Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm
РУССКО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В XVIII ВЕКЕ
ТОМ I
1700-1725
ЗАПИСКИ Г. И. УНФЕРЦАГТА
К 11 часам утра мы прибыли в первый двор и аккуратно положили там подарки:
1. Большие стеклянные часы, которые играли 12 менуэтов, каждый час другой, с вступлением, на стрелке был бриллиант и очень искусно изготовленный портрет их императорского величества, высота их 7 с четвертью локтя, а ширина 1 локоть.
2. Четыре больших стенных зеркала, рамы из стекла, высотой до 4 локтей и шириной в 5 четвертей. К тому же еще были рамы из стекла, покрытые красивой травчатой резьбой.
3. Большое зеркало шириной в 3,5 локтя и высотой в 4 локтя, рама изготовлена по [образцу] скульптора и искусно вызолочена настоящим золотом.
4. Большой шкаф с кабинетом из эбенового дерева, дверцы с зеркалом, высотой в 6 локтей, шириной в 4 локтя и толщиной в 2 локтя.
5. Пара золотых карманных часов, усыпанных бриллиантами. Одни с портретом их царского величества на стрелке.
К этим вышеупомянутым вещам были присовокуплены еще нижеследующие: [570]
1. Математические инструменты.
2. Полтавское сражение, выбитое на кости собственной рукой их царского величества, очень хорошо выделано.
3. 200 черных соболей, взятые в Сибири.
4. 150 черных лисиц из Якутска.
5. 10 тысяч горностаев из Верхалинска.
6. И, наконец, верховая серая в яблоках лошадь.
Когда все это было аккуратно выложено, вошел император и все осмотрел. Затем он вышел, а посланника вместе с остальными господами пригласили в другой передний императорский двор, или аудиенц-зал. Император уже сидел там на своем троне. Он спросил посланника, как он смог доставить все целым и невредимым, несмотря на такой далекий путь, благодарил вместе с тем за эти подарки и не знал, какой ответный подарок можно послать их царскому величеству; он считает, что золото и серебро без сомнения доставит удовольствие. Но все же спросил, носит ли царица жемчуг и бриллианты. На это посланник ответил: мало, но его милость пусть решает сам. Царь послал ему все по доброй воле и как хороший друг и желает, чтобы он, как прежде, поддерживал старый мир и утвердил договор, заключенный 30 лет тому назад, не требует ответных даров, следовательно не стоит входить в издержки.
На это император ответил: «Что касается мира, то я никогда не питал вражды к вашему повелителю и никогда не подумаю вести войну против его царского величества, ибо нужно ли мне начинать войну из-за нескольких сот или предположим нескольких тысяч человек, которые перебежали от меня к нему или от него ко мне, чтобы возвратить их? Или мне придет в голову отнять у него кусок земли и тем самым ввергнуть себя и мой народ в заботы и хлопоты? Избави меня боже! У меня достаточно земли и у него также. Каждый из нас будет сохранять свое и поддерживать спокойствие, мир и единство. Если бы я и приобрел кусок земли, я не смог бы взять его с собой. После моей смерти ведь придут другие и будут этим тешиться. У него дело будет обстоять таким же образом, и ему это особой пользы не принесет. Лучше мы будем ладить друг с другом, и один другому пошлем бунтовщиков и перебежчиков, чтобы можно было их наказать, как они того заслуживают; так как они мне неверны, они не будут верны и ему, а перебежавшие от вас, не будут верны и мне».
Сказав все это, он приказал принести чашу тарасуна, который, как он отметил, сделан в его доме, и осушил ее. Приказал также принести еще две и одну дал посланнику, а другую — резиденту Лангу, и они их выпили. Потом он спрашивал о разных пустяках, из которых я не смог все запомнить, также они не стоили того, чтобы их записывать. Между прочим он сказал, что в его стране все имеется в достатке и изобилии, но водой его страна плохо обеспечена, этим он не может похвалиться. Затем он приказал принести еще две чаши тарасуна и предложил их посланнику и резиденту Лангу. Они сказали, что уже достаточно выпили, но император еще раз заметил, что тарасун изготовлен в его дворе и не причинит им никакого вреда. Между тем он приказал подать по третьей чаше. Посланник и резидент Ланг хотели опять отказаться, но император так настоятельно просил, что они и на этот раз не смогли отказать ему, а он их успокоил, что они скоро уже пойдут домой и смогут отдохнуть; он снова уверял их, что тарасун не причинит им вреда. После того как они выпили тарасун мы все направились домой.
Когда мы прибыли на Посольский двор, тут же появились два министра, по-китайски называемые далойе, и сообщили посланнику, что если он и его свита имеют еще какие-либо дела при дворе, они должны решить их завтра, ибо император завтра уедет в храм, куда он обычно ежегодно ездит совершать моления, и возвратится только через восемь дней. Тогда посланник и резидент ответили, что они привезли еще для их величества мелочи из Европы, но не знают, можно ли их подарить. Когда вышеупомянутые господа это услышали, они сразу отправились ко двору и доложили об этом императору. И тут же был отдан приказ, чтобы завтра рано утром для нас подали лошадей.
На следующий день мы снова поехали в Чанчжиюань и отдали подарки: посланник — полдюжины борзых (так как император очень большой любитель охоты), большую лягавую собаку и т. д.: резидент Ланг — красивую дрессированную собаку (знала 40 фокусов) и некоторые математические инструменты. Когда император на этот раз увидел посланника и резидента, он спросил, не холодно ли им в их отделанных золотом одеждах, лучше бы им купить за серебро и золото теплую шубу, и таким образом они не простудились бы и не нанесли вреда своему здоровью; или они из тщеславия перед ним хотели держать фасон; что же до него, то можете приходить к нему в любом виде, даже в полушубках, так как он судит не по одежде, а по уму. Император приказал принести две шубы, одну дал посланнику, а другую резиденту Лангу; [шубы] были сверху из черных соболей, а подбиты черной императорской камкой. Они были такие же длинные, как китайская верхняя одежда (до колен) и сделаны на китайский манер. Император велел угостить всех (так же, как и нас) едой и. питьем, провести по дворцу, чтобы показать его великолепие русским людям, и затем отправить домой.
Он извинился, ссылаясь на головную боль, что не может быть больше с нами, благодаря этому мы также поспешили домой. Император на следующий день уехал. [571]
Он попросил иезуитов, чтобы они нам помогли скоротать время, что они и сделали. Через два дня после его отъезда господин Парренин вместе со всем обществом пригласил нас к себе. Его жилище находилось не далеко от церкви Танчжутан, или по-немецки церкви Солнечного захода 54. Он очень хорошо, по-царски, угостил нас. После окончания обеда нам по приказу императора, отданного еще до отъезда, показывали слонов, которых было в Пекине около 60. У некоторых из них на спине были башни, на других сидел только слуга с секирой и наносил удар по голове слона. Некоторые ревели, другие позволяли слугам сидеть на их больших бивнях и т. д. Затем нас повели в церковь. Она выглядела очень красиво. Там был орган на хорах, который мы осмотрели наряду с другими красивыми вещами. Общество послало, как это принято в Китае, для посольства варенье и прекрасные засахаренные лакомства, а не еду, которая осталась от обеда.
Через два дня господа французские иезуиты пригласили нас в свою церковь Тун-тан, или по-немецки Солнечный Восход. Здесь нас опять очень хорошо принимали и угощали. После осмотра церкви нам показали стеклодувную мастерскую, которую в Китае недавно создали: при нас выдули несколько красивых рюмок. Осмотрев все это, мы направились домой.
Через день нас пригласил один из первых министров — алойе. Он послал для знатнейших из посольства пять паланкинов, два из них предназначались для посланника и резидента Ланга, их несли восемь человек, другие паланкины несло только по четыре человека, все остальные должны были ехать верхом. Как только мы туда прибыли, нас встретили два мандарина и повели в первый двор, где стояло очень много хорошо одетых музыкантов; в другом [дворе] стояло много певцов, которые поздравляли нас с прибытием; в третьем — была площадка для скоморохов и стояло много прыгунов, актеров и т. д.; в четвертом нас встретили мандарины и различные начальники в великолепных одеждах. Когда мы вошли, к нам подошли два старших из них и повели посланника вместе с резидентом в аудиенц-зал, пол в котором был устлан красивыми коврами, комната же была украшена и оклеена расписной бумагой. Министр сразу пошел навстречу посланнику и приветствовал его. Затем он приказал положить для себя подушку на ковер и попросил присесть посланника, резидента и всю их свиту. Посланник, резидент и знатнейшие из посольства уже сделали для себя по подушке, которые за ними носили их слуги. Они сели и закурили трубку. Тогда он сразу пустил по кругу чашку за чашкой чая — первейшее угощение у китайцев, каждый выпивал не меньше трех-четырех чашек этого напитка. После этого подали еду; угостили нас по-царски. Господин спросил, как нам нравится в их стране. Мы ответили, что все хорошо, но в России воздух все же чище, чем здесь.
В это время начали выступление комедианты. Они показывали разные забавные и смешные сценки, но мы не все понимали. Затем появился малый, который прекрасно играл на лютне и при этом пел то низким басом, то так нежно, как прекраснейшая женщина, так что слезы навертывались на глаза от избытка чувств. Нас также повели в императорскую кунсткамеру, где нам показали превосходное оружие, а также лук и стрелы, которыми император пользовался с юности до нынешнего дня, но никто из нас не смог поднять его или натянуть, как надлежит, тем более никто не смог бы из него выстрелить. На этом дворе нам показали также башню, выстроенную целиком из рогов тех серн, которые были застрелены самим императором, когда он выезжал на охоту в пустыню. Но я еще особо расскажу об охоте, на которой я сам присутствовал, теперь же продолжу свой рассказ.
Отсюда мы пошли в другую комнату, где сидело много мастеров. Одни изготовляли серебряные и золотые часы, й здесь их было уж много, другие делали математические инструменты (обучал их иезуит) и т. д. Когда нам все показали, мы снова пошли в дом министра. Нам опять подали еду, и после вкушения ее мы снова отправились на Посольский двор.
На следующий день нам была предоставлена полная свобода. Мы могли покупать и продавать на Посольском дворе, который был заполнен купцами. Они продавали редкие вещи (так что нам не надо было бежать на рынок): камку различных сортов, лакированную посуду, фарфор, зонтики от солнца, различные черепаховые изделия, шелковые цветы, которые были как живые. Получилась настоящая ярмарка. Посольский двор занимал большую площадь, так как был выстроен для русских караванов, которые должны были обменивать там свои товары (например мягкую рухлядь) на китайские. Собаки были здесь лучшим товаром, некоторых продавали по 30, 40 и даже 50 дукатов. Так мы проводили время до тех пор, пока не вернулся император. Мы правда еще ездили к некоторым господам и министрам, но я думаю, что нет необходимости обо всем этом писать, потому что большей частью все повторялось.
Когда император вернулся из своего путешествия по святым местам, он известил нас и попросил, чтобы на следующий день мы явились к нему с небольшой свитой. В императорский дворец поехали только посланник и резидент Ланг со своими слугами. Когда они прибыли, император спросил, здоровы ли они. Они должным образом поблагодарили за его милостливую заботу, сказав при этом, что у них всего было вдоволь.
N. B. Они надели шубы, которые им подарил император, сверху на европейскую одежду. И император тотчас спросил их, почему они снова появились в своей одежде, [572] и ходят ли они в таком виде в России, так как там все же очень холодно. Тогда он ответили, что у них существует обычай в таком виде показываться перед важными господами. Когда же они находятся в поездке или просто на улице, они надевают широкую шубу поверх остальной одежды на то время, пока они не прибывают в нужное место, там они ее снимают и отдают лакеям. После этого император им снова пожаловал большую соболью шубу до колен, она была покрыта парчой с желтой основой (такой цвет имеет право носить только императорская семья, другие же родственники носят только кушак или еще что-нибудь желтого цвета, например шапку, нож, трубку, сапоги, чулки и другие принадлежности), и два министра отвели их в другую комнату и там одели. После этого они снова пошли к императору, который шутил с ними и называл их китайцами. Находились они там почти до вечера, он спрашивал их о различных делах, и когда они решили отправиться домой, пожаловал каждому табакерку в виде рожка с португальским нюхательным табаком. Затем отпустил домой.
Через два дня к нам прислали двух придворных мандаринов, которые уведомили нас, что на следующий день, в канун Нового года, мы должны явиться ко двору в Пекине, подготовленные наилучшим образом, так как там соберутся все вице-императоры и министры, а также высшее духовенство. Среди последних находился посланник от римского святого папы, кардинал по рангу. [Мандарины] спросили, какие почести надо оказывать [посланнику] и какое уважение ему приличествует. Тогда посланник ответил, что он собственно не знает, какое уважение ему приличествует, но в России он считался бы повелителем, великим князем и властителем своей страны; впрочем и он и все остальные появятся как только получат приказ. После этого мандарины снова вернулись во дворец.
На следующий день мы встали рано и начали одеваться для поездки во дворец. Были поданы лошади для посольства. Посланника и знатнейших из посольства несли ко двору в паланкинах, нанятых на их деньги, все же остальные медленно ехали за ними. Миновали красную стену и город, затем миновали черную стену 55, где живет только император со своими придворными. Нас подвели к довольно большой кордегардии, где мы сошли с лошадей и отдохнули. Каждому из нас дали чашу с молоком, а также с тарасуном и водкой (так как в этот день было довольно холодно) и предложили подождать. Мы ждали около часа, потом оставили лошадей и пошли пешком во дворец.
Надо было пройти по различным мостам и подняться на лестницы, прежде чем мы подошли к месту назначения. Когда мы приблизились к трону, нам указали место, где мы должны были совершать церемонии, а также где мы должны были сидеть. Мы увидели на троне столько рубинов, сапфиров, смарагдов (изумрудов) и других драгоценных камней, что чуть не ослепли. Пока мы стояли и с величайшим удивлением рассматривали драгоценный трон их императорского величества Китая и Востока, пришел как обычно герольд и возвестил о прибытии императора. Тогда мы отдали девять поклонов, стоя на коленях, как уже было упомянуто выше, и отправились к указанным местам, сели и ожидали дальнейших приказов. Между тем появилось 50 человек в тигровых шкурах с разными инструментами в руках, и грянула здравица. После этого появилось несколько монголов, которые играли на инструментах похожих на лютни, другие пели, и все было прекрасно. Затем появились актеры. Наконец сняли покрывала из желтого атласа и нам предложили начать трапезу. Пока мы ели, с помощью веревки передвинули часы, которые стояли на подставке в форме виселицы. После того, как из них вылетело множество воробьев, появилось два маленьких мальчика и весело запрыгали. После этого появилось несколько борцов. На каждого из них был поставлен залог в 50 дукатов. Победивший должен был их получить, проигравший же должен был со стыдом покинуть поле.
Кардинал, или посланник их святого папы, сидел слева, наш же посланник справа, обоих посланников подозвали к трону императора, каждому из них сам император поднес чашу тарасуна: русскому посланнику правой рукой, а папскому — левой.
Когда они их осушили, император пожелал им, чтобы они оказали ему удовольствие и веселились и развлекались, что они и сделали. В 3 часа пополудни снова пошли к нашим лошадям и поехали домой. Во дворце мы находились с 9 часов утра.
1 января китайского стиля (17 января 1721 г.) мы снова должны были явиться ко двору, где по старому маньчжурскому обычаю должен был отмечаться праздник Белого месяца 56. В 3 часа утра мы прибыли в Чанчжиюань, нас отвели в пагоду, где у жрецов были красивые помещения, и там мы должны были ожидать, пока о нас доложат при дворе. Потом нас отвели во дворец и хорошо угостили. Китайский император пригласил нас, чтобы мы посмотрели фейерверк, который они устраивают, но днем дул сильный ветер и не было достаточно темно, так что пришлось отложить фейерверк на завтра. Нам пришлось вернуться к пагоде.
2 января (18 января 1721 г.) мы снова прибыли ко двору, Нас опять угостили, но, так как ветер еще не переменился, фейерверк отложили на третий день. В Пекин был направлен приказ не выпускать ни одного человека из города, потому что иначе оттуда нашло бы такое [573] множество людей, желающих хоть издали посмотреть, что ни один человек не смог бы из-за них проехать ко двору.
Пока мы здесь развлекались, китайскому императору были доложены пункты, переданные агенту их царского величества Комерц-коллегией из Санкт-Петербурга для их утверждения:
1. Чтобы караван, который уже пятый год стоит в пограничном городе Селенгинске, был пропущен в Пекин.
2. Что отныне русские хотели бы получить разрешение торговать своими товарами во всем государстве без пошлины и покупать провиант и нанимать лошадей на свои деньги.
3. Китайцы же будут пользоваться теми же правами в Русском государстве, если они получат разрешение, о котором говорится в предыдущем пункте.
4. Чтобы их императорское величество Китая разрешил бы иметь в Пекине старшего агента или резидента на случай, если русские совершат тот или иной проступок, он мог бы их наказать.
5. Чтобы их царское величество разрешил в резиденции каждой провинции Китая иметь младшего агента на случай улаживания подобных дел.
Были еще различные незначительные пункты, но я не смог их всех запомнить, и они не представляли большой важности.
С этими пунктами китайцы согласились бы, если бы не один факт, который испортил все дело: 700 семей монгольской нации вместе со своими семью тайшами, или начальниками (из которых каждый имел под началом 100 семей), живших неподалеку от русского пограничного города Нерчинска, прибегли к покровительству русских, до этого же они были в покровительстве у китайского императора; и сразу же оттуда прибыл курьер с сообщением, что вышеупомянутые 700 семей дезертировали в Нерчинск, китайцы бросились в погоню, но было уже поздно.
Я снова перехожу к фейерверку, который начался на третий день после Белого месяца (19 февраля 1721 г.). К посланнику были присланы три мандарина с сообщением, как можно быстрее со своей свитой отправиться к императору, чтобы при сем присутствовать. Мы сразу же поехали. На поле было очень много людей, желавших посмотреть на фейерверк, так что мы едва пробрались.
Нас провели на большую, предназначенную для этого площадку в задней части императорского двора, мы все должны были разместиться около загородного дворца на расстеленных для нас кошмах. Мы просидели приблизительно с четверть часа, после чего нам принесли тарасун и водку, чтобы согреться. В это же время они зажгли несколько тысяч фонарей, которые висели по обе стороны площадки на шестах на высоте от 5 до 6 локтей. На них были флаги из тончайшего флера и различные иллюминированные эмблемы разных цветов и оттенков. Затем появилось несколько монгольских женщин и девиц и, как мне сообщили, придворных дам монгольского короля, который правит как вице-король в великой пустыне, среди них должна была присутствовать супруга короля, которая была дочерью богдыхана Камхи, или китайского императора. Они прошли мимо нас по маленькому мостику, переброшенному через канал, и сели в самом удобном месте, так что могли видеть весь фейерверк.
На ровной площадке стояло два столба с перекладиной, похожие на виселицу, к ним был подвешен четырехугольный ящик с тройным дном, ко дну была прикреплена веревка, от нее шла другая меньших размеров, доходившая до императорского загородного дворца, где должны были зажигать фейерверк. Рядом с виселицей стояли на нескольких столбах изображения в виде стенных часов, а также змей и драконов.
В 9 часов вечера зажгли фейерверк. Происходило это следующим образом:
Вдоль небольшой веревки, которая шла от виселицы к загородному дворцу, полетел огненный дракон к большой веревке, свисавшей из ящика, и зажег ее, оттуда дракон побежал на большой скорости с сильным шипением к изображению в виде часов, к змеям и драконам и зажег их, тогда из каждого изображения в виде часов сразу вылетела, пожалуй, тысяча ракет, они летели с таким треском, что мы решили, что началась настоящая гроза. Затем появилось в воздухе еще много шутих различных очертаний, вылетевших из драконов и змей, которые также производили ужасный треск. Когда это закончилось, веревка, свисавшая из ящика, обгорела, первое дно выпало, и одновременно появилась огненная виселица, на ней висело два человека, так же, как у нас в Европе вешают осужденных воров. Когда все погасло, веревка загорелась выше, пока не отпало другое дно. При этом появилась китайская фарфоровая башня с семью уступами, как будто настоящая, причем видны были окна, разноцветные крыши. Она была высотой в 25 маленьких локтей и горела приблизительно полчаса. Когда она упала и распалась на земле, веревка догорела до третьего дна, и когда оно отпало, из ящика выпал ряд больших фонарей 57, красиво освещенных, причем штук 15 из них были размером в один локоть. Затем выпал еще ряд меньших, и довольно быстро еще более 50 рядов. Они зажглись и засияли различными цветами и оттенками. Больше всего мы удивлялись тому, что ящик такой маленький, а из него появилось такое [574] количество фонарей, а также тому, что такая большая башня и виселица, и все это само зажигалось. После этого вверх поднялось несколько тысяч ракет. Там можно было увидеть еще много диковинного, но я не в силах всего описать. И на этом фейерверк закончился.
На следующий день 4-го (20 января 1721 г.) мы снова там появились, и нам опять показывали то же зрелище, что и накануне, не было ничего нового. На следующий день, 5-го (21 января 1721 г.), мы поехали снова в город в наш Посольский двор. 6-го по их стилю (22 января 1721 г.) послали нам министры, а также господа иезуиты фрукты и варенья домой, и мы не знали, куда нам все это девать.
7-го (23 января 1721 г.) послал богдыхан Камхи к нам нескольких господ, и посланник вместе с знатнейшими был приглашен на охоту в императорском зверинце, но они попросили, чтобы посланник не брал с собой слишком большую свиту. Зверинец расположен в 3 милях от Пекина. В окружности зверинец составляет 10 немецких миль. Посланник Измайлов прибыл к вышеупомянутому зверинцу со своей свитой и слугами, которых было человек 25. Сначала мы поехали к пагоде, которая на их языке называется кумирней, или капищем, где должны были ожидать приказа отправиться в зверинец. Когда приказ был получен, мы пошли в зверинец и увидели дом, который был кругом обнесен железной решеткой, за которой находился леопард. Сразу же их императорское величество отдал приказ его выпустить, и туда направился один из людей на лошади, чтобы отворить дверь и доставить удовольствие посланнику застрелить леопарда. Посланник сразу потребовал ружье у находившегося при нем охотника, чтобы выстрелить в выходящего леопарда, который начал кататься по земле, но ружье дало осечку. Когда император увидел это, он послал ему собственный штуцер, с помощью которого посланник попал в леопарда и легко ранил его, тогда зверь помчался в гневе и ярости с отвратительным ревом прямо на шесть слуг, расположившихся с копьями, чтобы обезвредить его, и им таки пришлось повозиться, пока они его убили. Шкуру этого леопарда подарили посланнику в знак того, что он убил зверя на императорской охоте и в его зверинце.
Так как была хорошая погода, императора несли в открытом паланкине восемь евнухов. Император подстрелил стрелой из лука самца косули. Натянуть этот лук было для него сущим пустяком. Между тем никто из свиты не мог этого сделать.
После охоты на косулю и другую дичь, императора унесли, а посланника пригласили в Чанчжиюань на обед. Когда мы туда прибыли, нас повели через императорский сад в великолепный загородный дом, превосходно украшенный, с полом из ямшы. Сад выглядел как уголок дикой природы, но все же кое-где были заметны следы рук человека. Там были видны большие холмы, горы, долины, засаженные редкостными деревьями, а также скалы, пруды, извилистые реки и потоки. Там и сям лежало старое гнилое дерево, как будто оно недавно упало в реку, в то время как все это было создано руками человека, и удивления достойно, как это у них получилось все так естественно. Были видны также красивые виноградные лозы, и виноградины на них были с хороший грецкий орех, сок из них не вытекал даже если их разрезали ножом, и называли его императорским виноградом.
После того как прошел Белый месяц, который у них празднуется ежегодно, они снова принялись за государственные дела. Во время Белого месяца никто ничего не делает и все трибуналы опечатаны императорской и государственной печатью. В праздник китайцы развлекались фейерверками, стрельбой, охотой, пирами, комедиями и различными представлениями фокусников. В праздник можно было увидеть то, что в обычное время увидеть невозможно, или во всяком случае крайне редко: как китайцы расставляют на улицах столы и скамьи с различными готовыми яствами, а также с чаем, тарасуном и водкой, чтобы утолить голод и жажду, когда они их почувствуют. Они читают вслух различные истории и сказки о прежних императорах и героях, их войнах и делах. В общем, в это время они ничего не признают, кроме еды, питья и игр. Когда праздник начинается, дети должны поочередно появиться перед своими отцом и матерью, которые сидят на большой высокой скамье, и, стоя на коленях, три раза им поклониться. После этого все братья и сестры поступают таким же образом в отношениях друг к другу, только ограничиваются одним поклоном, старшему же сыну кланяются, тоже три раза. Потом они все выезжают в определенное место, где каждый показывает свое мастерство и дает возможность посмотреть, как он с прошлого года в нем преуспел. Некоторые несут туда с большими церемониями и пышностью своих больших идолов, изображенных на флагах или вырезанных из камня или дерева и раскрашенных разными цветами. Эти процессии сопровождаются звуками литавр (они у них из бамбука), труб, маленьких колоколов, ударами бубен и т. д.
16 февраля нашего стиля китайцы прислали к посланнику двух мандаринов и уведомили через них о том, что семь тайшей вместе с 700 семьями дезертировали в [575] русский пограничный город Нерчинск, и что их принял и охраняет комендант этого города. Они выразили удивление, как можно было претендовать на те пункты, на которые они в конце концов согласились, а также и на хорошую аудиенцию, поступая в то же время им наперекор, также как и в случае с перебежчиками, тем более, что посланник еще присутствует здесь. Сказали, что резолюция, которая была вынесена по упомянутым пунктам, не действительна и, если хотят сохранить впредь дружбу и союз, посланник с царем должны сделать так, чтобы вышеупомянутые дезертиры были доставлены обратно, и они потом уже будут решать как им поступить. Резидент Ланг не может здесь остаться, пока они не получат ответа насчет дезертиров.
Когда посланник это услышал, он сказал, что пошлет гонца к их императорскому величеству Великой России и его известит об этом, так как ни царь, ни он не знали, что сделал комендант Нерчинска; что касается дальнейшего пребывания резидента, то следует решить, чтобы резидент Ланг остался здесь с 10 людьми, так как ездить взад и вперед по большой пустыне не представляет никакого удовольствия.
На это был получен ответ, что резидент Ланг может здесь остаться, чтобы присматривать за русскими купцами, но не дольше срока пребывания каравана. (N. В. Так как караван после согласия китайцев уже приготовился к поездке).
Впрочем надо было посылать (и чем скорее, тем лучше) вышеупомянутого курьера, вместе с ним китайцы пошлют мандарина, который должен будет ожидать ответа в пограничном городе Селенгинске. Они хотели в Пекине снабдить провиантом резидента Ланга с тем, чтобы их мандарина снабдили провиантом в Селенгинске. Было решено на следующий день назначить того человека, которого посланник отправит к их императорскому величеству в Россию.
С этим ответом и решением два мандарина пошли в высший Трибунал, где и доложили об этом. Таким образом с их стороны был выбран один мандарин и два бошки, с которыми они на следующий день, 17-го, пришли на Посольский двор и хотели узнать, кого пошлют от русской стороны. Тогда было указано, что гонцом будет солдат Преображенской гвардии, боярин (Bojar) по имени Лука Иванович, его должны были туда послать со слугой, но они не могли уехать раньше 20 февраля. При отъезде посланник Измайлов вручил ему письмо, и 20 февраля они выехали из Пекина 58.
В 8 часов утра 27 февраля к посланнику снова были присланы два мандарина с приказом явиться в императорский дворец в Пекине. Когда мы туда приехали, посланнику было объявлено, что он должен готовиться к возвращению, в связи с чем ему вручили письмо от богдыхана к их императорскому величеству России. Оно было написано на свитке из самой красивой китайской шелковой бумаги и завернуто в желтый атлас. Длина свитка была вероятно 4 локтя, а ширина 0,5 локтя. После вручения письма его привязали желтой шелковой лентой к спине одного из лакеев посольства. Посланнику подарили красивую монгольскую дорожную шубу, сапоги, чулки, шапку, в общем, все что ему было необходимо. Подобные подарки вручали также и резиденту Лангу и знатным лицам из посольства; посланника попросили также, чтобы он на следующий день прислал своих спутников, так как им тоже по приказу Камхи будет вручен подарок без присутствия императора, так что остается только заранее его поблагодарить. Посланник поблагодарил и сказал, что если хотят его людям сделать подарок, пусть его пришлют на Посольский двор, так как за эту милость можно поблагодарить на Посольском дворе также хорошо, как и на императорском.
N. В. Когда посланник возвращался домой, лакей с письмом на спине должен был ехать впереди, чтобы все люди на улицах перед письмом падали ниц и отвешивали глубокий земной поклон.
На следующий день, 28 февраля, они исполнили обещание и прислали на большой фуре подарки для слуг на Посольский двор: камку, китайку, шерстяную материю, также полушубки, крытые камкой (последние получили не все, а только некоторый из посольства). Простые слуги, как-то лакеи и другие, получили каждый по куску камки или атласа шириной в 5 четвертей локтя и длиной в 24 локтя, по 8 кусков китайки, или хлопчатобумажной материи (кусок китайки обычно бывает шириной в 3 четверти локтя и длиной в 8 локтей). При раздаче каждого выкрикивали по имени, и он должен был подойти, опуститься на колени, три раза низко поклониться и принять подарок, стоя на коленях. Посланнику же его подарки отнесли в комнату, и получил он до 70 кусков вышеупомянутой камки и 60 тунов китайки (в одном туне содержится 10 кусков), резидент же — только 17 кусков камки и 16 тунов китайки, или 160 штук.
После того, как нам вручили подарки, люди, раздававшие их, ушли домой.
1 марта император прислал на Посольский двор с двумя господами иезуитами две фарфоровых изразцовых печи, которые были специально изготовлены для того, чтобы посланник мог их доставить в качестве подарка их императорскому величеству Великой России. Изразцы были упакованы по номерам в отдельные бочонки, и все уложено в хлопчатую бумагу для предстоящего далекого пути. Господа иезуиты велели вынуть обе печи из этих бочек и положить во дворе, чтобы показать как изразцы подгоняются один к другому и иметь возможность в дальнейшем их использовать. Все это я потом записал. Когда нам все объяснили, изразцы снова положили в бочки. К вечеру императрицы прислали много ящиков с мелочами: Красивыми цветами, бабочками, жуками [576] и многими другими безделушками, изготовленными из шелка, а также китайскую землю 59, различную лаковую посуду и т. д. для императрицы Великой России.
2 марта император снова прислал двух иезуитов, которые принесли с собой много лаковых столов, стульев и маленьких шкафов, с просьбой, чтобы посланник все это как следует упаковал, и доставил в Москву или Петербург, потому что он умеет осторожно обращаться с такими хрупкими вещами и доставил в целости и сохранности подарки, которые послал их императорское величество Великой России китайскому императору, хотя подарки большей частью были из стекла.
После этого посланник должен был подготовиться к своему возвращению. До этого ему предстояло обдумать, как ему выполнить поручение их императорского величества Великой России, именно заказать 18 кусков обоев по европейскому образцу, полученному в Петербурге. Он послал своего переводчика, чтобы осведомиться, не согласится ли кто-нибудь их изготовить. Образцы обоев были разного вида, но все они были великолепны и стоили ужасно дорого. Переводчик вернулся с сообщением, что китайцы просят 10 тысяч лан за работу, кроме того посланник должен сам достать материалы, как то: шелковую материю, шелк, золото, серебро и т. д. Вместе с тем, было сказано, что срок изготовления обоев три года. Предполагалось, таким образом, что посланник не станет заказывать обои, так как не сможет дожидаться их изготовления.
Но китайский император, узнав об этом, на следующий день прислал к посланнику двух министров и попросил, чтобы посланник дал им образец, по которому он хотел заказать эти дорогие обои для их императорского величества Великой России. Но посланник ответил, что он хотел приобрести обои не для царя, а для себя, так как он как раз хочет построить в Москве новый дом и обить его обоями. С таким ответом они отправились к императору, но сразу же вернулись и передали, что император велел сказать, что он очень хорошо знает, что посланник сам, будучи министром, не будет заказывать для себя такие дорогие обои, и, конечно, он закажет их для своего принципиала; и он хочет наконец увидеть образцы. Посланник вынужден был их отдать, и министры сразу же с ними отправились ко двору. Через день пришли снова два министра на Посольский двор и принесли известие, что богдыхан Камхи хочет заказать такие обои на собственные средства, потому что он не знает другого способа доставить удовольствие и услужить их императорскому величеству Великой России, это же он охотно сделает, и заказ немедленно начнут исполнять, когда обои будут готовы, их сразу же перешлют.
Закупив и приготовив все необходимое, посланник известил Трибунал через трех переводчиков, что его посольство готово к возвращению. После этого к посланнику был прислан мандарин, который спросил, сколько ему понадобится лошадей. Для его свиты было приготовлено 300 фур и 100 лошадей, посланник же не хотел брать больше 70 фур, но собирался использовать всех лошадей. Затем был установлен день его отъезда из Пекина.
12 марта господин посланник был приглашен на прощальный обед к алегаде, аскунаме, алое и алегамба — это были четыре знатнейших министра. На следующий день, 13-го, пошли к ним. Они от имени китайского императора богдыхана Камхи очень хорошо угощали нас разными блюдами и вареньем, забавляли музыкой и комедиями, как у них принято.
16-го доставили на Посольский двор фуры и лошадей. Когда вещи были упакованы, на следующий день, 17 марта, в 10 часов утра мы выехали из главного, столичного города Пекина. Когда мы подъехали к красивой ровной площадке с языческим храмом, где были разбиты четыре желтых шелковых палатки для нас и тех четырех министров, провожавших нас, господа министры попросили посланника через переводчика оказать им любезность: сойти на некоторое время с лошади и подкрепиться. Резидент Ланг, оказывая честь господину посланнику, также провожал его до Чанвиншу — города, расположенного в 60 ли от Пекина, так как было решено, как говорилось выше, что сам он останется еще на некоторое время в Пекине.
После того как мы пробыли там около часа, посланник попрощался с четырьмя министрами, которые отрядили двух мандаринов и двух писцов, а также двух бошки, или курьеров, чтобы проводить посланника через Великую Татарию, или пустыню, и еще четырех других проводить нас до Чанвиншу. Мы поехали дальше, и в 11 часов вечера прибыли в Чанвиншу, здесь мы переночевали, и переменив лошадей, 18-го в 10 часов утра, попрощавшись с посольством, выехали. Резидент же Ланг и я вместе с девятью другими людьми должны были остаться в Китае.
19-го мы поехали обратно в Пекин вместе с мандаринами, которые провожали посланника. Хочу сказать, что в Пекине после отъезда посольства стало довольно скучно, потому что мы почти не могли разговаривать с китайцами и не рисковали выходить на улицу, так как едва кто-нибудь из нас высовывал нос, как вокруг него сразу собиралась толпа, которая была настолько любопытна, что готова была снять штаны, чтобы рассмотреть рубашку.
23 марта император прислал двух мандаринов, которые должны были следить, чтобы у нас всего было вдоволь. Через них император велел известить резидента, чтобы он завтра, 24-го, явился ко двору. В 2 часа ночи по обыкновению в Посольский двор прибыли для нас лошади. Когда мы приехали в Чанчжиюань, императора уведомили об [577] этом, и нас провели к нему. Он спросил, не скучаем ли мы после отъезда посольства в связи с тем, что нам нечем развлечься. Резидент ответил, что это правда, но у него есть различные книги, и он проводит время за чтением. После таких речей нас пригласили поесть, и затем мы снова поехали в город на наш Посольский двор, который стал теперь для нас монастырем.
N. B. Сразу после отъезда посольства мы получили обыкновенную китайскую одежду со всеми принадлежностями, в которой мы и были на приеме у императора, я он называл нас китайцами. После того как мы побывали у императора, нас приглашали различные господа и иезуиты, а также знатнейшие купцы и великолепно угощали. Кроме того нас водили в большие театры, которых в Пекине много, находятся они в таких больших домах, что в каждом можно поместить до 6 тысяч человек. Они показали нам и свой большой рынок — тот, где продают фонари. На улице, где расположен рынок, фонари висят в бесчисленном множестве. Они разной формы и очень красиво сделаны. Отсюда нас повели на рынок, где продают фарфор.
Когда мы достаточно побродили, нам пришлось спешить домой, так как рынок был далеко от нашего дома.
На следующий день они повели нас на ярмарку, где торговля начиналась после восхода солнца и продолжалась до полудня. Затем она открывалась после захода солнца и торговля продолжалась до полуночи.
1 мая их императорское величество выехали из своей зимней резиденции, из Пекина, в свою летнюю резиденций, в Шохор 60 (расположен он в 360 ли к северу от Пекина, недалеко от Великой стены и от могил всех китайских императоров), чтобы там развлекаться, а также выезжать на охоту в Великую Татарию. Они уже шесть дней готовились к отъезду; сначала из Пекина двинулась огромная толпа народа, вооруженная луками и стрелами; за ней — 800 евнухов, вслед за ними восемь евнухов несли императора, за ним паланкин с главной женой, завешенный желтым атласом, по которому были вышиты золотом одни только большие драконы, потом несколько паланкинов с другими женами и снова около шли 600 евнухов и, наконец, множество солдат, которые должны были принимать участие в охоте. Так что вся императорская свита состояла приблизительно из 100 тысяч человек.
Ехавшие разгоняли людей, чтобы никто не мог увидеть ни императора, ни императрицу. Недалеко от Пекина у теплых вод император переночевал. В этих теплых водах могут купаться люди как высокого, так и низкого происхождения. На дворе там находится большой вымощенный бассейн, сделанный в виде колодца, в нем может купаться любой. Над настоящими естественными теплыми водами построен дом для благородных людей. Из-под дома вода по трубам идет в выстроенный бассейн. Когда император прибыл в Шохор, он послал мандарина в Пекин, чтобы привезти в Шохор резидента Ланга. Мы должны были собраться и с Лангом отправиться туда. Мы миновали различные города, местечки и деревни, названия которых я в спешке не смог записать, так как ехали мы на почтовых. Когда мы прибыли в Шохор, нас сразу провели по императорскому дворцу и показали драгоценности, находившиеся в нем. Больше половины дороги в Шохор было высечено среди больших каменных утесов и гор.
Через день к резиденту Лангу пришел министр и спросил, нет ли у него хорошего пловца. Он сказал что есть, но этот человек на следующую ночь так заболел, что не смог плыть. Когда император об этом узнал, он послал лечить слугу своих лучших докторов, но они не смогли вылечить его. Кровавый понос от фруктов настолько усилился, что они признали его безнадежным. Пока мы здесь находились, прибыл гонец от Великой стены с сообщением, что подъехал караван. Сразу же был отдан приказ разрешить ему пройти. Когда резидент Ланг услышал об этом, он попросил у императора разрешения отлучиться в Пекин в связи с прибытием каравана. Надо было присмотреть за людьми и, кроме того, помочь им нанять лошадей за деньги.
Когда караван уже был на подходе, резидента Ланга уведомили, что обои готовы, и он должен пойти в Монгольскую канцелярию, получить их и назначить кого-нибудь достаточно ловкого, чтобы доставить их в полном порядке их императорскому величеству Великой России. Со своей стороны они хотели отрядить двух бошек с 40 солдатами, чтобы проводить назначенного человека через Великую Монгольскую Татарию. Резидент Ланг указал на меня, так как просили, чтобы с обоями был послан человек разумный, чтобы эти ценные вещи не промокли или не попортились еще каким-либо другим образом. После того как резидент назначил меня, обои были доставлены к резиденту на Посольский двор под надзором [двух мандаринов]. С этими двумя мандаринами были бошки, которые должны были меня сопровождать через пустыню.
21 октября 1721 г. я должен был выехать из Пекина. В оставшееся время мне надо было готовиться к поездке, упаковывать обои в ящики, изготовленные специально для этого. Когда наступил день отъезда, три мандарина привезли длинное письмо из Монгольской канцелярии, которое посылали со мной к царю. Резидент Ланг сделал для него конверт и положил его в ящик, чтобы я его передал, когда прибуду в Санкт-Петербург, вместе с другими письмами, касающимися торговли. 21 октября 1721 г., когда все это погрузили на лошадей и ослов, доставленных сюда, я, с богом, выехал из Пекина. [578]
Резидент выбрал из каравана двух русских, знавших монгольский язык, и отправил их со мной. Им так же, как и мне, был вручен дорожный паспорт, чтобы я мог в России брать столько людей и лошадей, сколько мне будет необходимо. В 10 часов вечера я прибыл в Чанвиншу, расположенный в 60 ли от Пекина, где я сменил лошадей, а чтобы нам быстрее передвигаться, я взял две фуры, которые были такими большими, что на них можно было положить все наши вещи. 24-го же я прибыл к Великой стене городу Чжанчжико. Здесь я провел ночь и большую часть следующего дня, здесь мы должны были взять провиант для перехода через большую пустыню.
26 октября рано утром я взял верблюдов, и мы поехали через Великую стену в Монголию, или пустыню.
N.B. Везде, где я получал свежий цуг, на столе уже стояли различные варенья для меня и всей свиты, которая была со мной, чтобы мы не задерживались. В пустыне же мы могли ни о чем не заботиться, так как бошки, или курьеры, которые со мной были отряжены, взяли у монголов столько баранов, сколько нам было необходимо. Некоторых баранов сварили в больших железных котлах, потом разрезали на небольшие куски, положили в мешки, погрузили на верблюдов с тем, чтобы, когда мы остановимся у колодца на ночлег, мы могли бы разогреть мясо в котле с водой.
14 октября (Опечатка в тексте. Надо: ноября) мы подошли к горе Хан-ула. Проводники решили идти через гору, гак как это был наиболее короткий путь, к реке Тола. Но мы, переходя эту высокую гору, заблудились и вышли к реке Тола только 15-го рано утром. 18-го мы прибыли к реке Орхон, где мы встретили несколько русских купцов. Потом я поехал в их лагерь, чтобы узнать, не уступят ли они нам хлеба, так как мы некоторое время вынуждены были мясо есть без соли и хлеба.
20 ноября я благополучно совершил переход и прибыл к пограничному городу Селенгинску. После этого проводники попросили у меня письмо к резиденту Лангу, а также свидетельство о том, что я удачно совершил переход с подарками, и поехали обратно.
Было довольно холодно, постоянно дул ветер, смешанный с песком, так что иногда нельзя было глаза раскрыть. Здесь, в пограничном городе Селенгинске, я должен был задержаться, пока не замерзнет Байкальское озеро, а это обычно происходит не раньше, чем на Крещение. После Рождества выехал я из Селенгинска и миновал все те города, о которых я сообщал по пути, совершенном посольством, и прибыл к Крещению в Посольский монастырь, расположенный у Байкальского озера. Там я должен был подождать еще несколько дней, пока озеро не замерзнет как следует. Здесь я встретил много русских купцов, которые тоже хотели перебраться через озеро. Наконец наступили сильные холода, и озеро замерзло. 17 января в полдень (В тексте in der Nacht gegen Mittag; буквально: ночью в обед. Видимо опечатка) послал я трех русских казаков из тех, что были со мной, на озеро разведать, замерзло ли оно полностью, и вообще в каком оно состоянии. Они вернулись поздно вечером с сообщением, что озеро замерзло, но местами есть еще полыньи. 18 января в 6 часов утра я собрался и поехал через озеро галопом, ехать было очень легко, потому что оно было гладкое как зеркало, так как снег еще не выпал.
Там и сям на озере попадались места, которые замерзли только прошлой ночью, толщина льда в этих местах была не более дюйма. Когда лошади ступали туда, лед опускался и проступала вода, и за ними оставался волнистый след. Иногда во время поездки раздавался сильный треск, как будто стреляли сразу из 10 пушек, лед много раз трескался, оставались трещины часто от 10 до 15 локтей в ширину. Но я все же благополучно переправился к дому в Тазовской губе, или по-немецки Тазовский залив. Здесь я переночевал и выехал на другой день в Уз Ангорской, или к истоку Ангары, куда я прибыл в 11 часов дня к часовне Николая. На следующий день 20 января я прибыл в Иркутск, и у церкви, которую утром освящали, встретил коменданта, с ним я должен был договориться о моем отправлении. 23 января после того, как я пообедал у коменданта, мы выехали. Комендант Ракитин был учтивым человеком, он проводил меня вероятно целых 2 мили.
28-го рано утром я прибыл в Илимск, а выехал оттуда после того, как имел честь отобедать у господина генерал-адъютанта Канифера. Поехал я вдоль рек Илима и Ангары, 13 февраля благополучно прибыл в Енисейск. Здесь я должен был задержаться на несколько дней. 15-го я выехал отсюда и 25 февраля прибыл в Томск. 27-го выехал отсюда и 2 марта прибыл в Чааской, куда послал из Томска 16 лошадей, чтобы с ними быстрее пересечь Барабинскую степь, которая здесь начинается. Это было как раз в то время, когда на эти места напали Татары и хозяйничали там. Здесь как раз находился большой обоз с мягкой рухлядью, который из-за татар не решался двигаться дальше. Я же рискнул пройти. Я взял с собой сено и овес для лошадей, так как в степи не найдешь ни стебля.
12 марта я прибыл в Тару, 13-го выехал оттуда, а 16-го в 10 часов утра прибыл в город Тобольск. Отсюда я должен был взять другой паспорт у губернатора, также и другие деньги, которые по-русски называются прогонные деньги. У меня было письмо [579] к губернатору относительно этих и некоторых других дел. Здесь я подвергся досмотру. Совершавшие досмотр ничего особенного у меня не нашли и удалились.
22-го выехал из Тобольска еще на санях, но так как было мало снега, вскоре мне пришлось отказаться от саней и взять в Тумеаре (куда я прибыл только 25-го) фуры. Комендант послал за мной и пригласил на обед. На следующий день 26-го я уехал оттуда и 28-го прибыл в Епанчин. Здесь я переменил лошадей и через несколько часов выехал. 1 апреля я прибыл в Верхотурье. В дороге у меня было много трудностей, так как я должен был переправляться через многочисленные реки.
Здесь мне снова учинили досмотр, но так как все, что у меня было с собой, было запечатано в Тобольске их императорского величества Великой России государственной печатью, то меня недолго задержали, и я снова приготовился в путь. Но так как с фурами по узкой дороге трудно было проехать, к тому же у Верхотурских гор еще лежал снег глубиной в полтора локтя, я снова взял сани и с большим трудом доехал до гор. Некоторые реки уже вскрылись и затопили местность, а также дороги, так что на протяжении 3 немецких миль у меня не было другого способа проехать, как с трудом пробираться сквозь лес. 8 апреля (слава богу!) я благополучно прибыл в город Соликамск. В это время года отсюда было невозможно уехать ни на санях, ни на фурах. И я должен был решиться ожидать здесь, пока большая река Кама не очистится ото льда, и только после этого мы сможем пойти вниз по ней до Казани.
Здесь находились шведские пленные, которые также ожидали начала навигации чтобы уехать на родину.
1 мая я выехал отсюда на струге. За нами на четырех стругах следовали шведские офицеры вместе со своей свитой.
17-го мы прибыли в Казань. На следующий день 18-го я выехал отсюда, и 23-го прибыл в Нижний. Здесь мы ожидали их императорское величество Великой России, который намеревался идти с армией в Персию 61, часть армии уже прошла в Астрахань, где должна была ожидать его прибытия. Они строили также многочисленные галиоты и суда, на которых хотели переправить армию через Каспийское море. Я пошел к губернатору города, чтобы спросить, ожидать ли мне его величество здесь или ехать дальше. Но он не знал, когда их императорское величество сюда приедет, я снова отправился в путь и 26 приехал в город Муром, куда только что прибыл его величество. Но так как их императорское величество не хотели здесь задерживаться дольше, чем на два часа, я пошел с письмом, которое у меня было, к господину секретарю Макарову относительного моего дела. Так как его не оказалось на месте, уведомили его величество, что здесь находится некто посланный из Китая с подарками для его императорского величества, с письмом к тайному секретарю Макарову. Меня тотчас позвали к их императорскому величеству Великой России, и он потребовал у меня письмо, адресованное к секретарю. Я передал ему письмо. Прочитав его, он спросил меня, как долго я был в дороге, как я себя в пути чувствовал и т. д. Я ответил на эти вопросы, затем он сказал, что вещи могли испортиться во время такого длительного пути и надо их осмотреть. Но так как он намеревался сразу же уехать, он отдал приказ, чтобы я вместе с подарками ехал на его галере до Нижнего. Таким образом 28-го я опять прибыл в Нижний. Но из-за того, что несколько дней стояла ненастная и дождливая погода, он не мог осмотреть подарки, хотя я раза три побывал у его императорского величества, узнавая о моем отправлении. 7 мая отпраздновали день рождения его императорского величества. Рано утром он хотел воспользоваться одним из своих баркасов и поехать в церковь, но их величество вспомнил, что можно осмотреть подарки, так как наступила тихая погода. Он сошел с баркаса и пожелал их осмотреть. Тогда я начал их поштучно вынимать. Их величество рассматривал все вещи с величайшим удивлением и спрашивал какая цена им здесь и какая в Китае. Тогда я ответил, что в Китае их оценивают в 20 тысяч дукатов, а как высоко они оцениваются здесь, не мог сказать. Я передал также письмо, посланное его императорскому величеству Великой России, которое он отдал своему тайному секретарю Макарову, чтобы его перевели на русский язык. Так как скоро наступило время отправляться в церковь, он приказал обер-маршалу отправить меня, но до этого обои должна была посмотреть императрица (что она и сделала), затем их надо было доставить в город в дом Строгонова, который отличался своим великолепием. Их величество решили там обедать и показать обои своим министрам. Я доставил их туда и оставил при них стражу, сам же я пошел по городу, чтобы немного развлечься и одновременно посмотреть торжество. Сначала палили из городских пушек, потом со всех судов, наконец, с галеры его величества. Затем его величество переехал Волгу. В это время вся 50-тысячная армия, которая была в Нижнем, выстроилась в поле. Когда император прибыл, прозвучал залп. Затем их величество поехали в дом Строгонова, чтобы там пообедать и развлечься. После обеда их величество снова пожелали посмотреть подарки, и показать их императрице. Когда императрица их осмотрела, она спросила меня, сколько за них заплатил их императорское величество. Я же сообщил, что они посланы их величеству в подарок, но она не поверила. Когда я хотел их снова унести, их величество взял их у меня и показал их министрам, особливо генерал-адмиралу Апраксину, которого спросил, можно ли такие обои изготовить на петербургской фабрике. Апраксин ответил, что можно; но его величество сказали, что это невозможно когда они достаточно ими налюбовались, губернатору было приказано [580] отправить меня с усиленным конвоем для охраны от разбойников, которых здесь множество. Еще в тот же вечер их величество уехали в Казань. На следующий день я пошел к губернатору узнать насчет отъезда; мне выдали паспорт, выделили сержанта, одного капрала с 12 солдатами, но когда я спросил, кому или куда отдать вещи, он сказал, что забыл об этом спросить. Таким образом я должен был еще ждать пока вернется гонец, которого он послал к их величеству. Гонец доставил письмо, где было сказано, что я должен отдать вещи в Москве Павлу Ивановичу Ягужинскому.
26 мая я снова выехал из Нижнего. В пути приблизительно на полдороге к Мурому напало на нас человек 50 разбойников, троих из них застрелили, четырех же поймали, им завязали руки за спину, чтобы доставить в ближайший город или селение. Когда мы пришли в селение, я послал капрала к коменданту и попросил его прибыть ко мне. Когда он пришел, я сказал ему, что я поймал четырех разбойников, которых хочу сдать ему, но он ответил, что это не его дело, я могу их, если хочу, везти до Москвы и там наказать, как это обычно делается. Но так как до Москвы было слишком далеко, я их выпорол, и таким образом уладил дело.
29-го я прибыл в Муром. 2 июня во Владимир, и, наконец, 5 июня в Москву. Я остановился в Немецком городе. 6-го я пошел с письмом от его величества к Павлу Ивановичу Ягужинскому. Я (В тексте: ег. Вероятно опечатка) спросил, куда нужно отдать эти подарки; он ответил, что у него есть приказ его величества, чтобы меня с подарками послать в Петербург и там их надо отдать казначею и получить квитанцию. 20 июня я выехал из Москвы и 2 июля прибыл, слава богу, благополучно в Санкт-Петербург. Там на следующий день, 21 июля, передал подарки. Таким образом закончилось, слава богу, благополучно это длинное путешествие.
О китайском народе, их образе жизни, стране и строительстве и всяких промыслах
Народ китайский очень трудолюбив, любопытен, миролюбив, но когда его доводят до злобы, то очень мстителен. Китайцы заботятся обычно только о своей еде. Когда же у них есть время, они развлекаются, ходят в театры, богатые же люди приглашают актеров к себе домой, которые показывают представления перед хозяевами и их гостями. Во время представления стоит много столов, на них разложены на фарфоровых тарелках различные мясные и рыбные блюда, все мелко нарезано. Столы же все покрыты красным или черным лаком. На некоторых лежат свежие земные плоды, на некоторых, засахаренные. Их обычными напитками являются либо зеленый, либо черный чай, также и каменный чай красноватого цвета. Иногда они пьют его так, как это в обычае у татар, либо с молоком коров, верблюдов, лошадей или ослов, либо с миндальным молоком. Приготовляют чай особым способом.
У них есть также тарасун, или напиток такой же, как у нас вино. Он у них приготовляется из риса и водки. У них имеются различные виды этого напитка, как и у нас разные вина, а также водка. Все эти три напитка они всегда пьют в горячем виде, потому что они считают, что им вредно пить что-либо холодное, тем более, что в стране их стоит сильная жара.
О китайских свадьбах
Когда китайцы хотят жениться, они идут к родителям невесты и сватаются. Они спрашивают, что она умеет делать, также нет ли у нее каких-либо изъянов и умеет ли она петь. Потом в дом невесты идет мать жениха и осматривает невесту. В случае же если у жениха нет родителей, посылает он вместо них двух своих родственников и друзей, с которыми заключает сделку. Устанавливают день, когда невесту должны передать жениху. Тогда жених нанимает пару паланкинов, украшенных необыкновенными лентами, и приказывает, чтобы его несли на квартиру невесты. Посылают за музыкантами, актерами и скоморохами, и веселяться, едят и пьют до вечера. После этого жених: садится в один, а невеста в другой паланкин и их несут на квартиру жениха.
Музыканты и скоморохи идут впереди в большой процессии. Музыканты играют, а скоморохи потешают народ. За ними несут приданое невесты (домашнюю утварь и тому подобное), уложенное в лакированные и выдвижные ящики. Когда эта процессия прибывает к дому жениха, жених и невеста идут на покой. Слуги же, музыканты и скоморохи после получения награды за свои труды уходят. И на этом свадьба заканчивается.
Китайцы могут иметь столько жен, сколько они в силах прокормить, хотя часто женщины содержат мужчин своим рукоделием. Тогда мужчина покупает и готовит для нее еду.
Они одеваются очень опрятно и красиво, часто в шелк и атлас, которые здесь имеются во множестве. Мужская одежда длинная до пола, ее подпоясывают кушаком. Сапоги и башмаки у них из черного атласа, подошвы из войлока, иногда в два пальца толщиной, так как земля здесь летом очень горячая. [581]
Головные уборы их сплетены из тонких стеблей тростника, наверху острые, а внизу широкие, снаружи они украшены рыжей коровьей шерстью или красным шелком. Сбоку и несколько выдаваясь вперед подвешена сабля, справа прикреплен носовой платок и два кошелька, в одном из них храниться табак, в другом трубка. Слева привязан белый шелковый бант и нож вместе с двумя продолговатыми палочками из лозы или кости, которые употребляются вместо вилок.
Цвет их одежды обычно черный, фиолетовый, голубой, зеленый и т. д. Красную в желтую одежду у них носят только духовные лица, белый цвет является траурным.
Об их похоронах
Когда кто-либо умирает, они строят на дворе умершего дом из лозы и циновок и прикрепляют к нему различные вымпелы, лоскуты, веревки и т. д., чтобы каждый мог видеть, что в доме есть покойник. Они посылают сразу за своими ламами или духовными лицами, которые с собой привозят музыкантов, и от души оплакивают покойника. Для них подают в изобилии еду и питье. Выносят покойника следующим образом: впереди идет человек с бумажными кружками с дыркой посередине и разбрасывает их по улице, затем более 40 человек несут стоймя большое бревно, выкрашенное в красный цвет, с белым вымпелом на верхушке, они следуют за человеком с бумажными кружками. Затем идут музыканты, скоморохи, которые веселятся, почти как на свадьбах. Затем на телеге везут покойника, за телегой идут и едут друзья и родственники в белой траурной одежде и оплакивают его. На улицах, по которым умерший при жизни любил ходить, построены дома из шестов и циновок, в них поставлены еда и питье для людей в трауре, которые, проходя мимо, съедают эту еду, а блюда разбивают, и, наконец, при выходе дом поджигают; все это сопровождается музыкой, пением, криками и воплями. Миновав все дома и выйдя из города, они сжигают покойника в положенном месте и возвращаются в дом умершего, где еще шесть недель после сожжения трупа предлагают угощения, и все это время должны играть на музыкальных инструментах по меньшей мере по два часа в день и два ночью. Через шесть недель они снимают траур. Во время траура родственники и слуги покойного должны ходить обросшими и не стричь волосы.
Об их театрах
Их театры устроены таким образом, что все зрители сразу могут удобно разместиться по два человека отдельно за столом со всякой снедью, какую они только пожелают, и спокойно смотреть представление. Театры вмещают от 2 до 3 тысяч человек и каждый получает, что его душе угодно, чтобы ему не было скучно во время представления. Свои комедии они обычно начинают в 10 часов утра, а заканчивают примерно в 10 часов вечера. Актеры только мужчины, молодые и старые, юные актеры часто переодеваются в женские платья и могут так нежно петь, как прелестнейшие женщины, и передразнивать их ужимки и лукавство, так что зрители могли бы поклясться в том, что мужчина не может до такой степени перевоплотиться. У них обычно старинная театральная одежда, сохранившаяся еще с тех пор, как татары покорили их государство. Их музыка не стоит особенных похвал, так как в ней нет стройности, например, слышится звук трубы, удары в литавры (они всегда ударяют ими по три раза кряду), звон колоколов, и потом от 40 до 50 человек внезапно начинают петь на их манер, кричать и выть, так что при этом мороз пробирает по коже. То выскакивают какие-то люди из двери с красными огненными лицами, с громом и молнией, как будто живые черти. То садится некто в судилище, а справа и слева от него стоят различные свирепые солдаты, и судит. Вообще они показывают различные представления, но я не смог их все запомнить. Тем более что понял немногое. У выхода из театра сидит человек, взимающий деньги за то, что съедено, за представление ничего не платят. В течение дня можно съесть приблизительно на 10-12 фынов, или штивер, вероятно будет дороже, если купить все это
О китайских городах
Их города обычно построены в виде четырехугольника и обнесены кругом толстыми стенами из серого обожженного кирпича и рвом. Стена снизу шире, чем вверху. Но в столицах, например в Педжине, или как некоторые его называют Пекине, и Нанкине, а также и в главнейших городах, стены построены из плит, внутри они заполнены щебнем. На всех стенах у них имеются караульные башни и склады для амуниции. На всех углах стены возвышаются высокие сторожевые башни, где хранится амуниция. В больших городах на каждой стороне стены имеются трое ворот, в небольших же только одни. От ворот к воротам идут довольно широкие улицы. На некоторых улицах посажены красивые плодовые деревья, на других стоят высокие красивые разукрашенные деревянные триумфальные ворота, своеобразно сделанные по модели скульптора. В центре города стоит высокая башня, которая видна почти со всех улиц, а внизу ее крестообразно расположены четверо ворот; в башне висит большой колокол, удары его отмечают [582] ночное время, разделенное на пять отрезков, и вся городская стража должна по нему ориентироваться. При ударе колокола солдаты обходят город, в руках у них пустая, сделанная из дерева, голова с дыркой, по голове бьют столько раз, сколько ударил колокол, например, если колокол ударил один раз, то первая ночная стража бьет один раз, если колокол ударил два раза, то другая ночная стража бьет тоже два раза и т. д.
Их рынки помещаются на всех больших улицах маленьких городов, там можно найти то, в чем есть нужда, любую вещь. Продавцы носят при себе определенные приспособления, благодаря которым люди знают, что у них можно купить, а не выкрикивают громко названия своих товаров, как это делают у нас. Если бы они кричали, то из-за крика пришлось бы затыкать уши. Вот примеры. Если кто продает горшки, то он их возит на тачке и при этом бьет по одному из горшков. Если кто хочет продать холст, тот несет его на спине в свернутом виде, и у него есть совсем маленький барабан, который укреплен на палке, на ней висит кусок свинца. Когда продавец крутит палку, то свинец бьет то по одной, то по другой стороне барабана. Если кто разносит сладости для продажи, у него есть бубен, он бьёт по нему палкой. И таким образом можно без крика узнать, что каждый из них продает.
На их улицах нельзя где попало ходить или ездить. Улицы у них разделены на определенные участки: по обе стороны улицы ближе к домам ходят пешком, в центре улицы ездят верхом, здесь же ездят и повозки, но они имеют свои колеи. Все это для того, чтобы не повредить людям, ежедневно снующим взад и вперед. Через каждые 100 шагов на главных улицах находятся караульни, где несут стражу 25 человек. Они патрулируют ночью, днем же, в случае возникновения ссоры на улицах, стараются ее пресечь.
Почти все улицы у них пестрят кумирнями, пагодами, или языческими храмами, и в Педжине, или Пекине, их несчетное множество, одна лучше другой. У некоторых фарфоровые крыши зеленого, желтого и красного цвета. Обычно эти строения бывают восьмиугольными. На всех углах крыши висят маленькие колокольчики, которые иногда колышутся от ветра. На площадках, расположенных у этих кумирен, или пагод, посажены красивые плодоносные деревья, и очень приятно, когда они летом зеленеют.
Об их богослужении
Их богослужение состоит в том, что утром и вечером они падают ниц перед своими идолами и три раза кланяются, зажигают также курительные свечи, которые сделаны из Saag Sponen, приблизительно в пол-локтя длиной. Некоторые ставят также перед своими идолами бочки с зерном. После того как они три раза отвесят земные поклоны, встает жрец, на коленях у которого лежал длинный свиток, в одной руке Он держит пустую деревянную голову с дыркой, а другой во время чтения или бормотания ударяет по пустой голове. Затем ударяют три раза молотком в колокол, который стоит в переднем дворе. Когда жрец все прочтет, они снова три раза кланяются, а он уходит. Таким образом заканчивается у них богослужение. Свободных от работы воскресений и праздников у китайцев не бывает, в эти дни они большей частью занимаются своими делами. Если они хотят повеселиться на наступающих празднествах, посвященных своим идолам, то они на церковных дворах возлагают перед алтарями фрукты, еду и питье. Если при этом они и сами хотят поесть и выпить, то они должны при входе одному из лам заплатить приблизительно 10-12 фынов, или штивер. За эту плату они могут весь день до захода солнца есть и пить все, что им захочется.
О китайских чайных домах
Чайные их дома очень большие, в них много столов и скамеек и со стороны улицы они совсем открыты. Некоторые столы и стулья поставлены даже на улице. При входе получаешь две большие фарфоровые чаши. В одну они кладут чай и сразу заливают его кипящей водой, другая подана, чтобы перелить настоявшийся чай, оставив заварку, которую снова заливают свежей водой и, пока она настаивается, пьют первую порцию. Они пьют чай без сахара, но при этом либо выкуривают трубку табаку, которую они всегда имеют при себе, либо просят подать варенье, пирог и пирожное, также жареную и мелконарезанную баранину и говядину. Когда они открывают новые чайные дома, то в первые дни на улицах звучит музыка, чтобы привлечь народ, и в это время чайные бывают полны.
О городе Педжине, или Пекине, и рынках в больших городах
Город Педжин занимает 24 немецких мили, с пригородом или рынками, связанными с ним такой же толстой стеной, как и пекинская. В Пекине живут чиновники и знатнейшие купцы, а также горожане и солдаты. В нем есть Красный город, где живут родственники императора и министры. В Красном есть Черный город, это — местопребывание и жилище императора и лиц, находящихся в его распоряжении. [583]
Последний окружен широким рвом с земляным валом и толстой и высокой стеной. Дворец сам по себе выстроен великолепно, но в высоту он не больше двухэтажного дома. Близ него имеется красивый сад, где император развлекается. В Красном городе также есть сад с высокой искусственной горой, которая в окружности составляет 2000 шагов, высота же ее — 500 ступеней, на ней посажены различные редкостные деревья. Вокруг горы живут наложницы императора, а также евнухи, которых у императора 10 тысяч. Вблизи от этого города на холме находится высокая каменная колонна и на ней литое изображение в человеческий рост. Недалеко от холма есть маленькое озеро, где плавают, для забавы императора, одни только кровавого цвета рыбы, и никто под страхом смертной казни не смеет их вылавливать.
В пекинском гарнизоне насчитывается 210 тысяч солдат без их прислужников (точное число их мне неизвестно). Пекинская стена такая широкая, что по верху ее рядом могут ехать одновременно 16 всадников, высота ее 10 немецких саженей. Красная стена не толще 2 локтей, а высота ее 4 немецких саженей, черная же — больше 12 немецких саженей в высоту и 9 в ширину. В Черном городе четверо ворот. На каждой стороне стены помещаются одни ворота, над ними высокая башня, и на башне большое красивое навершие из золота в два человеческих роста высотой. Такие же башни имеются на четырех углах этой стены, таким образом их насчитывается восемь. В стене Красного города тоже четверо ворот, но выстроены они просто — без башен и наверший, во внешней же, или Пекинской, стене имеется 12 ворот, по трое на каждой стороне, которые украшают многочисленные башни с навершиями. Число людей там почти невероятное, так как этот город чрезвычайно густо населен и, по моему мнению, в нем можно насчитать 3 миллиона годных к военной службе мужчин, кроме гарнизона, стариков и духовных лиц. Люди там в разные дни недели собираются в определенном месте и делают необходимые покупки у северных, у западных или любых других ворот, но самые большие рынки расположены в пригороде. Здесь живут только обычные купцы, которые имеют лавки на улицах. Но они таким образом устроили свои рынки, что на каждой улице можно купить только какой-нибудь один определенный товар, например камка и различные шелковые материи находятся у них на одной улице; шапки и шляпы на другой; сапоги, чулки, мягкая рухлядь, одежда, рыба, зелень, фарфор, железо — каждый товар продается в определенном месте.
О длинной Китайской стене между Китаем и Монголией
Эта стена частично построена из серого обожженного кирпича, частично из плит. Высота ее 10 саженей, толщина вверху достигает приблизительно 8 саженей, внизу же она несколько толще. Выстроена также, как и все другие китайские стены. Она начинается от Великого океана напротив Кореи, простирается на 400 немецких миль по горам и по долам, имеет многочисленные башни, на всем протяжении она одинаковой толщины. Если же измерить стену прямо по горизонтали, исключая ту часть, которая идет через горы, через долы, то протяженность ее будет не более 250 немецких миль. Но больше всего достойно удивления то, что она так долго простояла, лишь некоторые ее участки пострадали от землетрясения. При землетрясении погибло много городов, похоже было, что там побывал неприятель. Самое любопытное в этой стене то, что она, не меняя своей ширины и высоты, идет через высочайшие скалы и утесы, почти недоступные для человека, и все же она выстроена очень прочно и развалин почти не видно.
Я слышал от многих образованных китайцев, что каждый в их государстве в возрасте от 20 и до 50 лет для ее строительства внес свою дань — три камня, ученые же должны были ее построить. Произошло это потому, что во времена сооружения стены, правил император, бывший умнейшим и ученнейшим человеком во всем государстве. Он повелел собрать всех ученых, имевшихся в государстве, чтобы выяснить, сколько их. Когда они собрались, он приказал им построить стену от нападения татар, что они и должны были сделать, и почти все при этом погибли 62.
О земледелии китайцев, дорогах и юстиции
Земледелие и орошение находится в зависимости от дождя. Они собирают урожай два раза в год. Деревья также плодоносят два раза в год. У них в стране нет ржи, они даже не знают, что это такое. Им известны такие злаки, как пшеница, ячмень и рис, последний они едят вместо хлеба и этим удовлетворяются, тем более что они не привыкли печь и есть хлеб. Рис варят в чистой воде, и потом воду совсем сливают, и подают рис на стол в чашах. У них ни пяди свободной земли, она вся использована, если не под этими злаками, то под овощами, которые они употребляют в большом количестве, например чеснок, сельдерей, различные салаты и т. д. В их стране много небольших рек и озер, по ним они разъезжают на маленьких судах. Рыбы у них крайне мало. Они считают деликатесами мясо больших черепах, лягушек и больших змей, и если такое блюдо кому-либо подадут, то значит они прекрасно угостили этого человека. У них у Нанкина есть змеи толщиной с мужское туловище и длиной от 3 до 4 немецких саженей, но там, где такие змеи встречаются, люди не чувствуют себя в безопасности на [584] земле, поэтому они предпочитают дома, и даже целые селения и города строить на воде, чтобы не бояться этих гадов 63. В июне, июле и августе обычно появляются у них скорпионы, они серого цвета и очень ядовиты, они не выносят ветра, даже небольшого, а в эти месяцы очень жарко, и почти не бывает ветра. При грозе и дожде камни раскаляются, и после дождя под одним камнем, а также под крышей иногда находят от 12 до 15 скорпионов, так что люди не могут спать без страха. Поэтому обычно кто-то один с горящей свечой бодрствует, чтобы других не ужалили скорпионы. Меня самого два раза ужалили скорпионы, и произошло это таким образом. Однажды гремел гром и шел дождь, когда дождь перестал, я пошел в палатку, чтобы в летней одежде лечь на циновки из лозы. Когда я заснул, скорпион заполз мне в сапог, так как он был очень широким, как обычно бывают китайские сапоги. В 8 часов утра я хотел пойти лечь на диван в комнате, в этот момент он меня и ужалил. Китаец же заметил, что меня ужалил скорпион, сразу подошел ко мне, стянул сапог, подул на скорпиона, взял его, отдавил ему жало и положил его на опухоль. После этого не прошло и получаса как мне стало лучше, и боль утихла. После этого китаец дал мне кусок денсуй (это лекарство, выглядит оно как желтоватый лак), сказав, что если со мной еще раз случится такое, употребить его. И правда, я вынужден был намазать им места вокруг раны, где было покраснение и опухоль.
Вернемся снова к земледелию. Надо сказать, что китайцы обычно применяют ослов или быков, а также лошадей. Земля здесь довольно черная, но она не везде одинакова.
Дороги здесь хорошие. Их часто проверяют. Через реки перекинуты красивейшие и великолепнейшие каменные мосты. Трактиров здесь больше чем нужно. На больших столбовых дорогах постоянно встречаются такие же толпы людей, как на оживленнейших рынках Европы.
О полиции можно сказать лишь то, что служба очень хорошо налажена (почти как у нас, насколько я мог об этом узнать). Например, когда человека уличат в воровстве, его, правда, не вешают как у нас, но удавливают, как это в употреблении у турок. Как только женщину уличат в распутстве, ее сразу ведут в тюрьму и судят надлежащим судом; после вынесения приговора ее ведут к городским воротам, привязав руки к палке за спиною и завязав глаза. Затем перед ней ставят лоток или еще какую-нибудь посуду, где лежат два ножа, чтобы прохожие могли такой публичной женщине проколоть либо грудь, либо то, что еще осталось от плоти. Мужчины же напротив могут иметь столько женщин, сколько в состоянии прокормить. Все это делается с тем, чтобы среди этих людей не было такого большого распутства.
Что касается плодов земных, также дани, могущества и многого другого, то об этом достаточно написано у других авторов, которые сообщали об этой стране (почему я и старался рассказывать по возможности проще и немного), так например, голландское посольство, в прошлом веке следовавшее водным путем через Батавию, Кантон, Нанкин и т. д., также путешествие Ланга в Китай сушей в начавшемся веке. Таким образом нет необходимости об этом рассказывать.
Прошу еще раз, если благосклонный читатель приметит здесь ту или иную ошибку, то я готов принести свои извинения, и остаюсь его покорнейшим слугой — Г. И. Унферцагт.
Комментарии
54. Имеется в виду основанный в XVII в. португальскими иезуитами монастырь Тяньчжутан (Солнечного захода), расположенный в западной части Пекина (Иакинф [Н. Я. Бичурин]. Описание Пекина. СПб., 1828, с. 76). В записках Избранта имеется его подробное описание (Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о русском посольстве в Китай (1692-1695). М., 1967, с. 236-237).
55. См. ком. 53 к настоящему документу.
56. Праздник Белого месяца — китайский Новый год.
57. Подробно об этих фонарях см.: В. С. Стариков. Ларион Рассохин и начало изучения китайской пиротехники в России. — Из истории науки и техники в странах Востока. Вып. 2. М., 1961, с. 107.
58. В статейном списке Л. В. Измайлова (док. 151, с. 265) Лукьян Нестеров был послан 12 февраля 1721 г. с доношением в Коллегию иностранных дел о пропуске русского торгового каравана в Пекин. Унферцагт, по-видимому, ошибается, когда рассматривает сопровождавших Нестерова цинских чиновников, задачей которых было сопроводить русский караван до Пекина, как послов к русскому царю. В данном случае в записках даются ошибочные даты событий.
59. В коллекции Кунтскамеры, в начале XVIII в. приобретенной у голландца А. Себы, имелся «один кабинет китайского мастерства, черепахою и серебром по дереву выкладены; в нем без меры многих рук руды земельные из Ост-Индии, Китая, Венгрии и всея Германии собраны» (П. П. Пекарский. Наука и литература в царствование Петра Великого. Т. 1. СПб., 1862, с. 569).
60. Шохор — Жэхэ, летняя резиденция императора (подробнее см.: ком. 2 н док. № 181).
61. Имеется в виду Персидский поход Петра I в 1722-1723 гг. (Всемирная история в десяти томах. Т. V. М., 1958, с. 385-386).
62. Для того, чтобы обезопасить северные районы страны и вновь завоеванные территории от набегов кочевников Цинь Ши-хуанди решил приступить к строительству грандиозного сооружения — оборонительной стены вдоль всей северной границы империи. Строительство этого оборонительного сооружения облегчалось тем, что в период Чжаньго каждое из трех северных царств Китая — Цинь, Чжао и Янь уже имели свои стены, ограждавшие их от нападений с севера. Все эти стены были отремонтированы, расширены и соединены в единое оборонительное сооружение, протяженностью свыше 10 тыс. ли. Отсюда и возникло название «Ваньли чанчэн», т. е. «Стена длиною в 10 тысяч ли», или, как ее называли европейцы «Великая китайская стена». Строительные работы велись с 215 г. до н. э. до 213 г. до н. э. Для этого на север прибыла 300-тысячная армия Мэн Тяня. Вместе с воинами над сооружением стены трудились каторжники, государственные рабы и общинники, мобилизованные на государственную трудовую повинность (Л. С. Переломов. Империя Цинь — первое централизованное государство в Китае (221-202 гг. до н. э.). М., 1962, с. 18, 169, 170).
63. Разумеется, это объяснение источника выглядит несколько наивно и не соответствует действительности. На юге Китая, в том числе и на Янцзы, в районе Нанкина, издавна селились в лодках [саньбань, отсюда европейское — сампан] не потому, что там водились во множестве змеи, а из-за того, что разоряясь, крестьяне или городские жители не имели возможности найти более дешевое жилище. Кроме того, следует заметить, что в Южном Китае некоторые города, например Уси, расположенный неподалеку от Нанкина, в силу специфических местных условий напоминают Венецию, так как значительную часть их улиц образуют каналы.
