СЫМА ЦЯНЬ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ
ШИ ЦЗИ
ГЛАВА СТО ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Хуацзи ле чжуань-Жизнеописания остроумных [советчиков] 1
Конфуций говорил: «Шесть канонов объединяет [идея] упорядочивания. В Ли[цзине говорится] о мере дозволенного [в отношениях между] людьми, в Юэ[цзине]-об установлении гармонии, в Шу[цзине] -о праведных деяниях, в Ши[цзинё] -о раскрытии помыслов, в Ши[цзине] -о чудесных превращениях, в Чунь-цю-о долге» 2.
Я, тайшигун, скажу так.
Путь Неба воистину неохватен! Пусть суждения и речи лишь в ничтожной степени ему соответствуют, но и они могут распутать запутанное.
Чуньюй Кунь был чжуйсюем в [княжестве] Ци 3. Ростом-неполные семь чи 4. Был красноречив, постоянно участвовал в обсуждениях [государственных дел], [его] не раз направляли к чжухоу, и никому не удавалось унизить или опозорить его.
Во времена циского Вэй-вана 5 охотно прибегали к иносказательным [речам], любили разнузданное веселье и попойки, которые затягивались до глубокой ночи, пили без меры, а бразды правления оказались в руках цинов и дафу. Среди чиновников царила неразбериха, чжухоу нападали на княжество, оно пребывало в опасности, его гибели [ждали] со дня на день. Никто из приближённых не осмеливался выступить с увещеваниями.
Чуньюй Кунь обратился к [вону], прибегнув к иносказанию: «В княжестве появилась большая птица, она залетела во дворец вана, где три года не летает и не подаёт голоса. Известно ли правителю, что это за птица?» Ван ответил: «Эта птица не летает-и ладно, а как взлетит, тут же взмоет в небеса; не подаёт голоса-и ладно, а как подаст голос, тут же всех перепугает» 6.
После этого он созвал на аудиенцию всех начальников уездов в количестве семидесяти двух человек, одного наградил, другого казнил, собрал войска и выступил в поход 7.Чжухоу перепугались и возвратили все захваченные у Ци земли 8. Вэй[-ван] правил тридцать шесть лет. Об этом рассказано в [главе] «Наследственный дом Тянь [Цзин-чжун] Ваня».
На восьмом году правления Вэй-вана (371 г.) большая чуская армия двинулась на Ци 9. Циский ван направил Чуньюй Куня в Чжао просить помощи войсками и подарить стоцзиней золота и десять конных четвёрок. Чуньюй Кунь, обратя взор к небу, хохотал так, что оборвались завязки его головного убора. Ван спросил: «Учитель считает, что этого мало?» Кунь ответил: «Разве я могу дерзнуть?» Ван спросил: «Есть ли [вашему] смеху объяснение?» Кунь сказал: «Сегодня я шёл с восточной стороны и видел, как у дороги совершали моление об урожае. Держа свиное копыто и чашу с вином, жрец произнёс: "Пусть [урожай] с возвышенных мест наполнит короба, с низинных мест наполнит телеги, пусть все злаки бурно цветут и вызревают, пусть обильная жатва будет в каждом доме" 10. Я заметил, что держит он в руках ничтожное, а требует многого. Вот почему я смеюсь».
Тогда циский Вэй-ван добавил тысячу с лишним [цзиней] золота, десять пар дисков-би из белого нефрита, сто конных четвёрок. Кунь попрощался и отправился в путь. [Когда он] прибыл в Чжао, чжаоский ван дал ему сто тысяч лучших воинов, тысячу тяжёлых колесниц. Узнав об этом, чусцы той же ночью отвели войска 11.
Вэй-ван был очень доволен. В хоугуне устроил пир. [Во время пира] подозвал Куня и поднёс ему вина. [Затем] спросил: «Сколько вам, учитель, надо выпить, чтобы напиться допьяна?» Тот ответил: «Я выпью доу 12-становлюсь пьяным, и один дань выпью-тоже пьянею». Вэй-ван спросил: «Раз учитель пьянеет от одного доу, как же он может выпитьдань? Можно ли узнать, в чём тут дело?» Кунь ответил: «Когда мне подносят вино в присутствии великого вана, рядом находятся чжифа, а позади-юйши, поэтому я в страхе и растерянности простираюсь ниц, выпиваю меньше доу и уже пьян. Если родственники пригласили почётных гостей, то я, ослабив завязки и закатав рукава халата, предлагаю вино сидящим передо мной и всякий раз разливаю всё до последней капли; поднимаю кубок за долголетие; и так, по нескольку раз вставая, выпиваю меньше двух доу и уже пьян. Если из странствий возвращается друг, с которым мы давно не виделись, то, встретившись, мы испытываем радость, толкуем о прошлом, беседуем о личных переживаниях; тогда я выпиваю пять-шесть доу и уже пьян. А вот на деревенском празднике в [родных] краях мужчины и женщины сидят вперемешку, пир проходит неспешно, играют в любо 13 или бросают стрелки в кувшин 14, [постепенно] подсаживаются друг к дружке, образуя компании, берутся за руки, не боясь осуждений, пялятся прямо в глаза друг другу без всяких запретов, там [увидишь] оброненную серёжку, тут-брошенную шпильку. Я, недостойный, испытывая радость от всего этого, выпив восемь доу, могу опьянеть, и не раз! На закате пир подходит к концу, [люди] сидят близко-близко, мужчины с женщинами на одной циновке, обувь свалена в кучу, кругом валяются пустые кубки и тарелки. Но вот в доме загасили светильники, хозяин оставляет меня, провожая гостей. Распоясывая халат и распахивая полы, вдыхаю лёгкий аромат болотных трав. К этому времени, когда сердце моё переполнено радостью, я могу выпить и [целый] дань. Потому и говорится: когда пир дошёл до предела, начинается беспорядок, когда радость достигла предела, приходит печаль; всё на свете так устроено: в речах нельзя достичь совершенства, когда же совершенство достигнуто, то начинается упадок». Такими словами он деликатно увещёвал [вана].
Циский ван промолвил: «Согласен». И перестал устраивать пиры, длящиеся глубоко за полночь, а Куня назначил чжукэ [на приёмах] чжухоу. Когда [ван] приносил в качестве жертвы вино в храме предков, Кунь часто стоял рядом.
Через сто с лишним лет после этого 15 в [княжестве] Чу жил Ю Мэн. В прошлом Ю Мэн был чуским музыкантом. Его рост составлял восемь чи 16. Он много раз участвовал в обсуждении [государственных дел], всегда прибегая к иронии, деликатно увещевал [своего государя] 17. У чуского Чжуан-вана 18 был любимый конь, он надевал на него узорчатую с вышивкой [попону], держал в роскошных покоях, на пиру отводил место на открытом ложе, кормил сушёными жужубами. Когда конь заболел от ожирения и издох, [Чжуан-ван], повелев всем придворным соблюдать по нему траур, пожелал похоронить его согласно обряду, предписанному дафу,-с внешним и внутренним гробами. [Приближённые] обсудили это и сочли неподобающим. Тогда ван издал приказ: «Осмелившихся увещевать меня по поводу коня считать виновными и казнить».
Ю Мэн, узнав об этом, явился во дворец и, воздев очи к небу, зарыдал в голос. Ван изумлённо спросил, в чём дело. Ю Мэн сказал: [231] «Этот конь был любим ваном. Чуское княжество велико и обильно, для него всё возможно, а вы хороните его как дафу. Этого недостаточно. Предлагаю похоронить его по обряду, предписанному правителю». Ванспросил: «Это как?» [Мэн] ответил: «Предлагаю внутренний гроб изготовить из резного нефрита, внешний-из узорчатой катальпы, подставку для гроба сделать из камфорного дерева, клёна и дуба, отправить солдат копать могильную яму, мобилизовать старых и слабых насыпать и утрамбовывать землю. [В траурной процессии] впереди поставить цисцев и чжаосцев, сзади разместить ханьцев и вэйцев 19. [Возвести в честь коня] поминальный храм и приносить [в нём жертвы] тайлао, даровать [храму] поселения на десять тысяч дворов. Когда чжухоу узнают об этом, они все поймут, что великий ван ни во что не ставит людей, но ценит лишь лошадей». Ван спросил: «Неужели мои заблуждения зашли так далеко? Как же быть?» Ю Мэн ответил: «Предлагаю великому вану похоронить его так, как подобает скотине. Пусть печь станет внешним гробом, котёл- внутренним, в качестве сопутствующего инвентаря возьмём имбирь и жужубы, в качестве посмертных даров-магнолию 20, принесём ему в жертву просо и рис, облачим в сияние огня и похороним в людских утробах» 21. Тогда ван приказал передать [останки] коня тайгуаню 22 и постарался сделать так, чтобы в Поднебесной поменьше знали об этом.
Чуский сян Сунь Шу-ао 23 знал, что он [Мэн] мудр, и относился к нему очень хорошо. Заболев, перед смертью он сказал сыну: «Когда я умру, ты непременно будешь бедствовать и нуждаться. [Тогда] пойди к Ю Мэну, скажи: "Я сын Сунь Шу-ао"». Через несколько лет его сын обеднел настолько, что стал зарабатывать на жизнь доставкой хвороста. Встретившись с Ю Мэном, сказал ему: «Я сын Сунь Шу-ао. Перед смертью отец велел мне, коль впаду в бедность, прийти к Ю Мэну». Ю Мэн сказал: «Хорошо, когда рядом оказывается нужный человек». После этого [он], надев платье и шапку Сунь Шу-ао, начал [учиться] копировать его жесты и манеру разговора. Через год с небольшим он уже настолько походил на Сунь Шу-ао, что чуский ван с приближёнными не смогли бы их различить. [Однажды] Чжуан-ван устроил пир, и Ю Мэн выступил с тостом за долголетие [вана]. Чжуан-ван страшно поразился, решив, что Сунь Шу-ао воскрес, и захотел вновь сделать его сяном. Ю Мэн сказал: «Разрешите вернуться домой, чтобы сообщить это жене, а через три дня стану сяном». Чжуан-ван разрешил. Через три дня Ю Мэн вернулся.
Ван спросил: «Что же сказала жена?» Мэн ответил: «Жена сказала, чтобы я был осторожен и [сяном] не становился. Занимать должность сяна в Чу не имеет никакого смысла. Когда Сунь Шу-ао был сяном в Чу, он, оставаясь всецело преданным, управлял Чу бескорыстно. Благодаря этому чуский ван добился гегемонии. После его смерти у сына не осталось земли, даже чтобы шило воткнуть, он бедствует и добывает себе пропитание доставкой хвороста. Чем быть таким, как Сунь Шу-ао, лучше покончить с собой».
А затем произнёс нараспев:
Жить в горах, в поле пахать, изнемогать Трудно всем этим еду себе добывать.
Но если случится тебе чиновником стать,
Останется мошну набивать и ни в чём стыда не знать.
Богатства осыплют тебя, как поток золотого дождя,
Но бойся в суд за взятки попасть.
И если во зло свою используешь власть,
Погибель ждёт и тебя, и род твой-смотри, не забудь.
Вот он, чиновника алчного путь!
А надумаешь честным чиновником стать Долг служебный придётся тебе выполнять.
Не преступай закон, всегда бескорыстен будь Вот он, чиновника честного путь!
Сунь Шу-ао, чуский сян, до смерти был к себе строг,
Но детям своим и жене ничего оставить не смог.
Хворост теперь разносят-поди иначе еды раздобудь.
Так стоит ли повторять его путь? 24
Тогда Чжуан-ван признался Ю Мэну, что был не прав, и велел пожаловать сыну Сунь Шу-ао четыреста дворов в Циньцю 25, чтобы он мог приносить жертвы [своему отцу]. И так продолжалось непрерывно в течение десяти поколений. Вот как надо создавать [благоприятную] ситуацию для произнесения речи.
Через двести с лишним лет 26 после этого в Цинь жил Ю Чжань.
Ю Чжань являлся циньским певцом и шутом-лилипутом. Он умел произносить смешные речи, но в них было немало мудрости. [Однажды] во времена Цинь Ши-хуана устроили пир, и [вдруг] пошёл сильный дождь. Стражники промокли и замёрзли. Ю Чжань заметил это и пожалел их. Он спросил их: «Хотите отдохнуть?» Стражники ответили: «Это было бы большим счастьем». Ю Чжань сказал: «Как только я закричу вам, вы быстренько мне отвечайте "Так точно!"» Вскоре в зале стали пить за долголетие правителя, провозглашать здравицы. Ю Чжань, приблизившись к перилам, громко прокричал: «Эй, охрана!» Те ответили: «Так точно!» Ю Чжань сказал: «Хоть вы и высоченные, а что толку-только и имеете то удовольствие, что под дождём стоять 27. А я, хоть и коротышка, имею удовольствие сидеть и отдыхать». Тогда Ши-хуан распорядился сократить число стражников наполовину и предписал им сменять друг друга.
Как-то Ши-хуан рассуждал о том, что хотел бы устроить огромный заказник для охоты, который на восток простирался бы до заставы Ханьгу, а на запад-до Юна и Чэньцана 28. Ю Чжань сказал: «Прекрасно! Выпустим на волю побольше разного зверья, и, если неприятель нападёт с востока, нужно будет только приказать лосям и оленям забодать их». После этого Ши-хуан оставил [эту мысль].
Когда на престол взошёл Эр Ши 29, он решил покрыть лаком городские стены. Ю Чжань сказал: «Прекрасно. Если бы вы, государь, не заговорили об этом, я сам бы это предложил. Хотя лакировать стены людям будет трудно и накладно, но какая же это будет красота! Покрытые лаком городские стены станут скользкими и сверкающими, неприятель не сможет на них взобраться 30. Правда, если за это взяться, то лак раздобыть легко, а вот где потом найти место, чтобы спрятаться [от этого блеска]?»
Эр Ши посмеялся и отказался [от этой затеи]. [Ю Чжань] жил благополучно. После того как Эр Ши был убит, он перешёл на сторону Хань и через несколько лет умер своей смертью.
Я, тайшигун, скажу так.
Чуньюй Кунь, возведя очи к небу, рассмеялся-и циский Вэй-ван вопреки всему мог делать то, что хотел. Ю Мэн встряхнул головой и запел -а разносивший на спине хворост получил надел. Ю Чжань громко крикнул возле перил-и страже вдвое сократили дежурство. Разве это не исключительные [люди]?!
Я, учитель Чу, скажу так.
Я счастлив, что благодаря знанию канонических произведений стал ланом и люблю читать то, о чём рассказывается в неофициальных биографиях 31. Внимательно рассмотрел [биографии тех, кто] не был уступчивым, и восстановил старинное повествование о мудрых советчиках в шести разделах, добавив то, что следует ниже. [Теперь] можно ознакомиться и восхититься смыслом [их деяний]. Этим предоставил возможность тем потомкам, у кого пробудится любопытство, прочитать о них, пережить волнения и получить удовольствие. [Я] дополнил написанное тайшигуном ещё тремя разделами.
Во времена У-ди жил пользовавшийся его расположением певец Го-шэжэнь. Хотя его слова и не были [отмечены] высшей мудростью, но они всегда забавляли повелителя. Когда У-ди был мал, его вскармливала матушка Хоу из Дунъу 32. Когда император вырос, он стал называть её «Главной кормилицей». Как-то в первую луну проводили аудиенцию, и огласили высочайший приказ, в котором повелевалось фавориту-любовнику Ма Ю-цину пожаловать кормилице пятьдесят штук шёлка, а также обеспечить её содержание 33. Кормилица написала императору: «Хотела бы получить через доверенное лицо какое-нибудь казённое поле». Император спросил: «Кормилица в самом деле желает этого?» И пожаловал ей [землю].
Все просьбы кормилицы исполнялись. Так, было дано повеление о выделении повозки, чтобы беспрепятственно перевозить её по имперским трактам. В то время все высокопоставленные вельможи относились к кормилице с почтением. А все её домочадцы, включая рабов и прислугу, вели себя в Чанъани грубо и бесцеремонно, на дорогах вытаскивали людей из повозок и срывали с них одежду. Когда об одном из таких случаев стало известно, терпеть больше не стали и передали дело в суд. Чиновники обратились [к императору] с просьбой выселить домочадцев кормилицы за пределы [столицы]. Запрос был одобрен.
Когда кормилица предстала [перед судьёй], тот прочитал постановление. Кормилица, увидев там Го-шэжэня, заплакала. Шэжэнь сказал: «Раз уж явилась и заслушала постановление, то быстро, не откладывая, нанеси визит благодарности [императору]». Кормилица, услышав такие слова, поблагодарила и ушла. Не откладывая, отправилась с визитом. Го-шэжэнь, [увидев её], громко обругал: «Ах ты мерзкая, глупая старуха! Чего притащилась?! Его величество уже вырос, зачем ему твоя грудь? Какие тут ещё визиты благодарности!»
Но потом государь её пожалел и издал указ о том, чтобы кормилицу не переселять, а тех [её домочадцев], кто нарушил законы, подвергнуть строгому наказанию.
Во времена У-ди жил цисец Дунфан-шэн по имени Шо. Он любил древние сочинения, разбирался в классических трактатах. О нём многое можно узнать из неофициальных повествований. Сразу после приезда в Чанъань Шо явился в [ведомство] гунчэ 34, где [хранились] донесения императору. Там в ожидании обработки [скопилось] три тысячи докладных записок. Гунчэ велел двоим служащим принести эти документы; те едва справились. Руководитель от лица императора велел прочитать их и оформить должным образом. [Шо] тут же на месте их систематизировал, в течение двух месяцев прочитал и после этого завершил оформление. Был издан указ о производстве его в ланы, он постоянно находился среди шичжунов. Не раз его приглашали на беседу с государем, который был вполне удовлетворён.
Так было до того времени, пока его не начали приглашать на пиры. В конце трапезы он клал за пазуху остатки мяса и уходил; одежда его была вся запачкана. Ему несколько раз жаловали тонкое белое шёлковое полотно и [другие] шёлковые ткани, всё это он взваливал на плечо и уходил. Но на себя не тратил ни пожалованных денег, ни шёлка. Жён брал из числа лучших девушек Чанъани, но обычно на один год, после этого отпускал и брал другую жену. Пожалованные деньги и ценности без остатка отдавал им. Все ланы из окружения государя почти в открытую называли его безумцем. Узнав об этом, государь сказал: «Когда Шо поручают заняться каким-либо вопросом, то [он], казалось бы, ничего не делая, умудряется всё исполнить. Разве может кто-нибудь [с ним] сравниться?!»
Шо поручался за своего сына и когда его назначили на должность лана, и когда его назначили помощником ечжэ, который вручает верительные знаки отъезжающим послам.
Когда Шо находился во дворце, [какой-то] лан сказал: «Все считают вас, сяньшэн, безумцем». Шо ответил: «Я и мне подобные, можно сказать, скрываемся от мира в императорском дворце, как люди древности укрывались высоко в горах». Изрядно напившись на одном из пиров, он спел такую песню:
[Я] заблудился в повседневной жизни,
Скрываюсь от мира за воротами Золотой лошади.
В лоне дворцовых покоев можно полностью укрыться от мира,
Зачем же уходить далеко в горы под крышу хижины?
Ворота Золотой лошади получили своё название от [скульптуры] бронзовой лошади, которая была установлена у входа в Управление дворцовых евнухов.
[Как-то] собрали всех боши перед дворцом и начали дискуссию на общие темы. [Один из них] сказал: «Су Цинь и Чжан И 35 брали на себя командование над десятью тысячами колесниц, исполняли обязанности цинов и сянов в столице, их благие деяния живут в веках. Ныне цзы и дафу совершенствуются в овладении [трудами, в которых описаны] правители прошлых эпох, восхищаются смыслом, который вложили в них мудрецы. Не сосчитать философов, цитирующих Ши[цзин] и Шу[цзин]. [Они] пишут на бамбуковых планках и на шёлке. Считают, что внутри морей им нет равных, их называют блестящими ораторами и мудрецами. И хотя они должны быть всецело преданы службе императору, дела день за днём откладываются, а решений приходится ждать годами. Получившему чин никак не стать шиланом; занявшему пост никак не стать чжи-цзи 36. Может ли поведение [чиновников] быть ещё более порочным? Почему так происходит?»
Учитель Дунфан сказал: «Это то, чего невозможно избежать. Тогда было одно время, теперь другое. Разве можно сравнивать! Ведь во времена Чжан И и Су Циня дом Чжоу находился в глубоком упадке, чжухоу не являлись на аудиенции, придерживались политики силы, воевали друг с другом. Тогда возникло двенадцать княжеств. Не было [устойчивых] союзов. Если удавалось привлечь [надёжных] служилых, то [княжество] становилось сильнее, если [их] теряли, то [оно] погибало. Когда [чиновники] говорили, к ним прислушивались; они перемещались и [быстро] делали карьеру. Их благодеяния распространялись и на будущие поколения, а потомки возвеличивали и почитали их.
Сейчас всё не так. Мудрый император находится наверху, его дэ нисходит на Поднебесную, чжухоу покорны, варвары всех четырёх сторон света завоёваны и управляемы. Земли вне пределов четырёх морей подобны циновке 37, всюду покой и стабильность. В Поднебесной царит гармония, и она подобна единой семье; выполнение [государственных дел] осуществляется столь же легко, как поворот ладони. Но одарённых и недостойных разве в чём-то отличают друг от друга? Благодаря размерам Поднебесной численность служилого люда сейчас велика, поэтому все помыслы и чаяния надобно посвящать им. [Ведь это] те, кто сплочён и, подобно спицам колеса, сходящимся в одном месте, стали единым целым. Не жалея сил, исполняют свой долг, даже если терпят недостаток в одежде и еде или утраты в семье. И если бы Чжан И и Су Цинь были рождены в наше время, [то они] ни за что не смогли бы добиться [сохранения] уклада жизни своего времени. Как бы они отнеслись к дворцовым евнухам и шиланам!?
Предание 38 гласит: "Если есть совершенномудрый, то в Поднебесной не будет бедствий-ведь нет ничего, на что не влияли бы его дарования. Если есть совершенномудрый, то верхи и низы живут в мире и согласии-ведь он ко всему может приложить свои усилия". Как говорится, разные времена-разные свершения. Разве выполняя свои служебные обязанности, они (Чжан И и Су Цинь) не добивались совершенства? В Ши[цзине] говорится: "Во дворце [бьют] в барабаны и колокола, звуки их разносятся далече" 39. "Журавли курлычат среди озёр, звуки достигают Небес" 40. Если бы они смогли добиться совершенства, то не стали бы сожалеть, что не добились славы!
[Циский] Тай-гун 41 исходил из человеколюбия и долга в течение семидесяти двух лет. Встретив [чжоуского] Вэнь-вана, смог претворить в жизнь его слова, получил надел в Ци. Прошло семьсот лет, а [его род] не прервался. Этот подданный неустанно, днём и ночью совершенствуясь в учении и воплощении в жизнь принципов дао, не позволял себе останавливаться. В наше время чиновники, оказавшись не у дел, возвышаются, как скалы, живут уединённо. Глядя вверх, подражают Сюй Ю 42, глядя вниз, учитывают пример Цзе Юя 43. В замыслах уподобляются Фань Ли, в преданности подражают Цзы-сюю 44. Поднебесная пребывает в мире и спокойствии, [чиновники] поддерживают друг друга исходя из понимания долга. [Но] достойных единомышленников мало. В сущности, так было всегда. Но как же вы можете в нас сомневаться?!»
После этого все учёные господа хранили молчание, не зная, что сказать.
На заднем дворе дворца Цзяньчжан 45 в пределах изгороди появилось некое существо, внешним видом напоминавшее лося. Узнав об этом, У-ди направился туда. Подошёл, чтобы лично осмотреть его. Расспросил тех, кто был в его свите многоопытен в делах и сведущ в канонах, но [про находку] никто ничего не мог сказать. [Государь] повелел Дунфан Шо осмотреть его. Шо сказал: «Я, ваш слуга, знаю, что это. Хотел бы, чтобы мне поднесли хорошего вина и вкусной еды. Тогда я всё расскажу». Государь повелел: «Быть по сему».
[Шо] сказал: «В неком месте есть казённое поле и рыбный прудик с камышовыми зарослями, в целом [площадью] в несколько цинов 46, [прошу] Ваше Величество пожаловать [это] мне, вашему слуге. Тогда я всё и расскажу». Государь повелел: «Быть по сему».
После этого Шо стал охотно рассказывать: «Этот [зверь] называется цзоуя 47. В будущем издалека на нашу сторону перейдут [племена], а предвестником этого является цзоуя. Его зубы, и передние и задние, стоят в ряд один к одному, не выдаются, поэтому его и называют "зубы-всадники"». Через год сто тысяч человек, подданных сюннуского Хуньсе-вана, пришли и сдались Хань. После этого Дунфан-шэну пожаловали много денег и ценных подарков.
В старости Шо, незадолго до своей смерти обращаясь [к У-ди] с увещеваниями, сказал.
«В Ши[цзине] читаем.
Синяя муха жужжит и жужжит,
Села она на плетень.
Знай, о любезнейший наш государь, Лжёт клеветник что ни день.
...Всякий предел клеветник потерял В розни и смуте страна 48.
Просил бы Ваше Величество удалить [от себя] льстецов, отринуть клеветников». Император изумился: «Неужели и сейчас Дунфан Шо может произносить столь доброжелательные слова?!» Прожив ещё недолго, Шо занемог и умер. Предание недаром гласит: «Когда птица при смерти, её крик печален, когда человек при смерти, его речи добры» 49.
Во времена У-ди дацзянцзюнь Вэй Цин, который являлся старшим братом Вэй-хоу 50, был пожалован титулом Чанпин-хоу. Во главе войска [он] был направлен нанести удар посюнну (123 г.). Достиг верховьев реки Юйу и, обезглавив захваченных пленных, повернул назад. Возвратился с победой, и согласно указу императора ему пожаловали тысячуцзиней золота. Когда военачальник выехал из ворот дворца, циский сяньшэн Дун Го, который [при дворе] был дайчжао 51 [на должность] гунчэ, преградил путь экипажу Вэя. Согнувшись в поклоне, сказал: «[Я] хотел бы обсудить [одно] дело».
Военачальник остановил повозку. Сяньшэн Дун Го, стоя рядом с повозкой, сказал: «Император лишь недавно оказал милость Ван-фужэнь, её семья бедна. Сейчас вы, военачальник, получили тысячу цзиней золота. Что, если вам половину дара передать родственникам Ван-фужэнь? 52 Когда государь узнает, он непременно обрадуется. Это было бы дальновидным поступком». Военачальник Вэй, поблагодарив его, сказал: «Сяньшэн подсказал мне, как совершить дальновидный поступок. Прошу вас [и далее] наставлять меня».
После этого военачальник Вэй передал пятьсот цзиней [золота] родственникам Ван-фужэнь. Ван-фужэнь сообщила об этом У-ди. Император сказал: «Дацзянцзюнь ранее не был известен такими [поступками]». И спросил его, кто подал ему эту идею. Тот ответил: «Её подал дайчжао сяньшэн Дун Го». Сяньшэну Дун Го указом был пожалован пост дувэя в одной из областей.
Являясь дайчжао [на должность] гунчэ, сяньшэн Дун Го в течение длительного времени очень бедствовал, голодал, страдал от холода, его одежда и обувь износились. [Даже] когда пошёл снег, носил обувь, у которой имелся верх, но не было подошвы-так он босиком ступал по земле. Прохожие смеялись, а сяньшэн Дун Го отвечал: «Когда идёт снег, незачем разглядывать следы от обуви. Разве подошва не может напоминать стопу человека?»
Позднее [он] был удостоен должности с [жалованьем в] две тысячи даней и тёмно-зелёным шнуром [с печатью]. Выйдя из дворцовых ворот, он отправился благодарить государя и вместе с другими чиновниками, которые ожидали назначения, совершил ритуал почитания духа дорог за столичными воротами. Пользовался известностью, создал себе имя, получив признание среди современников. Стал тем, кого называют «плохо одет, но талантлив». Когда он был беден, никто его не замечал, когда разбогател, то началась борьба за его расположение. Поговорка гласит: «Лошадь надо кормить, а служилому надо платить». Разве не об этом здесь говорится?
Ван-фужэнь тяжело заболела, государь пришёл к ней и спросил: «Когда сын станет ваном, куда бы ты хотела его отправить?» 53 Она ответила: «Я желала бы для него [город] Лоян». Государь сказал: «Это невозможно. Близ Лояна расположены оружейные склады и [зернохранилища] Аоцана 54, важнейшая застава в "горле Поднебесной" 55. В правление предшествующих императоров туда не было принято назначать ванов. К востоку от застав нет владения большего, чем Ци. Можно назначить его ваном в Ци». Ван-фужэнь, хлопнув себя ладонью по голове, воскликнула: «Это было бы большим счастьем». [Когда] Ван-фужэнь умерла, об этом было записано: «Ци-ван тайхоу почила».
В прошлом Ци-ван направил Чуньюй Куня поднести лебедей [правителю] Чу 56. Как только выехали за ворота и тронулись в путь, лебеди тут же разлетелись. И только в дороге обнаружили, что клетки пусты. Чтобы оправдаться, [Чуньюй Кунь] придумал некую хитрость и при встрече с чуским ваном сказал: «Циский ван направил меня поднести [вам] лебедей, но когда переправлялись через реку, лебеди нестерпимо захотели пить, их выпустили, чтобы напоить, а они взяли и улетели. Я хотел вспороть себе брюхо или повеситься, но испугался, что когда другие будут докладывать нашему вану о том, что произошло с этими птицами, им прикажут покончить с собой. Лебеди похожи друг на друга. [Но] пожелай я купить [новых] и подменить [улетевших], то лишился бы доверия нашего вана. Пожелай я бежать в другое княжество, я усложнил бы взаимоотношения двух государей. Вот почему я пришёл с повинной. Склоняю голову и признаю свою вину перед великим ваном». Чуский ван сказал: «Одобряю [ваш поступок]. Циский ван имеет поистине преданного слугу!» И щедро одарил его. Дар оказался вдвое дороже [стоимости] лебедей.
Во времена У-ди тайшоу [области] Бэйхай 57 вызвали ко двору. Служивший в качестве мелкого чиновника знаток классических текстов Ван-сяньшэн обратился к тайшоу, [попросив] оставить его при своей особе: «Я могу оказаться вам полезным». Тот дозволил, хотя в канцелярской характеристике, [поданной] гунцао 58, разъяснялось: «Ван-сяньшэн пристрастился к вину, много говорит, мало делает, опасаемся, что нельзя оставлять его при вашей особе». Тайшоу сказал: «Раз сяньшэн хочет, то нельзя ему препятствовать»,-и после этого [распорядился] оставить его при себе. По прибытии во дворец тот был назначен дайчжао при дворе наследника престола.
[Однажды] Ван-сяньшэн купил вина и весь день пил со старшим охранником. [Они] не заметили тайшоу, и когда тот вошёл, они повалились на колени, отбивая поклоны. [Ранее] Ван-сяньшэн сказал хулану: «Было бы хорошо, если бы ты мог криком предупредить, когда господин [тайшоу] подойдёт к воротам». Хулан крикнул, что идёт тайшоу. Тайшоувошёл, увидел Ван-сяньшэна. Ван-сяньшэн обратился к нему: «Сын Неба спросит вас, господин, как управляете Бэйхаем, что делаете для того, чтобы не было нарушителей закона? Что вы ему ответите?» Тот сказал: «[Отвечу], что отбираю мудрых и талантливых, каждого определяю на должность по его дарованиям, награждаю тех, кто хорошо работает, наказываю нерадивых». Ван-сяньшэн сказал: «Коль ответите так, то получится, что вы трубите о своих заслугах. Это неправильно. Предлагаю вам, господин, ответить: "Всё происходит не моими усилиями, а благодаря божественной одухотворённости, авторитету и военной мощи Вашего Величества"». Тайшоу сказал: «Согласен».
Когда ему повелели явиться, [он] вошёл в зал дворца, и [император] спросил: «Как управляешь Бэйхаем, как борешься с нарушителями закона?» [Тайшоу], склонив голову, ответил: «Всё происходит не моими усилиями, а только благодаря божественной одухотворённости, авторитету и военной мощи Вашего Величества». У-ди громко рассмеялся: «Вот как! Как это ты умудрился столь складно выразиться!? Кто тебя этому научил?» Тот ответил: «Один мелкий чиновник, знаток классических текстов». Император спросил: «Где он сейчас?» [Тайшоу] ответил: «За воротами дворцовой канцелярии». Был обнародован указ назначить Ван-сяньшэна на должность шуйхэнчэна, а тайшоу области Бэйхай-на должность шуйхэндувэя.
В преданиях сказано: «Прекрасными словами можно торговать, но превзойти других людей можно [лишь] достойными поступками 59. Благородные люди одаривают друг друга словами, а мелкие людишки-деньгами и вещами» 60.
Во времена вэйского Вэнь-хоу 61 Симэнь Бао 62 был назначен лином Е[сяня] 63. Бао прибыл в Е, собрал старейшин и расспросил, какие трудности испытывает народ. Старейшины сказали: «Мы страдаем от того, что отдаём в жёны [духу] Хэ-бо 64 наших женщин». Бао спросил о причинах. Ему ответили: «В Е саньлао и чиновники каждый год собирают подати с народа. Сумма собранного достигает нескольких миллионов [монет] 65, из них на выкуп женщин в жёны Хэ-бо уходит двести-триста тысяч. Шаманки распределяют [расходы] между всеми. В последний раз шаманка приметила девушку из бедной семьи и сказала, что она может стать женой Хэ-бо. Тогда её стали готовить к замужеству. Её вымыли, обрядили в новое шёлковое платье, заставили отказаться от еды. Для этого на берегу реки соорудили дом для поста, натянули пологи оранжевый и тёмно-красный, поместили туда девушку, а сами устроили пир с говядиной и вином. Он длился десять с лишним дней. Всем миром принарядили её, подготовили крытое циновками ложе, как для отдаваемой в замужество, велели девушке лечь и пустили ложе плыть по реке. Девушка проплыла несколько десятков ли и утонула. Те семьи, в которых были дочери, опасались, что главная шаманка заберёт дочерей для Хэ-бо, и потому многие увезли их как можно дальше. Город обезлюдел. Остались только бедняки. Чтобы собрать всех [убежавших], потребуется немало времени. Люди из народа говорят по-простому: "Если не дать Хэ-бо жены, то река разольётся и нас затопит!"» Симэнь Бао сказал: «Когда подойдёт время отдавать жену Хэ-бо, а саньлао, шаманки и отцы семейств приведут девочек к реке, пусть мне сообщат об этом, я тоже приду их проводить». Все ответили: «Так и сделаем».
Когда наступило время, Симэнь Бао пришёл к Хуанхэ. Пришли все-саньлао, чиновники, уважаемые люди, отцы семейств. Всего собралось две-три тысячи человек. [Руководила] пожилая шаманка семидесяти лет. Её ученицы привели десять девушек, которые были одеты в шёлковые нательные рубахи, и выстроили их за главной шаманкой. Симэнь Бао сказал: «Эй, Хэ-бо! Привели жён, посмотри же на эту красоту». После этого девушки вышли из-за полога. Бао посмотрел на них, затем сказал саньлао, шаманкам и отцам семейств: «Если девушки покажутся недостаточно красивыми, то пусть старшая шаманка соизволит сообщить Хэ-бо, что мы найдём ещё краше и пришлём на следующий день». После этого велел чиновникам взять главную шаманку и бросить её в реку.
Вскоре [он] сказал: «Почему же так долго нет старой шаманки? Отправим за ней ученицу». Тогда взяли одну из её учениц и бросили в реку. Вскоре [он] сказал: «Почему так долго нет ученицы? Отправим-ка к ним ещё одну!» И ещё одну ученицу бросили в реку. Так бросили в реку трёх учениц.
Симэнь Бао сказал: «Старая шаманка и её ученицы-женщины, они не могут объяснить суть дела, пусть саньлао сами отправятся и всё объяснят». Тогда взяли саньлао и бросили в реку. Симэнь Бао воткнул кисть в волосы за ухом, нагнулся пониже и так стоял лицом к реке довольно долго. Старейшины, чиновники, все наблюдавшие за происходящим были сильно напуганы. Симэнь Бао, повернувшись к ним, сказал: «Старая шаманка и саньлао не вернулись. Что же такое с ними случилось?» [Бао] хотел вслед за ними отправить по одному человеку из чиновников и уважаемых людей. Все потупились, а затем стали биться головой о землю, да так, что кровь потекла ручьями, а лица сделались бледными, как у покойников. Симэнь Бао сказал: «Ну что ж, пока их оставим». Затем Бао сказал: «Чиновники, встаньте! Объявите о том, что гости у Хэ-бо задержались надолго, а теперь все возвращаются по домам». И чиновники, и жители Е так перепугались, что с этого момента больше не смели говорить о том, что Хэ-бо требует жену.
Симэнь Бао отрядил людей на рытьё двенадцати каналов. Воды Хуанхэ пришли на поля. Но вначале, работая на рытье каналов, люди высказывали недовольство. Бао сказал: «Народ ещё испытает радость от результатов [тяжёлого труда], нельзя начинать с сомнений. Сейчас дети отцов семейств страдают, но через сто лет их потомки оценят мои слова». И поныне все пользуются теми каналами, народ живёт в достатке. Двенадцать каналов шли так, что оказались на пути [строящегося] императорского тракта. При Хань старшие чиновники думали возвести через них мосты. Но поскольку [каналы] были проложены слишком близко один от другого, это не представлялось возможным. Решили соединить каналы между собой, но в конце концов [предложили], чтобы на тракте один мост перекрывал три канала. Жители Е и старейшины не захотели следовать рекомендациям старших чиновников, считая, что всё сделанное Симэнь-цзюнем нельзя менять. Старшие чиновники в конце концов согласились с ними. Когда Симэнь Бао сталлином Е, его имя прославилось на всю Поднебесную, передавалось из поколения в поколение, не исчезло с течением времени. Разве можно не назвать его мудрым дафу!
Предание гласит: «Когда Цзы Чань управлял в Чжэн, народ был не способен на обман, когда Цзы-цзянь управлял в Шаньфу, народ не позволял себе обманывать, когда Симэнь Бао управлял в Е, народ не осмеливался обманывать» 66. Из этих трёх одарённых мужей разве кто-нибудь может быть назван самым мудрым? Только тот, кто сам занимается управлением, сумеет в этом разобраться.
Комментарии
1. Глава относится к категории групповых жизнеописаний (лэй чжуань) и в дошедшем до нашего времени состоянии отчётливо делится на две неравные части: меньшая принадлежит кисти Сыма Цяня, а несколько большая — интерполятору и комментатору Чу Шао-суню.
Наш перевод бинома хуацзи в названии главы требует пояснений. В. М. Алексеев перевёл его как «Отдельное повествование о скользких говорунах» [Алексеев, 1958, с. 107], Т. Покора — «ироничные критики» [Pokora, 1971, № 4-5; 1972, с. 122; 1973, с. 20]. Хуа имеет значение «скользкий, увёртливый, изворотливый; хитрый; лукавый», цзи — «быть одинаковым». Но как бином хуацзи может иметь значение «быть острословом» или «быть остроумным». Заметим, что комментарий Соинь трактует эти знаки следующим образом: «...слово хуа здесь имеет значение "сеять смуту", цзи — "единое, общее", — и поясняет: ...ловкачи говорят ложь так, что она напоминает правду, говорят правду так, как будто лгут. Их слова могут привести к смуте и разногласиям» [ШЦ, т. VI, с. 3197]. Легко заметить, что в предложенных переводах заглавия главы и в комментариях присутствует негативная окраска образа героев, но из текста памятника это никак не следует. Чуньюй Кунь и другие — явно положительные фигуры, нередко игравшие конструктивную роль в истории своих княжеств, их советы были не только ироничны и остроумны, но порой поистине мудры. Поэтому, отходя от буквальных значений словарных статей и толкований комментаторов, которые создавались значительно позже Ши цзи, мы считаем необходимым перевести название главы как «Жизнеописания остроумных [советчиков]». Стоит также отметить, что по не вполне ясным причинам между первой половиной главы, приписываемой кисти Сыма Цяня, и второй половиной, определённо созданной Чу Шао-сунем, видны существенные смысловые различия. Если у Сыма Цяня персонажи действуют преимущественно в интересах государства или окружающих, то героев Чу Шао-суня больше занимает личный интерес, собственная выгода. К тому же интерполятор нарушил и «закон эпигонства»: его истории выглядят много бледнее, чем у Сыма Цяня.
Имеется перевод части главы на русский язык, выполненный В. М. Алексеевым [Алексеев, 1958, с. 107-111], переводы на английский язык: [Scott and Dolby]; [Selections from Records, 1979]; [Selections from'Records, 2002]. На байхуа глава была переведена Лю Бэньдуном [БХШЦ, т. III, с. 1675-1688].
Первоначальные версии нашего перевода выполнены А. М. Карапетьянцем (текст Сыма Цяня) и М. Ю. Ульяновым (интерполяция Чу Шао-суня), доработка, редактирование и комментарии ко всей главе выполнены А. Р. Вяткиным и М. Ю. Ульяновым.
2. Здесь перечислены шесть конфуцианских канонов. В сохранившемся до настоящего времени собрании изречений Конфуция Лунь юй данного высказывания нет. Возможно, эта фраза восходит к иной, отличной от современной, версии памятника.
3. Чуньюй Кунь (ок. 386-310) — один из видных мыслителей периода Чжаньго, жил при дворе циского Вэй-вана. Упомянут в главах 44, 46 и 74 Ши цзи [Истзап, т. VI, с. 87, 114-115; т. VII, с. 170-172]. Признанный авторитет школы цзися.
Словом чжуйсюй (букв. «перешедший в дом родителей жены зять», «примак») обозначали разновидность домашних «работников», женой которого становилась дочь хозяина. У многих народов был распространён обычай, когда зять переселялся к родителям жены и какое-то время, пока не обзаводился своим хозяйством, работал на них. О том, как происходило возвышение Чуньюй Куя и как он оказался при писком дворе, не известно.
4. Чи — мера длины. Современный уровень наших представлений о древней китайской метрологии не позволяет вынести однозначное суждение о величине чи. По разным источникам, его длина могла составлять в период Чжаньго от 19,9 до 27,6 см [Кроль, Романовский, с. 222, 224]. Исследователи в КНР склоняются к величине в 23,1 см, рассчитанной ещё в первой трети XX в. американским синологом Х. Х. Дабсом и нашедшей подтверждение в материалах археологических исследований последних десятилетий (см. [Ханьюй дацыдянь, т. 3, с. 7761]; [Dubs, с. 276-280]). Если принять этот «средний» вариант, то рост Чуньюй Куня составит около 162 см.
5. Правление циского Вэй-вана (378-343) описано в гл. 46 Ши цзи [Истзап, т. VI, с. 113-117]. Приход к власти и первые годы правления Вэй-вана проходили в условиях вынужденного компромисса с представителями родовой знати, которые сосредоточили власть в своих руках. В 370 г. ему удалось переломить ситуацию и стать полноправным государем. Если верить тексту данной главы, ему в этом помог Чуньюй Кунь, подсказав точное время начала решительных действий. Однако в гл. 46 следов столь благотворного вмешательства нет, поэтому резонно предположить здесь легенду апокрифического толка, созданную, как всегда, с назидательнопросветительской целью.
6. Предполагается, что циский правитель понял: у него есть преданный советник, который имеет эффективный план действий. О сути этого плана нет ни слова, но последующее изложение должно убедить читателя, что государь начал реализовывать план Чуньюй Куня. Стоит отметить, что такую же притчу-загадку — с незначительными вариациями — Сыма Цянь вложил в уста Су Цуна, сановника чуского Чжуан-вана (613-591), причём с похожими позитивными последствиями (см. [Истзап, т. V, гл. 40, с. 187]). Либо это был «бродячий сюжет», либо историк просто забыл о том, что уже приписал эти слова другому герою.
7. Подробнее эти события правления циского Вэй-вана изложены в гл. 46 Ши цзи (см. [Истзап, т. VI, с. 113]). В данной части текста есть некоторая модернизация. Говоря о правителях уездов (сяньлин), Сыма Цянь, вероятнее всего, опирался на реалии более позднего периода Хань (см. [Чжунго лидай чжигуань цыдянь, с. 157]). Ведь уезды во главе с сяньлинами начали формироваться в княжестве Цинь в ходе реформ Шан Яна, происходивших в 356-350 гг., т.е. на несколько лет позже описанных здесь событий в княжестве Ци. В период Чжаньго уезды возникли также в молодых княжествах на Великой равнине — Вэй (новое), Хань, Чжао.
8. Внешнеполитическая обстановка и внутренняя ситуация в княжестве кардинально изменились, что получило впечатляющее, хотя и несколько приукрашенное отображение в тексте гл. 46: «В результате княжество Ци усилилось и заставило всех трепетать от страха. Все [чиновники княжества] не осмеливались приукрашивать свои дела, аккуратно исполняли свои обязанности. Княжество Ци стало хорошо управляться; чжухоу, узнав об этом, больше не решались нападать на Ци. Так продолжалось более двадцати лет» [Истзап, T.VI, гл. 46, с. 113].
9. Об этих событиях в других главах Ши цзи ничего не сказано.
10. Эту молитву акад. В. М. Алексеев в смелой стихотворной форме передал так:
С чашку малый бугорок,
да даст мне полный коробок!
На грязце, да на болоте
целый воз моей заботе!
Пять хлебов обильно да взрастут,
полный дом богатства будет тут.
[Алексеев, 1958, с. 109].
11. Чуньюй Кунь смог найти подход к правителю Чжао Чэн-хоу (374-350), который вёл активную завоевательную политику, легко заключал и разрывал союзы, достаточно успешно воевал на всех направлениях (см. [Истзап, т. VI, гл. 43, с. 58-59]). По всей видимости, он придавал большое значение военной добыче, и только ценные дары могли убедить его оказать помощь Ци. Приняв подношения, правитель Чжао направил значительные силы, которые гарантировали бы полную победу. Ещё одной причиной отвода чуских войск могла стать успешная военная операция княжества Вэй, войска которого в то же самое время сумели захватить чуский город Луян (см. [Истзап, т. V, гл. 40, с. 202]).
12. Доу — мера объёма жидких и сыпучих тел. Со временем претерпевала значительные изменения: в эпоху Чжоу составляла от 0,8 до 1,9 л; при западноханьской династии увеличилась до 3,4 л. Дань — мера веса, обладавшая относительной стабильностью с эпохи Чжоу (ок. 30 кг) и до конца восточноханьской династии (ок. 27 кг).
13. Любо или лубо — распространённая в древности игра, в которой принимали участие два человека. В период Чжаньго пользовалась очень большой популярностью. Благодаря сохранившимся доскам из Чу и скульптуркам западноханьского времени можно узнать, что играли на двух досках, которые лежали рядом друг с другом. Одна доска была большего размера, с разметкой посередине, другая — меньшего, с разметкой по всему полю. Первая — квадратная, вторая — узкая, вытянутая. Число ходов определялось выбрасыванием костей. Оба партнёра в зависимости от результата броска могли удалять фишки противника с доски. Рядом с одной из досок помещалась чаша, в которую складывали снятые фишки. Игра упоминается в гл. 69 Ши цзи [Истзап, т. VII, с. 104, 338].
14. Вид древней застольной игры.
15. Не очень ясно, после чего прошло сто лет. Явно не от описанных выше событий, поскольку последующие эпизоды имели место несколько столетий ранее — в правление чуского Чжуан-вана (см. ниже). Здесь или ошибка, или лакуна в тексте.
16. Следовательно, его рост достигал 185 см, т.е. он был для своего времени очень высоким человеком.
17. Формула представления героя повторилась. Как и в случае с Чуньюй Кунем, сначала указан рост, затем участие в придворных обсуждениях, которые сопровождали принятие важных государственных решений. Выражение фэнцзянь, означающее «деликатно, дипломатично, намёком увещевать» своего государя, чтобы подтолкнуть его к принятию верного решения, также использовалось выше, в завершении финальной речи Чуньюй Куня перед циским Вэй-ваном. Потом это выражение встречается в большинстве биографий чиновников в нормативных (династийных) историях вплоть до XX в.
18. О чуском Чжуан-ване см. гл. 40 Ши цзи [Истзап, т. V, с. 187-190]. Ситуация в начале его правления, как уже говорилось, имеет много общего с описанным выше началом правления циского Вэй-вана.
19. Здесь названы княжества периода Чжаньго-Чжао, Хань и Вэй, которые официально появились после 403 г. до н.э. В комментарии Соинь это объясняется тем, что данные высказывания в уста Ю Мэна вложены авторами периода Чжаньго и отражали реалии их времени.
20. Речь идёт о приправах, придающих блюду дополнительный вкус и аромат.
21. Если этот факт воспринимать буквально, то он может говорить о том, что мясо падших животных употреблялось в пищу.
22. Тайгуань — старший стольник (заведующий дворцовым столом). Явная модернизация эпизода, поскольку должность стольника известна лишь с периода Цинь.
23. Сунь Шу-ао — сян в княжестве Чу в правление Чжуан-вана. О нём подробнее см. гл. 119. Благодаря его деятельности чуский правитель в 597 г. стал гегемоном на семь лет — до конца своего правления.
24. Поэтический перевод Марии Фаликман, автора нескольких сборников стихов, члена Союза писателей Москвы.
25. Циньцю — город в Чу, располагался на территории совр. уезда Линьцюань пров. Хэнань.
26. Между правлением чуского Чжуан-вана и Цинь Ши-хуана прошло более 300 лет, поэтому хронология данного фрагмента носит условный характер.
27. Здесь Ю Чжань задал своим словам некую ритмичность, рифмуя слова и «польза» и ли «стоять».
28. Застава Ханьгу располагалась в теснине реки Хуанхэ после её поворота на восток и традиционно являлась восточными воротами в основные земли царства Цинь; Юн и Чэньцан — уездные центры, располагавшиеся в западной части долины реки Вэйхэ (см. карту II, А1). Таким образом, этот заказник занял бы огромную часть сельскохозяйственных земель, что нанесло бы княжеству непоправимый экономический ущерб.
29. Эр Ши — один из младших сыновей Цинь Ши-хуана. Был возведён на престол временщиком Чжао Гао в 209 г. и им же был свергнут в 207 г. (см. [Истзап, т. II, гл. 6, с. 86-97]).
30. Перевод фразы представляет определённые трудности, так как лексические ресурсы БКРС не дают возможностей для вразумительной её трактовки. Нам пришлось использовать ту интерпретацию текста, которую предложил Лю Бэньдун [БХШЦ, т. III, с. 1679].
31. Неофициальными биографиями (вайцзя чжуань), согласно комментарию Соинь, называли сочинения биографического характера, которые не были включены в число канонических для ханьской эпохи [ШЦ, т. VI, с. 3203].
32. Согласно комментарию Чжэнъи, Дунъу — это название уезда [ШЦ, т. VI, с. 3204]. Город Дунъу был центром области Ланъе (см. карту I, В2). Хоу — фамилия кормилицы, и поскольку она происходила из рода Го, то, видимо, певец Го-шэжэнь был её родственником.
33. Можно предположить, что Чу Шао-сунь видел этот приказ, по которому будущий император обеспечивал кормилицу едой и одеждой через доверенное лицо, т.е. неофициально.
34. Гунчэ (имеется в виду гунчэ сымалин) — начальник ведомства Дянь сыма мэнь, в обязанности которого входила организация ночного патрулирования на территории дворца, охрана ворот и т.п. Через этот же приказ шли все доклады на высочайшее имя от чиновников и населения, дань и подарки, привозившиеся из разных областей и других стран. Кроме того, гунчэ занимался отбором кандидатов на государственную службу (см. [Чжунго лидай чжигуань цыдянь, с. 33]).
35. Су Цинь и Чжан И — политики, дипломаты, стратеги периода Чжаньго (453-221). Оба являлись учениками философа Гуй Гу-цзы. Первому посвящена гл. 69 Ши цзи [Истзап, т. VII, с. 95-119], второму — гл. 70 [там же, с. 120-142].
36. Здесь критикуется бюрократическая волокита, из-за которой человек, выполняя возросшие обязанности, на новом посту был вынужден долго ждать, прежде чем официально получит чин, к этому посту прилагающийся.
37. Сравнение с циновкой преследует цель показать безусловную и лёгкую управляемость окраинных земель, поскольку восходит к выражению сицзюань — «свернуть как циновку».
38. В тексте Чу Шао-суня иногда встречается слово чуань, которое мы переводим как «предание». Часто после него следует фрагмент некоего письменного сочинения, находившегося в распоряжении автора, и мы, когда возможно, стараемся определить название такого сочинения. В данном случае имеется в виду Дакэнань («Ответы Кэ Наню»), труд Дунфан Шо, который сохранился в антологии Вэнь сюань (гл. 45).
39. Строки из оды «Беленький цветок» (Байхуа) раздела «Малые оды» Шицзина. Перевод заглавия в классическом издании А. А. Штукина выглядит иначе: «Ода отвергнутой жены». По иному и, на наш взгляд, также не слишком удачно звучит и текст: «Бьют барабаны и в колокол здесь, во дворце, / Слышны, однако, снаружи удары и звон» [Шицзин, с. 320]. К тому же не исключено, что в первой строке — тривиальная опечатка: перед словом «барабаны» пропущен предлог «в».
40. Строки из оды «Журавли курлычат» (Хэмин) раздела «Малые оды» Шицзина. В не слишком удачном, на наш взгляд, переводе А. А. Штукина — «Противоречия»: «Кричит журавль меж девяти болот, / Но слышен крик его среди полей» [Шицзин, с. 234].
41. Тай-гун — основатель рода правителей сначала владения Ци (в период Западное Чжоу), затем (в периоды Чуньцю, Чжаньго) — княжества Ци (см. карту I, В2). О его встрече с чжоуским Вэнь-ваном рассказано в гл. 32 Ши цзи [Истзап, т. V, с. 39].
42. Сюй Ю — легендарная личность, младший современник столь же легендарного императора Яо (2357-2258); прославился скромностью и добровольным отказом от императорской власти.
43. Цзе Юй — чуский мудрец, жил во втор. пол. VI — начале V в. до н.э. Спасаясь от интриг чуского двора, притворился сумасшедшим и стал отшельником. Прославился своей случайной встречей с Конфуцием, во время которой весьма критически оценил некоторые поступки великого философа (см. [Истзап, т. VI, гл. 47, с. 143, 329]).
44. Фань Ли — мудрый советник юэского вана Гоу Цзяня (496-465). Помог ему одержать победу над царством У, но, зная вероломство вана, бежал в Ци, где сменил имя, занялся торговлей и сильно разбогател (см. [Истзап, т. VI, гл. 41, с. 16-18, 21, 24-27]). Цзы-сюй (полностью — У Цзы-сюй) — сановник при дворе чуского Пин-вана (527-516), затем (с 522 г.) верно служил ускому вану, стал жертвой интриг и неблагодарности правителя. Упомянут во многих главах Ши цзи; его жизнеописание помещено в гл. 66 [Истзап, T.VII, с. 56-65]. В исторической традиции считался идеалом почтительного сына.
45. Цзяньчжан — загородный дворец, находился к северо-западу от Чанъани.
46. Цин — мера земельной площади, в западноханьский период равнялась 6,6 га (см. [Кроль, Романовский, с. 237]).
47. Цзоуя («всадники+зубы») — вероятнее всего, фонетическая запись названия мифического существа, которая не несёт словарного значения. Возможно, то же, что и «белый тигр» цзоуюй [Чжунго шэньхуа чуаньшо цыдянь, с. 256]. Ниже будут обыграны буквальные значения иероглифов.
48. Строки из оды Шицзина «Синяя муха» (Цин ин) раздела «Малые оды» [Шицзин, с. 304].
49. Цитата из Лунь юя, гл. 8, высказывание 4, перевод П. С. Попова с уточнениями М. Ю. Ульянова [Беседы и суждения, с. 268].
50. Вэй-хоу (Вэй Цзы-фу) — старшая сестра полководца Вэй Цина, в 139 г. была взята во дворец и стала наложницей императора У-ди, в 128 г. родила сына и была провозглашена императрицей.
51. Дайчжао (букв. «ожидающий повеления») — при Западной Хань чиновник, назначенный на должность, но ещё не получивший официального подтверждения.
52. Этот эпизод уже был описан в гл. 111, но с другими именами и деталями (см. коммент. 55 к гл. 111).
53. Здесь говорится о даровании в правление удельного владения.
54. Аоцан — место расположения огромных зернохранилищ примерно в 100 км к северо-востоку от Лояна. Они были построены ещё во времена империи Цинь (см. карту II, Б1).
55. Речь идёт о древней и стратегически важнейшей заставе Ханьгу, расположенной в 200 км к западу от Лояна (см. также коммент. 28).
56. Краткие упоминания об этом эпизоде есть и в некоторых других западноханьских источниках (Хань ши вай чжуань Хань Иня, гл. 10; Шо-янь, гл. 12), но детали различаются. Например, Чуньюй Кунь в них не упомянут.
57. Согласно комментарию Соинь, в текст Чу Шао-суня вкралась ошибка: по данным Хань шу описанный эпизод относится к правлению императора Сюань-ди (74-48) и в нём был задействован тайшоу области Бохай по имени Гун Суй [ШЦ, т. VI, с. 3210], т.е. события происходили уже после смерти Сыма Цяня.
58. Гунцао — мелкая чиновничья должность в канцелярии тайвэя; отвечал за отбор и представление к вознаграждению тех, кто в чём-либо отличился [Чжунго лидай чжигуань цыдянь, с. 34, 154].
59. Фраза представляет собой цитату из сочинения Лао-цзы Даодэцзин, гл. 62. Как известно, текст этого широко известного памятника китайской цивилизации весьма сложен для интерпретации, а следовательно, и для перевода. Наш перевод стремится отразить два важнейших момента: 1) удержать смысл в поле нравственных императивов; 2) сохранить противопоставления первой части и второй: торговлю — высоконравственному поведению, слова — поступкам. Объективные сложности перевода и неоднозначность трактовок привели в отечественной синологии к изрядному разнобою в понимании данной фразы. Из почти двух десятков русских переводов Даодэцзина мы предлагаем вниманию читателя четыре варианта, отличающиеся от приведённого нами в тексте Ши цзи. Ян Хин-шун: «Красивые слова можно произносить публично, доброе поведение можно распространять на людей» [Древнекитайская философия, т. 1, с. 133]. Б. Б. Виногродский: «Красивые слова подходят для базаров. Благородные поступки нужны для репутации» [Антология даосской философии, с. 56]. И. С. Лисевич: «Изящные слова могут быть куплены ценою. Добрые поступки могут быть совершаемы всеми» [Лао-цзы, с. 278]. М. Ю. Ульянов предлагал ещё один вариант: «Благодаря прекрасным речам можно заключать сделки; благодаря почтительному поведению можно возвыситься над людьми».
60. Вторая половина цитаты из «преданий» весьма афористична, но обнаружить её литературный или философский источник нам не удалось.
61. Вэнь-хоу — правитель Вэй, одного из крупнейших княжеств периода Чжаньго, земли которого располагались в центре Великой равнины. Даты правления в источниках расходятся. В науке утвердилась версия Чжу шу цзи нянь — 445-396 гг. до н.э. [Бамбуковые анналы, с. 127, 270], в Ши цзи указываются иные даты — 424-387 гг. до н.э. [Истзап, т. III, гл. 15, с. 244, 256; т. VI, гл. 44, с. 81-82,408].
62. Симэнь Бао (втор. пол. V в. до н.э.) — известный политический деятель царства Вэй. Его деяния упоминаются во многих источниках: Шо юань (главы Чэньшу и Чжэн ли), Хань Фэй-цзы, Хуайнань-цзы, Люй-ши чунь-цю, Чжаньго цэ, Хань шу, в главах 29 и 44 Ши цзи. Исследованию данного фрагмента гл. 126 посвящена обстоятельная статья Т. Покоры [Pokora, 1981; 1982].
63. Уезд Есянь в период Чжаньго располагался на севере вэйских владений южнее стены, которая отделяла земли Вэй от Чжао. Одноимённая столица уезда находилась на правом берегу реки Чжаншуй, левого притока Хуанхэ (см. карту I, Б2). Задача чиновника могла заключаться в организации землеустроительных работ, а из-за изменений русла Хуанхэ (одно из русел пролегало восточнее Есяня), наличия заболоченных пространств и т.п. эта задача была весьма непростой. Таким образом, это было ответственное назначение: лин должен был организовывать охрану границы с царством Чжао и осваивать новые земли.
64. В комментарии Чжэнъи сказано о том, что в прошлом Хэ-бо был человеком из города Хуаинь, волости Тун, его фамилия — Фэн, имя — И. Он утонул во время купания в Хуанхэ и стал духом этой реки [ШЦ, т. VI, с. 3211]. Вероятнее всего, в этом объяснении отражена раннесредневековая модернизация, а сам культ духа — покровителя Реки восходит к глубокой древности.
65. В тексте указаны только цифры. Можно предположить, что речь идёт о монетах царства Вэй.
66. Источник данной цитаты обнаружить не удалось.
