Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm
НЕВЕЛЬСКОЙ Г. И.
ЗАПИСКИ
ГЛАВА XIX.
Цель дальнейших командировок гг. офицеров. — Инструкция Петрову 5 января 1853 г. — Инструкции Березину и Разградскому 8 января 1853 г. — Инструкция лейтенанту Бошняку 12 февраля. — Донесения А. И. Петрова. — Высочайшее повеление, сообщенное 28 сентября 1852 г. генерал-губернатору Государем Великим князем Константином Николаевичем. — Мое донесение генерал-губернатору от 26 февраля 1853 г. — Депеша главного правления компании от 15 октября 1852 г. о доставлении в 1853 году царского барказа для экспедиции. — Занятие залива де-Кастри и основание склада в селении Кизи. — Цель командировки гг. Разградского и Орлова вверх по Амуру, 17 марта. — Донесение Разградского от 21 апреля 1853 года и Бошняка от 15 апреля. — Предписание Управляющего Морским Министерством Августейшего Генерал-Адмирала.
Не смотря на все старания доктора Орлова, скорбутная болезнь между командами держалась упорно, так что около 1/3 команды была больна ею; но, благодаря Бога, значительной смертности не было. Добывая от манджуров водку, просо и чай, от туземцев свежую рыбу и от тунгусов, в малом количестве, оленину, мы имели возможность довольствовать больных свежею пищею. Это обстоятельство имело благотворное влияние: больные вскоре начали поправляться.
Между тем, в видах заполнения пробела в исследованиях при-амгунского края (который представлял немаловажное экономическое значение), с целию обеспечить занятие залива де-Кастри и селения Кизи и для добывания уномянутых, необходимых для больных, запасов, были отправлены мною в командировку: гг. Петров и Разградский и прикащик Березин. Мичман Петров был послан на двух нартах с тунгусом и казаком, 7 января, в при-амгунский край. Ему приказано было ехать по берегу реки Амгунь до селения Кевритин, из которого туземцы ездят на реку Биджи, и следовать их путем на оную. Осмотреть по возможности эту реку и, собрав о ней [202] сведения, обратить главное внимание на леса, произрастающие в ее долине и на удобства сообщения Биджи с реками Амур и Амгунь. Затем перевалить на правый берег р. Амур, в селение Тенже, собрать сведения о пути из него в селение Чеме, лежащее в южной части лимана, недалеко от мыса Лазарева, и исследовать не может ли этот путь служить удобным внутренним сообщением реки Амур с южной частию лимана.
9 января, на 3 нартах собак, с 3мя казаками, были отправлены вверх по реке Амур мичман Разградский и прикащик Березин. Им приказано было: 1) Следовать вверх по реке и производить расторжку с инородцами и могущими встретиться торгующими манджурами, стараться добывать от них просо, чай, водку и необходимые для больных запасы. 2) В селении Пуль, лежащем на середине пути из Николаевска до Кизи, оставить для долженствовавшего следовать в залив де-Кастри г. Бошняка сухарей и корма для собак. 3) Достигнув селения Кизи, Березину со всеми остальными товарами и запасами остаться в этом селении до прибытия Бошняка и содействовать этому офицеру. 4) Впродолжение пребывания своего в Кизи Березин приготовляет, если возможно чрез туземцев, лес около селения Котово (в 2 верстах от Кизи, при озере того же имени), имея в виду, что с открытием навигации из этого леса должен быть основан, подобно как и в де-Кастри, наш пост. 5) Разградскому с добытыми запасами как возможно поспешнее возвратиться в Петровское.
2 февраля 1853 г. г. Разградский прибыл в Петровское и сообщил, что все запасы для экспедиции в де-Кастри заготовлены и что эта экспедиция совершенно обеспечена. Вследствие этого, я, 12 февраля, отправил лейтенанта Бошняка занять залив де-Кастри и исследовать из этого залива берег к югу. Бошняк отправился на 3-х нартах, с 2 казаками: Парфентьевым и Васильевым и тунгусом Иваном. Ему приказано было 1) с прибытием в де-Кастри, при собрании туземцев, поднят в оном русский военный флаг, в знак занятия залива. 2) С помощию туземцев приступить к постройке помещения для людей и приобрести хорошую лодку, на которой можно было бы с открытием навигации начать исследование берега к югу. 3) При этом исследовании стараться непременно достигнуть залива Хаджи, в чем Березин всеми средствами должен помогать Бошняку из Кизи. 4) Во время пребывания в заливе де-Кастри и при [203] исследовании берега к югу, наблюдать над действиями иностранных судов в Татарском заливе, а в случае встречи с ними объявлять от имени русского правительства, что вся эта страна до Кореи и остров Сахалин составляют русские владения и что поэтому всякие произвольные распоряжения с их стороны в этих местах не могут быть допускаемы и влекут за собою ответственность. 5) Собирать всевозможные сведения о путях, ведущих из залива Хаджи на реку Амур, и о состоянии берега к югу, обращая главное внимание на то, не имеется-ли на этом берегу закрытых бухт и сообщения с реками Амур и Уссури. 6) Стараться по возможности подробно осмотреть залив Хаджи, в особенности если он окажется таковым, как говорят о нем туземцы. 7) Иметь в виду, что в марте месяце вышлются в Кизи 2 или 3 человека, для подкрепления поста в заливе де-Кастри; эти люди должны оставаться в посте во время отсутствия из оного г. Бошняка. И, наконец, 8) о всяком особом случае, особливо при появлении иностранных судов стараться чрез Кизи давать мне знать, как возможно поспешнее.
6 февраля возвратился в Петровское г. Петров, а 10 февраля пришла из Аяна почта с тунгусом. Петров сообщил о своей командировке следующее:
К селению Кевратин, на р. Амгунь, в 70 верстах от ее устья, от W и WtS, на пространстве около 38 верст, идет в реку Амгунь извилистая протока Джагдаха, из озера того же имени; ширина этой протоки от 20 до 30 саж., а глубина, по словам туземцев и частию по его измерению, около 6 футов. На этой протоке, не доезжая около 15 верст озера, находится селение нейдальцев Хаидус. Берега протоки до этого селения низменны, покрыты тальником, тонким березняком и осинником, а от этого селения (равно как и берега озера Джагдаха) увалисты, местами скалисты и покрыты тонкою лиственницею, елью и березою. Озеро Джагдаха имеет длину на SW и NO до 3 верст, а ширину до 2 верст. В это озеро впадают две речки: Учан и Пощадь; перевал отсюда на реку Биджи идет по реке Учан, устье которой, по наблюдению Петрова, оказалось в широте 52° 52' N и в долготе 130° 3' О. Проехав до вершины речки Учан около 50 верст на юг, Петров достиг небольшего хребта, из которого берет эта речка свое начало. Следуя отсюда чрез хребет, на SW, около 15-ти верст, он прибыл на реку Биджи. [204] Широта этого пункта 52° 22' N, а счислимая долгота 137° 50' О. От этого пункта река Биджи течет на расстоянии 75 верст до озера Ухдыль, в которое впадает; направление ее OSO, а около озера — О. Далее вверх, по словам туземцев, она имеет направление NW, W и SW, и вершина ее находится близ озера Самагиров, де которого около 150 верст; следовательно, все течение этой реки около 225 верст. По словам туземцев, на пространстве от озера Ухдыль, около 150 верст, река Биджи имеет глубину на менее 4 фут. На этом пути нет ни порогов, ни шиверов, далее же она мелководна и порожиста.
Проехав от этого пункта вниз по реке Биджи на OSO, до 10 верст, г. Петров встретил 2 большие лодки; туземц объяснили ему, что это лодки жителей озера Ухдыль. Берега реки Биджи до озера Ухдыль то увалисты и возвышенны, то низменны и тундристы; они покрыты мохом, лиственницею и елью, но последняя не толще 10 вершков. Ближе к устью встречается осина и березняк. Вдоль левого берега реки, в расстоянии от одной до двух верст, тянется хребет гор, который местами подходит утесами к самой реке. По словам туземцев, как на верховьях этой реки, так и по склону хребта, произростают в большом количестве толстые (до 1 1/2 обхвата) леса лиственницы сосны, кедра и ели. В реке Биджи много различного рода рыбы, а в лесах, которыми она протекает, соболей и лисиц; долина этой реки представляет одно из лучших мест для звериного промысла.
Окончив обследование Биджи, г. Петров отправился в селение Тенже. Здесь он всеми средствами старался нанять проводника, чтобы проехать в селение Чеме, но никто не брался провожать его, потому что из ключей, при перевале чрез горы, выступила вода и затопила тропинку, по которой туземцы ездят. По сведениям туземцев, этим путем до лимана около 75 верст.
С почтою из Аяна я получил от генерал-губернатора от 6 ноября 1852 г. уведомление, в котором объясняется: 1) что Государь Император, вследствие ходатайства генерал-губернатора, повелеть соизволил: уплатить р.-а. компании из земских сборов Восточной Сибири за убытки, понесенные ею при потоплении барка "Шелехов" — 36,121 р. 2) Из этих же сборов отчислить 100 т. рублей на вознаграждение р.-а. компании за убытки которые она может понести по установлению правительством [205] сношений с гиляками и на дальнейшие действия правительства в земле гиляков.
Вследствие этого, управлявший морским министерством Августейший Генерал-Адмирал Великий Князь Константин Николаевич, от 28 сентября, изволил дать знать генерал-губернатору, что все расходы по крещению инородцев относить на этот капитал и, в случае каких-либо особых надобностей для экспедиции, делать расходы из того же капитала 100 т., входя по этому с особыми представлениями.
Предписанием от 28 ноября генерал-губернатор уведомил меня, что, вследствие представлений моих, он повторяет вместе с сим же камчатскому губернатору и начальнику аянского порта: а) чтобы впредь в экспедицию назначать людей здоровых и хорошего поведения; б) чтобы все суда, назначенные к плаванию между Петропавловском и Аяном, совершали не один, а два рейса и заходили бы каждый раз в Петровское, и чтобы при этом оказываемо было экспедиции возможное содействие; г) чтобы командиры судов все требования мои исполняли в точности и без отговорок; д) чтобы все предметы, потребные для экспедиции, были доставляемы по моим требованиям своевременно, и е) чтобы доставка запасов, товаров и проч. была производима на компанейских судах.
Эти бумаги показывали уже, что правительство начало наконец обращать на экспедицию больше внимания.
25 февраля отправлена была из Петровского почта в Аян; с нею я послал донесение генерал-губернатору, препровождая при этом данные мною Бошняку, Петрову и Разградскому инструкции. Высказав цель и последствия командировок, положение экспедиции и причины, побудившие меня занять ныне же залив де-Кастри и селение Кизи, я в заключение писал:
"Из этого Ваше Превосходительство изволите видеть, что залив де-Кастри и селение Кизи ныне занимаются и что из залива, с открытием навигации, начнутся обследования берега к югу, в видах разрешения морского вопроса, обусловливающего важное значение для России этого края. Вместе с тем примутся меры к возможному отстранению всяких иностранных покушений на край с моря. За сим, в виду полученного ныне Высочайшего повеления от 28 сентября, мне остается надеяться, что, при ходатайстве Вашего Превосходительства, высшее правительство утвердит [206] упомянутые распоряжения мои и даст экспедиции надлежищие средства, согласно моим представлениям, для фактического заявления, что при-амурский и при-уссурийскии край с островом Сахалин составляют принадлежность России."
С этою же почтою, депешею от 15 октября 1852 г. главное правление р.-а. компании уведомило меня, что оно, вследствие полученного им сообщения от генерал-губернатора, сделало распоряжение о доставлении чрез Аян в экспедицию парового 16 сильного катера, 2 гребн. судов, запасов и товаров, согласно моему требованию от 2-го ноября 1851 г. и о присылке 2-х рыболовов с надлежащими снастями.
Вслед за отправлением почты 15 марта 1853 г., я получил, чрез нарочного, из залива де-Кастри донесение от лейтенанта Бошняка, в котором он уведомлял меня, что, по прибытии в де-Кастри, 4 марта, он созвал туземцев и, с поднятием военного флага, занял залив де-Кастри. "В настоящее время", писал Бошняк, "мы с помощию туземцев приступаем уже к постройке флигеля длиною 3 саж., шириною 2". Прикащик Березин сообщал мне в то же время из Кизи, что он основался в селении Котово.
Таким образом, в марте 1853 г. были нами заняты де-Кастри и Кизи.
Как Березин, так и Бошняк, просили меня, в своих донесениях, пополнить их запасы и товары, а потому я сейчас-же на двух нартах отправил вверх по реке Амур сухари и различные запасы с мичманом Разградским и 2 казаками. Офицеру этому приказано было доставить все в Кизи, Березину, с тем, чтобы последнииотправил к Бошняку, в залив де-Кастри, одного из казаков с частью продовольствия и запасов; остальных же оставил у себя и чтобы сведЕния, доставленные от Бошняка, он отправил немедленно, а по уходе Бошняка из залива к югу, возвратился с донесением ко мне, оставив в селе Котове, при запасах, казака. Сообщая это распоряжение Бошняку, я писал, чтобы, по отплытии из де Кастри, он оставил при посте казака, снабдив его упомянутым объявлением, на случай прибытия в залив иностранного судна. Вместе с тем я извещал его, что, взамен его, в залив де-Кастри, при первой возможности, будет выслан офицер. Так как запасов для больных было мало, то вслед за Разградским был командирован [207] до селения Пуль подпоручик Орлов. Ему приказано было, во 1-х, добыть провизии, а во-вторых, рассеять распространявшиеся тогда слухи о появлении на реке Амур, около селения Пуль, миссионеров, разглашавших о нас злонамеренные слухи и угрожавших, что будто, бы с открытием навигации, для уничтожения наших постов спустятся в большом числе манджуры.
22 марта я с доктором Орловым отправился на нарте в Николаевск (Им заведывал тогда г. Петров), для осмотра работ и больных. По прибытии туда, я нашел, что больные, благодаря Бога, поправляются и что для предстоящих построек лес по возможности заготовляется. Вместе с тем я получил чрез гиляков сведение, что в то время, когда северная часть залива бывает заперта льдами, южная открытая часть бывает не только свободна от них, но и совершенно спокойна, а потому я приказал Петрову, с прибытием в Николаевск из Кизи г. Разградского, оставить его у себя я приготовить к открытию навигации на р. Амур имеющиеся в Николаевском построенные в Петровском: барказ и 4-х весельную шлюпку, так чтобы можно было оба эти судна послать в южную часть лимана, как только она очистится от льда.
Сделав это распоряжение, к 5 апреля я возвратился в Петровское и 10 числа отправил в Николаевск подпоручика корпуса штурманов А. И. Воронина, приказав ему со вскрытием р. Амур отправиться вместе с Разградским на 4-х весельной шлюпке и 6-ти весельном баркасе к мысу Пронге. Г. Воронин должен был на четверке проследить канал (По сведениям от туземцев этот канал глубже других, прибрежных, которые были тогда нам известны), идущий из реки близ мыса Пронге, к средине лимана, стараясь при этом, если возможно, соединиться в Сахалинском канале с г. Разградским. Последнему я предписал следовать от того же мыса Пронге по южному прибрежному каналу до мыса Лазарева и оттуда выйти на Сахалинский для соединения с г. Ворониным.
Таким образом я хотел сделать последнюю попытку: невозможно ли с нашими ничтожными средствами определить направление и состояние главных фарватеров амурского лимана.
В Петровском, между тем, исправлялся к навигации бот Кадьяк и заготовлялся лес. Команды, благодаря Бога, [208] оправлялись. 16 апреля прибыл туда г. Орлов с вымененными им от манджуров на товары, просо и чаем, и сообщил, что, достигнув селения Пуль, он узнал, что на реке Амур действительно были два миссионера, но туземцы их прибили и прогнали; что же касается до распущенного слуха, что будто бы спустятся манджуры, чтобы уничтожить наши посты, то по всем собранным им сведениям, как от туземцев, так равно и от манджуров, этот слух оказался ложным. Манджуры в селении Пуль не только не думали об этом, но напротив, изъявляли удовольствие, что мы поставили посты в Кизи и де-Кастри, ибо они опасались, чтобы кто либо другой не занял этот край, так как их правительство оставляет его без всякого наблюдения. Наконец, выразили желание, чтобы мы поселились вверх по Амуру, ближе к Сунгари, дабы удобнее было вступать с ними в торговые сношения.
26 апреля прибыл из Кизи в Николаевск г. Разградский. Бошняк прислал мне с ним донесение из де-Кастри. Г. Разградский чрез нарочного, посланного Петровым из Николаевска с донесением Бошняка, сообщил мне: "1) что, следуя но реке Амур, он убедился, что все туземцы к нам расположены и довольны, что мы поселяемся в Кизи. 2) Что являвшихся сюда с различными злонамеренными о нас слухами 2-х человек они прибили (одного до полусмерти) и прогнали. 3) Что надобно теперь надеяться, что с их помощью сообщение между Николаевском и Кизи более или менее обеспечено, ибо они охотно, за щедрое вознаграждение, которое обыкновенно мы им делаем (Это вознаграждение обыкновенно состояло впось, по их выражению, т. е. миткале и катайке и тамчи, т, е. махорки), готовы помогать нам. Вообще, писали мне гг. Разградский и Орлов, туземцы, видя наше постоянно доброе с ними обращение, соблюдение полной относительно их, справедливости, уважение к их обычаям и, наконец, полное отсутствие желания навязывать им наши обычаи, несоответствующие ни образу жизни, ни положению народа, видимо встали на нашу сторону. Манджуры же, видя, что мы вовсе не вредим их торговле в этом крае и всеми средствами охраняем оный от внешних на него покушений, точно также почувствовали к нам расположение". По прибытии в Кизи, г. Разградский нашел Березина водворившимся в селении Котово и производившим уже расторжку с инородцами, но, к несчастию, у него было [209] слишком мало товаров. Сухари и продовольствие он немедленно отправил с туземцем и казаком в де-Кастри, к Бошняку.
Н. К. Бошняк, от 15 апреля, из залива де-Кастри доносил мне следующее:
"К 25 марта лед во внешней части залива около М. Клостер Камп разломало и с этого времени эта часть залива сделалась доступною для судов с моря. Лед же в самом заливе стоял до 7 апреля и только с этого времени, при крепком NO ветре, начало его ломать. До сих пор залив еще наполнен ломаным льдом. Вчерашний день, 14 апреля, с горы у Клостер-Кампа мы увидели в трубу к югу, на горизонте, большое 3-х мачтовое судно, за которым начали следить.
"12 апреля мы перебрались во вновь выстроенную, покрытую хворостом, избушку. Это помещение, после бивуачной жизни то в грязных юртах туземцев, то на голом снегу, показалось для нас раем. В сделанном нами в этой избушке из глины камине мы поддерживаем огонь, дабы не заводилось сырости. Продовольствия при посте с получением от Березина и затем от Разградского муки, сухарей, сахару и чаю достаточно, я полагаю, на два месяца. Сухари мы бережем для похода, а вместо хлеба и пирожного печем у камина (единственной у нас печи) лепешки на рыбьем жире с рыбою; к обеду варим уху, а иногда и щи; обедаем и пьем чай все вместе. Для подкрепления команды я каждый день даю ей по 2 чарки манджурской водки (очень скверной), доставляемой нам Березиным из Кизи. Мы приобрели от купцев (за 2 конца катанки, якутский топорик и 5 аршин миткаля) лодку в 20 фут. длины и 5 фут. ширины; теперь готовим ее к походу: смолим, конопатим и возвышаем борта.
"Такова наша жизнь и занятия. Всей команды при посте в настоящее время 3 казака и тунгус. Мы все здоровы и, благодаря Бога, бодры.
"Имея постоянные сношения с туземцами залива де-Кастри и с возвращающимися чрез этот залив с тюленьего промысла инородцами р. Амур, промышляющими вдоль берега, к югу от де-Кастри, я, кроме вышеупомянутых сведений, получил еще следующие:
"По карте Крузенштерна, составленной из описи Лаперуза и и Браутона, в широте 49° N показаны у берега два большие [210] острова; согласно с этим и с вашими указаниями, первая забота моя была разузнать от туземцев сколь возможно подробнее об этих островах. Из всех их объяснений оказалось, что никаких по берегу островов не существует, но что около этой широты должен быть выдающийся в море полуостров с двумя возвышенностями. Лаперуз и Браутон, следовавшие вероятно в значительном расстоянии от берега, приняли полуостров за острова. Туземцы сообщили мне, что именно у этого полуострова должен быть закрытый залив, который они называли Хаджиту."
15 мая я получил с нарочным из Аяна предписание управлявшего морским министерством Августейшего Генерал-адмирала Константина Николаевича, от 12 февраля 1853 г. Вот его содержание:
"По распоряжению президента Северо-Американских Штатов, снаряжены две экспедиции: одна с целию установления политических и торговых связей с Японией, а другая ученаядля обозрения берегов Тихого океана, до Берингова пролива; почему правительство штатов просило дружелюбного внимания и содействия этим экспедициям в случае ежели-бы суда их зашли в пределы наших владений на азиатском и американском берегу. Государь Император Высочайше повелеть соизволил, предписать начальствующим лицам в тамошних наших владениях оказывать экспедициям дружественное внимание и приветливость, в должных границах благоразумия и осторожности."
Объявляя мне это Высочайшее повеление, Государь Великий Князь генерал-адмирал изволил объяснить, что "по официальным сведениям, обе эти экспедиции в ноябре 1852 г. вышли в море и вероятно в мае или июне все суда соединятся у берегов восточной Индии, а летом того же года могут быть в наших пределах. Экспедиция в Японию вверена командору Перри и состоит из линейного корабля Vermont, 3-х пароходо-фрегатов: Missisipie, Susquechanna и Pouhotan, одного корвета Macedonian, 3-х военных шлюпов: Vandalia, Plymouth и Saratoga и одного парохода l'Alleghani. Всего же из 10 военных судов. "Ученая экспедиция, имеющая целию исследовать Китайское море, северную часть Тихого океана и Берингов пролив, по всей вероятности около половине лета 1853 г. будет находиться в наших пределах. Она находится под начальством капитана Рингольда (Ringgold) и [211]состоит из следующих судов: а) военный шлюп Vincennes, пароход John Натоск, бриг Porpoise и маленький лоцманский пароход, имя которого нам неизвестно.
"Поставляю Вас таким образом в известность, как о Высочайшей воле, так и о целях и составе экспедиции и о времени предположенного их плавания вблизи и около наших владений, насколько эти подробности нам теперь известны, но окончательно верными их считать нельзя; могут последовать и изменения. Мне остается Вам повторить: чтобы во всех ваших сношениях, буде случится, с судами, начальниками и экипажами этих экспедиции, вы оказывали им все внимание и приветливость дружественной нации, содействуя при нужде пособиями и наставлениями; словом, вы должны исполнять все, что обыкновенно соблюдается союзными державами, но при этом для предписываемых Вам благоразумия и осторожность иметь постоянно в виду честь русского флага, постоянство нашей Империи, мирно водворяемую нами в краях, где вы находитесь, власть, и в виду этого необходимую проницательность".
Таков был смысл Высочайшего повеления и предписания Августейшего генерал-адмирала Великого Князя Константина Николаевича.
22 мая я получил из Николаевска с нарочным тунгусом записку от Н. К. Бошняка, отправленную им 6 мая в Николаевск с тунгусом из селения Хой. Записка эта такого содержания: "В заливе Хой я нашел стоявшее на верпе китобойное судно, шкипер которого (родом из Бремена) сообщил мне, что на Сандвичевых островах он слышал, что американцы нынешним летом будут в Татарском заливе и хотят занять бухту для пристанища своим китоловным судам; насколько это справедливо — не знаю, но я во всяком случае буду руководствоваться давным мне заявлением о принадлежности этих мест до корейской границы, а равно и острова Сахалина, России, что объявил и этому шкиперу".
ГЛАВА XX.
Мои распоряжения в Николаевске. — Предписание Разградскому от 23 мая 1853 г. — Донесение гг. Воронина и Разградского от 31 мая. — Сущность донесения Н. К. Бошняка от 20 июня. — Состояние залива де-Кастри. — Состояние берега между заливом де-Кастри и гаванью Императора Николая (Хадзи).
Вследствие упомянутого в предъидущей главе Высочайшего повеления, предписания Августейшего Генерал-Адмирала и наконец сведений от Н. К. Бошняка, я приказал, по прибытии в Николаевск мичмана Разградского, следовать ему немедленно в залив де-Кастри с тремя матросами и действовать согласно препровождаемой при сем инструкции. Эта инструкция была такова:
1) По прибытии в де-Кастри, иметь при посте постоянно военный флаг.
2) В случае прихода в де-Кастри американских военных судов, принять их сколь возможно дружественно, вежливо и радушно; при сношении же с начальниками и офицерами объяснять, что плавание по лиману, наполненному лабиринтом мелей и банок, при сильных неправильных течениях, не только затруднительно, но в высшей степени опасно для мелкосидящих судов, для судов же среднего ранга невозможно. Что вся эта страна пустынная, гористая, без всяких путей сообщения. Что по нерчинскому трактату, заключенному с Китаем в 1689 г., и по праву занятия острова Сахалина нашими тунгусами в 17 столетии, первоначального его описания в 1742 году и занятия южной части его в 1806 г. русскими, вся страна эта до корейской границы, как равно и остров Сахалин, всегда составляли и составляют российские владения.
3) Что теперь правительство сознало необходимым основать в этом крае несколько постов, из них главный [213] Николаевский на устье р. Амур, в виду того, чтобы обеспечить сообщение восточной Сибири с владениями нашими, лежащими по берегам Охотского моря, Камчатки и Америки и, наконец, для того, чтобы плавающие в значительном количестве около этих негостеприимных и опасных берегов иностранные суда, в случае несчастий или нужды, имели бы пристанище и помощь. Посты эти вскоре должны быть устроены в более или менее надлежащем виде, ныне же мы исследуем только берег для выбора лучших для этого местностей.
4) Вам поручается всеми мерами содействовать американцам для достижения ими ученой цели, с которою, по сообщенным мне Его Высочеством Генерал-Адмиралом сведениям, эти суда здесь могут явиться, стараясь при этом показать им, что всякое распоряжение с их стороны (носятся слухи, что будто-бы цель прибытия этих судов в Татарский залив состоит в занятии на берегах этого залива пункта) не может быть допускаемо без разрешения высшего правительства.
5) Иметь в виду, что в июне или в начале июля вам пришлется провизия и подкрепление и потому продовольствия из Николаевска вы должны взять по крайней мере на 1 1/2 месяца.
6) По прибытии в Кизи прикащика Березина вышлите его на наемной лодке в Петровское, с вымененными им от туземцев на товары, просо и чаем, в чем мы очень нуждаемся; при посте в Кизи оставьте одного или двух человек.
7) По возвращении из экспедиции лейтенанта Бошняка, передайте ему, чтобы он для личных со мною объяснений немедленно следовал в Петровское, и
8) В случае прихода в де-Кастри китобойных или иных иностранных частных судов, заявляйте им, что так как все берега эти до корейской границы составляют российские владения, то никакие с их стороны произвольные распоряжения, а равно насилия и обиды инородцам, как состоящим под нашею защитою и покровительством, не могут быть допускаемы. Затем, по возможности тщательно наблюдайте за их действиями.
После этого, 6-го июня, я получил из Николаевска уведомление от гг. Воронина и Разградского об исполнении данных им поручений и о том, что г. Разградский, согласно сейчас сказанному моему предписанию, 2-го июня отправился в де-Кастри.
Г. Воронин донес мне, что, выйдя 10-го мая из [214] Николаевска, от мыса Пронге, он направился по указанному туземцами каналу, идущему до середине лимана, но мог проследовать лишь малую часть оного, потому что при засвежевшем от S ветре, сулоем и волнением шлюпку заливало, так что с большою опасностию он едва мог добраться до мыса Пронге. Глубина лимана в этой части от 4 до 6 сажен.
Г. Разградский, следуя от того же мыса, по южному прибрежному каналу и достигнув мыса Лазарева, старался перейти на сахалинский канал, но здесь его постигла та же участь: при внезапно засвежевшем ветре от S развело сулой и волнение, которыми заливало его шлюпку, и он едва мог достигнуть берега, чтобы укрыться.
В заключение оба офицера высказали, что без парового мореходного судна с надлежащими средствами, обследование средины лимана, где имеется надежда найти более глубокий фарватер, нежели известный нам прибрежный, решительно невозможно.
23-го июня, с прикащиком Березиным, возвратившимся из Кизи, я получил донесение г. Бошняка; в то же время пришло с нарочным из Аяна уведомление генерал-губернатора о Высочайше утвержденном, составленном им, штате амурской экспедиции. При этом приложен был и самый штат.
Болезнь г. Бошняка не позволила ему явиться лично ко мне, в Петровское; он остался в Николаевске и оттуда, 20-го июня, прислал мне следующий отчет о своей командировке: "Залив де-Кастри совершенно очистился от льда 28-го апреля, а до этого времени с 7-го апреля весьма часто при О ветре наполнился льдами с моря. 1-го мая, на приготовленной лодке, с 2 казаками и тунгусом, я вышел из залива, оставив при посте 2 человек и дав им, согласно Вашему приказанию, на русском и французском языке объявление для предъявления иностранным судам, в случае их прихода в залив. В лодке мы могли взять с собою сухарей и прочей провизии не более как на 5 недель.
"По наблюдениям моим, произведенным в заливе де-Кастри, оказалось:
"1) Что подойти к заливу с моря возможно было с 19-го марта, войти же во внутреннюю часть залива можно было только 27-го апреля.
"2) Возвышение воды, при обыкновенных обстоятельствах, бывает от 4 до 6 фут. [215]
"3) Грунт дна плитняк и жидкий ил на нем, толщиною не более 2 фут., а потому стоянка здесь судов не совсем обеспечена.
"4) Самая закрытая часть залива — за островами Базальтовым и Обсерватория, но глубина в этом месте от 4 1/2 до 3 1/2 саж., у берега же мель.
"5) По речке Сомян (или Нангмар), впадающей в заливе в западную мелководную бухту, возможно подыматься только 4 версты и то на шлюпке, сидящей в воде не более 2 1/2 фут., далее же эта речка мелководна и порожиста, и
"6) Вся северная бухта усеяна каменьями, мелководна и недоступна.
"1-го мая я вышел из залива де-Кастри и на пути пользовался всякими благоприятными обстоятельствами, чтобы собрать всевозможные сведения о свойстве берегов, рек, впадающих в море, зимних путях туземцев и о характере и образе жизни прибрежных жителей. 22-го мая 1853 года я прибыл в неивестный еще до сего времени залив, носящий у туземцев название залива Хаджи.
"Путь следования моего до этого залива был следующий:
"2-го мая мы прибыли в первое на нашем пути селение Дугу, которое расположено при устье реки того же имени, весьма мелкой и удобной только для входа небольших лодок; она вытекает из одного хребта с рекою Сомин (в зал. де-Кастри), течет весьма извилисто, между низменными при устье берегами, поросшими травою. У самого устья на 2 гористых мысах и на близ лежащем хребте растет среднемерная ель. Берет до с. Дугу утесистый, отвесный и только 2 маленьких ручейка имеют небольшую отлогость и служат проезжающим туземцам местом убежища во время сильных ветров. До устья первого ручейка, лежащего от Клостер-Кампа около 10 миль, берег преимущественно сплошной каменистый; далее же глинистый, но везде покрыть густым мелким лесом. Перед самым селением Дугу находятся два каменистые острова. Между крайним и мысом Дугу, — каменистый риф. На этих островах туземцы в июне собирают яйца чаек и диких уток, которых по всему прибрежью изобилие. Устье реки Дугу, по наблюдению полуденной высоты, лежит в 51° 16' 24" N широты. Вышедши оттуда 5-го мая, я достиг селения Хой, около которого встретил 3-х мачтовое [216] китобойное судно, стоявшее на верпе; шкипер его, пользуясь штилем, съезжал на берег, чтобы купить рыбы у туземцев; он говорил и по-французски и по-немецки, а потому я заговорил с ним и пригласил его напиться вместе чаю. В разговоре он мне сообщил, что американцы нынешним летом хотят быть в Татарском заливе, чтобы занять здесь бухту для основания пристанища китобойным и другим судам, посещающим эти места. На это я отвечал ему, что без согласия нашего правительства этого сделать нельзя, потому что все прибрежье до корейской границы, а равно и Сахалин, на основании трактата 1689 г. и первоначального описания и заселения русскими Сахалина, составляют владения России. При этом я объяснил ему те основания, которые ему не были известны, и в заключение просил его, чтобы он объявил о том своим соотечественникам. После того я сказал, что мы ныне сами намерены во всех закрытых бухтах, которые окажутся удобными и безопасными для стоянки судов, поставить надлежащие посты, как уже и начали с залива де-Кастри. Шкипер оказался человеком весьма образованным: он с любопытством выслушивал мои объяснения и дал мне слово передать это и другим, а для большей основательности просил меня написать подобного рода заявление на бумаге, что, согласно данным мне Вами приказаниям, я и исполнил. Имея в виду, что подобная встреча весьма важна и пользуясь проезжавшими в это время из селения Аур на реку Амур манджурами, я отправил с ними к Вам записку, приказав им сколь возможно скорее доставить оную в Николаевск и обещал им, что чем скорее они ее доставят, тем большее получат вознаграждение. Они объявили мне, что ранее 10-ти ночей доставить эту писку нельзя, и они будут довольны, если им да-ут 3 конца китайки, 5 саж. микаля (пось), 2 платка, охапку (т. е. около 10 фунт) тамча (махорки) и 3 топора; я сказал им, что все это им выдадут, если они устоят в своем слове и сверх этого прибавят еще 3 саж. пось. Они с радостию взялись и просили меня написать об этом писку, т. е. дать им в роде реверса. Так мы обоюдно и устроили: эти туземцы, пользуясь штилем, сейчас же отправились (Они в точности исполнили свои обязанности: 16-го мая записка Бошняка была в Николаевске и они получили все сполна с значительною еще прибавкою). Со шкипером Бергстремом [217] расстались друзьями: я способствовал ему запастись здесь рыбой и дикими утками от туземцев, что было мне весьма легко, так как я имел в тунгусе хорошего переводчика.
"Селение Хой лежит при устье речки того же имени, за мысом, называемым туземцами Большой Хой; оно находится в 36 милях от мыса, речки и селения Дугу. Устье речки Хой запружено песком и дресвою, почему оно и представляет вид озера. Местность, преимущественно у прибрежья, песчаная, далее же тундристая и покрыта мелкою лиственницею. На всем протяжения от селения Дугу до Хой берег представляется утесистыми мысами; эти мысы носят следующие названия: Натом, То, Агас, Чанемны, Мангутово, Чудой, Земново и Хой. Они все каменистые и с северной стороны представляют отвесные скалы, а с южной спускаются в море глинистыми обрывами, покрытыми мелким уродливым лесом и кустарником. По словам туземцев, здесь множество медведей. Берег между этими местами утесистый; здесь встречаются ручейки с низменностями и три небольшие речки; за мысом Атас течет р. Гвелы, а за мысами Чансины и Чудой — речки тех же имен. Эти речки при устьях служат убежищем туземцам при свежих ветрах. Из них, впрочем, одна только Гвелы заслуживает некоторого внимания. По свойству большей части рек этого прибрежья, ее устье также загромождено дресвою; она течет между гористыми берегами, покрытыми елью, при устье же берега ее низменны и травянисты. Прежде тут была одна юрта туземцев; по их рассказам, в летнее время вода прорывает кошки, и в нее заходят в большом количестве кети. Из селения Хой г. Бошняк прибыл в с. Сюркум (или Теряти), лежащее в 19 милях от Хой. Оно расположено между двумя речками — Сюркум и Теряти, от которых и получило свое название. Из них первая, ближайшая к мысу и селению, при устье довольно глубока (6 фут) и при приливах и отливах имеет весьма быстрое течение; вторая же, Теряти, заграждена при устье кошками и имеет вид озера; берега ее низменны и песчаны. От устья реки Сюркум до мыса того же имени тянется тундристая низменность, отчего и самый этот мыс издали кажется островом. Берег между селениями Сюркум и Хой вообще отвесный и утесистый с небольшими ручейками, представляющими весьма малые удобства для приставания шлюпок. По наблюдениям полуденной высоты солнца, широта селения Сюркум 50° 31' 34" N. [218]
Из этого можно заключить, что мыс этот тот самый, который на карте Крузенштерна назван мысом Маунта. Из селения Сюркум Бошняк прибыл в селение Лукаль, лежащее около 19 миль от Стракум. Лукаль находится при устье р. того же имени, которое также загромождено с моря дресвяною кошкою, отчего тоже имеет вид озера. Местност у этого устья до мыса возвышенна, покрыта травою и различными цветами и потому весьма красива, а речка изобилует рыбою. Берег моря между селениями Сюркум и Лукаль отвесно-утесистый; на нем нет ни одного ручейка с низменностию, отчего он весьма опасен. От селения Лукаль, в 6 милях, лежит селение Хойлль, а в 2 милях от него — селение Быки. Первое расположено при ручье того же имени, а второе при устье речки Быки; оба имеют хорошую почву, покрытую мелким лесом. Быки зимою не изобилует рыбою, поэтому жители на зиму переходят в другие селения или на реку Тумджин. Устье р. Быки мелко и каменисто, берега же на всем протяжении низменны и только местами возвышаются и имеют мелкий лес. В 2 милях от селения Быки находится огромный камень, а в 32 милях лежит селение Дата. По полуденной высоте солнца, широта последнего оказалась 49° 16' N. Мыс Дата, при устье большой реки того же имени, на карте Крузенштерна назван мысом Лесепс; он травянист, покрыт редким березняком и по хорошему качеству травы представляет удобство для скотоводства. Около двух верст от берегов реки тянется небольшой хребет и от него около 1/2 верст идет тундристая низменность, покрытая горелым лесом. Река Дата изобилует как речною, так и морскою рыбою, поэтому инородцы живут на ее берегах постоянно, т. е. амму и дето. Такого рода местность есть единственная на всем осмотренном мною пространстве. Это селение есть непременная станция для всех туземцев, кочующих но реке Тумджин, и для инородцев с р. Амур, проезжающих мимо на тюлений промысел и для торговли в залив Хаджи". Сведения,отобранные Н. К. Бошняком о реке Дата, следующие: она состоит из 2 рек Тумчин и Чламаль, собственно-же Дага, по рассказам туземцев, течет да расстоянии 160 верст от слияния этих рек; течение ее на этом пространстве извилисто и направляется частию между низменным, частию и между гористыми берегами, покрытыми толстым осиновым, кедровым, лиственничным и еловым лесом. Леса эти изобилуют соболями, [219] лисицами и выдрами, что составляет главный зимний промысел туземцев.
Берег моря между селениями Быки и Дата преимущественно утесистый и покрыть мелким лесом; на нем замечательны следующие мысы: Бьена, Чумы, Юмы и, наконец, Дата или Лесепс. Все они гранитные, и мыс Чумы имеет красный цвет. Вообще эта часть берега обращает на себя внимание своими живописными видами: то он идет высокоотвесными скалами, доходящими до 160 фут. высоты, то образует маленькие бухточки между скалами, в средине которых стоят отдельно красноватые скалы; то опять представляет дуговые низменности, поросшие рощами, цветами и кустарником. Из многих речек, впадающих в море на этом пространстве, ни одна не заслуживает внимания.
От селения Дата в 9 милях лежит селение Джунихо, на небольшой речке того же имени. селение это расположено на луговой низменности, в маленькой бухточке, в которую впадает река того же имени. Эта река весьма медка и узка, так что в устье ее проходят с большим трудом туземные лодки. Берег на протяжении от Дата до Джунихи горист и каменист.
В 10 1/2 милях от Джунихи находится селение Уй при устье небольшой речки того же имени, впадающей в небольшую бухточку, берега которой тундристы и покрыты мелким лесом; устье этой речки весьма узко и мелко. Подход с моря к ее устью затруднителен даже и для туземных лодок, но причине множества каменьев, которыми она усеяна. Морской берет до этого селения имеет тот же характер, что и предъидущий. Из мысов, лежащих на этом берегу, замечательны (названные мною) мыс Казакевича и Китобойный. Весь берег от селения Уй до залива Хаджи низменный и покрыт густым лесом. На нем нет ни одной речки.
"23 мая 1853 г., пишет Бошняк, при свежем О ветре, я подошел к низменному перешейку, перетащил чрез него лодку, и вошел в бухту, которую назвал в честь Цесаревича — Александровскою. Из этой бухты мы того же числа прибыли в самый залив и расположились за островом на ночлег. Это место, как лежащее у входа в залив с моря, я и выбрал на начальный пункт моих исследований. Широта его по полуденной высоте солнца оказалась 49° 4' N.
"Неизвестный до этого времени никому из европейцев залив [220] Хаджи, названный мною заливом Императора Николая I, лежит между увалистыми берегами, покрытыми на южной стороне превосходными лиственичными и еловыми лесами. Он опоясывается отрогом гор от хребта, идущего параллельно берегу моря. По склону гор, обращенному к заливу, произрастают кедровые леса больших размеров. Залив этот принимает в себя, кроме большего числа маленьких рек, две значительные реки Хаджи и Ми. Первая из них впадает в главную бухту залива, названную мною бухтою Императрицы Александры, а вторая в большую бухту, названную бухтою Великого Князя Константина.
"Залив Хаджи можно подразделить на 4 части или бухты: Императрицы Александры (по туземному Ходок), Великого Князя Константина (по туземному Ми), Великого князя Цесаревича Александра (по туземному Уй) и, наконец, Великого Князя Алексея (по туземному Верги). Каждая из этих бухт составляет обширную и совершенно закрытую гавань, но из них бухта Великого Князя Константина особенно замечательна по приглубым берегам своим, к которым могут приставать суда всех рангов. Бухта Константиновская ограничивается с северной стороны горами, а с южной возвышенным ровным берегом. глубина ее от 5 до 10 саж., а под самым берегом от 4 до 5 саж. В эту бухту впадает река, имеющая в устье канал в 11 ф. глубины. По рассказам туземцев, берега этой реки покрыты толстомерным лесом кедра, лиственицы и ели. В жаркое время сюда выходит много сохатых (оленей), охота на которых составляет главное занятие жителей; кроме того, туземцы занимаются еще рыбным промыслом, так как река изобилует рыбой.
"Бухта Цесаревича Александра уступает Константиновской тем, что низменный перешеек открывает ее северным ветрам; глубина в ней на расстоянии около 200 саж. от перешейка от 2 до 5 футов, а далее, на пространстве около 2 1/2 верст, до ее устья, от 8 до 10 саж.; у берега 4 сажени.
"Южный берег бухты Императрицы Александры возвышенный и изобилует чрезвычайно толстомерным лесом (от 10 до 15 вершк) кедра, лиственицы и ели; северный-же берег увалистый, ровный и хотя покрыт лесом, но менее толстым. Глубина в бухте от 9 до 17 саж., у самого берега 3 сажени.
"Бухта Великого Князя Алексея имеет в устье глубину 9 [221] саж., а далее оть 4 до 7 саж.; берега ее увалисты и заняты частию лесом, частию же лугами.
"Река Хаджи впадает в бухту Императрицы Александры; она, по словам туземцев, течет на 150 верст. Из них на протяжении 40 верст она удобна для плавания на лодках; на этом расстоянии 4 селения. Глубина реки на баре в малую воду от 1 1/2 до 2 1/2 фут., а далее до 12 фут. Правый берег при устье гористый, левый — луговой. Оба берега реки покрыты строевым лесом лиственицы и ели. По словам туземцев, около 40 верст от устья, не берегам этой реки находятся дубовые леса.
"Туземцы залива Императора Николая живут в 5 селениях; главное в них при устье реки Ми имеет 10 юрт. Всех жителей не более 50 душ. Образ жизни туземцев, а равно и жителей всего пройденного мною берега, следующий: Большая часть их полукочевая и полуоседлая, так как перемена места ограничивается у них постоянно двумя пунктами. В летнее время они выходят на прибрежье, где и выжидают прохода морской рыбы, из которой готовят для себя зимний запас. Затем, на зиму, уходят на реки Дата и Тумчин, на которых занимаются промыслом сохатых и различного рода пушных зверей. Со вскрытием этих рек, сделавши себе лодки из толстой осины, которая, по их словам, на этих реках в изобилии, они спускаются по течению в свои летники. Там они они занимаются охотой на сохатых и рыбным промыслом; для последнего им приходится переходить в соответствующие для промысла места в окрестностях залива. Средства, употребляемые ими для ловли рыбы, гораздо хуже чем у амурских туземцев, почему, несмотря на огромное количество речной и периодической морской рыбы, запасы их никогда не превышают количества, необходимого для домашнего употребления. Весной, когда время прохода рыбы еще не наступило, туземцы на легких ветках (шлюпка из бересты) выезжають к мысам залива, где ловят камболу, быков и раков, для пропитания в это время. Часто случается, что рыбный промысл осенью изобилен, и тогда большая часть туземцев остается зимовать в своих летниках.
"Туземцы живут в юртах, сделанных из коры; для приготовления пищи и отопления, среди юрты, на земле раскладывается огонь. Юрты эти ежегодно ремонтируются. По близости рыбного промысла, подобно всем инородцам амурского края, эти туземцы [222] имеют летники, т. е. такие же юрты, как и летния. Все здешние туземцы нрава кроткого и боязливы; но большей части тех предрассудков, каких много у гиляков, у них нет. Несмотря на то, что страна изобилует пушными ценными зверями и рыбою, они живут очень бедно; вероятно, от того, что не имеют никакой возможности сбывать свои промыслы за сколько нибудь сходную цену. По их словам, одна или две лодки ежегодно ходят в Кастри и оттуда в Кизи, для закупки крупы, табаку и ткани (преимущественно китайки) от торгующих там манджуров или инородцев. Обитатели р. Амур хотя и приезжают для торговли на татарский берег, но все-таки не могут удовлетворить потребностям разбросанного но этому берегу населения, доходящего до 5,000 душ.
"Различные туземцы, встречавшиеся на пути, рассказывали мне, что до селения Кульмуги, лежащего около 300 верст от устья р. Самальга, ведется торговля с приезжающими туда инородцами и манджурами с рек: Уссури и Сунгари; до этого селения ни хлебопашеством, ни огородничеством не занимаются, далее же к югу, внутри страны есть манзы, которые имеют скот и огороды и занимаются хлебопашеством. Обитатели татарского берега разделяются на два рода: те, которые населяют берег от де-Кастри до р. Самальга — называют себя мангунами, живущие же к югу от Самальги, до корейской границы — кекгальцами, а внутри страны — манзами. Мангуны и кекгальцы отличаются между собою языком, но образ жизни их одинаков. Манзы оседлы и язык их смесь манджурского с кекгальским. В расстоянии около 800 вер. от реки Самальги (20 дней хода на лодке, как выражали туземцы) впадает в большой залив р. Сайфун. С этой реки ездят в корейский город и большое озеро Канга, которое соединяется с р. Уссури. На татарском берегу между реками Самальгою и Сайфуном, говорили туземцы, есть много закрытых бухт. Из коих некоторые иногда вовсе не замерзают и что бухты эти находятся недалеко от р. Уссури, с которой и на которую туземцы часто ездят на собаках чрез горы. Подобных путей, по их словам, очень много. Река Самальга впадает в море, в широте около 46° 30' N. По словам жителей, эта река имеет берега, покрытые строевым дубом и кленом; она глубока на пространстве около 200 верст, и по ней могут подыматься большие лодки. С этой реки ездят на Уссури чрез реку Пор и [223] другие притоки рек Самальи и Пор. Этот путь около 400 верст.
"Еще я увидал, что из залива Императора Николая на реку Амур три пути: 1-й с Кизи по реке Дата и Тумчин, чрез довольно высокий хребет на исток речки Ай, впадающей в озеро Кизи (этим путем до селения Кизи около 500 верст), 2-й по рекам Дата и Тумчин до истока последней, откуда переваливают на речку Уливчи, впадающую в реку Ады, приток Амура, и наконец 3-й путь по р. Дата до устья р. Члямаль, вверх по сей последней, до гор и далее чрез хребет в проток реки Хунгари; по этой последней спускаются до устья ее, т. е. до реки Амур. Последний путь считается самым удобным и имеет около 400 верст. Все жители прибрежья Татарского залива ни от кого не зависят, никому ясака не платят и никакой власти не признают.
"По словам туземцев, в Татарском заливе раннею весною являются большие суда, часто становящиеся у берега на якорь; команды их иногда делают насилия жителям".
Окончив описание залива Императора Николая И-го, г. Бошняк собрал на берег в бухту, лежащую при выходе из залива, всех туземцев и объявил им, что так как вся страна до корейской границы русская, то мы их и всех жителей в оной обитающих принимаем под свою защиту и покровительство. За сим поставил крест и вырезал на нем: "Открыта и названа заливом Императора Николая И-го, 23 мая. Н. К. Бошняк". Передав жителям объявление упомянутого содержания на русском, немецком и французском языках, Бошняк приказал им предъявлять эту бумагу каждому судну, которое они встретят, а тем более которое придет в гавань. 30-го мая, пользуясь благоприятными обстоятельствами, г. Бошняк вышел из гавани и направился в обратный путь вдоль берега к северу. Провизии у него оставалось только на 3 дня, а потому 6 дней он питался рыбою и ягодами. 8-го июня прибыл в залив де-Кастри и, вследствие моих распоряжений, отправился в Николаевск, куда и прибыл 17-го числа, больной.
Результаты открытий и исследований Н. К. Бошняка были очень важны. Он был первый из европейцев, который дал свету точное понятие о северном береге Татарского залива и обнаружил неверность этой части берега на карте Крузенштерна; [224] он открыл на этом берегу одну из превосходнейших и обширнейших гаваней в свете и узнал, что там находится еще несколько гаваней, чем разрушил сложившееся до этого времени мнение, выразившееся и на карте Крузенштерна, что будто бы на всем пространстве этого берега, от залива де-Кастри до корейской границы, нет не только ни одной гавани, но даже какой либо бухты, сколько нибудь удобной для якорной стоянки, почему берег этот считался опасным и недоступным. Наконец, он разрешил окончательно весьма важный вопрос, именно: что жители, обитающие на этом берегу, никогда зависимы не были и китайской власти не признавали.
Вслед за нарочным из Аяна, 26 мая, я получил с почтою Высочайшую награду св. Анны 2 ст. с короною и, по представлению генерал-губернатора, Высочайше утвержденный штат амурской экспедиции. [225]
ГЛАВА XXI.
Предписание генерал-губернатора от 2 марта 1853 г. — Высочайше утвержденный штат амурской экспедиции. — Сущность отношения Завойко. — Донесение генерал-губернатору от 25 июня 1853 г. — Предписания генерал-губернатора от 15 апреля 1863 г. и от 23 апреля. — Письмо Н. В. Буссе от 6 июля 1853 г. — Следствие распоряжений высшего правительства. — План действий моих в июле 1853 г. — Распоряжения мои доктору Орлову 14 июля. — Письмо мое генерал-губернатору от 14 июля 1853 г.
В предписании своем от 2 марта 1853 года генерал-губернатор пишет мне: "В виду важности результатов Ваших действий, Государь Император, по представлению моему, Высочайше удостоил Вас наградить за оные и вместе с тем утвердить штат вверенной Вам экспедиции, составленный на основании донесений Ваших, и приказать изволил, все рассчеты с российско-американской компанией окончить к 1 января 1854 г., о чем и сообщено главному правлению компании".
Согласно штату экспедиции, Николай Николаевич предписывал мне:
а) Всех чинов экспедиции зачислить в штат оной.
б) Время к пенсиону офицерам считать с 29 июня 1850 года, т. е. со дня основания Петровского зимовья.
в) Главным пунктом экспедиции назначить Николаевск.
г) Морское довольствие требовать от камчатского губернатора, и
д) Командиром морской роты и моим помощником назначается капитан-лейтенант Бачманов, который и должен прибыть на место в навигацию 1853 г.; что же касается дополнения экспедиции командою, согласно утвержденному штату оной, то оно не может последовать ранее 1854 г. и вероятно будет из Забайкалья.
По Высочайше утвержденному штату амурская экспедиция состояла: 1) из начальника оной капитана 1-го ранга Невельского [226] на правах губернатора или областного начальника; 2) из роты флотских нижних чинов 240 челов., откомандированной из камчатского экипажа. Командир этой роты, штаб-офицер флота, вместе с тем назначался помощником начальника экспедиции. В этой роте должны состоять: 2 лейтенанта, 2 мичмана, 2 штурманских офицера и 1 артиллерийский офицер (вместо штурманских и артиллерийского офицеров, по усмотрению начальника экспедиции, могут быть флотские офицеры); 3) при экспедиции, сверх морских чинов, состоят сотня конных казаков с 2-мя офицерами и взвод горной артиллерии при 2 офицерах; доктор, правитель канцелярии с 1 или 2 помощниками, 3 писаря, содержатель имущества, 2 фельдшера и священник с походною церковью. 4) Все чины, состоящие в экспедиции, пользуются морским довольствием, по камчатскому положению, в продолжение всего года. 5) Офицеры, состоящие в экспедиции, получают пенсионы за 5 лет служения в оной, в том размере, какой определен по закону за 10 лет службы в Охотске и Камчатке; 6) служба, проведенная в экспедиции, считается год за два года для нижних чинов и, наконец, 7) экспедиция во всех отношениях состоит под непосредственным начальством генерал-губернатора Восточной Сибири.
С этою же почтою я получил отношение от камчатского губернатора В. С. Завойко, который просил меня скорее выслать в Петропавловск зимующий в Петровском бот "Кадьякь", так как с открытием навигации все суда камчатской флотилии должны идти в Аян, а между тем необходимо снабдить продовольствием Гижигу и Тигиль.
Судя по распоряжениям высшего правительства, я убеждался, что оно решается, наконец, обратить серьезное внимание на этот край и что заявление мое о принадлежности его России ему уже известно, а потому слова:иметь постоянно с виду благоразумие, осторожность и миролюбиво водворяемую нами в том крае власть, при сношении с ожидаемыми американскими военными судами, могли быть понимаемы в духе упомянутого в предьидущей главе моего заявления иностранцам.
В виду этого убеждения и сведений, доставленных гг. Бошняком, Разградским и Петровым, я предположил:
А. Немедленно отправить бот "Кадьяк" в Аян с предложением Кашеварову, чтобы первое военное судно, пришедшее [227] из Петропавловска, было прислано в Петровское с запасами, какие только возможно уделить из Аяна, и затем, чтобы он скорее высылал в Петровское запасы и товары, а равно и паровой барказ, долженствовавший прибыть в Аян в навигацию этого года, согласно уведомлению главного правления компании.
Б. С прибытием из Аяна военного судна, немедленно следовать на нем в Татарский залив с целью поставить военные посты на западном берегу острова Сахалина и в Императорской гавани.
и В. В то же время отправить А. И. Петрова с продовольствием и частию людей в Кизи, для подкрепления нашего поста в з. де-Кастри и окончательного занятия селения Котова (около Кизи).
Бот "Кадьяк" вышел из Петровского 26-го июня; с ним я послал донесение генерал-губернатору (прося это донесение отправить из Аяна с нарочным) и отчеты по исследованиям гг. Бошняка, Разградского, Петрова и Воронина. Объясняя важность результатов их работ, обстоятельства, какие встречаются на месте, положение экспедиции и, наконец, упомянутые мои распоряжения и те, которые я непременно приведу в исполнение с прибытием первого военного судна в Петровское, я писал: "Немедленное занятие Императорской гавани, как гавани на прибрежье Татарского залива, находящейся посредине между лиманом и корейской границей, весьма важно. Кроме того, следует занять еще одну бухту на западном берегу острова Сахалина и выслать в крейсерство в Татарском заливе военное судно. Все это крайне необходимо, во-первых, в виду ожидаемого прибытия в этот залив американской экспедиции, а во-вторых, для подкрепления постов в де-Кастри и Кизи. Только этими действиями мы фактически можем заявить американцам и всем иностранцам о принадлежности этого края России и тем отстранить всякие на него с их стороны покушения.
"Из моего донесения Ваше Превосходительство изволите усмотреть, что разрешение главного морского вопроса подвигается успешно: не смотря на ничтожество средств, мы принимаем меры к ограждению этого края от всяких на него покушений с моря. Так как Государь Император по ходатайству Вашему уже обратил свое высокое внимание на наши работы, то мы надеемся, что экспедиция наша получит, наконец, надлежащие[228] средства. Не смотря на все усилия и попытки наши, с настоящими средствами мы не только не имели возможности произвести исследование средних лимавских фарватеров, которые, по словам туземцем, более глубоки известных нам, открытых в 1849 году фарватеров, — мы не имели даже возможности с точностью определить направление и этих последних и оградить их надлежащими знаками, необходимыми для плавания судов до лиману, который, как Вам известно, имеет сильные неправильные течения и лабиринты банок и мелей, так что вход в реку судов, сидящих в воде до 14 футов, остается доселе, по неимению при экспедиции средств, необеспеченным. На исследование лимана и на устройство на нем мореходных знаков, даже при том числе судов, о котором я несколько раз представлял Вашему Превосходительству, потребовалось бы более двух лет, а между тем, в штате амурской экспедиции, ныне мне присланном, а равно и в предписании Вашем, не говорится, какое число и какие именно суда должны быть присланы в экспедицию. Теперь, с увеличением команды в экспедиция более чем в пять раз, при необходимости иметь несколько постов по прибрежьям края и по рекам Амуру и Уссури и, наконец, в виду необходимости исследовать лиман, надобно, чтобы при экспедиции было по крайней мере два мореходные винтовые судна с осадкою от .9 до 13 фут. и с паровыми барказами, и хотя один большой речной пароход; в противном случае, не только производить наследование лимана, но и обеспечить продовольствием назначенное по штату число команд, долженствующих быть помещенными в нескольких постах по прибрежью до корейской границы, на острове Сахалине и по берегам, будет не только затруднительно, но почти невозможно. Следовательно, с присылкою сюда только однех команд без упомянутых судов, экспедиция не только не может достигнуть упомянутой главной государственной цеди, но еще поставлена будет в безвыходное положение, несоответствующее достоинству России.
"Вследствие этих соображений, убедительно прошу Ваше Превосходительство обратить на это Ваше внимание и исходатайствовать, чтобы были высланы с командами и упомянутые средства, необходимые для прочного водворения нашего в этом крае, бесспорно, принадлежащем России".
Отправив донесение, я с нетерпением стал ожидать первого [229] судна из Аяна. Команды наши, благодаря местным средствам, поправились от тяжкой скорбутной болезни (Пять человек нижних чинов умерли от нее)
и мы начали заготовлять лес в Петровском и в Николаевском, для сооружения помещений. Наконец, 11-го июля пришел из Аяна на петровсюй рейд транспорт "Байкал" с 12-ю казаками и 5-ю матросами для экспедиции. С ним я получил весьма важные Высочайшие повеления, в предписании генерал-губернатора, от 15-го и 20-го апреля и уведомление от маиора Н. В. Буссе, командированного Н. Н. Муравьевым.
Генерал-губернатор писал мне: "Государь Великий Князь Генерал-адмирал сообщил мне, что Государь Император по всеподданнейшему докладу государственного канцлера, в присутствии Его Императорского Высочества, относительно острова Сахалина, в 11 день апреля 1858 г., Высочайше изволил утвердить по сему предмету следующие основания:.
»1) Российско-американской компании занять остров Сахалин и владеть им на тех же основаниях, как владеет она другими землями, упомянутыми в ее привиллегиях.
"2) Обещать компании, что для занятия Сахалина и для занятий на нем компанейских учреждений, ей дадут в полное распоряжение воинских нижних чинов и офицеров. Чины эти будут считаться на службе компании и находиться на полном ее иждивении.
"3) Занять на Сахалине те пункты, которые по местным соображениям окажутся важнейшими, к чему и приступить непременно в навигацию сего 1853 г., а с 1854 года компания должна иметь там особого своего правителя, которому в политическом отношении состоять под начальством генерал-губернатора Восточной Сибири, или другого правительственного главного начальника, какой будет указан Высочайшею волею.
"4) Компания не должна допускать на Сахалине никаких иностранных заселений, ни произвольных, ни по взаимному соглашению и может передать сей остров только правительству.
"5) Правительство пользуется на острове Сахалине для казенных потребностей каменным углем безвозмездно, но добывает его своим иждивением.
"6) Для ограждения берегов острова и гаваней от вторжения [230] иностранцев, компания обязывается содержать достаточное число судов; но, в случае военного нападения, войско для защита требует от правительства.
"7) При первоначальном занятии острова Сахалина, в нынешнем году, могут быть употреблены, с разрешения генерал-губернатора, под начальством начальника амурской экспедиции, военные чины и средства оной; но сия экспедиция должна быть совершенно отдельно от сахалинской и оставаться по прежнему в непосредственном распоряжении правительства.
"8) Компанейское начальство должно обращаться с требованиями своими о назначении к нему офицеров и нижних чинов к генерал-губернатору Восточной Сибири, а сей последний обязан исполнять это требование безотлагательно; впрочем, главное правление компании, в случае надобности, может обращаться с просьбами по сему предмету и к высшему правительству на случай необходимости и удобства отправления на Сахалин офицеров и нижних чинов на кругосветных судах из балтийских портов.
"9) Офицеры и нижние чины, имеющие назначиться на службу компании на Сахалин, должны отправляться туда на компанейских судах и на иждивении компании от самого места прежнего их служения.
"10) В нынешнем же году назначить не менее 100 человек из Камчатки и обязать компанию содержать их.
"11) На издержки по сему предприятию отпустить компании ныне-же безвозвратно и без всякого впоследствии рассчета 50,000 рубл. сер. из сумм, ассигнованных в распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири, на составление особого капитала по предприятиям относительно гиляков".
Препровождая мне это Высочайшее повеление и предписывая привести его на месте в исполнение, по точному смыслу оного, генерал-губернатор пишет:
"Согласно Высочайшей воле, по соглашению моему с главным правлением компании, все основанные Вами в нынешнем году учреждения и чины сахалинской экспедиции во всех отношениях, до прибытия в 1854 г. правителя на Сахалин, будут находиться в вашем ведении. При исполнения же сего важного возлагаемого на вас Высочайшего повеления, нахожу нужным указать вам следующие главные основания к успешному исполнению видов правительства: [231]
"а) Занять на острове Сахалине в нынешнем году два или три пункта на восточном или западном берегу оного, но скол возможно южнее.
"б) Находящихся на южной оконечности Сахалина японских рыбаков не тревожить и оказывать им дружеское расположение, уверяя их, что мы занимаем остров Сахалин в ограждение оного от внешних покушений иностранцев и что под нашею защитою они могут безопасно продолжать там свой промысел и торговлю.
"в) Для занятия острова Сахалина назначено ныне из Камчатки 100 человек и два офицера при них. Для выбора этих людей и доставления оных к Вам, я командировал состоящего при мне маиора Буссе. Г. Кашеварову я предписал отправить в гавань Счастия-Петровское приготовленные в Аяне срубы для зимовки людей на Сахалине и одно судно в ваше распоряжение; оно должно остаться там на зимовку. Относительно команды я послал предписание г. Завойке и считаю нужным Вас предупредить, что означенную команду с 2 офицерами и со всеми продовольственными запасами, вооружением и всем необходимым для построек, а равно и с товарами, г. маиор Буссе должен доставить Вам в исходе июля, но никак не позже 1 или 4 августа, в Петровское.
"г) В случае, если вы признаете нужным сейчас же по получении сего занять на Сахалине какой-либо пункт, до прибытия означенных людей, то это предоставляется сделать по Вашему усмотрению, теми средствами, какие имеются во вверенной вам экспедиции.
"д) В начале июля к вам в Петровское должен прибыть 16-ти сильный пароход, купленный компаниею в Англии; вероятно, вы получите его в одно время с настоящим предписанием. Прошу употребит его в дело при занятии Сахалина; весьма было бы полезно, если бы вы с помощию этого парохода провели амурским лиманом в Татарский залив то судно, которое приведет к вам маиор Буссе. Это судно можете оставить зимовать на Сахалине.
"е) В местах, которые займутся вами на Сахалине, необходимо поставить орудия и устроить ограды или укрепления, и
"ж) По доставлении вам г. Буссе всего изложенного, вы имеете отправить его немедленно ко мне с донесениями". [232]
Вместе с этим, во втором предписании, от 23 апреля, генерал-губернатор пишет:
"Вследствие всеподданнейшего доклада моего и на основании Высочайшего о границе нашей с Китаем указания, предлагаю вам по Высочайшему повелению занять нынешним же летом залив де-Кастри и соседственное с ним селение Кизи и о последующем мне донести. В заливе де-Кастри иметь караул цо крайней мере из 10 человек, при офицере. В Кизи поставить военный пост для подкрепления и снабжения де-Кастри. При этом поставляю Вам на вид, что согласно с Высочайшими указаниями, по моему представлению о границе нашей с Китаем, далее де-Кастри и Кизи идти Высочайше не разрешено, а главное внимание должно быть вами обращено на Сахалин".
Николай Васильевич Буссе, прибыв в Аян, прислал мне следующее письмо, от 6 июля:
"Расчеты, сделанные в С.-Петербурге, оказались ошибочными: я с 25 июня в Аяне, но суда компании еще не приходили и когда будут — неизвестно. 5 дней тому назад пришли из Камчатки "Иртыш" и "Байкал", но, вследствие данных мне инструкций и наставлений, перевозить к Вам дессант непременно на компанейских судах, идти за дессантом в Камчатку на "Иртыше" или "Байкале" я не могу; между тем, время до такой степени упущено, что если бы, как объясняет А. Ф. Кашеваров, и сейчас пришло компанейское судно, то и тогда дессант, назначенный на Сахалин из Камчатки, вряд ли можно доставнить в Петровское ранее 1 сентября. Никаких срубов, о которых мне говорили в Петербурге, здесь неть и не делается; между тем, мне велено и срубы эти взять и доставить к Вам в Петровское вместе с дессантом из Камчатки со всем продовольствием, снабжением и вооружением, никак не позже 1 августа. Поставленный теперь в невозможность исполнить это приказание и не имея права перевозить дессант на казенных судах, ибо за это подвергся бы ответственности, спешу донести Вам об этом на Ваше усмотрение, и вместе с тем необходимым считаю сообщить; что, по словам Кашеварова, назначенный компаниею бриг "Константин", для перевозки дессанта из Петровского на Сахалин, во-первых, не может поместить этого дессанта с тяжестями, во-вторых, он весьма ненадежен и, в-третьих, если он и придет в Аян, что невероятно, то разве самою позднею осенью [233] основании Ваших предписаний г. Кашеварову, посылаю Вам транспорт "Байкал" и 17 человек людей с различными запасами, какие могли набрать в Аяне, сан же с часу на час ожидаю компанейского судна, чтобы отправиться за дессантом в Петропавловск. Пакет от Вас немедленно отправлен с нарочным к генерал-губернатору. Бот "Кадьяк" 5 июля ушел в Петропавловск."
Таковы были распоряжения Высшего правительства, последовавшие, как сообщает мне в частном письме Н. Н. Муравьев, вследствие моих донесений и других соображений. Эти распоряжения ясно показывают, что правительство, признав принадлежностью России остров Сахалин, все свое внимание обратило на него; что же касается прибрежья Татарского залива с его гаванями, обусловливавшими всю важность для России этого края, оставило совершенно без внимания, не смотря на то, что этот край заслуживал несравненно большего внимания чем остров Сахалин, не имевший ни одной гавани. Правительство ограничивалось на прибрежьях амурского края только заливом де-Кастри и предполагало провести границу с Китаем по левому берегу р. Амур. Оно придавало большое значение Петропавловску и не оставляло мысли, что этот порт должен быть главным нашим портом на Восточном океане.
Так как распоряжение правительства о занятии залива де-Кастри и Кизи, как мы видели выше, последовало гораздо позже, чем мы их заняли, то мне оставалось занять Императорскую гавань и делать другие затем исследования и занятия берега к югу от этой гавани, тоже вне повелений.
Средства мои были весьма ограниченные, а потому мешкать было нельзя, тем более, что единственным моим побуждением было благо отечества. Но в описываемое время я должен был торопиться занят Сахалин. Чтобы совместить то и другое, я составил себе следующий план действий:
Немедленно отправиться на "Байкале" к Сахалину и в Татарский залив, с целью: а) осмотреть южную часть острова; б) занять Императорскую гавань военным постом, в тех видах, чтобы из нее продолжать наши исследования к югу до корейской границы и ставить постепенно во вновь открываемых местах таковые же посты; в) поставить военный пост на западном берегу острова Сахалина, а с прибытием дессанта из Камчатки, занять [234] главный пункт острова в заливе Анива; г) подкрепить наши посты в де-Кастри и Кизи и д) по возможности принять репштельжые меры к фактическому заявлению ожидавшимся американским судам о принадлежности этого края России.
Я торопился занят Императорскую гавань, потому что она представляла как бы центральный пункт всего прибрежья от лимана до корейской границы. Заняв ее, мы становились хозяевами всего прибрежья, а крейсерующее около этих берегов наше военное судно еще более могло удостоверить ожидавшихся гостей в том, что эти берега не нуждаются в других хозяевах.
Вот главная цель, в виду которой я поспешил отправиться в Татарский залив и оставить в оном для крейсерства транспорть "Баикал".
Перед отправлением из Петровского я дал следующую инструкцию единственному оставшемуся в оном офицеру, доктору Орлову:
1) Г. Воронина послать в Николаевск на смену Петрова, которому, взяв с собою на 2 месяца продовольствия и 5 челов. матросов, следовать для подкрепления поста в Кизи. Избрать там место около селения Котова и начать постройку помещения на зиму; аотом ожидать моего прибытия из Кастри.
2) Г. Бошняку, по выздоровлении от болезни, прибыть в Петровское и принять начальство над оным.
3) С прибытием судна из Аяна с паровым барказом для экспедиции и товарами стараться все это скорее выгрузить и барказ изготовить к плаванию.
4) В случае прибытия г. Буссе с дессантом, предписываю ему ничего не выгружать и не свозить дессанта в Петровское, а ожидать моего возвращения, и
5) С нарочным тунгусом немедленно отправить в Аян письмо мое к генерал-губернатору, прося г. Кашеварова, чтобы он тотчас по получении отправил его с нарочным по назначению.
В этом письме я объяснил Н. Н. Муравьеву все сказанные обстоятельства и уведомил его, что Кизи и зал. де-Кастри заняты мною гораздо раньше получения Высочайшего повеления: "Что же касается дессанта", писал я, "который должен прибыть из Камчатки с маиором Буссе, то, по случаю ошибочных расчетов, сделанных в Петербурге, в Аян до 6-го июля не [235] пришло еще ни одно компанейское судно, на казенных же транспортах: "Байкал" или "Иртыш", пришедших в Аян, по уведомлению г. Буссе, еще в исходе июня, Николай Васильевич не решился идти. Эту нерешимость он объясняет какими-то инструкциями и политическими соображениями, которые, по моему мнению, не уместны. Я приписываю его нерешительность только неопытности и неведению тех важных последствий, каковые от его нерешительности и каких-то политических соображений могут произойти, — ибо в данном случае каждая минута дорога. Впрочем, от офицера, взятого прямо из фронта, и ожидать более ничего нельзя! Однако, как бы то ни было, дессант, как Вы изволите видеть, ранее 1-го сентября в Петровское вряд ли будет, и то при счастливых обстоятельствах, а потому высадки дессанта на Сахалин не может последовать ранее исхода сентября. Бросить людей в такое позднее время года на пустынный восточный или западный берег острова — значит обречь их на неминуемые болезни и почти на верную гибель. Кроме того, производить высадку такого значительного числа людей с тяжестями (около 5 тысяч пуд), при средствах какого либо компанейского или нашего казенного транспорта, имеющих не более двух небольших шлюпок, да еще на открытый берег, без гаваней, и в такое позднее время, не только опасно, но просто почти невозможно. Так как, на основании 1 и 4 пунктов Высочайшего повеления, Сахалин признан бесспорною принадлежностию России на всем его пространстве, то я считаю необходимым занять главный пункт его — Тамари-Анива, лежащий в зал. Анива и имеющий средства как для своза дессанта с тяжестями, так и для первональчального помещения оного. Занятие всякого другого пункта на восточном или западном берегу острова, без утверждения нашего в главном его пункте — Тамари-Анива — было бы несоответственным ни Высочайшей воле, ни достоинству России, потому что обнаружило бы только робкое и какое-то нерешительное с нашей стороны действие, и неминуемо повлекло бы к неприятным столкновениям с японским правительством. Наконец, я решаюсь занять Тамари-Анива в виду ожидаемой сюда американской военной эскадры, которой мы должны фактически указать, что Сахалин составляет русское владение.
"По этим соображениям, с прибытием из Петропавловска Н. В. Буссе с дессантом, я считаю необходимым немедленно следовать прямо в залив Анива и там утвердиться". [236]
В заключение я высказал генерал-губернатору следующее: "Не на Сахалин, а на матерой берег Татарского залива должно обратить главное наше внимание, потому что он, по неоспоримым фактам, представленным ныне экспедициею, составляет неотъемлемую принадлежность России. Только закрытая гавань на этом прибрежье, непосредственно связанная внутренным путем с рекою Уссури, обусловливает важность значения для России этого края в политическом отношении; река же Амур представляет ни что иное, как базис для наших здесь действий, в виду обеспечения и подкрепления этой гавани, как важнейшего пункта всего края. Граница наша с Китаем, поэтому, никак не может быть положена по левому берегу р. Амур, как то видно из предписания Вашего от 23-го апреля. Петропавловск никогда не может быть главным и опорным нашим пунктом на Восточном океане, ибо, при первых неприязненных столкновениях с морскими державами, мы вынужденными найдемся снять этот порт, как совершенно изолированный. Неприятель одною блокадою может уморить там всех с голоду". [237]
ГЛАВА XXII.
Плавание на транспорте "Байкал" в июле и августе 1858 года. Занятие Императорской гавани и острова Сахалина. — Подкрепление постов в заливе де-Кастри и в селении Кизи. — Мои приказания г. Орлову. — Прибытие в Петровское. — Мои предположения в августе 1853 года. — Прибытие в экспедицию священника Гавриила и г. Бачманова, 9 августа. — Причины, связывавшие всех чинов экспедиции в одну дружную семью. — Донесение г. Буссе от 26 августа 1858 г.
14-го июля я перебрался на транспорт "Байкал", взяв с собою 15 челов. команды и Д. И. Орлова. В этот же день транспорт снялся с якоря и пошел к острову Сахалину.
Штили и противные S-e ветры замедляли первые дни наше плавание, так что, следуя вдоль восточного берега Сахалина, мы только 30-го июля подошли к мысу Анива. На всем пространстве этого берега ни одного сколько нибудь закрытого залива мы не приметили. Сделав затем рекогносцировку около мысов Анива и Крильон и не найдя и здесь сколько нибудь безопасной стоянки для судов, я вошел в Татарский залив. Встреченные там свежие ветры не дозволили близко держаться западного берега острова и тщательно осмотреть его; между тем, было уже 4-е августа, а потому я и отправился отсюда прямо в Императорскую гавань. 6-го августа вошел в нее и поставил там пост из 8 человек при уряднике. Пост этот я назвал Константиновским, по имени бухты, в которой он поставлен. 7-го августа я вышел из Императорской гавани, оставив там, на всякий случай, 350 пудов муки и крупы. Унтер-офицеру, оставленному начальником Константиновского поста, приказано было приготовлять лес для зимнего помещения и начать строить оное. В то же время наблюдать за действиями судов, могущих являться около этой гавани в море; на случай же встречи с ними передавать им [238] заявление на французском, русском и английском языках о принадлежности края России.
Из Императорской гавани я пошел в залив де-Кастри и, прибыв туда 9-го августа, съехал с 5 человеками на пост (Александровский), а транспорту приказал следовать к западному берегу Сахалина, на котором, в бухте около 50° N широты, высадить Орлова с 5-ю человеками.
Д. И. Орлову приказано было занять там пост, назвав его Ильинским. Собрать жителей и объявить им, что остров Сахалин принадлежит России и что мы всех обитателей оного принимаем под свою защиту и покровительство. В случае встречи с иностранными судами, как командиру транспорта, подпоручику Семенову, так равно и Д. И. Орлову приказано было заявлять от имени российского правительства, что весь при-амурский и при-уссурийский край с островом Сахалиным составляют русские владения. Г. Орлову я, кроме того, приказал пройти от поста вдоль западного берега Сахалина к югу, на пути собирать от туземцев всевозможные сведения и осмотреть этот берег, в видах отыскания на оном бухты, в которой могло бы зимовать судно. Затем, к 15-му сентября, стараться достигнуть мыса Крильон и на восточной стороне его ожидать нас, но при этом иметь в виду, что еслибы, по каким либо обстоятельствам, к 20-му сентября нашего судна не было около этих мест, то и не ожидать, а следовать в селение Тамари-Анива, которое непременно нами будет занято. Командиру транспорта "Байкал", поручику корпуса штурманов Семенову, приказано было, высадив на Сахалин Орлова, содействовать ему при основании Ильинского поста и затем крейсеровать в Татарском заливе до исхода августа, с целию наблюдения за ожидавшеюся в этом заливе американскою эскадрою и около 5-го сентября стараться возвратитьсь в Петровское.
Подтвердив начальнику Александровского поста, г. Разградскому, данную ему прежде инструкцию и усилив этот пост 4 человеками матросов, я с казаком и тунгусом пошел пешком на озеро Кизи; там сел на байдарку и на ней прибыл в селение Котова, где г. Петров с 6 челов. приступил уже к построению зимнего помещения. Этот пост я назвал Мариинским. Из него, на байдарке же, я спустился вниз по р. Амур в Николаевск, а оттуда отправился в Петровское, куда и прибыл 17 августа. [239]
Таким образом занятием Императорской гавани, западного берега Сахалина и крейсерством транспорта Байкал (Нельзя не заметить здесь особой случайности: на транспорте "Байкал" был открыт вход в р. Амур и ее лиман в 1849 г., на нем пришли основать Петровское Зимовье и занять устье Амура в 1850 и 1851 г. и этот же транспорт был первое русское судно, явившееся в Татарской залив в 1853 году) в Татарском заливе достигнута была главная цель моих действий в навигацию 1853 г. После этого уже всякое покушение иностранцев на прибрежье Татарского залива было отстранено. Мне оставалось еще в навигацию этого года окончательно утвердиться на острове Сахалине, т. е. занять главный пункт острова Тамари-Анива и затем в навигацию 1854 г. исследовать матерой берег Татарского залива от Императорской гавани до корейской границы и занять на оном военными постами те из заливов, которые окажутся удобными и более закрытыми и имеют внутреннее береговое сообщение с рекою Амур и Уссури. Кроме того, я должен был занять таковыми же постами несколько пунктов по рекам Амуру и Уссури, устье реки Сунгари и пункт на р. Сунгари у подошвы Хинганского хребта, где он перебрасывается через эту реку. Все это мне предстояло исполнить для того, чтобы фактически провести нашу границу с Китаем, мысленно проведенную нерчинским трактатом.
9 августа приходил в Петровское корабль р.-а. компании с различными запасами и товарами, на нем были доставлены: 10 сильный винтовой пароход и 10 весельный катер. На этом же корабле прибыли в экспедицию капитан-лейтенант А. В. Бачманов с супругою своею Елизаветою Осиповною и священник Гавриил (Отец Гавриил Вениаминов — сын епископа камчатского Инокентия, ныне митрополита московского) с супругою Екатериною Ивановною. Корабль привез мне депети: от главного правления р.-а. компании, от 15 апреля 1853 г., и от г. Кашеварова, от 5 августа. Главное правление, на основании Высочайшего повеления 11 апреля 1853 г. и соглашения с генерал-губернатором Восточной Сибири, просило меня, впредь до прибытия на Сахалин назначенного правителем оного капитан-лейтенанта Фуругельма, принять сахалинскую экспедицию в полное мое начальство и ведение и уведомляло, что в 1854 г. имеет в виду прислать на Сахалин с г. Фуругельмом доктора, фельдшера и лиц для исследования острова во всех отношениях. Оно выразило в [240] депеше желание, чтобы на Сахалине, кроме главного пункта, в котором должно сосредоточиваться управление островом, было еще не более 2-х или 3 пунктов. Чтобы все эти пункты были обнесены редутами и, наконец, так как по Высочайшему повелению, все расчеты с компанией по амурской экспедиции должны быть окончены к 1 января 1854 г., то правление просило меня по этому предмету сделать надлежащее распоряжение и все товары и запасы, оставшиеся к этому времени в амурской экспедиции, перечислить в сахалинскую и вести им особый счет. В заключение главное правление просило меня, чтобы никаких судов компании для перевоза на Сахалин дессанта, кроме брига "Константин", не занимать, о чем оно строго подтверждает и г. Кашеварову.
Кашеваров уведомлял меня, что Николай Васильевич Буссе, 2 августа, на корабле компании "Николай I", отправился за дессантом в Петропавловск. Что главное правление вменило ему в непременную обязанность отнюдь не посылать на Сахалин для перевоза дессанта, запасов и материалов, никакого из компанейских кораблей, кроме назначенного туда на зимовку брига "Константин", ибо все прочие суда необходимы в колониях. "Между тем," пишет г. Кашеваров, "бриг Константин вряд ли будет ныне в Аяне, а если и будет, то я объяснял г. Буссе, что это последует самою позднею осенью и что бриг этот никак не может поместить дессанта с тяжестями, ибо он весьма ненадежен." Далее Кашеваров извещает меня, что "самую большую часть запасов я товаров он не успел отпустить на корабле "Николай" с маиоромь Буссе, так как запасы и товары эти для Сахалина доставлены к Аян только 1 августа, а потому не могли быть не только приготовлены как следует для отправления на Сахалин, но их не успели даже и разобрать. Никаких судов в Аян ожидать более нельзя; корабль же "Николай", по данной инструкции его командиру Клинковстрему, но доставлении с маиором Буссе дессанта из Петропавловска в Петровское, немедленно должен идти в колонии; почему прошу Вас не задерживать этого корабля в Петровском".
С прибытием в Петровское Е. О. Бачмановой, любезной и образованной женщины, и супруги священника, Екатерины Ивановны, для моей жены составилось маленькое женское общество, которое ободрило ее. Но за то всех этих лиц надобно было разместить и потому мы сейчас-же приступили к постройке двух [241] флигелей для помещения на зиму священника с походною церковью и А. В. Бачманова с супругою. Между тем, в ожидании дессанта из Камчатки, дабы не терять времени, я хотел заранее начать доставление запасов и товаров в Николаевск для обеспечения как этого поста, так и постов: Мариинского и Александровского, а вместе с тем и испытать, до какой степени возможно плавание по лиману и по Петровскому заливу на таком маленьком пароходике, какой был прислан в экспедицию. Поэтому, нагрузив запасами наш маленький ботик и взяв его на буксир к этому пароходику, названному мною "Надеждой", я, при самых благоприятных обстоятельствах, 19 августа, отправился с Бачмановым в Николаевское. Только что мы вышли из залива, пароход начало заливать и более половины дымогарных труб в котле, оказавшихся перержавленными, лопнуло. Мы принуждены были взять пароходик на буксир к ботику и возвратиться обратно, чтобы его исправить. К несчастию, запасных трубок не оказалось, да и железа, из которого на время можно бы было сделать эти трубочки, в экспедиции не было; кочегар же, присланный с этим пароходиком, не имел понятия о слесарном мастерстве. Таким образом, в навигацию 1853 г. "Надежда" была для нас бесполезна и мы остались при тех же ничтожных перевозочных средствах, какие до сего времени имели, т. е. при двух шлюпках и гилякских лодках. Пароходик, кроме того, не имел никаких мореходных качеств и оказался совершенно неспособным к плаванию по лиману, а потому нам предстояло развести из Петровского продовольствие и различные запасы в Николаевск, Мариинский и Александровский посты на своих несчастных мелких судах, и притом в позднее время года, когда в лимане и реке Амур разводит такое волнение, что прекращается всякое сообщение между ее берегами. Благодаря Бога, все обошлось благополучно: мой деятельный и искусный помощник, А. В. Бачманов, в отсутствии моем на Сахалин, снабдил все эти посты без малейших приключений.
После всего сказанного, не странны ли были упомянутые выше распоряжения, чтобы я с помощию такого пароходика провел компанейский бриг "Константин" в осеннее время чрез лиман из Охотского моря в Татарский залив? Еще в то время, когда в лимане вообще господствуют свежие ветры, разводящие сулой и неправильное, крутое волнение, бороться с которым возможно [242] только настоящему морскому пароходу, а не какой-нибудь беспалубной паровой шлюпке, какою была "Надежда". Г. Буссе, как офицеру, перенесшемуся сюда из фронта гвардейского полка, это казалось весьма просто и возможно, и он удивлялся, почему я, ничтожный смертный, не исполняю в точности и буквально всех инструкций, которые он привез; но ему это простительно, потому что он до того времени кроме Петербурга ничего не видал и не знал местных условий.
Он многому удивлялся там и никак тоже не мог понять дружеского и как бы родственного моего обращения с моими сотрудниками офицерами, какое он вдруг увидел. Он никак не мог допустить, чтобы начальник, облеченный огромною самостоятельною властию, каковым я был тогда в крае, мог дозволять подчиненным ему офицерам рассуждать с ним, как с товарищем, совершенно свободно разбирать все его предположения и высказывать о них с полною откровенностию свое мнение. Н. В. Буссе было чуждо и непонятно, что всякая в то время командировка офицера для исследования края была совершаема вне повеления, почему и лежала единственно на моей ответственности и что при каждой такой командировке, посланный офицер должен был быть проникнут чувством необходимости и полезности своен для блага отечества. Я должен был одушевлять моих сотрудников и постоянно повторять им, что только при отчаянных и преисполненных опасностей и трудностей действиях наших, мы можем не только отстранить потерю края, но и привести правительство к тому, чтобы он навсегда был утвержден за Россиею. Вот что нас связывало всех тогда, как бы в одну родную семью. Весьма естественно, что это было непонятно не только г. Буссе, но и всем высшим распорядителям в С.-Петербурге.
Вечером, 26 августа, компанейский корабль "Николай" бросил якорь на петровском рейде. Г. Буссе сообщил мне, что привез дессант, вполне обеспеченный для зимовки на Сахалин; но что он взял только одного офицера, лейтенанта Рудановского, на том основании, что, согласно данной ему инструкции, офицеры при дессанте на Сахалин должны быть командированы из амурской экспедиции. По исполнении, таким образом, возложенного на него генерал-губернатором поручения, г. Буссе ожидал моего скорого распоряжения о свозе на берег дессанта (из 90 человек) со всеми тяжестями. Он был вполне уверен, что все это [243] должно отправиться на Сахалин на бриге "Константин" чрез амурский лиман с помощию доставленного мне компаниею пароходика и средств, имевшихся в амурской экспедиции, а что корабль "Николай" немедленно отправится в Аян, чтобы там его высадить для следования в Иркутск к генерал-губернатору с личным донесением об исполнении поручения. Кроме того, он передал мне, что, вследствие различных политических соображений в Петербурге, ему сказали, что при высадке на Сахалин дессанта отнюдь не должно касаться залива Анива, а что дессант должен быть высажен на восточном или западном берегу острова.
