Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm
РУССКО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В XVIII ВЕКЕ
ТОМ III
1727-1729
№ 48
1727г. августа 29. — Доношение комиссара С. А. Колычева в Коллегию иностранных дело заключении Буринского договора и об установлении первых пограничных знаков между реками Кяхтой, Бурой и сопкой Орогойту
/л. 46/ В Государственную коллегию иностранных дел доношение.
В нынешнем 1727 году, майя 27 дня в Государственную коллегию иностранных дел доносил я (См. док. № 9), что писал ко мне в Селенгинск чреззвычайной посланник и полномочной министр, действительной статской советник, иллирийской граф Сава Владиславич с секретарем Иваном Глазуновым из Гобейской степи от урочища Гурбан Толгой майя от 10 числа (См.: АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1727г. Д. 11. Л. 85об. — 87об. Отпуск). И по получении того письма, собрався я в Селенгинску, взяв с собою от полковника Бухолца драгунского капитана с порутчиком и с шестьюдесять человеки драгун да одну командрованную пехотного Тобольского полку роту с капитаном и поручиком, селенгинских и удинских служилых сто человек да брацких иноземцов разных родов, тайшу Лупсана з зайсаны и с шуленги и рядовыми, всего в четырестах человеках, которые иноземцы со всяким усердием ея императорскому величеству службу свою показали 1, июня 6 числа марш свой восприял к речке Буре. И того ж июня 10 числа со всеми при мне вышеобъявленными прибыл я к Буринскому броду и стал лагерем близ речки Буры и дожидался ево, чреззвычайного посланника, и китайских министров, которые для того конгресу с ним, чреззвычайным посланником, отправлены ис Пекина, а имянно дариамба да асханема (Сыгэ и Тулишэнь), и которые были в Мунгальской землице в Урге Цыцын-ван и ханской дядя гун Лонготу.
И того ж июня 14 дня, уведомясь я о зближении их к речке Буре, встретил ево, чреззвычайного посланника, от лагеру своего верстах во шти близ китайского караула, называемого Сарачины, купно с китайскими с вышепомянутыми министры в поставленой Цыцын-вановой ставке. И как я к той ставке прибыл, и их министры меня встретили, и друг другу заимно по обыкновению поздравили, и по их обычаю витались руками с приятным куплементом, и сели по местам: чреззвычайной посланник и полномочной министр, иллирийской граф с правой стороны, а против ево на левой стороне Цыцын-ван, а подле ево, чреззвычайного посланника, сидел я, а против меня дариамба, а подле меня сидел господин агент Ланг Лоренц, а против ево гун Лонготу, а подле агента Ланга Лоренца сидел секретарь Глазунов, а против ево сидел асханема, а подле Глазунова сидел секретарь Киреев, а против ево сидел ханской стольник Хубиту и подле них четыре человека заргучеев. И сидели с ним, чреззвычайным посланником, и со оными министры с час и о деле разграничения розговоров никаких действительно не чинили, а обходились между себя с теми китайскими министры приятными куплементы. И встав, он, чреззвычайной посланник, поехали в лагерь свой. [98]
И потом июня с 23 числа вступили о деле разграничения в конференции, которых было десять, августа по 20-е число. А какие с китайской стороны в тех во всех конференциях показываны противности и несносные запросы и неслыханные затруднении, о том, надеюсь, в Государственную коллегию иностранных дел сообщено о всем от него, чреззвычайного посланника, а я об одном деле вдвое Государственную коллегию утруждать не дерзаю. Точию, хотя по многих неслыханных трудех и китайских упрямствах, а с помощию божиею и счастием всемилостивейшей государыни нашей, ея императорского величества, а радетельною службою и многими трудами ево, действительного статского советника, чреззвычайного посланника и полномочного министра, иллирийского графа Савы Владиславича, и присудствующих при тех конференциях, при которых и я, нижеподписавшейся, подданнейше ея императорскому величеству и Российскому государству служил, сколько всемогущий бог мне да помог и вразумил, со усердием моим, оное дело окончалось изрядною благостию с немалым Российскому государству авантажем. И трактат поставя на мере, он, чреззвычайной посланник, с китайскими министры закрепя, /л. 46об./ разменялись сего августа 20 дня, о чем Государственная коллегия изволит известиться из сообщенного от него, чреззвычайного посланника. И по силе того трактата того ж числа он, чреззвычайной посланник, и я, опче приехав со всеми с вышепомянутыми китайскими министры к урочищу не в дальном разстоянии от речки Буры близ устья, где впадает в Буру речка Кякта против сопки, называемой Бюргутуй, по течению той речки на левой стороне и чрез тое речку на правой стороне на пригорке, призвав бога в помощь, поставили первые знаки: российской справа от северной стороны высыпан великой земляной курган, а китайской с левую полуденную сторону выклоден на время небольшой курган, которой желают зделать каменной с подписанием. И того ж августа 26 числа, согласись с китайскими министры, на урочище, Орготуевском хрепте, поставили другие (Имеются в виду вторые знаки) знаки, разстоянием от первых в десяти верстах и четырехсот сажен.
И сего нижеписанного числа по вышепомянутому трактату отправляюсь я из лагеру на правую сторону по учиненной границе, до коих мест с Мунгальскою землею оная протягается, для постановления знаков по границе в приличных местах и для учинения подлинной генеральной ландкарты и для совершенного окончания пограничного дела, а с китайскую сторону купно со мною отправляется вышепомянутой китайской министр, дариамба, с которым положено, как помощию божиею оная граница поставленными знаки и с описанием со обоих сторон рек и урочищ и разстояния места окончитца и ландкарта сочинитца, и в том пограничном деле меж себя с китайским министром о той границе письмами по данной мне инструкции (См. док. № 47) розменяемся, о том в Государственную коллегию доносить и к нему, действительному статцкому советнику, чреззвычайному посланнику и полномочному министру, иллирийскому графу Саве Владиславичю, писать не умедлю и буду трудиться и по должности моей подданнейше служить, сколько всемогущий бог вразумит и возможность допустит, понеже оной мой путь безмерно продолжительной и многотрудной за высокими горами и непроходимыми местами, однакож елико возможно трудиться буду.
О сем всенижайше доносит Степан Калычов.
Из лагеру от речки Буры, августа 29 дня 1727 году.
АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1727 г. Д. 4. Л. 46-46 об. Подлинник.
Комментарии
1. Буряты («браты» или «брацкие люди») упоминаются в русских документах примерно с 1609 г. Впервые русские непосредственно встретились с «брацкими людьми» примерно в 1629 г. на Ангаре, в низовьях р. Оки. С них был взят первый ясак енисейским сотником П. Бекетовым. С 1675 г. первыми «ясашными» Селенгинского присуда были атаганы и сартолы — отдельные самостоятельные этнические группы бурят (Нимаев Д. Д. Проблемы этногенеза бурят. Новосибирск, 1988. С. 89, 90, 111, 112). В документах и исторических исследованиях приводятся названия многих бурятских родов: хатагины, узоны, цонголы, три табунгутских и подгородный роды, Ашебагатский (Ашехабатский), Кубдуйский, Гучитский, Харацаевский, Худцаевский и другие.
В 1688 г. (по другим сведениям, 1689 г.) 1200 табунгутских юрт приняли русское подданство, но в 1691 г. бежали в Монголию, а в 1694 или 1695 г. часть табунгутов во главе с Окин-зайсаном вернулась в Россию. В 1710 г. Окин-зайсан, ставший первым бурятским тайшой, был назначен главой Цонгольского (быв. Табунгутского) административного рода (Там же. С. 129-130). В 1726 г. сыновья Окина-зайсана, Лубсан Окинин и Шаридалай-зайсан, в своем доношении писали: отец их Окин Батур-тайша «был в подданстве в Мунгальской землице у Цецен-хана, кочевья свои имел вверх по Чикою-реке до Топкоя-реки, на которых также кочевал и в подданстве у вашего величества, и построил себе маленький острожек на кочевном месте у Чикоя-реки на речке Харахуне для обороны от неприятельских набегов, и от того острогу мы, раби вашего императорского величества, кочуем вблизости, а к Мунгальской землице кочевать опасны (АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1726 г. Док. № 16. Л. 12). Об Окин-зайсане см.: РКО в XVIII в. Т. 2. С. 592.
Находясь в российском подданстве, «брацкие иноземцы» верно служили «Российскому империю, не уступая природным русакам»: платили ясак, служили без жалованья, предоставляли подводы и кормили «проезжих руских всякого чина». Во время посольства Владиславича «брацкие иноземцы» обратились к нему с рядом просьб, нашедших отражение в статейном списке. Первая просьба о пожаловании «во всякой род по знамени» была связана с тем обстоятельством, «что де в здешнем Селенгинском и Нерчинском дистриктах брацких иноземцов, кроме тунгусов и протчих, имеется восмьнатцать родов, а у всех только два знамена... и оные зело обветшали». Второе пожелание состояло в назначении тайшами императорским указом еще двух человек, поскольку до сих пор во главе родов стоял один тайша «князец именем Лупсан», «а ныне... народ размножился и один начальник ими владеть не может...» Следующая просьба касалась урегулирования вопроса о сборе ясака. Поскольку русские сборщики ясака нередко злоупотребляли своим положением и разоряли местное население требованием подарков, «корма» и прочего, предлагалось посылать «повсегодно в городы с ясаком для отдания воеводе или комисару» «из всякого рода по 3 начальника». «Брацкие иноземцы» отстаивали также и право на решение малых дел и ссор, кроме креминальных, своими начальниками.
Все эти просьбы Владиславич расценил как «праведные» и «легкие» и представил на рассмотрение Коллегии иностранных дел (АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1725-1727 гг. Док. № 126. Л. 680-681).
Владиславич в письме М. В. Долгорукову от 27-28 сентября 1727 г. писал о просьбе бурят: «Которые со мною были на Буре 18 родов, дабы их от разъезду ясачников освободить... И я, увидя их верную службу, доброе намерение, и мню, что зело праведное их прошение... И прежде моего отсюды отлучения обещал им учинить решение и довольство и уже готовлю 12 знамен моим изждивением, которые раздам по родам от страны ея императорского величества за лутчую российскую славу и крепость границы» (АВП РИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1727 г. Док. № 11. Л. 155 об. - 156).
Сведения о десяти из этих знамен имеются в опубликованной «Выписке из ведомости о знаменах и знаках, сданных (когда, не указано. — Сост.) из Читинского окружного склада в окружной Иркутский склад. Бывшия у Хоринских инородцев». Здесь дается описание знамен по цвету, надписи, кому вручались в 1727, 1728 гг.; отмечается, что «полотна знамен изорваны» (Андриевич В. К. История Сибири. Ч. II. СПб., 1889. Прилож. № 6. С. 448; Прилож. № 2. Примеч. нас. 60). См. коммент. 2 к док. № 101.
«14 селенгинских родов со времени Владиславича содержали пограничные караулы и относили подводную гоньбу, — отмечается в ”Хрестоматии по истории Бурятии”. — Они несли все эти обязанности сообща, по наряду: особенных людей, специально предназначенных для пограничной службы, у них не было. На караулах служили посменно. Это им было неудобно (при перекочевках, стесняло вольную жизнь). Поэтому в 1762 г. бурятские старшины... подали просьбу о выделении из них для пограничной службы особых команд. Просьбу их о назначении выбранных ими 2400 сородичей ”пограничными охранниками” и о выключке их из ясака... Сенат, озабоченный усилением Забайкальской границы... обрадовался такому решению вопроса об охранении селенгинских границ» (Хрестоматия по истории Бурятии: Документы и материалы. С древнейших времен до 1917 года. Улан-Удэ, 1986. С. 58-59).
