Вэнь Тянь-сян
Песнь моему прямому духу
(Чжэн ци гэ)
Я здесь, в тюрьме у северных властей. Сижу в землянке-конуре, а эта конура - чи восемь в ширину, а в глубину - четыре с чем-то сюнь. Простая дверь низка, мала, а конура узка и коротка: она грязна, внизу и в темноте.
И вот в пустые эти дни здесь скучились все духи и парЫ. Со всех сторон стекают лужи, дождь; кровать, скамья всплывут, зашевелятся: то - дух, идущий от воды.
Полдня сижу в грязище липкой, глине; зловонные вздымаются пары; все залито кругом; то - дух, идущий от земли.
То солнце вдруг, то вдруг темно... Ход ветру отовсюду заперт: от солнца это дух идет.
Под крышей топят печь дровами, усилив этим страшную жару: теперь идет дух от огня.
В амбаре провиант гниет, и вонь за вонью наседает: тогда идет дух от зерна.
Плечом к плечу, сгрудясь здесь разношерстою толпою, воняем мясом тут же все в грязи: то будет дух от человека.
Там кучами воняет ретирад: там чей-то труп иль крыса дохлая лежит; зловоние идет из всех углов - смердящей грязи дух.
Скопились здесь за духом дух, и редко кто из тех, что им подвержен здесь, от них не заболел... А я, несчастный, слабый человек, два года уж болтаюсь среди них... И если это так, то, значит, есть же что-нибудь, что силы мне дает так жить. А как тогда понять то, что меня питает и в чем оно?
Мыслитель Мэн сказал нам так: "Я отлично умею питать в себе волны безбрежного духа".
И значит, вот: здесь этих "духов" семь, а у меня мой дух - один... Я этот свой единый дух поставлю против всех семи... Чего бояться мне? Смотрите, ведь безбрежный, как простор воды, тот дух есть дух прямой, дух прямоты пред небом и землею...
Я сочинил "Песнь праведному духу". Она гласит:
И небо и землю
праведный дух населяет:
повсюду рассеян,
формам усвоен текущим.
Под небом внизу он
стал нам горою, рекою;
а там наверху он
в солнце и звездах проявлен.
Нам, людям земли, он
скажем, безбрежное море...
Сплошною волною
залил лазурь с темнотою.
Когда путь монарха
светел спокойной стезею,
гармонии полный,
в светлых излит он чертогах.
В безвременье ж крайнем
честностью явлен бывает,
и подвиг за подвигом
вписаны в "ало-зеленом".
Он в Циском уделе
был на доске астролога.
Он в Цзиньском уделе
был под каламом Дун Ху.
Он в Циньском уделе
был молотком у Чжан Ляна.
Он в ханьское время
знаменем был Су Цзы-цина.
Он был у Янь Яня
буйной вождя головою.
Он также был кровью
визиря в Цзинь - Цзи Шао.
Он был и зубами
Чжана при битве в Суйяне,
и Яневым был он
рван языком при Чаншане.
То шапкою был он,
сделанной в Ляо, к востоку,
а честной душою
строг бы - что лед со снегом.
Он был в представленье
трону о выводе войска:
и боги, и бесы
плакали все над героем.
а то был веслом он
в самой чрез Цзян переправе:
герой в возбужденье
варваров диких глотал там.
Иль был он костяшкой,
бившей разбойника насмерть;
и вору-мальчишке
череп проломлен был - лопнул.
Тем духом повсюду,
там, где им мир весь проникнут,
и строг, и возвышен,
вечною жизнью живет он.
Уж если пронзает
солнце и месяц насквозь он,
то - жизнь или смерть мне -
разве достойно сужденья?
Земля наша, мир весь,
зиждутся духом лишь этим;
и неба устои
им лишь подъяты высоко.
И все "три основы"
судьбы свои с ним связали;
все лучшее, честность
в нем коренятся, сидят в нем.
О горе мне, горе!
Встретил я год злосчастный:
и мой подначальный
вдруг оказался бессильным.
Я пленником чуским,
с шапкой, завязанной в узел,
тележным этапом
услан на самый был север.
Котел, сковородка
были б мне сладки, как сахар...
просил, умолял я -
так ничего и не вышло.
Каморку, где мрак лишь,
бесов огонь заполняет.
"Весенний тот дворик"
заперт, и небо черно в нем.
Здесь вол с рысаком-цзи
кормятся рядом в колоде.
Уселись здесь куры,
там, где питается феникс.
В одно как-то утро
злой непогоды став жертвой,
думал: судьба мне
сдохнуть скелетом в канаве.
Но в этой судьбине
холод с жарою сменились:
все сотни злосчастий
сами собою убрались.
О горе мне, горе!
Слякотно-мерзкая яма
теперь превратилась
в царство блаженной утехи.
Возможно ли б было
хитрым различным леченьям,
чтоб свет или мрак здесь
быть не могли мне злодеем?
И все-таки это
горе с тревогой живет здесь,
а там, на высотах,
тучи плывут и белеют.
И ноет, и ноет
сердце мое печалью.
Лазурное небо
скоро ль положит пределы?
Те мудрые люди
день ото дня все отходят...
Закон, образцовость
в древней живут старине лишь.
Под крышей, в прохладе,
книгу раскрывши, читаю,
и древняя правда
светит мне прямо в лицо.
Парафраз.
Как во Вселенной живет дух вечной, не знающей никаких отклонений и компромиссов правды, так он живет и в человеке. Когда людьми управляет мудрый монарх, то этот дух в нем и проявляется; в безвременье ж и безначалии он выражает себя в доблести и подвигах отдельных лиц, о которых читаем на скрижалях-бамбуках нашей истории. Так, этот великий дух непреклонной человеческой доблести проявил себя в строках циского историка, который смело и точно записал факт убийство государя этого удела, несмотря на все угрозы смертью со стороны убийцы. В другом уделе, Цзинь, историк Дун Ху также записал об убийстве без всяких оговорок, за что и был Конфуцием восхваляем.
В уделе Цинь Чжан Лян подослал к царю-тирану убийцу, но дело не удалось и царь убежал. При Хань генерал Су У (Цзы-цин), пасший в гуннском плену баранов, все же не расставался со своим полковым знаменем. При Шу-Хань генерал Янь Янь не пожелал признать себя слугой победителя и поплатился за это головою. Министр Цзи Шао остался один при государе, под стрелами врагов истекая кровью. Генерал Чжан Сюнь во время отчаянного боя под Суйяном от ярости так заскрежетал зубами, что они у него выкрошились. Янь Гао-цин, губернатор Чаншаня, попал в плен, но бранил временщика Ань Лу-шаня не переставая, и тот вырвал ему язык. Гуань Нин при династии Вэй не пожелал принять предложение службы у ненавистного ему правителя-инородца и из презрения являлся к нему в затрапезном малахае и простонародной одежде. Знаменитый министр-воевода Чжугэ Лян написал свой призыв к императору о выводе войск в поле и сделал это с такой силой убежденья, что плакали не только люди, но и боги и бесы. Генерал Цзу Ди (Цзу Ти) в порыве яростного возбуждения хлопнул веслом по волне Янцзыцзяна и поклялся очистить Китай от варваров. Дуань Сю-ши (при Тан), вместо того чтоб угождать временщику-узурпатору, хватил его по голове костяной планкой, носить которую полагалось при аудиенциях, и раскрои (разбил) ему в кровь лицо, браня его при этом нещадно... И т.д.
Вот как говорил этот праведный дух в действиях древних героев! Это не случайные поступки, нет - это именно выражения и проявления великого праведного духа, не знающего компромиссов с совестью. И если этот дух вечен, как небо и светила, то, значит, стоит ли ставить вопрос о чьей-либо жизни и смерти? Ведь этим духом управляются и небо и земля, да и все три основы человеческого общества (государь, отец, муж) его выражают, и затем вообще все идеально правое растет только из него.
А я, увы, всего лишь жалкий пленник, неудачный воевода. Как я просил, чтобы меня сожгли, что ли, или сварили в котле! Ничего не вышло - и вот я сижу в темной яме, которая мне заменяет свет божий у других людей. Жру из одной кормушки с презренными людьми...
Я все ждал, когда мой труп выкинут в канаву: этим все злосчастья бы и закончились. Однако ничего меня не берет, ибо без всяких хитрых лечений этот дух во мне живет. И вот, среди своих мучений, посмотрю я из окна на небо и все думаю: да скоро ли придет конец моим страданиям?..
И только древние люди говорят еще со мною в своих древних книгах, светя мне в лицо своею вечною правдой.
В.М.Алексеев, "Труды по китайской литературе" 2002 года издания.
