Главы 15-18

Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm

НЕВЕЛЬСКОЙ Г. И.

ЗАПИСКИ 

ГЛАВА XV.

Донесение генерал-губернатору 15 апреля 1852 г. — Проявление цивилизации между гиляками. — Крещение их. — Распространение огородничества между ними. — Донесение Н. М. Чихачева. — Сведения, собранные им о реках Амгунь и Гиринь и о народах, обитающих по берегам их. — Южный при-амурский и при-уссурийский край, по рассказам манджуров.

Генерал-губернатору я представил в подлинниках журналы исследования, произведенного Бошняком, записку г. Чихачева и донесение Березина, и объяснил важность результатов этих исследований и опасность, какая предстоит нам при появлении иностранных судов с юга и от миссионеров в Манджурии и при-амурском крае. Высказав ему, какое вредное влияние на команды производят слухи о населении русских беглых и сообщив распоряжения главного правления Кашеварову, в заключение я писал ему так:

"Из этого Ваше Превосходительство изволите видеть всю неосновательность и фальшивость убеждений в С.-Петербурге о при-амурском и уссурийском крае и острове Сахалине, которые, по изложенным данным, должны составлять не китайскую принадлежность, как-то думают и настаивают в С.-Петербурге, а русскую. Полная несостоятельность с упомянутым обстоятельством данного мне повеления, повторяемого почти каждую почту, при ничтожных средствах, которыми располагает экспедиция, очевидна, а распоряжения главного правления могут поставить нас в самое критическое положение, которое повлечет за собою уничтожение экспедиции.

"Поставленный здесь в такое положение, при котором вся нравственная ответственность за недостаток самостоятельности пала-бы на меня и соображаясь единственно с упомянутыми [160] обстоятельствами, не смотря на то, что они несогласны с данною мне инструкциею и влекут за собою строжайшую ответственность, я решился действовать вне повелений. Мне предстояло и ныне предстоит одно из двух: или, действуя согласно инструкциям, потерять навсегда для России столь важные края, как при-амурский и при-уссурийский, или же действовать самостоятельно, приноравливаясь к местным обстоятельствам и несогласно с данными мне инструкциями. Я избрал последнее.

"После этого я надеюсь, что, в виду представляемых мною фактов, наконец обратят серьезное внимание на этот край и, согласно предъидущему представлению моему Вашему Превосходительству, от 20-го февраля, получу надлежащие средства для экспедиции. Все мои просвещенные и неутомимые сотрудники одушевлены важною государственною целью экспедиции и с необыкновенною отвагою, бодростию и твердостию духа переносят все лишения, трудности и опасности при исследованиях и действиях, направляемых мною к уяснению положения края и к отстранению всяких внешних на него покушений, не смотря на то, что ничтожные средства экспедиции далеко этому не соответствуют".

Сделав таким образом все возможные распоряжения ы представления об отстранении внешних покушений на этот край и о необходимости усилить экспедицию, мы принялись за изготовление к предстоящей навигации строившихся ботика и барказа и на необходимую постройку зданий в Петровском и Николаевске.

Между тем, один из гиляков с реки Амур, Накован, привез в Петровское свою молодую жену и просил, чтобы мы ее подержали у себя, потому что гиляки селения Лянгр хотят ее украсть у него. Так как гиляки этого селения всегда отличались буйством и дерзостию, то я, пользуясь случаем, чтобы окончательно укротить их и вместе с тем положить предел подобным поступкам среди инородцев, послал розыскать виновных. Они вскоре были найдены и примерно наказаны. Жену гиляка Накована — Сакони, Екатерина Ивановна взяла под свое покровительство: ее вымыли, вычесали и нарядили в сарафан и белую рубашку. После этого гилячка Сакони не мало была удивлена своею пригожестию и начала мыться и чесаться каждый день. Это послужило поводом к тому, что некоторые гилякские женщины начали являться в Петровское с просьбою, чтобы и их вымыли и одели. Надобно было видеть с каким усердием матросы и их жены [161] ставили этих гилячек у залива и отмывали дресвою наросшую грязь на их лицах. За то с каким удовольствием эти нимфы смотрели потом на себя в подаренные им зеркальца.

В то же время некоторые гиляки и другие инородцы, приезжавшие в Петровское и Николаевское, которым удавалось присутствовать на нашей молитве, обращались с просьбою, чтобы их сделали лоча (т. е. окрестили). Пользуясь предоставленным нашею православною церковью правом каждому христианину, это желание их удовлетворялось: их купали в чане или заливе, надевали крест и рубашку и дарили им платок. Состоявший в экспедиции доктор наш, г. Орлов, обыкновенно совершал этот обряд крещения. Я или кто либо из офицеров — были их крестными отцами. При этом не обошлось однако без спекуляции, свойственной дикому. Один из гиляков вторично явился, чтобы его окрестили, дабы получить другую рубашку и платок, расчитывая, как он сознался, что его не узнают. Его действительно мы окрестили, но без рубашки и платка и не водою. После этого он называл себя крепко крещеным. Как бы то ни было, это желание инородцев креститься имело благодетельное влияние на наши команды, ибо после этого они не смотрели уже на них, как на собак, которых можно бить; что при сношениях, не смотря на все принятые мною меры, могло бы иметь грустные последствия.

Один из более наблюдательных гиляков, по имени Паткен, живший в соседней с Петровским деревне, видя, что мы копаем землю, чтобы посадить картофель, и не умираем от этого, как инородцы до сего времени думали (По их понятиям, всякий копавший землю и сажавший в нее что нибудь должен был сейчас же умереть), обратился с просьбою, чтобы моя жена научила его жену сажать картофель и ходить за ним. Екатерина Ивановна скопала с женою Паткена маленькую грядку, посадила картофель и наблюдала, чтобы гилячка полола его и поливала. Надобно было видеть, с каким удовольствием семейство Паткена благодарило Екатерину Ивановну, когда и у них вырос картофель и когда все они остались здоровы и никто в деревне не умер от его употребления.

Залив Счастия в 1852 году, как и в предъидущие 1850 и 1851 годы, вскрылся от льда только к 14 июня, т. е. более чем [162] месяцем после вскрытия устья реки Амур (которое вскрылось в этот год 8-го мая) и как и в предъидущие годы, до 20-го июня наполнялся льдами с моря, так что только 22-го июня можно было спустить на воду ботик, командиром которого я назначил тогда мичмана Чихачева.

Так началось в неведомом доселе пустынном крае распространение святого крещения, цивилизации и судостроения.

20-го и 21-го июня прибыли в Петровское: мичман Чихачев, лейтенант Бошняк и прикащик Березин. Они с большим трудом могли, на лодках, пробраться к этому времени между льдами, наполнявшими северную часть лимана и южную Охотского моря. Мичман Чихачев донес, что, достигнув р. Амгунь и лежащего в 15 верстах от устья ее селения Каур, он поехал вверх по реке на W; чрез 35 верст достиг селения Уду, а проехав от него около 20 верст, на устье реки Самма, впадающей в Амгунь с левой стороны, прибыл в селение нейдальцев Самма. Отсюда до селения Гуля, на пространстве около 30 верст, река идет на WtS1/2W. От Гуля река Амгунь около 20-ти верст идет на SW и потом около 18-ти верст, до селения Хасан, направляется на WtS. От селения Хасан до селения Оха (около 30 верст) и затем на пространстве около 40 верст, до селения Хяла, она течет на SWtW. От селения Хяла до устья р. Нимелена, селения Чальбоко, река идет на WNW, с устья же Нимелена до селения Прей, на пространстве около 20 верст, на SW, и потом, на таком же расстоянии, до селения Дульбико, река идет на S. После того, до селения Хинсля, на пространстве около 40 верст, до устья реки Амга, впадающей в Амгунь с левой стороны, и селения Самар, расположенного при этом устье около 45 вер., река идет на SSW. Широта устья Нимелена оказалась 52° 30' N, а счислимая долгота около 136° 30' O; широта же селения Самар 51° 42' N и долгота 135° 12' О.

В этом месте река Амгунь подходит на самое близкое расстояние к р. Гиринь, а потому из селения Самар г. Чихачев и начал переваливать с реки Амгунь на реку Гиринь, проехав всего по реке Амгунь около 320 верст.

Из селения Самар г. Чихачев направился на SSO и, проехав по этому направлению около 30 верст, достиг селения самагировь Суми, лежащего на юго-западном берегу озера самагиров. из селения Суми до селения Сали, около 17 верст, он [163] ехал по западному берегу озера, на StO1/2О, а отсюда, следуя до тому же направлению, чрез 30 верст достиг реки Гиринь и селения самагиров Гири. Широта этого пункта оказалась 51° 2' N, долгота 135° 38' О. Между рекою Амгунь, озером самагиров и рекою Гиринь, он переваливал чрез невысокие отроги гор, отделяющих долину реки Амгунь от долины реки Гиринь.

Отсюда г. Чихачев начал спускаться вниз по реке Гиринь. Между селениями Гири и Ныка, на пространстве около 30 верст, река течет на WtS, от селения же Ныка до селения Бика, на пространстве около 26 верст и затем до селения Бирзе, на пространстве около 50 верст, река имеет направление OtS1/2O. От селения Бирзе до устья, при котором на р. Амур расположено селение Бичу, река имеет направление SOtO. Широта устья Гиринь оказалась 50° 44' N, долгота около 137° 50' O.

С устья реки Гиринь Чихачев перевалил на правый берег реки Амур, в селение Сусу. Ширина р. Амур в этом месте около 12-ти верст и тут она имеет много островов. От селения Сусу Чихачев начал спускаться по реке Амур, под правым ее берегом и, на пространстве около 100 верст, ехал по р. Амур на NNO. На этом пути он проезжал селения гольдов: Чуля— в 16 вер. от Сусу, Ади — в 20 верстах от Чуля, Писуа — в 25 верстах от Чуля, Добги — в 15 верстах от Писуа и, наконец, Кавунда — около 25 верст от Писуа.

С Кавунда начинаются поселения мангунов и нейдадьцев и река принимает направление на NOtO. Широта селения Кавунда оказалась 51° 32', долгота 139° 10'. Следуя на NOtN по правому берегу реки и проехав около 30 верст, Чихачев достиг селения Гирна и затем, чрез 35 верст, селения Оди, в котором 26-го марта встретился с топографом Поповым. Взяв в этом селения проводника, он поехал к западу, вдоль подошвы гор, окружающих с юга озеро Кизи, и перевалил чрез небольшую возвышенность. 28-го марта он достиг залива Нангмар. Расстояние от селения Оди до залива Нангмар, по направлению WtS1/2W, около 55 верст.

Таким образом г. Чихачев проехал на собаках:

а) От устья р. Амгунь до перевала с этой реки на реку Гиринь — около 315 верст.

б) Перевалил с реки Амгунь до реки Гиринь — " 75 " [164]

в) По реке Гиринь до ее устья — " 105 верст.

г) По реке Амур до с. Оди — " 165 "

и е) Из Оди до зал. Нангмар — " 55 "

А всего этим путем до — 715 верст.

Г. Чихачев был первый из русских, проехавший так далеко по рекам Амгунь и Гиринь и обследовавший эти неизвестные места. Он первый дал нам понятие об этих довольно значительных реках.

Путь его был сопряжен с большими затруднениями и лишениями, ибо народы, обитавшие в этих местах, были совершенно неизвестны, а собаки утомлялись и весьма часто приходилось Чихачеву делать переходы пешком, влача за собою нарту и буквально до колена идти по воде. Провизия вся вышла еще на р. Гиринь, так что более 8-ми дней, до с. Оди, где он взял сухарей и чаю от Попова, г. Чихачев питался юколой, ягодами и нерпичьим жиром.

С селении Каур (15 верст от устья), по реке Амгунь обитают нейдальцы. Этот народ говорит тем же языком, как и тунгусы; он вообще смирен, ласков и гостеприимен и в особенности предан русским, потому что постоянно имееть сношение с нашими тунгусами. В селениях Чальбано и Дульбико он нашел 7 человек окрестившихся на Бурукане нейдальцев, которые немного понимали по-русски. До селения Хало правый берег реки вообще возвышенный и частию гористый, в этом же селении более возвышенный берег левый. По берегу реки много прекрасного строевого леса — хвойного и лиственного: тут растет ель, кедр, сосна, лиственница, береза, тополь и осина. От селений Хало и Дульбико инородцы ездят на большое озеро, лежащее около 25 верст от реки Амгунь к S. Это озеро называется по названию инородцев, обитающих на его берегах, озером Чихчагиров.

Перевал из селения Самар, с реки Амгунь до озера Самагиров почти ровный, покрытый превосходным строевым лесом, преимущественно кедром; там есть кедровые деревья в 1 1/2и 2 обхвата. Озеро Самагиров довольно большое и глубокое, берега его большею частию возвышенны и покрыты строевым лесом. Жители селения Самагиров и далее вверх по реке Амгунь, а равно и инородцы, обитающие на этом озере и по реке Гиринь, [165] до селения Бирзе, называются самагирами. Вообще озера Чихчагиров и Самагиров заслуживают особого исследования.

Берега реки Гиринь большею частию возвышенны и покрыты прекрасным строевым лесом, в особенности кедром и елью; местами попадается тонкий дубовый лес.

В селении Гири Н. М. Чихачев встретил купцов-манджуров, прибывших сюда с реки Сунгари, как для торга с самагирами, так равно и для собрания долгов. В видах сближения с этими манджурами, под предлогом утомления собак, он остановился здесь на 3 дня и завел с ними знакомство. Манджуры во все время были с ним ласковы и обходительны.

Имея в сопровождавшем его тунгусе Афанасье хорошего толмача, он свободно вел разговор с манджурами и объяснил им, что послан в Искай (залив Счастия), где находятся русские, дли наблюдения над устьем реки Амур, для ознакомления с краем и, наконец, для торговли с ними.

Сначала Н. М. Чнхачев завел с манджурами разговор о торговле. Они изъявили желание вступить с нами в торговые сношения, но при этом просили, чтобы склады наших товаров были как можно ближе к устью реки Сунгари и никак не далее селения Кизи; объясняли ему те товары, которые им нужны и сказали, что спускаться им по реке Амур в эти места вообще запрещено. — Так как торговля наша с ними могла быть только меновая, то они поименовали Чихачеву все, что могут доставлять нам из городов Сензина и Гирина (на р. Сунгари) и города Нангуты, на р. Хурге, впадающей в реку Сунгари, у Сензина.

На вопросы манджурам, делаемые Н. М. Чихачевым о положении и состоянии края, они сообщили:

а) Что Манджурия и Даурия, составляющие крайние китайские провинции на северо-востоке, простираются только до Хинганского хребта, из которого берут начало значительные реки: Зея, Бурея, Уссури, Гиринь, Бича и Амгунь.

б) Что этот Хинганский хребет служит на юге водоразделом между реками Сунгари с Хургою и рекою Уссури. Что он, перебрасываясь выше устья реки Сунгари, чрез реку Амур, и затем, не доходя Сензина, чрез реку Сунгари, направляется к корейским горам к югу до Японского моря.

в) Что все инородцы, обитающие от этого хребта до моря, [166] ясака не платят, так как страна эта признается Китаем в неопределенном положении (т. е., как выражали манджуры, как бы не китайскою и не вашею), потому что, говорили они, давно были заключены русскими с Китаем какие-то условия.

г) Что все инородцы здешних мест находятся в самом диком состоянии и что ничего другого ожидать нельзя от народа без всякого управления, не признающего над собою ни никакой власти, — народа, для которого рыба и собаки составляют все насущные потребности.

и д) Что в последнее время на Сунгари и в этом крае является довольно иностранных людей (миссионеров), которые, как слышно, доставляют о крае сведения своим судам, весьма часто появляющимся у берегов этого края. Эти люди являются сюда в различных видах: какими-то толкователями (проповедниками), колдунами и шаманами и иногда называют себя русскими. Носят они постоянно туземную одежду и где только возможно, стараются внушить, как туземцам, так и некоторым из нас, маиджуров, злонамеренность к русским. Так, например, говорит Чихачев, по приезде моем на устье реки Гиринь, был распущен слух, что все русские товары отравлены и что первый манджур, который наденет кофту из нашего сукна, купленного на реке Амур, иссохнет и что будто бы при проезде русских чрез деревню непременно умрет кто-либо из туземцев этой деревни. Наконец, манджуры рассказывали Н. М. Чихачеву, что один из подобных людей поселился было в горах, на реке Сунгари. На вопрос манджуров, кто он и зачем живет тут, — иностранец отвечал, что он будто бы какое-то высшее существо, которому все должны поклоняться. Этот ответ стоил, однако, ему жизни.

При всех подобных рассказах манджуры изъявляли удивление, почему русские не обращают на этот край должного внимания и с ужасом говорили ему о действиях иностранных судов, плавающих к берегам Китая и у берегов этого края и достигающих ныне даже залива Нангмар. Манджуры при этом вообще со страхом объявляли Чихачеву, что иностранцы легко могут занять этот край и спрашивали: "неужели обо всем этом не знает ваш начальник на Искай, который, как мы слышали, недавно туда прибыл."

Все инородцы рек Амгунь и Гиринь, а равно и озера [167] Самагиров объяснили Н. М. Чихачеву, что реки Амгунь, Гиринь, Бурея, Тугур и Уди выходят из одного Хинганского хребта и что из селения Самагир по реке Амгунь и по притоку ее, речки Ама, до подошвы этого хребта, можно доехать на собаках в 2 дня, а с реки Гиринь, от селения Гири, — в 4 или 5 дней и, наконец, что они слышали, что около реки Амур есть дурные русские, которые подстрекают инородцев, чтобы нас убить.

Донесение свое Н. М. Чихачев кончает следующими строками:

"Окончив таким образом первую часть данных мне приказаний и получив из селения Оди, от топографа Попова, важное сведение о подходящем к заливу Нангмар иностранном судне, я сейчас же возвратил Попова в Кизи с приказанием Березину немедленно следовать с этим известием в Петровское и оттуда, с вашими распоряжениями, поспешить прибыть ко мне обратно, в залив Нангмар; сам же, взяв из с. Оди проводника, отправился в залив Нангмар. Прибыв туда, я нашел его покрытым сплошным льдом. Море к югу от залива было чисто и на горизонте было видно под парусами двух-мачтовое судно, лавировавшее к северу. Я начал тщательно наблюдать за этим судном, а прибывшему из Кизи в залив Нангмар топографу Попову приказал производить береговую съемку залива.

"По очертанию берега и по определенной мною широте, я увидел, что это тот самый залив, который Лаперуз назвал заливом де-Кастри. При осмотре берегов его, мы нашли на скале высеченную фамилию Лаперуза, а у одного из туземцев этого залива, мангуна селения Нангмар, расположенного при речке того же имени, впадающей в западную мелководную бухту залива, нашли зеркальце, на рамке которого было вырезано: 1787 г., Лаперуз.

"Между тем, судно приближалось ко входу в залив и все более и более стало походить на военную шкуну-бриг. Казалось, что оно выжидало очищения залива от льда, чтобы войти в оный; но не дождалось этого и направилось к югу, вдоль берега. Судя по его движениям, можно было предполагать, что оно производило опись берега.

"Туземцы залива де-Кастри и инородцы, обитавшие по берегу этого залива и к югу, наконец, туземцы, прибывшие с озера Кизи и реки Амур, для ловли тюленей, рассказывали мне, что [168] шлюпки с подобных судов бывают на берегу и знаками, а иногда и чрез переводчиков, объясняют им, чтобы они селиться русским здесь не дозволяли, ибо, говорят они, только что русские у вас поселятся и укрепятся, то всех вас истребят."

Окончив опись залива и приказав Попову тщательно наблюдать за иностранными судами, г. Чихачев пошел с тунгусом по прямому пути на озеро Кизи, навстречу Березину, с целию получить скорее сведения из Петровского и провизию, которая у них вся вышла, а вместе с тем обследовать перевал из залива на озеро и вообще дуть до с. Кизи. В это время в лесу, а равно и по берегу озера, было еще много снега, а потому они едва могли пробираться на нарте, на собаках. Перевал из залива на озеро оказался около 18 верст; он шел чрез небольшую возвышенность.

Не доезжая 30 верст до селения Кизи, Н. М. Чихачев встретил в полном смысле распутицу и почти непроходимую грязь. Половина собак из его нарты околела, а потому он вынужден был оставить нарту с тунгусом, а сам с котомкою на плечах, по грязи почти до колена, пробираться в Кизи. Не доходя этого селения около 25 верст, он встретил на нарте Березина, шедшего к нему из де-Кастри с провизиею и приказаниями. Н. М. Чихачев возвратил Березина в Кизи, а сам с тунгусом поехал, или, лучше сказать, пошел пешком обратно в Кастри. Собаки Березина едва могли тащить нарту с несколькими сухарями и чаем. 3-го мая, с большими трудами, Чихачевь достиг залива, который 28 апреля уже вскрылся от льда и к 1 мая был совершенно чист от него. [169]

ГЛАВА XVI.

Южное прибрежие Татарского залива по сведениям, полученным от туземцев. — Путешествие Чихачева из залива де-Кастри в Петровское. — Донесение Бошняка о протоке Уй. — Реки: Биджи и Пильду. — Обследование протока и озера Кизи. — Левый берег р. Амур между с. Ухтрэ и устьем р. Амтунь. — Донесение Березина о пути до Амуру. — Съемка топографа Попова. — Результат исследований гт. Бошняка, Чихачева, Березина, Попова и Воронина. — Прибытие корвета "Оливуца". — Донесение начальника Николаевского поста. — Уведомление Завойко. — Ответ генерал-губернатора.

Вскоре после прибытия Чихачева, пришла в залив шлюпка с несколькими туземцами, с южного прибрежья. Они сообщили, что в 8 дней пути, при тихой погоде, на лодке можно достигнуть огромного закрытого залива, в роде озера Хаджи, а далее к югу есть много заливов, которые почти всегда бывают открыты. Недостаток в продовольствии не позволил Н. М. Чихачеву проследовать в залив Хаджи, однако он добился от туземцев подробных сведений о нем, по которым можно заключить, что залив Хаджи представляет обширную и превосходную гавань.

Туземцы брались провожать его в этот залив, когда он захочет и говорили, что оттуда по рекам Тыми и Хунгари они ездят на реку Амур, в селения Кизи и Хунгар.

Окончив осмотр залива де-Кастри, Н. М. Чихачев передал одному из смышленых туземцев объявление на французском языке о принадлежности этих мест России и приказал ему показывать эту бумагу могущим прибыть сюда иностранным судам. Затем, на приобретенной лодке, отправился вдоль берега к лиману р. Амур.

Следуя с тунгусом и топографом вдоль Татарского берега, он вскоре достиг небольшего низменного разлога [170] между горами. По прорубленной в этом месте туземцами, устланной жердями просеке, имеющей ширину до одной сажени и длину до 2 1/2 верст, туземцы перетаскивають свои лодки с реки Тоби, впадающей в озеро Кизи. Миновав эту просеку, он на реке Тоби встретил на лодке двух нейдальцев из Кизи, которые сообщили ему, что по этому озеру и по Тоби, до перевала, могут ходить большие лодки. Широта этого перевала оказалась 51°39' N.

Отсюда Н. М. Чихачев отправился далее, вдоль скалистого берега к N. Вскоре северным ветром начало нагонять льды, которыми прижимало их лодку к берегу, так что после 5 дневного между льдами плавания, лодку окончательно загнало льдами в бухточку, находящуюся около мыса Сущева; едва, едва они не погибли. Вытащив здесь лодку на берег, они ожидали благоприятных обстоятельств, но засвежевший NO ветер нанес еще более льду в бухту. Запас сухарей весь истощился, не смотря на то, что они употребляли их в малых порциях. Н. М. Чихачев решился бросить здесь лодку и, взяв с собою оставшиеся несколько фунтов сухарей, инструменты и карты, отправился до первого ближайшего селения пешком, чрез леса и горы. Перейдя два огромных хребта, они вышли в бухту, совершенно изнуренные и разбитые и, к общей радости, увидели, что лед сильным штормом разбило, так что можно было снова продолжать плавание. С большою опасностью, по льду, под скалами, около моря, они достигли своей шлюпки и, спустив ее на воду, пошли на ней к северу вдоль берега. 16-го мая им посчастливилось войти в амурский лиман. Говорю посчастливилось, потому что провизии у них окончательно ничего не было. В лимане они пристали к первой деревне Чеме, ничего не евши сутки, где, пробыв двое суток, отдыхали и утоляли голод юколой и нерпою. Затем, питаясь две недели подобною же пищею, они достигли мыса Тебах, откуда увидели всю северную часть лимана, затертую льдами. Между этими льдами они начали пробираться в Петровское.

Лейтенант Бошняк о своей командировке донес, что 24-го апреля, прибыв в селение Ухтрэ и остановившись у мангуна Чильгуна, он так остался весновать. Туземцы оказывали ему внимание и расположение и на распросы его о Хингангском хребте и о положении края, они сообщили то же самое, что говорили Чихачеву и Березину и просили, чтобы мы у них поселились. [171]

Широта селения Ухтре, по наблюдениям подуденной высоты солнца, оказалась 52° 29' N. Река Амур у этого селения начала вскрываться от льда 7-го мая. Лед шел по реке трое суток, напирал большими массами на мыс, на котором расположено это селение, и часто заходил в устье протоки Уй, соединяющей озеро Ухдыль с рекою Амур. Вода возвышалась при этом до 10 футов, так что покрывала всю низменную часть мыса и берега протоки у ее устья. По этой причине здесь и не представлялось удобства для основания элинга и селения.

Когда вода спала, 18-го мая, Н. К. Бошняк приступил к описанию и промеру протоки Уй и озера Ухдыль. Первая течет по направлению от SW на NO и имеет длину 27 верст; ширина ее от 20 до 40 сажень, а глубина от селения Ухтре, у устья протоки, до селения Пяхта, лежащего на правом берегу ее, от 22 до 36 футов. От селения Пяхту до истока ее из озера Ухдыль глубина от 22 до 10 футов. Из протоки Уй в реку Амур ведут три естественных канала. Первый, самый глубокий, немного ниже селения Ухтрэ, имеет ширину от 8 до 10 сажень, а самую малую глубину — 10 футов. Второй канал против селения Пуль, лежащего на правом берегу реки Амур, имеет глубину до 12 футов, а третий, у селения Коим, имеет глубину до 10 футов. Глубина фарватера реки Амур, около этих мест, 15 сажень. Правый берет протоки Уй более приглубый и возвышенный, нежели левый, южный и оба берега луговые; только около селения Пяхту на левом, северном берегу растет лес. В расстоянии около 10 верст от этого берега идут горы, покрытые прекрасным строевым лесом.

Берет около селения Пяхту, на пространстве около 10 верст, возвышенный и при прибылой воде никогда не затопляется, остальная же часть, а также весь южный — затопляется водою. Местность около селения Пяхту весьма удобна как для поселения, так равно и для основания элинга.

Озеро Ухдыль имеет общее направление от WSW на ONO и тянется на расстояние около 50 верст. Северный берег озера приглубый, возвышенный и частию скалистый, южный же низменный, отмелый, тундристый и болотистый. На северном возвышенном берегу много строевого леса, как то: ели, кедра и частию сосны, а на юго-западной его стороне находится большой залив, в который впадают две значительные реки, берущие начало из [172] хребтов Биджи и Пильду. Ширина этого залива по параллели 8 верст, а длина по меридиану около 18 верст; глубина его от 5 до 15 футов. На баре река Пильду имеет глубину 3 фута, а река Биджи до 4-х. В этом заливе лежат два острова: один низменный против устья Пильду (в 2-х верстах), около пяти верст в окружности, а другой скалистый, поросший лесом и возвышенный, против устья Биджи; последний имеет в окружности около 4-х верст и находится в 1 1/2 верстах от устья этой реки.

Река Биджи, но словам туземцев, гораздо более реки Пильду. Обе они при устьях имеют возвышенные гористые берега и впадают в озеро с западной стороны. Расстояние между их устьями около 5 верст. При устье Пильду, впадающей в озеро южнее Биджи, находится селение Курчи. Широта его, а вместе с тем и самая южная часть озера, 52° 6' N, а счислимая долгота около 138° 55' О. По словам туземцев, на возвышенных и вообще гористых берегах обеих этих. рек находится большое количество прекрасного строевого и корабельного леса. Некоторые деревья, по словам туземцев, от 1 1/2 до 2-х обхватов толщиною. Река Пильду течет от WSW, а река Биджи от W.

От селения Курчи, на StW, в 35 верстах, на северном берегу озера, при речке Ухдыль, находится селение того же имени. Оно составляет самый северный пункт озера; широта его 52° 26', а счислимая долгота около 139° 5'. На NOtO от него, в расстоянии около 30-ти верст, на южном берегу озера, лежит селение Ныни, от которого до селения Тази, лежащего у истока протоки, или канала Уй, около 35-ти верст, по направлению NOtN.

На южном берегу озера, в расстоянии от селения Тази около 4-х верст, находится небольшой мелководный залив (до 2-х футов глубины), шириною до 5 верст и длиною до 7 верст. В этот залив, с южной стороны, впадают две незначительные речки, Сальги и Гильба, берущие начало из гор. Глубина озера, под северным гористым его берегом, от 30 до 20 футов, но она постоянно уменьшается к южному низменному берегу его, так что около этого берега всего от 4-х до одного фута. При истоке из озера протоки Уй, оно имеет от 8 до 7 футов глубины, а южная часть его усеяна банками и отмелями; в северной части, напротив, нет ни одной банки и мели.

Окончив таким образом описание и промер озера Ухдыль [173] и протоки Уй, 30-го мая Н. К. Бошняк отправился в селение Ени, для содействия Березину, который там заболел. Прибыв туда 5-го июня, он до 12-го числа сделал промер протоки Кизи и части озера, при впадении этой протоки. Глубина там оказалась от 18 до 26 футов. Из протоки в озеро идет извилистый канал, глубина которого от 8 до 12 футов, глубина же озера от 30 до 15 футов.

Из Кизи г. Бошняк спустился по р. Амур к Ухтрэ, а отсюда, следуя на NtW, по главному фарватеру реки Амур и придерживаясь левого берега ее, к устью реки Амгунь. Он, таким образом, миновал селение Тлям и чрез 55 верст достиг селения Отысу, лежащего при устье мелководной протоки и при таком же озере (около 10 верст в окружности). От этого селения до устья реки Амгунь около 15 верст. Весь этот берег луговой, низменный и в большую воду затопляющийся. На нем Н. К. Бошняк не заметил ни одного места, удобного к заселению. К западу от него, около 20 верст, видны были горы. Глубина фарватера реки Амур, на пространстве от Кизи до устья Амгуни, от 8 до 12 сажень, а местами 15 саж. Река усеяна низменными, луговыми островами и имеет ширину от 8 до 20 верст. С устья реки Амгунь, Н. К. Бошняк отправился прямо в Николаевск, куда и прибыл 18-го июня.

В заключение своего донесения от 14-го июня 1852 г. Николай Константинович пишет, что, судя по всему слышанному им от туазмцев и манджуров из Сенаина, оказывается: а) чтобы иметь влияние на этот край, необходимо нам поселиться на Амуре, как можно ближе к устью реки Уссури. б) Надобно принять энергические меры для уничтожения распространяемых о нас вредных слухов как беглыми русскими, так и появляющимися здесь миссионерами и некоторыми манджурами. в) Нет никакого сомнения в том, что на берегу Татарского залива, к югу от з. де-Кастри, находится несколько закрытых бухт и что туземцы с рек Амура и Уссури посещают эти бухты, достигая их внутренным путем. г) Точно также нет никакого сомнения и в том, что иностранные суда все чаще и чаще посещают ныне Татарский залив и наконец, д) что реки Биджи и Пильду заслуживают особенного внимания, ибо берега оных изобилують огромным количеством леса, который удобно сплавлять в реку Амур.

Прикащик Березин от 26-го июня донес мне, что до [174] селения Тыр он доехал скоро и благополучно, отсюда же едва, с помощию туземцев, мог дотащиться по льду, или лучше сказать по воде, до селения Аур. От этого селения до Кизи он ехал берегом, по грязи и на пути в де-Кастри встретил Н. М. Чихачева, шедшего пешком с котомкою на плечах и совершенно изнуренного. Отсюда он довез Чихачева до оставленной им нарты, отдал ему свою и снабдил его провизиею, а сам на нарте Чихачева возвратился в Кизи, где занялся расторжкою с гиляками и мангунами и наблюдением на вскрытием Амура, протоки и озера Кизи.

Главный фарватер реки Амура, идущий под левым берегом, начал вскрываться 2-го мая, протока Кизи очистилась 4-го мая, а озеро Кизи 12-го. Вскрытие кто совершилось при подъеме воды на 8 футов, весьма тихо, в особенности в протоке Кизи. В озере лед исчез на месте. Весна, или лучше сказать лето, настало здесь как бы мгновенно. 6-го мая все было покрыто зеленью.

Местности у селений Кизи и Котово представляются во всех отношениях удобными для заселения. Против селения Кизи река Амур наполнена целым архипелагом островов, из которых один, лежащий около 1 1/2 версты от Кизи, горист, возвышен и покрыт дубовыми и березовыми рощами, прочие же луговые и большею частию низменные. Против Кизи река Амур так широка, что горы противоположного левого берега едва видны. Березин, не смотря на закаленную натуру, захворал в Кизи от изнурительного путешествия по воде и грязи. У него сделалась лихорадка и заболела нога, так что он несколько дней не мог двигаться и производить промера. Последний сделан был Николаем Константиновичем Бошняком. В селении Кизи Березин стоял в юрте мангуна Ганкина; этот мангун, а равно и все жители как этого селения, так и соседственного с ним — Кетово, лежащего в 2-х верстах от Кизи, во время болезни Березина показали свою доброту и радушие. Они ухаживали за ним, прикладывали к его больной ноге какие-то травы, заваривали воду и давали Березину пить ее. Кроме того, они подчивали его просом, выучились заваривать чай и варить для него уху из свежей рыбы: окуней, карасей и осетров, которых там было в изобилие. Жители этих селений просили Березина, чтобы русские поселились у них. Чрез них он имел сообщение с [175] Н. М. Чихачевым в з. де-Кастри и посылал с ними к Чихачеву сухари и просо; они же дали знать о болезни Березина Бошняку, в селение Ухтре. Всего замечательнее в этих людях то, что они не хотели принимать от Березина никакого вознаграждения, объясняя, что когда человек болен, то всякий обязан ему помогать и кто возьмет за это плату, тот, по их понятиям, должен сейчас же умереть. Поправившись от болезни, Березин, на приобретенной им лодке, поплыл обратно в Петровское. На пути все инородцы принимали его радушно.

Топограф Попов донес мне, что, следуя вверх по реке Амур с Березиным, для соединения с Н. М. Чихачевым, он от селения Тыр (Против устья реки Амгунь) производил глазомерную съемку правого берега реки Амур до селения Кизи, положение которого таково: от мыса и селения Тыр до селения Тыми, на пространстве 20 верст, правый берег идет по параллели, от селения же Тыми до возвышенного скалистаго мыса Аур, на пространстве около 90 верст, этот берег идет по меридиану. От этого селения до мыса Аур, по берегу реки, расположены следующие селения: Чальмок, в 10 верстах от Тыми, Пат в 20 верстах от Чальмока, Хоре в 15 верстах от Пата, Тенча в 10 верстах от Хоре, Пуль в 8 верстах от Тенча, Коим в 5 верстах от Пудя, Манаи в 5 верстах от Коима, Дире в 6 верстах от Манзи и Аур в 10-ти. Местность между селениями Пать и Хоре и между Манаи и Дире удобна для земледельческого населения. Из селения Тенча, чрез небольшой хребет, гиляки ходят в лиман, в селение Чеме, лежащее в 20 верстах от мыса Лазарева. Этим путем от Тенча до Чеме около 70 верст. От селения и мыса Аур правый берег до Кизи, около 40 верст, низменный и направляется от SSO к NNW. Здесь два селения: Каби по средине пути и Уди — в 5 верстах от Кизи.

Результаты всех упомянутых исследований весьма важны; они обнаружили: 1) что на обладание островом Сахалинон сохраняется право за Россиею. 2) Что залив де-Кастри представляет ближайший к лиману рейд в Татарском заливе. 3) Что определение вершин рек Амгуни и Гиринь может указать окончательно, что, по смыслу 1-го пункта нерчинского трактата 1689 г., при-амурский и при-уссурийский край, до моря, должен составлять [176] принадлежность России и, наконец, 4) что на прибрежье Татарского залива находятся закрытые бухты, более или менее связанные с реками Амур и Уссури. Из вышесказанного очевидно, что для дальнейшего наследования края, в видах окончательного разрешения весьма важного морского вопроса, а равно и для уничтожения вредных для нас слухов, необходимо было бы основать следующие посты: на вершинах рек Гиринь, Амгунь и Амур, в селениях Кизи и Хунгари, на устье Уссури, в протоке Вияхту, на Сахалине, и на матером берегу, в заливе де-Кастри: кроме того, по крайней мере, в двух бухтах к югу от этого залива, ибо, оставаясь исключительно в Николаевске, в виду чаще и чаще появлявшихся иностранных судов в Татарском заливе, наблюдение за ними невозможно, а без этого описываемый край может быть навсегда потерян для России. В этих видах я и решился действовать к достижению сейчас упомянутых целей и потому отправил мичмана Чихачева на ботике и барказе в Николаевск с продовольствием и запасами, как для обеспечения этого поста, так равно и для снабжения предположенной отправить из Николаевска, вверх по Амуру, экспедиции.

Между тем, 18-го июля, пришел на петровский рейд корвет "Оливуца"; это было первое наше военное судно, посетившее Петровск. На нем находились мичмана Петров и Разградский, назначенные на службу в Петропавловск. Командир корвета, лейтенант Лихачев (Лейтенант Лихачев заменил достойного командира корвета И. Н. Сущева, утонувшего в Петропавловске)

, представляя мне бумаги от Завойко, Кашеварова, от главного правления р.-а. компании и от генерал-губернатора Н. Н. Муравьева, донес, что ему строго приказано быть в Петропавловске никак не позже 1-го августа и что он для экспедиции ничего не привез.

В то же самое время начальник Николаевского поста Н. К. Бошняк донес мне: 1) что в ночь с 15 на 16 июля 6 матросов на вельботе неизвестно куда скрылись из поста; 2) что в команде все более и более стали поговаривать о том, что будто бы манджуры скоро всех нас вырежут и 3) что принимаемые им меры в отысканию скрывшихся людей остаются тщетными. Некоторые из туземцев говорят, что они проплыли в лиман, а другие, напротив, утверждают, что беглецы ушли вверх по [177] реке. Шлюпки у Чихачева никакой не было, да и посылать из команды было некого, ибо там оставалось всего 15 человек, из которых четверо больных. Команда показала на допросе, что скрывшиеся люди неоднократно бегали и из Охотска.

Камчатский губернатор Завойко писал мне от 2-го июня: "По не имению судов в Петропавловске, корвет должен быть возвращен немедленно, а казенное довольствие в экспедицию будет доставлено осенью на боте "Кадьяк", который прежде этого должен развести это довольствие в Гижигу и Тигиль. Казенных судов в Петровское более не будет".

Главное правление р.а. компании, в ответ на депешу мою, посланную 2 ноября 1851 г., пишет мне от 1 марта 1852 г.: "Распространение круга действия экспедиции за пределы Высочайшего повеления не сходствует намерениям главного правления, тем более, что, включая убытки, понесенные уже компаниею по случаю затонувшего барка "Шелехов", простирающиеся до 36,000 рублей, вместе с отправленными в 1851 г. товарами, достигли уже до 59,000 рублей, т. е. суммы, определенной на экспедицию до 1854 г. Поэтому представление ваше об увеличении средств экспедиции товарами и жизненными запасами правление не признает ныне своевременным, впредь до получения от торговли прибылей, могущих покрыть издержки компании. Но, однако, останавливаясь ныне исполнением ваших требований, главное правление представляет оное на благоусмотрение генерал-губернатора".

Генерал-губернатор Н. Н. Муравьев, от 4 марта 1851 г., в ответь на рапорт мой от 3 ноября 1851 года пишет:

"Относительно увеличения средств экспедиции от р.-а компании, согласно вашим требованиям от 2 ноября 1851 г., паровым баркасом, катером и различного рода запасами и товарами, я вместе с сим же предлагаю главному правлению компании, не стесняясь определенною на экспедицию суммою, исполнить оное. Что же касается до присылки собственно для экспедиции парового судна из Кронштадта, то я отнесся уже с просьбою к начальнику главного морского штаба и с этою же почтою предлагаю к точному исполнению начальнику аянского порта Кашеварову исполнять ваши требования и отправлять в Петровское зимовье товары, запасы и проч. и на компанейских судах, следующих из Аяна в Ситху". [178]

На рапорт мой от 20 февраля 1852 года генерал-губернатор от 19 апреля 1852 г. пишет:

"О присылке в экспедицию людей из Охотска, 50 человек хорошего поведения, я сделал распоряжение камчатскому губернатору; прислать же при них 2 офицеров не имею возможности, ибо в них ощущается недостаток в Камчатке. Что же касается до испрашиваемого вами от меня разрешения о командировании офицера для поверки слухов о поселившихся около устья Сунгари беглых русских и об исследовании реки Уссури и перехода с этой реки к заливу на татарском берегу, исследования этого берега и, наконец, занятия с. Кизи, то так как все эти места лежат за пределами земли гиляков, то я, в виду Высочайшего повеления, не имею права дать вам от себя подобного разрешения; но, находя доводы, изложенные вами в рапорте от 20 февраля, вполне уважительными, я вхожу ныне же с представлением об этом начальнику главного морского штаба князю Меньшикову, для доклада Его Величеству. О последующем немедленно будете уведомлены."

Начальник аянского порта Кашеваров, на предписание мое от 14 апреля, донес мне 14 июля 1852 г. следующее: "Предписание Ваше от 14 апреля я препроводил генерал-губернатору и в главное правление компании. Впредь до распоряжения правления, я, как начальник аянской фактории, не имею права сделать каких-либо распоряжений по этому предписанию и не могу выходить из той нормы по снабжению экспедиции запасами и товарами, какая определена правлением. Ныне же, по неприбытии еще из колоний в Аян судна, ничего не могу Вам отпустить с корветом "Оливуца" и долгом своим считаю предупредить, что в нынешнем году едва-ли буду иметь возможность снабдить экспедицию и тем даже количеством запасов и товаров, которое прежде было определено правительством. Запасы и товары эти, вследствие строгаго мне предписания главного правления, никак не могут быть отправлены на компанейском судне, а должны быть доставлены Вам на казенном. Что же касается до офицеров, то они следуют в Камчатку на корвете "Оливуца", и вы, следовательно, сами распорядитесь". [179]

ГЛАВА XVII.

Донесение Кашеварова 14 июля 1852 г. — Наше грустное положение. — Меры, принятые мною против голодной смерти. — Донесение генерал-губернатору 20 мая 1852 г. — Инструкция Воронину и Бошняку. — Их экспедиция и цель ее. — Донесения Березина, Воронина и Бошняка.

Получив упомянутые в предъидущей главе предписания, уведомления и донесения, я убедился, что если не начать тотчас же энергично действовать, то мы все умрем голодною смертию, ибо казенного продовольствия в экспедиции было только до 1 октября, сахара и чая оставалось только до 1 августа, а белой муки и тому подобного совсем не было. Надежда на получение муки и крупы на боте "Кадьяк", который должен был сначала снабдить Гижигу, была весьма сомнительна, ибо вход в реку Гижигу возможен только с попутным ветром, при сизигийных водах (Очень часто, если не всегда, суда принуждены были оставаться там на зимовку за невозможностью выйти). Поэтому я предписал командиру корвета "Оливуца", оставив в экспедиции мичманов Разградского и Петрова и 10 человек из команды, немедленно следовать в Аян и требовать от г. Кашеварова исполнения следующего предписания: "На корвете "Олвуца" немедленно отправить в Петровское муки, крупы, соли и различных запасов и товаров, какие только найдутся в Аяне, имея в виду, что в случае нужды, аянский порт может быть снабжен из Якутска. 2) По приходе в Аян компанейского судна все остальное по моему требованию отправить на оном в Петровское. 3) Прилагаемое при этом донесение мое генерал-губернатору немедленно отправить с нарочным".

В донесении этом (от 20 июля 1852 г) я во-первых [180] изложил важность результатов моих исследований и, вследствие оных, предполагаемые измененные распоряжения мои для дальнейших действий; во-вторых, критическое положение, в которое ставится экспедиция распоряжением главного правления компании, — распоряжением, совершенно противным ее торжественному уверению ("что она готова помогать экспедиции в достижении важной государственной цели"), и наконец, в-третьих, что для разъяснения всех обстоятельств, какие встречаются на месте, я вышлю к нему одного из главных моих и неутомимых сотрудников, Н. М. Чихачева. В заключение я писал генерал-губернатору следующее:

"После всего этого остаюсь уверенным, что при ходатайстве Вашего Превосходительства пред Государем Императором, экспедиция моя поставится в самостоятельное и надлежащее положение и ей дадутся средства, о которых я уже имел честь представлять Вашему Превосходительству. Тогда только, согласно упомянутому плану моему, я буду в состоянии прочно водвориться в этом крае и фактически заявить Китаю и иностранцам о принадлежности его России".

Между тем, для подкрепления Николаевского поста и перемены некоторых людей из команды оного, а равно и для объявления туземцам о розысках наших матросов, был отправлен горою, с 15-ю человеками, Н. М. Чихачев и мичман Разградский. Г. Чихачеву приказано было, по соглашению с г. Бошняком, удалить из Николаевска тех людей, которые оказываются сомнительными, и прибыть с ними в Петровское. Объявить гилякам окрестных деревень, чтобы они брали и представляли в Николаевск тех из людей, которые будут распускать неблагоприятные для нас слухи. Г-ну же Разградскому остаться в Николаевске для содействия Н. К. Бошняку.

28-го июля корвет "Оливуца" возвратился из Аяна в Петровское с незначительным количеством запасов и товаров, причем г-н Кашеваров уведомил меня, что, по неприбытии еще в Аян компанейского судна, он более послать не мог.

Корвет с мичманом Чихачевым отправился сейчас-же в Аян. Г. Чихачеву поручено было, объяснив Кашеварову о необходимости снабдить экспедицию на компанейском судне, следовать в Иркутск к генерал-губернатору, чтобы представить ему подробный отчет о всех обстоятельствах, встречаемых на месте и о необходимости решительных действий. [181]

После этого, согласно упомянутому плану, для приготовления к занятию селения Кизи и залива де-Кастри и к удалению из края миссионеров, а равно и для обследования протоки Бияхту и залива Дуэ и наблюдения за иностранными судами, я командировал к острову Сахалину, на военной шлюпке, подпоручика Воронина, которому приказано было, следуя лиманом вдоль сахалинского берега, достигнуть селения Дуэ, подробно описать залив и реку Дуэ и протоку Бияхту, а равно озеро, из которого она выходит, с целию определения, в какой степени эти места представляют удобства к заселению, и к подходу судов для нагрузки каменным углем. Туземцам объявлять, что так как остров Сахалин составляет русское владение, то все обитатели оного принимаются под наше покровительство. В случае появления около этих мест иностранных судов, тщательно следить за их действиями, а при встрече с ними, с поднятием на шлюпке военного флага, объявлять от имени правительства, что как остров Сахалин, так равно и весь матерой берег Татарского залива до корейской границы составляют русские владения, а потому всякие произвольные распоряжения в этих местах допускаемы быть не могут. Наконец ему приказано было разведывать не проплыли-ли по лиману и куда именно наши беглые из Николаевска.

Лейтенанту Бошняку, которого в Николаевске, на время его отсутствия, заменил мичман Разградский, приказано было, следуя вверх по реке Амур, под левым берегом ее и достигнув селения Ухтрэ, осмотреть, при стоявшей тогда высокой воде в реке Амур, местность около селения Пяхта, в протоке Уй. Он должен был удостовериться, во 1-х, не затопляется-ли она водою, а во 2-х, каково вообще состояние этой местности и удобна-ли она для предполагавшегося занятия оной земледельческим поселением. Из протоки Уй Бошняку приказано было подняться по протоке, идущей к S и соединяющейся с р. Амур, по словам туземцев, против мыса Аур, отстоящего в 40 верстах от Кизи. Затем проследовать в Кизи и оттуда, по озеру того же имени и реке Тоби, достигнуть до перевала с этой реки к морю. На этом пути сделать промер озера и реки Тоби и, если возможно, с помощию туземцев перетащить лодку к морю и следовать к заливу де-Кастри. Буде это сделать представится затруднительным, то, оставив лодку на озере, достигнуть залива [182]де-Кастри горою, пешком. По прибытии туда, осмотреть хорошенько местность, в видах основания там поста и объявить жителям, что, во-первых, мы зимою у них поселимся, во-вторых, так как весь берег наш, то их, а равно и всех туземцев, обитающих по этому берегу к югу и по рекам Самальге, Сайфуну и далее, мы принимаем под свою защиту и покровительство. Одному из более толковых домохозяев из туземцев оставить объявление на французском и английском языках о принадлежности при-амурского и при-уссурийского края России, и приказать предъявлять оное каждому иностранному судну, могущему явиться в этом заливе. Этому туземцу объявить, при собрании остальных жителей, что он назначается от нас старшим и что все должны его слушаться.

По исполнении этого, Бошняку было предписано направиться к Кизи, осмотреть около этого селения местность, в видах основания там нашего поста, объявить об этом жителям и избрать из них, подобно как и в де-Кастри, старшего, к которому мы могли бы обращаться с приказаниями; последния, под страхом наказания, должны исполняться туземцами. При этом Бошняк должен был объяснять туземцам, что всякая с их стороны услуга нам будет вознаграждаема и что мы не только не будем делать каких-либо им насилий, но строго накажем всех тех, которые осмелятся что-либо предпринять против них. Таковые же объявления и распоряжения предписано было Бошняку делать на его обратном пути в значительных селениях и вместе с тем разведывать о наших беглых, объясняя туземцам, что эти люди дурные и чтобы они старались как их, так и всех, которые распускают о нас худые слухи, ловить и представлять в Николаевск, за что будут получать щедрое вознаграждение.

В то же время, на гилякской лодке, вверх по реке Амур был отправлен в селение Кизи прикащик Березин, с целью разведки наших беглых и для содействия г. Бошняку. Березину приказано было следовать под правым берегом реки Амур, замечать места удобные для заселения земледельцами, производить расторжку с инородцами и встречными манджурами, а по прибытии в Кизи находиться в распоряжении Бошняка.

12-го августа был послан на ботике в лиман подпоручик Орлов. Ему предписано было испытать нельзя-ли на этом судне произвести промер главных фарватеров лимана. [183]

Мичман Петров был занят тогда перевозкою на барказе из Петровского в Николаевское продовольствия и товаров.

Таким образом, все члены моей экспедиции имели особые поручения. Последния были вызваны тем обстоятельством, что я не подучил подкрепления ни командами, ни судами, и поэтому не имел решительно никакой возможности распространять наши действия далее селения Кизи. В эту навигацию мне поневоле пришлось ограничиться весьма малым районом. Назначением экспедиции я имел в виду: а) приготовиться к занятию Кизи и залива де-Кастри, как важных и ближайших к Николаевску пунктов, могущих служить опорными пунктами к дальнейшим действиям, согласно упомянутому плану; б) распространить на этом пространстве наше влияние и гражданственность, что также необходимо было для обеспечения наших действий; наконец, в) возможным отстранением, в нвигацию этого года, всяких покушений на этот край иностранцев.

И так, в навигацию 1852 года я имел возможность сделать только приготовительные распоряжения для прочного утверждения нашего в северной части при-амурского края.

Отправив экспедицию, 16-го августа, я и сам отправился в Николаевск, где заложил флигель и казарму, в которые должны были перейти на зиму команды этого поста. В Петровском же в это время строился пакгауз.

Положение экспедиции к осени 1852 года было таково:

Всей команды состояло:

В Николаевском — 25 челов.

" Петровском — 23 "

" командировке с Орловым, Ворониным, Бошняком и Петровым — 16 "

Вся наша сила состояла из — 64 челов.

При ней было: 3 пушки трех-фунтового калибра, 2 пуда пороха, 2 1/2 пуда свинца и 60 кремневых ружей, из которых 20 были негодны. Затем палубный, в 29 футов длины, ботик и 6-ти весельный барказ — оба выстроенные в Петровском; 5-ти весельный вельбот, четверка, 2 гилякских лодки и одна трехлючная байдарка.

Таковы были наши средства к защите, передвижению и действию в крае, где с одной стороны мы были окружены [184] дикарями, в несколько сот крат превышавшими нас численностию и не имевшими ни малейшего понятия о гражданственности, — дикарями, способными восстать против нас при первом сколько нибудь смелом и разумном к тому их подстрекательстве или при первом сколько нибудь ошибочном или трусливом с нашей стороны шаге. С другой стороны, более 2-х милионов манджуров могли легко, по рекам Сунгари и Амуру, выслать на нас такую силу, которая могла бы забросать нас шапками. Всякая надежда на помощь или на отступление была для нас невозможна. Ближайший к нам пункт — Аян был отрезан от нас непроходимым, тысячеверстным, пустынным пространством.

При таком-то положении нам пришлось действовать и брать на себя всю тяжкую за то ответственность, каковую, как мы видели, не решился взять на себя и генерал-губернатор. Если бы еще при этом случилось нам потерять часть команды или возбудить неприятные столкновения, чего можно было ожидать каждую минуту, то не трудно себе представить, как бы мы жестоко поплатились за смелые подвиги. Между тем, мы не только не были обеспечены материально, но даже лишены единственной отрады для души — храма Божия; нам отказали даже в священнике.

В 1852 г. мы были как бы всеми забыты и отданы в жертву случайностям и голодной смерти. Поэтому всякий может судить, каково было тогда наше положение. Особенно тяжело было бедной жене моей, разделявшей наравне со всеми все трудности, опасности и лишения и имевшей больного ребенка, которому угрожала голодная смерть (Это была первая дочь моя Екатерина, которая умерла в скором времени от голода), ибо жена сама кормить не могла, а кормилиц не было. Мне, как отцу и начальнику, на котором за всех и за все лежала полная ответственность пред Богом и отечеством, конечно было тяжелее всех. Надежда на милость Всевышнего Творца и убеждение, что действия наши клонятся к благу отечества, единственно поддерживали в нас крепость духа, энергию и отвагу, столь необходимые при таких обстоятельствах.

24-го августа, на туземной лодке, был привезен в Петровское совершенно больной прикащик Березин. Он сообщил, что заболел в селении Пуль, где туземцы и манджуры во все время его болезни весьма внимательно ухаживали за ним. О проплытии [185] вверх по реке Амур людей из Николаевска туземцы ничего не слыхали.

Вслед за Березиным прибыл с Сахалина Воронин; он донес, что бухты Дуэ и Вияхту открыты для южных, северных, северо- и юго-западных ветров, но что стоянку судов в бухте Дуе можно сделать удобною; стоит лишь воспользоваться рифами, идущими от берега, именно провести по этим рифам насыпи, которые защищали бы бухту от упомянутых ветров. Широта мыса Дуэ, по наблюдению Воронина, оказалась та-же самая, как и у Бошняка. Грунт в бухте вообще надежный, берега приглубы и изобилуют каменным углем. Местность по речке Дуэ, которая имеет глубину на баре до 2 футов, а далее от 8 до 10 футов, удобна к заселению. "Чтобы воспользоваться минеральным топливом", говорит Воронин, "необходимо прежде всего обратить внимание на то, чтобы сделать удобную гавань для нагрузки судов". Кроме Дуэ, особое внимание надобно обратить на местность около селения Мгач, как в отношении добывания каменного угля, так равно и в отношении удобства поселения. Она расположена между речками Мгач, Чернай и Мычнай, протекающими в небольшом друг от друга расстоянии. Недалеко от этих мест отсюда течет река Тыми. Затем заслуживает внимания бухта Уанды, в которую впадают 2 речки: Большая и Малая Уанды. Эта бухта защищена гораздо лучше Дуэ: с северо-запада ее ограждает увалистый мыс Уанды, а с юга — остров и идущий от него к берегу риф. Пользуясь этим, здесь небольшего труда будет стоить сделать для судов прикрытие и хорошую, спокойную стоянку. Речка Большая Уанды имеет глубину на баре 3 фута, а далее до 12 футов. Долина этой бухты представляет все удобства к заселению; берег бухты приглубый и чистый и каменного угля огромное количество. Широта устья речки Большой Уанды 51° 36' 42" N. Эта местность, по мнению г. Воронина, одна из лучших на всем виденном им пространстве.

Устье протоки Вияхту лежит в широте 51° 36' 42" N; вход в нее с моря, между лайдами, идет на SO 79° и потом, по самой протоке, на SO 12°. Глубина при устье в малую воду до 5 футов, а в прибылую до 9 и 10; в самой же протоке глубина от 12 до 14 футов. Эта протока выходит из небольшего озера того же имени, имеющего 1 1/2 мили длины по направлению NtW — StO и 3/4 мили ширины на О и W; оно вообще наполнено [186] лайдами и имеет глубину не более 10 футов. С востока в него впадает речка Вияхту, имеющая1/4 мили длины. Берега озера вообще низменные, луговые, но есть местности возвышенные и удобные к заселению, в особенности долина и берега речки и протоки. Здесь также много каменного угля. Сильное течение в протоке (от 3 1/2 до 5 узлов) и банки, между которыми идет в нее узкий и довольно извилистый фарватер, делают вход в нее затруднительным и опасным.

По словам туземцев, на всем западном берегу острова нет ни одной сколько-нибудь закрытой бухты. Они говорили также Воронину, что суда плавают около этих мест вообще раннею весною, т. е. в то время, когда в лимане еще стоят льды и что люди, съезжающие к ним с этих судов, делают насилия и буйства.

В то же время возвратился на ботике подпоручик Орлов и донес, что из нескольких попыток, сделанных им для определения лиманских фарватеров, он убедился, что без надлежащих паровых средств достижение этой цели невозможно.

Между тем, 20 августа явились в Петровское с гиляками трое матросов, высаженных с китобойных судов в Тугурской губе. Они пришли едва живые и благословляли судьбу, что нашли, наконец, жилье, где можно есть по человечески, ибо более полутора месяца они питались кореньями, ягодами и юколой. В это время стояли на петровском рейде два китобоя: один американец, другой из Бремена; я попросил к себе шкиперов этих судов, передал им людей и объявил, что они не имеют права бить китов и учинять бесчинства в наших водах, которые простираются до корейской границы. Засим, 8 октября прибыл лейтенант Бошняк и сообщил, что, достигнув селения Ухтрэ, он нашел всю местность около этого селения затопленною; вода в Амуре была выше весенней и только небольшое место около селения Пяхта оставалось открытым. Из селения Ухтрэ он пошел по протоке к S; протока эта на всем своем пространстве, т. е. на 25 миль на StO и потом около 20 миль на S идет между обрывистыми, возвышенными и частию низменными, затопляющимися водою, луговыми берегами; она имеет ширину от 15 до 30 сажен, а глубину от 20 до 35 футов, и на параллели 51° 41' N, против Кизи, соединяется с главным фарватером Амура. Между этим фарватером и протокою лежит огромная равнина, покрытая в [187] некоторых местах березняком и тальником и изрезанная различной ширины каналами, соединяющимися с главным фарватером Амура. По одному из этих каналов, имеющему глубину от 10 до 20 футов, он вышел против Кизи на главный фарватер, на котором нашел глубину от 10 до 16 саж. Упомянутая протока идет под левым берегом Амура и недалеко от нее тянутся горы, покрытые строевыми лесами кедра, ели и частию клена и дуба. Из этих гор по низменным долинам текут несколько речек. Река Амур между матерыми берегами в этом месте имеет огромную ширину, более 25 верст. Главный фарватер, имеющий ширину более 2 верст, идет посредине реки. По прибытии в Кизи, Н. К. Бошняк нанял у туземцев лодку с 2 проводниками и приступил ж промеру озера и реки Тоби до перевала с нее к морю. Глубина фарватера озера, по которому вели его туземцы, оказалась от 15 до 25 футов; вода была выше ординарной до 9 футов. Глубина в реке Тоби от 6 до 10 футов; по словам туземцев, эта глубина не бывает менее 3 футов. Оставив лодку в озере, г. Бошняк с казаком Парфентьевым и мангуном отправился пешком в залив де-Кастри, по тому пути, который, по словам туземцев, считается самым кратчайшим. Путь этот, на пространстве около 1 1/2 версты, идет по низменности; остальная же местность, на пространстве около 18 верст, сухая и возвышенная. Не доходя 5 верст до залива де-Кастри, Бошняк перевалил чрез небольшой хребет, подъем на который со стороны озера почти незаметен, со стороны же залива несколько круче. По прибытии в залив, Бошняк выбрал место для основания поста и нанял туземцев для приготовления леса. На вопрос его: не проплывали-ли мимо залива русские на шлюпке, туземцы объявили, что более 2 недель тому назад были здесь дурные русские, которые дрались между собою и отнимали у них рыбу; отсюда, говорили туземцы, эти русские поплыли к югу. Бошняк сказал им, что это действительно негодные люди и просил, чтобы они изловили их; за отнятую же рыбу заплатил им. По прибытии в Кизи, Н. К. Бошняк, подобно как и в заливе де-Кастри, объявил, что мы и у них ныне зимою поселимся. На вопрос его: не появляются ли люди, которые разглашают о нас дурные вести, туземцы отвечали, что если подобные люди явятся, то они их будут хватать и представлять в Николаевск. В заливе де-Кастри Бошняк назначил одного из туземцев, Ничкуна,[188] старшиною и вручил ему объявление на французском и английском языках для предъявления иностранным судам, буде таковые явятся в залив. В этом объявлении, согласно данной ему от меня инструкции, от имени русского правительства заявлялось, что весь этот край до Кореи принадлежит России. В это же время Бошняк объявил туземцам, чтобы они слушали Ннчкуна и сказал им, чтобы они дали знать жителям окрестных деревень, расположенных по татарскому берегу, что так как весь этот берег и река Саифун принадлежат России, то всех его обитателей мы принимаем под свое покровительство. В селения Кизи Н. К. Бошняк назначил старостою мангуна Ледена и объявил жителям, чтобы они его слушали и что всех инородцев по берегам рек Уссури и Амура до Хинганских гор включительно мы принимаем под свою защиту и покровительство, так как вся эта страна русская. Затем г. Бошняк, спускаясь по Амуру, сделал подобные же распоряжения и объявления в селениях Аур, Пудь, Тыми и Бода. [189]

ГЛАВА ХVIII.

Прибытие в Петровское бота "Кадьяк" и компанейского корабля. — Экспедиция Бошняка в при-амгуньский край 5-го ноября 1852 г. — Донесение генерал-губернатору 7 ноября 1852 г — письмо к нему. — Высочайшее повеление 20 июня 1852 г. — Донесение генерал-губернатору о намерении занять Кизи и де-Кастри, 4 декабря 1852 г. — Донесения Березина, Разградского и Бошняка. — Окончательное разрешение пограничного вопроса. — Исследование озер: Самагиров и Чинхчагиров. — Заключение 1852 года.

В половине сентября прибыл в Петровское с казенным провиантом бот "Кадьяк". Командир его, г. Шарыпов, объявил мне, что по ненадежному состоянию бота, он идти в Петропавловск не может, почему и остается на зимовку в Петровском.

Вслед за ботом, 23 сентября, пришел из Аяна на петровский рейд с товарами и запасами компанейский корабль. А. Ф. Кашеваров уведомил меня, что присылает всего в весьма недостаточном количестве по той причине, что сам ныне получил весьма мало и объясняет, что посылает компанейский корабль на свой страх только в виду того, что после корвета "Оливуца" в Аян не приходило ни одно военное судно. Вместе с тем, Кашеваров предупреждает меня, что командиру корабля не приказано оставаться на петровском рейде более 2 суток.

И так, единственно по милости и добросердечию Александра Филипповича Кашеварова, мы получили, хотя в ничтожном количестве, провизии.

По приведении всего, что у нас было, в известность, оказалось, что чая, сахара и тому подобных, столь необходимых в пустыне заласов, было до такой степени мало, что я вынужденным нашелся разделить все это по числу лиц, находившихся в экспедиции. Водки и круп вовсе привезено не было, а товаров, [190] потребных для туземцев, было так мало, что о выгодной торговле, которая могла бы возместить расходы казны, употребленные на экспедицию (как указывало мне главное правление компании) и думать было нечего; их едва хватало только для командировок т. е. для вымена от туземцев корма для собак и рыбы для людей и на приобретение от манджуров проса и водки. Медикаментов почти никаких не было прислано.

Такая экономия имела самое неблагоприятное влияние на здоровье команд. Между людьми появились болезни и в особенности скорбутные. Они задержали нас в Петровском на столько, что только к исходу ноября мы могли перебраться в Николаевск. Там наши помещения были хотя и сырые, но более удобные и просторные нежели в Петровском. Наступившая холодная и ненастная зима более и более усиливала эти болезни и к 1 декабря трое людей не выдержали и сделались ее жертвою.

Сношения наши с туземцами становились более и более дружественными, благодаря тому, что мы не дозволяли себе благодетельствовать их нововведениями, противными складу их жизни и вкоренившимся обычаям, а соблюдали во всем должную справедливость и не только не производили каких-либо насилий, но и не оставляли ни малейшей их услуги без вознаграждения. Туземцы по видимому понимали все это и ценили, что рельефно выказалось в участии, которое они показали при открывшихся между командами скорбутных болезнях. Они с охотою доставляли черемшу и другие коренья, которые, по их понятиям, помогают от этой болезни.

Не смотря на все невзгоды, дух в командах и в особенности в офицерах не ослабевал. Мы надеялись, что после важных результатов наших исследований правительство даст, на конец, экспедиции надлежащие средства для достижении предположенной цели.

Нам, во-первых, предстояло окончательно разрешить пограничный вопрос, т. е. определить истоки рек: Амгунь и Гиринь, обследовать озера: Самагиров и Чихчагиров и реку Биджи, как местности, имеющие большое значение в северо-западной части при-амурского края. Вместе с тем, мы должны были прекратить злонамеренные слухи, распускавшиеся о нас на реке Амур и, наконец, приобрести от манджуров необходимые запасы для того, чтобы по возможности обеспечить дальнейшие командировки и исследовать реку Амур до реки Хунгари. [191]

В этих видах были сделаны мною новые командировки в при-амгуньский край. Лейтенанту Бошняку я дал казака и 5 ноября отправил его с приказанием следовать на собаках по берегу реки Амгунь и стараться достигнуть ее истоков из Хинганского хребта, а оттуда проехать по направлению хребта к югу, до истока реки Гиринь. Затем, поднимаясь по этой реке, перевалить на озера Самагиров и Чихчагиров, осмотреть их и возвратиться по реке Амгунь в Петровское. Если слухи о появлявшихся в этих местах миссионерах, распускающих о нас злонамеренные басни, справедливы, — то стараться внушить туземцам, чтобы они подобных людей представляли в Николаевск, за что будут вознаграждены. При сношении с туземцами стараться узнавать, нельзя ли чрез хребет добраться до беглых русских, живущих будто бы на притоке Амура, впадающем в эту реку близ устья Сунгари. Объявлять туземцам, что так как весь этот край принадлежит России, то всех их мы принимаем под свою защиту и покровительство; а потому, в случае каких-либо им обид и притеснений от приезжающих к ним манджуров, или иных инородцев, они могут обращаться к нам и мы таковых обидчиков строго будем наказывать. Наконец, стараться выбрать из туземцев старост, к которым бы мы могли обращаться.

Мичману Разградскому и прикащику Березину поручалось, следуя вверх по реке Амур и производя расторжку с инородцами и манджурами, стараться приобретать у них спирт, чай и просо. Достигнув селения Кизи, г. Разградскому отправиться далее до устья реки Хунгари, а Березину остаться в Кизи до прибытия Разградского. Березин должен был в это время основать склад наших товаров, в виду занятия нами этого пункта, а г. Разградский, достигнув устья Хунгари, — осмотреть местность около этого устья и войти в сношение с туземцами селения Хунгари, в видах основания там нашего поста; собрать сведения о пути от этого пункта к заливу Хаджи и вообще о путях, ведущих с реки Амур к Татарскому заливу; наконец, осмотреть правый берег Амура между устьями рек Гиринь и Хунгари, возвратиться в Кизи и оттуда вместе с Березиным следовать в Петровское.

На время отсутствия из Николаевского поста гг. Бошняка и Разградского, начальником поста оставался мичман А. И. Петров.

7-го ноября, с почтою, отправленною с тунгусом в Аян, [192] я донес генерал-губернатору Н. Н. Муравьеву: а) о бежавших из Николаевска, замеченных еще в Охотске в дурном поведении 5 человек команды, о вероятности, что эти люди желали пробраться к подобным им товарищам, о которых говор распространялся между командами и о вреде для экспедиции от людей подобного поведения. б) О результатах исследования гг. Бошняка, Воронина и Орлова. в) О положительной невозможности при наших ничтожных средствах, без присылки в экспедицию надлежащего судна с паровым двигателем, определит лиманские фарватеры. г) Об инструкциях, данных мною гг. Бошняку, Воронину, Орлову и Разградскому. д) О несомненном присутствии золотых россыпей в верховьи реки Искай и в особенности в узле гор на истоках рек: Амгуни, Нимелена, Зеи и Буреи. е) О сделанных уже мною приготовлениях, чтобы к весне 1853 г окончательно занять постами залив де-Кастри и соседственное с ними на Амуре селение Кизи, как первоначальные и опорные пункты, из которых, согласно представленному уже мною плану по мере имеющихся и ожидаемых средств, начать исследований прибрежий Татарского залива до корейской границы и рек Амура и Уссури. ж) О намерении в ту же навигацию занять военным постом на Сахалине залив Уанды и, наконец, з) в заключение объяснил настоящее положение экспедиции.

В частном письме от того же числа я писал, между прочим, Николаю Николаевичу Муравьеву: "Посланный к вам Н. М. Чихачев с подробными объяснениями о необходимости представляемых мною решительных здесь действий и обстоятельства изложенные в предшествовавшем и настоящем донесении моем дает всем нам надежду, что при ходатайстве Вашего Превосходительства, обратят наконец на этот край серьезное внимание, а равно и на нас, горсть людей, как бы забытую всеми и брошенную на жертву в пустыне. Не теряю надежды, что мне дадут надлежащие разрешения не к пальятивным, вредным и гибельным для края действиям, а к действиям решительным, вызываемым важными обстоятельствами, встречаемыми на месте и сообразно с этим, дадут наконец средства для достижения важной государственной цели, которую неуклонно преследует вверенная мне экспедиция, не страшась ни тяжкой ответственности, ни опасностей, ни лишений. Только эта надежда одушевляет меня и моих неутомимых благородных сотрудников, которые[193] с твердостью духа и уповая на Всевышнего Творца, переносили все трудности и опасности; но всему на свете есть предел, переступать который не следует".

1-го декабря 1852 г. я получил с нарочным тунгусом, посланным из Аяна, предписание и письмо от генерал-губернатора от 28-го июля 1852 года с приложением при оном Высочайшего повеления от 20 июня этого года, объявленного Н. Н. Муравьеву в письме начальника главного морского штаба князя Меньшикова. Вот сущность этого письма: "Содержание отношения Вашего ко мне от 28 апреля 1852 г.", пишет князь Меньшиков, "последовавшего вследствие донесения вам начальника амурской экспедиции капитана 1-го ранга Невельского, я имел счастие докладывать Государю Императору. Его Величество, вследствие объяснения канцлера графа Несельроде, остается при желании соблюдать крайнюю осторожность и неспешность при установлении мирных и прочных сношений наших с гиляками и другими племенами, обитающими только лишь около устья Амура, о чем было уже сообщено вам графом Несельроде. Ныне и мне поручено повторить вам, чтобы неспешность и осторожность были на нервом плане. Государь Император поэтому не изволил утвердить занятие селения Кизи, лежащего на правом берегу р. Амур и залива де-Кастри, а также отправления экспедиции для исследования татарского прибрежья и рек Амура и Уссури; что же касается до вступления в сношение с беглыми русскими, о поселении которых выше устья Сунгари имеются сведения, то Его Величество в отклонение вреда, который они могут принести нашим предприятиям, приказал не возбранять вступать с ними в сношение, но не иначе, как чрез гиляков или тунгусов, как признается удобным, но отнюдь не чрез команды офицеров, или кого-либо из прикащиков, посланных по реке Амур или берегом. При этом предоставляется объявлять им Всемилостивейшее прощение за услуги, которые будут ими оказываемы". Препровождая при предписании это Высочайшее повеление, генерал-губернатор поручает его к точному и непременному с моей стороны руководству и пишет, что в отношении русских беглых следует стараться сколь возможно скорее исполнить Высочайшую волю чрез верных нашим интересам гиляков, и поспешить сообщить ему верные об этих беглых сведения.

В письме ко мне от того же числа (28-го июля 1852 г) [194] Николай Николаевич, между прочим, пишет, что он ожидает от меня дальнейших сведений о состоянии края, на основании которых он поспешит лично ходатайствовать в С.-Петербурге, об осуществлении некоторых только лишь из моих представлений, имея в виду, что граница наша с Китаем должна идти по левому берегу Амура и что главный наш порт на востоке должен быть Петропавловск (в Камчатке), для которого собственно и полезно обладание Амуром.

Таковы были повеления, данные мне в то время. Ясно, что в С.-Петербурге чего-то опасались, а в Иркутске придавали главное значение на отдаленном нашем востоке Петропавловску; важнейшие же вопросы, как пограничный и в особенности вопрос морской, обусловливавший важное значение для России этого края; в политическом отношении, — вопросы, к разрешению которых напрягала все усилия амурская экспедиция, были как в С.-Петербурге, так равно и в Иркутске совершенно упущены из вида. На моей совести лежало навести на них Высшее правительство; а чтобы достигнуть этого, надобно было действовать решительно, т. е. несогласно с инструкциями, которые не соответсвовали ни этой главной цели, ни местным, встречаемым нами обстоятельствам, ни положению и состоянию края и его обитателей. Весьма естественно, что на подобные распоряжения я не мог ничего отвечать, кроме того, что предписание получил и действую так-то.

Подобный ответ я послал с нарочным из Петровского и на эти распоряжения. Препровождая при нем генерал-губернатору данные мною инструкции гг. Бошняку и Разградскому, я вместе с тем представлял Его Превосходительству Н. Н. Муравьеву а) о непременном моем намерении в феврале наступающего 1853 г. занять залив де-Кастри и основаться в соседнем с ним селении Кизи; б) послать из залива де-Кастри, с открытием в оном навигации, исследовать берег к югу от де-Кастри, в видах отыскания на оном гавани и наблюдения за появлявшимися с раннею весною в Татарский залив иностранными судами, и и сообщил генерал-губернатору об объявлении моем иностранным судам о принадлежности этого края, до корейской границы включительно, России. В заключение я писал Николаю Николаевичу "Только этими решительными мерами, при ничтожных у нас здесь средствах, представляется возможность отстранить могущие быть и этот край покушения. Здесь нет и быть не может каких-либо земель [195] или владений гиляков, мангунов, нейдальцев и т. п. диких народов, в том территориальном и отечественном смысле, как то понимается между образованными нациями. Эти народы не имеют ни малейшего понятия о территориальном разграничении. Что же касается до того, возможно ли исполнить Высочайшую волю о вступлении в сношение с беглыми русскими без посылки по реке Амур офицера, то я, по собрании более подробных сведений, не премину донести Вашему Превосходительству".

Препровождая это в Аян, я просил начальника аянского порта и иркутского губернатора К. К. Вейцеля доставить кто донесение и письмо Н. Н. Муравьеву сколь возможно поспешнее.

18-го декабря возвратились из командировки Разградский и Березин. Разградский донес мне, что 20-го ноября он достиг селения Сусу (до которого раньше доезжал Чихачев). Оттуда он поехал вверх по реке, к правому ее берегу, и чрез 40 верст достиг селения Хальво. Отсюда он поехал на SW и чрез 15 верст прибыл в селение Нагли. Проехав от последнего на StO, около 10 верст, достиг селения Ыкки и отсюда, следуя по тому же направлению, чрез 10 верст приехал в селение Хоме. Из Хоме до селения Омой такое-же расстояние, т. е. 10 верст, он ехал на StW. От Омой до селения Хозе около 15 верст вверх по реке, на S1/2W. От Хозе до селения Май, около 20 верст и от селения Цынцы следовал на StO; за сим, до устья реки Хунгари и селения того же имени, 5 верст, ехал на SSO. Прибыв в Хунгари 25-го ноября, он остановился для отдыха, сделав всего 270 верст. Широта устья реки Хунгари 49° 58' N, а долгота примерная около 137° О от С.-Петербурга.

Жители селения Хунгари, гольды, приняли Разградского радушно. Он объявил им, что вся страна по реке Амур до гор и по реке Уссури принадлежит России, что мы принимаем их под свою защиту и покровительство и намерены около их поселиться. Все это гольдами принято было с удовольствием. Местность около селения, возвышенная и, повидимому, удобная к заселению. Туземцы объяснили Разградскому: а) что река Хунгари на небольшом пространстве от устья имеет значительную глубину и небольшое течение, далее же она довольно мелка и быстра. Подымаясь вверх по реке, около 60 верст, они из селения Удли переваливают на реку Адли, впадающую в Хунгари с правой стороны; проехав по перевалу и по этой речке около 20 верст [196] или 1/2 дня езды на собаках, туземцы переваливают чрез хребет на вершину речки Муль, правый приток реки Тумчин; до этой последней до устья ее едут 4 дня на собаках (около 120 верст). От устья реки Муль, по реке Тумчин до моря, едут 1 1/2 суток на собаках (т. е. около 50 верст), от устья же Тумчина, по морскому берегу, до залива Хаджи, едут 1/2 дня (т. е. 20 верст); следовательно, этим путем до залива Хаджи из селения Хунгари туземцы ездят от 7 до 8 дней (т. е. расстояние около 300 верст). Путь этот, по их словам, весьма удобен, ибо здесь не встречается крутых и высоких гор. б) Что с реки Уссури есть много путей в закрытые бухты. в) Что в море туземцы ездят каждый год на промыслы и видели там плавающие большие суда, и г) что к ним приезжают какие-то люди, которые бранят лоча (русских).

Прикащик Березин сообщил, что он основал в Кизи временный склад у мангуна Лебдена; что жители ожидают нашего здесь окончательного водворения и, наконец, что у манджуров, встреченных им на пути в Кизи, а равно и приезжавших в это селение, он выменял саки (манджурской водки), чаю и просо.

Вслед за Разградским возвратился в Петровское г. Бошняк и от 24 декабря донес мне, что, прибыв 20-го ноября в селение на р. Амгунь, Самари, до которого доезжал Н. М. Чихачев, он с проводниками отправился к хинганскому хребту вверх по реке Ами, впадающей у этого селения, с левой стороны, в реку Амгунь. Поднявшись по этой речке на SW1/2W, около 70 верст, он достиг подошвы Хингана и стойбища (груды камней), от которого инородцы ходят в горы на промысел. Широта этого пункта, по полуденной высоте, оказалась 52° 18' N, а приблизительная долгота 134° 32' О. От этого пункта он поехал по направлению Хингана на StW1/2W и, проехав около 40 верст, прибыл ко второму стойбищу — вершине протока Амгуни — речки Пидьнан-Ами. Широта этого пункта 50° 54' N, а приблизительная долгота 134° 20^; О. С этого места он поехал вдоль Хингана, по тому же направлению, и чрез 35 верст прибыл в стойбище, находящееся на главном истоке реки Амгунь и состоящее из большой юрты. Отсюда инородцы, на лыжах, переваливают хребет и выходят на вершину притока реки Буреи, речку Ляшани, при устье которой, по словам их, находится русская юрта [197] с крестом (т. е. часовня). В этом месте инородцы с рек: Буреи, Гиринь, Амгунь и с озер Чикчагирского и Самагирского сходятся для меновой торговли. На вопрос г. Бошняка проводникам и встреченным им здесь трем инородцам с реки Буреи, нельзя-ли на собаках или оленях перевалить здесь Хинганский хребет, они отвечали: а) на собаках ехать нельзя, оленей же здесь совсем нет, по неимению' для них кормовищ; б) о селении русских около Амура они слышали, но что добраться до этого селения иначе нельзя, как на лодке из реки Амур. Г. Бошняк продолжал свое путешествие вдоль Хингана, по румбу SSW1/2W и, проехав по этому пути около 35 верст, достиг другого стойбища у главного истока реки Гиринь; широта его по меридиальной высоте солнца оказалась 51° 10' N, долгота 133° 50' О. Отсюда, по показанию туземцев, Хинганский хребет до реки Амур или Амурских Щек, тянется по тому же SSW направлению и затем, переходя реку Сунгари, направляется к югу до полуденного большего моря. И так, г. Орлов и Бошняк были первыми и единственными лицами, которые определили астрономически истоки рек: Уди, Тугура, Нимелена, Амгуни и Гирини, а также направление Хинганского хребта между параллелями 54° до 51°, хребта, который по трактату 1689 года принят за направление границы нашей с Китаем. Они первые, таким образом, фактически доказали, что граница России с Китаем, от верховья реки Уди, идет не на ONO к Охотскому морю, как до этого предполагали и как показывалось на всех картах и в географиях, но на SSW. Хребет, пересекая реку Амур выше устья Сунгари, направляется между 'тою рекою и Уссури до Японского моря и Кореи; следовательно, согласно точному смыслу 1-го пункта нерчинского трактата 1689 года, весь нижне-амурский и уссурийский бассейны до моря принадлежат России, а не Китаю, как, к несчастию, было тогда убеждено и старалось убедить других наше министерство иностранных дел. И так, в 1852 году амурскою экспедициею был положительно разрешен пограничный вопрос. "Путь от истоков реки Амгунь, до истоков реки Гиринь, на пространстве более 180 вер., был", как доносит Бошняк, "ужасно затруднителен и утомителен: мы но всему этому пустынному и дикому пути, где до нас не проходил ни один , европеец, шли пешком на лыжах, по колена в рыхлом снегу и прокладывали дорогу тянувшимся за нами с провизиею и [198] кормом для собак, нартам. Мы прошли его в 10 суток и впродолжение всего этого времени имели ночлеги на снегу, под открытым небом, при морозе, достигавшем более 30° по Реомюру."

Определив главный исток реки Гирннь, Н. К. Бошняк поехал вниз по этой реке на SO1/2O и чрез 40 верст достиг селения Ним. Из этого селения, следуя по течению реки на OSO1/2О, чрез 35 верст прибыл в селение Леки, расположенное при устье речки того-же имени, впадающей в реку Гиринь с правой стороны. С этого пункта река Гиринь течет к ONO. Следуя по этому направлению, Н. К. Бошняк чрез 45 верст, 3-го декабря 1852 г., достиг селения Гери, того именно пункта, от которого Н. М. Чихачев отправился по реке Гиринь к ее устью, на реку Амур.

Отсюда г. Бошняк поехал к северу на озеро Самагиров и прибыл в селение Сали, расположенное на южном берегу озера. Широта селения, по полуденной высоте солнца, оказалась 51°18' N, приблизительная долгота около 135° 30' О. Из Сали, следуя по берегу Самагирского озера, на ONO, чрез 30 верст, он достиг селения Вево. Отсюда поехал вдоль берега на NNO и прибыл на северную оконечность озера Самагиров в селение Бери; широта этого селения оказалась 51° 36' N, а примерная долгота 136° 12' О. Таким образом Бошняк определил, что озеро Самагиров тянется от SW к NO на пространстве около 50 верст. С этого озера, из селения Дери, по речке того-же имени, г. Бошняк поехал по румбу NNO и, проехав 20 верст, достиг протоки Чуля, соединяющей эту речку с озером Чихчагиров. следуя по этой протоке N1/2W, чрез 20 верст он достиг южного берега Чихчагирского озера, селения Чуля, широта которого (по полуденной высоте солнца) оказалась 51° 53' N, а приблизительная долгота около 136° 10' О. Из Чуля Н. К. Бошняк поехал вдоль берега озера на ONO и чрез 20 верст достиг селения Кика. Из этого селения, следуя вдоль берега к NO, чрез 25 верст он прибыл в селение Песа, самый северный пункт озера. Широта этого пункта 52° 13 N, а приблизительная долгота 136° 28' О. Из Песа, следуя на SW, он проехал 20 верст и достиг селения Ча, лежащего на протоке, вытекающей из этого озера и впадающей в реку Амгунь. Из Ча Бошняк направился по этой протоке на NW и чрез 20 верст достиг ее устья, при котором на реке Амгунь [199] расположено селение Дульбика, — то самое, до которого достигал по Амгуни Н. М. Чихачев. Широта этого селения 52° 16' N, а долгота около 136° 2' О.

Из вышесказанного видно, что Чихчагирское озеро тянется от WSW к ONO на пространстве около 40 верст и что оно соединяется водяным путем с озером Самагиров и с рекою Амгунь. Бошняк вернулся в Петровское, следуя по рекам: Амгунь и Амур и по амурскому лиману.

"Берега озер Чихчагирского и Самагирского, а равно и верховьев рек Гиринь и Амгунь", доносит Н. К. Бошнякь, "изобилуют превосходными строевыми лесами, преимущественно лиственницею, кедром и елью. По словам туземцев, оба упомянутые озера глубоки и изобилуют рыбою. Берега эти вообще возвышенные и на них, повидимому, есть местности, удобные для заселения земледельцами. Образ жизни и язык туземцев, называющих себя самагирами и чихчагирами, одинаковы с обитателями реки Амгунь, т. е. тунгусский. Самагиры и чихчагиры вообще кротки, добродушны и привязаны к русским; доказательством этого служит то, что из являвшихся к ним 3 человек, которые разглашали о нас дурные слухи и подстрекали их уничтожить нас, они двоих прибили и прогнали, а одного убили за то, что он пророчил, что если они не будут кланяться какой-то статуйке, которую он носил на груди, то все покроются ранами, от которых умрут в страшных муках". Во всех селениях, в которых Н. К. Бошняк останавливался, он объявлял туземцам, что так как весь этот край до моря принадлежит России, то всех жителей мы принимаем под свою защиту и покровительство, а всех тех, которые будут их обижать или разглашать о нас злонамеренные слухи, Бошняк приказал представлять в Николаевск или Кизи, где ныне же мы поселимся, и обещал, что за это будут они щедро награждаемы, а виновные жестоко наказаны.

К наступавшему новому 1853 г., подобно как и к предшествовавшему, все мои благородные сотрудники были в сборе, чтобы встретить и этот год как бы в одной родной семье. Мы все надеялись, что после добытых уже экспедициею важных данных, обратят наконец внимание на этот край.

После разрешения пограничного вопроса, нам оставалось в 1853 г. приступить к окончательному разрешению второго вопроса — [200] морского и вместе с этим в следующую навигацию отстранить всякие сторонния покушения на этот край с моря. Для этого следовало занять залив де-Кастри и ближайшее к нему на реке Амур селение Кизи, так как де-Кастри представляет ближаишую к Николаевску на берегу Татарского залива местность, из которой нам было бы удобно наблюдать за действиями иностранных судов в Татарском заливе, в то время, когда амурский лиман бывает еще покрыт льдом. Занятие этого пункта было выгодно нам еще в том отношении, что при наших небольших средствах мы могли начать исследование берега к югу. Занявши же залив де-Кастри, необходимо было основаться и в селении Кизи, так как оно по удобству сообщения с заливом могло служить прекрасным депо для де-Кастри.

Я очень хорошо понимал, что подобное распоряжение с моей стороны в высшей степени дерзко и отчаянно и что оно может повлечь за собою величайшую ответственность, но, в виду того, что только такими решительными мерами представляется возможность разъяснить правительству важное значение для России при-амурского и при-уссурийского бассейнов, решился действовать энергично; личные рассчеты и опасения я считал не только неуместными, но даже преступными. Все мои сотрудники, одушевленные моею решительностию, готовы были на все лишения, трудности и опасности, которые нам готовил новый 1853 год.

---