Источник - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/china.htm
НЕВЕЛЬСКОЙ Г. И.
ЗАПИСКИ
ГЛАВА XXVII.
Предписание Н. В. Буссе от 1 марта 1854 г. — Положение наше в Петровском. — Посылка Разградского вверх по Амуру. — Спуск по Амуру людей под начальством генерал-губернатора. — Мое отправление из Петровского для следования вверх по Амуру. — Распоряжения мои г. Бачманову. — Наши силы в при-амурском крае. — Высочайшее повеление 22 апреля 1853 г. — Лист в Пекин 16 июня 1853 г. — Путешествие Н. Н. Муравьева и торжественные встречи. — Мое путешествие вверх по Амуру и затем в залив де-Кастри. — Донесение Бошняка. Встреча моя с генерал-губернатором 14 июня 1854. — Спуск нашей флотилии по Амуру.
Положение жены моей в эту зиму было гораздо лучше чем в предъидущие, ибо в прекрасной и образованной женщине Елизавете Осиповне Бачмановой моя жена нашла и приятную собеседницу, и помощницу; ее общество оживляла, кроме того, и супруга нашего священника, Екатерина Ивановна Вельяминова.
Хотя в эту зиму мы и не ощущали, как в предъидущую, никакого недостатка в продовольствии, но последствия первой ужасной зимы в пустыне имели влияние на здоровье жены моей и в особенности на нашу малютку — Екатерину. Между тем, 2 апреля у нас родилась вторая дочь, Ольга; жена не в состоянии была кормить ее, а кормилицы не было. Это еще более усиливало болезнь матери; но Господь Бог укреплял нас и помог перенести с твердостию это ужасное положение и все лишения.
12 апреля я получил с нарочным Высочайше дарованную мне награду: Владимира 3 степени. Генерал-губернатор, препровождая мне ее, писал, что Государь Император решительными действиями моими и занятием главного пункта острова Сахалина, Тамари, остался весьма доволен и что команды, назначенные для укомплектования по штату экспедиции, вероятно спустятся по р. Амуру из Стретенска. В виду этого обстоятельства [323] и полагая, что просьба моя, дабы оставить 30 человек на устье реки Уссури и 10 человек на устье реки Хунгари, придет после уже отправления людей по p. Амур из Стретенска, и что река Амур почти от устья Уссури широка и наполнена лабиринтом островов и проток, почему следование здесь барж без проводников не только затруднительно, но и опасно, и сейчас же командировал вверх по Амуру г. Разградского и приказал ему, достигнув устья реки Хунгари, принимать меры, чтобы туземцы провожали по реке Амур наши суда. С ним я предписал начальнику отряда, следовавшему с этими судами, оставить на устье Уссури 30 человек, а на устье Хунгари 10 человек со всем тем довольствием, запасами и материалами, с каковыми эти люди сплавляются. Затем, с остальными людьми остановиться в Мариинском посте и ожидать моего прибытия в оный. По исполнении этого поручения, г. Разградский должен был возвратиться в Мариинский пост не позже 20 мая. Начальнику Мариинского поста, А. И. Петрову, предписано было в то же время поставить пост в де-Кастри и, по возвращении г. Разградского, сдать ему оба поста: Мариинский и в де-Кастри и следовать в Николаевское, для наблюдения за работами.
15 апреля было получено в Петровском чрез туземцев донесение Д. И. Орлова с реки Тумджин, что часть оленей и запасов достигла в Императорскую гавань и что смертность между командами ослабеваеть.
4 мая прибыла из Аяна почта; с нею генерал-губернатор уведомлял меня, что он сам спускается по реке Амуру с людьми, как для укомплектования экспедиции, так равно и для подкрепления Петропавловского порта; что люди, назначенные для подкрепления Петропавловска, должны отправиться туда из залива де-Кастри; что для перевоза этих людей в Петропавловск В. С. Завойко предписано к 15 мая прислать суда в де-Кастри, и наконец, что он со всеми командами к 20 мая будет в Мариинском посте, почему и предписывает мне быть к этому времени там.
Залив Счастья был 4 мая еще покрыт льдом, на берегах же в горах начиналась распутица. Дабы достигнуть к назначенному времени Мариинского поста, необходимо было к 10 мая быть в Николаевске, добраться до которого в то время, и то с большою опасностию, возможно было только верхом на оленях; [324] а оленей, кроме 4 прибывших с почтою, около Петровска не было, этим же последннм необходим был отдых по крайней мере в продолжение 4 дней, поетому я не мог выехать из Петровска ранее 8 мая. Отправляясь в путь, я сделал единственному офицеру, остававшемуся в Петровском, А. В. Бачманову, следующее распоряжение: с первою возможностью при-слать в Мариинский пост 10 весельный катер. Приходящим на петровский рейд иностранным китобойным судам, а равно и всем туземцам объявлять, что по реке Амур следует к нам вооруженная флотилия с войском. Это последнее распоряжение я необходимым счел сделать потому, что хотя Н. Н. Муравьев и не уведомлял меня о разрыве с западными державами, но личное его прибытие и необходимость в подкреплении Петропавловска давали мне повод думать, что этот разрыв вероятно уже последовал.
Положение наше в это время в нижне при-амурском крае было таково: в Петровском находилось 25 человек при 25 кремневых дрянных ружьях, выбранных из остававшихся в Охотске. В Николаевском 30 человек при 30 таковых же ружьях и 2-х и 3-х фунтовых пушках, из которых из одной только можно было стрелять. В Мариинском посте 8 человек с таковыми же ружьями и в Александровском посте (де-Кастри) 10 человек при таких же ружьях и одной 3-х фунтовой пушке. Пороху во всей экспедиции состояло 1 1/2 пуда, и снарядов для упомянутых 3 орудий по 25 выстрелов на каждое. Воть в каком положении нас застала война в нижне при-амурском крае. На все предложения мне, в случае войны сосредоточить в Николаевске все силы для борьбы с неприятелем, — я постоянно отвечал, что не сосредоточивать эту ничтожную горсть, но напротив, ее следует рассредоточивать, потому что банки лимана и пустынные прибрежья края составляют самую надежную защиту. В описываемое время я вовсе не беспокоился в этом отношении, а заботился только лишь о том, чтобы исполнить упомянутый план мой, т. е. чрез посты, раскинутые по прибрежьям при-амурского и при-уссурийского края, привлечь неприятеля к блокаде оного, уменьшить численность людей на Сахалине, раскинув их, как объяснено выше, по постам из 6 или 5 человек, и наконец после доставления людей и продовольствия на судах наших, зимовавших в Императорской гавани и на транспорте "Байкале" [325] (долженствовавшем придти в залив де-Кастри), по всем постам при-уссурийского края и острова Сахалина, ввести эти суда в реку Амур. В виду вероятной возможности прибытия неприятельской эскадры в Татарский залив, я вполне был уверен, что вся эта операция может быть окончена гораздо ранее прихода сюда неприятеля, так что с его появлением все прибрежья Татарского залива будут уже обставлены нашими военными постами, с единственною целию привлечь неприятеля к блокаде этого прибрежья. Для обеспечения этих постов необходимо было, как я выше объяснил, занять устья рек Хунгари и Уссури и предупредить об этом Н. Н. Муравьева, ранее прибытия его в Мариинский пост, для того, чтобы были оставлены на реках Хунгари и Уссури люди. В виду этого, не смотря на ужасную распутицу, я спешил скорее выбраться из Петровского, дабы благовременно встретит Н. Н. Муравьева, надеясь при этом, что в исполнении моих распоряжений препятствия не представится. Вот те надежды и цель, с которыми я отправился из Петровского 8 мая. Но все они были противуположны мнению, сложившемуся тогда у людей, которые шли туда располагать нашими действиями.
Внезапная решимость Высшего правительства дозволить генерал-губернатору сплавить людей по реке Амур, считавшейся в то время китайскою, последовала таким образом:
Важные результаты деятельности амурской экспедиции и благосклонное внимание к этой деятельности в Бозе почившего Императора Николая I, давали надежду Н. Н. Муравьеву на успех его постоянных стараний, что будет, наконец, разрешено плавание по Амуру. В этих видах генерал-губернатор состоящему при нем для особых поручений капитану 2-го ранга Петру Васильевичу Козакевичу приказал сделать промер реки Шилки и этим промером доказать возможность заведения на этой реке пароходства. Проэкт о пароходстве в 1853 году был Высочайше утвержден и в том же году на Шилкинском заводе был заложен 60-ти сильный пароход "Аргунь", который строился под руководством Петра Васильевича корабельным инженером Шарубиным. Вместе с этим, в том же году, начали делаться постепенные приготовления к сплаву по реке Амур. Ожидаемый разрыв с западными державами, понудил генерал-губернатора прибыть в Петербург для обсуждения различных предположений о защите вверенного ему края, в случае открытия военных [326]действий. 22-го апреля 1853 года Н. Н. Муравьев имел счастие докладывать Государю Императору Николаю I о важности исследований, произведенных амурскою экспедициею, о направлении Хинганского хребта от верховьев реки Уди к югу, а равно и направлении главных притоков реки Амур, берущих начало из восточного склона этого хребта, — фактов, доказавших по точному смыслу нерчинского тракта, несомненные права наши на реку Амур. Исследования в Удском крае, произведенные экспедициею подполковника Ахтэ, еще более подтверждали факты, добытые амурскою экспедициею, относительно направления границы нашей с Китаем (вопроса возбужденного и решенного на месте амурскою экспедициею). Река Амур должна принадлежать не Китаю, а России, докладывал генерал-губернатор и представлял Его Величеству, что для подкрепления Петропавловска необходимо разрешить сплав по реке Амуру, ибо берегом нет никакой возможности доставить в Петропавловск ни продовольствия, ни оружия, ни войск. Государь Император, выслушав доклад Муравьева, изволил признать все это основательным, и того же 22 апреля 1853 года Высочайше повелеть соизволил: написать об этом пекинскому трибуналу; предложение же Муравьева о сплаве по реке Амур запасов, оружия, продовольствия и войск рассмотреть в особом комитете. В исполнение этого Высочайшего повеления, 16-го июня 1853 года правительствующий сенат послал лист пекинскому трибуналу внешних сношений следующего содержания:
"По существующим трактатам граница от реки Горбицы к востоку положенная до верховья реки Уди, должна идти Хинганским или Становым хребтом гор, а от верховья реки Уди — тем же хребтом до моря протяженным, таким образом, что все реки, текущие по южную сторону этого хребта, должны состоять во владении Китайского государства, а реки по всем прочим направлениям, текущие из этого хребта, — во владении Российского государства. Но, так как на всем этом пространстве пограничные знаки не поставлены (Из этого видно, что правительство, вследствие разъяснения моего, убедилось в ошибочности донесения академика Мидендорфа, что будто бы найденные им при следовании от Охотского моря в Забайкалье столбы, или груды камней, составляют пограничные знаки. поставленные китайцами. На основании какового донесения и была, как видели, составлена экспедиция Ахтэ для определения по этим столбам границы с Китаем), то поэтому и приглашается китайское правительство прислать своих уполномоченных для постановления[327] этих знаков, в виду разграничения пространства до моря, оставшегося до усмотрения неразграниченным".
Этот акт весьма знаменателен в истории при-амурского края; он составляет первый краеугольный камень, положенный амурскою экспедициею в основание к признанию края за Россиею. До этого времени на всех правительственных и частных картах, во всех учебных заведениях и во всех, как мы видели, актах, объяснялось, что граница наша с Китаем идет к Охотскому морю, к Тугурской губе, т. е. весь при-амурский край считался как бы бесспорно во владении Китая. Благодаря этому акту, вытекающему единственно из исследований, произведенных амурскою экспедициею, над направлением Хинганского хребта и рек, берущих начало из оного, Правительство впервые признало неправильность принимаемой им доселе границы нашей с Китаем и тем сознало, что река Амур должна принадлежать не Китаю, как до этого оно было твердо убеждено, а России. И так,возбужденный и разрешенный амурскою экспедициею пограничный вопрос не остался бесследным; разрешение его и составляло одну из главных миссий амурской экспедиции.
По прибытии Н. Н. Муравьева из заграницы в С.-Петербург, особый комитет приступил к рассмотрению его предположения относительно сплава по Амуру, и после различных соображений и прений, решено было в комитете: плыть по реке Амур. Государь Император, утвердив это решение, изволил лично прибавить Муравьеву: чтобы при этом не пахло пороховым дымом.
После этого Н. Н. Муравьев тотчас же отправил М. С. Корсакова в Иркутск курьером, с поручением ускорить распоряжения по амурскому сплаву. Вслед за отъездом Корсакова, в феврале 1854 года, Николай Николаевич выехал из Петербурга, и еще по льду переехал озеро Байкал. Вся Сибирь встрепенулась при вести об открытии плавания по Амуру, которого она ожидала более 160 лет. "генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьева", пишет г. Свербеев, сопутствовавший ему в качестве дипломатического чиновника, "везде встречали с восторгом, давали в честь его обеды, сочиняли стихи и песни (Вот стихи, сказанные Николаю Николаевичу на обеде в Кяхте 27-го апреля 1854 года, одним из кяхтинских купцов Ксенофонтом Коиданским:
Пируя праздник возвращенья,
Сподвижник царский, твоего,
Не можем чувства восхищенья
Вполне мы выразить свое.
Отъезд твой скорый предвещает
Сибири новую зарю.
Она свежи лавры обещает
Руси и Белому Царю.
Сибирь, с надеждой несомненной,
Глядит на рдеющий восток
И ждет, что труд твой вдохновенный
Богатствам нашил даст исток.
Амуром путь ты им проложишь,
Движенье силам нашим дашь,
И край счастливый будет ваш.
Быть может, наш орел двуглавый
Пробудит дремлющий народ
И, озарившись новой славой,
Его он к жизни призовет.
Счастлив, кого судьба избрала
Орудьем помыслов благих.
Счастлив, кому она сказала:
Ступай вперед! исполни их!
Свершить веков определенье
Тебе назначено судьбой
И Бог свое благословенье
Пошлет на подвиг трудный твой.
И вся Сибирь из рода в род
Прославит смелый твой поход!
И мы воскликнем все тогда
Ура, наш Муравьев! — Ура!). [328]
По прибытии генерал-губернатора в Шилкинский завод, на водах реки Шилки красовался, невиданный до сего времени в Забайкалье, пароход "Аргунь" и 75 грузовых барказов для экспедиции. Горное ведомство сделало в честь торжества блестящую иллюминацию.
14-го мая 1854 года, после напутственного молебна пред древней иконой Божией матери, вынесенной из Албазина, и при салюте из албазинской пушки, флотилия начала спускаться по реке Шилке. Впереди всех, на своей лодке, плыл генерал-губернатор. "Запестрели пред нами берега Шилки", говорит г. Свербеев, "оглушаемые громкими криками ура! Мы быстро неслись по ней, чтобы достигнуть реки Амур. Заводская пушка приветствовала флотилию, и население Шилки бросало шапки вверх и кричало ура! Это были радостные, восторженные и единодушные пожелания открытия пути по реке Амур.
18-го мая, в 2 1/2 часа пополудни, флотилия вступила в воды [329] реки Амур. Трубачи играли "Боже Царя храни", все встали на лодках, сняли шапки и осенились крестным знамением. генерал-губернатор, зачерпнув в стакан амурской воды, поздравил всех с открытием плавания по реке; раздалось восторженное ура, и суда понеслись по гладкой поверхности Амура. Таким образом, после двухсот векового промежутка времени, патриотическими усилиями и настойчивостию Н. Н. Муравьева снова появилась флотилия на водах амурских".
Вместе с разрешением сплава по реке Амур из С.-Петербурга, 4-го февраля 1854 года, был послан лист пекинскому трибуналу внешних сношений, в котором излагалось, что отныне по всем делам о разграничении земель разрешены генерал-губернатору сношения прямо от себя. Вследствие этого, для предупреждения китайского правительства о нашем сплаве по реке Амур, 14-го апреля генерал-губернатор послал первый лист свой в Пекин, с полковником Заборинским; но последнего не пропустили и этот лист тогда был отправлен чрез Кяхту, обыкновенным путем. В нем излагалось следующее:
"Вследствие полученных генерал-губернатором повелений, он с надлежащим числом войск плывет на судах по реке Амур, для подкрепления наших постов в низовьях реки и в наших приморских владениях, и спрашивает, к какому времени и куда именно будут высланы уполномоченные от китайского правительства для определения границ".
Эти факты также весьма знаменательны в истории при-амурского и при-уссурийского края. Они составляют второй краеугольный камень, положенный амурскою экспедициею в основание к признанию края за Россиею, — ибо:
а) Разрешение плавания и самое плавание по реке Амур, генерал-губернатору никак не могло бы последовав, если бы исследованиями, произведенными на транспорте "Байкал" в 1849 году, а вслед затем амурскою экспедициею, не был открыт путь мореходным судам из Татарского залива, чрез южный пролив в реку Амур и Охотское море; то-есть если бы чрез эти исследования не были рассеяны вековые заблуждения, принимавшиеся за непреложную истину, и не было фактически указано, что река Амур составляет действительно артерию, связывающую Восточную Сибирь с океанами.
б) Разрешение плавания и самое плавание по реке Амур [330] генерал-губернатору никак не могло бы состояться, если бы амурской экспедиции, в противность ничтожной цели, с которою она была снаряжена в 1850 году, не было дано государственного направления, и если бы, не смотря на ничтожество своих средств, неимоверные трудности, опасности и лишения, экспедиция эта не решилась, с поднятием российского военного флага на устье реки Амур, занять это устье и торжественно объявить всем иностранным судам, подходившим к берегам этого края, что амурский бассейн и прибрежья Татарского залива составляют Российские владения. И наконец
в) Разрешение плавания и самое плавание по реке Амур генерал-губернатору никак не могло бы состояться, если бы амурская экспедиция, при несоответствии данных ей повелений, не открыла бы и не заняла бы военными постами главные пункты при-амурского бассейна; пункты, к которым только и мог генерал-губернатор направляться с своею флотилиею по реке Амур; пункты, из которых и возможно было только подкрепить Петропавловск благовременно; наконец, пункты, в которых и возможно было только приютить и спасти японскую экспедицию, команды, имущество и суда Петропавловского порта от преследования в несколько крат сильнейшего неприятеля, — притом в минуту, самую для нас критическую.
В то время, когда генерал-губернатора с его спутниками с восторгом провожали из Забайкалья и они с полным комфортом и всеми возможными средствами для безопасного плавания спускались по реке Амур, я, с неимоверными усилиями, чрез горы, по снегам и воде, верхом на оленях, а большею частью пешком, пробирался из Петровского в Николаевск. Оттуда на байдарке с двумя казаками я проследовал в Мариинский пост из которого 16-го мая, на той же байдарке и туземной лодке, вместе с г. Разградским отправился вверх по реке Амур далее, с целию лично ознакомиться с путем, но которому должна была следовать с генерал-губернатором наша флотилия. Кроме того, я хотел ознакомиться с устьем реки Хунгари, близ которого следовало поставить наш пост и встретить генерал-губернатора раньше, чтобы лично объяснить ему главную цель занятия нашими постами устьев рек Хунгари и Уссури.
24-го мая я с Разградским прибыл на устье Хунгари. Там о спуске нашей флотилии ничего слышно не было. Осмотрев [331] устье этой реки и самую реку на пространстве около 20 верст и назначив место, где должен быть поставлен наш пост, 27-го мая я отправился далее вверх по реке Амур, заготовляя на пути по селениям проводников (лоцманов) из туземцев, для безопасного плавания спускавшимся с генерал-губернатором судам, так как это пространство реки усеяно островами и протоками, делающими плавание, особливо в большую воду, затруднительным и опасным. 4 июня мы достигли селения и архипелага островов Оуля Куру, отстоящего от Мариинского поста около 500 верст. Плавание вниз по реке от этого пункта, без проводников, делается весьма затруднительным, а потому, а также чтобы слишком не удаляться от Мариинского поста, куда ожидалось прибытие из Петропавловска наших судов, и наконец, чтобы дать отдых людям, я здесь остановился, чтобы ожидать генерал-губернатора, который, по назначенному им времени прибытия в Мариинский пост, давно уже должен был быть здесь. Вечером, 5-го июня, приплыл ко мне на туземной лодке нарочный из Мариинского поста, с уведомлением, что в залив де-Кастри пришли два транспорта из Петропавловска и винтовая шкуна "Восток" из Императорской гавани, от адмирала (ныне графа) Ефима Васильевича Путятина, по поручению которого командир шкуны "Восток", капитан-лейтенант Воин Андреевич Римский-Корсаков (бывший в последствии начальником морского училища) уведомляет меня о разрыве с западными державами и о том, что у него имеются важные бумаги от адмирала, которые он должен передать мне лично. Вследствие этого, я приказал г. Разградскому: ожидать здесь генерал-губернатора, объяснить ему все распоряжения, какие сделаны для безопасного его следования, и причины моего возвращения. На имя генерал-губернатора я оставил Разградскому письмо, в котором убедительно просил Н. Н. Муравьева оставить посты на устьях рек Уссури и Хунгари. Я писал Николаю Николаевичу, что при наступивших военных обстоятельствах, такие посты делаются уже крайне необходимыми, как для обеспечения сообщения с Забайкальем, так равно и с Манджуриею — местностями, откуда мы, при военных обстоятельствах, только и можем продовольствовать наших людей, могущих собраться в нижне-при-амурском крае. Сделав эти распоряжения, утром 6-го июня я на байдарке отправился обратно в Мариинский пост и оттуда 11-го июня [332] прибыл в залив де-Кастри. Здесь были транспорты "Иртыш" и "Двина" и шкуна "Восток", посланные адмиралом Путятиным из Императорской гавани, и транспорт "Байкал", прибывший сюда, согласно сделанному мною в 1853 году распоряжению, с казенным провиантом для амурской экспедиции из Петропавловска. Командир шкуны Римский-Корсаков передал мне требование Е. В. Путятина, о снабжении его экспедиции продовольствием и теплою одеждою и донесения Е. В. Путятина генерал-губернатору. В заключение он сообщил мне, что Е. В. Путятин в Японии получил Высочайшее повеление отправиться с судами своей эскадры к берегам р. Амур. По получении этого, адмирал весною 1854 года послал из своего отряда корвет "Оливуца" на подкрепление Петропавловского порта, приказав корвету зайти сначала в Императорскую гавань и дат знать о разрыве с западными державами. Корвет "Оливуца" около 20-го апреля пришел в Императорскую гавань и нашел экипажи зимовавших там судов "Иртыш" и "Николай", после болезни, в самом слабом состоянии, почему от себя, и зашедшего туда же в исходе апреля корабля р.-а. компании "Князь Меншиков" снабдил Константиновский пост недостающими запасами, и улучшив таким образом положение команды поста, направился по назначению. Транспорт-же "Иртыш" и корабль "Князь Меньшиков", с состоящим при адмирале Е. В. Путятине капитаном 2-го ранга Константином Николаевичем Посьетом (Ныне вице-адмирал, генерал-адъютант и министр путей сообщения), послал в залив Анива, на остров Сахалин, в Муравьевский пост, где они и соединились с зашедшим туда же по моему распоряжению транспортом "Байкал" (на пути следования из Петропавловска в залив де-Кастри). Начальник Муравьевского поста Н. В. Буссе, вследствие предложения адмирала Е. В. Путятина, в котором между прочим было сказано: если оно не противоречит особым распоряжениям вашего начальства (т. е. моим), — снял Муравьевский пост, и К. Н. Посьет, разместив команду и имущество поста на упомянутые суда, отправился из залива Анива в Императорскую гавань.
Адмирал Ефим Васильевич, на пути из Японии в Императорскую гавань, на фрегате "Паллада" заходил в Корею и на южном прибрежье при-уссурийского края, близ корейской[333] границы, открыл обширную, закрытую от всех ветров, бухту, названную им бухтою капитана Посьета, а далее к северу — бухту св. Ольги. Таким образом сведения, полученные нами от туземцев реки Уссури, оправдались. 20-го мая фрегат пришел в Императорскую гавань, в которой и сосредоточились: фрегат "Паллада", транспорт "Иртыш", шхуна "Восток" и корабли российско-американской компании: "Николай" и "Князь Меньшиков". Кроме того, там собрались все команды, снятые с Сахалина, из Муравьевского поста. Адмирал Путятин, находя Константиновскую бухту Императорской гавани весьма удобною для защиты против ожидавшегося сильнейшего неприятеля, немедленно приступил к укреплению этой позиции.
Начальник Константиновского поста Н. К. Бошняк донес мне, что, в продолжение зимы из 12 человек команды поста умерло 2 человека, из 48 человек экипажа транспорта "Иртыш" умерло: 1 офицер и 12 человек нижних чинов; из 26 человек экипажа корабля "Николай" умерло 4 человека; а всего из собравшихся внезапно и случайно в самую глухую осень в Константиновский пост 84 человек, от разных скорбутных болезней умерло 20 человек. Командир транспорта "Иртыш", лейтенант Петр Федорович Гаврилов, и экипажи, как этого транспорта, так и поста, после перенесения страшных лишений и тяжких болезней, находятся еще в изнуренном состоянии, но, слава Богу, оправляются. "Господь Бог один знает", пишет Бошняк, "чем бы еще могла кончиться эта печальная драма, если бы вы не оставили в Императорской гавани значительного количества муки и крупы и если бы вы по получении сведения о таком совершенно неожиданном обстоятельстве, сосредоточения здесь 84 человек вместо 12-ти, не прислали бы нам, хотя и скудного, но единственно возможного количества необходимых запасов и оленины и если бы корвет "Оливуца" не снабдил нас запасами до прибытия адмирала Е. В. Путятина; прибытие этого корвета оживило нас всех. По случаю болезни командира "Иртыша", П. Ф. Гаврилова, командиром этого транспорта адмирал Е. В. Путятин назначил лейтенанта Н. М. Чихачева."
Чрез несколько часов по прибытии моем в де-Кастри я подучил с нарочным уведомление из Мариинского поста о приходе в оный парохода "Аргунь" и о том, что вслед за ним идет с своею флотилиею и генерал-губернатор. Вследствие этого, [334] я немедленно из Кастри отправился в Мариинской поет, а оттуда на байдарке проследовал на встречу генерал-губернатору, которого и встретил утром 14-го июня, в 7 верстах от Мариинского поста. При встрече я немедленно донес ему о состоянии амурской и сахалинской экспедиций, о судах, собравшихся в залив де-Кастри и Императорскую гавань, и о требованиях и распоряжениях адмирала Е. В. Путятина.
К полудню 14-го июня 1854 года вся почти флотилия собралась у Мариинского поста. Этот пост состоял тогда из 8 человек матросов и двух изб, по 3 сажени длины и ширины каждая. Я и все спутники генерал-губернатора, собравшись около него, поздравляли его с благополучным совершением плавания по реке Амур, после 170-ти летнего промежутка времени. Н. Н. Муравьев передал мне при этом Высочайшую благодарность и с теплым сочувствием выразил и свою глубокую признательность за все действия и распоряжения мои, постоянно направлявшиеся к важной государственной цели, и сообщил мне таковую же признательность от князя Меньшикова и министра внутренних дел Льва Алексеевича Перовского, бывшего постоянно первым заступником оных, как пред Государем Императором, так и во всех комитетах, назначавшихся по амурскому делу Его Величеством. Николай Николаевич при этом передал мне от Льва Алексеевича браслет для жены моей, разделявшей с нами все лишения и опасности, прося ее принять подарок, в знак глубочайшего его к жене моей уважения.
Спуск нашей флотилии с генерал-губернатором по Амуру, от Усть-Стрелки до Мариинского поста, по рассказам спутников Н. Н. Муравьева, совершался так:
Вступив в воды реки Амура 18-го мая, флотилия 20-го мая подошла к месту где 165 лет тому назад, существовал Албазинский острог, следы которого еще были видны. Пристав к этому пустынному холму, священному по преданиям, музыка на флотилии играла "Коль славен наш Господь в Сионе", на всех судах скомандовали на молитву, все встали и сняли шапки. В этом молитвенном приближении к месту древнего обиталища наших соотечественников, уже давно почивших, слышалось благоговейное почтение потомков к историческому пепелищу, драгоценному каждому русскому сердцу. За молитвой следовал народный гимн, при звуках которого все вступили на [335] албазинскую почву. "Что-то родное сказалось сердцу, когда мы вышли на должну, где жили русские люди, где они так долго и храбро отстаивали права своего владения. Первым движением каждого было подняться да остатки албазинского вала и осмотреть его в подробности, и первым взошел на оный Н. Н. Муравьев. За ним мы все преклонили колена праху почивших храбрых и доблестных защитников Албазина."
28-го мая флотилия подошла к манджурскому городу Саха-Хальян-Уда-Хотон (Айгун). Генерал-губернатор, остановившись на ночлег при устье реки Зеи, послал вперед на лодке чиновников Свербеева и Сычевского, которые передали исправлявшему тогда должность губернатора города Айгуна, Мейреин-Джангин Хуцумбу, копию с листа, отправленного в Пекин. Губернатор города Айгуна не получил тогда еще от своего правительства известия о намерении русских плыть по Амуру, а потому и представил невозможность пропуска русской флотилии мимо города. В то время, когда гг. Свербеев и Сычевский откланивались Мейреин-Джангдну, к нему вбежал старик хафан (чиновник), встал на колени и с испугом донес, что по Амуру словно туча, идут русские суда, запрудившие всю реку, что у пристани остановилось большое судно и несколько лодок. После этого, двое из высших манджурских чиновников, принятых генерал-губернатором на пароход "Аргунь", желали только, чтобы русская флотилия скорее миновала только город. Затем генерал имел торжественное свидание с губернатором Айгуна на берегу, в особо устроенной палатке.
Продолжая путь далее, флотилия 30-го мая достигла устья реки Буреи, 2-го июня миновала устья реки Сунгари, а 5-го — реки Уссури, где и было получено от меня письмо, отправленное с гольдом еще до вскрытия реки, на имя начальника отряда, который должен спускаться по Амуру (Письмо это заключалось в моей просьбе, чтобы начальник отряда оставил там пост)
. После ожидания окончания плавания по неизвестной реке, которая была в то время в таком высоком разливе, что баржа часто проплывала по верхушкам растущего на островах тальника, за который иногда задевал колесами пароход "Аргунь", 9-го июня флотилия находилась в окрестностях деревни Май, около 150 верст ниже устья реки Уссури. За неимением карты Амура, длину реки измеряли по [336] географической карте Азии, и поэтому полагали, что флотилия подходила к озеру Кизи. В этот день внезапно налетел шквал, которым к несколько минут разбросало по берегу и потопило наши суда, так что в этот критический момент флотилия едва не потеряла весь свой груз. Два дня было употреблено для просушки провианта у низменного острова, названного в память празднуемого в этот день святого, островом св. Кирилла. В вечеру 10-го июня, замечена была на реке лодка, шедшая под парусом, и в ней морской офицер. Все столпились на берегу около Н. Н. Муравьева и с нетерпением ожидали известия. Еще лодка не успела подойти к берегу, как генерал-губернатор спросил офицера: далеко ли до Мариинского поста? Офицер отвечал: около 500 верст, — что неприятно разочаровало всех ожидавших близкого конца плавания. Офицер этот был мичман Разградский; он донес генерал-губернатору, что я вместе с ним ожидал здесь флотилию и надеялся, согласно уведомлению, встретить ее здесь около исхода мая. Разградский передал от меня письмо, в котором, как выше объяснено, я убедительно просил Н. Н. Муравьева оставить на устьях реки Уссури и Хунгари посты.
"До этого пункта", говорили мне Н. Н. Муравьев и все его спутники, "мы находили большую часть прибрежных деревень пустыми, жители бежали от страха; но отсюда вступили в страну, как бы давно принадлежавшую России. На встречу к нам выходили гольды в сопровождении стариков, в роде старост, которые с любопытством на нас смотрели, приносили в изобилии рыбу и выставляли везде проводников (лоцманов), которых до этого времени мы нигде не могли достать. На этом пути явился торгующий манджур с своими прикащиками и, бросившись на колени пред генералом, извинялся, что он производить здесь торговлю без дозволения русских, почему и просил выдать ему на это разрешение. По этому, говорили мне спутники Н. Н. Муравьева, нельзя было не удивляться тому огромному влиянию, которое при ничтожных средствах и в столь короткое время приобрела амурская экспедиция не только на инородцев этого края, но и на манджуров. Здесь-то ясно пред нами обнаружилась неосновательность С.-Петербургских воззрений и данных оттуда повелений ограничивать действия экспедиции какой-то землею гиляков. Здесь мы оценили всю важность и справедливость [337] вашего донесения, что нижне-при-амурский край по праву должен принадлежать России, а не Китаю".
С прибытием в Мариинский пост, Н. Н. Муравьев объявил мне, что 350 человек, под начальством назначенного помощником губернатора Камчатки и командиром 47-го флотского экипажа, капитана 2-го ранга Арбузова и инженерного поручика Мровинского, должны следовать в залив де-Кастри, а оттуда на транспортах "Иртыш" и "Двина" в Петропавловск. Сотня конных казаков и горная батарея (4 орудия) остаются в Мариинском посте, остальные же 150 человек должны следовать в Николаевский пост. "По Высочайшему повелению", сказал мне Николай Николаевич, "суда отряда адмирала Путятина: фрегат "Паллада" и шхуна "Восток" должны войти в реку Амур, почему все команды этих судов, а равно и команда Константиновского поста, должны зимовать в Николаевском посту; люди же Муравьевского поста должны на компанейских судах отправиться в Ситху." Таким образом, в наших постах Мариинском и Николаевском, где помещалось только 35 человек, должно было зимовать около 900 человек.
После двух-дневного отдыха командам, совершившим такое дальнее и утомительное плавание по реке совершенно неизвестной, приступлено было: а) к передвижению на пароходе "Аргунь" и гребных судах по озеру Кизи и далее сухопутно в залив де-Кастри отряда г. Арбузова, для отправления оттуда на транспортах на подкрепление Петропавловска; б) к отправлению людей в Николаевский пост и к приготовлению в оном помещения, как для этих людей, так равно и для команды фрегата "Паллада", и в) к приготовлению помещения на зиму для людей, долженствовавших остаться в Мариинском посту. [338]
ГЛАВА XXVIII.
Донесение Завойко из Петропавловска о недостатке продовольствия. — Мнение генерал-губернатора и прибывших с ним лиц о нашей границе с Китаем. — Представление мое генерал-губернатору о невозможности ввести фрегат "Палладу" в лиман без паровых средств. — Смерть моей дочери и болезнь жены. — Соглашение Н. Н. Муравьева и Е. В. Путятина о вводе судов в амурский лиман. — Прибытие Муравьева в Петровское. — Донесение Н. Н. Муравьев о моих действиях. — Путешествие на оленях из Петровского в Николаевск. — Предположение о неприятеле. — Неудачный ввод фрегата "Паллада" в лиман. — Отправление генерал-губернатора и его распоряжения. — Предписание его мне от 10-го августа. — Предписание Унковскому. — Мое путешествие с семейством из Петровского в Николаевск. — Фрегат "Паллада" в Императорской гавани. — Распоряжения мои о размещении команд. — Генерал-губернатор в Аяне. — Шхуна "Восток". — Корабль р.-а. к. "Ситха". — Транспорт "Байкал". — Плавание шхуны "Восток". — Донесение Римского-Корсакова о победе в Петропавловске.
Вслед за уходом в де-Кастри отряда Арбузова, я вместе с генералом последовал туда же. Н. Н. Муравьев из де-Кастри пошел на шхуне "Восток" в Императорскую гавань, чтобы передать Е. В. Путятину Высочайшее повеление и, по соглашению с ним, сделать надлежащее распоряжение. 24-го июня отряд Арбузова на транспортах "Иртыпг" и "Двина", с продовольствием на весь путь до Петропавловска, а равно и с провиантом, привезенным на "Байкале", вышел по назначению. Чрез несколько часов после ухода из де-Кастри этих судов, пришел в залив из Петропавловска корвет "Оливуца" с донесением от В. С. Завойко, "что он не в состоянии продовольствовать вновь прибывшую команду, потому что провианта для находившихся в Петропавловске команд и жителей едва только достанет до 1-го ноября, и что в виду военных обстоятельств, снабжение порта морем на компанейских кругосветных судах [339] (как то делалось) весьма сомнительно, а если суда эти, по какому либо счастливому случаю, и успеют войти в порт, то и тогда они привезут только годовое продовольствие, рассчитанное на то только число людей, которое ныне находится.
Все вышеизложенные факты весьма знаменательны в истории при-амурского и при-уссурийского края. Они составляют третий краеугольный камень, положенный амурскою экспедициею в основание к признанию этого края за Россиею. Эти факты ясно обнаруживают, что оплотом для России на отдаленном ее востоке никогда не мог быть Петропавловск, и что вся сила ее с этой стороны заключалась единственно в этом крае. Но к несчастию тогда еще не вполне сознавали это последнее, весьма важное обстоятельство, так что и разрешение сплава по реке Амуру было мотивировано главным образом тем, чтобы подкрепить Петропавловск, который полагали сделать главным нашим портом на Восточном океане. Я очень сожалел тогда, что на устьях Уссури и Хунгари не были поставлены посты, а также, что мое предложение о мелких постах на Сахалине было отклонено; но в то время все были того мнения, что нам вовсе ненадобно идти далее левого берега Амура, что обладание этим берегом и должно составлять конечную цель наших здесь действий, т. е. желали положить границу с Китаем по левому берегу Амура. Таковы были мнения и убеждения лиц, от которых зависело направление наших действий в этом крае. Эти убеждения разделяли тогда и все почти личности, прибывшие с генерал-губернатором, но, как мы увидим ниже, факты весьма скоро обнаружили всю неосновательность такого мнения и всю справедливость постоянных моих представлений о том, что река Амур составляет только лишь базис наших здесь действий, главная же и конечная цель оных должен быть уссурийский бассейн и его прибрежье.
В виду ввода фрегата "Паллада" в реку Амур, и объяснил генерал-губернатору, что вследствие неприсылки в экспедицию просимых мною надлежащих средств для исследования лимана и обеспечения по оному плавания, война в этом отношении застала нас совершенно врасплох, ибо с ничтожнейшими средствами экспедиции мы после 1849 года едва могли только определить более или менее точное направление лиманских прибрежных фарватеров, которым фрегат, при осадке 22 футов, пройти не может. Существует, правда, надежда, говорил я [340] генерал-губернатору, отыскать более глубокий фарватер, который, по слухам туземцев, находится в лимане, но, до случаю обширности лимана, усеянного лабиринтом банок и мелей и при неправильных и быстрых течениях, определение оного в короткое время не только затруднительно, но и сомнительно. В случае неудачной попытки к отысканию подобного фарватера, остается одно средство — вести разгруженный фрегат по сахалинскому каналу и чрез бар северного фарватера, ибо при сизигиях на этом баре глубину можно полагать до 19 футов, но в таком случае необходимо, чтобы не были упущены сизигийные воды в исходе августа и чтобы при проводке фрегата были сосредоточены все наши паровые средства. При всем том, чтобы быть уверенным в возможности провести фрегат этим путем, необходимо прежде всего произвести на шхуне "Восток" исследование бара северного фарватера и самого фарватера. Наконец, во всяком случае, прежде чем вести по лиману фрегат, необходимо, чтобы он был совсем разгружен и чтобы при нем, во время проводки, постоянно находилась шхуна "Восток", а в помощь ей пароход "Аргунь"; особенно необходима шхуна, так как "Аргунь" при сильной толчее и волнении в северной части лимана плавать не может. Вследствие этих объяснений, генерал-губернатор, при отправлении своем в Императорскую гавань, и поручил мне ожидать его в Николаевске, дабы оттуда, на шхуне "Восток", идти с ним по северному лиманскому прибрежному каналу и лично хорошенько ознакомиться с каналом и с его баром и тем определить положительно, может ли разгруженный фрегат "Паллада" пройти этот бар в сизигийную августовскую воду. Фрегат приказано было у мыса Лазарева в лимане разгрузить и по разгрузке вести по лиману, имея при нем непременно шхуну "Восток" и пароход "Аргунь".
По уходе из де-Кастри Н. Н. Муравьева, я отправился в Мариинский пост, где ожидало меня тяжко-грустное известие из Петровского: старшая несчастная дочь моя умерла и жена была очень больна. Получив это, я сию же минуту на байдарке отправился в Петровское. Жену застал я едва только оправившейся от этой потери и тяжкой болезни. Тяжело было нам, родителям, видеть могилу нашей малютки на пустынной петровской кошке! Тяжко было испытание это нам, и без того отрезанным пустыней от всего света, но, что делать, — эта жертва, тяжкая для [341] нас, родителей, была данью исполнения долга, направленного к благу отечества!
С прибытием в Петровское корабля р.-а компании, на нем пришед из Аяна брат жены моей, мичман Николай Иванович Ельчанинов, которого она не видала более 6-ти лет. Это свидание благотворно подействовало на жену мою в ее тяжкой горести.
Пробыв трое суток в Петровском, я отправился в Николаевское, чтобы встретить там Н. Н. Муравьева и с ним, на шхуне "Восток", осмотреть бар северного фарватера, ибо ввод фрегата "Палдада" в реку более всех меня озабочивал; тем более, что при нзвидистых лиманских канадах и быстрых течениях, ясно было видно, что паровые средства наши весьма были для этого недостаточны.
Между тем, Николай Николаевич, условившись с адмиралом Ефимом Васильевичем Путятиным о снятии поста, о вводе фрегата в лиман и о разгрузке оного у мыса Лазарева, отправился обратно в залив де-Кастри, в котором начальником Александровского поста был назначен мною молодой лейтенант Яков Иванович Купреннов (сын адмирала Ивана Антоновича Еупреннова), поступивший на службу в экспедицию.
Из де-Кастри шхуна "Восток" с генерал-губернатором пошла в лиман. Корвет "Оливуца" был отправлен в Петропавловск с распоряжением камчатскому губернатору В. С. Завойко: укреплять этот порт и защищаться в оном. Транспорт "Байкал" должен был ожидать у мыса Лазарева фрегат "Паллада". Генерал-губернатор, осмотрев на шкуне "Восток" рейд и местность у мыса Лазарева, пошел по сахалинскому каналу, пытаясь отыскать на этом пути средний канал. Попытка эта оказалась тщетною: сильным течением шхуну прижало к банкам, на которых она и простояла около 20 часов. Это обстоятельство и противные ветра замедлили плавание шхуны, а генерал-губернатор, между тем, спешил отправить чрез Аян свои донесения. Вследствие этого, он отложил свое намерение зайти за мною в Николаевск и направился из лимана прямо в Петровское. Оттуда он дал мне знать, чтобы я немедленно спешил к нему.
Вопрос о том, возможно или нет ввести в реку фрегат "Палдада", таким образом, разрешен еще не был.
Адмирал Путятин, сняв Константиновский пост, 16-го июля с фрегатом "Паллада" пришед к мысу Лазарева. Довольно [342] сильное течение на рейде около этого мыса и отмелый берег не дозволили производить разгрузку фрегата, особенно выгрузку артиллерии. Для последнего было необходимо устроить пристань, а для всех материалов и шкиперских запасов — магазин. Команда фрегата, поэтому, немедленно приступила к сказанным работам.
В это же время, 18-го июля, пришел в залив де-Кастри 52-х пушечный фрегат "Диана", под командою капитана 2-го ранга Степана Степановича Лесовского. Этот фрегат был послан из Кронштадта на смену фрегата "Паллада", который после выдержанного им шторма, по донесению адмирала Путятина, оказался совершенно ненадежным к обратному плаванию из Японии и должен был по этому быть оставлен в Петропавловске. Таким образом 20-го июля в лимане у мыса Лазарева соединились оба фрегата.
Между тем, генерал-губернатор, придя на шхуне "Восток" в Петровское, 15-го июля отправил на оной в Аян часть своего штаба и курьером в Петербург маиора М. С. Корсакова с донесениями о благополучном сплаве и о всех упомянутых своих распоряжениях. В донесении этом относительно действий амурской экспедиции, он писал:
"Не доходя около 900 верст до устья реки Амура, флотилия вступила в край, как бы давно принадлежащий России. Отважные и решительные действия начальника амурской экспедиции и всех его сотрудников заслуживают полной признательности. Не смотря на лишения, трудности, опасности и ничтожество средств, при которых действовала эта экспедиция, она в столь короткое время успела подчинит своему влиянию не только дикие племена здесь обитающие, но даже и самых манджуров, приезжающих сюда для торговли. Она фактически указала нам на важное значение этого края для России и рассеяла все заблуждения, какие до сих пор об этом крае имелись".
20-го июля, я вместе с генерал-губернатором и капитаном 2-го ранга Козакевичем из Петровского отправились чрез горы, верхом на оленях, в Николаевское, куда и прибыли 19-го числа. Шхуне "Восток" из Аяна приказано было возвратиться в Николаевское. Неприятель ни в Татарский залив, ни в Охотское море не показывался; из чего можно было заключить, что все внимание его было обращено на Петропавловск. [343]
В Николаевском в то время было 3 домика: казарма для 25 человек команды, пакгауз и домик для офицера. По прибытии туда людей из Мариинского поста, там начали строить, под наблюдением А. И. Петрова, три флигеля и 2 большие казармы для помещения как этих людей, так равно и команды фрегата "Паллада" с офицерами. Вокруг поста был дремучий лес и тайга. Генерал-губернатор, осмотрев окрестности этого поста и устья реки Амур, назначил пункты, где должны быт укрепления для защиты устья. 26-го июля от мыса Лазарева на вельботе прибыл в Николаевск адмирал Путятин и, по совещании с Н. Н. Муравьевым, было решено, по снабжении фрегата "Диана" провизиею, а главное сухарями, которых почти не было, — адмиралу Путятину следоват на зиму в Японию для окончания переговоров с японцами и затем, раннею весною, возвратиться в лиман к мысу Лазарева. Чтобы изыскать средний и более глубокий фарватер для провода фрегата, 28-го июля, я вместе с адмиралом, из Николаевска, на пароходе "Аргунь", пошли в лиман. Исследования наши, однако, оказались тщетными, они обнаружили лишь, что в короткое время и с имевшимися тогда средствами не было возможности сделать промер, который определил бы фарватер по средней части лимана, имевшей ширины до 30 верст. Тогда Е. В. Путятин немедленно послал гребные суда с фрегатов "Паллада" и "Диана" с гг. офицерами: Колокольцовым, Моисеевым и Ворониным, с целию отыскать не найдется ли около южного прибрежного канала заводи, в которой мог бы быть оставлен фрегат "Паллада" на зимовку, и какой глубины можно ожидать в предстоявшие августовские сизигийные воды на баре северного лиманского фарватера, т. е. сделат тщательный промер этого берега. Эти исследования показали, что около южного прибрежного лиманского фарватера не было такого места, где бы фрегат мог безопасно зимовать. Глубина на баре северного фарватера в малую воду оказалась 12 1/2 футов, атак как в сизигии прибывало воды до 7 фут., то можно было к тому времени ожидать более 19 футов (В верхней части лимана по нашим наблюдениям вода прибывает до 5 фут., а в сизигии до 7 футов).
По тщательном освидетельствовании корпуса фрегата "Паллада" коммисиею, составленною по распоряжению генерал-губернатора и адмирала Путятина, оказалось, что верхний баргоут, [344] особливо у вант путинсов, гнилой, так что болты последних вылезали; несколько бимсов и книц дали трещины и степсы у грот и фок-мачт сели. Таким образом фрегат без капитальной тимберовки не мог идти в море. Между тем, по случаю свежих ветров и течения, выгрузка с фрегата в особенности артиллерии, на вновь устроенную пристань, была сопряжена с немалыми затруднениями. Сверх того, она замедлялась еще недостатком людей, так как часть команды была занята постройкой здания для помещения имущества фрегата, казармы для людей, долженствовавших остаться на зимовку и пекарни для изготовления сухарей для фрегата "Диана"; кроме того, часть команды отделена была для упомянутых исследований и для построек помещения в Николаевске. Наконец, фрегат "Диана" должен был быть всегда готов к бою, ибо с часу на час надобно было ожидать появления неприятеля. По этим причинам фрегат могли только разгрузить к 10-му августа; при чем он сел кормою 18 фут. 8 дюймов. До 24-го августа, времени полных сизигийных вод, когда имелась надежда провести фрегат чрез бар северного фарватера, оставалось всего 13 суток. Фрегату без паровой помощи предстояло пройти, по лиманскому, сахалинскому каналу и северному рейду до северного берега, по пути, как мы видели, еще поверхностно исследованному и усеянному банками, прк неправильных и часто быстрых течениях от NW и W, т. е. неблагоприятных, более 95 миль. Пароход "Аргунь" не мог быть полезен фрегату в этом случае, ибо на сахалинском фарватере, при обрывистых банках, между которыми он направляется, разводит мгновенно крутое и сильное волнение, которого пароход, по слабости своего скрепления, выдерживать не мог; тем более, что машина его после первой качки портилась. Единственное, более надежное паровое судно, которое могло бы быть полезно фрегату при следовании его по сахалинскому каналу и в особенности при переходе чрез бар северного фарватера, была 40 сильная шхуна "Восток", но она должна была в то время идти с генерал-губернатором в Аян, так как других судов тогда у нас не было. И так, надежда ввести фрегат "Паллада" в реку Амур, кроме благоприятных обстоятельств, обусловливалась главное тем, чтобы шкуна "Восток" непременно была у фрегата "Паллада" не позже 20-го августа.
В виду всех вышеупомянутых обстоятельств, [345] генерал-губернатор должен был спешить с оставшимся у него штабом отправиться на шкуне "Восток" в Аян, с тем, чтобы возвратить ее немедленно к фрегату "Паллада".
Между тем, в бытность генерал-губернатора в Николаевском посту, он получил ответ на посланный им пред отправлением по Амуру лист пекинскому трибуналу о разграничении земель. Ответ этот заключался в письме от цицикорского и горинского генерал-губернатора Гусайцы-Фунянга, которым уведомлялось, что он, по указу богдыхана, назначен для рассмотра и разграничения мест, сопредельных с Россиею, и что по этому случаю он отправился в лодках из города Сензина по реке Зунгарнула, но, узнав, что генерал проплыл по Амуру, он остановился в деревне Мылки, откуда и отправляеть своих чиновников: Тейхен, Башкан, Дилан и Саген с товарищами, для извещения генерала о таковом указе богдыхана; а сам, по прибытии русских чиновников, отправится осматривать пограничные места". На это было отвечено, что теперь война, и чиновников выслано не будет.
10-го августа, Н. Н. Муравьев, с остальным своим штабом пошел на шхуне "Восток" из Петровского в Аян, предполагая непременно отправить ее оттуда немедленно к фрегату "Паллада", так чтобы ранее 20-го августа она могла быть у фрегата. Отправляясь в Аян, Николай Николаевич дал мне и командиру фрегата "Палдада", флигель-адъютанту И. С. Унковскому (Ныне вице-адмирал, сенатор и ярославский губернатор), приказания, сущность которых заключалась в следующем:
"Николаевский пост должен быть главным нашим здесь пунктом, а потому из Петровского перевести в этот пункт все запасы, материалы и часть команды. Пароход "Аргунь" и шхуна "Восток" должны находиться в распоряжении командира фрегата "Паллада", Унковского, для содействия к проводке им этого фрегата сахалинским и северным фарватерами в реку Амур. При размещении команды фрегата "Паллада" на зимовку в Николаевске, приступить к исправлению фрегата и к заготовлению леса для постройки предполагаемых батарей на мысах Куегда, Мео и Чнар-Рах. Если в продолжение настоящей навигации нельзя будет перевезти с мыса Лазарева в Николаевск артиллерию, снаряды, порох и имущество с фрегата "Паллада", [346] то с открытием навигации 1855 года немедленно и наипервее приступить к этому, а равно приступить и к постройке батарей на упомянутых выше мысах. При вводе фрегата в реку Амур, командира фрегата Унковского с некоторыми офицера?я отправить в Аян, а старшего по нем капитан-лейтенанта И. И. Бутакова, при надлежащем числе офицеров, оставить в Николаевске, в амурской экспедиции, для заведывания фрегатом и командою. Как офицерам, так и команде фрегата, производить морское довольствие по штату экспедиции. Если по какому либо случаю г. Унковский не успеет ныне ввести в реку фрегат "Паллада" и оставит его на зимовку в лимане, то с откритием навигации 1855 года наипервее ввести фрегат в реку Амур. И наконец: конным казакам содержать зимою сообщение между Мариинским и Николаевским постами."
Г. Унковскому предписывалось: по совершенной разгрузке фрегата, не упуская удобного времени, — полных сизигийных августовских вод, стараться ввести фрегат "Паллада" по сахалинскому и северному фарватерам в реку Амур. В случае, если бы по каким либо причинам он не успел ныне ввести его в реку, то оставить его на зимовку в лимане, оградив сваями.
22-го августа я получил в Петровском уведомление, что машина парохода "Аргунь" испортилась и что фрегат "Паллада", как по этому случаю, так и по весьма неблагоприятным обстоятельствам, не вступил еще и на сахалинский фарватер. И так, надежда провести фрегат чрез бар северного фарватера, пользуясь августовскими сизигийными водами (т. е. до равноденствия), рушилась; оставалось, следовательно, провести его чрез этот бар в сизигийную полную воду, в начале сентября; но для успеха предприятия необходимо было, чтобы при нем была непременно шхуна "Восток" и чтобы фрегат до наступления свежих равноденственных ветров достиг северного лиманского рейда, на котором он единственно и мог надежно отстаиваться, в ожидании благоприятных обстоятельств. Стоянка на сахалинском фарватере, особенно в северной части его, при дующих здесь обыкновенно в равноденствие крепких, до степени шторма, северных ветрах и при сильных течении и сулоях в узкости между банками, была бы весьма опасна.
До 26-го августа я ожидал в Петровском возвращения из [347] Аяна шхуны "Восток", но ожидания мои были тщетны, и этого числа, я с женой и малюткой, на катере и вельботе, со всем нашим имуществом отправился по заливу и лиману в Николаевское, оставив Д. И. Орлову в Петровском следующие распоряжения: "по прибытии на петровский рейд шхуны "Восток", отправить ее немедленно в сахалинский канал, к фрегату "Паллада". Ожидаемые на компанейских судах из Аяна товары и запасы выгружать и отправлять в Николаевский пост."
На пути следования нашего из Петровского в Николаевское, 28-го августа, в лимане, у мыса Пуир, внезапно засвежевшим до степени шторма ветром от N, катер со всеми нами выбросило на берег, так что мы двое суток должны были провести в гилякской юрте в селении Пуир, и только к вечеру 1-го сентября добрались до Николаевска. К этому времени пароход "Аргунь" успел исправить свои повреждения в машине, а потому утром, 2-го сентября, я и отправился на нем к фрегату "Паллада". К вечеру 4-го сентября мы подошли к фрегату, который в это время, несмотря на всевозможные неблагоприятные обстоятельства, одними своими средствами, без всякой паровой помощи, успел пройти самую трудную и опасную часть сахалинского фарватера (Эта часть сахалинского фарватера, именно та, у которой течение из реки встречается с течениями из Татарского залива и Охотского моря и намывает банки; фарватер извивается между ними), так что до бара северного фарватера оставалось ему не более 35 миль, т. е. пространство, которое, при сколько нибудь благоприятных обстоятельствах, он мог бы пройти в один и много два дня, а на северном рейде у бара ожидать сизигийной полной воды. Этот бар имел длины всего около 3/4 мили; за ним шел северный прибрежный фарватер, на котором глубина при малой воде оказалась от 3 1/2 до 5 сажень, а в реке от мыса Тебах до Николаевского поста от 6 до 15 сажень.
Рано утром 5-го сентября подул от S тихий ветер и фрегат, имея впереди под парусами шлюпки, ограждавшие банки фарватера, шел за ними к N по глубинам от 5 до 8 сажень со скоростью 3 1/2 узлов. Имея в виду, что, при таких благоприятных обстоятельствах, фрегат скоро достигнет северного рейда, я, чтобы запастись дровами на ближайшем береге, отправился на пароходе на мыс Уса, имея намерение сколь возможно [348] поспешнее выйти к фрегату на северный рейд. С помощью парохода и с часу на час ожидавшейся шхуны "Восток", провести фрегат чрез бар и обеспечить таким образом вход его в реку Амур было бы весьма легко, тем более, что глубина его на северном баре в полную воду достигала до 19 футов, фрегат же сидел 18.
Таким образом, еслибы во время перехода южной части лимана, при фрегате имелись паровые средства, т. е. шкуна "Восток" и пароход "Аргунь", то он уже стоял бы на северном лиманском рейде, а как этот рейд довольно закрыт, то стоянка его была бы спокойная, тогда как по всему сахалинскому каналу, особенно при северо-западных и северо-восточных ветрах, стоять на якоре было не безопасно.
В ночь с 5-го на 6-е число, "Аргунь" встал на якорь у мыса Уса на 12-ти футовой глубине; был штиль, но после полуночи начал задувать ветер от NW и к 3 часам утра скрепчал и превратился в шторм. Пароход "Аргунь" под парами и на двух якорях едва мог отстаиваться; каждую минуту мы ожидали, что у нас лопнут канаты и пароход выбросит на подветренный берег, находившийся от нас в одной миле.
Шторм продолжался до вечера 8-го сентября, когда ветер вдруг переменился, задул от S и начал стихать. Пароход имел серьезные повреждения в машине, что и понудило меня, пользуясь S ветром, 9-го числа вступить под паруса и следовать для исправления в Николаевск; мы едва дотащились до него к ночи 10-го сентября. Между тем, 5-го сентября пришел из Петровского в Николаевск катер с различными запасами. Д. И. Орлов прислал мне с ним известие, что 2-го сентября пришел из Аяна на петровский рейд корабль российско-американской компании с различными товарами и запасами, к выгрузке которых он и приступил; что шхуну "Восток" генерал-губернатор послал из Аяна в Камчатку с важными распоряжениями, с почтою и чиновниками, и наконец, что компанейский корабль будет ожидать моих распоряжений.
Озабочиваясь положением фрегата "Паллада", по прибытии в Николаевск, я немедленно послал в лиман, к северному рейду шлюпку, а к югу паровой катер "Надежда", и 14 сентября с паровым катером получил уведомление от командира фрегата "Паллада", что при жестоком шторме от NNO он едва мог [349] отстояться на двух якорях в северной части сахалинского фарватера, и что барказ его и 2 катера затопило. Не имея таким образом средств продолжать путь далее, он возвращается к мысу Лазарева в распоряжение адмирала Путятина. Итак, не смотря на все энергические меры, принятые адмиралом, командиром фрегата, офицерами оного и вполне молодецкой и опытной его командой, по вышеизложенным причинам, а главное по неимению при фрегате единственного нашего парового двигателя — шхуны "Восток", ввести фрегат в реку, в эту навигацию, не успели. Оставлять его зимовать в лимане было опасно, ибо осенним и весенним ледоходом, при котором здесь бывают обыкновенно свежие ветры и быстрые течения, фрегат мог быть прорезан, или выброшен на банку. По тем же причинам не безопасно было оставлять его в заливе де-Кастри. Между тем, по вскрытии и очищении лимана от льда в весеннюю сизигийную воду, на баре южного прибрежного фарватера часто бывает воды до 19 футов; это обстоятельство давало надежду раннею весною ввести фрегат в реку этим кратчайшим и более других безопасным путем.
На морских картах того времени на всем берегу Татарского залива не показано ни одной гавани. Весь берег означался сплошным скалистым и неприступным, а Сахалин соединенным с материком песчаным перешейком, т. е. вход в лиман с юга показывался невозможным; все же сделанные нами открытия, а равно и составленные нами новые карты хранились в тайне. Поэтому надобно было предполагать, что все внимание неприятеля, в видах уничтожения наших военных судов, к чему главное он и стремился (Неприятель знал, что у нас имеются фрегаты "Паллада", "Диана", "Аврора" и корвет "Оливуца" и что при крейсерстве этих судов в океане они могут нанести его торговле и колониям большой ущерб. Это обстоятельство порождало страшную панику, ибо ловить в океане почти невозможно. В виду этого-то, боясь за свою торговлю и колонии, англо-французы и собрали здесь сильную эскадру, дабы уничтожить наши суда, а главное, не дозволить нам выйти в море. Такова была главная их цель), будет обращено на Петропавловск, как на единственный пункт, где, по его мнению, только и могли скрыться наши суда. Справедливость такого нашего заключения подтвердилась тем обстоятельством, что в продолжение всей навигации 1854 года неприятельских крейсеров не являлось ни в Охотском море, ни в Татарском заливе. [350]
Вследствие вышеупомянутых соображений, адмирал Путятин и решился отвести фрегат "Паллада" на зимовку в Императорскую гавань, располагая самою раннею весною 1855 года привести его обратно к мысу Лазарева, так чтобы, пользуясь первою сизигийною большою водою, ввести его в реку Амур южным прибрежным фарватером. Получив сведение о таковом решении адмирала относительно фрегата и имея в виду отправить в Аян командира фрегата, Унковского, с некоторыми офицерами, я предложил капитан-лейтенанту Фуругельму, заведывавшему тогда торговыми делами российско-американской компании на устье Амура, задержать на Петровском рейде компанейский корабль, на котором бы могли отправиться г. Унковский и офицеры. Вместе с этим я предоставил г. Фуругельму все имевшиеся у меня перевозные средства, дабы как возможно скорее могли быть доставлены из Петровского в Николаевск различные продовольственные запасы, привезенные на компанейском корабле из Аяна (Из Аяна в это время старались отправлять все на Амур, как в место, естественно безопасное от нападения неприятеля). Между тем из Николаевска на гребных судах фрегата "Диана" перевозили к мысу Лазарева ржаную муку и различные продовольственные запасы, какие только возможно было уделить нам для фрегата, и на мысе Лазарева, во вновь устроенной пекарне заготовляли для фрегата сухари. С прибытием фрегата "Паллада", оттуда начали отправлять в Николаевск команду его со всем ее имуществом. Начальство над нею поручено было капитан-лейтенанту Бутакову, с которым были оставлены лейтенанты Бирюлев, Шварц и мичман Иванов, поручик Попов, прапорщик Кузнецов и артиллерийский поручик Антипенко. Все эти операции, при неимении паровых средств, были сопряжены с большими затруднениями и совершались под непосредственным наблюдением и ведением командира фрегата "Диана", капитана 2-го ранга С. С. Лесовского (ныне генерал-адъютант, вице-адмирал, управляющий морским министерством). Благодаря энергии и деятельности Степана Степановича, к 22 сентября фрегат "Диана" был готов к плаванию и команда фрегата "Паллада" в числе 380 человек (кроме 10 оставленных при артиллерии на мысе Лазарева) прибыла в Николаевск. "Диана", имея на буксире под фальшивым вооружением остов фрегата "Паллада", 24 сентября направилась из лимана к югу. [351]
О перевозке артиллерии и имущества, оставленного на мысе Лазарева с фрегата "Паллада", по позднему времени года и по не имению надлежащих средств, и думать было нечего. Все средства и внимание наше надобно было обратить на самое важное и необходимое: а) на доставление из Петровского в Николаевск различных запасов, товаров и материалов, которые привезены были к нам для спасения из Аяна; б) на скорое и сколько возможно удобное устройство зданий для помещения огромного количества людей, собравшихся в Николаевске на зимовку; в) на обеспечение этих людей продовольствием, отчего главным образом зависело сохранение их здоровья, и наконец г) необходимо было как возможно скорее переправить г. Унковского с офицерами в Петровское, дабы не задерживать компанейский корабль, который должен был, доставив их в Аян, возвратиться благовременно в колонии. На все эти обстоятельства и были обращены все наши средства и внимание.
Между тем, генерал-губернатор, по прибытии из Петровского в Аян, на шхуне "Восток", 13 августа отправил из Аяна в Большерецк на корабле р.-а. компании "Ситха" некоторых чиновников и часть почты. Корабль этот, вместо Большерецка, пошел в Петропавловск и, при входе в авачинскую губу, был взят неприятелем. Оттого-то и случилось, что Николай Николаевич послал из Аяна 17 августа шхуну "Восток", вместо Петровского, в Петролавловск. Шхуна эта, 26 августа, при входе в авачинскую губу, случайно встретила бот No 1 под начальством боцмана Новограбленного, который и дал знать на шхуну, что у Петропавловска стоит неприятельская эскадра. Шкуна сейчас же пошла обратно к югу. Проходя Курильскую гряду, у нее оказалась течь и повреждение в машине; для исправления этих повреждений, она зашла в бухту на острове Парамушир, где и встретилась с транспортом "Байкал", направлявшимся из Аяна в Большерецк. Она передала ему все бумаги, посланные на ней генерал-губернатором, с приказанием немедленно отправить их из Большерецка берегом в Петропавловск и с тем, чтобы с этим же посланным дали знать из Петропавловска в Большерецк о результатах нападения на этот порт неприятеля.
По исправлении повреждений, шхуна "Восток" с Курильских островов, 26-го сентября, пришла в Большерецк. 6-го [352] октября командир шкуны, капитан-лейтенант В. А. Римский-Корсаков получил из Петропавловска известие, что при содействии прибывшего в Петропавловск фрегата "Аврора", неприятель, нападавший на этот порт, был блистательно отражен и с большою потерею в своих командах удалился из авачинской губы. С этим известием шхуна "Восток" из Большерецка пошла в Николаевск, но по случаю свежих противных ветров и позднего времени года, в лиман войти не могла, и принуждена была укрыться в Петровском заливе, где и осталась на зимовку.
Воин Андреевич Римский-Корсаков, донося мне о своем плавании и о победе, одержанной в Петропавловске над неприятелем, в заключение сообщил, что по сведениям, полученным в Большерецке из Петропавловска, этот порт, в случае продолжения военных действий в предстоявшую навигацию, совершенно не обеспечен продовольствием, которого в Петропавловске, по числу зимующих ныне в нем людей, не более как на 10 месяцев, и то благодаря совершенно неожиданной случайности именно, что суда российско-американской компании с провиантом рассчитанным по штатному только лишь положению 47 экипажа пришли в Петропавловск 3 днями ранее неприятеля и поэтому не сделались его добычею, подобно кораблю "Ситха".
Получив это донесение, я, 22-го октября, при собрании всех команд, помолился Всевышнему Творцу и объяснил командам о блистательной победе, одержанной их доблестными товарищами в Петропавловске. Затем мы заложили на мысе Куегда батарею и первое на р. Амур судно: шхуну-баржу "Лиман" (прозванную "Бабушкой") для перевоза артиллерии с мыса Лазарева.
