header left
header left mirrored

2. Кабинеты Койсо и Судзуки и попытки выйти из войны

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: История войны на Тихом океане (в пяти томах). — М.: Издательство Иностранной литературы, 1957, 1958.

Антивоенные и пацифистские настроения среди населения

Какими же способами сопротивлялся народ, когда от него отрывали близких и родных, гнали на принудительные работы, когда горели его жилища, когда он страдал от недостатка пищи и одежды, когда в стране, превратившейся в огромную военную тюрьму, его лишили всех свобод и стремились принести в жертву «решительному сражению на территории Японии» — этой отчаянной попытке монархо-фашистав спасти свою шкуру? В условиях, когда любые организации, могущие стать базой для сопротивления, подавлялись, народ, будучи связанным [170] по рукам и ногам жандармерией, Ассоциацией помощи трону, соседскими группами, мог платить за все свои мучения единственным пассивным способом сопротивления — уклоняться от всех действий, способствовавших ведению войны и, насколько возможно, саботировать ее. Монархо-фашисты, которым всевозможными принудительными мерами удалось навязать народу войну, так и не смогли пробудить в народе желание сотрудничать с ними в ведении войны. Признаки «антигосударственных настроений», проявившиеся еще до начала войны на Тихом океане, с каждым годом становились все более характерными для широких масс. «Люди живут в мире, отличном от того режима, который создан в стране», — писал «Японский экономический ежегодник».

Рабочие, которым было запрещено объединяться в профсоюзы и у которых было отнято право на любое выступление, напоминающее трудовые конфликты, оказывали максимальное сопротивление войне прогулами и саботажем. Число прогулов настолько возросло, что уже в 1944 году превратилось в серьезную проблему. Прогулы ускоряли развал военной экономики, подрывая такой ее важный элемент, как рабочая сила. Правительство предпринимало отчаянные усилия для борьбы с прогулами, но в 1945 году, когда военное положение Японии особенно ухудшилось и начались воздушные налеты, эта проблема приобрела еще большую остроту. Несмотря на принудительные меры и пропагандистские призывы, число длительных прогулов резко увеличилось — рабочие не выходили на работу либо под предлогом закупки продовольствия в деревне, либо сопровождали семьи в эвакуацию, либо симулировали болезнь. По данным обследования, проведенного правительством в июне 1944 года, из 8770057 заводских рабочих 289105 рабочих отсутствовали на работе свыше трех месяцев. За период с октября 1943 года по сентябрь 1944 года в результате прогулов было потеряно 20 процентов рабочего времени, а к июлю 1945 года эта цифра возросла до 49 процентов{386}. Так, на предприятии авиационной компании Накадзима [171] в Ота в течение первой декады сентября 1940 и 1941 годов прогулы составили соответственно 12,29 и 12,94 процента рабочего времени. Судя по тому, что за тот же период в 1942 году прогулы составили 14,82 процента, по-видимому, в дальнейшем их число еще больше возросло. Как это видно на примере шахт префектуры Сага, большое распространение получила так называемая «страховая болезнь», когда рабочие не выходили на работу, симулируя болезнь и получая пособие по страхованию{387}. Но дело не ограничивалось прогулами: даже когда рабочие являлись на работу, они старались саботировать ее насколько возможно. Причем стало обычным явлением, когда рабочие не просто отлынивали от работы, а сознательно выпускали бракованную продукцию. В 1940 году на важном предприятии по производству вооружения в префектуре Канагава был случай, когда рабочие испортили секретное оружие, которое имелось у императорской армии только в единственном экземпляре{388}. Ничего не делать, когда рядом нет мастера, спать днем в бомбоубежище — это в годы войны проделывали большинство японцев. С другой стороны, в деревне до самого конца войны не прекращались арендные конфликты. Даже по официальным статистическим данным, в год их происходило не менее 2 тысяч. Но основной формой сопротивления было уклонение от поставок. Крестьяне небрежно обрабатывали культуры, шедшие на поставки, и заботливо ухаживали за культурами, которые предназначались для собственного потребления. В мешки с рисом, сдаваемым по поставкам, крестьяне сыпали на дно песок, чтобы они были потяжелее.

Горожане-рабочие вынуждены были покупать все необходимое для жизни по спекулятивным ценам. В то время как крупные капиталисты наживались на спекуляциях, простым людям часто не хватало денег, чтобы купить хотя бы немного пищи. Тот, кто покупал или продавал на черном рынке, в душе считал себя правым, но, [172] конечно, не мог об этом говорить открыто, перед властями. С другой стороны, никакие меры, предпринимаемые императорскими чиновниками, не могли ликвидировать черный рынок. Более того, чем жестче становились ограничения, тем упорнее население уклонялось от того русла жизни, в которое стремилось втиснуть его государство. Японским правителям не давало покоя такое положение, когда, как заявил Андо Кидзабуро, «всесторонний контроль, связанный с напряженной обстановкой нашего времени, нередко приводит население в состояние безучастной пассивности»{389}.

Итак, монархо-фашисты стремились максимально мобилизовать население на войну, но население отдавало ей лишь минимум своих усилий. Однако такое пассивное сопротивление имело ясно очерченный предел: население не решалось открыто высказать правителям недовольство условиями жизни и заявить о своем стремлении к миру; люди удовлетворялись тем, что тайком обменивались между собой этими мыслями. В зависимости от места и времени народ говорил на двух разных языках. Когда приходил красный листок — повестка о явке на призыв, то получивший ее говорил: «Наконец-то я смогу быть полезным родине», а тот, к кому он обращался, отвечал: «Желаю успеха». Но стоило им остаться одним, как первый упавшим голосом начинал сетовать: «Ну вот меня и забрали», а другой ему сочувствовал: «Да, очень жаль, что так случилось»{390}. Эти два совершенно противоположных друг другу способа выражения — «показной» и «оборотный» — хорошо характеризовали полную страданий, двойственную жизнь народа в те годы.

Одновременно с «оборотным» способом выражения создавалось соответствующее ему общественное мнение, которое проявлялось во всякого рода слухах и разговорах, причем с течением войны их становилось все больше. [173] Слухами делились между собой знакомые, соседи{391}. Когда же страдания, причиняемые войной и угнетением, стали особенно мучительными и жизнь населения стала повсеместно одинаково плохой, то в каждой семье, в каждой соседской группе начали высказывать ту же ненависть, то же недовольство, страх, беспокойство, надежды. Народные массы полностью перестали доверять стереотипным официальным сообщениям, переполненным ложью, выгодной правителям. Это в свою очередь способствовало дальнейшему распространению и без того многочисленных слухов. «В армии даже лошади едят сахар» (октябрь 1944 г.), «Начальник полицейского участка при переходе на другую работу получил пять мешков прекрасного риса», — такие разговоры были единственным способом, которым население оказывало сопротивление ненавистным монархо-фашистам{392}. Так сводились на нет жестокие и разнузданные гонения, которыми императорский строй встречал всякое выражение общественного мнения, разлагался механизм его контроля. В то же время это становилось препятствием на пути политического пробуждения народных масс, их решительной борьбы против фашизма. Нередко случалось, что само стремление народа к миру проявлялось в искаженном виде. Однажды люди, поверив слухам о том, что «американская армия безоговорочно капитулировала на Окинаве» (апрель — июнь 1945 года), трижды провозгласили «банзай!» «Победа» в агрессивной войне, к которой упорно стремились правители, связывалась в понимании народа с его постоянным стремлением к миру, несмотря на то, что эти два понятия противоречили друг другу. Так рождалось «стремление к миру», не отвергавшее войну.

Организационное укрепление союза помощи трону «Сонэндан», проводившееся монархо-фашистами, должно было противостоять подобного рода тенденциям в [174] жизни народа. Монархо-фашисты внедряли режим тирании в самые труднодоступные уголки его жизни. С этой целью они стремились бюрократизировать деревенскую и городскую верхушку, «сплотить ведущие и отборные элементы различных слоев общества», на которых «мог бы равняться весь народ»{393}. Это была попытка господствовать над народом, расколов его не только по вертикальной, но и по горизонтальной линиям. В то время как доведенное до голода городское население вынуждено было продавать свою одежду и отправляться в деревню на закупки продовольствия, правящие классы с целью отвести от себя недовольство крестьян, которых они заставляли поставлять рис по низким ценам, стремились направить его на городских жителей. Крестьян толкали на то, чтобы они взвинчивали цены на черном рынке и отыгрывались тем самым на жителях города — таких же трудящихся, как и они. Японский капитализм, десятки лет процветавший за счет угнетения крестьян, воспитывал у них чувство зависти и враждебности по отношению к «городу». Чтобы купить одежду, удобрения, сельскохозяйственные орудия, крестьянки, у которых отняли мужей — единственную опору семьи, вынуждены были отрывать от себя кусок хлеба — продукт их непосильного труда — и продавать его на рынке. Во всем этом были виноваты фашисты, монополистический капитал, но они прибегали ко всяческим ухищрениям, чтобы заставить городских жителей и крестьян обвинять в этом друг друга. Таким образом, в годы войны на Тихом океане народные массы, к сожалению, не могли организовать достаточно серьезную борьбу с агрессорами, оказать им должное сопротивление и защитить мир. Лишь небольшая группа мужественных людей оказалась способной к такой борьбе. Большинство же интеллигентов, знавших наперечет все преступления монархо-фашизма, ушли в свой изолированный мирок, затаив гнев в душе. Вот как об этом пишет Нагаи Кафу в своем «Дневнике бедствий»: «Было бы верхом глупости возмущаться сейчас деспотизмом правителей; нам остается только молчать. [175] Единственным нашим ответом на это может быть только безразличие и равнодушие по отношению к государству»{394}.

И все же волна антивоенных настроений, захлестнувшая все слои народа, «жизнь народа вне государства» разлагали изнутри военный режим монархо-фашизма, вызывали в нем, по выражению Судзуки Каттаро, процесс «саморазложения». Так созрели внутренние причины, облегчившие падение этого режима под натиском мировых сил демократии.

Кабинет Койсо

Падение кабинета Тодзио произошло в результате дворцовой интриги дзюсинов. Но вызвано оно было следующими причинами. Дзюсины опасались, что охватившее народ недовольство правительством Тодзио перерастет в недовольство всеми правящими классами, в протест против войны. Они боялись, что пробудившееся сознание народа поведет его по пути мира и революции. Пытаясь отвратить это недовольство, дзюсины и настояли на смещении Тодзио. Понятно поэтому, что ни один из дзюсинов, добившихся смены кабинета Тодзио, не питал никаких иллюзий в отношении будущего кабинета. Не было среди них ни одного честного человека, который взял бы на себя ответственность за войну или же предпринял решительные усилия по прекращению войны. Совещание дзюсинов, которое должно было наметить нового кандидата на пост премьер-министра, открылось во второй половине дня 18 июля 1944 года — в день отставки кабинета Тодзио. Все выступавшие заботились только о том, чтобы избежать ответственности, поэтому подыскать кандидата было нелегко. В ходе долгих и бесплодных пререканий встал вопрос: кому быть премьером — гражданскому лицу или военному, представителю армии или флота. Было решено, что, поскольку идет война, [176] премьером должен быть военный, причем представитель сухопутной армии. Но подходящего генерала действительной службы так и не удалось найти. В конце концов остановились на командующем войсками южного направления Тэраути Дзюити как на первом кандидате и генерал-губернаторе Кореи Койсо Куниаки как на втором. Так как кандидатура Тэраути была отвергнута, поскольку посчитали неудобным отзывать его с фронта, выбор пал на Койсо. Однако Коноэ начал сомневаться в Койсо, ибо хорошо не знал его. Переговорив с Хиранума и Кидо, он добился их согласия на включение в кабинет и Ионай, который хорошо разбирался в обстановке. Кидо, исполнявший обязанности секретаря совещания, обошел всех дзюсинов, выясняя их мнение. Все они, за исключением Абэ, высказались за создание коалиционного кабинета Койсо — Ионай. 20 июля вновь состоялось совещание дзюсинов, на котором единогласно было решено поручить формирование кабинета Койсо и Ионай. Таким образом, дзюсины даже не могли остановиться на одном кандидате на пост премьер-министра. Они уклонились от ответственности, предоставив Койсо и Ионай самим искать выход из положения. Поэтому было уже заранее ясно, что новое правительство не сможет принять какого-либо нового курса в отношении войны.

При формировании кабинета его глава Койсо предложил армии и флоту включить премьер-министра в состав Главной ставки, чтобы тем самым предотвратить разрыв между военным командованием и государственным управлением, но военные круги ответили отказом. Таким образом, с самого начала отпали надежды даже на объединение руководства войной, осуществлявшегося военным командованием и правительством. Созданное с таким трудом правительство сотрудничества Койсо — Ионай имело следующий состав:

премьер-министр — Койсо Куниаки

министр иностранных дел (остался от прежнего кабинета) и по совместительству министр по делам Великой Восточной Азии — Сигэмицу Мамору

министр внутренних дел — Одати Сигэо [177]

министр финансов (остался от прежнего кабинета) — Исивата Сотаро

военный министр — Сугияма Хадзимэ

морской министр — Ионай Мицумаса

министр юстиции — Мацудзака Хиромаса

министр просвещения — Ниномия Харусигэ

министр народного благосостояния — Хиросэ Хисатада

министр сельского хозяйства и торговли — Симада Тосио

министр вооружений — Фудзивара Гиндзиро

министр транспорта и связи — Маэда Ёнэдзо

министр без портфеля — Матида Тюдзи

министр без портфеля — Кодама Хидэо

министр без портфеля и по совместительству начальник Информационного управления — Огата Такэтора

Начальник Юридического управления и по совместительству генеральный секретарь кабинета — Миура Кадзуо

Появившийся таким образом на свет новый кабинет по своему характеру мало чем отличался от кабинета Тодзио. Не был он и достаточно прочным кабинетом «национального единства», на создание которого вначале рассчитывали дзюсины. Даже на их совещании, посвященном подбору главы кабинета, «пожалуй, не было ни одного человека, который заявил бы, что Койсо является наиболее подходящей кандидатурой на пост премьер-министра»{395}.

Не удивительно поэтому, что Коноэ продолжал испытывать беспокойство даже после того, как он приставил к Койсо Ионай. Коноэ говорил: «Военно-морской флот собирается возвратить адмирала Ионай на действительную службу, но, поскольку армия ведет себя по-прежнему да еще при таком роботе, как Сугияма, вряд ли можно ожидать, что дух Тодзио сколько-нибудь выветрится»{396}. Коноэ, занимавший позиции стороннего наблюдателя, был удручен тем, что командование армии [178] и флота почти не изменилось и что выдвижение Койсо утратило всякий смысл{397}.

Кабинет Койсо, сформированный по императорскому приказу: «выполнить задачи войны в Великой Восточной Азии» и провозгласивший лозунги «единства нации Ямато» и «преодоления национального кризиса», был кабинетом ведения войны, нисколько не отличавшимся от правительства Тодзио. Разве что он был еще более бессильным. Поэтому в вопросах руководства войной, так же как это было и прежде, не было выработано единой линии. 4 августа новый кабинет преобразовал Совет связи между Главной ставкой и правительством в Высший совет по руководству войной, стремясь тем самым взять в свои руки руководство ведением войны. Несмотря на это, руководство по-прежнему оставалось в руках военных, а Высший совет по руководству войной фактически не отличался от Совета связи.

Армейский отдел Главной ставки встал перед необходимостью пересмотреть «Программу руководства войной», принятую в сентябре 1943 года на императорской конференции в связи с изменением обстановки после падения Сайпана, и выработать новые директивы по ведению войны. Были проведены совещания с участием начальника Генерального штаба Умэдзу и военного министра Сугияма, в результате которых к 25 июля было выработано согласованное решение. Согласно этому решению, 70 процентов всех сил сухопутной армии предполагалось выделить для решительного сражения и 30 процентов — для ведения затяжной войны. 27 июля Главная ставка неофициально передала премьер-министру Койсо свои основные соображения по вопросу дальнейшего ведения войны, в основу которых было положено это решение. Вот что говорилось в документе о необходимости выработки директив по руководству войной: «Мы должны откровенно признать, что в настоящее время создалось настолько опасное положение, что малейшая ошибка, допущенная нами в руководстве войной, может сделать невозможным даже сохранение устоев нашего национального [179] государственного строя. Мы должны нащупывать свой путь, полные решимости искать жизнь в смерти»{398}.

Выработанные таким образом оценка международного положения и программа руководства войной существенно не отличались от предшествовавших программ. Хотя при оценке международной обстановки признавалось крайне неблагоприятное положение лагеря оси, в качестве плана дальнейшего ведения войны предлагалось к концу года собрать воедино все ресурсы страны и решительным усилием остановить наступление армий союзников, нарушив их планы продолжения войны. Если же это не приведет к успеху и международное положение станет еще более неблагоприятным, то вопреки всему предполагалось «продолжать войну до победного конца, защищая землю монархов с верой в непременную победу, к которой должна привести железная сплоченность ста миллионов». Таковы были беспочвенные надежды японского командования.

Перед лицом надвигавшейся катастрофы и непрерывно увеличивавшихся мучений народа новое правительство не могло предложить ничего, кроме отчаянных призывов к продолжению войны до победного конца.

Кабинет Судзуки

При неспособном и малоинициативном правительстве Койсо процесс разложения военного режима значительно усилился, с каждым днем росло недовольство народа. В этих условиях среди правящих классов, особенно среди дзюсинов, зародились планы создания «правительства мира». Таким путем они стремились защитить монархию от военного поражения и революции. Но для того чтобы движение за создание «правительства мира» оформилось и вышло на поверхность, необходимы были соответствующие условия. Они созрели в начале 1945 года. [180]

Японские правители знали, что государства Восточной Европы одно за другим «распускают организации, поддерживающие Гитлера», и что «Советский Союз ведет неустанную работу с целью установления в соседних с ним странах Европы советского режима, а в остальных европейских странах — по меньшей мере близкой ему по духу власти... Эта деятельность в значительной мере приносит свои плоды»{399}. Более того, в Корее — колонии, жизненно важной для японского империализма, такие организации, как Корейская лига независимости и Добровольческая армия Кореи получали все более широкую поддержку корейского народа и наращивали силы.

Ряд дзюсинов — Коноэ, Окада, Вакацуки и другие, считали: если «допустить, что поражение неизбежно», то дальнейшее продолжение войны «сыграет только на руку коммунистам». Поэтому они решили «нижайше донести» императору о необходимости прекратить войну «в целях защиты устоев национального государственного строя». Это произошло в феврале 1945 года. Другими словами, для создания «правительства мира» (вернее, поражения) одного только военного поражения не было достаточно. Только тогда, когда к этому фактору добавился фактор роста и укрепления народных сил во всем мире, появились условия для объединения всех правителей Японии. Их объединяла необходимость защиты императорского строя от этих народных сил.

1 апреля 1945 года американская армия высадилась на острове Окинава, после чего поражение японского империализма стало совершенно очевидным. Эти обстоятельства привели к падению бездеятельного правительства Койсо, 5 апреля оно ушло в отставку. На смену ему пришел последний кабинет японского империализма. В этот же день стало известно о денонсации советско-японского пакта о нейтралитете. Внутри страны «особенно обращали на себя внимание усилившиеся антивоенные тенденции», которые проявлялись «в связи с продовольственным вопросом, вопросом охраны безопасности [181] и проблемой расширения производства» (Кидо). Главой нового кабинета, который должен был противостоять этим тенденциям, стал «человек, в глазах народа ни в чем не замешанный» (Хиранума). Это был человек, который после событий 26 февраля ни разу не появлялся на политической арене и, на первый взгляд, не имел отношения ни к войне, ни к бедствиям народа. Однако для монархии было «важно то, что ему можно было доверять» (Хиранума). Таков был выдвинутый на совещании дзюсинов на должность премьер-министра адмирал Судзуки Кантаро — в прошлой старший генерал-адъютант императора, единственной заслугой которого была «беззаветная преданность трону» и то, что он был «воин, не имеющий никакого опыта в политике» (Судзуки){400}.

Как уже говорилось выше, большинство народа, проклиная жизнь, становившуюся все более тяжелой, не догадывалось еще обратить свой гнев против монархии — оплота японского фашизма. Поэтому для правителей Японии не было более подходящего премьер-министра, чем Судзуки. Несмотря на то, что «беззаветная преданность трону» и «неучастие в политике войны» сами по себе противоречили друг другу, правительство Судзуки, пользуясь пассивностью народа, искусно связывало эти два понятия воедино, используя их в качестве рычага для «перемены курса» монархо-фашизма.

Эти отличительные особенности кабинета Судзуки отразились и на его политике и на его составе. В кабинете Судзуки министерские посты заняли следующие лица:

премьер-министр и по совместительству министр иностранных дел и министр по делам Великой Восточной Азии — Судзуки Кантаро

министр внутренних дел — Абэ Гэнки

министр финансов — Хиросэ Тоёсаку

военный министр — Анами Корэтика

морской министр — Ионай Мицумаса [182]

министр юстиции — Мацудзака Хиромаса

министр просвещения — Ота Кодзо

министр вооружений и по совместительству министр транспорта и связи — Тоёда Тэйдзиро

министр сельского хозяйства и торговли — Исигуро Тадаацу

министр народного благосостояния — Окада Тадахико

министры без портфеля — Симомура Хироси (начальник Информационного управления), Сакондзи Масадзо, Сакураи Хёгоро, Ясуи Фудзихару

(впоследствии министром иностранных дел и министром по делам Великой Восточной Азии был назначен Того Сигэнори, министром транспорта и связи — Обияма Наото).

«Заключение мира» подавалось как условие «полного завершения войны». Судзуки прислушивался «к гневному голосу народа, доносившемуся из-под земли», но считал, что «если сразу изменить курс, то это не приведет к хорошему. ...Если же пренебречь этим и все-таки повернуть в сторону, то неожиданно вспыхнут беспорядки, возникнут всякие неприятности». Поэтому Судзуки приказал «держать тот же курс»{401}.

Правители империалистической Японии «вступили в альянс», чтобы предотвратить «неожиданную вспышку беспорядков». Буржуазия послала своих представителей в правительство, которые нашли там общий язык с придворной аристократией — Судзуки, Анами и другими. Министром вооружений стал президент Контрольной ассоциации сталелитейной промышленности Тоёда Тэйдзиро, принадлежавший к семье Мицуи, кроме того, в правительство вошли Хиросэ Тоёсаку — представитель Контрольной ассоциации страховых обществ и Сакондзи Масадзо — президент Северо-Сахалинской нефтяной компании. Теперь уже не обращали внимания ни на групповую, [183] «и на кастовую принадлежность{402}. Недаром это правительство называли «Ноевым ковчегом». Образовалось «искусное переплетение всех сил абсолютистскогоправления»{403}. Таким образом правительство Судзуки готовилось к поражению, исполняя концерт под названием «двойная стратегия» (Рот), целью которой было обеспечить монархии и монополистическому капиталу продолжение их господства в послевоенное время.

Маневры с целью прекращения войны

Еще до сформирования «правительства мира» Судзуки, часть дзюсинов предприняла маневры для достижения компромиссного мира. В феврале 1945 года Коноэ Фумимаро представил императору доклад, в котором он, исходя из неизбежности военного поражения, настаивал на скорейшем заключении компромиссного мира с Англией и США. Эту необходимость он мотивировал следующим образом: «Хотя поражение, безусловно, нанесет ущерб нашему национальному государственному строю, однако общественное мнение Англии и Америки еще не дошло до требований изменения нашего государственного строя... Следовательно, одно только военное поражение не вызывает особой тревоги за существование нашего национального государственного строя. С точки зрения сохранения национального государственного строя наибольшую тревогу должно вызывать не столько само поражение в войне, сколько коммунистическая революция, которая может возникнуть вслед за поражением»{404}. Их желание прекратить войну подогревалось воспоминанием о том, что первая мировая война привела к свержению русского царя и германского кайзера. Придворные — гэнро, дзюсины, паразитирующие на теле монархии и больше других заинтересованные в ее сохранении, стали проявлять особый интерес к достижению компромиссного [184] мира, так как перед их глазами постоянно стоял пример России и Германии. Теперь они стали тщательно взвешивать соотношение сил на фронте и степень своей непопулярности в народе. Занялись они этим на том же этапе войны, что и их предшественники в России и Германии{405}.

Падение острова Сайпан усилило их стремление к достижению мира. Но причиной этого явилась не столько военная неудача, сколько то, что после падения Сайпана уже было невозможно скрывать факт поражения; они опасались, что народ станет еще больше не доверять правящим классам. Страх перед тем, что народ отвернется от них, немедленно вырастал в страх перед «красной опасностью». Еще в феврале 1943 года Коноэ заявил: «Дальнейшее обострение напряженности во внутренней обстановке должно неизбежно привести к усилению красного движения. Это говорит о необходимости скорейшего прекращения войны». К Коноэ присоединился Кидо, «разделявший те же опасения»{406}. С точки зрения их интересов, японский империализм мог выбирать только одно из двух — либо военное поражение, либо революцию. Теперь перед ними стоял неотложный вопрос — как добиться компромисса при военном поражении, как добиться того, чтобы государственный строй вышел из него с минимальным ущербом.

Следовательно, «сторонники мира» по существу ничем не отличались от сторонников продолжения войны. Поэтому, если Сигзмицу или Того и предпринимали дипломатические шаги с целью заключения мира, то свою дипломатию они строили в расчете на расширение военных усилий и с этой целью поощряли военщину. Так, например, во время боев на острове Окинава Того следующим образом подбодрял военщину: «Если Японии удастся отразить врага на Окинаве, то Советский Союз и другие страны увидят, что Япония все еще имеет значительные резервы военной мощи. Кроме того, в этом [185] случае неприятельской стороне потребуется некоторое время, чтобы вновь перейти в наступление. Воспользовавшись подобной ситуацией, можно будет построить фундамент для деятельности нашей дипломатии, находящейся в настоящее время в тупике»{407}. Таким образом, дипломатия империализма основывалась на росте военных усилий и на противодействии военными средствами там, где это только было возможно. Между тем в то время как правители Японии понапрасну тратили время, стремясь провести в жизнь свою политическую линию: компромиссный мир — дипломатия — рост военных усилий, дела в стране все ухудшались; военное положение стало исключительно тяжелым, правители становились все более непопулярными среди народа.

Люди, которые после войны рекламируют себя как сторонников мира, сводят создавшуюся в то время политическую обстановку к борьбе групп, выступавших за мир и за продолжение войны, объясняя ею столь длительную затяжку с прекращением военных действий. Но подобное объяснение — сплошной обман. Конечно, можно привести многочисленные примеры борьбы между «сторонниками мира» и сторонниками продолжения войны. Между военными и правительством, а среди военных — между армией и флотом, существовали довольно резкие разногласия по поводу условий мира и по вопросу о сражении на территории Японии. Но речь шла лишь о том, стоит ли продолжать рискованную линию, начатую на Филиппинах и Окинаве, доведя ее до сражения на территории Японии. Это была разница двух тактик, каждая из которых преследовала цель сохранить старый государственный строй. Линия на заключение мира и линия на продолжение войны были только двумя сторонами одной и той же политики защиты государственного строя. Именно поэтому «сторонники мира» враждебно относились к тому стремлению к миру, которое переполняло народ, и их деятельность не была направлена на поддержку этого стремления. [186]

Для дзюсинов в их надеждах на заключение компромиссного мира единственным ободряющим фактором были противоречия между Англией и США, с одной стороны, и Советским Союзом — с другой, а также разногласия между коммунистами и гоминьдановцами в Китае. Как уже говорилось выше, целью так называемых «мероприятий по прекращению войны» в Китае было разжигать и использовать политику саботажа, которую проводил Гоминьдан в антияпонской войне, нападки гоминьдановцев на китайских коммунистов, а в мировом масштабе — углублять раскол между Англией, США и Советским Союзом. В дневнике Коноэ имеется запись от 11 апреля 1943 года о его беседе с Чэнем, представителем правительства Ван Цзин-вэя. Последний рассказал, что к нему явился тайный посланец Чан Кай-ши, который сообщил, что поскольку ни Англия, ни США не хотят полного разгрома Японии, являющейся барьером против Советского Союза, то и Чан Кай-ши, со своей стороны, желал бы в дальнейшем добиться взаимопонимания с японским правительством{408}.

Маневры по заключению мира с Чунцином, которые предпринимались по различным линиям — одним из таких маневров была авантюра с Мю-бинем{409}, явившаяся [187] поводом для отставки кабинета Койсо, всякие переговоры через правительство Ван Цзин-вэя и т. п. — строились на использовании раскола между Гоминьданом и Коммунистической партией.

Маневры по достижению мира стали по существу первоочередной задачей правительства с момента сформирования кабинета Судзуки. «Программа руководства войной», принятая 19 августа 1944 года на императорской конференции, содержала следующий пункт: «В случае разгрома Германии или заключения ею сепаратного мира необходимо, не теряя времени, предпринять усилия для изменения обстановки в лучшую сторону, используя с этой целью Советский Союз».

Чтобы подготовить для этого почву, предполагалось направить в Советский Союз в качестве специального посла такого видного деятеля, как бывший министр иностранных дел Хирота Хиротакэ. Однако Советский Союз отклонил предложение о посылке специального японского представителя, а Сталин, выступая в ноябре 1944 года с докладом о годовщине Октябрьской революции, назвал Японию агрессором. Но все это не поколебало тех планов, которые строились в этом направлении. План правящих кругов использовать Советский Союз в своих попытках заключить мир был наглой затеей людей, забывших свои многочисленные предательские действия по отношению к Советскому Союзу. Это они не раз предпринимали нападения на СССР (достаточно вспомнить события в районе реки Халхин-гол), а после начала советско-германской войны готовились к военным действиям против СССР, открыто нарушая советско-японский пакт о нейтралитете. 5 апреля 1945 года Советский Союз предупредил Японию о своем нежелании продлить пакт о нейтралитете. Однако дзюсины не отказывались от надежды добиться мира с США и Англией при посредничестве Советского Союза. Они думали, что это будет ускорено успешным наступлением японских войск на [188] острове Окинава и с этой целью подбадривали военщину{410}.

8 мая, когда был решен исход сражения на Окинаве, Япония узнала о безоговорочной капитуляции Германии. В этих условиях правительству не оставалось ничего другого, как искать выход в посредничестве Советского Союза. 11, 12 и 14 мая проходило совещание Высшего совета по руководству войной, на котором «курс на улучшение обстановки при посредничестве СССР» было решено заменить «курсом на заключение мира с Англией и США при посредничестве СССР». В связи с этим было принято решение осуществить ряд дипломатических мер с целью 1) предотвратить вступление Советского Союза в войну против Японии, 2) более того, добиться доброжелательного отношения Советского Союза к Японии, 3) добиться мира с Англией и США при посредничестве СССР.

Через бывшего министра иностранных дел Хирота послу СССР в Японии Малику было сделано официальное предложение созвать конференцию для улучшения советско-японских отношений. Однако переговоры с Маликом не дали результатов, поэтому японскому послу в Москве Сато было поручено вести переговоры с министром иностранных дел Молотовым. В июле, когда положение особенно обострялось, в Японии начали готовить поездку в СССР Коноэ в качестве специального представителя с посланием императора. Правительство во что бы то ни стало стремилось добиться от СССР благоприятного ответа до Потсдамской конференции. Сам выбор для поездки в СССР Коноэ, до мозга костей пропитанного ненавистью к Советскому Союзу, говорил о неискренности японских правителей по отношению к Советскому Союзу. Да и сам Коноэ не был серьезно настроен ехать в СССР добиваться мира. 13 июля посол Сато обратился к заместителю министра иностранных дел Лозовскому с предложением относительно посылки в СССР специального посла. Ему ответили отказом, заявив, что цели этой поездки не ясны. Когда предложение [189] было повторено уже с ясно сформулированными целями поездки, послу Сато заявили, что ответ последует после окончания Потсдамской конференции. Таким ответам явилась Потсдамская декларация. Это был ответ сил мировой демократии, и суть его сводилась к тому, что нельзя доверять просьбам о мире, исходящим от лиц, развязавших агрессивную войну я по-прежнему остающихся на своих местах.

                        

Top
 
 

© Материалы, опубликованные на сайте, являются интеллектуальной собственностью и охраняются законодательством об авторском праве. Любое копирование, тиражирование, распространение
возможно только с предварительного разрешения правообладателя.
Информационный портал по Китаю проекта АБИРУС

Карта сайта   "ABIRUS" Project © All rights reserved
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 Яндекс цитирования