том, он домашним способом отпечатал двести экземпляров и распространил его среди друзей и знакомых. Существует мнение, что в этом произведении выражен не протест, а лишь идея о бегстве из действительности{324}. Тем не менее можно сказать, что оно родилось из сознания необходимости спасения литературы от нахлынувших в нее идей бессмысленно жестокой войны, развертывавшейся в тот период. Это же относится и к Нагаи Кафу. Используя каждую возможность для опубликования своих произведений, испытывая постоянные гонения, переезжая с места на место (в результате бомбежки у Кафу сгорел дом), писатель продолжал работать над начатыми накануне войны повестями «Успехи и неудачи», «Танцовщица», «Орден», «Ответ, на который не было вопроса» и другими.

Организаторы войны подводили под статьи закона «О поддержании общественного спокойствия» всякую культурную деятельность, как писательскую (независимо от того, публиковались или не публиковались те или иные произведения), так и просветительскую (товарищеские вечера, товарищеские литературные связи, а также временные общества, литературные связи, обмен книгами и т. д.).

Всякий, даже малейший протест, который в годы расцвета движения за пролетарскую литературу остался бы без внимания, рассматривался как преступление, и, наоборот, говоря с точки зрения «преступника», он, идя на этот протест, должен был думать о законе о смертной казни. Если сравнить с внешней стороны слабое сопротивление периода войны на Тихом океане с мощным движением сопротивления первых годов Сёва, то, как сказал Араи Масабито, «ничего не поделаешь, если о том [357] человеке скажут, что он впал в анахронизм». Но Араи подчеркивает, что «к оценке нужно подходить с точки зрения внутреннего мира человека, поддерживающего этот протест»{325}.

Действительно, в то время были созданы сборник «Современная литература», в написании которого приняли участие прежде всего Ои Хиросукэ, Окума Хидэо, Сакагути Анго, Сугияма Хидэки, Хирано Кэн, Арари Масабито, Сасаки Мотоити, а также Одагири Хидэо, Хонда Сюго, Иваками Дзюнъити и другие. В те же годы Ханада Киётэру, Накано Хидэто, Коно Дзюдзабуро и другие выпустили книгу «Культурные организации», а Накано Тэруо, Нисимура Такацугу, Ёсида Кэндзо, Хирано Дзинкэй, Сайто Масанао, Ито Синкити и их коллеги — «Критика»; в тот же период существовала так называемая «литература красных ворот» Хирата Дзидзабуро, Нами Рёкэн, Исикава Митио, Усуми Нобухира и других. Все эти люди в чрезвычайно трудных условиях, в затхлой обстановке, никак не способствовавшей развитию литературы, оказывали сопротивление. После окончания войны эти писатели сразу же развернули кипучую деятельность, используя страницы журнала «Киндай бунгаку» и других. Араи Масабито пишет: «Вспоминаю, как вплоть до 1944 года, то есть за год до окончания войны, регулярно собиралась нелегальная группа. Использовали малейшую возможность для легальной деятельности, организуя просветительное движение. Временами в ней принимало участие до десяти литераторов и критиков. Разве в этом не заключалось сопротивление войне? И таких очагов сопротивления существовало бесчисленное множество»{326}. Конечно, это не означает, что такое сопротивление было непосредственно направлено против войны. Однако необходимо отметить, что именно отсюда берет источник плодотворная деятельность литераторов в послевоенные годы.

Люди младшего поколения, молодежь, духовное формирование которой проходило в этот мрачный период, та [358] самая молодежь, которая была загнана на заводы или брошена на поле боя, была почти лишена базы для восприятия не противоречащих разуму последовательных идей. Однако идеи, родившиеся у нее в результате непосредственного столкновения с мрачной военной действительностью, также можно отнести к идеям сопротивления. В «Дневниках студентов, погибших на войне», выступают образы студентов, хранящих в своих портфелях книги Толстого и до поздней ночи читающих в заводских общежитиях «Критику практического разума» Канта, тех самых студентов, которые проявляли энтузиазм в учебных аудиториях и которые без всякого вдохновения отправлялись на поле боя. [359]

                             

Top
 
 

© Материалы, опубликованные на сайте, являются интеллектуальной собственностью и охраняются законодательством об авторском праве. Любое копирование, тиражирование, распространение
возможно только с предварительного разрешения правообладателя.
Информационный портал по Китаю проекта АБИРУС

Карта сайта   "ABIRUS" Project © All rights reserved
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 Яндекс цитирования