Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/I/Syma_Tsjan/Izbrannoe/frametext1.htm
СЫМА ЦЯНЬ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ
ШИ ЦЗИ
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
В стародавние времена император Чжуань-сюй повелел Чжуну заниматься делами Неба на юге, а Ли — делами Земли на севере.
Во времена правления императоров Яо и Шуня потомки этих двух родов вновь получили право наследовать должности своих предков, что и было записано в государственных родословных книгах.
Так было вплоть до династий Ся и Шан: роды Чжун и Ли из поколения в поколение ведали делами Неба и Земли.
В период династии Чжоу их потомком был Сю Фу, князь владения Чэн. При чжоуском Сюань-ване он лишился своих владений и стал основателем дома Сыма.
Потомки дома Сыма из поколения в поколение были придворными историками династии Чжоу. Но в промежутке между правлением чжоуских царей Хуэй-вана и Сян-вана Сыма покинули пределы Чжоу и переселились в княжество Цзинь. Но после того как цзиньский полководец Суй Хуэй бежал в княжество Цинь, род Сыма переселился в Шаолян. А оттуда Сыма расселились: кто в Вэй, кто в Чжао, кто в Цинь.
Сыма Си, который ушел в Вэй, управлял Чжуншанем.
Сыма Кай, переселившийся в Чжао, был известен как искусный учитель военного дела. Его потомком был Куай-куй.
Сыма Цо переселился в Цинь. Он блестяще вел споры с Чжан И, за что князь Хуэй-ван назначил его своим полководцем и послал в поход против княжества Шу. Сыма Цо покорил Шу и остался там управлять завоеванными землями.
Внук Сыма Цо, по имени Сыма Цзинь, состоял на службе у уаньского правителя Бай Ци.
Тот Сыма, который остался в Шаоляне, сменил имя на Ся-ян.
Сыма Цзинь и Бай Ци живьем закопали в землю сдавшихся им в плен воинов княжества Чжао и за это после возвращения из похода были казнены в Дую. Похоронены они в Хуачи.
Внук Сыма Цзиня, по имени Сыма Чан, служил у циньского правителя и занимал должность те-гуаня. Это было при Цинь Ши-хуане.
У Куай-куя был правнук, по имени Сыма Ан, служивший усиньскому правителю и занимавший при нем должность военачальника. Он ходил в поход против Чаогэ.
Когда стали жаловать титулы ванов владетельные князья, Сыма Ан получил от Сян Юйя титул иньского вана. Во время войны, которую начало княжество Хань против Чу, он перешел на сторону Хань, и его владения были переименованы в область Хэнэй.
У Сыма Чана был сын, по имени Сыма У-цзе, занимавший пост градоначальника ханьской столицы. А сын Сыма У-цзе, по имени Сыма Си, носил звание у-да-фу. Когда они умирали, их хоронили в Гаомыне.
У Сыма Си был сын Сыма Тань, занимавший должность придворного историка. Он учился астрологии у Тан Ду, постигал смысл «Ицзина» у Ян Хэ, изучал рассуждения Хуан-цзы о «дао».
Сыма Тань служил на должности главного придворного историка, начиная с периода Цзянь-юань и вплоть до периода Юань-фын.
Сожалея, что ученые не могли постигнуть сущности этих учений, Сыма Тань написал трактат, в котором изложил основные идеи шести философских школ.
В трактате говорилось:
«Ицзин» и обширный комментарий к нему, «Сицын-чжуань», говорят о единстве Вселенной, но толкуют его на сотни ладов: все стремятся к одному и тому же, но идут различными путями.
Или вот школы «инь-ян», конфуцианцы, моисты, номиналисты, легисты, даосисты — все они во главу угла ставят вопросы управления. Они стремятся к одной и той же цели, но идут к ней разными путями. В их учениях есть много того, что можно осознать, но кое-что не поддается осмыслению.
Как-то я наблюдал за всеми ухищрениями философов школы «инь-ян». Вот они предсказывают великое счастье, а толпа их сторонится; они пытаются грубо навязывать людям свое учение, но люди в большинстве своем испытывают перед ними страх. И тем не менее проповедуемый ими великий порядок смены четырех времен года отрицать нельзя.
У конфуцианцев слишком обширная ученость, но недостаточное проникновение в сущность явлений. В результате нужно затратить много труда, чтобы их понять, но успех будет небольшой. Вот почему невозможно полностью воспринять это учение. Однако предложенный конфуцианцами этический принцип отношений между государем и подданным, отцом и сыном, установленную ими разницу в положении мужа и жены, старшего и младшего изменять никоим образом не следует.
Моисты слишком ограниченны, и полностью соблюсти принципы их учения чрезвычайно трудно. Поэтому моизм и не получил широкого распространения. И тем не менее нельзя отбрасывать принцип моистов: «Укрепляй основу и будь бережлив в потреблении».
В легизме слишком много жестокости и мало милосердия. Но четко проведенное легистами различие между государем и подданными, высшими и низшими следует принять в неизменном виде.
Номиналисты учат людей быть умеренными. Они ставят на первое место название вещи и совершенно упускают из виду ее сущность. Но их принцип «исправления имен» заслуживает внимательного изучения.
Даосисты учат людей направлять все свои силы к единой цели, действовать, не оставляя следов, оказывать благодеяния всему живому. Их искусство заключается в том, что они переняли принцип великого порядка у философской школы «инь-ян», взяли понятие добра у конфуцианцев и моистов и обобщили то главное, что есть в номинализме и легизме. С течением времени их учение преобразуется, в зависимости от обстоятельств изменяются принципы. У них нет рецептов на все случаи жизни. Они уславливаются действовать одним способом, а в ходе дела прибегают к другому способу. Вот поэтому они, не затрачивая больших усилий, добиваются огромных успехов.
Конфуцианцы поступают иначе. Они считают, что государь — это зеркало Поднебесной. Государь должен запевать, а подданные должны вторить ему; государь должен идти впереди, а подданные должны следовать за ним. Но при таком положении выходит, что государь трудится, а подданные бездельничают. И когда дело доходит до управления государством, то всех желающих трудиться устраняют, а должности получают всякие проходимцы.
Ведь от чрезмерного напряжения дух истощается, от чрезмерных трудов тело дряхлеет. А если тело и дух находятся в расстройстве, то нелепым будет и желание стать долговечным, как небо и земля.
У философов школы «инь-ян» есть свои точные указания, относящиеся к четырем временам года, восьми странам света, двенадцати знакам зодиака и двадцати четырем сезонам. Но при этом нельзя сказать, чтобы обязательно процветали все те, кто эти указания выполняет, или гибли и бедствовали те, кто их нарушает.
Вот поэтому я и сказал: «Они пытаются грубо навязать людям свое учение, но люди в большинстве своем испытывают перед ними страх».
Ведь и без того ясно, что весною все рождается, летом созревает, осенью собирают урожай, а зимою хранят его в кладовых. Это великий неизменный закон природы. Если бы не было такой последовательности, не существовало бы и законов развития Поднебесной.
Поэтому я и сказал: «Проповедуемый ими великий порядок смены четырех времен года отрицать нельзя».
Конфуцианцы считают «Шесть умений» законом для каждого человека. Конфуцианские каноны и комментарии к ним исчисляются тысячами и десятками тысяч томов. За целый век не постигнешь до конца их учение, за целый год не изучишь их обряды!
Поэтому я и сказал: «У конфуцианцев слишком обширная ученость, но недостаточное проникновение в сущность явления, и в результате нужно затратить много труда, чтобы понять их, но успех будет небольшой».
Но установленные конфуцианцами правила отношений между государем и подданным, между отцом и сыном, а также порядок подчинения жены мужу и младшего старшему — никакая философская школа изменить не может.
Восхваляя справедливый путь правления императоров Яо и Шуня л отмечая их добродетельное поведение, Мо-цзы тоже говорил:
«Залы возвышались всего на три чи, к ним вели земляные лестницы из трех ступеней. Крыши покрывались неподрезанным тростником, с дубов не снимали кору.
Все ели из глиняной посуды, пили из глиняных чашек. Пища состояла из необрушенного риса и проса, похлебка из гороховой ботвы.
В жаркие летние дни носили одежды из грубой ткани, зимой одевались в оленьи шубы.
Когда хоронили покойников, гробы делали из тунгового дерева, толщиною в три цуня.
Когда оплакивали покойников, до конца не изливали свою скорбь в слезах. Такие похоронные обряды были равно обязательны для всех.
Если бы подобные законы устанавливались для всей Поднебесной, не было бы различий между знатными и простыми».
Однако в разные времена люди живут по-разному. Мир изменяется, а вместе с ним изменяется и жизнь.
Поэтому я и сказал: «Моисты слишком ограниченны, и полностью соблюсти принципы их учения чрезвычайно трудно».
Но принцип «укрепляй основу и будь бережлив в потреблении» указывает путь, ведущий к достатку в семье. В этом сильная сторона учения Мо-цзы, и ни одна из философских школ не может ее отбросить.
Легисты не отличают ближних от дальних, благородных от подлых, всех ставят в ряд перед законом. В таком случае падает уважение к тому, кого следует уважать, как родного; пропадает почтение к тому, кого следует почитать.
Учение легистов можно применять лишь на коротком отрезке времени: для продолжительного применения оно не пригодно.
Поэтому я и сказал: «В легизме слишком много жестокости и мало милосердия».
Вместе с тем, если уважать государя, четко разграничить обязанности каждого, никто не сможет тогда превысить своих прав. Против такого положения легистов не сумеет возразить ни одна философская школа, пусть их. будет даже сто.
Номиналисты надоедливы и мелочны в своих исследованиях, они не терпят возражений против их идей; сводя все дело лишь к названию, они совершенно не считаются с человеческими ощущениями.
Поэтому я и сказал: «Номиналисты учат людей быть умеренными. Они ставят на первое место название вещи, совершенно упуская из виду ее сущность».
Если даже руководствоваться только названием, не затрагивая существа вещи, в трех случаях из пяти не ошибешься, — над этим тоже следует призадуматься.
Даосисты провозглашают недеяние. Они говорят: «Небытие не действует». Принципы даосистов легко осуществить в жизни, но понять их выражения чрезвычайно трудно.
В основу своего учения даосисты кладут пустоту и недеяние, их метод — выявление и следование причинным связям. Коль скоро нет ничего телесного и нет постоянной формы, можно познать природу вещей. В ней есть определенная закономерность. Никакая вещь не возникает раньше времени и не создается позже времени. Поэтому и оказывается возможным стать повелителями всего живого.
Есть у них способ или нет способа для совершения какого-нибудь дела — безразлично: лишь бы уловить подходящий момент.
Есть мера или нет меры — для них все равно: лишь бы удалось приспособить свое искусство к природе вещи.
Поэтому я и говорю: «Учение мудреца только тогда бессмертно, когда в нем отражаются изменения времени».
Неосязаемость — вот постоянное свойство дао. Причинные связи — вот путеводная нить, за которую должен держаться правитель.
Все подданные в равной мере обязаны оказывать уважение государю, а государь должен использовать каждого по его способностям.
Если ты беспристрастен, все сказанное тобою сочтут правильным; если ты пристрастен, все сказанное тобою сочтут пустыми словами.
Если пустые речи не слушают, не бывает безнравственных поступков. Если добродетельные отделяются от непутевых, оформляется белое и черное.
Все это происходит лишь в том случае, если ты знаешь, кого и где хочешь использовать.
Завершится ли то или иное дело успехом? Все зависит от того, соответствует ли оно великому дао.
Дао мутнее мутного, темнее темного, но оно озаряет своим сиянием всю Поднебесную и во всех своих проявлениях не имеет названия.
Дух рождает человека, тело дает ему опору. От чрезмерного напряжения дух истощается, от чрезмерных трудов тело дряхлеет. Когда дух покидает тело, наступает смерть, мертвые не воскресают, ушедшее не возвращается. Все это понимает и ценит мудрый человек.
С этой точки зрения, дух — это основа жизни, тело — вместилище жизни. Какое же есть основание, еще не утвердив свой дух, заявлять: «У меня есть все данные, чтобы управлять Поднебесной?»
* * *
Придворный историк Сыма Тань ведал лишь делами астрологическими и не пользовался властью над народом.
У Сыма Таня был сын — Сыма Цянь.
Сыма Цянь родился в Лунмыне. Он пахал землю и пас скот на солнечных склонах гор к северу от реки Хуанхэ.
В возрасте десяти лет Сыма Цянь уже знал наизусть древние тексты. А когда ему исполнилось двадцать лет, он отправился путешествовать на юг в Цзянхуай. Он побывал в горах Хуэйцзи, осмотрел пещеру легендарного императора Юйя, посетил Цзюншань плавал по рекам Юань и Сян.
Затем он отправился на север, побывал за реками Вэньхэ и Сышуй, продолжал свои исследования в столицах княжеств Ци и Лу, осматривал реликвии, оставшиеся после смерти Кун-цзы, и участвовал в сельских церемониях стрельбы из лука на горе Исянь, близ Цзоу. Затем он попал в затруднительное положение в Пи, Се и Пынчэне и вынужден был возвращаться домой через земли Лян и Чу.
Потом Сыма Цянь служил на должности лан-чжуна. Получив повеление государя, он отправился в поход на запад — в земли Ба и Шу, а оттуда дальше на юг. Он водворил порядок в Цюн, Цзе и Куньмине и, возвратившись в столицу, донес о выполнении повеления.
В тот год Сын неба впервые воздвиг алтарь предкам ханьского дома. Придворный историк Сыма Тань в это время находился в Чжоунане и вследствие болезни не мог принять участия в церемонии. От огорчения состояние его ухудшилось, и он лежал при смерти.
Сыма Цянь, вернувшийся в это время из похода после выполнения приказа государя, застал отца в местности между реками Хуанхэ и Лошуй.
Держа сына за руку, Сыма Тань со слезами говорил ему:
— Наши предки были астрологами при дворе чжоуских царей Они и раньше были известны своими заслугами перед династиями Юй и Ся, из поколения в поколение ведали делами Неба. В последующие века их потомки захирели и родословная нить едва не оборвалась на мне. Если ты станешь придворным историком, продолжи дело своих предков! Ныне Сын неба, восприняв тысячелетние традиции, принес жертву Небу на горе Тайшань, а я не смог последовать за ним! О судьба, судьба! После моей смерти ты, конечно, займешь мое место и будешь придворным историком. Но не забывай о том, о чем я хотел написать свой труд. Ведь сыновнее послушание начинается со служения родителям, продолжается в служении государю и заканчивается тем, что человек утверждает самого себя. Главное в сыновнем благочестии: оставить свое имя в веках и этим прославить родителей. В Поднебесной восхваляют Чжоу-гуна, говорят, что он сумел воспеть добродетели Вэнь-вана и У-вана, что он сумел распространить обычаи Чжоу-гуна и Шао-гуна, понять думы и стремления Тай-вана и Ван Цзи и заменил Гун Лю, который прославил своего предка Хоу Цзи. После Ю-вана и Ли-вана добродетельный путь управления нарушился, этикет и музыка захирели. Кун-цзы восстановил древние обычаи, по достоинству оценил «Шицзин» и «Шуцзин» и, наконец, создал «Чуньцю». Все ученые и доныне подражают ему. Прошло более четырехсот лет с тех пор, как поймали цилиня. Все это время было наполнено войнами между владетельными князьями, исторические записи оборвались. Ныне династия Хань процветает, вся страна едина. Но я, будучи придворным историком, ничего не писал о мудрых правителях, о преданных государю слугах, не говорил о служилых людях, погибших в борьбе за справедливость. Мне от этого страшно! Запомни это, сын мой!
Сыма Цянь опустил голову, и слезы покатились у него из глаз.
— Расскажите мне, батюшка, обо всех древних преданиях и о выдающихся людях прошлого, я ничего не посмею оставить без внимания, — пообещал он.
Через три года после смерти отца Сыма Цянь был назначен придворным историком. Он изучал исторические записи и книги из каменных палат и золотых шкафов. Через пять лет, в первый год Тай-чу, первого числа одиннадцатого месяца, в день новолуния, который совпадал с периодом зимнего солнцестояния, впервые был реформирован календарь, о чем Сын неба торжественно объявил в Светлом зале. Введен был новый порядок жертвоприношения духам.
Я, придворный историк, скажу:
— Мой покойный батюшка говорил мне: «Через пятьсот лет после смерти Чжоу-гуна появился Кун-цзы. Со дня смерти Кун-цзы тоже прошло пятьсот лет. Наступил момент, когда вновь можно просветить мир, привести в порядок «Ицзин» и «Цзочжуань», продолжить «Чуньцю» и обосновать «Шицзин», «Шуцзин», «Лицзи» и «Юэцзи». В этом мое желание! В этом мое желание! Посмею ли я нарушить заветы отца?
— Скажите, почему Кун-цзы написал «Чуньцю»? — спросил высший сановник Ху Суй.
На это Сыма Цянь ответил:
— Дун Чжун-шу, насколько мне известно, говорил: «Когда пришел в упадок справедливый путь правления династии Чжоу, Кун-цзы возглавил приказ уголовных дел в княжестве Лу. Владетельные князья вредили ему, сановники чинили всяческие препятствия и мешали исполнять службу. Кун-цзы понимал, что его советы остаются без внимания, что его учение не признают. И тогда он собрал все случаи проявления справедливости и несправедливости за двести сорок два года и представил их в виде примера для всей Поднебесной. Он порицал Сына неба, оттеснял на задний план владетельных князей, карал сановников, стараясь добиться пути управления, достойного истинного правителя. «Чем заниматься пустыми рассуждениями, — говорил он, — не лучше ли наглядно показать, как беззакония проявляются в действии?» Ведь в «Чуньцю» прежде всего освещается справедливый путь правления трех ванов, затем классифицируются людские деяния, отделяется истина от лжи, устраняются сомнения и колебания. Там все названо своими словами: добро — добром, зло — злом, добродетель — добродетелью, осуждается непочтительность к родителям. Кун-цзы сохраняет царства, которые давно погибли: продолжает роды, которые давно прекратили свое существование. Он старается залатать прорехи и восстановить давно отжившее. В этом заключается величие пути управления настоящих царей.
В «Ицзине» говорится о небе и земле, о силах «инь» и «ян», о четырех временах года, о пяти стихиях. Достоинство «Цзина» заключается в подробном описании различного рода перемен и превращений.
«Лицзи» канонизирует порядок отношений между людьми — здесь на первое место выступает поведение людей.
«Шуцзин» посвящен искусству управления государством — в нем записаны деяния правителей прежних эпох.
В «Шицзине» на главном месте нравы царств — в нем описываются горы и реки, ручьи и долины, птицы и звери, травы и деревья, самцы и самки, мужчины и женщины.
В «Юэцзи» говорится о том, почему была создана музыка, — главное в этой книге: гармония и согласие.
В «Чуньцю» правда отграничивается от лжи, справедливость от несправедливости, — главное внимание здесь уделяется вопросам управления людьми.
Вот почему «Лицзи» создан для того, чтобы ввести порядок среди людей; «Юэцзи» — чтобы вызвать гармонию в жизни; «Шуцзин», — чтобы руководствоваться им в делах управления; «Шицзин» — чтобы раскрыть душу народа; «Ицзин» — чтобы дать представление о превращениях, происходящих в мире; и, наконец, «Чуньцю» — чтобы показать, что такое честь и долг.
Нет книги, которая подошла бы так близко к исправлению нарушений порядка в мире, как «Чуньцю». В тексте «Чуньцю» всего несколько десятков тысяч иероглифов, а говорится в нем о нескольких тысячах событий. Здесь говорится о распадах и воссоединениях; здесь упоминается тридцать шесть случаев убийства правителей, пятьдесят два случая гибели царств, а случаи бегства владетельных князей, не сумевших сохранить алтаря своих предков, не поддаются исчислению. Если попытаться отыскать причины, почему все так происходит, то окажется, что все упомянутые правители лишились основы. Поэтому в «Ицзине» и сказано: «Отойдешь от нее на йоту, а окажешься на тысячу ли в стороне». Поэтому говорят: «Если подданный убивает государя или сын убивает отца — причину этому не следует искать в пределах одного дня, она возникает постепенно, в течение длительного времени». Вот почему правителю нельзя не знать «Чуньцю».
Перед тобой клеветник, а ты его не замечаешь; за спиной у тебя разбойник, а ты его не знаешь. Вот почему для того, кто служит правителю, необходимо знать «Чуньцю».
Соблюдать неизменные законы во всех делах и не знать своих обязанностей, встречаться со смутами и не знать своих прав, быть государем или отцом и не понимать смысла «Чуньцю» — значит неизбежно стяжать себе славу зачинщика преступлений.
Быть подданным или сыном и не понимать смысла «Чуньцю» — значит стяжать себе славу преступника, незаконно захватившего власть и совершившего убийство и потому достойного смертной казни.
Такие люди считают, что делают доброе дело. Но они, не зная истинного смысла «Чуньцю», подвергшись наветам, не посмеют отрицать свою вину.
Непонимание значения этикета и долга приводит к тому, что государь перестает быть государем, подданный перестает быть подданным, отец перестает быть отцом, сын перестает быть сыном. А если государь перестает быть государем, возникает смута. Если подданный перестает быть подданным, его казнят. Если отец перестает быть отцом, значит он безнравственный человек. Если сын перестает быть сыном, возникает сыновнее непослушание. Эти четыре вида нарушений считаются величайшим злом в Поднебесной. И коль скоро в «Чуньцю» людям приписываются такие великие грехи, они принимают обвинение и не смеют от него отказываться. Вот почему «Чуньцю» — великая основа этикета и долга.
Ведь этикет запрещает совершить преступление до того, как оно совершилось; закон применяется после того, как преступление совершилось. То, как применяется закон, увидеть очень просто; но узнать то, что запрещается этикетом, чрезвычайно трудно.
— В те времена у Кун-цзы не было просвещенного государя, а внизу он не находил применения своим способностям, — возразил Ху Суй. — Поэтому Кун-цзы написал «Чуньцю». Он оставил на века свои обличающие слова, чтобы доказать, что этикет и долг должны соответствовать закону единодержавного правителя. Вы, господин, живете в такие времена, когда над вами властвует просвещенный Сын неба, а вы, находясь под его властью, можете исполнять свои обязанности. Все дела находятся в полном порядке, каждый соблюдает свой долг. Что же вы собираетесь разъяснять?
— Да, да, — ответил Сыма Цянь. — Только это не совсем так. Наши предшественники говорили: «Фу-си добился предела чистоты и щедрости, он же создал восемь триграмм «Ицзина». Процветание Яо и Шуня описано в «Шуцзине», но о них же говорится в «Лицзи» и «Юэцзи». Величие Чэн Тана и У-вана воспето в стихах «Шицзина». В «Чуньцю» прежде всего восхваляется добро, порицается зло, но опять-таки на первое место выдвигаются добродетели правителей трех эпох и возвеличивается правящий дом Чжоу. В «Чуньцю» содержатся не только насмешки и порицания».
После того как возвысилась династия Хань и пришел просвещеннейший Сын неба, были уловлены благовещие знамения, установлен новый порядок жертвоприношений Земле и Небу, реформирован старый календарь, изменены цвета одежд. Сын неба царствует в мире и согласии, милости его льются без предела, и даже чужеземцы с обычаями, отличными от наших, бьют челом и просят открыть им границы. Не счесть таких, которые домогаются приема у Сына неба и стремятся поднести ему дары. Все чиновники и придворные наперебой превозносят мудрость и добродетели государя, но они не могут передать полностью свои мысли и чувства. Если же ученый и способный муж не находит применения своим способностям, позор падает на правителя. И наоборот, если государь мудр и просвещен, а о его добродетелях ничего не слышно, виноваты сановники. Я сам был на такой должности и упускал, бывало, прославление мудрости и добродетелей царей, не писал о них. Бывало, что и я сводил на нет дела заслуженных сановников владетельных князей, добродетельных чиновников тем, что не писал о них, и этим я нарушал волю своего предка. А то, что я называю повествованием о былых событиях, — не что иное, как древние истории и предания, собранные и приведенные в порядок! А вы, господин, сравниваете их с «Чуньцю»! Это, конечно, заблуждение!
После этого в течение семи лет Сыма Цянь работал над своим произведением. Потом попал в беду из-за Ли Лина, был закован в цепи и брошен в темницу.
«Увы! — вздыхая говорил он себе. — Я виноват! Я виноват! Тело мое изуродовано, и вдобавок я отстранен от службы!»
Он глубоко задумался и сказал себе так:
«Я разгадаю все, что есть недосказанного в «Шицзине» и «Шуцзине». В древности Си Бо, заключенный в тюрьму Юли, развил мысли, изложенные в «Чжоуском Ицзине»; Кун-цзы, страдая от притеснений правителей княжеств Чэнь и Цай, написал «Чуньцю»; Цюй Юань, находясь в изгнании, создал «Лисао»; Цзо Цю, будучи ослеплен, составил «Гоюй»; Сунь Биню отрубили ноги, но он сумел написать труд по военному искусству; Люй Бу-вэй, сосланный в Шу, оставил миру свою книгу «Люй-лань»; Хань Фэй-цзы, будучи пленником циньского правителя, написал трактаты «Шонань» и «Гуфын». Триста стихов «Шицзина» создавались мудрыми и мудрейшими в состоянии гнева. Все эти люди были скованы в своих желаниях и не могли проводить в жизнь свои принципы. Поэтому они, рассказывая о делах прошедших, думали о будущем. И вот я кончил свое повествование, описав события со времен императора Яо и вплоть до того года, когда был пойман белый цилинь». (Далее Сыма Цянь перечисляет все разделы «Исторических записок». В переводе этот раздел «Предисловия» опущен. Сохранены лишь высказывания автора относительно жизнеописаний, вошедших в настоящее издание).
* * *
Янь Ин был бережлив, Гуань Чжун — расточителен. Благодаря Гуань Чжуну циский Хуань-гун стал гегемоном, а Цзин-гун управлял государством с помощью Янь Ина. По этому поводу Сыма Цянь составил «Жизнеописание Гуань Чжуна и Янь Ина».
Лао-цзы проповедовал недеяние, самоисправление на основе соблюдения нравственной чистоты. Хань Фэй-цзы, сопоставляя факты, нашел ключ к пониманию закономерностей. По этому поводу Сыма Цянь составил «Жизнеописание Лао-цзы и Хань Фэй-цзы».
Законы управления войсками существовали с древнейших времен, но Сыма Жан-цзюй сумел ясно изложить и объяснить их. По этому поводу Сыма Цянь составил «Жизнеописание Сыма Жан-цзюя».
Не обладая честностью и бескорыстием, гуманностью и храбростью, невозможно обучать военному делу. Чтобы не нарушить дао, надо уметь владеть собой и приспосабливаться к изменениям обстановки. В этом состоит добродетель совершенного человека. Чтобы наглядно это показать, Сыма Цянь составил «Жизнеописание Сунь-цзы и У Ци».
Когда оклеветали наследника престола Цзяня, вместе с ним попал в беду и У Шэ. У Шан отправился спасать отца, а У Цзы-сюй бежал в княжество У. Об этом и рассказывает Сыма Цянь в «Жизнеописании У Цзы-сюя».
Поднебесная страдала от политики «хэн», царство Цинь было ненасытным. Су Цинь сумел создать союз «цзун» и несколько поумерить аппетиты циньского царства. По этому поводу Сыма Цянь и составил «Жизнеописание Су Циня».
Шесть княжеств объединились в союзе «цзун», но Чжан И благодаря своим ораторским способностям сумел расстроить союз князей. По этому поводу Сыма Цянь и составил «Жизнеописание Чжан И».
Осуществляя свои замыслы, Ио И объединил войска пяти княжеств и сумел отомстить могущественному княжеству Ци за обиду, нанесенную правителю слабого княжества Янь. По этому поводу Сыма Цянь и составил «Жизнеописание Ио И».
Линь Сян-жу сумел постоять за себя перед могущественным циньским правителем, но добровольно склонился перед Лянь По. Он лично последовал за своим государем и снискал ему уважение со стороны владетельных князей. По этому поводу Сыма Цянь и составил «Жизнеописание Лянь По и Линь Сян-жу».
Цюй Юань писал стихи, с помощью которых надеялся исправить зло. В поэме «Лисао» он собрал примеры, классифицировал людей и события, стремясь добиться справедливости. Об этом и рассказывает Сыма Цянь в «Жизнеописании Цюй Юаня и Цзя И».
Люй Бу-вэй помог Цзы-чу стать наследником престола, он же заставил владетельных князей служить царству Цинь. По этому поводу Сыма Цянь составил «Жизнеописание Люй Бу-вэя».
Благодаря смелости Цао Куя княжество Лу вернуло свои земли, а циский правитель не лишился доверия со стороны князей. Юй Жан отличался справедливостью и до самого конца не изменил своему долгу. Об этом Сыма Цянь рассказывает в «Жизнеописании мстителей».
Ли Сы ясно излагал все свои планы, был душой всех замыслов в стране. Он сумел добиться возвышения царства Цинь и достигнуть полного удовлетворения своих желаний. По этому поводу Сыма Цянь и составил «Жизнеописание Ли Сы».
Цин Бу восстал против Чу в Хуайнане и перешел на сторону Хань. Ханьский правитель пожаловал ему звание да-сы-ма и с его помощью разгромил Сян Юйя в Гайся. По этому поводу Сыма Цянь и составил «Жизнеописание Цин Бу».
Войска царства Чу поставили нас в трудное положение под Цзин и Со, а Хань Синь в это время захватил земли Вэй и Чжао, покорил Янь и Ци, благодаря чему ханьский правитель оказался обладателем двух третей Поднебесной и уничтожил Сян Юйя. По этому поводу Сыма Цянь и составил «Жизнеописание Хуайиньского хоу Хань Синя».
В одах «О Цзы-сюе» и «Великом человеке» говорится о красоте и роскоши; в них много преувеличенного, но в то же время в них высмеиваются придворные нравы. Однако в конечном счете все сводится к недеянию. Об этом Сыма Цянь и рассказывает в «Жизнеописании Сыма Сян-жу».
