2. Подготовка к милитаризации Японии

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: История войны на Тихом океане (в пяти томах). — М.: Издательство Иностранной литературы, 1957, 1958.

Второй кабинет Иосида и 9 принципов стабилизации экономики

Поскольку отставка кабинета Асида была вызвана не только прямым давлением, оказанным на него народом, но и коррупцией внутри самих господствующих классов, она привела к торгу между реакционными силами вокруг вопроса о формировании нового кабинета. Руководство Либерально-демократической партии{561} выдвинуло кандидатом на пост премьер-министра Иосида Сигэру и провело соответствующую подготовительную работу, чтобы добиться поддержки Макартура. В целом события складывались в пользу сформирования второго кабинета Иосида. В то же время Демократическая партия и правое крыло Социалистической партии, не желавшие отказаться от власти, выдвинули кандидатуру Ямадзаки Такэси, рассчитывая на помощь политического отдела штаба оккупационных войск, поддерживавшего идею сформирования кабинета «среднего пути». Эти партии ставили своей целью создание национального коалиционного правительства из представителей Либерально-демократической, Демократической, Социалистической и Народно-кооперативной партий, рассчитывая отложить роспуск парламента до тех пор, пока положение не изменится в выгодную для них сторону.

Однако общественное мнение слишком резко критиковало политику «среднего пути». Кроме того, сам Ямадзаки, который вначале хотел занять пост премьер-министра, отказался от этого и ушел из парламента, как [219] только выяснилось, что штаб оккупационных войск не поддерживает курс на сформирование кабинета «среднего пути». Так планы Демократической партии лопнули, и 14 октября Иосида было предложено сформировать новый кабинет. Формирование кабинета было закончено 19 октября. Его генеральным секретарем был назначен Сато Эйсаку, а министром финансов — Идзумияма Санроку. Кабинет Иосида хотел как можно скорее, в самом начале сессии, распустить парламент, поскольку депутаты от Либерально-демократической партии находились в нем в меньшинстве. Но так как оппозиционные партии и группировки сторонников среднего пути выступили против роспуска, а также исходя из необходимости узаконить правительственный указ № 201, кабинет Иосида, не опубликовав даже своей программы, под давлением штаба оккупационных войск провел на 3-й чрезвычайной и 4-й очередной сессиях парламента проект ухудшенного закона «О государственных служащих» (30 ноября) и лишь после этого, 22 декабря, распустил парламент.

Штаб оккупационных войск не решился реализовать план создания национального коалиционного правительства, ибо народ отвернулся от выдвигавших этот план партий «среднего пути». Другая, более важная причина состояла в том, что развитие международных событий вызвало острый кризис в стратегии американского империализма и породило необходимость изменения американской политики в Японии. В таких условиях продолжение политики «среднего пути» потеряло всякий смысл. Кризис перепроизводства в Америке, усилившийся из-за провала «плана Маршалла», финансовый и валютный кризис в странах Западной Европы, а с другой стороны — успешное выполнение Советским Союзом четвертого пятилетнего плана и генеральное контрнаступление Народно-освободительной армии Китая поставили американский империализм перед необходимостью превращения Японии в одну из стратегических баз, цепью которых он окружил Советский Союз, а для этого необходимо было создать «сильное» реакционное правительство. [220]

Добившись благодаря изменению закона «О государственных служащих» лишения последних права на коллективные переговоры и забастовки, штаб оккупационных войск сразу же приступил к осуществлению нового мероприятия, направленного на подавление рабочего движения. 11 декабря начальник отдела труда штаба оккупационных войск Хелпер опубликовал три следующих принципа выплаты заработной платы: 1) запрещается повышение заработной платы, способное повлиять на цены на товары; 2) запрещается субсидирование предприятий для покрытия дефицита, возникающего в связи с выплатой заработной платы; 3) запрещаются правительственные дотации в тех же целях. При этом указывалось, что эти принципы должны строго соблюдаться всеми предприятиями для того, чтобы покончить с беспорядком в управлении хозяйством и разорвать порочный круг, образовавшийся между ценами на товары и заработной платой. По общему мнению чиновников штаба оккупационных войск, осуществление этих принципов должно было предотвратить повышение заработной платы и ослабить усилившееся в конце года наступление рабочих, которое было организовано профсоюзом рабочих электроэнергетической промышленности, Японской федерацией профсоюзов шахтеров, Федерацией профсоюзов рабочих и служащих частных железных дорог, профсоюзом моряков, Всеяпонской федерацией профсоюзов рабочих металлургической промышленности и рядом других профсоюзных организаций. Однако наступление рабочих продолжалось, несмотря на серьезное предупреждение Хелпера. Оно было приостановлено лишь после того, как 20 декабря Хелпер решительно потребовал прекратить забастовки. В результате профсоюз рабочих электроэнергетической промышленности лишился скользящей шкалы заработной платы, которой он добился во время забастовки 1946 года. После четырехкратного обсуждения условий, предложенных шахтовладельцами по совету Хелпера, Японская федерация профсоюзов шахтеров наконец приняла их и тоже прекратила забастовку.

18 декабря правительство США направило штабу [221] оккупационных войск план стабилизации японской экономики (так называемые 9 принципов стабилизации экономики). На следующий день этот план был направлен премьер-министру Иосида вместе с письмом Макартура, в котором последний предупреждал, что «все попытки отложить или нарушить осуществление этого плана должны подавляться, поскольку они являются угрозой общественному благосостоянию»{562}. В преамбуле плана указывалось, что 9 принципов являются эффективным планом стабилизации экономики, «который обеспечит быструю стабилизацию финансов, денежного обращения, цен на товары и заработной платы, а также будет содействовать максимальному увеличению продукции промышленности, работающей на экспорт». Согласно этому плану, японскому правительству вменялось в обязанность: 1) обеспечить сбалансированный бюджет; 2) увеличить сбор налогов; 3) строго ограничить выдачу денежных ссуд; 4) стабилизировать заработную плату; 5) установить контроль над ценами; 6) усилить контроль над внешней торговлей и иностранной валютой; 7) улучшить систему распределения и снабжения материалами, необходимыми для расширения экспорта; 8) расширить производство важнейших видов местного сырья и товаров; 9) улучшить систему организации продовольственных поставок. В заключение указывалось, что он должен быть осуществлен для «скорейшего установления единого валютного курса».

В связи с решающими успехами китайской революции (в декабре 1948 года Народно-освободительная армия заняла Пекин) американский империализм взял курс на превращение Японии в военную базу, на обеспечение полного контроля над ее экономикой. На это и были направлены 9 принципов стабилизации экономики, которые означали, что американский империализм решил «экспортировать» в Японию экономический кризис, признаки которого появились в Америке, связать по рукам и ногам капиталистические монополии Японии и путем введения единого валютного курса установить [222] полный контроль над японской экономикой. Средством реализации этого плана являлось установление всестороннего контроля над финансами под предлогом составления «ультрасбалансированного бюджета» и навязывание низкой заработной платы на основании «трех принципов выплаты зарплаты». Другими словами, этот план намечалось осуществить за счет неслыханной эксплуатации и ограбления японского народа.

К третьему кабинету Иосида

Подготовка к всеобщим выборам в январе 1949 года осуществлялась японо-американскими господствующими кругами в расчете на появление «стабильной власти» и решающую победу консервативных сил. Накануне роспуска парламента консервативные партии, которые вели кампанию за «более рациональное проведение выборов», добились от парламента утверждения положения об особых случаях ограничения избирательного закона. Согласно принятому положению, резко ограничивалось число предвыборных митингов и выступлений кандидатов, почти полностью запрещалось использовать в целях предвыборной агитации брошюры, листовки, открытки, плакаты и т. п. Все это делалось под предлогом установления общественного контроля над выборами. В действительности же запрещались те формы агитации, которыми главным образом пользовались в предвыборной борьбе демократические силы. Для консервативных партий, в особенности для правительственной Либерально-демократической партии, эти условия создавали огромные преимущества, так как эти партии проводили предвыборную кампанию путем посещений каждой семьи в отдельности, предварительных переговоров с избирателями и т. п. Накануне выборов представители бюрократии, предугадавшие политику штаба оккупационных войск, стали массами вступать в Либерально-демократическую партию. Монополистический капитал тоже поддерживал одну только эту партию. Как и предполагалось, в результате выборов 23 января Либерально-демократическая партия получила подавляющее [223] большинство голосов и провела в парламент 264 своих кандидата. Демократическая партия получила 69 мандатов. Крупное поражение потерпела Социалистическая партия, получившая только 48 мандатов, тогда как во время прошлых выборов она провела в парламент наибольшее число кандидатов. Коммунистическая партия, от которой в прежний парламент было избрано лишь 4 депутата, на этот раз заняла в парламенте 35 мест. Этот результат оказался крайне неожиданным для ее противников.

В нижеследующей таблице приведены итоги январских выборов 1949 года. Для сравнения в скобках приводится число депутатских мест от каждой партия и процент общего числа голосов, полученных на выборах в апреле 1947 года.

Выборы нанесли тяжелое поражение Демократической, Социалистической и Народно-кооперативной партиям, выступавшим за политику «среднего пути». Это поражение явилось результатом резкой критики со стороны народных масс как политики «среднего пути», так и коррупции, проявившейся, в частности, в инциденте с компанией «Сёва дэнко». Особенно жестокое поражение потерпела Социалистическая партия. Достаточно сказать, что на выборах провалилось большинство представителей ее руководящей верхушки, в том числе лидер партии Катаяма Тэцу, а также Нисио Суэхиро, Като Кандзю, Номидзо Масару, Симаками Дзэнгоро и др. Это означало, что народ вынес свой приговор социал-демократизму. [224]

Избиратели, отказавшиеся голосовать за сторонников политики «среднего пути», отдали свои голоса кандидатам Коммунистической партии или кандидатам Либерально-демократической партии. Последняя добилась победы благодаря тому, что она пользовалась мощной поддержкой внутреннего и внешнего монополистического капитала и смогла использовать для проведения предвыборной кампании колоссальные денежные средства (в связи с этим в тот период получило широкое распространение выражение «гото санраку», которое означало: «потратишь пять миллионов иен — пройдешь в парламент; потратишь три миллиона — провалишься»). Победе Либерально-демократической партии способствовало также укрепление господства помещиков и кулаков, которые были мощной опорой этой партии в деревне. Следует также отметить, что «твердая» позиция Иосида в отношении Америки, в отличие от угодливости Катаяма и продажности Асида, снискала себе определенную популярность в народе.

Выдвижение компартии явилось результатом ее активной деятельности в рабочих и крестьянских союзах, результатом ее повседневной борьбы за интересы народных масс (против высоких налогов и т. п.). Компартия не только провела почти всех своих кандидатов, выдвинутых в крупнейших городах, где значительная часть кандидатов-коммунистов получила наибольшее число голосов, но ей удалось также провести ряд своих кандидатов в мелких и средних городах и сельских местностях. Победа компартии свидетельствовала о том, что она завоевала активную поддержку не только рабочего класса, но и мелкого и среднего крестьянства, мелких и средних торговцев и промышленников, городского населения и студенчества. Существенное значение для успеха компартии имело влияние, которое оказали на японский народ крупные победы китайской революции и Народно-освободительной армии, освободившей Маньчжурию, Пекин и Тяньцзин. Народ поддержал компартию также потому, что она оказалась единственной партией, не причастной к инциденту с компанией «Сёва дэнко» и к другим скандалам, вызванным коррупцией [225] буржуазных политических кругов, партией, которая решительно разоблачала эту коррупцию и не сгибалась под гнетом Соединенных Штатов. Но после выборов генеральный секретарь компартии Токуда Кюити заявил: «Не следует слишком оптимистически рассматривать тот факт, что компартия получила 35 мандатов. Ведь на выборах победила Либерально-демократическая партия».

Итак, всеобщие выборы в январе 1949 года выдвинули на передний план решительно противостоящие друг другу партии — Либерально-демократическую и Коммунистическую. Выборы со всей очевидностью свидетельствовали о резком обострении классовых противоречий. Несмотря на то, что Либерально-демократическая партия получила в парламенте абсолютное большинство, консервативные силы, воочию убедившись в быстром укреплении позиций компартии, не могли скрыть охватившего их беспокойства. Накануне формирования кабинета Либерально-демократическая партия предложила Демократической партии (председатель Инукаи) образовать коалиционное правительство. Этот факт свидетельствовал об отсутствии уверенности среди лидеров Либерально-демократической партии. 10 октября Иосида и Инукаи посетили Макартура, после чего выступили с совместным заявлением, в котором подчеркнули, что, «учитывая внутреннюю и международную обстановку, они будут стремиться к стабилизации политики путем установления сотрудничества между обеими партиями». Это заявление Инукаи и Иосида, опубликованное ими тотчас после посещения Макартура, свидетельствовало о том, что Америка поддерживает коалицию консервативных сил. Под давлением внутреннего и международного общественного мнения, выражавшего недовольство реакционной политикой Иосида, враждебная Инукаи фракция внутри Демократической партии заявила, что она возражает против блока Иосида — Инукаи, против коалиции консервативных сил. После того как 16 февраля третий кабинет Иосида был сформирован и в его состав вошло два представителя от Демократической партии (от фракции сторонников [226] Инукаи), в этой партии произошел раскол, в результате которого образовалась фракция сторонников коалиции и оппозиционная фракция. Инукаи, на котором лежала главная ответственность за раскол, был вынужден выйти из Демократической партии. Таким образом, попытка Иосида создать коалицию консервативных сил закончилась провалом.

Во всяком случае, правительство Иосида, пользовавшееся поддержкой абсолютного большинства в парламенте, и было тем «стабильным» правительством, которое три поддержке оккупационной армии могло служить ширмой при проведении американской политики в Японии. В своем первом заявлении после сформирования кабинета Иосида сказал: «Правительство вместе с народом клянется решительно и преданно проводить в жизнь девять принципов стабилизации экономики». В то же время Иосида подчеркнул, что он будет решительно бороться против Коммунистической партии{563}.

Во время выборов Либерально-демократическая партия обещала народу отменить контроль над экономикой, ликвидировать денежные затруднения, способствовать процветанию мелких и средних предприятий, разрешить свободную продажу излишков риса и зерновых, оставшихся после выполнения поставок, и т. д. Но стоило ей получить абсолютное большинство депутатских мандатов в парламенте и сформировать правительство, как она бесстыдно отреклась от всех своих обещаний и стала проводить совершенно противоположную политику на основе 9 принципов и «линии Доджа».

Усиление репрессии

Своим первым заявлением кабинет Иосида дал понять, что он занимает воинственную позицию в отношении демократических сил, возглавляемых компартией. В связи с реализацией «линии Доджа» он вынужден был полностью отказаться от предвыборных обещаний, данных Либерально-демократической партией (отмена [227] контроля над экономикой, ликвидация денежных затруднений, помощь мелким и средним предприятиям, свободная продажа излишков риса и зерновых и т. п.). Оправдываясь «наличием оккупационного режима» и опираясь на абсолютное большинство в палате представителей, кабинет Иосида приступил к осуществлению ряда мероприятий сугубо реакционного характера. Президент Японского банка Итимада тоже поддержал курс Либерально-демократической партии на отказ от предвыборных обещаний, заявив, что «Либерально-демократической партии незачем придерживаться прежнего политического курса (то есть предвыборных обещаний. —Авт.). Она должна проводить политику, изложенную в 9 принципах».

12 февраля, накануне сформирования своего кабинета, Иосида в беседе с группой корреспондентов заявил, что он намерен создать комиссию по расследованию антияпонской деятельности, подобную существующей в Америке комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Но в связи с резким протестом со стороны политических партий, профсоюзов и деятелей культуры этот план осуществлен не был. Тем не менее на 5-й сессии парламента, открывшейся 19 марта, было принято решение о создании специальной комиссии по проверке лояльности, которая лишь по форме отличалась от комиссии по расследованию антиамериканской деятельности.

Итак, первым актом кабинета Иосида была ликвидация специальной комиссии по расследованию незаконных операций с имуществом и создание вместо нее специальной комиссии по проверке лояльности. Последняя была организована якобы в целях расследования «деятельности, препятствующей восстановлению Японии». В действительности же ее главная функция состояла в подавлении демократических сил, выступавших против продажной политики кабинета Иосида. У народа еще свежа была в памяти деятельность специальной комиссии по расследованию незаконных операций с имуществом, в особенности активная работа входивших в нее депутатов-коммунистов. Эта комиссия разоблачала [228] коррупцию государственного аппарата и критиковала его антинародный характер. Кабинет Иосида прекратил эту политическую деятельность, осуществлявшуюся в интересах народа, и вместо этого создал орган, в функции которого входило подавление демократического движения компартии, рабочих, крестьян и горожан.

4 апреля кабинет Иосида, игнорируя парламент (несмотря на то, что в то время происходила очередная сессия), опубликовал на основании Потсдамского правительственного указа указ «О контроле за деятельностью организаций». Новый указ представлял собой ухудшенный вариант императорского указа 1946 года № 101 о контроле над правыми организациями и милитаристами. Этот указ давал властям право привлекать к ответственности отдельных лиц и организации, которые «способствуют развитию течений, признающих необходимость применения насилия, либо оправдывают существование подобных течений». Он был направлен против демократических сил и в первую очередь против компартии. Так, 24 февраля известный деятель движения за уравнение в правах касты этá Мацумото Дзиитиро был лишен права заниматься государственной и общественной деятельностью. 1 марта управление государственной полиции объявило о наказании руководителей движения против высоких налогов, рассчитывая тем самым пресечь это движение, содействовавшее успеху компартии во время выборов. Впервые указ «О контроле за деятельностью организаций» был применен к Лиге корейцев, проживающих в Японии. 8 сентября на основании этого указа лига была распущена. После заключения Сан-францисского мирного договора, когда Потсдамский правительственный указ потерял силу, указ «О контроле за деятельностью организаций» послужил основой для заслужившего во всем мире печальную славу закона «О предотвращении подрывной деятельности», против которого единодушно выступил весь японский народ.

14 февраля были опубликованы поправки к трудовому законодательству, согласно которым запрещались забастовки, начатые без предварительного предупреждения. [229]

24 марта начальник сектора труда и обучения штаба оккупационных войск заявил о запрещении забастовок протеста против изменения трудового законодательства. 22 мая были обнародованы изменения в законах «О профсоюзах» и «О регулировании трудовых отношений». В соответствии с этими изменениями при образовании профсоюзов под предлогом «обеспечения демократии в профсоюзных организациях и их самостоятельности» рабочим вменялось в обязанность обращаться за разрешением к правительству. Кроме того, правительство получило право включать любое предприятие в список «предприятий общественного значения», что позволяло ему под предлогом «развития общественного благосостояния» осуществлять контроль и репрессии над рабочим движением. Данные законы расширяли полномочия комитетов по урегулированию трудовых конфликтов, в которых господствующее положение занимали капиталисты. Наконец, в апреле — мае были введены правила сохранения общественной безопасности, согласно которым во всех городах Японии вводились ограничения на уличные шествия и демонстрации. 3 июня вступил в силу закон «Об уличных объявлениях», вводивший контроль даже на стенную печать. Против ухудшенного трудового законодательства, против правил сохранения общественной безопасности, чистки административного аппарата и реорганизации предприятий единым фронтом выступили профсоюзы, входившие во Всеяпонский совет профсоюзов рабочих и служащих государственных и общественных учреждений и во Всеяпонский конгресс производственных профсоюзов. Правительство Иосида ответило на это новой вoлнoй репрессий. 30 мая отряд полицейских напал на демонстрантов, собравшихся перед зданием Токийского муниципалитета и требовавших отмены правил сохранения общественной безопасности. В результате был убит служащий городского трамвая. На следующий день полицейские разогнали вызванный этой расправой митинг протеста. Отделение профсоюза транспортников приняло решение объявить забастовку протеста против зверского убийства своего товарища. В связи с этим руководство профсоюза транспортников [230] Токио исключило из своего состава председателя профсоюзного отделения, начавшего забастовку. Затем он был уволен также и с места своей работы. 8 июня началась забастовка рабочих и служащих государственных электрических дорог. Лига демократизации Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог категорически потребовала немедленно прекратить забастовку. Однако она была прекращена лишь после приказа Макартура. 16 июня вооруженные пулеметами полицейские подвергли кровавой расправе забастовщиков предприятия «Хиросима никко».

Когда господствующие классы убедились, что и с помощью репрессий им не удастся подавить наступление рабочих, они стали через газеты, журналы и радио вести пропаганду о так называемой «коммунистической угрозе». Кроме того, они воспользовались борьбой рабочих и служащих против чистки на государственных железных дорогах и спровоцировали ряд таких инцидентов, как события в городе Тайра 30 июня, инцидент с убийством генерального директора государственных железных дорог Симояма (5 июля), события в Митака 15 июля, события в Мацукава 17 августа и т. п. Ниже мы подробно остановимся на этих провокациях.

«Линия Доджа»

Кабинет Иосида, сделавший вызов демократии, решил поставить японский капитализм на службу Америке и превратить Японию в экономическую базу Соединенных Штатов. В этих целях японское правительство приступило к реализации ряда экономических мероприятий, конкретизировавших 9 принципов стабилизации экономики. («План Доджа» в области финансов, рекомендации Шаупа в отношении налоговой системы, утверждение единого валютного курса и др.) Все эти экономические мероприятия, получившие общее название «линия Доджа», свидетельствовали о том, что Америка решила еще более укрепить систему оккупационного господства, прикрываясь такими словами, как «самостоятельность» и «стабилизация» японской экономики. [231]

Вскоре после всеобщих выборов, 1 февраля, в Японию прибыл директор Детройтского банка Додж, назначенный главным советником по экономическим и финансовым вопросам при штабе оккупационных войск. Одновременно в Токио прибыли военный министр США Ройял и заместитель начальника Генерального штаба Ведемейер. В обязанность Доджа входило содействие реализации 9 принципов в соответствии с указаниями вашингтонского правительства. По прибытии в Токио Ройял и Ведемейер провели совещание с руководством штаба оккупационных войск, инспектировали состояние военных приготовлений в Японии и Южной Корее, после чего сразу же возвратились в Соединенные Штаты. Поездка этой миссии в Японию свидетельствовала о том, что экономический кризис в Соединенных Штатах и победа китайской революции поставили Вашингтон перед необходимостью незамедлительного осуществления 9 принципов.

7 марта на пресс-конференции Додж заявил: «Японская экономика стоит на двух ходулях. Одна из них — это американская помощь, другая — субсидии японского правительства. Если эти ходули сделать слишком высокими, с них можно упасть и поломать зубы. Поэтому их нужно укоротить». Опубликованное в то время «важное заявление» Доджа относительно «независимости» и «стабилизации» японской экономики нашло свое конкретное выражение в проекте бюджета на 1949 финансовый год. Первоначальный проект бюджета на 1949 год, который был столь тщательно составлен третьим кабинетом Иосида в соответствии с первым заявлением Доджа, был решительно отвергнут штабом оккупационных войск. После этого Додж ознакомил японское правительство со своим неофициальным проектом бюджета, который и был проведен через парламент без поправок в качестве правительственного проекта. В отличие от дефицитного бюджета 1948 года новый бюджет был бездефицитным и «сбалансированным».

Важной особенностью составленного Доджем бюджета на 1949 финансовый год явилось создание специальных счетов эквивалентного фонда американской помощи [232] Японии размером 175 миллиардов иен. Правительству Японии вменялось в обязанность создать специальные счета эквивалентного фонда, на которые перечислялись бы деньги, полученные от продажи товаров, направляемых в Японию в качестве американской помощи. (В случае если продажная цена была ниже импортной, разница между первой и второй должна была покрываться за счет дохода от налогов.)

Реализация денежных средств эквивалентного фонда находилась под непосредственным контролем верховного командующего союзных держав. Эти средства должны были использоваться главным образом для погашения долгов по государственным займам и, для важнейших капиталовложений. Прежде средства, получаемые Японией из фонда американской помощи, смешивались в специальных статьях бюджета внешней торговли со средствами, перечисленными из общих статей бюджета, составляя в целом ассигнования для компенсации расходов по импортным операциям. Это открывало для японского монополистического капитала возможность безудержной наживы. Додж ликвидировал эту путаницу, создал специальные счета эквивалентного фонда, прекратил с 1949 года деятельность восстановительного фонда (удобным поводом для этого послужила резкая критика системы долгосрочных ассигнований на оборудование из восстановительного фонда в связи с инцидентом с компанией «Сёва дэнко»), передав его функции эквивалентному фонду. В результате Америка не только стала кредитором Японии, но благодаря своим капиталовложениям в частные предприятия получала возможность непосредственного контроля над крупным производством Японии. (В 1950 году Америка вложила крупные капиталы в электрическую и судостроительную промышленность.) Согласно составленному Доджем проекту бюджета, в целях создания эквивалентного фонда в 108,3 миллиарда иен, ассигнованных для компенсации расходов по импортным операциям (то есть деньги, полученные в результате налоговых сборов с населений), указанная сумма была перечислена из общих статей бюджета на специальные статьи торгового [233] бюджета. Это означало, что средства для эквивалентного фонда не были «помощью» извне, а состояли главным образом из налоговых поступлений от населения. Следует также отметить, что, помимо капиталовложений в частные предприятия, огромные суммы из эквивалентного фонда шли на покрытие долгов по государственным займам (в 1949 году — 144 миллиарда иен, в 1950 году — 128,5 миллиарда иен). Получавшие эти средства финансовые органы ссужали их монополистическому капиталу, содействуя тем самым его реорганизации.

Для того чтобы Америка могла в крупных масштабах экспортировать в Японию товары и капитал, нужно было сохранить сумму задолженности Японии Америке по займам. В этих целях 23 апреля штаб оккупационных войск опубликовал директиву об установлении единого валютного курса в 360 иен за один доллар. 25 апреля эта директива вступила в силу. До 1949 года в Японии существовало несколько валютных курсов, которые устанавливались в зависимости от вида товаров. Валютный курс при этом колебался от 150 до 600 иен за доллар. При импортных операциях валютный курс до вступления в силу этой директивы составлял 330 иен за один доллар. Установление единого валютного курса полностью подчиняло иену доллару и перекладывало бремя американского экономического кризиса на японскую экономику. Оно вело к краху мелкие и средние предприятия, к усилению «рационализации», к дальнейшему усилению лежавшего на народе бремени расходов. В связи с установлением единого валютного курса в бюджете Доджа было дополнительно ассигновано свыше 100 миллиардов иен для компенсации убытков по импортным операциям.

В соответствии с директивой штаба оккупационных войск об укреплении и объединении налогового аппарата 1 июня 1949 года было создано Государственное налоговое управление. Но сама реформа налоговой системы (эта реформа являлась одной из составных частей «линии Доджа») началась после того, как прибывшая 10 мая в Японию миссия Шаупа, которая в течение трех месяцев тщательно изучала и обследовала систему [234] государственных и местных налогов, опубликовала 15 сентября свои рекомендации относительно налоговой системы в Японии. Основные пункты предложенного Шаупом проекта заключались в следующем: 1) справедливое распределение налогового бремени и равномерность обложения по отраслям; 2) накопление капитала и оздоровление управления, ухудшившегося в связи с инфляцией; 3) урегулирование центральной и местных финансовых систем, в частности пополнение городских и деревенских бюджетов; 4) упрощение аппарата по сбору налогов, стимулирование и укрепление системы самообложения.

Согласно проекту Шаупа, в целях накопления капитала ограничивались ставки прогрессивного налога и на доходы, превышавшие 300 тысяч иен, налагалась единая 55-процентная ставка налога. Одновременно ликвидировались налоги на сверхприбыли юридических лиц (компаний) и разрешалось произвести переоценку активов с учетом повышения цен в связи с инфляцией. Для того чтобы покрыть сокращение налогов с части населения, имеющей крупные доходы (крупных капиталистов), и с иностранных юридических лиц, была снижена максимальная сумма трудовых доходов, не подлежащих обложению налогом (с 25 до 10 процентов), и увеличены все косвенные налоги, за исключением налога на входные билеты. Такова была сущность «справедливого распределения налогового бремени».

Что касается реформы местных налогов, то, согласно проекту Шаупа, вдвое увеличивался налог на право проживания. При этом отменялась существовавшая система взимания налогов, согласно которой величина налога устанавливалась в соответствии со стоимостью имущества налогоплательщика, и вводилась новая система, при которой ставки налога исчислялись в соответствии с числом душ и величиной дохода. Был введен ряд новых налогов. Налог на земельную собственность и жилище был заменен единым налогом на недвижимое имущество. Наконец, действовавшая до тех пор система распределения собранных налогов по районам заменялась системой сбалансированных дотаций, что привело[235] к дальнейшему усилению господства центрального правительства над местными органами самоуправления. Под видом упрощения налогового аппарата Шауп предлагал увеличить массовые налоги, взимание которых не вызывает особых трудностей, и ввести метод непосредственного взимания налогов с трудовых доходов.

Для того чтобы Америка могла продолжить экспорт товаров и капитала в Японию, нужно было увеличить экспорт из Японии. В этих целях необходимо было расширить и ускорить оборот экспорта капитала и излишков товаров по линии Америка — Япония — Юго-Восточная Азия. Судя по заявлению Доджа, нужно было «ограничить потребление внутри страны, переместить центр тяжести с внутреннего потребления на экспорт», «поставить вопросы восстановления и подъема экономики страны на второй план по сравнению с нуждами экспорта». Другими словами, Японии предлагалось осуществлять «голодный экспорт» путем снижения жизненного уровня народа, рационализации производства и снижения себестоимости продукции.

Однако, несмотря на то, что после начала реализации «линии Доджа» прошло полгода, в области внешней торговли не обнаружилось никаких сдвигов в лучшую сторону. Напротив, с мая по октябрь экспорт сократился с 54 миллионов до 30 миллионов долларов. Импорт также сократился с июня по декабрь с 95 миллионов до 47 миллионов долларов. Здесь сказались трудности в экспорте, возникшие в связи с установлением единого валютного курса 1 доллар за 360 иен, а также девальвация английского фунта стерлингов. С целью исправить положение были приняты так называемые рекомендации по стимулированию внешней торговли Японии. Сущность этих рекомендаций сводилась к тому, чтобы путем расширения импорта повысить покупательную способность за рубежом и обеспечить тем самым расширение экспорта. Предпосылкой для этого должно было быть смягчение правительственного контроля и стимулирование частной внешней торговли. 1 декабря на основе этих рекомендаций был принят закон о внешней торговле и контроле над валютой. [236]

Таким образом, «самостоятельность» и «стабилизация», которые были обещаны планом Доджа, представляли собой «стабилизацию», гарантировавшую высокие прибыли монополистическому капиталу Японии, и «самостоятельность», с помощью которой Америка подчиняла себе этот капитал, постепенно урезывая свою «помощь». Реализация плана Доджа возложила бремя американского экономического кризиса на плечи японского народа, способствовала милитаризации Японии, превращению ее в одну из военных баз, цепью которых Соединенные Штаты окружили Советский Союз. Реализация плана Доджа ввергла экономику Японии в глубокий кризис, принесла японскому народу нищету и разорение, привела к резкому падению цен, застою во внешней торговле, банкротству мелких и средних предприятий, росту безработицы и т. д. Японское общество охватило глубокое беспокойство.

Наряду с этим усиленно проводилась политика укрепления позиций монополистического капитала.

В июне был опубликован закон «О Японском банке», который обеспечивал укрепление связей между Японским банком, с одной стороны, и частными банками и предприятиями — с другой. 14 января и 14 апреля 1950 года были отменены указания о роспуске компаний, подпадавших под закон «О ликвидации чрезмерной экономической концентрации», а 18 июня правительство пересмотрело и окончательно выхолостило закон «О запрещении монополий». Этот процесс выхолащивания законов, принятых против монополий, завершился к 3 августа официальным заявлением Макартура о том, что комиссия по декартелизации «полностью выполнила возложенную на нее задачу».

Усиление экономического кризиса

Экономический кризис, охвативший Японию в 1949–1950 годах, являлся составной частью послевоенного мирового экономического кризиса. Но экономический кризис в Японии возник не в результате осуществления мероприятий по «плану Доджа» и ультрасбалансирован [237]ного бюджета. Сами эти мероприятия американо-японского монополистического капитала были направлены на преодоление уже развивавшегося экономического кризиса. Их цель состояла в том, чтобы тяжесть экономического кризиса переложить на плечи рабочих, крестьян, мелких и средних предпринимателей, сконцентрировать производство в руках монополистического капитала, провести рационализацию производства путем снижения себестоимости (в Японии — путем увольнений, интенсификации труда и снижения заработной платы) и укрепить тем самым конкурентоспособность на мировом рынке.

Причиной кризиса являлось резкое сокращение потребления народных масс, обнищавших в результате инфляции и высоких налогов. Доказательством этого служило резкое снижение цен на товары. Снижение цен прежде всего началось на черном рынке, причем цены на потребительские товары снижались быстрее и значительнее, чем на промышленные материалы. Так, за период с апреля 1949 года по май 1950 года цены на промышленные материалы упали на 33 процента, а на предметы потребления — на 42 процента. С ноября началось падение твердых цен — сначала на предметы потребления, а затем и на промышленные материалы. В результате впервые со времени японо-китайской войны почти исчезли «ножницы» между ценами черного рынка и твердыми ценами.

Все это усугублялось расширением производства, застоем в импорте товаров в связи с обострением конкуренции на мировом рынке, а также влиянием так называемого «сбалансированного бюджета Доджа». Что касается правительственных средств, которые со времени войны определяли конъюнктуру на финансовом рынке (точнее говоря, являлись средством борьбы с кредитным кризисом), то с их распределением наблюдались следующие явления: если в 1948 году имело место превышение вложений на 72,4 миллиарда иен, то в 1948 году изъятия превысили вложения на 65,2 миллиарда иен. Это привело к сокращению объема денежного обращения и нехватке денежных средств. Монополистический капитал использовал «нехватку денег» в интересах концентрации [238] капитала, которая осуществлялась с помощью аккумуляции капитала (в первую очередь Японским банком), чрезмерного выпуска займов и финансирования привилегированных компаний.

Бремя экономического кризиса было переложено на плечи мелких и средних предпринимателей, рабочих и крестьян, и именно они понесли наибольший урон из-за концентрации капитала и рационализации производства. В связи с тем, что мелкие и средние предприятия перестали получать передоверенные заказы, а выплата ими комиссионных за получение прежних передоверенных заказов либо запаздывала, либо не производилась вовсе, финансовые органы закрыли им кредит. В результате лишь за 10-месячный период (с января по ноябрь 1949 года) количество и сумма неоплаченных векселей увеличилась в 10 раз. В течение года (с февраля 1949 по февраль 1950 года) найм сократился на 10 процентов, а число безработных увеличилось более чем в 6 раз. Даже по официальным статистическим данным число полностью безработных увеличилось с 190 тысяч в 1948 году до 380 тысяч в 1949 году и достигло 460 тысяч к марту 1950 года. Число пособий, выданных при увольнении с работы, повысилось с 124 тысяч в 1948 году до 726 тысяч в 1949 году, то есть почти в 6 раз. В феврале 1950 года в Японии получали пособия по безработице 368864 человека, или в 8 раз больше, чем в феврале 1949 года.

Борьба против увольнений

Одним из звеньев политики рационализации являлась массовая чистка, которая началась в феврале 1949 года и достигла своей высшей точки в июле, во время событий в Митака. Даже по официальным данным, в течение 1949 года всего было уволено свыше 630 тысяч человек. При этом с частных предприятий было уволено 435 тысяч человек, с государственных железных дорог — 120 тысяч, из учреждений связи — 30 тысяч и т. д. После опубликования закона о государственных служащих особенно сильный удар был нанесен профсоюзу металлистов, [239] который являлся ядром Всеяпонокого конгресса производственных профсоюзов. Так, на предприятиях «Токио сибаура дэнки» было уволено 4 тысячи человек (18 процентов всего состава), на предприятиях «Дайдо сэйко» — 3500 человек (44 процента), «Ниппон дэнки» — 3500 (35 процентов), «Оки дэнки» — 2800 (42 процента), «Нихон сэйко Хиросима» — 622 (30 процентов), «Хитати», где чистка проводилась в 1950 году, — 5 555 (17 процентов) и т. п.

Готовясь к чистке, правительство Японии и штаб оккупационных войск изменили закон «О профсоюзах» и лишили трудящихся завоеванного ими права на коллективные договоры. Завоеванное рабочими в конце 1945 — начале 1946 года право на заключение коллективных договоров означало, что предприниматель брал на себя обязательство принимать на работу только членов профсоюза. Оно предусматривало право голоса профсоюза при обсуждении вопроса о кадрах, запрещение односторонних увольнений, свободу профсоюзной деятельности внутри предприятия, предоставление компанией помещения для профсоюзного комитета, выплату заработной платы профсоюзным работникам (это последнее являлось естественным требованием в связи с обострением инфляции). Однако отдел труда штаба оккупационных войск заявил, что якобы существует опасность превращения профсоюзов в орудие владельцев предприятий, поскольку они получают от компаний материальную помощь. Под этим предлогом отдел труда, действуя через Японскую лигу предпринимателей, предложил капиталистам составить проект коллективного договора, отвергающего все изложенные выше права, завоеванные трудящимися, и заявил, что не согласится ни на какие изменения договоров, пока этот проект не будет одобрен.

Профсоюзы, конечно, выступили против предложения отдела труда, но положение их затруднялось тем, что по одному лишь вопросу о коллективном договоре очень трудно организовать стачку на длительный срок, а с другой стороны — слишком решительное выдвижение ряда экономических требований привело бы к запрещению [240] забастовки на основании рекомендаций Хелпера. В результате почти все профсоюзы оказались в «бездоговорном» положении. К тому же такие «бездоговорные» профсоюзы (точнее говоря, профсоюзы, не подчинившиеся самоуправству оккупационной армии) лишились возможности разрешать трудовые конфликты даже в Центральной комиссии по урегулированию трудовых конфликтов. Создалось такое положение, что воспрепятствовать чистке можно было только путем применения силы. Другим методом, с помощью которого правительство решило помешать борьбе рабочих против чистки, было принятие правил сохранения общественной безопасности. Эти правила были вначале введены в Токио, а затем распространены на всю Японию. Их главной целью было подавление массовых действий, лишение народа свободы уличных шествий, митингов и демонстраций. Выше мы уже упоминали, как полицейские отряды расправлялись с рабочими и студентами, организовавшими 30 мая перед зданием Токийского муниципалитета демонстрацию протеста против введения правил сохранения общественной безопасности. В тот же вечер была проведена демонстрация перед зданием штаба оккупационных войск, несмотря на то, что в этом районе были категорически запрещены всякие демонстрации.

Мы также указывали выше, что в связи с убийством одного из кондукторов трамвая токийские транспортники объявили забастовку. К забастовке призвал также Всеяпонский конгресс производственных профсоюзов. Однако руководство профсоюза транспортников, отличавшееся особой преданностью Японской федерации труда, ограничило эту борьбу, оказало давление на забастовщиков и фактически изолировало забастовавшее отделение своего профсоюза. В июне в качестве предпосылки к чистке была введена новая система смен на государственных железных дорогах. В ответ на это 9 июня объявили забастовку железнодорожники участка электрической железной дороги в Восточном Канагава. К ним сразу же присоединились железнодорожники токийского района. Эта забастовка была прекращена в связи с приказом штаба оккупационных войск, но она [241] укрепила в рабочих решимость к борьбе против приближавшейся чистки на государственных железных дорогах, ибо в ходе забастовки железнодорожники при поддержке рабочих с других предприятий, несмотря на репрессии, установили рабочий контроль над железнодорожным движением, назвав поезда, которые они вели, «народными поездами». 15 июня рабочие предприятий «Никко Хиросима» устроили в цехах итальянскую забастовку протеста против чистки. Подразделение оккупационной армии и отряд полицейских под предлогом того, что это предприятие включено в репарационный список, отдали приказ прекратить забастовку. После отказа рабочих вооруженные отряды решили выгнать их силой. В результате произошло серьезное столкновение между рабочими и отрядами оккупационной армии. Выражая протест против подобных действий властей, профсоюзы работников связи и служащих городского трамвая в Хиросиме провели забастовку солидарности. Длительная борьба рабочих предприятий «Токио сибаура дэнки» против увольнений начала принимать все более серьезный характер.

Борьба народа по районам явилась открытым и конкретным проявлением сопротивления оккупационной армии.

В такой напряженной обстановке 26 июня Центральный совет Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог, несмотря на сопротивление Хосика, Сайто и других лидеров Лиги демократизации, 66 голосами против 45, принял решение начать забастовку протеста против чистки. Приближался момент открытого столкновения между рабочими, в первую очередь рабочими государственных железных дорог, с одной стороны, и оккупационной армией и правительством — с другой.

Убийство Симояма. События в Митака и Мацукава

В то время многие предполагали, что события будут развиваться следующим образом: Федерация профсоюзов рабочих и служащих государственных железных [242] дорог начнет забастовку, произойдет вмешательство оккупационных войск, а затем начнется всеобщая забастовка рабочих государственных и частных предприятий. Но в действительности события приняли совершенно неожиданный оборот. С конца июня 1949 года в японской прессе стали все чаще появляться сообщения о якобы имевших место случаях остановки поездов в связи с мелкими авариями. О каком-нибудь камне, найденном на рельсах (камень на рельсах мог оказаться в результате шалости детей), пресса писала как о многозначительном событии, тогда как в обычное время о нем никто бы и не упомянул. Именно в такой обстановке 4 июля было объявлено о проведении первой чистки на железных дорогах. А 5 июля внезапно исчез генеральный директор государственных железных дорог Симояма. Его труп был обнаружен на следующий день, и газеты сразу же раструбили версию о том, что это убийство является делом рук левых элементов. 15 июля произошло новое загадочное событие. Из депо на станции Митака неожиданно на большой скорости вышел пустой состав электропоезда без вожатого. В связи с этим были по подозрению арестованы работник отделения профсоюза участка Митака государственных железных дорог коммунист Иида и рабочий Такэути. Буржуазные газеты сразу же запестрели огромными заголовками о «насильственных действиях» компартии. Общественное мнение, выступавшее против чистки, заколебалось. Председатель центрального комитета борьбы Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог, вместо того чтобы, следуя решению центрального комитета, начать забастовку, признал неправомочным пребывание в комитете 17 левых членов, получивших извещение об увольнении, распустил комитет и издал предписание за нулевым номером о созыве нового центрального забастовочного комитета, в который не было включено ни одного человека, получившего приказ об увольнении. Все это привело к разброду в Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог. 17 августа, в то время как в низовых организациях железнодорожных профсоюзов развернулась дискуссия по поводу предписания за [243] нулевым номером, на железнодорожной линии Тохоку, близ станции Мацукава, произошло крушение поезда. На следующий день генеральный секретарь кабинета министров Масуда заявил по поводу этого случая следующее: «Этот инцидент является неслыханным злостным преступлением. Это еще одно звено в той же самой цепи преступлений, которые начались с инцидента в Митака, и имеют ту же идейную подоплеку». 10 сентября по подозрению был арестован бывший железнодорожный рабочий Акама. Позднее на основании «признания» Акама начались аресты среди активистов мацукавского отделения профсоюза предприятий «Токио сибаура дэнки» и фукусимского отделения Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог, развернувших в то время активную совместную борьбу.

Давно известно, что представители реакционных господствующих классов различных стран в периоды усиления народного движения протеста и в особенности рабочего движения часто создавали провокационные инциденты в целях подавления народных сил. И в Японии после известного инцидента с Котоку Сюсуй тоже имели место инциденты, спровоцированные императорским строем, но дело в Митака и дело в Мацукава отличаются от других провокаций в Японии своей особой злостностью. Они были инсценированы по получившему мировую известность американскому методу репрессий, названному frame up{564} (дело Сакко и Ванцетти и др.). Убийство Симояма, дело в Митака и Мацукава были самыми настоящими провокациями. Сейчас это подтверждено протоколами судебного следствия и другими материалами. (Уже полностью доказано, что обвинение по делу в Митака было построено на песке. Обвиняемые же по делу в Мацукава были вновь признаны виновными только при повторном судебном процессе. Но и здесь не было доказано, что диверсией, которая при тогдашней обстановке была выгодна только властям и абсолютно невыгодна профсоюзам, руководил обвиняемый Сато, [244] являвшийся членом центральной группы коммунистов предприятий «Токио сибаура дэнки», считавшейся одной из наиболее политически сознательных организаций компартии.

Шумиха, поднятая печатью вокруг этих «инцидентов», вопли о «насильственных действиях» и т. п. привели к срыву борьбы рабочих и служащих государственных железных дорог против чистки. Предписание Като было фактически признано, и лигам демократизации удалось убедить массы в неизбежности увольнений. Значительно ослабело также сочувствие крестьян и горожан борьбе против чистки, которую вели рабочие. Поражение Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог оказало решающее влияние на другие профсоюзы. Открывшийся 13 сентября съезд Всеяпонского профсоюза работников связи привел к расколу профсоюза на левое и правое крыло. В связи с этим съезд был отложен и профсоюз не смог продолжать решительную борьбу. В результате забастовки на предприятиях «Токио сибаура дэнки» удалось сохранить рабочий контроль на заводе Кавасаки. Однако в целом борьба профсоюза окончилась поражением. 15 октября на съезде Федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных железных дорог было решено прекратить борьбу против административной чистки. Кульминационная точка борьбы была пройдена. Начался спад. Отступление рабочих стало явным, и ведущая роль в борьбе против чистки перешла от профсоюзов рабочих государственных предприятий к профсоюзам рабочих частных предприятий.

Первым поворотным моментом в послевоенном рабочем движении Японии была намечавшаяся первофевральская всеобщая забастовка. В период пребывания у власти кабинетов Катаяма и Асида усилившиеся репрессии со стороны господствующих классов и предательская деятельность их агентов — социал-демократов вызвали раскол рабочего фронта, значительно осложнили условия борьбы и привели к некоторому застою в рабочем движении. С другой стороны, двухлетнее пребывание у власти правительств «среднего пути» в значительной мере [245] раскрыло перед народом сущность американской оккупационной системы, развеяло иллюзии, которые он питал в отношении социал-демократов. Период пребывания у власти второго и третьего кабинетов Иосида характеризуется борьбой против политики милитаризации, и, хотя в это время рабочее движение было вынуждено снова отступить, уже стали ясно вырисовываться формы единого фронта борьбы за мир, независимость и демократию, за спасение Японии от национального кризиса. Осень 1949 года явилась вторым поворотным моментом в истории послевоенного рабочего движения Японии. В этот период рабочие вновь вынуждены были отступить, хотя уже зарождался новый подъем рабочего движения. В марте 1949 года число организованных рабочих в Японии достигло высшей точки в послевоенный период и составило 6 752 735 человек. Но за период с июля 1949 по июнь 1950 года оно сократилось до 5 773 908 человек. Восстановление их численности до прежнего уровня началось с 1951 года.

Наступление реакции в деревне

Оптовые закупки товаров на черном рынке в связи с нехваткой предметов народного потребления во время войны и в послевоенный период способствовали повышению цен на сельскохозяйственные продукты и продукты рыбного промысла. В деревне возникло частичное «оживление». Об этом можно судить хотя бы по тому, что в мае 1946 года в деревнях и рабочих поселках скопилось до 51,8 процента новых денежных знаков. Но это оживление вскоре было сведено на нет резким повышением цен на товары, необходимые для сельского хозяйства (сельскохозяйственные орудия, удобрения, рыболовные снасти, керосин и другие орудия производства, а также потребительские товары), что явилось результатом высоких монопольных цен, введенных капиталистическими монополиями на эти товары, и расширения так называемых «экономических ножниц». В конце июня в деревнях и рыбачьих поселках уже оставалось всего лишь 28,5 процента общего количества новых [246]денежных знаков и на первое место в этом отношении выдвинулись торговцы черного рынка, оттеснив деревню на второе место. К концу июня 1947 года у них скопилось 37 процентов общего количества денежных знаков (в мае 1946 года они были на четвертом месте и на их долю приходилось всего 12,1 процента новых денежных знаков). Таким образом, всего лишь за один год значительная часть новых денежных знаков перекочевала из деревни в сферу городской торговли. Эта тенденция продолжала усиливаться, и к концу июня 1948 года количество новых денежных знаков в деревне сократилось до 20,1 процента, к концу декабря оно составляло 22,3 процента, к концу июня 1949 года — 17,2, к декабрю — 19,2, к концу 1950 года — 15,5, а к концу июня 1952 года сократилось до 12,4 процента.

В ноябре 1948 года правительство, чтобы придать законный характер наступлению помещиков, представило на рассмотрение парламента проект изменений закона «Об урегулировании аграрных отношений». В соответствии с этими изменениями правительство получило право на повышение установленной арендной платы, а арендаторы и их семьи лишались права избирать своих кандидатов в земельные комитеты. В августе 1950 года арендная плата была увеличена в 6 раз. В марте 1951 года была ликвидирована существовавшая ранее система земельных комитетов, комитетов по регулированию сельскохозяйственного производства, ведавших поставками и планированием сельскохозяйственного производства, а также комитетов по усовершенствованию методов ведения сельского хозяйства. Все функции этих комитетов возлагались на вновь созданные сельскохозяйственные комитеты. Кроме того, в декабре 1947 года был принят закон «О сельскохозяйственных кооперативах», согласно которому каждые 15 и более крестьянских дворов могли объединяться в самостоятельный кооператив. За объединениями такого рода не признавалось права на самостоятельное ведение финансовых и других операций, за исключением чисто сельскохозяйственных работ. Фактически этот закон непосредственно связывал эти кооперативы и объединения [247] с Центральным банком земледелия и лесоводства, превращая их в низовые органы по выкачиванию денежных средств из деревни. В течение 1948 года в стране было организовано 29300 сельскохозяйственных кооперативов и 927 сельскохозяйственных объединений, но в 1949 году число их значительно сократилось и составило соответственно 3300 и 220. Во второй половине 1949 года в связи с усилением сельскохозяйственного кризиса в хозяйстве кооперативов начался застой, по всей стране участились случаи невыплаты и ограничений выплаты денежных сбережений кооперативов.

В результате аграрной реформы к концу июня 1951 года государством было выкуплено 1787 тысяч тё пахотной земли, 377 тысяч тё лугов и 614 тысяч тё недавно освоенных земель. Помещикам в качестве компенсации было выплачено свыше 11,5 миллиардов иен (из них наличными свыше 2,8 миллиардов иен и ценными бумагами на сумму свыше 8,7 миллиарда иен). За этот же период государство продало крестьянам 1947 тысяч тё пахотной земли, 348 тысяч тё лугов и 47,6 тысяч тё недавно освоенных земель. Крестьяне единовременно выплатили за эту землю 9 миллиардов 12 миллионов иен и должны были в рассрочку выплатить еще 3 миллиарда 127 миллионов иен. В то время 127 тысяч помещиков сдавали в аренду 314 тысячам арендаторам 548 тысяч тё земли{565}.

В результате аграрной реформы в Японии почти вдвое увеличилось число крестьян-собственников и резко сократилось число арендаторов. Но в связи с сокращением площади обрабатываемой земли, а также с тем, что во владении помещиков по-прежнему оставались огромные лесные угодья, эта реформа привела к дроблению крестьянских хозяйств. Так, на каждое кулацкое хозяйство, располагавшее более 2 тё пахотной земли, приходилось от 1,3 до 2,5 голов рабочего скота, 0,7–0,5 мотора, 0,9–1 молотилка. Такие кулацкие хозяйства составляли лишь 1,5 процента всех крестьянских [248] хозяйств Японии. На кулацкие хозяйства падало 14,1 процента всех поставок. Далее следуют середняки, располагавшие от 6 тан до 2 тё пахотной земли и составляющие 29,6 процента всех крестьянских хозяйств. На каждый середняцкий двор приходилось 0,8–1,1 голов рабочего скота, 0,3–0,5 мотора, 0,5–0,8 молотилки. На середняков падало 69,1 процента всех поставок. Таким образом, на кулацкие и середняцкие хозяйства приходилось 83,2 процента всех поставок. Крестьяне-бедняки, имевшие менее 6 тан земли, составляли 68,9 процента всех крестьянских хозяйств. На каждый бедняцкий двор приходилось менее 0,6 голов рабочего скота, менее 0,2 мотора, 0,3–0,1 молотилки. На них приходилось 16,8 процента всех поставок. Все эти сведения касаются лишь тех крестьянских хозяйств, которые сдавали по государственным поставкам рис. Кроме того, в Японии в то время было 2 миллиона 220 тысяч крестьянских хозяйств, которые не могли выполнять поставки по рису{566}.

Таким образом, производство риса было сосредоточено в зажиточных хозяйствах, площадь земельных угодий которых превышала 6 тан (большинство крестьян-бедняков вынуждены были пополнять свой семейный бюджет за счет различных побочных работ). Однако это не означало, что крестьянам-беднякам устанавливались небольшие нормы поставок. Напротив, помещики и кулаки, которые фактически составляли разверстку, устанавливали для малоземельных крестьянских хозяйств такие высокие нормы, что у последних забирали все вплоть до риса, оставленного для собственного пропитания. Достаточно сказать, что после завершения поставок крестьянам-беднякам выдавали по карточкам свыше 8 миллионов коку риса, чтобы они не погибли от голода. Следует также отметить, что для помещичьих и кулацких хозяйств были установлены низкие ставки сельскохозяйственного подоходного налога, а на бедняцкие хозяйства — высокие. При этом наивысшие ставки были[249] установлены для горных деревень, затем следовали чисто сельскохозяйственные деревни; самые низкие налоги были установлены для пригородных деревень. Если во время войны налоги на сельскохозяйственные доходы составляли 10 процентов этих доходов, то после войны они резко возросли и к 1947 году уже составили 43 процента доходов. Это равнялось половине денег, которые крестьяне получали за поставки. В результате таких высоких налоговых ставок даже середняцкое хозяйство становилось дефицитным, если не учитывать доходов с черного рынка. Несмотря на то, что в целом цены на сельскохозяйственные продукты росли быстрее, чем на предметы, необходимые в сельском хозяйстве, значительное повышение цен на минеральные удобрения и предметы первой необходимости отрицательно сказывалось на крестьянских хозяйствах и вело к прекращению обработки земли. Даже по данным министерства сельского хозяйства и лесоводства к лету 1948 года свыше 30 тысяч крестьянских дворов перестали обрабатывать более 25 тысяч тё заливных и суходольных полей{567}.

В результате резкого падения цен на сельскохозяйственные продукты, в результате «джиповских поставок» и «вихря» налогов (все это было следствием реализации «линии Доджа») жизнь в деревне стала совершенно невыносимой. Участились случаи самоубийства крестьян, по всей стране процветала продажа женщин и детей, во многих деревнях крестьяне прекращали обработку земли.

Крестьянство поднялось на борьбу в защиту своих прав. Так, например, крестьяне-бедняки префектуры Окаяма окружили префектуральное управление и объявили, что не уйдут до тех пор, пока не получат риса, необходимого им для пропитания. В середине апреля состоялась Всеяпонская конференция представителей крестьянства, созванная по инициативе ряда крестьянских организаций. Несмотря на протесты организаторов конференции — членов Либерально-демократической партии и раскольнической группы «Сютайсэйха» Японского [250]крестьянского союза, — конференция приняла резолюцию, осуждавшую политику кабинета Иосида. Вслед за этим открылся съезд Японского крестьянского союза, на котором произошел раскол между группой единства («Тоицуха») и группой противников единства («Сютайсэйха»). Группа единства, имевшая большинство на съезде, добилась исключения из Японского крестьянского союза лидеров группы «Сютайсэйха» (сторонников Номидзо). Члены Социалистической и Рабоче-крестьянской партий, входившие в Японский крестьянский союз, стали порывать с социал-демократизмом и подавать заявления о коллективном вступлении в Коммунистическую партию, как это имело место, например, в префектуре Ибараки.

В крестьянском движении произошли серьезные изменения. Крестьянские союзы, в которых руководящую роль играли середняки, после проведения показной «аграрной реформы» заявили, что «в деревне исчезли причины для продолжения борьбы». В деревне усилилась тенденция отказа от борьбы, за роспуск крестьянских организаций. Этот поворот в крестьянском движении проявился в расколе Японского крестьянского союза, который произошел 21 апреля на съезде.

Застой в крестьянском движении обусловливался усилением (несмотря на непоследовательный характер «аграрной реформы») руководящей роли середняцких слоев в крестьянских союзах и ослаблением в конечном счете позиций группы единства, которая стояла на страже революционных традиций во Всеяпонском крестьянском союзе. В результате даже в показную «аграрную реформу» начали вноситься реакционные поправки в связи с изменением политики оккупационных войск в Японии.

Насаждение колониальной культуры

Выше мы уже упоминали о том, что кабинет Асида и в особенности кабинет Иосида, выполняя «план Доджа» и опираясь на штаб оккупационных войск, обрушили жесточайшие репрессии на рабочих, горожан и крестьян, поднявшихся на решительную борьбу против господствующих [251] классов Японии, которые в послевоенный период встали на путь ограбления масс с помощью инфляционной политики. Наряду с этим японское правительство и штаб оккупационных войск стали прилагать все усилия к тому, чтобы уничтожить в японском народе дух сопротивления, ввергнуть его в колониальное рабство. Так началась «колонизация» японской культуры. Японский народ, который жил во время войны в условиях полного подавления нормальной духовной жизни, оказался ввергнутым в пучину послевоенной инфляции, черного рынка и хаоса и вместе с крушением милитаристской этики лишился моральных норм, на которые он опирался в прошлом. К тому же вспыхнувшая в то время с огромной силой борьба народных масс носила еще слишком примитивный, зачаточный характер, чтобы воспитать в народе революционную мораль. Экономика черного рынка породила в духовной жизни Японии «культуру сенсуализма». Увлечение такими произведениями, как книга Тамура Тайдзиро «Ворота чувственности», свидетельствовало, пожалуй, о своеобразной попытке бессознательного протеста против антигуманистической морали.

Подобный протест, хотя он и исходил из стремления народа к освобождению, препятствовал кристаллизации этого стремления в направлении борьбы и способствовал распылению боевой энергии народа на интимные стороны жизни. Фильмы, спорт и другие средства воздействия на народные массы были использованы для того, чтобы с помощью возбуждения «иллюзий и желаний» добиться духовного ухода народных масс от стоящей перед их глазами неприглядной действительности, ввергнуть их в состояние бессилия. Все это особенно выпукло проявлялось в модных в то время песенках.

После войны резко изменился я характер радиовещания. В радиопередачах главную роль стали играть увеселительные программы. Большим успехом пользовались так называемые «куиз контест» — викторины с подарками («20 дверей», «3 песни» и др.). Появились специальные передачи для женщин, для крестьян, для студентов и т. п. На радио была установлена система кинозвезд, [252] введен конферанс (известный конферансье Тони Тани и др.) и даже дикторский текст стали читать кинозвезды. Таким образом, радио стало непосредственно вмешиваться в повседневную жизнь народных масс, порождало эпикурейские настроения, ведя одновременно антисоветскую и антикоммунистическую пропаганду. Атмосфера бессознательного протеста против милитаризма и крайнего увлечения вопросами эротики использовалась для того, чтобы с помощью радио, газет, фильмов и спорта укреплять в народных массах идеи эпикурейства и антикоммунизма. Подобную же роль играло увлечение религией, начавшей культивироваться в широких масштабах. Новая религия сводила к одному знаменателю идеи эпикурейства и моральной ценности. Ее объектом были люди пожилого возраста, которым трудно было сразу совместить идеи эпикурейства с феодальными привычками. Классическим примером такого рода религии была «религия танца», которая проповедовала возможность познания высшей ценности вселенной через дикий, самозабвенный танец.

Из нижеследующей таблицы можно составить представление о том, как проводившаяся Асида и Иосида в 1948–1949 годах политика неслыханного ограбления народных масс была использована реакционными силами для охвата народа различными формами религии.

Рост религиозных организаций в послевоенный период. Данные отдела по вопросам религий при секретариате министра просвещения (составлено 31 декабря 1950 года)

Оккупационные власти и кабинет Иосида не только ввергли японский народ в нищету, но и всячески старались помешать ему выбраться из этой нищеты, любыми путями пытались внести в его среду моральное разложение. В этих целях поощрялись скачки, патинко, премии за азартные игры и зрелища. Короче говоря, в оккупированной Японии была создана атмосфера колониального разложения, нисколько не отличавшаяся от той, которая некогда царила в Шанхайском международном сеттльменте.

С тех пор как в августе 1948 года был опубликован закон о велосипедных гонках, число велосипедных треков, находившихся во владении самоуправляющихся организаций, превысило 50, а количество официально зарегистрированных спортсменов-велосипедистов достигло 2980 человек (из них 160 женщин). В результате в течение двух лет в государственную казну поступило 1,3 миллиарда иен, а доходы местных бюджетов достигли 2,7 миллиардов иен. Интересно отметить, что из 270 велосипедных гонок 48 закончились крупными беспорядками и драками. Как писал журнал «Сисо», «превращение на какой-то момент зрителей во взбунтовавшуюся толпу свидетельствует о том, что велосипедные гонки перестали быть спортом или обыкновенным зрелищем, а превратились в место, где преследуемые трудностями жизни народные массы могут дать выход своему беспокойству и накопившемуся гневу и недовольству»{568}. Разочарование и беспокойство ведут к азартным денежным играм, которые наносят непоправимый ущерб семейному бюджету. А это толкает на коллективное самоубийство семьи, на преступление. Японское правительство ставило своей целью лишить японцев способности к анализу и критике, превратить их в бессильных колониальных рабов. Этим целям служил и принятый правительством закон о велосипедных гонках, о котором тогдашний министр торговли и промышленности Екоо высокопарно заявил следующее: «Закон о велосипедных гонках [254] — это замечательный закон. Он был предложен депутатами, парламента и принят государством. Поскольку этот закон был предложен депутатами, это означает, что народ в своем большинстве хочет, чтобы проводились велосипедные гонки. Учитывая пожелания народа, мы и приняли этот закон».

Насаждая культуру, одурманивающую народ, правители Японии одновременно усиливали репрессии против демократической культуры. Мы уже упоминали о постыдных репрессиях, которые были применены во время забастовок работников газеты «Ёмиури» и кинокомпании «Тохо». С помощью подобных репрессий американские империалисты и реакционные силы Японии, вступившие на путь фашизма и войны, стремились подавить протест народных масс. Против фашизма, против войны развернулось широкое движение деятелей культуры за мир. Именно этим целям был посвящен Всемирный конгресс деятелей культуры в защиту мира в Польше (август 1948 года) и Конгресс деятелей науки и культуры в защиту мира в Нью-Йорке (март 1949 года). В Японии тоже активизировалось движение деятелей культуры за мир. По всей стране стали создаваться общества защиты японской культуры. Однако «потребительская» тенденция в литературе и развлечениях не ослабела, а, напротив, еще более усилилась. Японский народ хотели лишить даже активного интереса к развлечениям, пытаясь ограничить его лишь рамками пассивного восприятия развлечений. Даже среди интеллигенции усилилась тенденция к уходу от крупных политических и социальных проблем к сокровенному обмену мнениями по мелким вопросам, касающимся частных отношений между людьми, к нахождению в этом «интересности» и утешения. [255]